Майкл Арлен

[Dinozavrik]

Майкл Арлен известен многим как модный в 1920-х годах в Великобритании писатель, автор романов, пьес, сценариев, коротких рассказов и эссе. Его образ того времени — элегантный денди с безукоризненными манерами, разъезжающий в желтом “роллс0ройсе”, ведущий тот же образ жизни, что и герои его романов об английском светском обществе. Урожденный Тигран Куюмджян, он появился на свет в 1895 году в болгарском городе Русе, но уже в 19010м семья переехала в Англию. В 1913 году, в возрасте 18 лет, Тигран поселился в Лондоне, чтобы начать карьеру литератора. С началом Первой мировой войны у него возникли проблемы с натурализацией как у гражданина Болгарии, союзницы Германской империи. Именно тогда он познакомился с будущими знаменитыми собратьями по перу Олдосом Хаксли, Дэвидом Гербертом Лоуренсом, Джорджем Муром. Печататься он начал в 1916 году под своим настоящим именем вначале в лондонском армянском журнале “Арарат”, затем в английском еженедельнике “Новый Век” — обозрении политики, искусства и литературы. Нас особенно интересуют его малоизвестные статьи в “Арарате”. Всего их вышло шесть с июля 1916 по февраль 1917 года, и главной их темой была армянская идентичность. В первой статье — “Воззвание к разуму” — автор ставит себе целью развенчать ложные стереотипы, бытующие в Англии по отношению к армянам. Ему особенно не по душе привычный для британской прессы военного времени образ “голодающих армян”, он доказывает, что армянин в свое время был замечательным повстанцем и партизаном. Армяне прибегали к самообороне, они не были овцами, ведомыми на заклание. Для армян характерно стремление к независимости, они способны к самоуправлению и не так уж сильно отличаются от англичан. Во второй статье — “Молодой армянин” — Куюмджян критикует армянскую молодежь в Англии за попытки скрыть свою национальность и превратиться в обычного, ничем не примечательного субъекта. “Отвратительно это подавление своей особенности, национальности, этот низменный страх быть отличным от других”. Можно пытаться сколько угодно “стать англичанином или фиджийцем — смотря что нам больше по вкусу, — но мы армяне”. В — третьей статье — “Очень серьезный армянин” Куюмджян критикует “миф”, что христианство помогло армянам выжить. Если бы армяне остались язычниками, они стали бы завоевателями, а не завоеванными. “Это было бы хуже для нашего морального облика, но лучше для нашего престижа в мире”. Продолжая анализ причин, по которым армяне скрывают свою национальность, Арлен связывает это со страхом, типичным для жертв и преследуемых. “Пока мы не избавимся от инстинктивного желания спрятаться, мы не можем надеяться на то уважение, какого, по нашему мнению, мы заслуживаем”. “Армянин нашего поколения должен написать такие истории о своих соотечественниках, чтобы увлечь читающую публику, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос о том, не есть ли Армения пригород Константинополя”. Но в современных себе армянах он не видит ни достойных писателей, ни достойных читателей. “У армян не появится писателя, способного пробудить к ним интерес в мире, пока они не заслужат его появления, пожелав его иметь”. Пожалуй, именно между третьей и четвертой статьями в “Арарате”, между сентябрем и октябрем 1916 года происходит тот перелом, который очень скоро заставит Тиграна Куюмджяна преобразиться в Майкла Арлена. Потеряв надежду сделать литературную карьеру в армянской среде, он переходит от критики к негативу. В статье “Искусство и война” он приходит к выводу, что все великое искусство национально и должно быть национальным, дабы стать великим. Но сразу же заявляет, что только нации, обладающие государством, способны создавать великое в искусстве, в отличие от евреев и армян. В своей пятой статье — “Sic Semper Tirannis (в жанре письма Давида Голиафу)” — он сравнивает армян с Давидами, а англичан — с Голиафами. Армянская мудрость, по его словам, была завоевана “за века борьбы против силы, которая возникла раньше, чем вы начали страшиться своих друидов”. Тем не менее Куюмджян приходит к выводу, что и конфликты между нациями и сама национальность — это болезнь человечества, а вовсе не “каприз Бога, имевшего добрые намерения (но, если хотите знать, плохо продуманный)”. Теперь национальность для автора всего лишь “яблоко раздора для ссор посредственностей”, только глупцы воспринимают ее всерьез. В последней статье — “Короли и королевы” — Куюмджян переключается уже на политическую жизнь Англии. Рассуждая о британской монархии, он защищает ее необходимость. В результате стреми0 тельной эволюции он теряет интерес к армянской тематике. Становится очевидным, что его сотрудничество с “Араратом” изжило себя. С января 1920 года Тигран Куюмджян стал использовать литературный псевдоним Майкл Арлен, с 1922 года он стал британским гражданином, официально изменив имя и фамилию. Пик его славы приходится на конец 19200х годов. Его роман “Зеленая шляпа”, изданный в 1924 году, спустя четыре года был экранизирован в Голливуде с Гретой Гарбо в главной роли. С тех пор ни одно его литературное произведение уже не пользовалось таким успехом. Слава его медленно угасала, хотя женитьба на графине Аталанте Меркати и переезд в Канны обеспечили его благополучие. В 19460м он переехал в Нью0Йорк. Тогда же произошла его встреча с Уильямом Сарояном. По воспоминаниям Сарояна, они беседовали на армянском языке, и Майкл Арлен признался ему, что испытывает отвращение к своим литературным произ0 ведениям. Он обещал написать правдивую книгу о самом себе под названием “Скромный павлин”. Но за послед0 ние десять лет жизни так и не сумел ничего создать, и в июне 1956 года скончался от рака.

