Pandukht Posted September 27, 2011 Author Report Share Posted September 27, 2011 Человек на все времена Очерк об академике Николае Ениколопове Выдающийся ученый и организатор науки, всемирно известный физико-химик академик Николай Сергеевич Ениколопов (Ениколопян) родился 13 марта 1924 г. в столице Нагорного Карабаха — Степанакерте. После окончания армянской средней школы на родине Ениколопов в 1940 г. поступает на химико-технологический факультет Ереванского политехнического института (ныне Армянский государственный инженерный университет). Первые научные шаги Ениколопов сделал под руководством основателя армянской физико-химической школы замечательного ученого Левона Александровича Ротиняна. По его же рекомендации Ениколопов в 1946 г. был направлен в Москву. С 1946 по 1949 годы Ениколопов — аспирант в знаменитом Институте химической физики АН СССР, где под руководством будущего Нобелевского лауреата академика Н. Н. Семенова и профессора А. Б. Налбандяна выполняет научное исследование и в 1949 г. в возрасте 25 лет защищает кандидатскую диссертацию на тему: «Механизм низкотемпературного окисления оксида углерода». В годы аспирантуры Ениколопов слушал лекции знаменитых ученых: В. Н. Кондратьева, В. В. Воеводского, Д. А. Франк-Каменецкого, Я. Б. Зельдвича. В Институте химфизики Ениколопов прошел все ступени научной карьеры — от младшего научного сотрудника до заведующего лабораторией. Одновременно Ениколопов читал лекции по химической кинетике в Московском физико-техническом институте, сначала как доцент, затем профессор с 1961 по 1993 годы. После защиты в 1960 г. докторской диссертации «Кинетические особенности сложных цепных реакций окисления углеводородов» Ениколопов вскоре избирается членом-корр. АН СССР (1966), а затем — академиком (1976). Научная и научно-организационная деятельность Ениколопова на протяжении 40 лет была связана с Институтом химфизики АН СССР, в котором он работал вместе со своим учителем и неизменным другом академиком Н. Н. Семеновым. В 1985 г. Ениколопов основал Институт синтетических полимерных материалов АН СССР, директором которого он состоял до своей скоропостижной смерти 22 января 1993 г. в Гейдельберге (Германия). Решением Президиума Российской АН в 1998 г. Институту было присвоено имя академика Ениколопова — Институт синтетических полимерных материалов имени академика Н. С. Ениколопова РАН. Академик Ениколопов автор свыше 1000 научных трудов, в том числе 9 монографий, трех открытий. Многие его труды переведены и изданы на иностранных языках. Живя постоянно в Москве, Ениколопов не порывал творческих и дружеских связей со своей исторической Родиной — Арменией и Нагорным Карабахом. Он много сделал для развития химической науки и промышленности Армении. Подготовленные им ученые возглавили научные центры, кафедры и лаборатории в вузах Армении. Он регулярно выезжал в Армению для чтения лекций в АН Армении, в институтах Еревана. Ениколопов предостерегал правительство Армении от поспешного закрытия предприятий и заводов — основы национальной промышленности. Он всячески оберегал, защищал и укреплял традиционные дружеские и взаимополезные научные связи Армении и России, духовные и культурные связи между армянским и русским народами. Ениколопов пользовался международным авторитетом как ученый и личность. Начиная с 1957 г. он участник многих Международных научных конференций, конгрессов, симпозиумов по макромолекулярной химии. В зарубежных университетах он читал лекции по цепным реакциям в химии, по кинетике и полимерам, композиционным материалам. С научными, научно-организационными и культурными целями Ениколопов неоднократно выезжал в Чехословакию, Японию, Болгарию, Францию, Германию, США, Швейцарию, Швецию, Польшу, Мексику, Италию, Бразилию. Ениколопов был активным участником Пагуошского движения ученых за мир и разоружение. Он участвовал в работе Международной конференции во Франции, посвященной годовщине землетрясения в Армении (1989), а также первого Всемирного конгресса инженеров и ученых армянского происхождения в США (1989). Основные труды Ениколопова посвящены новой области химической науки — химии полимеров. Созданная Ениколоповым научная школа в области полимеров пользуется широкой известностью как у нас, так и за рубежом. Под руководством Ениколопова выполнены более 50 докторских и 200 кандидатских диссертаций. Он был председателем Научного совета по синтетическим полимерным материалам при Президиуме РАН. Как председатель комиссии по решению судьбы залива Кара-Богаз-Гол Ениколопов сделал много для предотвращения экологической катастрофы в регионе Каспия и спасения уникального природного объекта. Его активное участие в решении планетарных экологических проблем было отмечено Международными премиями. Академик Н. С. Ениколопов оставил большое научное наследство и добрую память о себе как редкого обаяния человек. В юбилейном сборнике, посвященном 75-летию ученого, академик-секретарь Отделения химии и наук о материалах академик В. А. Кабанов пишет: «Проходит время, но многие идеи и результаты, полученные Ениколоповым, не только уходят в историю науки, но и обретают новую жизнь, становятся более современными и востребованными. Он был одним из первых крупных физико-химиков, осознавших важность решения планетарных экологических проблем. В нем органически сочеталась любовь к Армении и России. Он был истинным ученым и гражданином». Из книги «Воспоминаний» уместно привести свидетельства ученых, знавших Ениколопова и характеризующих замечательную и обаятельную личность академика Н. С. Ениколопова — ученого и человека. «Я познакомился с Николаем Сергеевичем в 1957 г., — пишет вице-президент РАН, академик Н. А. Платэ. — Уже тогда можно было ясно видеть, что Николай Сергеевич — это человек незаурядный, а наиболее проницательные люди могли бы и предсказать ему большое будущее... Вопросы, которые задавал этот блестящий ученик Н. Н. Семенова, были под стать своему учителю — быстрые, острые, как удары сабли или рапиры, и на них надо было давать такой же быстрый и четкий ответ. С того 1957 года и началось наше знакомство, которое быстро переросло в личную дружбу. Одной из характерных черт Николая Сергеевича было его феноменальное человеческое обаяние. Вокруг Ениколопова всегда было активнейшее биополе. Противостоять его человеческому обаянию было невозможно. А как друг он был совершенно незаменимый и, я бы сказал, порядочный. Любил своих друзей и если мог что-нибудь сделать для них в минуту жизни трудную, то всегда самоотверженно это делал, чего бы это ему ни стоило. В 1966 г. мы с Ениколоповым оказались на симпозиуме в чудесном городе Ереване. Для меня это было первое посещение Армении, и я с удовольствием вспоминаю, как Николай Сергеевич открывал для меня Ереван. Мне казалось, он знает про Ереван и свою родину абсолютно все и готов щедро делиться этим знанием с друзьями». Ученик Ениколопова, академик А. А. Берлин вспоминает: «Николай Сергеевич обладал исключительно глубоким умом и потрясающей научной интуицией. Именно это позволяло ему видеть в любом, даже давно известном, факте нечто новое, то, что другие не видели и еще долго не увидят. Осталось много благодарных ему людей, которые всегда будут его помнить и передавать память о нем следующим поколениям». Академик А. Г. Мержанов: «Мне нравилось теплое отношение Николая Сергеевича к семье. Всегда трогательно относился он к Мадлен Григорьевне. Он как-то сказал мне: «Ученый, чтобы продлить жизнь в науке, должен сменить либо тематику, либо жену. Я сменил тематику. А многие меняют жен. А некоторые нахалы делают и то, и другое». У Николая Сергеевича сильно было развито «армянское начало». Родившись в Нагорном Карабахе, он преданно относился ко всякому армянскому. Так, в 1971 г. по его инициативе в Ереване в Институте химической физики АН Арм. ССР был создан сектор по самораспространяющемуся высокотемпературному синтезу, известный в мире своими оригинальными исследованиями в области синтеза гидридов... Николай Сергеевич очень любил играть в нарды, был сильным игроком. И часто в домашних условиях научные обсуждения кончались сражениями за доской». Профессор Г. Е. Заиков рассказывает: «Как-то Николай Сергеевич вспоминал: «Гена! Моя жизнь все время связана с открытиями. И самое большое для меня открытие — это количество моих родственников, которое теперь у меня есть. Когда моего отца расстреляли и мы жили очень бедно с мамой, то никто и никогда не приходил к нам домой... Я был уверен, что мы одиноки и у нас нет ни одного родственника на всем белом свете. Потом я приехал в Москву, поступил в Институт химфизики и стал кандидатом наук. Тут родственники стали появляться, их количество стало равно количеству жителей нашего села. Когда я стал доктором наук, то я понял, что весь Ереван — это мои родственники. Все они весело, всей гурьбой приехали ко мне в Москву в гости. Мой дом превратился в гостиницу. Когда меня избрали членом-корреспондентом АН СССР, мне показалось, что все жители Армении — это мои родственники. Но когда я стал академиком, то у меня уже не было никаких сомнений, что мои родственники — армяне со всего белого света». Профессор Политехнического института (Нью-Йорк, США) Шелдон Атлас: «Профессор Ениколопов был настоящим гигантом среди ученых-полимерщиков всего мира. Его работы и научные достижения хорошо известны, многие коллеги засвидетельствуют фундаментальное значение его работ. Нашему покойному другу была характерна человечность и доброта. Для меня честь внести вклад в воспоминания о выдающейся личности, профессоре Николае Сергеевиче Ениколопове — Человеке на все времена». Профессор Рольф Шульц (университет Майнца, ФРГ): «Имя профессора Ениколопова воскрешает в нашей памяти выдающегося человека, обладающего блестящим умом и оригинальным чувством юмора. Нам всегда доставляло огромное удовольствие принимать его у себя в университетах Дармштадта и Майнца. Даже критические замечания он умел подать так, чтобы это было скорее забавно, чем обидно. Он гордился своей страной и хотел, чтобы о ней знали всюду... При посещении музея Гутенберга в Майнце, где собраны известные образцы старинных печатных изданий и техники, профессор Ениколопов был восхищен прекрасной коллекцией старинных рукописных и великолепно украшенных Библий и немного огорчен тем, что там не было копии старинной Библии на армянском языке. Наверное, он был бы счастлив, узнав, что один профессор Майнцского университета недавно обнаружил старейшую армянскую Библию (XII век) в одной из библиотек Польши. Эта драгоценная книга была реставрирована в лабораториях музея Гутенберга и на короткое время экспонирована перед ее возвращением в Польшу». Нора Григорьян, доктор медицинских наук Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted October 14, 2011 Author Report Share Posted October 14, 2011 Его свеча горела до конца Завершилась земная жизнь известного прозаика, выдающегося переводчика и интеллигентнейшего армянина Карписа Суреняна (Саркавагян). Его знали и любили буквально все. И не только как писателя, переводчика, но и как доброжелательного, демократичного человека, всегда открытого для общения. Рассказы и эссе Карписа Суреняна переведены на русский, грузинский, чешский, испанский, арабский языки. Влияние его в нашей литературной среде было основано и на авторитете профессионала, и на обаянии его личности. Он был великолепным человеком с тонким чувством юмора, мудрым философом особенного покроя, вообще мыслителем, культурологом, необыкновенно мыслящим вне ряда и вне сравнения и уж, конечно, вне отдельного профессионального цеха. Его книги - это литература немыслимого накала чувств, предельно возможной искренности, естественности. Это умение держать сюжет. Это стиль, отражающий личность автора. Это тонкое кружево деталей, штрихов, придающих текстам трехмерность, почти осязаемость. "Чистые руки", "Права жизнь", "Остров блаженства", "Сыновья солнца" - в этих книгах, по завету поэта, дышат и судьба, и почва. Эти книги свидетельствовали об авторском вкусе, протестующем против шаблона и литературной приземленности. Раскладывать их по жанровым "полочкам" абсолютно бессмысленно. Ведь и жизнь написавшего их писателя - неразделима. "Профессия писателя, - говорил он, - это не свод прописных истин, а драма, развивающаяся по своим соответственным канонам". Чего-чего, а драматизма в судьбе писателя хватило бы на несколько биографий. Судьба не была к нему особенно благосклонна. Родился он в 1925 году в Афинах в семье беженцев, спасшихся от Геноцида. Образование получил в учебном заведении Мелконян (Кипр). Отказавшись от продолжения образования в Брюссельском университете, в 1946 году с семьей репатриировался в Армению. Публиковаться начал с 1951 года. В 1959-1961 гг. был слушателем Высших литературных курсов в Москве, затем заочно окончил Литературный институт имени М. Горького. Член Союза писателей Армении с 1955 года. Среди лучших переводов Карписа Суреняна - трилогия Джона Голсуорси "Сага о Форсайтах" и роман Федора Достоевского "Братья Карамазовы". При всем своем критическом отношении к окружающей прозе жизни Карпис Суренян служил Родине всеми силами своей талантливой души. Во всем своеобразный, остроумный, он лучше, острее других видел недостатки и советской, и нынешней армянской действительности. Но тем не менее считал делом чести вкладывать в служение стране все свои дарования и знания. Служить иначе своей Родине было ниже его достоинства. Карписа Суреняна отличали умение рассказывать истории, увлекать потрясающими рассказами о музыке и музыкантах. В начале 70-х он часто приходил в издательство "Айастан", заходил в редакцию "Гркери ашхар", удобно усаживался, и мы мгновенно забывали о работе, слушали с увлечением, восхищаясь проницательностью анализа, обилием метких сравнений, блеском литературно-музыкального изложения. Карпис владел несколькими иностранными языками, прекрасно знал музыку, живопись, мировую литературу, архитектуру, обладал познаниями поистине энциклопедическими. Его интересовали Бетховен и Глинка, Берлиоз и Стендаль, Верди и Мусоргский, Чайковский и Малер, Танеев и Россини, Шостакович и Хачатурян. Разносторонность интересов и универсальность знаний сочетались у Суреняна с высоким профессионализмом. Какой блеск, какой талант, свобода импровизации и покоряющее действие слова! Вся его жизнь была пронизана творческим светом, и эта черта сказалась не только в его произведениях, но и в фундаментальных переводах - особенно "Братьев Карамазовых" Достоевского. По признанию самого писателя, Достоевский берет человека за живое. Представьте: 17-летний армянский юноша, который родился на чужбине от родителей-беженцев и который с детства пропитан сознанием трагической судьбы своего народа, в годы Второй мировой войны живет в интернате на острове Кипр, совершенно оторванный от своих родителей, живущих в оккупированной гитлеровскими войсками Греции. И он читает "Братьев Карамазовых" в переломном возрасте... Причем на английском языке: русского тогда не знал. Великий роман Достоевского сыграл решающую роль в его жизни. Он вспоминал: "За несколько дней жизнь совершенно изменилась для меня: бездонные глубины бытия и человеческой души стали разыгрываться перед моим внутренним взором, я то взлетал на светлейшие вершины радости, которой Митя Карамазов пел свой гимн из темницы, то падал в черные бездны страдания, внимая колоссальному бунту Ивана Карамазова. Что это было для юной души - счастье или пытка? Трудно сказать". Копаясь в библиотеке, он нашел два больших романа на французском языке: "Преступление и наказание" и "Идиот". К его счастью, там же в библиотеке он нашел очерк Ст. Цвейга о Достоевском, тоже на французском языке. Но он никак не мог найти "Братьев Карамазовых". А между тем его привлекало даже заглавие романа. Вдохновенное высказывание Ст. Цвейга о Карамазовых еще больше возбуждало любопытство. Забавно и трогательно вспоминал писатель, как он в Ереване вскоре после репатриации достал "Преступление и наказание" на русском языке и беспомощно смотрел на страницы книги, ничего не понимая. - Представьте еще такую картину: двое воспитанников интерната, и оба из Греции, только что прослушали пластинку Пятой симфонии Чайковского и лунной ночью сидят на скале, под ароматными средиземноморскими соснами, перед ними амфитеатром спускаются к морю лесистые склоны гор, вокруг первозданная тишина, а где-то далеко-далеко миллионы людей страдают и умирают в ужасах войны. И эти юноши философствуют о жизни, о мире, о звездных пространствах над головой, - рассказывал Суренян. - Один из них страстно рассказывает другому о бунте Ивана Карамазова против этого негармонично созданного Богом мира. Рассказывает о том, как Алеша тихой ночью, когда "тайна земная соприкасалась со звездою", повергся на землю, обнимал и целовал ее, плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее во веки веков. И вдруг этот юноша восклицает в порыве воодушевления: "Вот клянусь тебе, я переведу этот роман". И перевел. Роман в двух книгах в его переводе вышел в самом начале 80-х годов. Заслуги писателя были высоко оценены правительством Армении. Он удостоен ордена "Св. Саак - Св. Месроп" (2004 г.), медалью Мовсеса Хоренаци. "Мы обязаны ему возможностью прочтения на армянском языке фундаментальных произведений таких гигантов мировой литературы, как Достоевский и Голсуорси. Смерть известного интеллигента, чьи переводы обогатили армянскую переводческую литературу, - великая потеря для нас" - говорится в телеграмме соболезнования президента Сержа Саргсяна родным Суреняна. Карпис Суренян будет горестно и счастливо жить в своих произведениях. Наталия Гомцян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted October 22, 2011 Author Report Share Posted October 22, 2011 Он творил чудо спасения Исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося врача-фтизиатра, заслуженного врача Республики Армения, ученого, удивительного человека – Ашота Вартановича Карапетяна. Есть люди, к которым известность приходит уже в начале трудовой деятельности. О них пишут статьи, очерки, новеллы, пишут даже тогда, когда их уже нет среди нас, но их профессионализм, образ жизни, дела всегда остаются образцом для подражания. "Главный врач", "Одаренный молодой врач", "Классический образ советского врача", "Передовой врач", "Заботливый врач" и т. д. – так озаглавлены публикации об Ашоте Вартановиче при его жизни. И сегодня мы продолжим этот ряд, потому что в нашей памяти он навсегда останется прекрасным врачом и замечательным человеком. "Перед лицом своих учителей и сотоварищей по великой науке и искусству врачевания, принимая с глубокой признательностью даруемые мне права Врача, торжественно клянусь - чисто и непорочно проводить свою жизнь, творя милосердие и не причиняя зла людям". Эти слова клятвы Гиппократа Ашот Вартанович Карапетян не просто произнес, он неукоснительно следовал им всю свою жизнь. Ашот Карапетян родился в 1911 году в Тбилиси, ушел из жизни в 1977. Но только у избранных между этими датами не просто тире, а насыщенная богатым содержанием жизнь, которая продолжается в делах и сохраняет о человеке добрую память. С раннего детства все предвещало неординарность. В семь лет Ашот поступил в 3-й класс и в 15 окончил школу. Для поступления в институт нужен был рабочий стаж, и пятнадцатилетний мальчик едет в Ноемберян, откуда берет начало род Карапетянов, работает учителем в школе. Он преподает биологию – науку о жизни. Так глубокий интерес перерастает в призвание. В 1932 году А. В. Карапетян окончил медицинский институт. Ашот Вартанович выбрал сложнейший путь – лечить больных легочным туберкулезом, который в то время был тяжелым заболеванием с высокой смертностью. В 21 год он начинает свою медицинскую практику с участкового врача в Иджеване, потом работает ординатором в противотуберкулезном санатории Дилижана. Врач – одна из тех профессий, которые невозможны без общения с людьми, но она отличается от всех других тем, что к врачу обращаются страдающие люди и все они ждут от него чуда. Ашот Вартанович давал им не только надежду на чудо, он творил его. Став основоположником фтизиохирургии в Армении, он делал уникальные по тем временам операции, по первому вызову выезжал в самые дальние уголки республики и оперировал в труднейших условиях. Врач Карапетян отличался от многих профессионалов еще и тем, что, заканчивая осмотр больного, всегда долго расспрашивал его, вникая во всей подробности жизни. Он взвешивал факты, сравнивал их, мысленно спорил сам с собой... Ведь от него зависело многое - здоровье, счастье, а может быть, и жизнь больного. У врача нет права на ошибку. Эта великая забота врача о больном и строгая требовательность к себе ученого были отличительными чертами доктора Карапетяна. После успешного лечения он продолжал следить за состоянием больного в течение многих лет. Двери его кабинета были всегда открыты, и больные приходили посоветоваться с ним по любым - не только медицинским вопросам. Пациенты доктора Карапетяна создавали семьи, вели полноценную жизнь и родившихся детей называли именем своего доктора. Ашот Вартанович пользовался огромным авторитетом. Его научные доклады в Москве, Ленинграде и других городах Союза занимали особое место в обсуждениях. Его опыт работы хирурга передавался во все специализированные клиники. Государство оценило его заслуги: доктор Карапетян был назначен первым заместителем министра здравоохранения, проработав в этой должности с 1942 г. по 1949 год. И здесь он не изменил своим жизненным принципам, не стал чиновником, а продолжал врачебную практику, искал новые решения в хирургии легочных заболеваний. Во время войны он временно оставляет службу в министерстве и становится главврачом военного госпиталя в Алаверди. Неправда, что незаменимых людей нет. Ашот Вартанович Карапетян был незаменим. Никакая деятельность не будет иметь смысла, если она не продолжится в учениках, не оставит наследия. Он передал свой опыт и знания молодым врачам, создав школу фтизиатрии и фтизиохирургии в Армении. Самые сильные и яркие его работы были посвящены профилактике туберкулеза: "Что нужно знать о туберкулезе", "Детский туберкулез и его профилактика", "Дифференциальная диагностика туберкулеза легких" и многие другие работы, которые сыграли большую роль в санитарном просвещении населения. "В жизни человека не может быть ни мгновения остановки" - таков был девиз врача Карапетяна. Совершенствоваться каждый день. Действие, действие и действие – вот путь его жизни. Он прожил недолгую жизнь, но такую насыщенную, что ее бы хватило на несколько жизней. Он получил звания и награды: "Заслуженный врач", "Знак Почета", бесчисленные грамоты и благодарности. Ашот Вартанович любил уединение, воспринимал его как благо для творчества, созидания, решения профессиональных задач. Рядом с ним его родным, близким, больным было спокойно и надежно. Он никогда не считал, что жертвует собой. Участие и помощь другим были для него абсолютно естественными. Он торопился действовать, потому что хотел много успеть, был бескомпромиссен и требователен к себе, умел сострадать, потому что был мужественным. Он побеждал, потому что верил. Он учил, потому что ненавидел невежество, спасал жизни людей, потому что сам любил жизнь! "В какой бы дом я ни вошел, я войду туда только для пользы больного, будучи далек от всего неправедного, пагубного и несправедливого," - этим словам клятвы Ашот Карапетян не изменял никогда. Ирина Мамиджанян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted October 22, 2011 Author Report Share Posted October 22, 2011 Он пришел, чтобы хорошо сделать свое дело Памяти Григора Асратяна ...