Особый Случай Горыныча

[Annushka]

Bagirka, когда же продолжение? Никак не могу дождаться

Edited September 30, 2008 by Annushka

[Bagirka]

Я решил заехать проведать Светку. Теперь, когда я знаю, в чем ее «беда», я наверняка смогу с ней как-то «поговорить об этом». Кроме того, я мог бы разъяснить картину врачу, который ее наблюдает, и попросить его порекомендовать специалиста, - пусть даже гипнотизера – только бы избавить Светлану от навязчивых идей.

- Сегодня нет посещений, молодой человек, - не глядя на меня, прореагировала на мою просьбу дежурная.

- Даже в виде исключения? – вкрадчиво проговорил я, надеясь, что она все-таки подымет на меня глаза и, пораженная моим несомненным мужским шармом, растает и «придумает что-нибудь».

- Какие могут быть исключения, - проворчала она, лишь коротко «стрельнув» в меня глазами, - приходите завтра, по средам у нас нет посещений...

- Но у меня важная новость для ее врача. А сначала я должен проверить эту информацию с ней. Это ведь вопрос ее состояния, тут любая минута может многое решить, а Вы говорите «завтра»...

- Знаете ли... у всех важная информация и всем нужно срочно что-то решить... но правила для всех одинаковые.

- Ну, хорошо, а с врачом поговорить я могу?

- Он обедает.

- Где?

- А вон, в кафе напротив...

- Спасибо хоть на этом, красавица! – прекрасно зная, как действуют на старых дев ничего не значащие комплименты, я не удивился тому, что даже краем глаза было заметно, как она расцвела и выпрямилась.

Разумеется, я не стал выдавать дежурную, и не сказал врачу о том, что специально зашел в кафе, чтобы застукать его.

- Как? И Вы тут обедаете? Здравствуйте, приятная встреча, - сказал я таким тоном, будто знаю этого врача всю жизнь, а не во второй раз вижу, - я подсяду к Вам, если Вы не против.

- Все понятно. Анжелика Вас на меня навела...

- Какая Анжелика? – я прекрасно понял, что врач имел в виду дежурную, но для меня стало такой неожиданностью ее имя, что мой вопрос прозвучал абсолютно искренне и невинно. Впервые в жизни я столкнулся со столь неприметной обладательницей такого роскошного имени.

- Как, значит, наша встреча действительно случайна?

- Ну, я вообще-то приехал поговорить с Вами.... но для начала решил пообедать... а тут Вы.

- Что-то важное?

- Вы знаете, я сегодня имел удовольствие наблюдать одну ситуацию в том самом офисе, откуда уволили Светлану накануне ее... попытки самоубийства...

- Вы полагаете, то это связано с ее работой?

- А Вы разве нет? Ведь при мне она не раз говорила, что после увольнения ее жизнь теряет смысл...

- Ну, когда лишаешься заработка, можно и так трактовать ситуацию... – он пожал плечами и мне стало немного страшно и за Светку и за всех тех, чьи состояния зависят от этого равнодушного типа.

- Но у нее это дошло до истерики, Вы же помните... неужели Вы думаете, что из-за денег она могла так расстроиться? Да она прекрасный специалист, ее с руками оторвут где угодно, я бы и сам взял ее на работу, если на то пошло, и она прекрасно это понимала. Дело тут в другом. И я готов Вам это рассказать.

- И Вы искренне думаете, что для моей работы с пациенткой Ваш рассказ будет полезен?

Мне рассказывали о «ревности» специалистов, и о том, как они стараются избегать чужих идей или же, равнодушно их выслушивая, наматывать на ус, а потом менять какую-то мелочь и выдавать за свое. Но мой рассказ и мое мнение о ситуации – разве это вмешательство в его работу?

- Я просто хочу помочь своей подруге, доктор, упаси меня Бог вмешиваться в ваши методы.

Когда я рассказал врачу о том, что увидел в кабинете Сафарова, я не стал ждать его реакции или комментария. Я сразу спросил, можно ли заставить ее забыть это дело или, как вариант, проникнуться к нему отвращением или же просто равнодушием.

- Все зависит от того, как долго и как часто это происходило именно с ней. Как Вы понимаете, она отнюдь не расположена расстаться с этой «вредной привычкой». Более того, для нее это вовсе и не вредная привычка, а нормальное, приемлемое морально и физически явление... В этих случаях нужно действовать крайне осторожно...