1.

Есть вещи, мистер Арлен, почитаемые во все времена — Бог, Родина, Мать. О них человеческое существо, если оно не исковеркано душой, не может говорить без религиозного почтения. Высказавшись об Армении с элементарным неуважением, вы взяли на себя тяжкий грех. Со страниц солидного американского журнала вы швырнули тяжкие камни презрения в наш народ. Объявив себя “сыном народа, неспособного умереть с честью”, вы смело восклицаете: “Века презренного мученичества и неприглядного бегства… О Армения, о жалкий привратник” и так далее. Именно так вы, армянин по рождению, выразились об армянстве. Ничего не скажешь: “Well roared lion” — славный львиный рык ( цитата из Vакта “Сна в летнюю ночь” Шекспира.— Прим. перев. ). Если бы ваши истерические возгласы продиктовало вам униженное положение породившего вас народа. К несчастью, это не “de profundis” ( взывание “из бездны” — крылатое выражение из латинского перевода библейских псалмов. — Прим. перев. ) патриота, не вспышка чувств при виде немощи армянства. Совершенно очевидна внутренняя суть этих строк — упражнения пера и не более. Вашим пером двигало уязвленное “Я”, а вовсе не судьба вашего народа. Признаюсь, если бы нацарапанные вами строчки — к примеру, в одном из дурацких любовных романов — имели какое-то отношение к Армении и армянству, если бы они пролили свет на то или другое поражение нашего народа на политическом или военном поприще, я бы аплодировал вам вместе с тысячами других. Но сегодня ваши ославляющие строки вызывают только отвращение, ибо не рождены безжалостной к армянству судьбой. Говоря вашими же словами: “Молодой человек пришел с надеждой понравиться, а его подруга ушла с другим”. Какой пошлый повод для нападок на собственный народ. Итак, армянство — “беззубый старик”? И вы пропагандируете омерзительное самоуничижение в то самое время, когда мир продолжает веселиться, травя нас и попирая наши права? И эти опыты самооплевывания печатаются на родине Ллойд Джорджа, на родине Вильсона — там, где общественное мнение может сыграть немаловажную роль и способно повлиять на исход нашего дела? Вы, конечно, знаете, что кардинал Ришелье имел обычай всего тремя словами объявлять свое решение на представленных ему докладах: vidi, legi, provabi ( увидел, прочел, утвердил (лат.). — Прим. авт. ). Ваши строчки, мистер, я увидел, прочел и почувствовал к ним отвращение. Извините за прямоту, но они вызывают отвращение у каждого настоящего армянина. Неужели не понятно — не стоит говорить о Родине, если нет уверенности, что от сказанного она не станет еще краше, желанней, боготворимее? Stulte, stude! ( “Да пойми ты, глупец” (лат.) Луций Анней Сенека “Отыквление божественного Клавдия”. — Прим. перев. ) В жизни народов удача и несчастье сменяют друг друга, как две руки некоей таинственной силы, закона, божества. Неужели романист Арлен в самом деле не знает, что прежде цепей и лохмотьев рабства наш народ был облачен в порфиру независимости и могущества? В дни величия, когда армии завоевателя Тиграна двигались на Аравию, Вавилон и далее, не один народ с ужасом произносил имя армян, и армянин смотрел на мир сверху вниз. Конечно же, малосведущий в истории своего народа мистер Арлен понятия не имеет, что за много веков до самого Бисмарка и бисмарков других народов, наш государственный муж сказал: “На высотах человеческого существования справедлив сильнейший” ( приписывается Трдату Великому. — Прим. авт. ). Да, было время, когда Армения простиралась от моря до моря и далее, когда удача розовыми перстами венчала победоносное армянское чело. Но, увы, ничто не вечно под солнцем. Нация, стремительно взметнувшаяся ввысь, должна с грохотом низвергнуться. Ей суждено постепенно терять свое могущество, пока в один прекрасный день она не почувствует себя зависимой, а затем и под ярмом рабства, пока не начнут соседи “делить одежды” рода нашего. В чем же причины? Пусть не беспокоится иноязычный мистер Арлен, по поводу причин у нас с ним нет особых разногласий. Да, Армения закончила самоубийством свое политическое существование. Ей нанес поражение демон междоусобиц и только во вторую очередь внешние враги. Она разрушила самое себя — по этому поводу найдутся и у меня гневные слова. Но к чему напрасно ворошить прошлое? Я признаю, что армянство не имеет морального права снять с себя вину за свои ужасные несчастия и политический развал в течение долгих веков. И хватит о давних временах.

