Алиев после Алиева

[Vigen]

АЛИЕВ ПОСЛЕ АЛИЕВА: НАСЛЕДОВАНИЕ ВЛАСТИ КАК СПОСОБ ЕЕ УДЕРЖАНИЯ

После разгрома "Мусавата" в Азербайджане не остается какой-либо серьезной политической силы, способной противостоять упрочению авторитарного режима

Об авторе: Вагиф Гусейнов - главный редактор журнала "Вестник аналитики", директор Института стратегических оценок и анализа.

Только людям, плохо знакомым с подлинной биографией и политическими принципами Гейдара Алиева и с реалиями этой республики Южного Кавказа, состоявшаяся передача верховной власти – фактически по наследству – может казаться фактом неожиданным или парадоксальным. По сути, создание правящей династической фамилии в Азербайджанской Республике, члене Совета Европы, кое-как прикрытое демократической атрибутикой и юридическими формальностями, вполне логично венчает по-своему успешную карьеру этого политика-самородка, сумевшего в условиях жесткой конкуренции советской системы подняться от провинциального службиста КГБ до одной из ярких фигур советской правящей элиты.

Национализм и регионализм

Возникновение призрака неомонархии на демократическом фасаде республики есть закономерный итог противоречивых процессов, которыми отмечена общественная жизнь страны в годы, непосредственно предшествовавшие горбачевской перестройке, и в сложный период независимого развития республики. В эти последние 30 лет в азербайджанском обществе зрели многие социально-экономические предпосылки восточного единовластия, закладывались опорные конструкции общественного строя, основой которого стала государственно-трайбовая машина властвования, сконструированная Г.Алиевым еще в советские времена в бытность первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана. Модернизированная и приспособленная к потребностям независимого государства в условиях демократических веяний, она демонстрирует эффективность (с точки зрения устойчивости) даже при требованиях, предъявляемых международным сообществом к бывшим советским республикам.

Комментируя итоги прошедших недавно президентских выборов, некоторые наблюдатели заключили: «Власть в очередной раз доказала, что фундамент, заложенный Гейдаром Алиевым в 1993–1995 годах при построении кадровой, национальной и межнациональной политики, крепок» («Эхо», 23.10.03). С этим выводом не будем спорить, но необходимо добавить следующее. Во-первых, фундамент власти закладывался, как мы отметили выше, много раньше. Во-вторых, вывод фиксирует лишь итог очередного раунда политической борьбы за власть. Между тем интерес представляет как раз существо «фундамента», всей системы правления, созданной и применявшейся бывшим президентом. Ибо знание принципов, механизмов, приводных ремней, всех связующих звеньев и тонкостей управления азербайджанской государственной машины позволяет уточнить не только то, как была достигнута очередная победа власти, позволившая без большой крови обеспечить передачу президентского кресла от отца сыну, но и высветить подлинные причины устойчивости этой самой власти. Более того, этот новый поворот в политическом развитии страны не может пройти бесследно для всей геополитической ситуации на Кавказе, а, возможно, и для Центральной Азии.

Сложность, неуправляемость азербайджанскому обществу всегда придавала не только и не столько пресловутая полиэтничность, сколько исторически сложившийся регионализм. В этом, пожалуй, Азербайджан чем-то схож с соседней Грузией. Причудливое переплетение двух на первый взгляд взаимоисключающих мироощущений – национализма и неистребимого регионализма, – возможно, является главным, что отличает Азербайджан. «Сколько ни создавай новых административных делений, а в исторической памяти народа живы древние названия: Кахетия, Мингрелия, Гурия, Аджария...» – любит повторять Аслан Абашидзе, нынешний глава Аджарской автономии (Баку, «Новое время», № 33, 2001).

