bighobbit

Sonnet LXXVI Why is my verse so barren of new pride, So far from variation or quick change? Why with the time do I not glance aside To new-found methods and to compounds strange? Why write I still all one, ever the same, And keep invention in a noted weed, That every word doth almost tell my name, Showing their birth and where they did proceed? O, know, sweet love, I always write of you, And you and love are still my argument; So all my best is dressing old words new, Spending again what is already spent: For as the sun is daily new and old, So is my love still telling what is told. -------- Увы, мой стих не блещет новизной, Разнообразьем перемен нежданных. Не поискать ли мне тропы иной, Приемов новых, сочетаний странных? Я повторяю прежнее опять, В одежде старой появляюсь снова. И кажется, по имени назвать Меня в стихах любое может слово. Все это оттого, что вновь и вновь Решаю я одну свою задачу: Я о тебе пишу, моя любовь, И то же сердце, те же силы трачу. Все то же солнце ходит надо мной, Но и оно не блещет новизной! (пер. С. Маршака) ---- Зачем мой стих не знает новизны И так далек от модных ухищрений? Зачем я не беру со стороны Приемов новых, вычурных сравнений? Зачем я остаюсь самим собой, Ищу для чувств наряд такой знакомый, Что в каждом слове виден почерк мой, И чье оно, и из какого дома? Пою всегда тебя, моя любовь, Тобою вдохновляюсь, как и прежде, И славен я лишь тем, что вновь и вновь Для старых слов тку новые одежды. Любовь, что солнце: так же не нова И повтореньем старого жива! (пер.А Финкель)

That's Amore! (Dean Martin) In Napoli, where love is king, When boy meets girl, Here's what they say: - When the moon hits your eye Like a big pizza pie -That's Amore! When the world seems to shine Like you've had too much wine -That's Amore! Bells will ring: Ting-a-ling-a-ling Ting-a-ling-a-ling, and you'll sing "Vita bella!" Hearts will play: Tippy-tippy-tay, Tippy-tippty-tay, like a gay tarantella. When the stars make you drool Just like pasta fazool, -That's amore! When you dance down the street With a cloud at your feet -You're in love! When you walk in a dream. But, you know you're not dreaming, signore 'Scusa me, but you see back in Old Napoli. -That's amore.

John Barleycorn. A Ballad There was three kings into the east, Three kings both great and high, And they hae sworn a solemn oath John Barleycorn should die. They took a plough and plough'd him down, Put clods upon his head, And they hae sworn a solemn oath John Barleycorn was dead. But the cheerful Spring came kindly on, And show'rs began to fall; John Barleycorn got up again, And sore surpris'd them all. The sultry suns of Summer came, And he grew thick and strong, His head weel arm'd wi' pointed spears, That no one should him wrong. The sober Autumn enter'd mild, When he grew wan and pale; His bending joints and drooping head Show'd he began to fail. His coulour sicken'd more and more, He faded into age; And then his enemies began To show their deadly rage. They've taen a weapon, long and sharp, And cut him by the knee; Then ty'd him fast upon a cart, Like a rogue for forgerie. They laid him down upon his back, And cudgell'd him full sore; They hung him up before the storm, And turn'd him o'er and o'er. They filled up a darksome pit With water to the brim, They heaved in John Barleycorn, There let him sink or swim. They laid him out upon the floor, To work him farther woe, And still, as signs of life appear'd, They toss'd him to and fro. They wasted, o'er a scorching flame, The marrow of his bones; But a Miller us'd him worst of all, For he crush'd him between two stones. And they hae taen his very heart's blood, And drank it round and round; And still the more and more they drank, Their joy did more abound. John Barleycorn was a hero bold, Of noble enterprise, For if you do but taste his blood, 'Twill make your courage rise. 'Twill make a man forget his woe; 'Twill heighten all his joy: 'Twill make the widow's heart to sing, Tho' the tear were in her eye. Then let us toast John Barleycorn, Each man a glass in hand; And may his great posterity Ne'er fail in old Scotland!