2.

Известно ли вам, что бессмертие народов обусловлено их вечно живым созидательным духом? Еще живы и будут жить Армянин и Армения, сказало армянство, сохраняя, в пределах возможного, свою творческую силу даже под игом восточного, самого жестокого варварства. Несомненно, с утратой былого могущества армянский народ встал на путь наименьшего сопротивления. Более того, в отдельные исторические моменты армяне, подобно евреям, вынуждены были сознательно жертвовать собственным достоинством, дабы сохранить свое существование и спасти нетленные ценности. Однако справедливо и то, что ни один век Армянской Страны не прошел без восстаний народа с надеждой вернуть былое могущество. Последний по счету раз — полвека назад — избранная часть нашей интеллигенции не только заново занялась воспитанием народа, но стала искупителем его прошлых грехов. Приложив свои силы к делу освобождения, эти люди прекрасно сознавали, что вековое рабство ослабило в массах национальное самосознание. Однако они верили в возрождение народа, способное переродить его душу. И звучали год за годом пророческие слова. Я есмь истина — истинное мировоззрение, народная нравственность, религия свободы. Год за годом по всему Армянскому миру вширь и вглубь распространялся революционный призыв к пробуждению. Но, увы, печальная действительность дала о себе знать: чужеземное иго причинило армянской душе гораздо больший ущерб, чем нам казалось вначале. К радости наших противников, врагов самого нашего существования, с первых же лет армянского революционного движения зазвучали проповеди раздора — последствие рабской психологии определенных слоев народа. Разрушительные силы не желали понять — не желают и сегодня, — что враждовать с родным братом из-за партийной принадлежности означает ослабить мощь удара, обращенного против внешнего врага. Старый демон раскольничества под разными именами и обличьями по сей день исполняет ту же смертоубийственную задачу, что и наши противники, крайне осложняя дело национального возрождения. Внутренний враг вынуждает армянских революционеров вести постыдную междоусобную борьбу. Видеть и чувствовать, как ослепленный армянин кует оружие против родного брата, облегчая задачу врагу — эту ужасную трагедию и сегодня переживает армянский патриот. И сегодня внутренняя судьба армянства еще более горька, чем судьба политическая. Ясно до физической боли, что сегодняшняя Армения для внешних сил — “дверь без замка”, что часть армянской интеллигенции, заложницы эгоистической морали, продолжает плести черными нитями армянскую судьбу. Несомненно и другое: если не случится немедленного духовного перелома для покинувшей родину половины армянства, остались считанные годы, пока трагизм постепенного умирания не закончился духовным самоубийством. Армянский homo ( человек (лат.). — Прим. перев. ) сменится homunculus'ом ( человечком (лат.). — Прим. перев. ) и скончается в результате денационализации. Нет сомнения, что “синий геноцид” поставил под вопрос существование и второй половины армянства, которое еще цепляется за подошву Арарата. Вот до какой степени скорбна и смертельно трагична участь армянства, мистер Арлен. И это объяснимо: история всегда наказывает сыновей за давние грехи отцов.

3.