Живучими в Азербайджане оказались не только названия, но и традиции, укоренившиеся в незапамятные времена соперничества ханств, являвшихся вассалами Персии. Региональное прошлое сформировало совершенно определенный тип существования, которое отличают крайне амбициозное представление о собственной значимости, пренебрежительное и ревнивое отношение к представителям других регионов и однозначную опору на «своих». Прослывшие непримиримыми националистами партии азербайджанских национал-демократов, давно не секрет, сформированы по региональному принципу: Народный фронт Азербайджана (классики) состоит в основном из представителей южной зоны, откуда родом их лидер Мирмахмуд Миралиоглу; другое крыло той же партии, именующее себя реформаторами, собрало под свои знамена земляков своего лидера Али Керимли из низменной части страны; нахичеванец Гудрат Гусейнгулиев, претендующий на звание лидера всей партии, объединил наиболее энергичную часть этой крупной оппозиционной силы – нахичеванцев; Партия национальной независимости Азербайджана, возглавляемая Этибаром Мамедовым, вобрала в себя выходцев из Западного Азербайджана, как в последнее время официально именуют азербайджанцев – выходцев из Армении; Демократическая партия Азербайджана, созданная находящимся в вынужденной эмиграции бывшим спикером Расулом Гулиевым, состоит в основном из нахичеванцев, к которым принадлежит и их лидер; вокруг другой опальной фигуры – экс-президента Аяза Муталибова группируются бакинцы, шемахинцы и далее электорат ширванской зоны; к партии «Мусават», провозглашающей равноправие всех и во всем, тяготеют карабахцы, рассчитывающие на успех своего земляка Исы Гамбара.

Советская власть рассматривала народы, как и в целом межнациональные отношения, сквозь призму классовых отношений, высокомерно игнорируя живучие клановые принципы, простые, но проверенные жизнью обычаи: возвысился сам – помоги сородичу, рядом всегда должны быть свои, они – самые верные, не выдадут, защитят. Между азербайджанскими региональными группами все время шла борьба за верховенство в управлении республикой.

Коммунистическая власть в Азербайджане, вплоть до 60-х годов формировавшаяся преимущественно из русских и русскоязычных представителей некоренного населения, уловив склонность титульной нации приспосабливать партийно-государственную систему управления к скрытым региональным пристрастиям, периодически прибегала к разгрому без конца возникающих земляческих кланов и группировок в партийно-государственном аппарате. Во избежание срастания с местными стратами руководителей городов, районов и регионов, как правило, назначали со стороны, и редко кому удавалось усидеть больше двух сроков в одном руководящем кресле. Понимание того, что усиление этой живучей этнопсихологической особенности может привести к подчинению партийной власти узкогрупповым региональным интересам, подвело Москву и официальный Баку к практике поддержания своеобразного баланса регионального представительства в номенклатурной обойме вообще и руководящих органах власти прежде всего.

Политтехнология Алиева-старшего

Эта привычная система противовесов и поддержек, удовлетворявшая в принципе всех, была впервые нарушена в 1969 году, после того как Москва решила поставить во главе республики Гейдара Алиева. Можно предположить, что с подачи близкого к Л.Брежневу С.Цвигуна, протежировавшего Алиеву, кандидатура молодого и энергичного генерала представлялась наиболее привлекательной в силу именно его чекистской закалки: почти идеальный механический исполнитель, не знавший убеждений, кроме официально разрешенных, отвергающий уже ввиду своей жизненной практики и служебной карьеры всякого рода проявления национального. Регионализм в ту пору официально был объявлен давно изжитым проявлением далекого феодального прошлого. Однако, будучи выходцем из азербайджанской глубинки и в силу своей особой профессиональной информированности о подлинных настроениях в обществе, живучести национальных особенностей, традициях, характере и стиле жизни общественных страт, кругов и социальных слоев, Гейдар Алиев как никто другой представлял себе силу околовластных земляческих общин, группировавшихся вокруг заметных или влиятельных фигур.