В ноябре 1989 г., спустя 14 лет с того времени, когда крайне незаслуженно с должности мэра Еревана был освобожден, на мой взгляд, наилучший из председателей исполкома Ереванского городского совета за всю историю Армянской ССР Григор Асратян, бюро ЦК КП Армении рекомендовало меня на эту должность. Первое напутствие я получил от первого секретаря ЦК КП Армении Сурена Арутюняна. “Арташес, если будешь работать так же профессионально и умно, с полной отдачей и любовью, с которой работал Григорий Иванович (коллеги по работе именно так обращались к Григору Асратяну), считай, что ты оправдал мое доверие”. Работу в должности ереванского градоначальника я начал со встреч с людьми — видными представителями нашей столицы и республики. В дальнейшем для меня стало удивительным откровением, что, казалось бы, все, словно сговорившись, советовали мне непременно встретиться с Григорием Ивановичем и посоветоваться с ним на предмет того, с чего и как начать свою работу на столь ответственном посту. Мысленно я задавался вопросом: что же Григорий Иванович не успел воплотить в жизнь, будучи мэром Еревана? Не скрою, прежде чем встретиться с ним, я имел встречи с Мурадом Мурадяном и Эдуардом Авакяном, которые также славно поработали на этой должности и с именами которых связано много добрых дел — будь то новостройки, парки или уникальные сооружения. Я объединяю этих двух достойных сограждан еще и потому, что они долгие годы возглавляли строительный комплекс республики. Мурад Мурадян и Эдуард Авакян приводили в пример добрые дела, которые были исполнены в годы, когда городом руководил Григор Асратян. И самое трогательное было то, что каждый из них с особой воодушевленностью приводил примеры достижений своих коллег и лишь в очень деликатной форме предлагал мне подумать о возможности завершения тех начинаний и замыслов, которые сами они в силу каких-то обстоятельств не смогли претворить в жизнь. Мне запомнились слова Мурада Мурадяна. Он спросил, встречался ли я с Асратяном, на что я ответил, что пока нет. “Арташес, ты обязательно переговори с ним, посоветуйся. Он умный и знающий человек, я знаю, что он и сейчас сердцем и мыслями живет с Ереваном”, — сказал он. Во всем, что касалось людей (тем более старшего поколения), я советовался с моим отцом. Его мнение о Григории Ивановиче было для меня особенно важно. Отец с увлечением рассказывал об их совместной работе, его удивительной работоспособности и профессионализме. Отец, Мамикон Гегамян, был первым председателем исполкома Мясникянского райсовета и хорошо знал, что значит управлять городом. В 60-е годы только началось застраивание Нор Норка, Норкских массивов. Вся концепция застройки принадлежала Григору Асратяну и группе архитекторов из института “Ереванпроект”. Строительные работы в застраиваемых Норкских массивах начинались с самого раннего утра и длились до поздней ночи. Мы жили с Асратяном по соседству, в конце проспекта Маштоца. Отец поражался, что нередко после очень напряженного дня Григорий Иванович просил водителя подъехать к дому, проехав через самые отдаленные районы столицы. Он хотел лично удостовериться в том, как исполнялись поручения, данные им на заседаниях в горсовете. При этом он сильно переживал за небрежно выполненные поручения и все свои оценки и эмоции произносил вслух. После подобных поездок домой, как оказалось, по самой длинной дороге из Норкского массива до Матенадарана (Григорий Иванович жил рядом с Матенадараном, в обычном жилом доме) отец долго названивал коллегам, руководителям разных районов города, строителям, службам горисполкома и напоминал о все еще невыполненных поручениях мэра. И нередко происходили поразительные вещи: в считанные часы и дни недоработки, замеченные Асратяном, устранялись. Главы районов прекрасно знали о тех душевных переживаниях, которые испытывал Асратян, увидев разбитую дорогу, неблагоустроенную улицу, погасшие фонари, даже разодранную на дереве кору. Он не переносил, не мог мириться, когда видел неубранный мусор. И его коллегам было крайне неловко подводить своего градоначальника, своей недобросовестностью обидеть его. Видя его полную самоотдачу, люди не только ответственно подходили к исполнению своих обязанностей, но в них пробуждалось обостренное чувство долга перед своим руководителем, перед своей столицей. И не раз случалось, что во время еженедельных совещаний Григорий Иванович, с удовольствием отмечая о выполненной работе, с улыбкой обращался к Мамикону Гегамяну: “Оказывается, не только я, но и ты поздно возвращаешься с работы, а некоторые из наших коллег даже остаются на работе вплоть до утра”. Он имел в виду тех, кто после его ночных проверок всю ночь был вынужден вкалывать, чтобы к утру устранить недоработки. Отец хотел было напомнить мне еще один эпизод моей жизни, однако я сам отлично это помнил. 9 мая 1970 г. я угодил в ортопедическую больницу. Сложнейшая операция длилась более трех часов и блестящий хирург Абрам Шакарян вернул меня к жизни. После операции потребовалось, как говорили очевидцы, семь-восемь пощечин, скорее шлепков, чтобы я вышел из наркоза. Открыв глаза, я узрел (как мне показалось) ангелов с очень знакомыми лицами. Туман рассеялся, и я увидел склонившегося надо мной отца, а также Алексана Киракосяна, Григора Асратяна и широко улыбающегося Абрама Шакаряна. Они переговаривались между собой, но о чем конкретно, я не помню, однако не забуду, как они обнимали отца, подбадривали и успокаивали его. Впоследствии я узнал, что весть о драке оперативно была доложена Григорию Ивановичу, он тут же сообщил об этом Алексану Киракосяну. Оба в этот праздничный День Победы сочли необходимым быть рядом с их товарищем. А между тем в 1970 г. мой отец уже не работал в Мясникянском райисполкоме и по долгу своей службы не был связан с руководством Еревана. С такими чувствами и воспоминаниями в ноябре 1989 года я позвонил Григору Асратяну с просьбой о встрече. Тогда этот мудрый и исключительно востребованный для страны управленец и опытный профессионал работал директором Сардарапатского мемориального комплекса. Опережая меня, Григорий Иванович сказал, что с удовольствием поздравил бы меня в здании мэрии, но... Встреча в Сардарапате была исключительно доброжелательной и одновременно очень поучительной. Он слушал внимательно, но у меня все больше и больше складывалось впечатление, что мысленно он ушел в мир архитектурных ансамблей, обелисков, скульптур, музеев, рождавшихся в годы, когда мэром столицы был Григор Асратян. Мэтр армянской столицы дал мне много весьма полезных советов. И под конец подытожил: “Если ты сумеешь своей любовью, самоотверженным трудом во благо Еревана, заботой к нуждам своих сограждан, бескорыстным служением ереванцам пробудить в них доверие к себе и к городским властям, то дело у тебя будет спориться. Окружишь себя единомышленниками, каждый из которых профессионал в своем деле, тогда успех придет быстрее, — проникновенно проговорил Григорий Иванович. — Но, пожалуй, самое главное — постоянно чувствовать себя обязанным согражданам, своему городу. Научись любить Ереван той любовью, которой его любят миллионы наших соотечественников”. После этой встречи передо мной стояла, пожалуй, самая главная задача: осмыслить, в чем же созидательная сила Григора Асратяна, которая вывела его в число наиболее запомнившегося и полюбившегося горожанами мэра. Ведь в принципе в республике все градоначальники находились (речь о 50-80-х гг.) в одинаковых стартовых условиях. Действовала жесткая нормативность всех видов проектно-сметной документации возводимых объектов: жилья, школ, больниц, детских садов, учреждений культуры, которая задавала структуру строительства, плотности застройки микрорайонов, городов в целом. Исполкомы городских и районных советов были обязаны придерживаться жестких строительно-директивных норм и правил. В этих условиях Асратяну приходилось вырабатывать и проводить такую градостроительную политику, которая вобрала бы в себя систему взглядов, методов, знаний, которые органически сочетали бы элементы армянской архитектурной школы с элементами, присущими советской урбанизации. Отличительной особенностью такого градостроительства явились, в частности, разработка проектной документации, с одной стороны, соответствующей директивам плановой экономики, с другой — сохраняющей особенности национальной архитектуры. Естественно, что эти директивы не предусматривали строительства таких объектов, как Мемориал жертвам геноцида армян, здание кинотеатра “Россия” и подобных. Достаточно отметить, что благодаря принципиальности Григория Ивановича и председателя Госстроя Г. Агабабяна было принято специальное постановление правительства, освобождавшее власти Еревана от обустраивания центра города типовыми домами. Справедливости ради следует отметить, что руководство ЦК КП Армении и правительство, как правило, поддерживали начинания главы города. Особое внимание к нуждам городского хозяйства, со слов Григория Ивановича, оказывали руководители республики тех лет — Яков Заробян и Антон Кочинян. Об этом он сказал, тонко намекая на необходимость слаженной работы городских властей с руководством страны. О добрых делах тех лет можно писать долго, однако было бы слишком большим упрощением оценивать работу Григория Ивановича лишь по архитектурным ансамблям, памятникам, обустроенным микрорайонам, которые и сегодня украшают наш город. Речь о том, что сам Григор Асратян прекрасно понимал, что самым невосполнимым и ценным украшением любого города, претендующего на уникальность и самобытность (не говоря об исключительности), должны быть его жители, горожане, которые призваны стать одной большой семьей. Именно такой предстала перед многочисленными гостями и туристами наша столица в октябре 1968 г., когда жители Еревана, от мала до велика, отмечали 2750-летие со дня основания своей столицы — Эребуни-Еревана. В те памятные дни город был озарен блеском и сиянием глаз сотен тысяч его сограждан, радость которых казалась безмерной. Не было ни одного магазина, школы, учреждения культуры и быта, жилого дома, больницы, перед которыми на тротуарах ереванцы с особым радушием не угощали бы прохожих, многочисленных гостей и туристов, в особенности из диаспоры. Праздник Эребуни-Ереван был своего рода детищем Григория Ивановича. Празднование дня города показало, что Еревану удалось достичь главного: на экваторе своего пребывания на посту градоначальника он своей кропотливой, никогда не афишированной работой сумел создать единое сообщество горожан. Сообщество, которое было объединено любовью к своему городу и друг к другу. Но это не произошло спонтанно. Асратян шел к этому с самого первого дня своей работы. Старшее поколение, уж тем более мои сверстники, конечно, помнят, как в 60-70-е годы в ереванских дворах проводились конкурсы на лучшую дворовую цветочную клумбу, лучший дворовый сквер. Предметом особой гордости ереванских женщин было участие в конкурсах по озеленению балконов. Мальчишки считали для себя очень почетным участие в летних спортивных соревнованиях, особенно по футболу, которые проводились в парке, раскинувшемся в ущелье Раздана — в излюбленном месте отдыха детей, где особой популярностью пользовалась детская железная дорога. Я уже не говорю о ежегодных смотрах по выявлению лучших дворовых пионерских лагерей, где для выявления победителей учитывалось умение плясать и петь, декламировать, играть на музыкальном инструменте, рисовать, состязаться в разных видах спорта. Нам особо запоминалась ежедневная утренняя зарядка, проводимая перед началом занятий под звуки школьных оркестров на пришкольных площадках. Все эти мероприятия были частью политики городских властей, лично Григора Асратяна. И эта энергия созидания вполне логично выплеснулась на улицы в виде праздника Эребуни-Ереван. Достойны всякой похвалы и другие его начинания, которые и сегодня имеют актуальное звучание. Так, в феврале 2009 г. в одном из своих интервью Генрих Игитян говорит: “Еще один счастливый “кадр” — моя встреча с Григорием Ивановичем Асратяном, мэром города, по тем временам председателем горсовета. Я не встречал в жизни человека более цельного, организованного и внимательного ко всем человеческим проблемам. Ему было интересно решительно все, что касалось судьбы Еревана, Армении, нашей культуры... Он умел слушать, делать выводы. Мне даже не потребовалось особых усилий, чтобы убедить его в создании первой в мире Детской галереи, которая после превратилась в Музей детского творчества Армении. В 1972 г. Г. Асратян всячески содействовал созданию первого в СССР Музея современного искусства, который успешно функционирует и поныне”. Сегодняшний молодой читатель справедливо может задаться вопросом: а собственно, какие для этого требовались усилия, ведь по сути замышлялось сделать доброе дело? Я не случайно упомянул о жесткой централизованной системе планирования всего и вся. Детская галерея, Музей современного искусства, мемориальный комплекс в память жертв геноцида армян — все они по своей идеологической направленности не умещались в рамках социалистической урбанизации. Мэр Еревана многие свои прекрасные начинания претворял в жизнь, потому что все это не было предусмотрено партийными директивами и, естественно, при формальном подходе уж никак не могло быть отражено в градостроительных планах Еревана, а тем более осуществлено. Однако “причуды” ереванского мэра не подвергались остракизму. Более того, партийное руководство и правительство республики понимали исключительную положительность реализации проектов мэра-новатора. Незабываемым днем для ереванцев стало открытие новой улицы Саят-Новы, приуроченное к 250-летию со дня рождения этого великого поэта и музыканта. За считанные месяцы эта магистраль стала своеобразной жемчужиной Еревана. Ни один из жителей столицы и его гостей не мог остаться равнодушным при виде этой прекрасной, обсаженной с обеих сторон фруктовыми деревьями улицей, под тенью которых были посажены розы “Глория дей”. Именно при Асратяне декоративно-лиственные и красиво цветущие кустарники внесли разнообразие в зеленую архитектуру и ландшафт столицы. Это по его инициативе в Ереване была впервые основана служба дендролога-дизайнера. Григорий Иванович уже в конце 60-х XX века осознавал острую необходимость совершенствования инфраструктуры столицы. При его непосредственном участии были разработаны проектно-сметная документация и обоснования необходимости сооружения скоростного подземного электротранспорта. Хотелось бы напомнить ереванцам, особенно молодому поколению, что метрополитен стали строить во второй половине 1972 г. и 7 марта 1981 г. открыли движение на пусковом участке с четырьмя станциями: “Барекамутюн”, “Сараланджи”, “Еритасардакан” и “Сасунци Давид”. Начать строительство было очень хлопотным делом. Вначале на основании четко выверенных обоснований, изложенных в записке Ереванского горсовета, было принято постановление Совета министров (№481 от 04.08.1971 г.) о создании скоростного внеуличного транспорта. Чтобы суметь отстоять этот проект в Москве, городские и республиканские власти выбрали вариант реконструкции действующей трамвайной сети с пропуском трамвайных поездов через центр города по тоннелям габарита метрополитена. Не будь последовательности Григора Асратяна, можно с уверенностью сказать, что не было бы и постановления ЦК КПСС и Совмина (№2221 Р. от 06.10.1977 г.) “О строительстве метрополитена в г. Ереване”. Конечно, в решении этого вопроса следует отдать должное и руководству партийных и советских органов республики. Чтобы полнее раскрыть человеческий образ Григора Асратяна, при этом оставаясь объективным, необходимо сослаться и на очевидцев его будничных забот. Рассказывают, что как-то в начале 60-х годов прохожие стали свидетелями следующей сцены: на парапете ограды рядом с кинотеатром “Москва” были установлены архитектурные планшеты, там же председатель Ергорсовета Григор Асратян выслушивал комментарии невысокого человека, очевидно автора проекта. На небольшом пятачке предлагалось построить необычное сооружение. Естественно, мэр Еревана в силу им же установленной традиции должен был на месте удостовериться в целесообразности предполагаемого строительства. Он дал свое согласие, и в 1966 г. Ереван украсился еще одним прекрасным сооружением — уникальным летним кинотеатром “Москва”. Авторами проекта были Спартак Кнтехцян и Тельман Геворкян. Эти талантливые архитекторы и многие их собратья по творчеству в лице мэра всегда видели настоящего профессионала, тонко чувствующего архитектуру зданий и городскую среду. Григорий Иванович безошибочно предвосхищал, как к любой из новостроек отнесутся горожане, он особенно дорожил их мнением. Поэтому в бытность его главой столицы в витринах центральных магазинов экспонировались проекты новостроек. Это давало людям возможность не только представить, каким будет тот или иной микрорайон в будущем, но также и высказать свои предложения и пожелания, тем самым становиться сопричастными к судьбе города в целом. Что же было свойственно градостроительной политике, проводимой мэром? На каждом из этапов строительства Григорий Иванович добивался неукоснительного исполнения того, чтобы современные доминанты развития органически вписывались в общую идеологию таманяновского Еревана. Григор Асратян продолжил дело Александра Таманяна — строить город, который стал бы столицей всей нации, каждого армянина, независимо от места проживания. Это при нем произошло возрождение старых и формирование новых традиций армянского народа, во многом определившие лицо современной армянской нации. На протяжении 13 лет, работая мэром г.Еревана, Григорий Асратян придал этой должности благородство, возвеличил место градоначальника в номенклатуре 60-70-х гг. Он на своем примере показал, что при самоотверженной работе быть мэром Еревана — это и большая награда, и великая ответственность, где причины и следствия твоей деятельности органически взаимосвязаны, где ежедневно ты можешь менять жизнь самых разных людей. В заключение хотелось бы напомнить простую истину: у каждого города есть своя история, свои особенности и проблемы. Есть и свои мэры, которые призваны эти проблемы решать. На долю Григора Асратяна выпала почетная миссия: омолодить, придать созидательную энергию, жизнерадостность 2750-летнему Эребуни-Еревану, сделать эту солнечную жемчужину у подножья Библейского Арарата Святой Землей для всего армянства. Прежде чем взяться за перо, чтобы рассказать о председателе исполкома Ереванского горсовета Григоре Асратяне, меня заинтересовал вопрос: насколько в наши дни был бы актуален наш любимый мэр? В поисках ответа на этот вопрос я перечитал статьи о лучших мэрах мира первого десятилетия XXI века. Замечу, что звание лучшего мэра мира (WorldMayor) присуждается весьма авторитетной неправительственной организацией CityMayors, занимающейся исследованиями в области политики, культуры, экономики, образования, здравоохранения и других сфер жизнедеятельности городов. В числе лучших в последнее десятилетие были главы Сеула Ох Се-Хун, Кейптауна — Хелен Зилле, Мельбурна — Джон Со, Нью-Йорка — Майкл Рубенс Блумберг. Я внимательно ознакомился с материалами, рассказывающими о деятельности этих почтенных и уважаемых людей, руководителях столь разных городов. Мне запали в память слова Майкла Блумберга, который впервые в новейшей истории США в 2009 г. в третий раз был избран мэром города, признанного многими столицей мира. Будучи избранным главой мегаполиса 6 ноября 2001 г., он отказался от личного кабинета и сидел в огромном бывшем конференц-зале, разделенном на секции, вместе со своими подчиненными. “Стены — это барьеры, и моя цель — убрать их, — заявил Блумберг. — Меня выбрали не для того, чтобы я хорошо смотрелся в опросах общественного мнения. Меня выбрали для того, чтобы я хорошо делал свое дело”. Так вот, у Григора Асратяна был кабинет и конференц-зал, где проводились заседания Ергорсовета, но его подлинным рабочим местом, где он проводил большую часть времени, были новостройки Еревана, дворы, общеобразовательные школы и больницы, творческие мастерские архитекторов и художников, и, конечно, улицы. Улицы родного для него города, где его нередко можно было видеть беседующим с Паруйром Севаком и Амо Сагияном, Сильвой Капутикян, Саркисом Мурадяном — с людьми, которые были ему очень близки. Однако чаще всего его можно было увидеть стоящим перед планшетами и оживленно обсуждающим со своими единомышленниками — Джимом Торосяном, Спартаком Хачикяном, Артуром Тарханяном, Грачиком Погосяном, Феликсом Дарбиняном, Липаритом Садояном, Гургеном Мушегяном — актуальные для города проекты. В этих дискуссиях и спорах рождался новый Ереван. Иначе говоря, мы вправе утверждать, что еще за 40 лет до Майкла Блумберга этот стиль работы был присущ руководителю армянской столицы. Ереванцы и сегодня с благодарностью вспоминают Григора Асратяна, они признали его своим лучшим мэром, потому что поняли — он пришел, чтобы хорошо сделать свое дело. Арташес Гегамян На снимках: Григор Асратян в кругу семьи - с супругой Мариам, с маэстро Ервандом Кочаром Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 9, 2011 Author Report Share Posted November 9, 2011 "Очарованная душа" К юбилею профессора Рануш Араевны Маркарян В ноябре исполняется 90 лет со дня рождения доктора филологических наук, профессора Рануш Араевны Маркарян. В Р.