- О какой моральной приемлемости Вы говорите, - да у нее такая мать, что если бы прознала про эдакое, она бы от этого офиса ни одной щепки не оставила...

- Это, кстати, тоже один из факторов, молодой человек. Девушке первоначально не с кем было поделиться, а ввязавшись в это и увязнув, она стала вести двойную жизнь, скрывать от матери такой факт... согласитесь, для их семьи это было нехарактерно...

- Да, я согласен, но есть ли у нее шанс на выздоровление?

Врач помолчал, пристально глядя на меня, словно оценивая мое «соответствие» его предложению по выздоровлению Светки.

- Да, и шанс этот очень простой... вернуть ее на прежнее место. Пусть работает. Вы ведь сказали, что офис работает как часы? Вы ведь сказали, что между ними там все отработано до мелочей? Вы ведь говорили, что там нет ни насилия, ни криминала? Девушка живет этим, зачем ее этого было лишать – «смысла ее жизни»? Вы думаете, что если бы у любящей матери отняли ребенка, реакция была бы иной? Да точно такой же: истерики и крики о том то жизнь лишена смысла...

Я смотрел на него, не пытаясь сомкнуть челюсти, и уже сомневаясь в его нормальности. Но то спокойствие и та уверенность, которые он проявлял, со знанием дела вещая мне свои «истины», заставили меня попросту задуматься о ситуации и посмотреть на нее с другой стороны.

- Но, доктор... этому ведь должен прийти какой-то конец. Так не может длиться вечно.

- Всему приходит конец. И лучше, если это будет конец естественный. Потому что я не уверен, что при реорганизации этого офиса больше половины персонала не последуют примеру Светланы.

- Естественный конец? Это что? Вы думаете, они повыходят замуж? Да у них и личной жизни нет ни у кого... никакой. И это не каприз босса. Это их заскок.

- Я повторяю: все пройдет естественным путем. Ничто не вечно... и никто не вечен.

- Понимаю... или осел сдохнет, или Тимур... – я встал из-за стола.

- Как-как Вы сказали?

- Неважно. Я дал вам информацию. Надеюсь, она Вам будет полезна. И я получил Ваши рекомендации, теперь мне необходимо их осмыслить и обдумать. До встречи. Мне пора.

Оставив врача наедине с догадками о Тимуре и осле, я поспешил к машине, мельком поглядывая на разукрашенные к Новому году витрины и фасады. Да, скоро Новый год, а настроение ну ничуть не праздничное. Я сел в машину и набрал номер Преступницы.

- Слышь, Мильончик! Я уже покончил с тайной Сафарова, и не спрашивай, чего мне это стоило.

- Я хочу услышать все в подробностях... – с наигранной капризностью в голосе проговорила она.

- Ты никак озверела совсем, милая моя! - я рассмеялся, - да ни под какими пытками я не стану тебе это все пересказывать.

- Как так... но что там было? Что?

- Ну, как тебе сказать... в общем, что-то из области... ну, в общем, это можно назвать...

- Ну, чем, чем?

- Ну... давай я тебе это с помощью песенки объясню.... я знаю, ты эту псенку любишь, мы с тобой ее часто пели...

- Когда были женаааты – нетерпеливо прервала меня она, - пойте, пойте уже!

- В общем, это из области «под громкое рычание, под бодрое мычание, под дружеское ржание»... понимаешь?

- Нет...

- Ну, «ах было б только с кем»!

- Что там, секс что ли?

- Элементарно, Ватсон! Фух. Как это здорово, что ты избавила меня от произнесения этого ужасного слова!

- Сегодня в семь там же. Все. Я отключаюсь.

Да... снова Турандот. Ну что ж, я, пожалуй, заеду тогда домой, приведу себя в порядок, - времени у меня куча.

После душа я порыскал немного по Интернету и, включив телевизор, как обычно, заснул в кресле.

- Никуда вы не поедете! Я не могу этого позволить! – кричит моя мать и обращается потом к отцу: - ну хоть ты им скажи, чтобы плюнули на этот театр и остались дома, ведь гроза, дождь, темно уже...

- Мамочка, чего ты так боишься? Ну, дождь, ну гроза... это скоро пройдет. Зато эти билеты нам по блату достали, ну только одно представление...

- Твоя жена на восьмом месяце!

- И что? В театр нельзя? – усмехнулась Преступница.