Объявив все направления деятельности своих предшественников порочными, обвинив их в кумовстве, земляческих пристрастиях и причастности к бурно расцветшему взяточничеству (что, несомненно, имело место, но никак не было сравнимо с масштабами тех же явлений в последующем), новый руководитель энергично взялся за чистку партийного и государственного аппарата. С точки зрения, как принято ныне говорить, политической технологии это был безошибочный ход. Борьба с коррупцией и другими, говоря языком документов той эпохи, негативными явлениями одобрительно воспринималась уставшим от поборов и чиновничьего произвола населением, помогала снять социальное напряжение, а инициатору кампании, длившейся все 13 лет его пребывания на посту первого секретаря ЦК КП Азербайджана, Гейдару Алиеву помогла сформировать стойкий имидж принципиального противника любых отклонений от партийных норм и морали. Этому, кстати, в немалой степени способствовало умелое подключение к своим акциям союзной прессы, грамотная работа с журналистами, литераторами и кинематографистами, что выгодно отличало азербайджанского лидера все эти годы от его престарелых и старомодных коллег по брежневскому Политбюро. В Москве беспрестанное перетряхивание кадров воспринималось как энергичное руководство республикой, последовательная борьба с нарушениями социалистической законности. В самой же республике очень быстро убедились, что новое руководство ведет дело к утверждению у руля страны представителей одного региона – Нахичевани, где родился и вырос согласно официальной биографии Г.Алиев. Дабы как-то замаскировать очевидную «нахичеванизацию» проводимой кадровой политики, был сформирован своеобразный «трайбовый» альянс в результате привлечения к руководству страной выходцев из Армении и Грузии. Однако этим ходом можно было убедить в отсутствии земляческих пристрастий партийных контролеров из Москвы. В Азербайджане же не надо быть этнографом, чтобы знать – азербайджанское население Нахичевани и Армении, так же, как и Грузии, – активно сообщающиеся общины, спаянные издревле множеством родственных, деловых, дружеских и иных связей. В рабочих и личных отношениях от членов клана требовались безусловная преданность лидеру, следование его курсу.

Смена власти в Азербайджане, произошедшая в Баку, как и предыдущие устранения высшего руководства по воле Кремля, и сопровождавшаяся подменой партийно-советской системы управления узкоклановой, а чувства национального – региональным, тотальной реанимацией культа вождя, имела такое влияние на формирование азербайджанского общества и его последующую историю, что некоторые исследователи этот период называют своеобразным, скрытым от внешнего взгляда государственным переворотом. «Свой полицейский переворот Гейдар Алиев провел в настолько краткие сроки и такими брутальными средствами, настолько вчистую срезал все руководство республики и так прозрачно маскировал борьбу с политическими конкурентами под «борьбу с коррупцией», что даже Андропов, пристально наблюдавший за экспериментом не в меру ретивого и не в меру исполнительного ставленника, обеспокоился» (В.Соловьев, Е.Клепикова. Заговорщики в Кремле. М.: 1991, с. 54). По мнению, разделяемому многими азербайджанскими историками, повторными чистками, однообразными полицейскими приемами руководства, суровостью наказаний и брутальным стилем Алиев выжал республику, как лимон, – большей продуктивности она уже не могла дать. Национальная элита, сформированная в предыдущие 50 лет, была частично уничтожена, частично изгнана из страны, оставшаяся же часть – отстранена от активной общественной жизни. Это был второй после 1937 года удар по интеллектуальному потенциалу нации. Ближайший ход истории покажет, что к этому способу самоутверждения – ударам по элите – готовы прибегнуть не только коммунистические авторитаристы, подтвердив давнишнее наблюдение, что все подавления свободы и массовые репрессии, где бы они не происходили, начинаются с разгрома элит.

Вытеснение интеллектуалов

В отличие от алиевского трайба Везиров и в большей степени Муталибов пытались европеизировать эти способы формирования политической и финансово-экономической элиты. Но жизнь внесла существенные коррективы. Возможно, в любое другое время это в определенной мере сработало бы, но не во время смуты 1988–1992 гг., войны с Арменией из-за Нагорного Арцах(карабах)а и т.д. Именно в самый сложный момент начала формирования азербайджанской государственности, когда общество как никогда должно быть монолитным, оно раздиралось противоречиями, прежде всего своими внутренними внутриэлитными противоречиями, и в конце концов победа нахичеванского трайба хотя и пришла в виде возвращения Алиева, но ценой потери Нагорного Арцах(карабах)а, а в целом почти трети своей территории.