А.Маркарян удивительно гармонично сочетались яркая индивидуальность, артистичность безмерно одаренной личности и строгий академизм классического образца. Это счастливое сочетание в значительной степени обусловлено особенностями той науки, которую самозабвенно любила она и которой посвятила всю свою жизнь: с одной стороны, необъятная неисчерпаемость гуманитарной филологии, с другой – граничащая с точными науками фундаментальная лингвистика, а точнее, "сухая" грамматика, анализ и описание которой требуют предельной, почти ювелирной детальности и системно организованного строгого научного мышления. И Рануш Араевна никогда не переставала поэтизировать грамматику, по-другому она просто не могла. Р. А. Маркарян – ученый-русист. Русский язык во всех его ипостасях – и как объект преподавания студентам-армянам, и как объект глубоких научных исследований – стал неотъемлемой частью ее жизни. Ученица академика В. В. Виноградова, она обогатила русскую филологию целым рядом интереснейших работ – монографий, статей, докладов, сообщений, - неизменно удостаивавшихся самых высоких оценок авторитетнейших российских и зарубежных лингвистов. Научные интересы профессора Р. А. Маркарян широки и многообразны. В сферу ее интересов входили проблемы русистики и общего языкознания, морфологии, лексикологии, синтаксиса, семасиологии. На соискание ученой степени кандидата филологических наук ею была представлена и блестяще защищена диссертация "Категория залога и страдательные обороты в современном русском языке" (Москва, 1952 г.). В 1975 году на основе ранее опубликованной большой монографии "Типы семантического противодействия в сфере формообразования и словообразования" (Ереван, 1970 г.) она защитила докторскую диссертацию. Особое место в научной деятельности Р. А. Маркарян занимали проблемы сопоставительно-типологического исследования русского и армянского языков, чему была посвящена большая монография "Очерк русской морфологии в сопоставлении с армянской", которая вышла в свет уже после смерти автора и которая получила самые лестные отзывы лингвистов как в Армении, так и за ее пределами. Статьи и монографии Р. А. Маркарян неоднократно привлекали к себе внимание в русской и зарубежной лингвистической литературе. Из других наиболее ценных и интересных научных работ ученого можно отметить "К вопросу о взаимоотношении формообразования и словообразования" (1959 г.), "О двувидовых глаголах русского языка" (1961 г.), "Семантическое противодействие и синонимия" (1969 г.), "Слова со счетным значением в русском языке" (1977 г.) и др. В течение всей своей преподавательской деятельности Рануш Араевна была неотделима от родного университета, от студенческой аудитории. "Больше всего горжусь тем, что работаю в университете. Иду в аудиторию, как на праздник", - неоднократно признавалась она. Она любила преподавательскую работу увлеченно, самозабвенно. Чтение лекций составляло для нее смысл жизни, так как позволяло раскрыть душу, поделиться сокровенными размышлениями, передать молодым исследователям и коллегам накопленный опыт, наконец, привить любовь к самому заветному в жизни филологии, которой она ни разу не изменила. И филология отвечала ей тем же: любила ее и раскрывала перед этой "очарованной душой" свои тайны, вербуя с ее помощью все новых и новых одержимых. Преподавательская страстность профессора Рануш Араевны Маркарян никогда не оставалась безответной: студенты любили и ценили ее, гордились ею. Писать курсовую или дипломную работу под руководством Рануш Араевны считалось особенно почетным и приносило огромное духовное удовлетворение: она любила тему, которую предлагала, любила студентов, к которым относилась с неизменным уважением, любила часы, проведенные за этим занятием. "Очень люблю эту форму работы", - неоднократно говорила она коллегам (как будто другие формы работы любила меньше?!). И за всем этим – любовь к людям вообще, любовь к науке, любовь к университету. В своей учебно-педагогической деятельности профессор Р. А. Маркарян была высоко оценена как блестящий лектор, читающий проблемные лекции по русистике, которые вызывают живой интерес и отклик в учебной аудитории. Неизменная содержательность ее лекций, их стиль и форма подачи материала оставили глубокий след в памяти всех, кому посчастливилось ее слушать. Спецкурсы и спецсеминары под ее руководством всегда выделялись глубиной анализа, серьезностью, убедительностью и достоверностью научных результатов. Неоценимый вклад внесла Рануш Араевна в подготовку научных кадров – высококвалифицированных ученых–русистов. Работы, выполненные ее аспирантами, отличались актуальностью разрабатываемых в них проблем, свежестью подходов и современностью методов и форм анализа. С 1945 года Р. А. Маркарян нерасторжимыми узами связана с теоретической кафедрой русского языка ЕГУ. Из них десять лет, с 1980 г. по 1990 г., она руководила этой кафедрой, которая на протяжении десятилетий меняла свой профиль, совершенствовала научные подходы, расширяла и углубляла разрабатываемую проблематику – росла и совершенствовалась вместе с жизнью. За все эти годы профессор Р. А. Маркарян стала своеобразным символом кафедры, признанным авторитетом как в республике, так и далеко за ее пределами. В процессе работы на кафедре в качестве заведующего она проявила себя авторитетным, внимательным и чутким наставником и другом, хорошим организатором научной работы и учебного процесса, требовательным и справедливым руководителем, строгим и объективным критиком и одновременно доброжелательным другом и товарищем членов кафедры, ставшей за долгие годы совместной работы одной семьей. Коллеги всегда высоко ценили ее деликатность и доброту и отвечали ей неизменно большой любовью, уважением и признательностью. Многим из того, чем наделили ее прожитые годы, Рануш Араевна обязана той высокоинтеллигентной среде, в которой она родилась и воспитывалась: своей матери, врачу Марии Георгиевне Манташян и отцу, инженеру Ара Ивановичу Маркаряну, своему деду с материнской стороны поэту Шепетехели – Георгию Манташеву. С признательностью Рануш Араевна вспоминала Ереванскую школу имени А.Пушкина, которую она окончила, и отделение русского языка и литературы филологического факультета ЕГУ, а также своего учителя – видного ученого, русиста Рафаэля Леонтьевича Мелкумяна. Профессор Р. А. Маркарян высоко оценена своими современниками. Она награждена грамотами и медалями, ей присвоено почетное звание заслуженного деятеля Высшей школы Арм.ССР. До конца своих дней, несмотря на тяжелую болезнь, Рануш Араевна Маркарян жила мыслями и заботами об университете, ценными советами принимала участие в жизни родной кафедры. Р. А. Тер-Аракелян, кандидат филологических наук, доцент Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 14, 2011 Author Report Share Posted November 14, 2011 "Он всегда был душой компании - человек, заряженный на позитив" В Москве скоропостижно скончался композитор Георгий Мовсесян. Советские слушатели знали и любили его песни: “Мои года — мое богатство”, “Проводы любви”, “По аэродрому”, “Береза” и многие другие. Его песни исполняли Анна Герман, Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Муслим Магомаев, Вахтанг Кикабидзе, Майя Кристалинская, Эдуард Хиль. О Георгии Викторовиче в музыкальных кругах ходил такой анекдот. Когда композитор был на гастролях, в его гостиничном номере раздался телефонный звонок: “Вы Мовсесян, автор песни “Мои года — мое богатство”?" — “Да”. — “Когда вернетесь в Москву, не расстраивайтесь — вашу квартиру ограбили”. И положили трубку. Музыкант подумал, что это шутка. Но вернулся домой — действительно, обобрали до нитки и оставили записку: “Не расстраивайся. Твои года — твое богатство”. Музыкой Мовсесян увлекся в детстве. А в 14 лет поступил в Гнесинское училище. Позже служил в армии в музыкальном ансамбле. “Позже взяли меня в Театр киноактера — им нужен был аккордеонист, — вспоминал Георгий Викторович в одном из интервью. — Помню, Борис Андреев и Эраст Гарин меня “экзаменовали”. Прихожу на прослушивание, а они сразу спрашивают: “Карусель” можешь сыграть?” Я тут же сыграл! Этот фокстрот тогда знали и любили все. И меня сразу послали за водкой...” Он был музыкантом от бога, играл на всех клавишных инструментах. Не мудрено, что талант Мовсесяна стал востребован в оркестре киностудии “Мосфильм”, где Георгий проработал много лет. Сначала играл чужую музыку, а потом стал писать и свою. Одним из любимых соавторов композитора стал поэт Роберт Рождественский... “В те минуты, когда мы с Жорой общались, это был кладезь остроумия, ненарочитой веселости. Он всегда был душой компании — человек, заряженный на позитив и никогда не унывающий. И музыка у него такая же светлая и позитивная. Достаточно вспомнить его прекрасные песни”, — говорит его друг Лев Лещенко. — Творческий багаж Жоры, безусловно, останется в нашей стране — у него очень много настоящих хитов, которые определили наше время. Для меня он написал песню “Начало” на стихи Рождественского. Кстати, он вообще много работал с Робертом Рождественским, а тот никогда не работал с посредственными композиторами. Жора был его большим другом и почитал его. Очень скорбим и жалеем, что ушел наш друг, наш товарищ — настоящий жизнелюб”. В свою очередь певец Эдуард Хиль, исполнявший многие песни Мовсесяна, также отметил: “Его любили все — публика, исполнители и редакторы радио и телевидения. Его песни звучали везде — и на “Добром утре”, и во всевозможных “Огоньках”. Жора и сам довольно хорошо пел свои песни, аккомпанируя себе на рояле”. “Он всегда все делал с улыбкой, легко и вообще был очень добрым, веселым человеком. Он и песни сочинял легко”, — пояснил певец. "Новое Время" Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 18, 2011 Author Report Share Posted November 18, 2011 Золотой голос XX века Это определение часто адресуют многим известным вокалистам, но даже в огромном букете голосов выдающихся певцов есть голос, который трудно сравнить с каким-либо другим. Принадлежит он нашему великому соотечественнику Павлу Лисициану. Слушая записи и концерты мировых звезд оперы, в том числе и итальянских, порой трудно определить исполнителя, в то время как тембр Лисициана невозможно спутать с каким-либо из голосов: золотой голос с бриллиантовым оттенком, спускающийся откуда-то сверху, и недаром передача, подготовленная российским каналом "Культура" к юбилею Большого певца, называлась "Человек, поющий с высоты". Вспоминается, как в недалеком прошлом редакция отечественного радиовещания провела неофициальный конкурс на лучшее исполнение неаполитанских песен с участием самых известных в ту пору певцов Союза, в который был включен и давно оставивший сцену Павел Герасимович. Результат превзошел все ожидания: подавляющим большинством предпочтение было отдано Лисициану. Его голос признали самым красивым, а исполнение - самым совершенным. Личная и творческая жизнь певца связана с четырьмя городами: Владикавказ, Ленинград, Ереван и Москва. И каждый из них сыграл большую роль в формировании будущего мирового певца. Свыше сорока партий, спетых на многих сценах мира, и записи, сделанные на радио и телевидении, остались эталонами исполнительства и вошли в сокровищницу мирового вокального искусства. Среди них -Жермон из оперы "Травиата" Дж. Верди и Валентин из "Фауста" Ш. Гуно, Эскамильо из "Кармен" Ж. Бизе и Амонасро из оперы "Аида" Дж. Верди, главные партии в операх П. И. Чайковского "Евгений Онегин", "Мазепа", "Пиковая дама" и "Иоланта". Особое место в репертуаре певца занимают роли в армянских операх, где он исполняет исключительно главные партии. Это и Аршак в одноименной опере Т. Чухаджяна, Моси в опере "Ануш" А. Тиграняна. Особенно примечательным стало выступление Лисициана в партии Татула в опере А. Спендиарова "Алмаст", в которой певец блеснул на сцене прославленного Большого театра во время гастролей ереванской оперной труппы в дни Декады армянского искусства в Москве. Его мягкий, бархатный голос одинаково звучал во всех регистрах. Все арии из опер, в отличие от многих певцов, он исполнял в оригинальных тональностях, особенно изумляя всех беспредельно верхними нотами, которые брал легко и непринужденно. Искусство Лисициана было высоко оценено во многих странах. Он первым из советских певцов после Ф. И. Шаляпина с ошеломляющим успехом выступил на сцене знаменитого театра "Метрополитен-опера" в Нью-Йорке. Там же в знаменитом концертном зале "Карнеги-холл" состоялся и его сольный концерт. Голос певца звучал во всех лучших концертных и оперных залах СССР, но больше всех на сценах Большого театра и Ереванского оперного им. А. Спендиарова, где, по мнению певца, он состоялся как музыкант и личность. Лисициан всегда с любовью вспоминал свой ереванский период и с благодарностью тех деятелей культуры, которые сыграли большую роль в его творческой жизни. Это дирижеры Г. Будагян, М. Тавризян и К. Сараджев, режиссеры А. Гулакян, А. Бурджалян, В. Аджемян, хормейстер А. Тер-Ованесян, певцы А. Даниелян, Ш. Тальян, Л. Исецкий, пианист и композитор А. Долуханян. Особая эра в творчестве певца - выступления на знаменитой сцене Большого театра, где он дебютирует в партии Елецкого в опере П. И. Чайковского "Пиковая дама" 21 марта 1940 года в ранге солиста оперной труппы. Далее в течение 26 сезонов он исполняет ведущие партии баритонального репертуара, являясь фактически премьером театра. В это время в театре работают будущие легенды оперного и балетного искусства, такие как С. Лемешев и И. Козловский, М. Рейзен и М. Михайлов, А. Пирогов и Г. Уланова и О. Лепешинская, Н. Голованов и С. Самосуд, Ю. Файер и Б. Хайкин, которые на правах старших коллег поддерживают молодого певца. Но особое отношение к молодому певцу проявлял выдающийся дирижер А. Мелик-Пашаев, творческий контакт с которым, как и с режиссером Б. Покровским, был плодотворным, и не случайно, что после ухода с поста этого крупнейшего мастера Лисициан покинул столь любимый им театр. Ему не было и 54 лет. А буквально за два месяца до ухода певец исполнил одну из своих коронных партий: роль Елецкого в опере "Пиковая дама" П. И. Чайковского на сцене театра "Ла Скала" в рамках гастролей Большого в Милане. К этому времени певец, ставший одним из лидеров оперной труппы, сам помогал более молодым коллегам, таким как И. Архипова, З. Анджапаридзе, Г. Вишневская, И. Петров и многим другим. Одним из запоминающихся событий для Лисициана стало совместное выступление в спектакле "Кармен" Ж. Бизе под управлением А. Мелик-Пашаева с выдающимся итальянским тенором Марио дель Монако на сцене Большого театра, где выступили в главных партиях также И. Архипова и И. Масленникова. Сохранилась запись этого исторического спектакля, и каждый раз, слушая ее, не перестаешь восхищаться исполнителями, среди которых и наш выдающийся соотечественник. Будучи прекрасным оперным певцом, Лисициан был и замечательным камерным исполнителем. В его репертуаре огромное количество произведений западноевропейских, русских и армянских композиторов. И в любом из этих произведений проявляются огромный артистический талант, понимание стиля, безукоризненное знание текста, прекрасная дикция. И еще в одной из сфер деятельности певец добился больших успехов - в педагогической. Более 30 лет Павел Герасимович передавал свой богатейший опыт молодым певцам, являясь одновременно вокальным консультантом Большого театра и Московской филармонии, а с 1967 по 1973 год он был связан с Ереванской консерваторией сначала как преподаватель, затем как профессор и завкафедрой. Параллельно вел мастер-классы во многих странах мира. Среди учеников профессора Лисициана - первый лауреат международного конкурса среди вокалистов-армян Саркис Гуюмджян, сын певца Рубен Лисициан, Райнер Гольберг и Штефан Шпивак (Германия) и другие. В 1965 году решением Министерства культуры СССР Лисициан первым из советских специалистов вместе с группой молодых певцов был командирован в театр "Ла Скала" для обмена опытом. Оставив большую сцену, Павел Герасимович продолжал выступать в концертах. По его инициативе создается "семейный квартет", где выдающийся мастер выступает со своими детьми, замечательными певцами Кариной, Рузанной и Рубеном, исполняя шедевры мировой классики. Павел Лисициан неоднократно участвовал в международных конкурсах в качестве члена жюри рядом с теми, с кем еще недавно пел на сцене - Б. Нильсен, З. Палли, Ж. Пире, Ю. Берминг, И. Архипова, Дж. Лондон, З. Анджапаридзе и другие. Коллеги всегда высоко оценивали вокальное искусство выдающегося певца. Вот высказывания некоторых их них: И. Архипова: Лисициан создал прекрасную страницу в истории Большого театра. Всегда восхищала гармоничная цельность его личности. Он был блистательным оперным певцом, актером, вдумчивым, тонким, интерпретатором камерной музыки, талантливым педагогом, добрым, искренним другом. Марио дель Монако: Лисициан - обладатель голоса редкой красоты. Такого певца не часто встретишь на оперной сцене, который создает образы такими, какими их создает автор. Артист - властелин на сцене во всем, что он делает. С. Лемешев: Лисициан - обладатель красивейшего голоса: он не преодолевает трудности, а наслаждается, а вместе с ним наслаждаемся и мы легкостью и естественностью певческого процесса. С именем Павла Герасимовича связаны замечательные страницы мировой истории оперы. С целью увековечить память великого певца в 2009 году I международный конкурс молодых певцов прошел во Владикавказе, городе, где родился Лисициан. Одним из лауреатов этого соревнования стал тогда еще 19-летний Арсен Согомонян, ныне солист Московского театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, а в феврале 2008 г. - первый конкурс среди баритонов, где одним из победителей стал Геворк Акопян, нынешний солист Ереванского оперного театра им. А. Спендиарова, заслуженный артист Арм. ССР. Армения также тепло отнеслась к памяти певца: в июле текущего года по инициативе Министерства культуры и музыкального общества был проведен Первый республиканский конкурс его имени, а в день рождения была открыта мемориальная доска на доме, где когда-то проживал великий певец. Специально для этого из Москвы приехали дочери Павла Герасимовича - Карина и Рузанна. Вечером того же дня в театре им. А. Спендиарова состоялся вечер и концерт, где выступили молодые певцы оперы и лауреаты республиканского конкурса вокалистов им. Лисициана, на котором звучал в записи и голос великого певца. И сегодня, слушая их, лишний раз убеждаешься: это поистине золотой голос XX века. Рафаэл Акопянц Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 21, 2011 Author Report Share Posted November 21, 2011 Анаит Цицикян К 85-летию со дня рождения На столе лежала кипа фотографий, датированных второй половиной прошлого столетия. По этим черно-белым снимкам, пронизанным легкой сепией, прочитывалась целая страница истории армянской музыки, центральной фигурой которой была Анаит Цицикян - замечательная скрипачка, чей талант был отмечен видными деятелями культуры прошлой эпохи, чье несравненное исполнение покоряло не только публику, но и знаменитых музыкантов разных стран. Вот юная Анаит с самым старшим из учеников Комитаса, именитым Барсегом Каначяном, вот в гостях у Аветика Исаакяна, а здесь одаренная ученица Григория Гинзбурга и Карпа Домбаева беседует с Арамом Хачатуряном. Памятные фотографии с выдающимся скрипачом и дирижером Давидом Ойстрахом, пианистом Робертом Андреасяном, музыковедом Ноной Шахназаровой и многими другими - лишь малая толика богатого фотонаследия, оставленного Анаит Цицикян. В ее музыкальной кладовой хранятся сотни статей, сценариев радио- и телевизионных передач, неизданных научных трудов и исследовательских работ, аудио- и видеозаписей и иных материалов, находящихся сегодня в архивах фонда "Анаит". Созданный чуть больше 10 лет назад дочерью А. Цицикян - Нунэ Шамахян, фонд за прошедшие годы осуществил множество проектов, увековечивших память Анаит Михайловны и продолживших ее начинания. Анаит Цицикян вошла в историю армянской музыки не только как великолепная исполнительница, выступавшая с бесчисленными сольными концертами и с оркестром как в Ереване, так и городах Советского Союза и зарубежных странах. Активно занимаясь научной деятельностью, она разработала систематизированную историю армянского исполнительского искусства. Последние 20 лет жизни она посвятила фундаментальным исследованиям в области древнейшей истории музыки, явившись основателем нового направления в армянском музыкознании - "музыкальной археологии". За годы деятельности А.