- Скажи честно, это ты придумала весь этот «театр»? Мой сын никогда бы не вздумал в вашем состоянии куда-то выбираться, где полно народу, где шумно, где все что угодно подцепить можно... Ты понимаешь, что тебе нельзя болеть ничем?

- Я понимаю только то, что Вы преувеличиваете, тетя Жося...

- А сколько раз я тебя просила и даже умоляла, чтобы ты меня мамой называла? Почему ты такая упрямая и своенравная?

- Мама, но позволь ей быть собой. Ее мать тоже ее бабушку мамой не называет, и ничего, - живут под одной крышей уже тридцать пять лет...

- Она пришла в нашу семью, пусть соблюдает наши традиции... Мне неудобно перед родственниками, когда она меня тетей Жосей называет.

- Мы опаздываем, Горыныч, - шепчет мне Преступница...

- Не вмешивайся в разговор, я с сыном общаюсь! – мамин голос стал писклявым.

- Мама, мы уже про все поговорили, а если не про все, то продолжим после. Мы опаздываем.

- А я говорю, что никуда вы не поедете. Разве нельзя хоть раз в жизни послушаться мать?

- Мы Вас всегда слушаемся, тетя Жося, разве нельзя хоть раз в жизни сходить на единственное представление.

Мать оглядывается на отца, который стоит, сгорая то ли от стыда, то ли от смущения – не в состоянии произнести ни слова, - и обращается к нему:

- Ну что, ты видишь? Ты видишь, как она со мной обращается? Ты вообще где-нибудь такое видел? Почему именно нам, именно нашему единственному сыну...

- Все Жося, хватит! Хватит! Оставь детей в покое, сколько можно их контролировать и пилить? – Он перешел на карабахский диалект, что по идее должно было придать его словам больше искренности и значимости, - неужели сама не чувствуешь, как ты надоедлива?

Я никогда в жизни, ни до этого случая во сне, ни в реальности не видел своего отца таким. Мать опешила. Мы с женой тоже.

- Ну, что стоите, - отец тем же тоном обратился к нам, - идите в свой театр, идите. Вы имеете право жить своим умом...

Наскоро набрасывая верхнюю одежу, мы услышали из прихожей, как мама, оставшаяся в гостиной, прокричала нам вслед:

- Если из-за нее мой муж впервые в жизни повысил на меня голос, если из-за нее мой муж впервые в жизни сказал мне такие слова – будь она проклята! Будь она проклята!

Мы ехали молча. Дорогу было плохо видно, шел дождь, и настроение у нас было ни к черту. И почему, почему только этому старому дураку взбрело на ум в такую погоду и в такую темень учить сыночка вождению? Почему из-за его сына, который на полной скорости проигнорировал красный свет, моя жена должна была попасть с больницу на восьмом месяце беременности...

Продолжение следует

Edited October 15, 2008 by Bagirka

[Bagirka]

Почему все так странно переплетается в снах? Почему я тогда, в том городе, в той жизни, в той ситуации, крича собственной жене самые нежные и ласковые слова на армянском языке, вспомнил, что именно эти слова я скажу на московской кухне, обнимая чужую жену?

- Малышка... жизнь моя... нет, этого не может быть! Отдай мне свою боль... На помощь! На помощь!

Потом вдруг я увидел ее, Преступницу, лежащую в гробу в свадебном платье. Я не видел, но точно знаю, что ее тетка настояла на том, чтобы длинные черные волосы были перекинуты через плечо и, резко контрастируя с белым нарядом, покрывали левую половину груди. Помню что приехало очень много родственников, пришло очень много друзей... Помню, что был еще один, маленький гробик, с нашим сыном. Не видел, но мне как-то стало известно, что менее чем через год после этого не стало моей мамы, тремя месяцами раньше - отца. А после этого я, не в состоянии больше жить в родном городе, где не было ни одной молекулы и ни одного квадратного сантиметра, которые не напоминали бы мне о моем несчастливом счастье, уехал в Москву и начал там жизнь с чистого листа.