Что же делать? Как вы желали бы откорректировать армянскую психологию, изменив тем самым нашу общую судьбу, чтобы народ перестал цепляться за пяту истории? Своими известными строками, каждая буква которых легкомысленно источает презрение? Какая наивность! Бранью не вылечить больного. Или вы забыли слова мудрого англосаксонского писателя: “Иногда, нанося удары по дьяволу, мы раним и божественное начало в человеке”? Неужели вы не в состоянии понять, что упражнения вашего пера глубоко ранили святую армянскую сущность в армянстве? Вы, мистер, говорите об Армении с таким высокомерием, будто свершили двенадцать подвигов Геракла для своего народа. Вы говорите, как наделенный полномочиями судить, и выглядите смешным, поскольку ничем не пожертвовали, никогда не страдали за народ, который называете моральным банкротом. Обличать теневые стороны своего народа вправе лишь те, кто видит, понимает и любит этот народ в величии и немощи, в его всеобъемлющей трагедии — вам непростительно этого не знать, Дабы пристыдить ваше перо, давайте вспомним исполненных скорби предводителей Израиля. “Сердце пророка сжимается от боли, его уста полны обличений. Он простирает десницу, указуя на грядущее зло, он страдает за свой народ и любит его, потому и обрушивается на него”. Вот Исаия угрожает своему народу и стране гневом Иеговы: “И зарастут дворцы ее колючими растениями, крапивою и репейником — твердыни ее; и будет она жилищем шакалов… Там угнездится летучий змей… Там коршуны будут собираться один к другому…” ( Исаия 34:13,15 — здесь и далее прим. перев. ) Почему? “Потому что, — добавляет пророк-стихотворец, — серебро твое стало изгарью, вино твое испорчено водою” ( Исаия 1:22 ). Так возвышает голос непревзойденный поэт и грозит новыми бедами, потому что Израиль начал воскурять фимиам суетному. Но вот после тяжких ударов скорбящее сердце пророка призывает с любовью: “Восстань, восстань, облекись в силу твою, Сион! Облекись в одежды величия твоего” ( Исаия 52:1 ); “Кирпичи пали, построим из тесаного камня” ( Исаия 9:10 ). Вот каков преданный народу вождь. Он не только обличает, но и дает надежду, не только проклинает, но и ободряет. Вот трагический голос еврейства Иеремия: “Разинули на нас пасть все враги наши” ( Плач Иеремии 3:46 ), — корчится пророк от боли и стыда. Он плачет и грозит, так как “пал венец славы” с головы его народа. “Отцы наши грешили: их уже нет, а мы несем наказание за беззаконие их” ( Плач Иеремии 5:7 ). “И чудовища подают сосцы и кормят своих детенышей, а дщерь народа моего стала жестока подобно страусам в пустыне. Язык грудного младенца прилипает к гортани его от жажды; дети просят хлеба, и никто не подает им… Воспитанные на багрянице, жмутся к навозу… Умерщвленные мечом счастливее умерщвленных голодом” ( Плач Иеремии 4:3-9 ). Горше горького слово пророка — выражение народного стыда и горя. Но его призвание не только оплакивать, и он, вдохновленный Иеговой, пытается вновь вооружить еврейство мечтами о Палестине. “Истреблю все народы, среди которых рассеял тебя, а тебя не истреблю” ( Иеремия 30:11 ). Вот до какой степени исповедовали духовные предводители Израиля религию патриотизма. Такими же они предстали и в недавнем прошлом: избранная часть интеллигенции — политический мыслитель, литератор, ученый и прочие. “Я живу на крайнем западе, но сердце мое на востоке”, — восклицает израильский Агаронян — Иегуда Галеви. А Бялик? Нужно любить родину, как они, чтобы построить будущий Сион. И еще Пасманик, как и вы не знающий родного языка, которому национальное исповедание продиктовало горделивые слова: “Мир притесняет нас в отместку за наше прошлое величие”. Вот и сегодняшние предводители Израиля: Вейцман, Соколов, Артур Хандтке, Варбург, Якобсон и другие — духовные вожди международного сионизма, за чьими спинами всегда стояли известные всему миру миллиардеры — Штраусы, Варбурги, Ротшильды и другие. В 1919 году на страницах “Judische Rundschau” руководители сионизма обращались к державам Антанты: “Хотите вы того или нет, мы будем в Палестине. Вы можете ускорить или замедлить наш приход. Но лучше помогите нам, чтобы наша созидательная сила не превратилась в разрушительную, способную потрясти мир”. Эта угроза интеллигентов была сделана от имени деловых кругов, которые добились от Бальфура его известной декларации. Через год, на Лондонском еврейском конгрессе Макс Нордау, пишущий, как и вы, мистер Арлен, на чужом языке, воскликнул в патриотическом опьянении: “ Le jour de glorie est arrive ! ( “Настал день славы!” (фр.). — Прим. перев. ) Восстань, восстань, Сион!”. Известно ли вам, что до сих пор три великих народа хотели бы присвоить гений знаменитого Эйнштейна? Германская печать утверждала, что он немецкий еврей, французская доказывала, что французский, испанская — испанский. Великий ученый положил конец беспредметному спору, с талмудической гордостью объявив себя прежде всего евреем. Несколькими днями раньше газеты писали о титане науки: “Эйнштейн в синагоге”.

4.