Цицикян выпустила 4 грампластинки с произведениями выдающихся зарубежных, русских и армянских композиторов. Особое место в ее репертуаре занимала музыка современных армянских авторов: Анаит Цицикян нередко становилась соавтором, а также редактором и первой исполнительницей их произведений. Незаменимую роль сыграла она и в жизни Ереванской консерватории, где основала и вела новые курсы лекций "История и теория смычкового искусства", "История армянского исполнительства" и "Педпрактика". Автор более 300 статей, она выступала с докладами на международных научных конференциях. Как считала А. Цицикян, проба пера не менее значима для становления личности, чем владение своей профессией. Прекрасно зная пять языков - армянский, русский, английский, французский и немецкий, она свободно читала лекции за рубежом, поглощала изданную на этих языках литературу, исследовала и анализировала, шаг за шагом внося свою лепту в историю музыкознания. ...Последнюю статью А. Цицикян написала о Сергее Хачатряне - известном сегодня в мире армянском скрипаче, а в то время 12-летнем начинающем музыканте, чей талант Анаит Михайловна заметила рано. Своей оценкой она как бы передала Сергею флаг в руки, с которым он принялся и дальше покорять публику. Кто знает, может, конкурс сочинений об армянском смычковом искусстве, устроенный в честь Анаит Цицикян, позволит обнаружить новые таланты среди сегодняшней детворы. Магдалина Затикян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 23, 2011 Author Report Share Posted November 23, 2011 Доктор Мераб По ходу сбора материала для моей очередной книги "Армянские врачи, высокопоставленные государственные, военные и политические деятели" в интернете я нашел информацию о грузинском враче Петре Мерабишвили, который являлся основоположником медицины и аптечного дела в Эфиопии. А вскоре в Национальной библиотеке Армении мне попалась статья В. Аладашвили и П. Жвания "Доктор Мераб" об основоположнике современной медицины в Эфиопии ("Литературная Грузия", 1969, №11-12). Согласно данным, приведенным в статье, Петр Павлович Мерабишвили родился в 1875(76) году в селе Уде Адигенского района Самце-Джавахети, в 30 километрах от г. Ахалцихе. Об этом селе стоит сказать особо. Армяне там жили с древнейших времен, в конце XVI в. население Уде было практически полностью армянским. В период османского ига часть армянского населения села приняла мусульманство, а большинство под влиянием французских миссионеров перешло в католицизм. В дальнейшем, несмотря на то что Уде и близлежащие села продолжали оставаться преимущественно армянскими, в атмосфере конфессиональной нетерпимости, а также в результате грузинской политики население этих сел постепенно становилось грузиноязычным и некоторое время спустя стало считаться грузинами. Но армяне продолжали сохранять свои национальные обычаи и осознание этнической принадлежности. Позднее армянское население Уде перешло в православие. Но вернемся к истории жизни Петра Мерабишвили. Его отец был образованным человеком, все члены семьи владели французским языком. В 1887 году 12-летний Петр переехал в Константинополь, где продолжил учебу в монастырской школе католической конгрегации, директором которой был его старший брат Иосиф (Овсеп). После завершения среднего образования Петр отправляется в Париж и поступает в Сорбоннский университет, где получает высшее медицинское образование. Примерно в 1900 году Петр возвращается в Константинополь и поступает на службу в эфиопское представительство. В 1908 году император Эфиопии или, как ее называли тогда, Абиссинии Менелик II приглашает Поля Мераба (так стали звать Петра Мерабишвили в Париже) в Аддис-Абебу и назначает своим личным врачом. Вскоре доктор Мераб приобрел репутацию лучшего врача Эфиопии. В 1901 году доктор Мераб в своем доме на улице Рас Маконен в Аддис-Абебе открыл первые в Эфиопии амбулаторию и аптеку, где по доступной цене продавалось порядка 700 наименований лекарств. Деятельность доктора Мераба в Эфиопии не ограничивалась лечением пациентов. Он занимался изучением ботаники, лечебных растений, народной медицины и этнографии Эфиопии. А в 1912 году в Париже вышла его первая книга "Эфиопские медики и медицина", в которой доктор Мераб подробно описал народную медицину Эфиопии, распространенные в этой стране заболевания и методы их лечения, традиционно используемые растения и способы приготовления лекарств. В 1915 ГОДУ, в период Первой мировой войны, доктор Мераб вернулся в Париж и поступил добровольцем во французскую армию, где служил военным врачом. В Париже он женился на Жанине Ламьер. В течение 1921-1929 гг. в Париже вышел его трехтомник "Впечатления об Эфиопии". Это было литературное произведение, содержащее богатейший материал о природе, географии, этнографии и истории этой страны. В 1922 году Петр Мерабишвили вместе с женой вернулся в Аддис-Абебу. В 1927 году умерла его жена Жанина Ламьер-Мерабишвили, которая похоронена на католическом кладбище Гулеле в Аддис-Абебе. Ее могила была найдена в 1965 году. В 1929 году Петр Мерабишвили вернулся в Париж, где через год умер на 55-м году жизни. Директор Эфиопского исследовательского института им. Хейле Селасие профессор Р. Панкхарст в статье, посвященной развитию современной медицины в Эфиопии, пишет: "Доктор Мераб был очень популярен в Эфиопии. И сейчас о нем вспоминают с большим уважением, ценят его профессиональную деятельность и человеческие качества. Он считается одним из основоположников современной медицины в Эфиопии. Высокую оценку трудам П. Мерабишвили дает и известный польский ученый, профессор С. Стрельцин, который в своей книге "Медицина и растения Эфиопии" часто упоминает книгу П. Мерабишвили "Эфиопские медики и медицина". Личность Петра Мерабишвили была выявлена академиком Г. Церетели. Изучением биографии и трудов известного врача занимались как грузинские, так и эфиопские исследователи. Учитывая то, что Петр Мерабишвили родился в армянском селе, непростая история которого нам известна, можно быть уверенным в том, что по происхождению он был армянином. Это, кстати сказать, признают и грузинские исследователи. При всей неоднозначности возможных оценок судьбы этого знаменитого врача и исследователя она, безусловно, представляет интерес для биографов. Эта жизнь - не исключение, а судьба части наших соотечественников, волею исторических событий вошедших в историю как представители других наций. Арутюн Минасян, руководитель Клуба биографов Армении Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 28, 2011 Author Report Share Posted November 28, 2011 Один из последних гигантов джаза Вечером 22 ноября грустная весть распространилась среди поклонников джаза: в Нью-Йорке на 81-м году жизни умер легендарный барабанщик Пол Мотян. Как сообщил его друг и партнер, знаменитый саксофонист Джо Ловано, легендарный музыкант скончался в больнице "Маунт Синай" от болезни костного мозга. Ту же информацию сообщил пресс-секретарь европейской фирмы грамзаписи ECM, с которой Мотян успешно работал на протяжении трех с половиной десятилетий. Стопроцентный армянин по происхождению, Пол Мотян часто говорил в интервью западной прессе, что его фамилия Motian должна была бы произноситься "Мотян", как и полагается по правилам языка его предков, но уж очень удачно американское прочтение фамилии (Моушн) совпадало со звучанием английского слова motion - движение. Вообще вопрос его происхождения и национальной принадлежности давно интересовал всех. Но все сомнения развеяло данное им однажды пространное интервью корреспонденту журнала Down Beat и одному из авторитетнейших людей в мире джаза, Говарду Менделу, в котором он рассказал о своей семье и о том, что прекрасно говорит по-армянски. Правда, как он сам признается в том же интервью, говорит он на каком-то очень редком наречии, которое понимали только жители села, уроженцами которого были его родители. Ну а дальнейшее развитие судьбы его семьи очень схоже с сотнями тысяч таких же семей: 1915 год, чудесное спасение, эмиграция в Америку и превращение Мотяна в Моушна... Роль Пола Мотяна в истории музыки не ограничивается вкладом только в джаз: он, например, играл в 1968-69 годах с фолк-певцом Арло Гатри (сыном провозвестника фолк-движения - певца "песен протеста" 40-х Вуди Гатри) и даже выступил с ним на легендарном рок-фестивале в Вудстоке летом 1969 г. А играть он начинал на гитаре, пробовал, пытался, затем перешел на фортепиано, но тоже без особого успеха. Третья попытка войти в мир музыки с помощью ударных увенчалась успехом, да еще каким! Настоящую славу Мотяну принесла работа в трио великого джазового пианиста Билла Эванса, которая раз и навсегда изменила стандартный формат джазового фортепианного трио, сделав басиста и барабанщика не просто аккомпаниаторами, а равноправными партнерами пианиста и создателями музыки. Трио Эванс - ЛаФарро - Мотян буквально перевернуло мир джазовой музыки. Революционным было и его сотрудничество с двумя другими значимыми пианистами - Полом Блэем и Китом Джарреттом. Вообще за годы своей творческой активности он выступал с многочисленными и такими разными по стилистике звездами джаза, как Сонни Роллинз, Телониус Монк, Джо Ловано, Хэнк Джонс, Карла Блей, Чарлз Ллойд, Чарли Хейден, Билл Фризел и другими, а в 80-е годы Пол создал и свой собственный коллектив - The Electric BeBop Band, с которым выступал практически до последних дней своей жизни. ...Пол Мотян родился в Филадельфии в семье выходцев из Западной Армении 25 марта 1931 г. и вырос в Провиденсе - столице самого маленького штата США, Род-Айленда. Когда началась корейская война, Пол решил пойти добровольцем во флот и два с половиной года плавал вокруг Европы в составе адмиральского оркестра Седьмого флота США. После морской службы он переехал в Нью-Йорк, где играл со множеством известных музыкантов, среди них Гил Эванс и Арт Фармер, Ли Кониц и Джордж Расселл. Постепенно он из успешного аккомпаниатора вырос в самодостаточного лидера, найдя свое место в истории уже не как член чьих-то ансамблей, а как активный и полноценный созидатель. Коллектив Пола Мотяна в версии начала 90-х балансировал на грани современного пост-бопа и даунтаун-авангарда, и всегда с какими-то отклонениями от общепринятых норм и форм. А еще про Мотяна всегда говорили, что он играет, будто рисует, причем в манере экспрессионистов или даже абстракционистов. В одном из старых интервью он признавался, что почти никогда не репетирует с составом: "Мы просто собираемся часа за два до начала концерта, обговариваем какие-то основные этапы выступления, выходим на сцену и играем". А играть он любил. Даже в клубах, где все всегда заранее обговорено с менеджерами, он мог затянуть свои выступления намного дольше. А критики всегда отмечали его работу в качестве бэнд-лидера как высококлассную и богатую по содержанию. Мотян сделал для развития игры на барабанах гораздо больше, чем любой другой барабанщик. Он крайне серьезно подходил к звучанию своего инструмента, выразительные средства для которого подбирал и оттачивал десятилетиями. Например, на одной из своих тарелок он играл с 50-х годов; она давала именно тот звук, который ему был нужен. У него был очень осторожный, вкрадчивый стиль игры, но внутри него музыкант был свободен. Он писал много музыки для своего бэнда, хотя, как он сам признавался, мелодии возникали сами собой, он никогда не писал их специально. "Я мог часами сидеть перед фортепиано и перебирать клавиши. Иногда неделями ничего путного не получалось. А иногда концепция произведения рождалась сама собой". Мотян всегда утверждал, что играет свою музыку, если даже автором той или иной темы был не он. Он обычно пропускал ее через свое видение, вносил в нее столько своих личных переживаний, эмоций и элементов, что мелодия превращалась в типично мотяновскую. В последние годы стареющий барабанщик уже не гастролировал и практически не играл за пределами Манхэттена, где около четырех десятилетий жил в полном одиночестве в скромной квартире, расположенной в весьма престижном районе Нью-Йорка. Но все эти годы он регулярно выступал в клубе Village Vanguard, где, как он считал, мог лучше всего слышать звук своих барабанов. Мотян всегда выбирал себе в партнеры интересных музыкантов, вне зависимости от возраста, опыта и тем более званий и регалий. Единственным для него критерием было их собственное творческое лицо и оригинальная манера мыслить и играть. За годы своей творческой жизни он вывел на сцену и дал путевку в жизнь многим сегодняшним кумирам мирового джазового сообщества. Достаточно сказать, что именно Мотян "вывел в люди" сегодняшних суперзвезд джаза - гитариста Билла Фризелла и саксофониста Джо Ловано. У одного из лучших джазовых барабанщиков и перкуссионистов всех времен, Пола Мотяна, было множество различных наград за свою долгую творческую деятельность. Последняя награда была вручена ему Международной ассоциацией джазовых журналистов в начале 2011 года. Он заслужил ее за свою многолетнюю деятельность в области развития джаза. Все, что делал Мотян, он делал, полагаясь лишь на свое вдохновение и полет фантазии, на отточенные с годами мастерство и технику, и не любил расписывать детали, продумывать что-либо заранее, а меньше всего он любил анализировать собственную игру после выступления или рекорд-сессии. На сей счет у него была любимая история. Он рассказывал, что однажды после записи в студии к нему подошел великий пианист Хэнк Джонс, отозвал его в сторонку и таинственно прошептал: "Я знаю секрет твоей игры!" - после чего, не сказав больше ни слова, удалился. "Так я и не узнал, что же он имел в виду!" - со своим характерным резким смехом добавлял Мотян. Влияние Пола Мотяна ощутили на себе многие сегодняшние звезды джаза, он вел их вперед, указывал новые пути развития жанра, учил разработанной им самим технике игры на ударных. Своим творчеством он двигал музыку вперед. На таких, как он, и держится джаз, да и вообще искусство. Армен Манукян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted December 14, 2011 Author Report Share Posted December 14, 2011 Легендарный творец телеэкрана В летописи великих открытий мирового значения особое место принадлежит основателю черно-белого телевидения, основоположнику цветного телевидения и фототелеграфии Ованесу Абгаровичу Адамяну. Давно настало время воздать должное великому изобретателю. В связи с 55-летним юбилеем Армянского телевидения нужно основать площадь и воздвигнуть памятник выдающемуся сыну армянского народа. Ованес Адамян принадлежал к знатному армянскому роду Адамянцев. Его предки из села Джагацнер Нагорного Карабаха. Отец будущего физика, Абгар Адамянц, был нефтепромышленником, вместе с тем природа наделила его превосходным слухом, он хорошо разбирался в музыке и отлично играл на скрипке. Мать Ованеса, Маргарит Адамянц, была женщиной с тонкой и нежной организацией души, всячески пытавшаяся приобщить сына к армянскому искусству. Во многом именно ей будущий изобретатель обязан хорошим знанием родного языка и истории. Ованес Адамян родился в 1879 году и был вторым ребенком в семье. Еще в детстве в нем обнаружилась любовь к познаниям и изобретательству. Дома Ованес проводит первые свои опыты по физике, хотя мать стремится сделать из него музыканта. Под руководством опытной и квалифицированной пианистки М. К. Готардт она организует уроки музыки, и Ованес вместе с сестрами Егинэ и Евгинэ - талантливыми пианистками, которые впоследствии, являясь редчайшим и уникальным дуэтом, покоряли своим мастерством известные залы Европы, и братом Аршаком, будущим музыковедом, профессором, ректором Ереванской консерватории им. Комитаса, проникается глубокой любовью к музыке. В 1899 году О. Адамян уезжает на учебу в Германию. Проучившись семестр в Мюнхенском университете, он переезжает в Швейцарию и поступает в университет Цюриха на химическое отделение философского факультета. Но и Цюрих не удовлетворяет Адамяна, и он едет в Берлин, где заканчивает свое образование в университете и получает квалификацию инженера-электрика. Он был необычайно одаренным человеком с поразительно пестрым спектром интересов. Наряду с техническими дисциплинами он увлекался и изучал эстетику, архитектуру, музыку, живопись. Он был заядлым шахматистом и остроумным карикатуристом. Знаменитый французский физик Жак-Арсен д`Арсонваль, обращая внимание на разносторонние дарования ученого, говорил: "Вы, сударь, ленивец, каких мало. Обладать столь выдающимися талантами и с такой беспечностью их разбазаривать - просто преступление". На что О. Адамян с улыбкой отвечал: "Мир не делится лишь на черное и белое, есть много и других цветов". С Хосе Капабланкой и Дуз-Хотимирским он играл в шахматы, с именитыми музыкантами исполнял произведения Баха, Бетховена, Штрауса, Моцарта, устраивал выставки на Монмартре. Особенно любил и ценил встречи с соотечественниками: знаменитое берлинское кафе Cafee des Westens на Курфюрстендам стало местом его встреч с Комитасом, Аветиком Исаакяном, Каро Мелик-Оганджаняном, ханом Масеяном. Однажды на мраморном столике кафе он набросал химическим карандашом столь изящный рисунок, что владелец заведения, дабы сохранить шедевр, накрыл столик стеклом. Классик армянской литературы Александр Ширванзаде как-то встретил молодого Ованеса Адамяна в Париже: "С самого начала знакомства он вызвал интерес, пожалуй, исключительными достоинствами. В совершенстве усвоил европейские манеры и несколько языков. Поистине за всю свою жизнь я редко встречал среди армян столь образованного человека, каким был Адамян". 28 марта 1907 года Ованес Адамян представляет Государственному комитету по делам изобретений в Берлине свою первую заявку, в которой впервые была воплощена идея передачи изображения и дано технически вполне обоснованное устройство для фиксации и повторного воспроизведения переданного черно-белого изображения. Через несколько месяцев Адамян регистрирует свое второе, а по цветному телевидению - первое изобретение. Это изобретение стало историческим событием в развитии цветного телевидения, так как созданный Адамяном на этой основе телевизор двухцветного телевидения, впервые за всю историю развития техники передачи изображений на расстояние, был успешно испытан в действии. Автор успешно осуществил в Берлине своим аппаратом цветную передачу по проводам на расстояние 600 км, чем заслуженно завоевал приоритет первого изобретателя цветного телевидения. За то же изобретение 1907 года Адамяну в 1908 году были выданы английский и французский, а в 1910 году и российский патенты. В конце 1913 года О. Адамян переезжает в Россию. В Петербурге он организует лабораторию и продолжает свои эксперименты. За четверть века Адамян получил 24 патента на изобретения, но это далеко не полная картина его научной деятельности, так как до сих пор еще не удалось собрать весь его архив. В изобретательных документах нашли свое отражение замыслы ученого, связанные с проблемами цветного телевидения и фототелеграфии, автоматики (патенты на военные темы) и прикладной электротехники. О. Адамян по праву признан первым ученым, успешно осуществившим фототелеграфную передачу изображений с применением промежуточного клише. Развивая идею двухцветного телевидения, Адамян в 1925 году осуществил трехцветную передачу цветовых полей при помощи механической системы развертки. В феврале 1925 г. он представляет сконструированный им "аппарат для видения через непроницаемую преграду", который по существу представлял собой конструкцию современного цветного телевизора. Находясь далеко от Армении, Адамян до конца своей жизни был духовно связан с ней, сохраняя горячую любовь к своему народу и родному языку. "И хотя мир действительно не делится лишь на черное и белое, но судьба моего народа долгое время, увы, была именно двухцветной, - констатирует Ованес Адамян в начале 1920 года. - Чередовались периоды катастроф и торжеств, однако нам не хватало иных цветовых гамм - размерного ритма истории. И где бы я ни жил, но именно в Ереване обязан запустить свой первый цветной проект". В 1925 году все мировые агентства распространили сенсационное известие: "В столице Советской Армении запущена первая в мире действующая модель трехцветного телевизора "Эратес" - в переводе с армянского "дальнозоркий". И действительно, совместно с профессором Л. А. Ротиняном в ЕГУ в специально созданной лаборатории О. Адамян конструирует и испытывает в действии аппарат трехцветного телевизора. Это было устройство по передаче цветных изображений на расстояние при помощи диска с тремя сериями отверстий. При вращении диска три цвета сливались в единое изображение. Аналогичная система за рубежом была продемонстрирована только в 1928 году в Великобритании Джоном Байрдом. Почему мы предали забвению этот уникальный факт? В изобретении цветного телевидения Ованес Адамян впервые в истории развития телевидения применил последовательную систему изображения с помощью разработанного им диска. В 60-х гг. XX века американским ученым Э. Лэндом была предложена идея передачи полей по последовательной системе, получившая название "Двухцветная система Лэнда". Мало кому известно, что в основе этой системы лежали те же конструктивные принципы, что были предложены Адамяном за 60 лет до этого. Смерть 12 сентября 1932 года настигла Ованеса Адамяна в зените славы. За два года до кончины он впервые в мире осуществил передачу радиофототелеграммы из Москвы в Ленинград. За год он изобрел