А еще в Баку было два скандальных юридических процесса с вовлечением иностранных организаций, - еврейской, - в защиту водителя, приговоренного к семи годам строгого режима за непредумышленное двойное убийство, и армянской - по обвинению доктора Джавадова в том, что он якобы не проявил должного профессионализма именно из националистических соображений, чтобы не оказать нужной помощи моей жене. Однако, в отличие от евреев, добившихся замены приговора своему соотечественнику, армяне не преуспели в своих обвинениях, и дело против Джавадова было закрыто за отсутствием состава преступления. Дальнейшие расследования и перерасследoвания показали, что профессор с мировым именем действовал как нельзя более грамотно, но был бессилен в этом безнадежном случае. Я же - так и остался в Москве, вначале жил у родственников, потом не без их помощи обзавелся работой, потом - друзьями, потом по их совету продал бакинскую квартиру и смог открыть... именно в том месте, именно с теми людьми, и именно тот же бизнес, который у меня есть теперь. Вся эта информация пришла мне во сне не частями, не картинками, не "новостной лентой", а просто - цельным "знанием", которое трудно описать словами или объяснить логикой и физическими законами.

Проснувшись, я не стал ничего ни вспоминать, ни переосмысливать. Но первое, что я сделал - это схватил телефонную трубку и набрал наш ереванский номер. Мне захотелось срочно услышать голоса живых и здоровых родителей, потому что этот сон наполнил меня щемящей пустотой и безысходностью, после этого сна я ощущал себя просто-напросто сиротой.

- Мама, здравствуй... вы в порядке?

Странно.. я ведь собирался сказать ей столько добрых, ласковых, благодарных слов, но они почему-то застряли у меня в горле. Услышав ее "алло-о?" я вдруг вернулся в ту самую сцену из сна, когда она не отпускала нас на представление.

- Да, все хорошо... а у тебя как дела? Какие новости?

- Никаких, мама, все по-прежнему...

- Вот как, никаких? Странно...

- Что странно?

- Нет, ничего, живи спокойно. Я рада, что у тебя нет никаких плохих новостей.

- Не понял... Впрочем, неважно, у меня к тебе разговор... точнее, вопрос.

- Да, спрашивай, - мамин голос прозвучат так, словно она прекрасно знала, о чем будет мой вопрос и ей не терпелось на него ответить.

- Мама... вот ты хочешь, чтобы я женился... обзавелся семьей... чтоб я не был один, чтобы мне было хорошо... а если это будет женщина - разведенная, с детьми... которую я очень сильно люблю и с которой буду бесконечно и невыразимо счастлив... ты будешь возражать?

На том конце повода наступило напряженное молчание. Однако, тяжелое дыхание мне было слышно вполне отчетливо. Через несколько секунд мама задала вопрос, который меня удивил своей неожиданностью и "правильностью".

- Армянка? - еле слышно осведомилась она.

- Да, - воскликнул я, ошалевший от такого "пассажа".

Снова молчание, но более короткое, я бы даже назвал это "спешным молчанием".

- Если она наша, если будет любить и уважать тебя, если готова родить тебе... ты уже не тот мальчик, для которого я бы желала невинной девушки... время сейчас другое, возраст у тебя другой, да и самому тебе уже сложно влюбиться так, чтобы начать со мной такой разговор а разлюбить еще сложнее... Раз так у тебя случилось, раз тебе так хорошо... что я могу сказать... женись будь счастлив.

- Ты не рассердишься, ревновать меня к ней не станешь?

Мама горько усмехнулась и ответила:

- Может быть, и ревновала бы, если бы такое случилось с тобой в молодости, если бы ты жил с ней на моих глазах, и я постоянно видела, как ты с ней счастлив... а так, - я уже давно смирилась тем, что ты вылетел из гнезда и что я никогда не буду единственной женщиной в твоей жизни.

- Мама, я не знаю, как все получится, но для меня самое главное сейчас - это быть уверенным в том, что ты не рассердишься, не проклянешь...

- Я? Что ты, родной, и тебе не стыдно, не дико так говорить? Разве ты хоть раз в жизни слышал, чтобы я...

- Никогда, мама... и не хочу, понимаешь?

- Я тебе говорю, родной мой, живи своим умом, ты имеешь на это право, у меня к тебе только одна просьба, одно требование: будь счастлив...

Услышав слова о праве жить своим умом, я испытал какое-то жуткое чувство бессилия и досады из-за чего-то необъяснимого, таинственного, издевательского, что происходит с нами и вокруг нас, и чему подвержены мы и наши близкие, с чем никто из нас не может ничего поделать, и не остается ничего иного как просто смириться и жить дальше.

Продолжение следует.

[Bagirka]

Сегодня она пришла в Турандот с распущенными волосами. Я был поражен, увидев, как они искусно уложены на левом плече, оттеняя нарядную блузку из белого кружева.

- Что с Вами, Гор? Почему Вы смотрите на меня такими обреченными глазами? Или снова станете рассказывать о том, как Вы хотите ту жизнь?