Сегодня, спустя 15 лет, можно по-разному оценивать эти события и действия бывших руководителей Азербайджана, обвиняя их в недальновидности и недопонимании реалий. Это было бы не совсем справедливо. Совокупность объективных и субъективных причин плюс ряд стратегических и тактических промахов стали причиной этих неудач. Но именно Везиров и Муталибов впервые попытались сформировать на консенсусной основе все региональные элиты.

Таким образом, бытовой регионализм, земляческие пристрастия, являющиеся, возможно, одной из заметных особенностей азербайджанской ментальности, впервые были востребованы в качестве средства укрепления и, как показало последующее развитие событий, завоевания власти в Азербайджане. Но не только. Под шумок борьбы с коррупцией осуществлялось первичное накопление капитала клана. Именно в годы, предшествовавшие горбачевской перестройке, выросла первая когорта хозяйственных руководителей, удачно легализовавших свои капиталы в период массовой кооперации, а затем и приватизации.

Значительные финансовые ресурсы, спаянность, глубокие связи во всех структурах общества, личная преданность лидеру, помноженная на всеобщий страх, который он смог надолго внушить едва ли не всему населению, помогли трайбу выстоять в трудные годы опалы Г.Алиева. Уже с самого начала карабахских событий были многочисленные свидетельства того, что уличные беспорядки, создание неформального движения, а позже и Народного фронта произошли не без участия людей нахичеванского клана, так или иначе связанных с семьей Алиева. Документы перестроечной поры содержат немало указаний на то, что активизация этой части населения, ее участие в оппозиционном движении были связаны не только с естественной обидой за знаменитого земляка, отстраненного Горбачевым, но в первую очередь и главным образом с угрозой потери завоеванных в обществе позиций. Участие «алиевцев» и самого Г.Алиева в оппозиционном движении, стимулируемом сепаратистским движением карабахских армян, представляет особый интерес, поскольку оно явилось тем инструментом, с помощью которого удалось «реанимироваться» бывшему члену Политбюро.

Первым, кто вывел людей на улицы Баку и учинил беспорядки, был Неймат Панахов (ныне Н.Панахлы), паренек из Нахичевани, длительное время не без успеха выдававшийся за рабочего-машиностроителя. Вплоть до января 1990 года он оставался одним из самых влиятельных лидеров Народного фронта Азербайджана (НФА), сыграв зловещую и до сих пор не до конца раскрытую роль в блокировании безоружными сторонниками НФА армейских казарм и гарнизонов. Уже тогда он был заклеймен большинством лидеров оппозиционного народно-демократического движения как провокатор Г.Алиева. Кстати, на такую же провокационную роль людей, близких к Г.Алиеву, указывают публикации той поры, высказывания отдельных лидеров в связи с беспорядками, погромами в Баку и Сумгаите. В них, как известно, особенно усердствовали тысячи беженцев из Армении, многие из которых оказались в окрестностях двух крупнейших городов страны. После бегства в Иран и Турцию Н.Панахов надолго обосновался в Нахичевани, куда перебрался весной 1990 года и Г.Алиев, и, уже не скрывая своих симпатий и связей, активно помогал последнему занять пост председателя Верховного Совета нахичеванской автономии, а позже и высшую государственную должность в Баку. Позже, после прихода к власти, Н.Панахов был назначен советником в президентском аппарате. Все это время рядом с ним находился другой сподвижник Г.Алиева – Сируз Тебризли, один из первых трибунов всенародных митингов, будущий министр в правительстве Г.Алиева, один из нынешних влиятельных депутатов миллимеджлиса (азербайджанский парламент). Напрямую связан с ближайшими и доверенными людьми Г.Алиева другой видный деятель так называемого народно-демократического движения Э.Мамедов. Он был одним из тех, кто провокациями и интригами умело расшатывал власть Везирова и Муталибова, и его открыто обвиняют в провоцировании январских событий, сдаче Лачинского коридора, Карвачар(кельбаджар)ского района, а затем и своих товарищей по Народному фронту: он откровенно стал на сторону Г.Алиева во время переворота летом 1993 года, когда пало правительство Эльчибея и Г.Алиев сменил его на посту президента. Кстати, сам Эльчибей никогда не скрывал симпатий к своему знаменитому земляку, демонстративно повесив его портрет рядом с портретом Ататюрка. Уже в 1988–1989 годах Н.Панахов, Эльчибей и Э.Мамедов контактировали с опальным Г.Алиевым, консультировались с ним по поводу создания народно-патриотического движения. Именно эта группа, уже тогда именовавшаяся в оппозиционной среде «нахичеванской», с помощью интриг и наговоров добилась оттеснения на вторые и третьи роли собственно идейных инициаторов создания Народного фронта, лиц, представлявших европеизированную часть населения, интеллектуалов, таких, как Зардушт Али-заде, Лейла Юнусова, Арзу Абдуллаева и др. То, что сделал Эльчибей со своими единомышленниками на первом учредительном съезде НФА летом 1989 года, 3.Али-заде прямо называет переворотом. Попутно заметим, что от руководства НФА и демократического движения в целом вместе с интеллектуалами была отстранена русскоязычная часть интеллигенции, обладавшая более высокой образованностью, европеизированный слой азербайджанской интеллектуальной элиты. Так, по существу, нахичеванским кланом, его оппозиционным крылом был произведен третий раскол национальной элиты, имевший драматические последствия как для демократических процессов в Азербайджане, так и в исторических судьбах самой страны.