устройство для секретной передачи, за четыре месяца - аппарат для воспроизведения изображений, записанных на пленке. Незавершенными остались выдающиеся проекты: в частности, схема передачи изображения лунного ландшафта на Землю. Ованес Адамян действительно двигался вперед космическими шагами. Спустя ровно четверть века после ухода "вечного студента" из жизни известные британские ученые М. Кайвер и С. Джигит признаются: "Несмотря на то что первые идеи и патенты по созданию системы цветного телевидения принадлежат русскому инженеру И. А. Адамяну, который еще в 1908 году предложил первую систему цветного телевидения, работы в этой области начаты сравнительно недавно". Впрочем, в конце жизни бытовой телевизор уже меньше интересовал Адамяна; его интеллект стучался в ворота космоса и даже чуть было не приоткрыл их. Изобретательские идеи О. А. Адамяна, бесспорно, имеют всемирно-историческое значение. Люди Вселенной обязаны помнить, что возможностью видеть известные шедевры мирового искусства человечество обязано именно ему, - человеку, который первым, задолго до многих, разработал аппарат, позволяющий передавать черно-белое и цветное изображение на расстояние. И давайте, ни в коем случае не умаляя достоинства других, не забывать великие имена наших соотечественников, продвигающих человечество вперед. Проработав 45 лет на Армянском телевидении, я всей душой прочувствовала величие и гениальность открытия Адамяна. Благодаря ему я прожила интересную и счастливую творческую жизнь режиссера телевидения, передавая все свои помыслы и знания людям, донося до них вечные человеческие категории добра и любви. Давно настало время воздать должное великому изобретателю Ованесу Абгаровичу Адамяну. Я предлагаю в связи с 55-летием основания Армянского телевидения перед телецентром в Ереване основать площадь и воздвигнуть памятник выдающемуся сыну армянского народа. Эльмира Экекян, режиссер, заслуженный деятель искусств Армении, лауреат международных конкурсов Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted December 15, 2011 Author Report Share Posted December 15, 2011 Этот таинственный Гурджиев Он был более чем неординарная личность. Настолько неординарная, что многочисленные последователи во всем мире никак не разберутся с датой рождения. По одним данным он родился в 1866-м, и почитатели едва ли не весь этот год отмечали его 145-летие. По другим данным он появился на свет в 1877 г., и в наступающем году поклонники отпразднуют его 135-летие. Есть и другая дата рождения — 1872 год, иными словами, грядет 140-летие. И еще одна дата — 1870 год. Но это не все. Одни историки почему-то утверждают, что его отец — грек-ашуг, собиратель и исполнитель древнего эпоса, а мать — русская, хотя доподлинно известно, что матушка его армянка. Он — это целитель, пророк, мистификатор, соблазнитель женщин и поработитель мужчин. И писатель, скорее человек, предающий бумаге свои бесконечные мысли. Он — это “черный грек”, “Тигр Туркестана” и “Племянник князя Мухранского”. Это — Георгий Гурджиев. Так или иначе, 2005-й год назвали в мировом масштабе Годом Гурджиева и вовсю раскручивали научно или околонаучно его биографию и творческое наследие. Интерес к нему не остывает даже после этого Года, интернет и печать полны материалов о нем. Несколько статей появилось недавно и в российской печати. О его деятельности в России и Европе, о его встречах и сотрудничестве с известным писателем, путешественником и исследователем всяких “чудес” Петром Успенским. Предлагаем читателям материал о славном сыне Александрополя — Гюмри. Использованы отрывки из работы биографа и исследователя творчества Гурджиева В.Алексахина “Путешествие в настоящее”, а также выделенные курсивом отрывки из воспоминаний Вигена Исаакяна, которому довелось вместе с отцом Аветиком Исаакяном встречаться с Гурджиевым в Париже. Они хорошо иллюстрируют образ и деятельность “Черного грека”. Тропою Гильгамеша Загадочное появление Гурджиева на небосклоне исторических перипетий XX века — особый феномен, сопоставимый, возможно, с такими экстравагантными проводниками эзотерических влияний на человечество, как Апполоний Тианский, живший в I веке н. э., прослывший магом-чудотворцем и обучавшийся на Востоке, в Индии и других странах. Или, например, Иоганн Фауст (1480-1540), владевший тайнами магии и послуживший прототипом для героя бессмертной поэмы Гете. Некоторые исследователи жизни Георгия Ивановича Гурджиева (1877-1949) сравнивают его с Калиостро (Джузеппе Бальзамо), с “бессмертным” Сен-Жерменом (появился в Европе в 1735 г., умер в 1784 г.), которого Елена Блаватская причисляла к “великим тибетским мастерам”. Интересно отметить, что Гурджиев произвел в России более сильный “фурор”, чем граф Сен-Жермен во времена Екатерины II, так как действовал скрытно и крайне эффективно, может быть, более эффективно, чем многие из нас способны понять и оценить... Бросается в глаза закономерность: в периоды кризисов и катаклизмов на исторической арене появляются индивидуумы, которые создают особые школы, и группы людей, способные двигать человеческую духовность в направлении, перпендикулярном обычному течению времени. Именно Гурджиев донес до своих учеников тайну судьбоносных промежутков исторического времени: “В жизни человечества бывают периоды, когда массы народа начинают непоправимо уничтожать и разрушать все то, что создавалось веками и тысячелетиями культуры. Эти периоды в общем совпадают с началом упадка культуры и цивилизации; такие периоды массового сумасшествия, нередко совпадающие с геологическими катаклизмами, изменениями климата и тому подобными явлениями планетарного характера, освобождают огромное количество знания. Это в свою очередь вызывает необходимость в работе по собиранию знания, которое иначе будет утеряно. Таким образом, работа по собиранию рассеянной материи знания часто совпадает с началом разрушения и крушения культур и цивилизаций”. Замечательные люди Уже в раннем детстве отец, большой знаток сказаний и песен древности, спел Георгию историю о Гильгамеше. Позднее Гурджиев прочел содержание этой песни в одном из научных журналов, где были опубликованы данные археологических раскопок — клинописные таблицы, найденные в Ниневии. Этот факт убедил Гурджиева в том, что существует “устная традиция”, независимая от официальной науки, которая сохраняется не хуже официальных письмен и таблиц и делает более правильные акценты на содержательных аспектах знаний. Яркие примеры подобного рода — певец древнегреческих сказаний Гомер, славянский Боян, автор “Слова о полку Игореве” и др. Ряд экстраординарных событий и влияний, произошедших с Гурджиевым в детстве и юности, послужили отправным толчком для его путешествий и странствий “в поисках чудесного”. Сам Гурджиев упоминает влияние со стороны отца, бабки, первых учителей, среди которых был русский священник, декан кафедрального собора отец Бош. Другим человеком, “замечательно” повлиявшим на Гурджиева, был Богачевский - отец Эвлисий, окончивший свои дни помощником наместника монастыря Ессейского братства, находящегося вблизи Мертвого моря. Согласно преданию, в этом братстве “Иисус Христос получил благословление на свое подвижничество” (современные данные подтверждают тесную связь первых общин Иисуса с Кумранскими школами эзотерического иудаизма). В этот период Гурджиев весьма серьезно заинтересовался сверхъестественными явлениями, но даже погрузившись в книги и общаясь с учеными, он не мог найти ответы на многие необъяснимые вещи, очевидцем которых ему случалось быть. Он стал искать ответы в области религии: “Я посещал различные монастыри и повидал людей, о чьей набожности я слышал, читал Священное писание и жития святых и был даже в течение трех месяцев прислужником известного отца Евплампия в монастыре Санаин. Также я совершил паломничества к большинству святых мест различных вер в Закавказье”. В эти годы Гурджиев подружился с армянским юношей, которого позднее назовет в своих мемуарах “Мистер Икс” или “капитан Погосян”. Обсуждая многие проблемы, они пришли к выводу, что существует “тайное знание”, известное людям с древности, но к настоящему времени утерянное и забытое. Потеряв всякую надежду найти что-либо в современных источниках, Гурджиев и Погосян погрузились в изучение древней литературы. Они поселились среди руин древней армянской столицы Ани и однажды случайно наткнулись на засыпанную монашескую келью, где обнаружили “в угловой нише груду пергаментов с письменами”... Тайное братство “Сармунг” Благодаря изучению свитков стало известно: братство (эрнос) “Сармунг” существовало близ города Синаруш, но ранее находилось “в долине Изрумин, недалеко от города Нивеси. Выяснилось, что город Мосул, близ которого находилась прежняя столица Ассирии Ниневия, в VII в. назывался “Нивеси”... Погосян и Гурджиев встретили описание братства “Сармунг” в печатном издании старинной мистической книги “Меркхават”. Они решили найти следы пребывания этой школы между озером Урмия и Курдистаном, в трех днях пути от Мосула. Преодолевая множество трудностей и опасностей, друзья случайно обнаружили “тайную карту древнего Египта” у одного из местных священников. Им удалось снять копию с карты, и они направились в Египет. Но Погосян решил остаться на корабле, следующим курсом на Александрию. Позднее, получив образование в Ливерпуле, он стал квалифицированным инженером-механиком. Погосян был одним из тех, кто научил Гурджиева многому, в особенности умению сознательно делать вещи, достигать поставленных целей. После 1908 года Погосян стал бизнесменом и превратился в одного из самых богатых людей на Земле. “Он был прав, когда сказал, что несознательная работа всегда теряется. Он действительно работал сознательно и добросовестно день и ночь, как вол, всю свою жизнь, во всех обстоятельствах и при всяких условиях”. Гурджиев в России В 1912 г. Гурджиев появляется в Москве и Петербурге, выступая с лекциями и создавая группы людей, заинтересованных в работе над собой. Весной 1915 г. Гурджиев встречается с Успенским, который к тому времени уже объездил многие страны мира, был в Индии, в Египте, наблюдал воочию Сфинкса, Тадж Махал и Собор Парижской Богоматери. Успенский увлекался теософией, оккультизмом; он уже написал брошюру об Арканах таро и резюмировал свои изыскания в книге “Tetrium Organum”. Впоследствии Гурджиев признался Успенскому, что эти книги обратили его внимание к личности Успенского, и вовлечение его в школу Гурджиева было заранее продумано и запланировано. Русское общество в период Первой мировой войны уже было пронизано исканиями мистических движений, школ и кружков, салонов и философских обществ. Экзотический Восток стал приоткрывать свои вуали перед взором русских интеллигентов, мечтателей, поэтов-символистов. До встречи с Гурджиевым Успенский по-своему формировал свое мировоззрение. Он осознавал себя творцом “новой модели Вселенной”. Мир представляется многомерным, а мистицизм — “познанием расширенным сознанием” того ноуменального мира “вещей в себе”, о котором говорили философы и мистики различных времен и культур. Школы, которые находил Успенский на Востоке, требовали разрыва с культурой Запада, но Успенский верил в разум и интеллектуальную свободу, которой оставался чужд аморфный мистицизм Востока. В полной растерянности от неудачи своих поисков за границей, Успенский неожиданно для себя столкнулся с самым загадочным, пожалуй, из людей нашего столетия. В лице Гурджиева Успенский встретился с совершенно новой формой мышления. Система, которую он стал жадно изучать с помощью “человека с лицом индийского раджи или арабского шейха”, оказалась способной сплавить, воссоединить все знание, которое было ему известно, включая религиозные, философские, оккультные и научные формы и принципы. Новый период жизни Успенского начинается после революции 1917 года, когда по приглашению Гурджиева он приехал в Александрополь, а затем в Ессентуки, где поселился в доме на Пантелеймоновской улице. В это место постепенно съезжались другие ученики Гурджиева, образуя сплоченную группу, целиком отдававшуюся работе, общению. И обучению. Ложились спать поздно, вставали рано, с восходом солнца: “За шесть лет не наговорились столько, сколько мы наговорились за эти шесть недель”. В самый разгар мировой и гражданских войн, среди террора и многочисленных банд, в Ессентуках, незаметно от влияний планетарных пожаров и кровопролитий, шла интенсивная, кропотливая работа по созданию пробужденного сознания... Такая особенность — свойство эзотерической школы, которая должна уметь извлекать “пользу” из любой ситуации, какой бы она ни была. Гурджиев продемонстрировал своим ученикам не на словах, а на деле, что он умеет и как он умеет делать в самой безвыходной и критической, на первый взгляд, обстановке. Он мог бы подписаться под афоризмом, восходящим к Лао-цзы: “Чем хуже — тем лучше”. Когда в Ессентуках появились красные, Гурджиев представил новым властям свою группу как ученых, разыскивающих местонахождение золота в горах Кавказа. Он предложил план: официально снарядить экспедицию (якобы) для поисков и вывоза золота. Был собран реквизит из Кисловодска, Минеральных Вод, близлежащих станций: лошади, телеги, спирт для научных нужд, провианты, хотя Успенский решил не участвовать в “переходе Гурджиева через Кавказ”. Он вскоре узнал, что группа добралась до Сочи, откуда прибыла в Тифлис: у всех участников исторического “перехода” этот опыт стал чуть ли не самым ярким мистическим впечатлением и открытием “второго дыхания”, преодолением своей механичности. В январе 1920 года Успенский вместе с семьей покинул Россию и морем перебрался в Стамбул. Поскольку политическая обстановка в Тифлисе становилась все более неспокойной, Гурджиев покинул этот город летом 1920 года. На попутном пароходе компания, состоящая из Гурджиева и его многочисленных спутников, отплыла из Батума в Стамбул. В августе 1921 года Гурджиев и его спутники вынуждены были уехать в Германию, которая в начале 1920-х годов была Меккой мистицизма. Центральным местом в работе Гурджиева становится специальный балет, в котором ученикам предоставлена тренировка выполнения движений, создающих такие усилия и нагрузки на мышцы и нервную систему, которые в обычных условиях, в механической жизни, невозможны. Балет оказывался формой самопознания, ведущего к раскрытию высших форм сознания, пробуждению высших центров. Для многих танцы Гурджиева были чисто экзотической стороной дела. Иногда эти танцы воспринимались как выражение “сатанизма”, так как казались неестественными и чересчур “противоречивыми”. Жертвой такого впечатления стал Василий Шульгин, который в 1920 году оказался с армией Врангеля в Стамбуле и попал через знакомого на “гурджиевские танцы” в “Институте гармонического развития человека”. “Человек, сидевший на низенькой эстраде, соблюдал неподвижность, не делая никаких движений. Но он пристально смотрел на нас... Я увидел его глаза. Они незабываемы. Горящие глаза... Как у богатых караимов, державших в Киеве табачные лавочки...” В феврале 1922 г. Гурджиев приехал в Лондон, где участвовал в лекциях Успенского. Последний помогает ему в организации Института и постановке давно задуманного балета “Борьба магов”. Здесь было подготовлено около двадцати человек, включая участие известного музыканта Т. Гартманна (один из первых учеников Гурджиева), подготовившего аранжировку музыкальных тем Гурджиева. Успенский и остальные ученики собрали значительную сумму денег, на которую Гурджиев купил исторический замок Шато-Приоре в Авоне близ Фонтебло под Парижем. Мистическая жизнь в волшебном замке В октябре 1922 года он въехал туда с толпой учеников, и там сразу же развернулась бурная деятельность. Прежде всего был напечатан проспект по-французски, извещавший публику об открытии “Института гармонического развития человека Георгия Гурджиева”. Проспект начинался с рассказа об “искателях истины” и о российских приключениях Гурджиева и заканчивался внушительным числом последователей. Называлась цифра в 5 тысяч человек. В англоязычном проспекте, который появился позже, Гурджиев напустил еще больше тумана. Там говорилось об изучении методов усовершенствования человеческого “я” в соответствии с теориями европейских и восточных научных школ, о применении психологических методов к различным наукам, о космической психологии и вселенской механике, о теории относительности, нумерологии, астрофизике, алхимии, древней и современной восточной медицине, о психологии искусства, древней и новой философии, о гармонических ритмах и медицине. “Фаэтон за считанные минуты довез нас до “Исцеляющего дома”. Это был прекрасный древний замок, весь в цветущих садах. Гурджиев принял отца с распростертыми объятиями, беседуя с ним на гюмрийском диалекте. Целитель распорядился выделить нам комнату. “Аво, отдохни с дороги и ровно в семь спустись в столовую. Мы пообедаем все вместе, и ты увидишь массу любопытного”. В замке царила атмосфера экзальтации. Ходило множество рассказов о невероятных переживаниях, которые испытывали его обитатели. Музыка Гурджиева, которую он часто исполнял сам на ручном органе, воспринималась большинством из обитателей замка как музыка сфер. Другие считали, что эта музыка непосредственно воздействует на человеческие эмоции, возбуждая радость, сожаление, страх и мощное стремление к “пробуждению”. Обучение обычно длилось далеко за полночь, так что редко кому удавалось поспать больше трех-четырех часов. По теории Гурджиева люди, которые спят по семь часов, теряют половину этого времени на некачественный сон, и только глубокий сон, связанный с физической усталостью, длящийся три-четыре часа, приносит человеку настоящий отдых. “Я прогуливался по саду. Со стороны леса доносилась умиротворяющая музыка, я направился туда и увидел “больных”. Это была пожилая пара, муж с женой, которые рубили дрова, потом их аккуратно распиливали и складывали рядами. Чуть дальше я заметил молодых девушек, они выкапывали небольшие ямочки, сажали молодые деревца, при этом весело напевая. Все эти образы под аккомпанемент завораживающих музыкальных звуков будто уносили тебя из предместий Парижа в ирреальную, сказочную страну. Группа мужчин, на вид настоящих джентльменов и потомственных аристократов, месила песок и возводила небольшой дом. Все это было составной частью лечебного метода Гурджиева. Пациенты должны были уделять физическому труду несколько часов кряду, далее следовали водные процедуры, кратковременный отдых и обед с последующими ритуальными действиями. Я продолжил свой путь и набрел на странную постройку в индийско-арабском стиле, схороненную под кронами огромных деревьев. Здание с синим куполом напоминало мечеть, но минарета не было. Сидя у стола в тени деревьев, двое ученых мужей что-то записывали. По всей видимости, это и были настоящие ученые, бывшие профессора Петербургского университета, которые и направляли Гурджиева в его искусстве”. Многие не выдерживали такого ритма, собирали свои вещи и уезжали. Гурджиев никого не удерживал, напротив, часто сам выпроваживал неугодных. Другие погружались в фантазии, жили как во сне. Некоторые сходили с ума, были случаи самоубийств. В субботние вечера замок Приоре преображался. Готовился праздничный стол, и Гурджиев развлекал гостей, которые попадали в волшебный мир загадочных декораций, дервишеских танцев и музыки сфер. “Гурджиев сел в большое низкое кресло, пациенты окружили его. Гуру начал свою проповедь-беседу, ему внимали с раскрытыми ртами. Он говорил обо всем, мешая в одну кучу Библию, Коран, буддизм, говорил о бессмертии души, о потусторонней жизни, о вечном движении жизни на Земле и все в том же духе. Я заметил, что Гурджиева как будто подменили — он действительно источал магнетическое воздействие, которому трудно было не поддаться. Некоторые больные попросили его усыпить себя. Он сделал руками несколько таинственных движений, свой глубокий гипнотический взгляд устремил им в глаза, произнес волшебные слова то ли по-индийски, то ли по-арабски, то ли на гюмрийском диалекте — различить было положительно невозможно. И сразу же наиболее впечатлительные больные впали в сон. Этим самым Гурджиев произвел на окружающих сильнейшее впечатление. Несколько женщин как заколдованные буквально окаменели от той могучей энергетической силы, которую источала эта личность”. В 1923 году было организовано несколько демонстраций “движений” и танцев в Париже в театре на Елисейских полях и некоторых других театрах. Французские, английские и американские газеты публиковали сенсационные рассказы о “лесных философах”, “новом культе” и “черном маге”, который управлял покорными овцами, гипнотизируя мужчин и женщин и опустошая их кошельки. Вот одно из представлений. Были показаны танцы и специальные упражнения. Были фокусы и “магические” эксперименты: чтение мыслей и передача их на расстоянии. Прятали предмет, и ученик с завязанными глазами, взяв за руку одного из зрителей, отыскивал спрятанное; человеку, сидящему в зале, показывали предметы, и он телепатически передавал название и форму предмета людям, сидящим на сцене и т. д. Наиболее впечатляющим был номер, когда кто-либо из зала мысленно передавал пианисту Ф. Гартманну, находящемуся на сцене у пианино, название любой оперы, написанное на бумажке зрителями, и пианист исполнял музыкальный отрывок из нее. Зрители заказывали какое-нибудь животное одному из учеников, сидящему в зале, и другой ученик на сцене делал наброски именно того животного, которое заказывали изобразить. Публика вовсе была шокирована, вплоть до недоумения и ужаса, когда в кульминационный момент представления группа учеников разворачивалась лицом к сцене, резко бросалась к рампе и, перелетев через оркестровую яму, падала в первые ряды партера, заставляя зрителей