...Было время, когда Ювенал говорил с усмешкой: “Все богатство Израиля — пучок травы и пустой короб”. А Марцелл злорадствовал: “Еврей или просит подаяния, или продает спички”. Шли века. Разбросанный от полюса до полюса Земли великий скиталец существовал в щелях других обществ, подставляя грудь враждебным ударам нееврейского человечества, но не отрекаясь от своего престола. Он остался народом с царственной душой. Он — народ догм и Мессианской Надежды — жил в лоне других народов, как гость и враг. И молча повторял человечеству: “Не уступлю вам ни йоты в своем понимании Бога, Мироздания и Человека”. Так жило еврейство, пока в один прекрасный день не распространило свою власть над большей частью мира. Оно победило, ибо высшим противодействием считало нацию, выражая и представляя это через своих избранников. Оно победило, ибо стремление к личному счастью является для него долгом, однако с условием служить благу Израиля. Похвально и честолюбие, если только оно во славу Израиля. Справедливы жажда обогащения, богатство, но не как конечная цель, а как средство для продвижения дела Израиля и распространения его влияния. Именно это и стало причиной сегодняшней несокрушимой силы еврейства — союза золота и разума в его лоне. Итак, только этому народу удалось свое великое несчастье — древнейшее рассеяние по всему свету — превратить, будто алхимическим способом, в благословение. Сегодня этот народ стал обладателем такого могущества — золота, авторитета, силы, — о котором он мог только мечтать даже в независимом еврейском государстве, некогда разрушенном императором Титом. В чем же секрет? Он кроется в том неиссякаемом культе Сиона, которым и во имя которого живет род Авраама. Пламенное вожделение родины не только сохранило еврея на чужбине евреем, но и сделала еврейство, в конце концов, самой богатой, мудрой и революционной частью человечества. Ныне в колесницу его славы впряглись большевизм и франкмасонство, международные биржи и банки, а также значительная часть мировой прессы. Затаивший месть народ не удовольствовался своей победой. Швырнув две-три новомодные идеи человечеству, вечно испытывающему духовный голод, он разжег в народах кровавое пламя классовой борьбы и, став обладателем 3/4 мирового золотого запаса, угрожает миру призраком новых войн и социальных революций. Вот так вековечному мученику суждено было стать мучителем народов. Всегда верный себе, он и в мучительстве проявил гениальность. Он мстит за века бессилия и унижений. И имеет на это право. Неужели и теперь не ясен ответ на ваш вопрос, каким образом “евреи добились всемирного господства”? А армянство, которое вы хотели бы видеть умершим “вместе с Ниневией, Кархемишем и Вавилоном”, увы, все еще продолжает оставаться “изгнанником Творения”. Иначе и быть не могло. И знаете почему? Буквально несколько слов в качестве ответа. В течение всей нашей истории — задумайтесь над этим — богач-армянин не стал братом армянскому интеллигенту, не попытался сблизиться с силами, играющими судьбами народов. Одного лишь богатства измирских армян хватило бы, чтобы купить всю Армению. Ничтожнейшей части этого несметного богатства, которое кемалисты развеяли по ветру, хватило бы на то, чтобы мы, подобно евреям, оплатили не только сострадание, но армянофильство трех четвертей человечества. Да будет проклята религия собственного благополучия — источник всех прошлых и нынешних бедствий нашего народа! Армянин с золотой мошной не встал за спиной интеллигента с золотым пером, укоротив его язык, лишив его слова весомости на международных ареопагах. И случилось то, что должно было случиться. Вдумайтесь, господин писатель, если у вас есть сердце, и вы — уверен — вместо обвинений в адрес своего народа осудите преступное умонастроение тех армян, которые преклоняются перед всем иностранным, тех горе-богачей, которые отдаляются душой от жизни народа в той мере, в какой им улыбается судьба. Разве не ясно, почему именно армянство обречено было оказаться проигравшей частью человечества?

5.