Именно Эльчибей стал инициатором приглашения во власть в 1993 году Г.Алиева. Достоверно известно, что на этом настояли влиятельные авторитеты трайба. Цель проста – во что бы то ни стало не допустить потери власти трайбом. Хотя справедливости ради необходимо отметить, что объективно к тому времени созрели все необходимые предпосылки для «азербайджанского термидора». К слову, наличие активного нахичеванского и «эриванского» элементов в оппозиционном движении вовсе не означает, что оно явилось продуктом одного лишь политического заговора Г.Алиева и его сторонников, как склонны трактовать события последних 15 лет в АР некоторые политики и публицисты – суждение ныне весьма распространенное в Азербайджане. Правда, сам Г.Алиев не раз публично намекал на свою особую роль в становлении и создании этого массового общественного движения. Однако в данном случае имеет место склонность к демонизации образа патриарха азербайджанской политической сцены, весьма характерная вообще для чисто восточного восприятия деятельности собственных властителей. Правильней было бы считать, что доминирующая роль, которую придал партийный руководитель Г.Алиев своему региональному клану, позволила ему уже в условиях перестройки воспользоваться новой силой – национально-демократическим движением – для расшатывания устоев советской власти, продуктом которой он всецело был, и формирования политических предпосылок для нового завоевания власти, которое в отличие от предыдущего стало возможным в результате открытого государственного переворота.

Попутно отметим, что помимо прямых влиятельных сторонников в среде азербайджанских национал-демократов Г.Алиев сохранял и поддерживал связи с огромным числом своих выдвиженцев-земляков, многие из которых оставались на командных постах вплоть до его второго восшествия, а те, что лишились постов, располагали значительными финансовыми ресурсами и влиянием на правящие круги и общественные силы. Их позиции в азербайджанском обществе были настолько прочны, что уже летом 1989 года на своих сходках в Баку они всерьез обсуждали и вырабатывали способы и возможности возвращения в республику своего лидера. Об этом позже, в 1993 году, заявил на миллимеджлисе в присутствии самого Г.Алиева, в то время уже председателя азербайджанского парламента, министр иностранных дел в правительстве Эльчибея депутат Тофик Касумов, перечислив поименно всех участников одного из таких совещаний, названного им антиправительственным заговором. Сейчас мало кто помнит, что задолго до событий 1993 года был создан Алиевский фонд, на средства которого в Азербайджане учреждались представительства партии «Новый Азербайджан», издавались газеты, проводились манифестации. Агитационная работа алиевской партии была тем эффективнее, чем правительство Эльчибея быстрее дискредитировало себя полным отсутствием профессионализма, взяточничеством и продажностью. В атмосфере всеобщего крушения надежд на достойное урегулирование карабахского вопроса возвращение Г.Алиева к руководству страной для многих стало казаться спасительным шансом. Если для самого трайба этот поворот в общественных настроениях нужен был для возвращения утраченных властных позиций, то для остальной части политических сил фигура Г.Алиева служила как бы символом преемственности.