А любопытно, тут почти все цитируют Бернса в переводе Маршака. А у него переводы далеко не всегда хороши. "Grace before meal" он перевел как: "У которых есть что есть, те подчас не могут есть, А другие могут есть, да сидят без хлеба. А у нас тут есть что есть, да при этом есть чем есть Значит нам благодарить остается небо!" В оригинале и легче, и живее, и красивее, и ритм совершенно другой!: "Some hae meat and canna eat, some wad eat that want it, but wе hae meat, an we can eat, and sae the Lord be thankit." А ведь есть и другие переводы! Багрицкого, Юрия Князева, Андрея Кузнецова. На украинский его чудесно переводил Микола Лукаш. Вот "Джон Ячменное зерно" в переводе Багрицкого (мне этот перевод больше всех нравится - он намного глубже маршаковского): Три короля из трех сторон Решили заодно: - Ты должен сгинуть, юный Джон Ячменное Зерно! Погибни, Джон,- в дыму, в пыли, Твоя судьба темна!.. И вот взрывают короли Могилу для зерна... Весенний дождь стучит в окно В апрельском гуле гроз,- И Джон Ячменное Зерно Сквозь перегной пророс... Весенним солнцем обожжен Набухший перегной,- И по ветру мотает Джон Усатой головой... Но душной осени дано Свой выполнить урок,- и Джон Ячменное Зерно От груза занемог... Он ржавчиной покрыт сухой, Он - в полевой пыли. .. - Теперь мы справимся с тобой! Ликуют короли... Косою звонкой срезан он, Сбит с ног, повергнут в прах, И скрученный веревкой Джон Трясется на возах... Его цепами стали бить, Кидали вверх и вниз И, чтоб вернее погубить, Подошвами прошлись... Он в ямине с водой - и вот Пошел на дно, на дно... Теперь, конечно, пропадет Ячменное Зерно!.. И плоть его сожгли сперва, И дымом стала плоть. И закружились жернова, Чтоб сердце размолоть... . . . . . . . . . . . . Готовьте благородный сок! Ободьями скреплен Бочонок, сбитый из досок,- И в нем бунтует Джон... Три короля из трех сторон Собрались заодно,- Пред ними в кружке ходит Джон Ячменное Зерно. .. Ои брызжет силой дрожжевой, Клокочет и поет, Он ходит в чаше круговой, Он пену на пол льет.. . Пусть не осталось ничего И твой развеян прах, Но кровь из сердца твоего Живет в людских сердцах!.. Кто, горьким хмелем упоен, Увидел в чаше дно - Кричи: - Вовек прославлен Джон Ячменное Зерно!.. Перевод Андрея Кузнецова Царями было решено С земли его стереть. Ты, Джон Ячменное Зерно, Обязан умереть. Вот пашня поднята сохой, Вот приговор свершен! Землей засыпан с головой Неугомонный Джон. Опять весна стучит в окно В веселом блеске гроз, А Джон Ячменное Зерно Из-под земли пророс. Растет. И в летнюю жару Могучий и большой Стоит, качая на ветру, Колючей головой. Сезон осенний наступил; Джон старый побледнел, Стал хрупок, голову склонил И сильно ослабел. С природой сложно совладать, Подходит смерти срок. Ему враги решили дать Убийственный урок. Стальной косой в один прием Был сбит бедняга с ног, Веревкой туго скручен он, Положен на возок. По хрупкой старческой спине Цепами стали бить И, мучая его вдвойне, По воздуху кружить. В колодец! В глубь его. На дно! Где воздух не вдохнуть. Ты, Джон Ячменное Зерно, Там должен утонуть. Не тонет! Подняли и вот, Мученья чтоб продлить, Дубиной стали бить в живот И по полу возить. Избитого и без оков Отправили в костер, А мельник между жерновов Его в ничто растер. И вот из сердца Джона кровь Мы пьем за кругом круг. И веселит нас вновь и вновь Тяжелых кружек стук. Да! Джон Ячменное Зерно Был смелый молодец. Из крови Джона нам дано Брать храбрость для сердец. Пускай хмельная голова От мыслей отдохнет, Пускай усталая вдова С ним песню запоет. Пускай времен наступит новь Мы не увидим дна У бочки, где клокочет кровь Ячменного Зерна! Перевод Юрия Князева Раз три восточных короля Торжественно клялись, Что Джон Ячменное Зерно Свою окончит жизнь. И плугом Джона закопав В могилу глубоко, Взвалили тяжкий ком земли Над головой его. Но дружная пришла весна, Опять дожди пошли, И Джон, назло своим врагам, Поднялся из земли. От знойных солнечных лучей Окреп он, возмужал. Врагам грозил он головой Покрытой сотней жал. Нежданно осень подошла. Джон стал бледнеть, сникать, И сгорбилась его спина, Он начал увядать. Он наклонялся с каждым днем Под тяжестью зерна. Враги решили: час настал Отмстить за все сполна. Оружьем длинным и косым Свалили его с ног, И, как разбойника связав, Отправили в острог. Там наземь скинули его И стали больно бить, Потом кидали на ветру И понесли топить. Но даже в яме по края Наполненной водой, Где утопал наш бедный Джон, Не ждал его покой. И вывалив его на пол, Чтоб больше сделать зла, Его принялись ворошить Пока в нем жизнь была. Сгорел в пылающем огне Весь мозг его костей. А мельник сделал всех больней- Растер меж двух камней! Из сердца взяли кровь его И стали пить как зелье, И с каждой чашей круговой Вскипало вновь веселье. Был Джон Ячменное Зерно Храбрец, смышленый малый, А кровь его всегда в сердцах Отвагу подымала. Любой, отведавши его Со скорбью разлучится, Он заставляет и вдову Беспечно веселиться. Поднимем же за Джона тост! Пусть плоть его умрет, Но дух в Шотландии всегда В потомках пусть живет!