Воистину убогой оказалась бы история народов, если бы их вожди время от времени не приподнимали могильный камень прошлого, вынося на свет пороки и ошибки своих соплеменников. Порой армянский народ становился заложником своих слабостей и действовал себе в ущерб, давая повод кормчим его корабля со справедливым гневом бичевать темные стороны народной психологии. О, эти вожди, подобные ветхозаветным пророкам, чье сердце, освященное родовой моралью, сжималось от каждой народной боли и ликовало от каждого общеармянского успеха! Они, священные сосуды народного духа, часто ощущали не только право, но и обязанность бросить в лицо армянству: “Ты должно коечто истребить в своей сущности, если хочешь жить как нация”. Вот святейший Саак, воодушевленный святым негодованием: “Не могу быть пастырем народа, предательски и вероломно выдающего на смерть своего повелителя” ( см. у Лазаря Парбеци. — Прим. авт. ). Вот отец армянской истории Хоренаци: “Наставники, присвоившие свой сан, а не призванные Богом, избранные при помощи злата, но не Святым Духом… Ученики нерадивые в учении и скорые на поучения … Воины робкие, хвастливые, похитители, собратья разбойников… Начальники мятежные, скаредные, сквернолюбцы… Судьи бесчеловечные, взяточники, не чтущие закон… Все утратили любовь и стыд”. Вот наш Хайрик — весь любовь и печаль: “Разве ты, армянский народ, так опошлился на этой земле?” Следом Агаронян, властитель и слава нашей новой литературы, чье сердце, как цветок подсолнуха, всегда ищет солнца — солнца Араратской долины. Страдалец за армянство, чей духовный горизонт всегда заполнен высоким образом истерзанной родины. Трибун-златоуст армянства, чья душа впитала из армянской истории все красивое, возвышенное и героическое. Потому так силен его патриотизм, так яростен праведный гнев, исходящий из любящего сердца. Он наделен духовными молниями слова, он умеет поражать все, что слабо и уродливо в жизни нашего народа, неспособно на преданность и бесславно, противоречиво и ядовито. Поражать всех, кто поклоняется только земному, кто будет унижен и награжден проклятием на страницах нашей истории. Подобно библейским пророкам, он умеет проклинать, но с особенной великой любовью умеет и увенчать лавровым венком. Его скорбный гений, бессмертное армянское возмездие, бесстрашное перед лицом смерти. Он пел сынам армян, которые способны исповедовать свободу, готовы сознательно проливать за нее кровь. Благословил и сладостную смерть героев. Пророчествовал о грядущем и трижды возвестил о последних борениях армянства. Огненными словами он разжигал в сердцах двух поколений жажду обретения силы, любовь к титанической борьбе и самопожертвованию. И умел вдохнуть веру: Армянская Страна — не только желанные охотничьи угодья для соседей-волков или удобное место для рытья жалких могил, но и земля, подходящая для Свободы и возведения храмов славы. Так жил и творил армянский венценосный литератор, накрепко связав свою судьбу с судьбой своего народа. Вот почему каждый раз, листая патриотические произведения Агароняна, армянину мысленно хочется поцеловать его перо, вдохновленное национальной нравственностью: “Я и Армения — одно целое”. * * * Только таким путем, мистер Арлен, приобретается право стать прокурором и судьей дурных сторон психологии своего народа. Прежде чем критиковать армянство, надо иметь мужество жить с его обремененной совестью, иметь храбрость спуститься в глубины этой совести, раз за разом переживая ее славу и позор — необъятную трагедию народа. Прежде чем осуждать, надо распять себя на его Голгофе. Но для этого нужны безграничная любовь и способность к самопожертвованию. В противном случае осуждающий не страдает — тогда он всего лишь вульгарно злобствует. Презрительный взгляд склонен видеть скорее недостатки, нежели достоинства. Чтобы безошибочно видеть и справедливо свидетельствовать, нужно иметь большую любовь. У вас, к несчастью, не хватает любви, а значит, отсутствует как моральное право судить, так и способность психологического проникновения в суть вещей.

6.

Известна ли вам судьба армянского писателя — жить и творить впроголодь и умереть в лишениях. Известно ли это вам, по-американски умному человеку, дезертировавшему подальше от жизни своего народа? Разве справедливо, чтобы личность, не признающая национальной морали, личность, для которой нет разницы между национальным гением и грузчиком, в праздном желании что-то прибавить к венку своей “известности” представляла в иностранной прессе свой народ живым мертвецом? Дезертир в роли судьи? Согласен, что жалок народ без Отечества, но разве не отвратительней во сто крат человек, лишенный всякого чувства Родины, всякого почитания ее? Вы имели “мудрость” не обмакнуть свое перо в море армянской Крови и Слез, но не имели сердца хотя бы раз произнести: “Братья, живите армянами”. Вы вольны превращать свой талант в звонкую монету и спокойное существование, вольны своими прихотливыми романами возбуждать страсти читателей Старого и Нового Света. Говоря кратко, разрешите вернуть обратно использованные вами в адрес армянства слова, — продолжайте “куртизански” обслуживать иностранную литературу, но не облаивайте свой род перед другими народами. Разве вам непонятно, что теперь, когда чужбина ощерила зубы на изгнанника- армянина, ваши строки способны оправдать и подпитать презрение других народов к имени и делу армян? Разве вам непонятно, что ваши строчки могут толкнуть на путь самоуничижения армян, приютившихся на чужих берегах — армян, которые и без того вынуждены платить тяжелую дань национальному вырождению? В конце концов, зачем вам нужно подрывать веру армян в будущее? Благородно ли на языке улицы говорить о горстке народа, ведущего неравную борьбу с небытием во имя справедливости? Зачем вы хотите ускорить смерть его надежд, которая станет его окончательной смертью? Вы армянин по происхождению, стоило ожидать, что и вы, подобно рыцарям пера иных народов, годами служивших нашему делу, ободрите словом художника изгнанников-армян. И вдруг вместо ожидаемого братского слова тяжелые камни презрения. Грешно! Вы писатель, вдобавок армянин по рождению — и вместо плевка в лицо человечеству, наживающемуся на неслыханных бедствиях нашего народа, вы обрушиваетесь на самих жертв. Позор. Чего стоит в таком случае звание писателя? Разве талант дается для проституции, для обращения его в богатство и благополучие? * * * Я показал вам, мистер, как говорят для народа, о народе и от имени народа. Показал великих состраданием и преданностью еврейских и армянских предводителей, которые не отличались олимпийским спокойствием, на фоне которых вы выглядите таким холодным и бессердечным. Они считали великим того, кто был прежде всего великим сыном своего народа, а уже потом — всего человечества. А чему и кому служит отпущенный вам талант? Малодушный, как вы могли повернуться спиной к Голгофе своего народа? Почему не захотели, подобно еврейским писателям, не знающим родного языка, стать прежде всего талантливым сыном своего народа? Трудно? Тяжел крест армянского слова? Согласен. Разве истинное величие не в том, чтобы нести этот крест с любовью? Однако зачем мне питать вас духовно, когда армянство стало для вас “докучной обузой”? Разве вы не начали уже стыдиться своего происхождения? Правда ведь? Значит, то, что вы нацарапали об Армении, не плод литературного кокетства? В таком случае разрешите мне еще раз выразить отвращение к вашему художественному таланту, не помнящему родства, таланту, который не удостоился преклониться перед Мукой, Надеждой и Героическим Величием армянства. Мы верим: после Голгофы настанет Воскресение. И вера наша праведна. Мы предчувствуем великое будущее РодиныАрмении и с трепетом преклоняем колени перед этим божественным видением. Мы предвкушаем ее грядущее счастье. И семижды горды тем, что мы армяне. Примите прощальный поцелуй от оскорбленной вами Армении.