Либерал-чекистские преобразования

В 1992 году многие наблюдатели уверенно прогнозировали неизбежность такого исхода политических событий. «Гейдар Алиев располагает значительным опытом и политическим потенциалом, не меньшим, чем его коллеги по Политбюро Ельцин и Шеварднадзе. И можно с уверенностью говорить, что он не сказал еще своего последнего слова», – это публичное заявление Р.Агаева, тогдашнего пресс-секретаря действующего президента А.Муталибова, было с сожалением встречено демократами в Москве (см.: А.Помпеев, «Арцах(карабах)ский омут», с. 34). Но к политическим маневрам нового азербайджанского лидера с интересом присматривались и определенные силы в национал-патриотической среде, российском генералитете и спецслужбах, где у него всегда сохранялись широчайшие, прочные и давние связи.

Надежды излишне оптимистично настроенных политиков не сбылись в отношении не только внешнеполитических ориентаций нового президента, но и обещаний забыть заблуждения и ошибки прошлого, опереться на весь интеллектуальный потенциал нации. И если в первом случае внешнеполитический разворот на Запад стал в определенной степени следствием невнятного российского курса на кавказском направлении и особенно в отношении Азербайджана, то внутренняя политика с самого начала показала, что Алиев не был бы Алиевым, если бы отказался от наработанных и апробированных схем собственного административного искусства. Если в советские годы, опираясь на выходцев из родного Нахичеванского региона, он вынужден был маскировать свою кадровую политику, считаться с партийными нормами и контролем Москвы, то на сей раз эти препятствия были устранены историей, президент являлся полновластным хозяином страны. Новым явилось лишь то, что система управления основывалась на людских ресурсах двух регионов – Нахичевани и Западного Азербайджана (то есть на выходцах из Армении). Тут следует указать, что представители этого региона образуют довольно широкую, многочисленную и спаянную множеством родовых и прочих уз социальную прослойку в составе населения республики. Миграция из Армении накатывалась на Азербайджан волнами практически весь XX век каждые 25–30 лет. Первая волна пришлась на начало века и заняла весь период до 1920 года – окончательного определения границ советских закавказских республик (200 тыс. переселенцев), вторая произошла по решению Сталина, инспирированному Микояном и влиятельным армянским лобби в Москве сразу после Второй мировой войны, когда под предлогом расселения репатриантов Армения добилась отселения свыше 150 тыс. человек, и третий выброс человеческого материала состоялся в годы горбачевской перестройки (200 тыс. человек). Большинство из них поселилось в Баку, хотя компактным проживанием «ереванских азербайджанцев» выделяются и Гандзак(гянджа), Сумгаит, ряд сельских районов республики. По существу, к моменту возвращения к власти Г.Алиева это была наиболее значительная, встроенная во власть социальная группа, никогда не забывающая о своих региональных корнях. Преференции, которые получили представители этого региона, не в последнюю очередь связаны с корнями рода Алиевых, до Нахичевани проживавшего в Армении. Из ереванских азербайджанцев была и семья Зарифы Алиевой, супруги Г.Алиева, многочисленные родственники которой всегда пользовались особым расположением последнего. После того как Р.Гулиев потерял доверие президента, нахичеванский электорат фактически раскололся и стал постепенно терять свое прежнее влияние. Но к этому времени Г.Алиев уничтожил военную оппозицию (лидер самозваной Талыш-Муганской республики Алиакрам Гумбатов, бывший министр обороны Рагим Казиев, полковник Сурет Гусейнов, заместитель министра внутренних дел Ровшан Джавадов и др.), полностью обновил состав парламента, добившись доминирования в нем своих людей (непосредственных родственников президента насчитывается 26 из 125 депутатов), принял новую Конституцию, позволившую сосредоточить в президентских руках всю полноту власти. Под давлением ОБСЕ и других международных организаций были приняты новые законоположения о выборах, отменена цензура, формально сняты ограничения на общественно-политическую деятельность граждан. В этом, собственно, и состояла модернизация старой алиевской машины властвования, кем-то удачно названная либерал-чекистскими преобразованиями.