вскакивать с мест. Но, странно перемешавшись между собой, эти “летающие” фигуры, нагромоздившись друг на друга, моментально застывали в тишине и неподвижности. Затем они по команде Гурджиева поднимались, — и не было ни одного перелома, синяка или царапины. “Отец с недоверием наблюдал за этим представлением. Гурджиев заметил это: “Я вижу, Аветик, что ты не слишком веришь во все эти дела, дай я и тебя усыплю”. Папа из любопытства согласился и прилег на кушетку. Гурджиев пустил в ход все свое мастерство: проделал свои дежурные движения руками, продекламировал свою абракадабру, но ничего не вышло — папа не засыпал. “Аветик, вставай, бесполезно, мы оба гюмрийские, ничего не выйдет. Давай лучше выпьем по бокалу шампанского”. Спиртное лилось рекой. Часть больных осталась лежать в полусне на мягких подушках, другая с воодушевлением внимала эксцентричной, странной, бессвязной речи Гурджиева”. Роковое дерево и тост за “идиотов” Между тем финансовые заботы не оставляли Гурджиева, который вынужден был искать дополнительные доходы для поддержания жизни в Приоре. Его поездка в Америку в 1924 году стала одной из попыток выйти из неразрешимой финансовой ловушки, в которой он оказался, и разведкой боем новой территории для своей деятельности. Вскоре после этого, вернувшись во Францию, Гурджиев попал в аварию: он врезался в дерево на огромной скорости, возвращаясь на автомобиле из Парижа в Фонтенбло. Ученики обратили внимание на то, что за ночь до своей поездки он вел себя необычно: попросил механика тщательно осмотреть машину, без всякой причины передал свои бумаги мадам де Гартманн и уполномочил ее действовать от своего имени, перед возвращением из Парижа в Фонтебло он велел мадам де Гартманн вернуться поездом и в ответ на ее недоумение просто махнул рукой... “Радиатор был раздавлен, двигатель сместился в сторону, рулевая колонка сломана, жалюзи, дверцы и окна разбиты, передняя ось и крылья вогнуты. Гурджиева нашли лежащим на траве, росшей по обочине дороги из Парижа в Фонтебло, и под головой у него было автомобильное сиденье. Как он выбрался из машины, выбрался ли он сам или его вынесли, было неясно. Автомобиль врезался в дерево”. Через полгода, с трудом оправившись после аварии, Гурджиев принял решение о ликвидации института и переселился в Париж. Теперь он обратился к литературному творчеству. В течение ряда лет он написал несколько книг, псевдобиографическую повесть “Встречи с замечательными людьми” о детстве, юности и поисках “утраченного древнего знания” на Востоке, а также фантастический роман “Рассказы Вельзевула своему внуку”. Вторую мировую войну Гурджиев незаметно прожил в Париже. После войны вокруг него снова стали собираться его бывшие и новые ученики, с которыми он вел занятия и беседы. Главной формой работы теперь стали ежедневные ритуализированные застолья, во время которых произносились тосты за “идиотов” всех разрядов и видов. “Подвыпивший “профессор” открылся отцу: “Если бы свет не был полон наивных и доверчивых людей, на что бы я тогда жил?” Он поднял бокал и предложил тост: “Так выпьем же за всех “арифов” мира!” Все выпили. Некоторые иностранцы поинтересовались, однако: “Профессор, что такое “ариф”?” Гурджиев с серьезным, глубокомысленным видом ответил: “Ариф” в переводе с древнеармянского означает “ученик”. “Пациенты” с воодушевлением поддержали этот тост и предложили его повторить. Папа не мог сдержать улыбку и все же, несмотря на происходящее, не скрывал подлинного восхищения “гением” этого авантюриста-шарлатана”. Он умер 29 октября 1949 года, оставив своих учеников в состоянии растерянности и недоумения по поводу дальнейшей судьбы его учения. Однако его ближайшая ученица Жанна де Зальцман сумела собрать вокруг себя некоторых из них и организовать их в существующий по сей день Гурджиевский фонд. * * * Искусный человек, как считал Гурджиев, не позволяет своему прошлому стать будущим, он пытается капля за каплей отыскать в себе божественную искру, освобождаясь от груза ложных “я”, сковывающих его движение подобно множеству лишних одежд. В книге “Агенты разведки” Тимоти Лири приводит ряд правил, которые применял Гурджиев для повышения уровня сознания человека: 1. Попытайся добраться до сути событий, от которых остальные люди отмахиваются, как от таинственных и загадочных; 2. Никогда не делай чего-то только потому, что это делают другие; 3. Никогда не думай так же, как думают другие; 4. Доверяй только собственному виденью мира, а не тому, как видят его другие, да и собственному мнению доверяй не очень надолго. Очень недурственные правила, а точнее — советы великого мистика и философа. Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted July 26, 2012 Author Report Share Posted July 26, 2012 Ваагн Стамболцян Прошел год, как не стало выдающегося органиста Ваагна Стамболцяна. Тот, кто знал его, на всю жизнь сохранит о нем самые светлые и живые воспоминания. Ибо он был выдающимся артистом нашего времени и, следовательно, принадлежит и будущему. Когда мы произносим его имя, перед мысленным взором возникает целый мир волшебства музыки, ее торжество. Что же могут прибавить слова к этому торжеству музыки? Только одно: надо мысленно пробежать весь путь Ваагна Стамболцяна, подумать немного о тех богатствах, которые мы ощущали с вами в продолжение всех этих лет, и сказать спасибо создателю удивительной школы, одному из самых вдохновенных поэтов органа. Через музыку великих мастеров прошлого, средневековых армянских авторов он сумел выразить дух нашего народа и нашего времени. Уже одно это говорит о великости его таланта и значении его творческого пути. Это артист народный в самом прямом смысле этого слова, национальный, сумевший при этом выразить дух не одного своего народа, но глубоко проникнуть в характер иных народов. И тут уже нам остается измерить его талант самой высокой мерой и сказать, чьим традициям следует он. Несомненно, великим традициям русской и мировой органной культуры. Образный мир Стамболцяна не ограничивался Бахом, средневековой армянской музыкой и русскими авторами: в нее органично входили и органные сочинения современных авторов. Думается, многим памятны его последние выступления. Его встречали и провожали, как всегда, громом рукоплесканий, долго не смолкавших и не дававших артисту возможности начать играть следующее сочинение. Все видели в нем прежнего любимого артиста, его выразительное лицо, жесты, полные благородства и достоинства. Но порой чувствовалось, что артисту что-то мешает. За этим неуловимым "что-то" скрывалась болезнь, и каждое его выступление было самопожертвованием. На каждом концерте он опустошал себя и вновь возвращался к жизни. Впрочем, это было органической потребностью, потому что игра на органе, музыка были единственным источником и смыслом его жизни. Многим памятен и юбилейный концерт, прошедший в Большом зале им. Арама Хачатуряна, ставший подлинным торжеством армянской исполнительской школы. Насыщенная программа, составленная из лучших произведений органной классики и современных авторов, посвящалась памяти жертв Геноцида армян. В концерте помимо В. Стамболцяна выступили и его бывшие студенты, которые сами давно завоевали "любовь пространства" и получили широкое признание и в Армении, и за рубежом. Символично то, что именно Ваагн Стамболцян впервые вместе с незабвенной Лусине Закарян исполнением армянской духовной музыки в апреле 1965 года отметил эту трагическую дату. Концентрация событий в одном этом вечере была поистине уникальной. Концерт можно было бы назвать и "Приношением учителю": именно в эти дни музыкальная общественность отмечала 80-летие со дня рождения выдающегося по масштабу артистического и педагогического дарования и по размаху своей деятельности артиста. Мэтру стоя аплодировали друзья, коллеги, вся музыкальная общественность, зарубежные гости. Держался юбиляр на сцене неприметно и совершенно просто. Он вовсе не походил на мэтра, признанного корифея исполнительского искусства. И ясно было, что это его всегдашнее естество и сущность. На расстоянии скольких световых лет отстоял Стамболцян от иных разудалых юбиляров, поминутно расправляющих плечи и становящихся на цыпочки, чтобы казаться величественнее и значительнее! Человек редкой чистоты, удивительной, иногда болезненной скромности, он всю свою жизнь преданно служил искусству и воспитал целую плеяду талантливых органистов, которые и в этот вечер, как и всегда, продемонстрировали достойный уровень, покоряя исполнением, в котором глубина мысли соединялась с вдохновенностью чувств и озаренностью. Исполнительской деятельности В. Стамболцяна обязана своим зарождением и развитием армянская органная культура. С именем Стамболцяна и его бывших студентов связано и широкое признание этой школы за рубежом. ...Вспоминаются далекие студенческие годы, когда мы впервые попали на сольный концентр артиста в Союзе композиторов, где впервые в Армении был установлен орган. Зал был переполнен, многие сидели на бордюрах на улице. На сцене появился строгий, со спокойным лицом и пристальным взглядом артист. Он сел за инструмент - и через минуту полился мощный, ликующий солнечный поток звуков, от которых сжималось сердце. Слитые с музыкой двигались его пальцы на клавишах. Артист один управлял страстями, стихиями и судьбами. Мощный заряд нес в себе каждый взятый им звук, и невозможно было не поддаться этой гипнотической силе - сила эта властно владела залом. Словно настраивая слушателей по собственному камертону, он заставлял в каждом звучать новые, еще неведомые струны. Мы открывали его для себя. Но было ясно одно: в концертную жизнь входил неординарный художник. С годами он стал нам дорог неповторимостью своего творческого облика: мы узнавали его по первым же характерным очертаниям его отшлифованного артистического почерка. Он создавал свой исполнительский стиль и стал любимцем самой взыскательной публики не только в нашей стране, но и за рубежом. Выступления Ваагна Стамболцяна, а впоследствии и его учеников и гастролеров из разных стран позволили ереванцам ознакомиться с огромным репертуаром органной музыки. Концерты органной музыки стали стимулом и для нашей композиторской школы: музыку для органа стали писать такие авторы, как Авет Тертерян, Тигран Мансурян, Ерванд Ерканян и другие. По-разному происходит развитие крупных личностей. Сравнение разных образцов искусства Стамболцяна с теми, что относятся к более позднему времени, вызывает ощущение редкой естественности, гармоничности творческой эволюции, по законам которой развивалось его искусство. Играть Баха было для него величайшей радостью. Именно его музыка способствовала тому, что со второго курса фортепианного факультета Ереванской консерватории, где он учился в классе Арно Бабаджаняна, Стамболцян перевелся в Ленинградскую консерваторию в класс известного органиста и педагога И. Браудо, воспитавшего целую плеяду артистов. Орган стал главной школой Стамболцяна, открыл ему, где таится музыка. Не фортепиано, не теоретические дисциплины, а орган, в котором он благодаря великому Баху услышал голоса земли и неба. Когда-то было сказано: "Если бы город зазвучал, как оркестр, наверное, музыка его была бы похожа на музыку Баха. На его "Пассакалию", "Органные прелюдии и фуги". Удивительно, как современна эта музыка". Для Стамболцяна музыка Баха служила противостоянием той беспощадной жестокости, с которой действительность обрушивала на нас буквально лавины поводов для отчаяния, недовольства, раздражения. Слушая органную музыку Баха, ощущаешь причастность к таинствам мироздания, гармонии, добра. Велика заслуга Стамболцяна и в пропаганде армянской средневековой музыки, лучшие образцы которой прозвучали именно в его исполнении. Благодаря ему армянская духовная музыка вошла в репертуар многих европейских органистов. ...Теперь на наших афишах нет больше имени любимого артиста. Его искусство осталось в многочисленных записях. Есть и долго еще пребудет оно в его учениках, в нашем искусстве. В них живая душа Ваагна Стамболцяна. Наталия Гомцян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted August 13, 2012 Author Report Share Posted August 13, 2012 Без пафоса и лишних слов Очерк о Васаке Хачикяне Не скрою, что каждый раз, когда журналистская профессия сталкивает меня с биографиями, подобными биографии Васака Ервандовича Хачикяна, на ум приходит мысль о некоей уникальной породе людей, весь жизненный путь которых можно охарактеризовать одной короткой и в то же время емкой фразой: служение своей стране. Именно в этом они находят высшую ценность, смысл, жизненный приоритет, хотя сами искренне уверены в том, что ничего особого не совершают, просто работают, как все, и живут, как все. Между тем каждая страница их жизни может служить для потомков примером куда более действенным, нежели любой дидактический материал по патриотическому воспитанию подрастающего поколения. В этом году заслуженному строителю Армении Васаку Хачикяну исполнилось бы 100 лет. Что ж, есть немало людей, доживающих до столь почтенного возраста. Васак Ервандович, к сожалению, не дожил и вряд ли мог бы дожить, хотя коротким его путь тоже нельзя назвать. Но у ярко горящего костра все же меньше шансов на долгий век, нежели у медленно тлеющей лучины… Васак Хачикян был среди тех, кто строил страну, в самом прямом смысле этого слова. Родившись 18 августа 1912 года в семье выходцев из Нор Баязета, он стал представителем поколения, на плечи которого легла необходимость создавать новую Армению. Выпускник Ереванского политехнического института, Васак Ервандович, будучи инженером-конструктором, явился инициатором крупнейших начинаний в стране, которые сам же и осуществил. Работая в "Армсельэлектро", он руководил строительством ряда ГЭС по всей Армении - в Басаргечарском, Котайкском, Азизбековском, Арташатском районах. Достаточно сказать, что именно благодаря построенным В.Хачикяном ГЭС не менее 70% сел и деревень Армении получили электроэнергию. С 1949 по 1959гг., работая в различных строительных учреждениях, Васак Ервандович продолжал осуществлять масштабные проекты, имеющие огромное значение для развития экономики республики. Под его руководством в этот период было построено несколько крупных производственных цехов Канакерского алюминиевого завода, ламповый, релейный заводы, завод фрезерных станков, крытый рынок в Ереване и десятки жилых домов. А в 1959-1965 годы, работая в тресте "Армхимпромстрой" вначале в качестве главного инженера, а потом управляющего трестом, В. Хачикян непосредственно принимал участие в строительстве ряда крупнейших объектов химической промышленности – цехов на заводе им. Кирова: производства каучука-наирита, компрессорного и гидрохлорирования каустической соды, цеха компрессии ацетилена, а также крупных комплексов получения ацетилена из природного газа и кислородного производства. Причем при строительстве были использованы спроектированные и изготовленные в руководимом В. Хачикяном тресте сборные железобетонные конструкции. Благодаря Васаку Ервандовичу воплотились в жизнь столь масштабные проекты, как строительство 4 крупнейших водоводов Армении: Арзни-II, Гюмуш - Арзни, Арзаканд - Арзни и Гель-Гель. Пожалуй, ограниченного газетного пространства не хватит даже для просто перечисления достижений В. Хачикяна в строительном деле. Но невозможно не упомянуть, что именно он был участником строительства Киевского моста через реку Раздан, заводов шампанских вин в Котайке, винных заводов Давалу и Арташата, коньячного завода в Ереване и т. д. С 1965 года, будучи на посту заместителя министра промышленного строительства, а впоследствии начальника Главного управления монтажных и специальных строительных работ, Хачикян осуществил строительство многих важнейших для республики сооружений, в числе которых и памятник жертвам Геноцида армян в Цицернакаберде. Действительно, выдающийся был человек, успевавший, кстати, не только строить, но и писать научные труды. И сегодня его книгами по строительству пользуются специалисты – они ничуть не потеряли своей актуальности и содержательности со временем. Двое сыновей Васака Ервандовича пошли по его стопам – стали строителями, а дочь Аида выбрала профессию химика-инженера. "Думаю, инженерное мышление, аналитический склад ума – это у меня от папы", - сказала Аида. – Он же научил нас тому, что чем бы ни занимался человек, он должен делать свою работу на высочайшем уровне или не делать ее вообще. Мы всегда видели перед собой пример человека огромного трудолюбия и преданности своему делу без оглядки. Таким был папа – вся его энергия, трудоспособность, все силы ума и души были направлены на то, чтобы приносить пользу своей стране. И делал он это так естественно, без всякого пафоса и лишних слов..." Что ж, благие дела всегда совершаются без шумихи и лишних слов - не так ли? Равно как и истинные патриоты не кричат о своей любви к родине на каждом перекрестке. Они просто живут этой любовью, живут так, что потом их помнят. Помнят с благодарностью... Зара Геворкян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted August 27, 2012 Author Report Share Posted August 27, 2012 Жизнь и дела Генриха Лилояна 27 августа исполнилось 80 лет со дня рождения Генриха Цолаковича Лилояна (1932-1999) - журналиста, дипломата, историка, партийного и государственного деятеля. Эта несомненно яркая, самобытная, талантливая личность принадлежит к поколению "шестидесятников", его имя было широко известно в республике и далеко за ее пределами. Мое знакомство с Генрихом Лилояном относится к 50-м годам прошлого столетия, когда я возглавлял комсомол Армении, а он учился в Ереванском государственном университете. Но еще до знакомства с ним я был хорошо знаком с его отцом, когда, окончив Военно-политическую академию, был назначен в 89-ю Армянскую Таманскую дивизию заместителем начальника политотдела по комсомольской работе. Подполковник Цолак Лилоян, участник Великой Отечественной войны, прошел весь боевой путь нашего прославленного армянского соединения от предгорий Кавказа до Берлина под командованием генерал-майора Нвера Сафаряна. Уроженец Кагызмана, что недалеко от Карса, этот честный и принципиальный человек, настоящий воин пользовался среди солдат, офицеров и руководства дивизии заслуженным уважением и авторитетом. И неудивительно, что сын унаследовал от отца много положительных качеств. Генрих Лилоян выделялся среди своих сверстников знаниями, кругозором, эрудицией, активной лидерской позицией, организаторскими способностями. Окончив университет, он работал в редакции республиканской газеты "Коммунист" корреспондентом по районам Севанского бассейна (Нор Баязет, ныне - Гавар, Мартуни и Басаргечар, ныне - Варденис), потом - собкором газеты "Медицинский работник" по Армении, затем вернулся в "Коммунист" литсотрудником. В эти годы я работал в Москве и переехал в Ереван в 1961 году, когда меня избрали секретарем ЦК Компартии Армении (замечу, что редакция "Коммуниста" тех лет выделялась плеядой талантливых перьев, которые в последующие годы перешли на партийную работу, занимали ответственные должности в партийных и государственных органах). Поэтому не случайно, что в 1963 году Лилоян был приглашен (как говорили тогда - выдвинут) на работу в ЦК КП Армении - сначала инструктором по информации, а спустя год был назначен помощником первого секретаря ЦК Якова Заробяна. Это был разгар хрущевской "оттепели", время больших перемен в стране, и мы охотно брали на партийную работу свежие кадры - интеллигентных молодых людей с хорошим образованием. Таким кадром несомненно был Лилоян. В 1965 году Генриха направили в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС, где он написал интересную диссертацию по истории освещения национального вопроса в армянской большевистской публицистике 1904-14 гг. Примечательно, что Лилоян был зачислен сразу на второй курс этой престижной кузницы идеологических кадров - для этого было специальное постановление Секретариата ЦК КПСС за подписью самого генерального секретаря Леонида Брежнева: "Зачислить Лилояна Г. Ц., в порядке исключения, на второй курс АОН при ЦК КПСС для завершения работы над диссертацией". Такое случалось крайне редко. Защитив диссертацию, Генрих вернулся в Ереван, и мы сразу же взяли его в ЦК КП Армении заведующим сектором зарубежных связей (я к тому времени уже был вторым секретарем ЦК), правда, в этой должности он проработал лишь 3 месяца. Когда в сентябре 1967 года в ЦК КП Армении сектор преобразовали в отдел информации и зарубежных связей, Лилоян был назначен заместителем заведующего этим подразделением, которое координировало всю внешнеполитическую деятельность республики. Это был период активного развития зарубежных связей, международных контактов Армении, причем к нам приезжали не только руководители соцстран и братских коммунистических и рабочих партий, но и представители различных государств. Все это налагало большую ответственность и требовало большой работы, в частности, по выработке таких программ, которые давали возможность показать гостям как богатое историческое прошлое армянского народа, так и достижения новой, Советской Армении в самых различных сферах, при этом соблюдая нормы протокола, в которых тогда в республике еще мало кто разбирался. Сегодня я с удовлетворением вспоминаю, что "тандем" многолетнего заведующего отделом Левона Манасеряна и его заместителя Генриха Лилояна работал слаженно, дружно и весьма плодотворно. В эти годы мы общались с Генрихом в повседневном режиме, и наши отношения переросли в добрые товарищеские и даже дружеские, а со временем еще более окрепли. В руководстве Армении мы с Антоном Кочиняном, Нагушем Арутюняном и Бадалом Мурадяном высоко ценили Лилояна как добросовестного, политически грамотного сотрудника, доброго и общительного