(“Нор Аракс”, София, 1930 год)

[Lexing]

http://www.aniv.ru/view.php?numer=9&st=8&rub=0

[Qrmuhi]

шат тароринак э, ворь Анивум тпагрвац мецн Нждеи айс ойакап намакы оч ми ардзаганк чстацав ми те мард чи кардацель? че ворь, са шат жаманакакиц ньют э!

[Dinozavrik]

Writing under his birth name, Dikran Kouyoumdjian, Michael Arlen began his literary career as an essayist and editor for a London-based Armenian periodical Ararat: A Searchlight on Armenia, and soon after as an essayist, book reviewer, and short story writer, for The New Age, a British weekly review of politics, arts, and literature. Arlen’s first essay, “An Appeal to Sense,” published in Ararat in July 1916, was in fact reproduced only a month later in The New Age in August 1916. Until February 1917, Arlen simultaneously submitted essays to Ararat and The New Age. In February 1917, Arlen definitely stopped writing for Ararat, and continued submitting works to The New Age until May 1919.

Writings in Ararat: A Searchlight on Armenia

Arlen wrote six essays in total for Ararat: A Searchlight on Armenia between July 1916 and February 1917. Arlen’s main concern in most of these essays revolved around his Armenian ethnicity, or nationality, as he called it. Arlen was particularly displeased with the stereotypes and misinformation that the English propagated of the Armenians. In a great part of these essays, Arlen tried to correct the English view of the Armenians with his own beliefs of what an Armenian was. Arlen was moreover displeased with his own generation of compatriots living in England, because they hid behind their Armenian ethnicity, trying to "pass" as Englishmen. Arlen described his generation as being disinterested in the arts, which was unfortunate, because it is through the arts that Armenians might collectively be able to help relieve the English of their ignorance of Armenians. In his third essay, "The Very Serious Armenian," Arlen writes: "an Armenian of this generation should be able to write such stories of his countrymen as would quite captivate the novel-reading public, and by giving them a little knowledge put an end once and for all to the question whether Armenia is a suburb of Constantinople." For Arlen, literature written by Armenians could serve, in the least, to educate the world, including the English, about Armenians. In the early phase of his literary career, Arlen did exactly that which he wished his compatriots to do as well, namely, to correct misinformation and to educate the English of Armenians.

In Ararat, Arlen also wrote his opinions on nationality, royalty, and the arts.

Arlen’s six essays in Ararat are, in order of publication:

• "An Appeal to Sense" (July, 1916)
  
• "The Young Armenian" (August, 1916)
  
• "The Very Serious Armenian" (September, 1916)
  
• "War and Art" (October, 1916)
  
• "Sic Semper Tyrannis (In the Manner of a letter from David to Goliath)" (December, 1916)
  
• "Kings and Queens" (February, 1917)
  

Below is a summary of each of Arlen's six essays published in ‘’Ararat’’ under separate headings.

[edit] "An Appeal to Sense"

Arlen's first essay, "An Appeal to Sense," published in Ararat in July 1916, was primarily intended to clear some of the misinformation and stereotypes that the English had of the Armenians. Arlen was particularly displeased with the popular image of the "starving Armenian" in the West at the time, derived from newsreports on the Armenian Genocide. Instead of being helpless victims, Arlen argued that the Armenian "has in his time been an extremely good, and as effective as possible, guerilla fighter, bandit and rebel," thereby following the general patriotic mood in England at that time. In the remainder of the essay, Arlen shows in seven points how the Armenians should be viewed. His most prominent arguments revolve around the Armenians being self-defenders (rather than sheep taken to the slaughterhouse), independent, capable of self-government, and not so different from the English.