Ее усовершенствованная модель сконструирована по принципу властной пирамиды: хозяин – глава рода, семья, род, регион. Основанием этой тяжеловесной структуры служит региональная масса, заполнившая практически все жизненно важные звенья и поры общества. Эффективность системы все время возрастает по мере ограничения деятельности и влияния оппозиции. Разгрому подверглись политические организации, ориентированные на потенциально наиболее сильные регионы, – Движение за освобождение Арцах(карабах)а, Партия труда (Баку–Ширванская зона), общество «Ниджат» – Гандзак(гянджа)–Казахская зона, и др. Национал-демократические партии, представлявшие наибольшую опасность для новой власти в силу своей массовости и широких политических связей в Турции, а также поддержки Запада, были расколоты (Партия народного фронта Азербайджана, Партия национальной независимости Азербайджана). С некоторыми лидерами национал-демократов периодически удается достигнуть определенного сближения и тщательно скрываемых соглашений. Это значительно ограничивает политическое влияние нацдемов, положение которых усугубляется в связи с непреодолимым желанием власти лишить их теле- и радиорупоров. С учетом того, что практически все телеканалы, включая независимые (ANS, SPASE, «Лидер»), оказались под контролем властей, возможности оппозиции в целом влиять на широкую аудиторию практически ничтожны, что, кстати, подтвердилось в ходе всех плебисцитов и особенно последних президентских выборов. По мере блокирования политических сил национализма правящая пирамида в глазах остальной части электората все более выглядит некоей приемлемой патерналистской силой, лучшей из двух общественных зол. Это в определенной степени подтвердилось и в ходе трех последних президентских выборов (1993, 1998, 2003 гг.), когда, выбирая между поднадоевшим мелкотравчатым национализмом, замешенным на туранизме, и авторитаризмом в демократическом одеянии, население предпочло последнее. В этом смысле ход и итоги политических перемен в Азербайджане были вполне естественными и ожидаемыми.

Некоторых азербайджанских исследователей этот поворот в общественном сознании подвел к выводу о закате национализма ввиду того, что он «в Азербайджане оказался неплодотворным». Удерживать прочно в руках бразды правления, добиваясь при этом сколь широкой, столь и надежной международной поддержки, беспрестанно при этом манипулируя общественным сознанием (внутри и вне страны), властям удается за счет преференций при заключении нефтяных контрактов, политических уступок Западу и прежде всего США, искусного балансирования между Москвой и Вашингтоном, а также нового фактора в азербайджанской действительности – нефтедолларов.

В новейшей истории Азербайджана еще никому не удавалось сосредоточить в одних руках одновременно все важнейшие рычаги управления обществом – политическую, государственную власть, контроль практически над всей экономикой и финансами. Даже руководители Компартии не могли добиться такого подчинения национальных богатств интересам правящего класса, как это сделал семейно-региональный клан Алиевых. В Азербайджане нет ни одного бизнесмена или группы сил, состояние которых могло бы как-то сравниться со стратегическими финансовыми возможностями правящего клана. Этот фактор оказывал и продолжает оказывать решающее влияние на расстановку политических сил. Нефтедолларовый аспект политики правящего класса Азербайджана заслуживает более пристального рассмотрения, ибо история многих нефтедобывающих стран показывает, что обладание значительными прибылями от продажи энергоносителей приносит не только и не везде одно лишь социальное благополучие. В определенных случаях нефтедоллары служат лишь обогащению правящих режимов, кланов, диктатур, порождая ложные представления об их могуществе, подталкивая их к осуществлению амбициозных политико-экономических проектов и авантюр.