человека, который всегда брал на себя основную тяжесть работы и ответственность на своем участке. Как правило, все руководители иностранных делегаций считали своим долгом перед отъездом просить нас поблагодарить Лилояна за хорошую организацию их пребывания в Армении. Работы у Генриха действительно было много, особенно в летний и осенний период, когда в Армении практически одновременно находились по три-четыре делегации, и это не могло не сказаться на наших работниках. Помню, как-то на одном заседании Бюро ЦК Генрих (небывалый случай!) даже уснул, и мне пришлось написать заведующему отделом записку такого необычного содержания: "Отправьте вашего зама домой, пусть отоспится" (я напрочь забыл бы об этом случае, если бы мне не напомнили о нем сын и дочь Лилояна - Тигран и Нина, передав ксерокопию этого моего "послания"). Следующим этапом в биографии Генриха Цолаковича стала дипломатическая работа во Франции. Сегодня многим кажется, что армянская дипломатия возникла на пустом месте, и мало кто помнит, что с 1960 по 1982 год в Посольстве СССР в Париже постоянно работал представитель республики, которого за глаза по праву называли послом Армении. В ряду представителей Армении во французской столице были Левон Манасерян, Марат Харазян, Генрих Лилоян, Рубен Саакян. Наряду с выполнением основных функций в советском посольстве они фактически служили мостом между республикой и армянской общиной, обеспечивали постоянную связь с нашими соотечественниками в этой стране, их общественными и религиозными организациями. Кандидатура Лилояна для работы в Париже была воспринята в ЦК КПСС и в союзном МИД очень положительно, потому что к этому времени за его плечами был хороший опыт партийной работы, причем связанной с международными делами. А до выезда за границу, в первой половине 1970 года, Генрих был направлен на курсы усовершенствования руководящих дипломатических работников Высшей дипломатической школы МИД СССР в Москве. За 5 полных лет плодотворной работы во Франции Генрих Лилоян инициировал передачу армянского хачкара в коллекцию знаменитого Лувра, организовал "переезд" в Армению творений и архивов многих известных деятелей армянской культуры, а также уникальной коллекции французских медалей в Государственный исторический музей и ряда древних манускриптов для Матенадарана. Это он содействовал проведению во Франции Дней туризма Армении (1973 г.) и фестиваля армянского кино (1975 г.), гастролей многих исполнителей и творческих коллективов, выставок армянских художников во Франции. Это он "опекал" в Париже Арама Хачатуряна, маршала Баграмяна и Уильяма Сарояна, Константина Симонова и Сергея Михалкова, Арно Бабаджаняна и Мариэтту Шагинян, общался с Марком Шагалом, Морисом Дрюоном и Луи Арагоном, дружил с Гарзу и Жансемом, Григорием Шилтяном, Анри Верноем и Мишей Азнавуряном (отцом Шарля Азнавура). Лилоян содействовал успешной организации визитов в Париж блаженной памяти Католикоса Вазгена I, который очень тепло относился к нему и высоко ценил его. По предложению Генриха телетайпная лента АрмТАГ-Арменпресс о новостях из Армении на армянском языке стала через ТАСС поступать и в Париж (до этого она направлялась в Бейрут и в США) - для издававшихся там армянских газет, причем не только для изданий просоветской направленности. В годы, когда я был направлен послом СССР в Сенегал и Гамбию, наши контакты с Лилояном не прерывались. Проездом в Дакар или обратно в Москву я бывал в Париже, где Генрих принимал нас со всей свойственной ему теплотой, радушием и гостеприимством. И мы с удовольствием вспоминали о нашей совместной работе, о временах минувших, о наших друзьях-товарищах. В свою очередь советские послы во Франции - выдающиеся советские дипломаты Валериан Зорин, Петр Абрасимов, а затем и Степан Червоненко - неизменно тепло отзывались мне о Лилояне, его знаниях, дарованиях, умении работать в дипломатическом коллективе и в целом его плодотворной деятельности. Ценили Генриха и в Москве - в этом я убеждался, бывая в отпуске или в командировке. Так, работая в группе культуры совпосольства, он был одним из активных переговорщиков с французской стороной по вопросу о демонстрации в Москве великого творения Леонардо да Винчи "Мона Лиза (Джоконда)". Об этом мне рассказывали тогдашний министр культуры СССР Екатерина Фурцева и ее заместитель Владимир Попов. Вернувшись из загранкомандировки домой, Лилоян вновь стал работать в отделе информации и зарубежных связей ЦК КП Армении. В Национальном архиве республики в числе некогда строго секретных документов любопытно прочитать решения, подготовленные и доложенные Генрихом Лилояном, к примеру, об оказании помощи армянской общине Ливана, о разрешении Первопрестольному Святому Эчмиадзину издать Библию... В 1982-89 гг. Генрих возглавлял Главное управление Армянской ССР по иностранному туризму (Главинтурист Арм. ССР), входил в состав правительства республики. Это были годы стремительного развития индустрии туризма, когда она стала важной отраслью армянской экономики. В Армению приезжали не только наши соотечественники из диаспоры, но и многочисленные туристы из самых разных государств. В тот период был сдан в эксплуатацию второй корпус гостиницы "Армения", построен конференц-зал Интуриста. Когда в 1989 году по всему Союзу упразднили республиканские ведомства по интуризму, Генрих Цолакович был переведен директором в Государственную публичную библиотеку. По его инициативе публичка была переименована в Национальную библиотеку, увидели свет многотомные документальные сборники о разрушительном землетрясении 1988 года и о жестокой блокаде Армении. К сожалению, большего там он не смог сделать, так как его "потеснили". Впоследствии он стал первым заведующим историко-дипломатическим отделом Министерства иностранных дел уже независимой Армении, первым главным редактором "Дипломатического вестника" МИД республики, преподавал историю дипломатии и международные отношения в ереванском университете "Грачья Ачарян". "Не повезло" Лилояну и на работе в МИД - наступили новые времена, и он оказался не у дел… Кандидат исторических наук Генрих Лилоян продолжал заниматься журналистикой и публицистикой. Его перу принадлежат многочисленные книги, путевые заметки о поездках на разные континенты, исследование о жизни и деятельности крупного советского дипломата Льва Карахана, работа "Культура возрожденной Армении", изданная на украинском языке в Киеве, сотни статей на самые разнообразные темы. Он - автор первого Дипломатического словаря на армянском языке, который из-за своей тяжелой болезни не успел завершить и издать. Не унывая, во время нашей последней встречи он рассказывал о своих планах написать книгу о советских послах-армянах... Говоря о Генрихе Лилояне, не могу не вспомнить и не отдать должное его обаятельной супруге Седе, которая, увы, тоже рано ушла из жизни. ...В 2003 году на доме по проспекту Месропа Маштоца в Ереване, где жили Лилояны, была открыта мемориальная доска памяти Генриха. Мне очень приятно, что уже много лет в День дипломатического работника России к доске с цветами неизменно приходят российский посол и сотрудники Посольства РФ. Похвально, что отныне День дипломата установлен и в Армении, и, уверен, в этот день работники МИД республики отдадут дань памяти и Генриху Лилояну - журналисту, историку, дипломату, партийному и государственному деятелю. Георгий Тер-Газарянц, вице-президент Союза армян России, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 20, 2012 Author Report Share Posted September 20, 2012 Соль земли Село Шулавери в небольшом армянском анклаве Грузии дало миру немало талантов. Там родились известный армянский писатель Арази, знаменитый дирижер Александр Мелик-Пашаев, крупный астрофизик, академик Вениамин Маркарян и его сестра - талантливая поэтесса Маро Маркарян. А 20 сентября 1917 г. в селе Шулавери родился один из основоположников школы химиков-органиков Армении, заслуженный деятель науки, академик Саркис Амбарцумович Вартанян. По окончании школы С. Вартаняна отправляют учительствовать в соседнее село Бердадзор. Через год он уезжает в Ереван, где поступает на физический факультет недавно открывшегося университета, но год спустя, отдав предпочтение химии, переводится на возглавляемый профессором Г. Тер-Газаряном химический факультет, где преподавала целая плеяда выдающихся армянских химиков - С. Гамбарян, А. Акопян, Л. Ротинян. Наступил 1941 г. Студентом последнего курса Саркис Вартанян ушел на фронт, был дважды ранен и с двумя орденами Отечественной войны I и II степени, орденом Красной Звезды, 9 медалями дошел до Берлина. Вернувшись в Ереван в звании майора, С. А. Вартанян сдает государственные выпускные экзамены, а затем и вступительные в аспирантуру. В 1949 г., защитив кандидатскую диссертацию, он возвращается в Ереван, и в 1951 г. по предложению самого И. Н. Назарова вновь уезжает в Москву, на сей раз в докторантуру. В 1955 г. он успешно защищает докторскую диссертацию. Годы жизни в Москве, работа под руководством известного ученого, академика И. Н. Назарова стали для талантливого молодого человека прекрасной научной школой, сформировали специфическую жизненную философию и мировоззрение. Человеческая и профессиональная безупречность, преданность науке, бескорыстие - характерные черты ученых того времени и армянской интеллигенции в целом. В 1953 г. в Институте органической химии АН Армянской ССР (ИОХ) С. А. Вартанян создает лабораторию, где исследовались потенциальные возможности применения винилацетилена - основного сырья для получения хлоропрена по старой технологии. Эти работы позднее были обобщены в его первой в мировой химической литературе фундаментальной монографии "Химия винилацетилена и его производных". В лаборатории С. А. Вартаняна прошли научную школу более 50 кандидатов и 10 докторов наук, опубликовавших более 400 научных статей, получено более 100 авторских свидетельств. Академиками стали его ученики - Ш. О. Баданян, Г. А. Чухаджян, Р. С. Вартанян, член-кором - А. С. Норавян. Химическая школа С. А. Вартаняна получила широкую известность далеко за пределами СССР. Ученики С. А. Вартаняна стали создавать новые самостоятельные лаборатории, научные направления, уходили на производство, на преподавательскую работу в вузы. В 1968 г. С. А. Вартанян перекидывает "винилацетиленовый мост" в область медицинской химии и переводит свою лабораторию в Институт тонкой органической химии - ИТОХ. Его концепция оказывается настолько плодотворной, что уже к середине 1970-х найденное направление трансформируется в новые лаборатории, функционирующие по сей день. Невозможно не упомянуть преподавательскую деятельность С. А. Вартаняна на химическом факультете ЕГУ. В отличие от многих курсов лекций, фактически являющихся пересказом содержания имеющихся учебников, его авторские лекции можно назвать мастер-классом. Знания, полученные на его лекциях, не забываются. В течение многих лет С. А. Вартанян был бессменным председателем выпускной государственной экзаменационной комиссии по органической химии ЕГУ. В 1971 г. он был избран член-кором, а в 1977 г. - академиком АН Армянской ССР. В 1974 г. он получил звание заслуженного деятеля науки. В 1970 г. С. А. Вартанян назначается директором ИТОХ, достойно продолжает и развивает традиции уникального института. Свою деятельность на новом поприще он начинает с увековечивания памяти основоположника института, добившись присвоения имени и установления памятника А. Л. Мнджояну. Носитель стратегического мышления, он упорно направляет институт на перспективные исследования, делая ставку на молодое поколение. Он всячески способствовал становлению новой генерации специалистов в области медицинской химии, фармакологии и фармацевтики. Молодежь направлялась в аспирантуру, на стажировку в ведущие центры СССР, за рубеж. Он был уверен сам и убеждал молодых ученых, что каждая работа должна иметь крупную цель, а для достижения успеха труд должен доставлять радость. С лекциями и докладами в институт приглашались крупные ученые, организовывались симпозиумы и конференции. Институт отличала особая творческая атмосфера, значительно расширились направления исследований, открылись новые лаборатории. Всеми мыслимыми и немыслимыми путями изыскивались средства для развития института, добывалось новейшее оборудование. ИТОХ достойно представлял миру свои достижения, имел свое производство, богатейшую научную библиотеку. За счет зарабатываемых коллективом средств укреплялась техническая база института, строились жилые дома для сотрудников. Институт стал городом-садом, единственным учреждением в СССР, где не было очереди на получение квартир. К 1987 г., когда он покидал институт, ИТОХ уже насчитывал более 650 сотрудников, включая более 100 кандидатов и более 10 докторов наук, имел сотни авторских свидетельств, прорывные проекты, способные изменить определенные воззрения в фармацевтике, приносить баснословные прибыли. Объемы производства и продаж лекарств, разработанных и произведенных ИТОХ, были удесятерены. Эти достижения были отмечены правительственными наградами. По инициативе С. А. Вартаняна в СССР была заложена прекрасная традиция проведения систематических всесоюзных конференций по химии ацетилена, первая из которых была организована им в Ереване в начале 1960-х гг. Затем с периодичностью в 3-4 года эти конференции регулярно проводились в крупнейших научных центрах СССР. Сам С. А. Вартанян часто представлял СССР на международных научных симпозиумах. В 1987 г. он был избран академиком-секретарем Отделения химических наук, а также членом президиума АН Армянской ССР. С 1988 г. С. А. Вартанян был главным редактором "Армянского химического журнала", членом редакционного совета "Армянской советской энциклопедии", членом коллегий всесоюзных журналов "Химия природных соединений", "Химико-фармацевтический журнал". За плодотворную научную деятельность С. А. Вартанян был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Академик С. А. Вартанян скончался 2 апреля 1997 года, не дожив до своего 80-летия несколько месяцев. Жизнь С. А.Вартаняна - летопись становления армянской науки и армянской интеллигенции. Он был профессионалом, одним из тех, для кого делом чести и долгом была созидательная работа. Он не переносил подлости, лицемерия, лжи, непорядочности и, не скрывая этого, четко разделял людей на тех, кому можно и кому нельзя подать руку. Трудом и талантом С. А. Вартаняна и многих других представителей его поколения в Армении процветали наука и искусство, сформировалась система высшего образования, была организована Академия, творческие союзы... Эти люди были солью земли армянской, а их творческие способности - двигателями прогресса. С уходом этого поколения многое изменилось не только в сфере науки, но и в армянском обществе в целом. Коллектив научно-технологического Центра органической и фармацевтической химии НАН РА Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 28, 2012 Author Report Share Posted September 28, 2012 Приношение Учителю В ряду памятных музыкальных дат этого года одной из самых дорогих для нас явилось 90-летие известного композитора, талантливейшего пианиста и педагога Эдуарда Багдасаряна. Он ушел из жизни в 1987 году, оставив яркий след не только в армянской музыке второй половины XX века, но и в сердцах своих многочисленных воспитанников Ереванской консерватории и Музыкального училища им. Романоса Меликяна. Известный композитор Тигран Мансурян поделился своими теплыми воспоминаниями: "Для нас Багдасарян был не только талантливым автором талантливой музыки, но и нашим Учителем. Он запомнился горячим, увлеченным, глубоким во всем - в своих сочинениях, в педагогической профессии, в отношении к обязанностям, любви к музыке. Редкая заинтересованность, прямота во взглядах, огромная требовательность к себе, забота и при этом редкая тактичность, особая чуткость в обращении с молодыми, начинающими авторами - все это оставило свой неизгладимый след в наших душах". "Багдасарян имел свои творческие принципы, свою, ясно осознанную художественную вселенную. Его уроки (он нам преподавал гармонию, а в училище - композицию) очень помогли всем нам, его многочисленным ученикам. Он хорошо понимал, что поощрять следует совсем не тех, кто лучше умеет работать локтями, а поддерживать ярко одаренных, преданных профессии студентов. Свои сокровенные размышления о жизни, свой опыт человека и художника он раскрыл в музыке, которая ассоциируется с исповедью", - сказал А. Агаронян. Наиболее полная и глубокая характеристика творчества композитора содержится в монологе известного исследователя музыки, доктора искусствоведения Георгия Геодакяна. Впечатления юности, как известно, бывают особенно яркими. Хорошо помню первую встречу с музыкой Эдуарда Багдасаряна. Это было в 1947 году. Он сам тогда был еще молод. Только что окончил Ереванскую консерваторию по классу фортепиано Г. В. Сараджева и одновременно занимался композицией у профессора Х. С. Кушнарева. Багдасарян обладал незаурядным пианистическим талантом. На государственном экзамене он играл труднейший фортепианный концерт Шостаковича. Это было вообще первое исполнение концерта в Армении - что само по себе далеко не обычно для студента консерватории. Он играл самозабвенно, с особым подъемом. И неудивительно: экзаменационную комиссию возглавлял прославленный Игумнов. Заслужить его внимание уже значило много, не говоря об отличной оценке - заветной мечте каждого выпускника. Багдасарян заслуженно получил эту оценку. Тем не менее в блистательном пианистическом выступлении Багдасаряна не было ничего неожиданного. Неожиданным оказалось совсем другое - исполнение им на этом же государственном экзамене своих прелюдий для фортепиано, поразивших неординарностью, непохожестью на то, что имелось в армянской фортепианной литературе. Прелюдии Багдасаряна уводили слушателя в иной мир, мир чисто камерной музыки с ее филигранной отточенностью каждой детали, изысканно тонкой и вместе с тем удивительно многоцветной звуковой палитрой. Здесь возникали то картины родной природы, исполненные мягкой, светлой лирики и какой-то хрустальной прозрачности колорита, то образы причудливо-фантастические, стремительные в своем неудержимом полетном движении. В стиле прелюдий развитие национальных традиций сочеталось с уверенным использованием опыта современной музыки. В особенности чувствовалась близость к остродинамичному прокофьевскому пианизму, графическая жесткость которого здесь, правда, несколько смягчалась влияниями, идущими от утонченно-лирических фортепианных образов Скрябина и отчасти Рахманинова. Это была основа (только основа), на которой выросла вполне самостоятельная и оригинальная музыка Багдасаряна, так покорившая уже первых слушателей своей свежестью и новизной. Время подтвердило справедливость этих первых впечатлений. Прелюдии получили широкое распространение на концертной сцене, в практике музыкальных учебных заведений, неоднократно издавались. Они стали подлинным украшением армянской фортепианной музыки. В дальнейшем, с накоплением опыта и знаний (после Ереванской консерватории Багдасарян совершенствовался в Москве при Доме культуры Армении у известных композиторов Г. И. Литинского и Н. И. Пейко) диапазон его творческих интересов значительно расширился. Примечательными событиями не только в творческой биографии композитора, но и в национальной камерной музыке стали его эпический по размаху квинтет и светлая "весенняя" по колориту соната для кларнета и фортепиано. Заслуженное признание принесла композитору глубоко народная по духу "Рапсодия для скрипки и оркестра" - одно из художественно наиболее современных и значительных его созданий. С середины 50-х Э. Багдасарян все чаще обращается к созданию музыки для драматических спектаклей и кино. Особенно запомнились "Злой дух" в театре имени Станиславского, "Ромео и Джульетта" у сундукяновцев и "Золотой город" в ТЮЗе. Интересно проявил себя Э. Багдасарян в жанре эстрадной музыки, где он долгое время по праву занимал одно из ведущих мест. Его темпераментные, задорные инструментальные пьесы, лирические эстрадные песни широко звучали не только в исполнении руководимого им Квинтета радио и телевидения - второго по значению коллектива эстрадной музыки в республике, но и включались в репертуар других эстрадных оркестров. Среди сочинений Багдасаряна - симфоническая красочная сюита, проникновенные по музыке "Три средневековых песнопения" для скрипки и фортепиано, хоровая песня "Моя Родина...". А. Багдасарян внес свой заметный вклад в армянскую музыкальную культуру, завоевал признание и любовь многочисленных слушателей и в Армении, и далеко за ее пределами... Это светлое имя неотрывно от всей нашей культуры. Наталия Гомцян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 28, 2012 Author Report Share Posted September 28, 2012 Приношение Учителю В ряду памятных музыкальных дат этого года одной из самых дорогих для нас явилось 90-летие известного композитора, талантливейшего пианиста и педагога Эдуарда Багдасаряна. Он ушел из жизни в 1987 году, оставив яркий след не только в армянской музыке второй половины XX века, но и в сердцах своих многочисленных воспитанников Ереванской консерватории и Музыкального училища им. Романоса Меликяна. Известный композитор Тигран Мансурян поделился своими теплыми воспоминаниями: "Для нас Багдасарян был не только талантливым автором талантливой музыки, но и нашим Учителем. Он запомнился горячим, увлеченным, глубоким во всем - в своих сочинениях, в педагогической профессии, в отношении к обязанностям, любви к музыке. Редкая заинтересованность, прямота во взглядах, огромная требовательность к себе, забота и при этом редкая тактичность, особая чуткость в обращении с молодыми, начинающими