[edit] "The Young Armenian"

In his second essay, "The Young Armenian," published in Ararat in August 1916, Arlen focuses his criticism on the young Armenians of his generation in England. Even though the young Armenian has more ages of wisdom behind him, writes Arlen, he hides behind his nationality, ashamed, and making him therefore ordinary. Arlen considered this attitude of hiding one’s nationality, or ethnicity, and repressing originality out of fear for difference, to be hateful: "this repression of originality, of nationality, this meanness of being frightened to be different of others, is hateful." Arlen stressed that his fellow Armenians may try as hard as they like "to be English or Fijian or whatever happens to attract us most,--but we are Armenians." Arlen ends this essay hoping to inspire his fellow compatriots to stop hiding their ethnicity and start following suit with the English public-school view on patriotism, ending his essay with the words: "he who blows his own trumpet is called a braggart, he who blows his country's trumpet (thus incidentally his own) is called a patriot."

[edit] "The Very Serious Armenian"

In his third essay, "The Very Serious Armenian," published in Ararat in September 1916, Arlen continues his criticism of Armenians, beginning with the myth that Armenians would not have survived had it not been for Christianity. In fact, Arlen argues, Christianity only annoyed the pagan countries around Armenia. If Armenians had remained pagan, Arlen speculates, they would have been the ones to do the conquering and become the conquerors, instead of being the conquered and the oppressed, "which though it might not have been so good [for] our moral welfare, would certainly have given us more prestige," writes Arlen. Arlen then returns to his theme of the ashamed Armenian and analyzes it as being rooted in the psychology of fear, typical of victims and the persecuted. Arlen warns against this hiding, however, arguing that "until the instinct to hide goes from us, it is difficult to see how we can ever hope to be respected as much as we think we should be." Arlen closes the essay with a rather pessimistic view on Armenian readership, unable to imagine an Armenian who would be able to tell another Armenian what he thought of them "in such a way that they would listen to him." Armenians are not readers, Arlen says, as they prefer to make a living in a shipping-office rather than with writing. Yet, Armenians could be writers, Arlen stresses, "with his lack of imagination and idealism an Armenian of this generation should be able to write such stories of his countrymen as would quite captivate the novel-reading public." But Armenians are not writers, nor are they readers, and therefore they will "certainly not get a writer who can rouse the world to an interest in them till they begin to deserve one by wanting one."

[edit] "War and Art"

In his fourth essay, "War and Art," published in Ararat in October 1916, Arlen agrees with George Moore that war and art are very closely linked, and that the greatest art has been produced in a time of war and in a time when nationality, or love of one’s homeland, was at its apex. Arlen furthermore argues that only nations with countries have produced great art, and that countryless nations, such as the Jews and the Armenians, have not. In other words, all great art is national and it must be national in order to be great, as Arlen paraphrases Moore.

[edit] "Sic Semper Tyrannis"

In his fifth essay, "Sic Semper Tyrannis (In the Manner of a Letter from David to Goliath)," published in Ararat in December 1916, Arlen compares Armenians, the Davids, to the English, the Goliaths, essentially saying that while the English have a roof above their house to shout their nationalities from, Armenians do not. Notwithstanding, Arlen writes, he has grown fond of his own house, and would not exchange it. In fact, Arlen rather pities the English, for Arlen’s wisdom, no matter how immature, was won "through an age-long struggle against strength which began even before your Druids began to frighten you." This old, Eastern wisdom brings Arlen to believe that nationality and "the brawls of nations to overcome nations" is a disease, and not "a well-meant (though ill-conceived, if you will) caprice of God." Arlen finishes the essay with a paragraph criticizing nationality, calling it "the bone contention for mediocrity to quarrel over" and a subject to be treated seriously only by fools. Arlen writes that he will not allow himself to be tempted by nationality to leave aside his irony, join discussions over its "merits and demerits, fit subjects for a satirist's pen" and "fall from the heights of a fool’s imagining to depths of your logical creation."

[<A title="Edit section: “Kings and Queens”" href="http://en.wikipedia.org/w/index.php?title=Michael_Arlen_in_Ararat&action=edit&section=7">edit] “Kings and Queens”

In his final essay for Ararat, "Kings and Queens," published in February 1917, Arlen defends the existence of monarchy, saying that he has a tendency to take things as they are and make the best use of them. He is not arguing that monarchy, for instance in England, should remain as it is, without needing improvement. Naturally it needs to change, but so do people with their mentality of criticism and disrespect for the monarchy. Arlen would rather see modern monarchy return to its old self, when the king was an actor, respected and dignified, and gorgeous with all its "apparel of kingship, with its long train of peers of realm as ministers to its wants, varlets to the king as men are varlets to them; in short, with all that unnatural artifice and splendour which places a king beyond a common mortal's envy."