авторами - все это оставило свой неизгладимый след в наших душах". "Багдасарян имел свои творческие принципы, свою, ясно осознанную художественную вселенную. Его уроки (он нам преподавал гармонию, а в училище - композицию) очень помогли всем нам, его многочисленным ученикам. Он хорошо понимал, что поощрять следует совсем не тех, кто лучше умеет работать локтями, а поддерживать ярко одаренных, преданных профессии студентов. Свои сокровенные размышления о жизни, свой опыт человека и художника он раскрыл в музыке, которая ассоциируется с исповедью", - сказал А. Агаронян. Наиболее полная и глубокая характеристика творчества композитора содержится в монологе известного исследователя музыки, доктора искусствоведения Георгия Геодакяна. Впечатления юности, как известно, бывают особенно яркими. Хорошо помню первую встречу с музыкой Эдуарда Багдасаряна. Это было в 1947 году. Он сам тогда был еще молод. Только что окончил Ереванскую консерваторию по классу фортепиано Г. В. Сараджева и одновременно занимался композицией у профессора Х. С. Кушнарева. Багдасарян обладал незаурядным пианистическим талантом. На государственном экзамене он играл труднейший фортепианный концерт Шостаковича. Это было вообще первое исполнение концерта в Армении - что само по себе далеко не обычно для студента консерватории. Он играл самозабвенно, с особым подъемом. И неудивительно: экзаменационную комиссию возглавлял прославленный Игумнов. Заслужить его внимание уже значило много, не говоря об отличной оценке - заветной мечте каждого выпускника. Багдасарян заслуженно получил эту оценку. Тем не менее в блистательном пианистическом выступлении Багдасаряна не было ничего неожиданного. Неожиданным оказалось совсем другое - исполнение им на этом же государственном экзамене своих прелюдий для фортепиано, поразивших неординарностью, непохожестью на то, что имелось в армянской фортепианной литературе. Прелюдии Багдасаряна уводили слушателя в иной мир, мир чисто камерной музыки с ее филигранной отточенностью каждой детали, изысканно тонкой и вместе с тем удивительно многоцветной звуковой палитрой. Здесь возникали то картины родной природы, исполненные мягкой, светлой лирики и какой-то хрустальной прозрачности колорита, то образы причудливо-фантастические, стремительные в своем неудержимом полетном движении. В стиле прелюдий развитие национальных традиций сочеталось с уверенным использованием опыта современной музыки. В особенности чувствовалась близость к остродинамичному прокофьевскому пианизму, графическая жесткость которого здесь, правда, несколько смягчалась влияниями, идущими от утонченно-лирических фортепианных образов Скрябина и отчасти Рахманинова. Это была основа (только основа), на которой выросла вполне самостоятельная и оригинальная музыка Багдасаряна, так покорившая уже первых слушателей своей свежестью и новизной. Время подтвердило справедливость этих первых впечатлений. Прелюдии получили широкое распространение на концертной сцене, в практике музыкальных учебных заведений, неоднократно издавались. Они стали подлинным украшением армянской фортепианной музыки. В дальнейшем, с накоплением опыта и знаний (после Ереванской консерватории Багдасарян совершенствовался в Москве при Доме культуры Армении у известных композиторов Г. И. Литинского и Н. И. Пейко) диапазон его творческих интересов значительно расширился. Примечательными событиями не только в творческой биографии композитора, но и в национальной камерной музыке стали его эпический по размаху квинтет и светлая "весенняя" по колориту соната для кларнета и фортепиано. Заслуженное признание принесла композитору глубоко народная по духу "Рапсодия для скрипки и оркестра" - одно из художественно наиболее современных и значительных его созданий. С середины 50-х Э. Багдасарян все чаще обращается к созданию музыки для драматических спектаклей и кино. Особенно запомнились "Злой дух" в театре имени Станиславского, "Ромео и Джульетта" у сундукяновцев и "Золотой город" в ТЮЗе. Интересно проявил себя Э. Багдасарян в жанре эстрадной музыки, где он долгое время по праву занимал одно из ведущих мест. Его темпераментные, задорные инструментальные пьесы, лирические эстрадные песни широко звучали не только в исполнении руководимого им Квинтета радио и телевидения - второго по значению коллектива эстрадной музыки в республике, но и включались в репертуар других эстрадных оркестров. Среди сочинений Багдасаряна - симфоническая красочная сюита, проникновенные по музыке "Три средневековых песнопения" для скрипки и фортепиано, хоровая песня "Моя Родина...". А. Багдасарян внес свой заметный вклад в армянскую музыкальную культуру, завоевал признание и любовь многочисленных слушателей и в Армении, и далеко за ее пределами... Это светлое имя неотрывно от всей нашей культуры. Наталия Гомцян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 28, 2012 Author Report Share Posted September 28, 2012 Хранитель судеб Большинство вряд ли слыхало о Левоне Брутяне, родившемся в 1929 году и ушедшем из жизни в 1986-ом. Левон Брутян родился в Ленинакане. После развода родителей девятилетним мальчиком вместе с матерью оказался в Москве. Война, эвакуация, возвращение, юридический факультет МГУ, должность судьи, потом отставка по принципиальным соображениям, работа юрисконсультом на заводе, а вскоре полный отход от юриспруденции с поворотом к журналистике и писательству. Одновременно он защищает кандидатскую и докторскую диссертации в области философии. Постепенно Брутян обозначил свою цель - писать об интересных, большей частью малоизвестных людях, а так как, видно, крепка оказалась пуповина, связывающая его с Арменией, Левон Акопович стал писать об армянах. В основном не о тех, кто проживает на Родине, а о тех, кто на чужбине, даже если эта чужбина - "союз нерушимый республик свободных". Он написал повесть "Знамя над Рейхстагом" об Араме Мирзояне, участнике первой группы, водрузившей в Берлине знамя над Рейхстагом. Вторая повесть "Тысяча дней в стане врага" была посвящена разведчику Гайку Мартиросяну, спасшему много жизней в оккупированной немцами Феодосии и предотвратившему вывоз картин Айвазовского. Позже по этой книге сняли фильм. Потом увидели свет две книги очерков: о революционерах-армянах и об одиннадцати адмиралах-армянах. Еще две книги рассказывают о деятелях литературы и искусства и о людях театра - режиссерах, артистах. Александр Товмасян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 30, 2012 Author Report Share Posted September 30, 2012 (edited) Человек, отвечавший за профессию ...Их мало, с опытной душой, Кто крепким в качке оставался… Вот сейчас, собираясь писать об Арцвине Григоряне, я вспоминаю, как незадолго до своей кончины он наизусть цитировал эти строки из своего любимого Есенина… Мы только что закончили интервью по злободневной архитектурно-градостроительной проблематике и увлеклись поэзией, сидя в уютной и скромной гостиной известного архитектора в ожидании чая и великолепного яблочного пирога, приготовленного Донарой – супругой Арцвина Гайковича… "Их мало, с опытной душой, кто крепким в качке оставался…" – а ведь эти строки Есенина как нельзя больше подходят самому Арцвину Григоряну, вся жизнь и профессиональная деятельность которого свидетельствуют: этот человек не прогибался, не изменял своим принципам и каждым своим словом, действием показывал пример того, каким должен быть архитектор и человек с большой буквы. Как-то он сказал: "Главное - думать не о себе (как больше заработать), а об окружающей среде и живущих в ней людях". И это действительно было его жизненным кредо. Арцвин Григорян - доктор архитектуры, профессор, заслуженный архитектор Армении, лауреат Государственной премии Армянской ССР родился 25 мая 1935 года в Тбилиси. В 1958 году окончил архитектурное отделение строительного факультета Ереванского политехнического института. С 1959 года Арцвин Гайкович работал в институте "Ереванпроект" главным архитектором проектов, впоследствии долгие годы был председателем правления Союза архитекторов Армении. С 1991 года взял на себя руководство кафедрой градостроительства Ереванского государственного университета архитектуры и строительства. А.Григорян является автором многих трудов, посвященных истории и теории современной архитектуры Армении, проблемам градостроительства и охраны окружающей среды. Им выдвинута, разработана и внедрена научная концепция формирования городского ландшафта в современном градостроительстве, получившая широкое признание в Армении и других странах. Впрочем, довольно анкетных данных... Что меня поразило в последнем (к сожалению, последнем) интервью с Арцвином Григоряном, так это та эмоциональность, та юношеская страстность, та неподдельная боль, с которыми этот уже немолодой человек говорил о проблемах любимого Еревана, о том, что нужно "продолжать бороться с произволом, бороться до конца…" "Увы, факты градостроительного произвола мы видим в столице повсеместно. Вместо разгрузки центра Еревана продолжаются его переуплотнение и застройка. Здания, в том числе и многочисленные высотки, строятся независимо от требований окружающей среды и утвержденных градостроительных документов. Превалируют интересы отдельного частника, а не интересы города, тогда как должно быть наоборот. С экологией Еревана и вовсе беда. Скоро в столице просто нечем будет дышать… Это самоубийство. То, что осталось под названием "зеленые насаждения", не имеет ничего общего с понятием "озелененная территория…" Это крик души профессионала высочайшего класса, положившего в свое время немало сил для того, чтобы нам, ереванцам, дышалось свободнее. Ведь долгие годы Арцвин Гайкович работал в мастерской генерального плана "Ереванпроект", где закладывался весь город целиком и в частностях, занимался организацией ландшафта Еревана, решал глобальные градостроительные вопросы, связанные с экологией, обликом столицы. Кстати, проекту организации ландшафта Еревана в далеком 1977-м была присуждена Госпремия. Очевидно, что видеть экологическое "самоубийство" столицы Арцвину Гайковичу было невыносимо, и говорил он об этом, называя вещи своими именами, обличая градомучительный произвол и тех, кто в нем повинен. "Сегодня мнения архитектурной общественности никто не спрашивает… Каждый делает, что хочет, – в этом проблема. Если главному архитектору удается делать что-то в обход закона, значит, на то есть содействие сверху… Человек, отвечающий за профессию, должен чувствовать ответственность. Если он ее не чувствует, то должно вмешаться руководство. Если же руководство поддакивает, о чем мы тогда вообще говорим? Очевидно, что система любой застройки должна быть разработана с учетом максимального внимания к окружающей среде, к человеку, который живет в этой среде, к историческому наследию. Она должна способствовать сохранению и обогащению исторически сложившегося облика города. Применительно к Еревану все это мы уже практически потеряли. Архитектура - самая устойчивая и самая откровенная биография страны. Сейчас для нас характерны отрицательные оценки своей биографии. Если беспредел в сфере градостроительства будет продолжаться такими темпами, через 10 лет мы будем иметь еще худший Ереван, нежели сегодня…" Это посыл более чем недвусмысленный, это предупреждение, к которому нужно прислушаться всем тем, кто делает сегодня погоду в армянском градостроительстве. Сколько ж можно отвергать пророков в своем отечестве, а потом запоздало сокрушаться – дескать, они были правы, а мы – слепы?! "Гармоничное мышление в архитектуре, подобно музыке, суть профессиональная категория, обязательный уровень для творца", - писал Арцвин Гайкович. По его мнению, сочетание нового слова со сложившимся историческим наследием – одно из важнейших качеств культуры. "Новое слово должно содержать в себе дорогу в будущее, перспективу развития, должно смотреть вперед, опираясь на историю своего народа. Именно опираясь, а не противопоставляясь, как это часто имеет место в нашей современной архитектуре в частности..." Кем был и навсегда останется для нас Арцвин Григорян? В первую очередь - человеком, отвечающим за свою профессию, ответственным за нее. Он из тех, про кого говорят: незабвенный… Зара Геворкян Edited September 30, 2012 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted October 5, 2012 Author Report Share Posted October 5, 2012 Его пьесы и сегодня актуальны К 90-летию со дня рождения Григора Тер-Григоряна Давнее, навсегда сохранившееся впечатление от первого знакомства с драматургом Григором Тер-Григоряном - удивление. Встреча произошла в знаменитом кафе, перед входом в здание Союза театральных деятелей (ныне французского посольства). Это кафе, хозяином которого был популярный на весь Ереван Татос, было тем огоньком, на который бежали люди, представляющие творческую интеллигенцию города: артисты, писатели, журналисты, художники... В одном из застольных споров мое внимание привлекла сидевшая за соседним столом группа артистов. Один из них производил особое впечатление своим интеллигентным обликом, в кожаном черном пиджаке с модными по тем временам острыми плечами. Мне и в голову тогда не приходило, что это был Гиги Тер-Григорян в компании с Хореном Абрамяном, Фрунзе Мкртчяном и Юрием Амиряном. К их столу шел Татос с дымящимся кофе. Через секунду за столом сидящей четверки раздался развеселый хохот. Мне наскучили споры за нашим столом, и я с любопытством наблюдала за жизнерадостной четверкой. Перед уходом Юрий Амирян познакомил меня с драматургом. Любопытно было то, что мы уже давно работали в одном здании: на первом этаже находилась редакция "Возни", которую возглавлял Гиги Тер-Григорян, а наша редакция "Коммуниста" - на втором, и мы ни разу не встретились. В то время пьесы Гиги Тер-Григоряна шли во многих театрах, и многие спектакли я уже видела. Они давно стали частью нашей художественной жизни, а имя их автора навсегда вошло в число самых востребованных армянских драматургов. Некоторое время спустя Тер-Григорян пригласил меня на премьеру спектакля "Жестокие игры" по пьесе Арбузова, которую он перевел на армянский. В притихшем зале мы молча уселись в середине партера. Спектакль начался, и я позабыла, с кем сижу рядом. Вспомнила же об этом только тогда, когда под занавес первого акта услышала: "А ведь получилось, а?!" - и увидела его глаза, искрившиеся затаенной радостью. По окончании спектакля, как только закрылся занавес, он тут же встал - и мы быстро вышли. Прощаясь, он прервал мою попытку поздравить его короткой репликой: "Арбузова трудно испортить"... - и ушел... С первой же комедии "Эти звезды наши", поставленной в 1949 г. в театре Г. Сундукяна (режиссер - Ованес Варцигохлян, руководитель постановки - Армен Гулакян), Гиги Тер-Григорян прочно вошел в театр, словно был в нем всегда. Но не только в театр - в жизнь, в душу выросших с тех пор поколений актеров и зрителей. Уже первая пьеса свидетельствовала об авторском вкусе, протестующем против шаблона и приземленности. Часто потом, вспоминая об этом своем раннем драматургическом опыте, он говорил о пьесе грустно, может, чуть иронично, но всегда со щемящим сожалением об ушедшей молодости. Именно с этой пьесы началось триумфальное шествие его драматургии по театрам. И все последующие годы режиссеры боролись за право первой постановки не потому только, что заведомо гарантировался успех, а потому еще, что даже не лучших актеров работа над его пьесами как бы внутренне меняла. Гиги Тер-Григоряну было дано удивительное чувство театра, особый дар театрального мышления. Природа его драматургии - в ее органичности, конфликт возникает из самой логики поведения столкнувшихся характеров. Его герои действуют по законам, словно не зависящим от автора. Вместе с тем в его пьесах, при всей узнаваемости происходящего, возникает особый, тер-григоряновский мир. В лучших, наиболее известных пьесах Гиги Тер-Григоряна нет ни легких характеров, ни легкого счастья, ни простых ситуаций. Вспомним хотя бы такие его пьесы, как "Хаджи Пайлак", "Все или ничего", "Последняя гвоздика", "Кач Назар", "Поговорим начистоту", комедия "Ах, нервы, нервы...". В основе многих из них лежали проблемы общественные. Только не вопреки личной тематике, а именно через частное выходит он к серьезным гражданским вопросам. И во всех пьесах - точные приметы времени. Оно активно вторгается в жизнь героев, делая время как бы живым участником происходящего. Драматург, творчество которого охватывает более четверти века, помогает понять психологические, нравственные изменения, которые происходят в нашем обществе. Стоит только обратиться к таким его пьесам, как "Хаджи Пайлак" или "Кадж Назар", и становится очевидным, как велика их многозначность, глубина подтекста самых вроде бы незначительных реплик, сколько фантазии, вариантов трактовок предлагает он постановщику. Вот как пишет в своих воспоминаниях о работе над пьесой "Хаджи Пайлак" постановщик спектакля Хорен Абрамян: "Я помню Гиги столько же, сколько помню себя. Он был коренным, истинным ереванцем. Не из сегодняшних "лав тхерк", а личностью, вобравшей в себя все дорогие краски и цвета нашего древнего города... Судьба особенно сблизила нас во время постановки "Хаджи Пайлака". Меня, тогда еще совершенно неопытного режиссера, эта пьеса привлекла не только своим сюжетом, но и подтекстом. Это был призыв к самоанализу, что было важно для людей, живущих в мире трескучих лозунгов, пустых, напыщенных идей, мещанской самовлюбленности, для застойного, теряющего всякую перспективу и цель общества. "Хаджи Пайлак" был острым, но исцеляющим наши язвы снадобьем. Конечно, многими спектакль был воспринят болезненно. Однако расчет автора был точен, а цель - возвышенна и честна. Гиги брал "закрытую" тему и превращал ее в предмет публичного обсуждения. А наверху, сжав зубы, следили, как вроде бы получившая "добро" пьеса разоблачает их суть, вызывая общественное порицание. Гиги подталкивал зрителя к глубокому осмыслению своей истории, своей судьбы, роли каждого в судьбе страны. Именно этого "верхи" и не предусмотрели..." Каждая пьеса Гиги Тер-Григоряна была дорогим подарком театру и зрителям, хотя и не все спектакли можно считать до конца удачными. Ибо нет художника без своего ощущения художественности. У Гиги она рождалась из единения сочного быта и сатирической едкости. Соотнести это сложно, но без этого почти невозможно воплотить его драматургию на сцене. Сложность здесь - в точно найденном соотношении. Ставить Гиги как бытописателя - значит не понять в нем чего-то главного, воплотить только через сатирическое - значит лишить его драматургию поэтической основы. Гиги Тер-Григорян любил живой театр, пробивая дорогу к тем новым явлениям отечественной культуры, которые не укладываются в рамки общепринятого. С ним легко было работать режиссерам, о чем свидетельствуют и воспоминания, опубликованные в книге Хачатура Авакяна. Как подчеркивают многие актеры и режиссеры, в его авторском отношении к своей работе подкупала одна особенность - он был абсолютно лишен категоричности, требовательности к соблюдению "буквы" своих произведений. Пытаясь убедить в чем-то театр, он обращался к режиссеру не с позиции автора, а как бы перевоплощаясь в зрителя, и уже от его лица предлагал задуматься над тем, что, по его мнению, требовало иного подхода, иного решения. Вместе с тем ему было присуще сочетание чувства собственного достоинства, веры в себя и скромности. Поэтому к нему невозможно было не прислушаться, даже не всегда с ним соглашаясь. Подлинный интеллигент, замечания он делал с особой тональностью, иносказательно, намеком, чтобы не обидеть. Гиги был, как все незаурядные личности, добрым человеком. Это не бросалось в глаза из-за других его качеств - ума, таланта, общественного темперамента, блеска, проницательности. Но именно доброта придавала особый отблеск его обаянию. Люди искали с ним встречи, ибо общение с ним доставляло наслаждение. Об этом говорится в воспоминаниях тех, кто с ним общался: Авика Исаакяна, Варсик Григорян, Рачья Ованесяна, Константина Смирнова, Арамаиса Саакяна, Жирайра Ананяна, Инны Вишневской, Сергея Амбарцумяна и многих других. О его отзывчивости и скромности могли бы рассказать и те, чьих воспоминаний нет в книге, - многочисленные посетители его журнала "Возни", который он редактировал долгие годы. ...Наверное, у многих наших современников были проблемы с совестью. Не уверена, что Гиги Тер-Григоряну было в чем покаяться. Но каялся он всю жизнь - за эпоху, за власть, за убитых и растоптанных, за ложь начальства, за жестокость толпы, за все грехи народа, которому он принадлежал и который так любил. ...Последняя встреча с драматургом произошла незадолго до его кончины. Он пригласил меня в свой кабинет, и мы долго беседовали. Был он чем-то обеспокоен, говорил о вторичности современной армянской драматургии, выражал недовольство своими пьесами. "История театра определяется личностью драматурга, - говорил он. - Да, был театр драматурга Сундукяна, но не мог же весь армянский театр ставить его одного. Он один не мог быть лицом всего армянского театра. В реальности каждый день люди ходили на спектакли, что-то смотрели. Но остался только Сундукян и несколько других армянских авторов. Когда от драматурга остается несколько пьес - это очень хорошо. И сейчас есть несколько драматургических имен, но они очень связаны со своим временем. Но насколько их пьесы будут корреспондироваться с внутренней жизнью человека нового тысячелетия - трудно сказать..." ...Более четверти века Гиги Тер-Григоряна нет с нами. Не верится. Щемящее, горькое чувство возникает от мысли, что мы лишились его так трагически рано. Наталия Гомцян Quote Link to post Share on other sites
Recommended Posts
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.