- Нет-нет, только не ту жизнь, Мильончик... - я поспешно произнес эти слова и мои глаза предательски увлажнились.

Я, хоть и не видел этого во сне, но все равно вспомнил, как весь обработанный зеленкой после аварии, я трясся от беззвучных рыданий, опустив лицо на свои руки, сложенные в складках ее одежды. Я вспомнил, как мне хотелось, чтобы все разошлись и оставили меня одного с ней, чтобы никто не видел моих страданий и не слышал всего, что я ей хотел сказать. Меня, конечно, никто не послушал, а только несколько парней с какими-то невнятными увещеваниями приподняли меня с земли перед тем, как закроется крышка гроба.

Она смотрит на меня молча и, наконец, проходит к столику и садится напротив. Я смотрю на нее и не могу оторвать глаз.

- Ты ходила в салон красоты?

- Ну... так получилось. Я освободилась раньше и вот... решила немного почистить перышки - чтобы скоротать время. - она продолжает смотреть на меня недоумевающе.

- Значит, "той жизнью" Вы уже переболели...

- Я просто понял: что ни делается - все к лучшему.

Кажется, самолюбие молодой женщины слегка задето.

- Интересно... Вам, наверное, снова что-то приснилось... хотя после нашего последнего разговора, когда Вы были такой веселый, пели песенки... ночи не было.

- Я просто задремал в кресле, Мильончик... Мне иногда даже спать не нужно, чтобы увидеть картинки из той жизни.

- И все-таки, мне кажется, что это просто фантазии...

- Да? Ну, давай проверим... вот скажи у тебя ведь есть тетка, - такая невероятно красивая, современная, она всегда носит распущенные волосы и длинные стильные юбки, она так и не вышла ни за кого замуж, так как в юности у нее была любовь, которой не позволили осуществиться, а она очень романтичная однолюбка... художница, певунья, ну, есть ведь такая?

Преступница смотрела на меня каменным взглядом, лицо ее заметно побледнело, и я уже не был уверен, смотрит она мне в глаза или уже давно "сквозь меня".

- А может быть, Вы и имя ее мне назовете?

- Имя... Господи... конечно... - у меня все похолодело внутри.

- Да, имя...

- Конечно... конечно, Илона.

- Ну что ж, - со вздохом, после небольшой паузы, произнесла она, - да, Вы правы. Правы во всем, кроме одного: она все-таки вышла замуж. И жила со своим мужем несколько очень красивых и романтичных лет, пока не... в общем, ее давно уже нет в живых... Действительно, странно.

- Она умерла? Когда?

- Да в том-то и дело, что она умерла, когда мне было всего десять лет! Но я ее прекрасно помню, потому что она - самая яркая из всех моих теток, потому что она научила меня куче песен, и вообще, я была к ней дико привязана. И потом, с ее жизнью и поведением столько было всего связано в нашей родне, что... в общем, родители парня, особенно, его мать, - не хотели ее в невестки, но они все равно поженились... она была очень современная, независимо мыслящая, своенравная, и все наши родные потом говорили, что я на нее во многом похожа. В Баку у нас осталась могила - она и ее ребенок... Впрочем, давайте не будем больше об этом... Давайте лучше о Светлане... - ее пальчики нервно забарабанили по бокалу.

- Я все видел у Сафарова. Там в общем происходит нечто из ряда вон выходящее, но, как и утверждает Сафаров - ничего криминального. Просто они там изгаляются во всякого рода извращениях... и, кажется, Светлана не готова была вот так запросто этого лишиться...

- И ради этого можно было лишиться жизни? - с недоверием возразила Преступница, покосившись на меня, с до боли знакомой мне из той жизни мимикой, - Вы говорили с врачом? Ему нужно сообщить об этом.

- Да этот врач, прости господи... - с пренебрежением отозвался я, - крамольный тип какой-то. Он утверждает, что единственно верное решение - это вернуть Светлану на прежнее место.

Я смог поймать ту долю секунды, когда на ее лице проявилось искреннее возмущение вперемежку с недоумением, но, видимо, уважение чужого профессионализма взяло верх, и возмущение моментально сменилось задумчивостью.

- Интересно все-таки. Но ведь это ненормально, Гор? Как можно это рекомендовать?

- Видимо, можно в определенных случаях... да их, этих психотерапевтов или кто он там... черт разберет. Ты теперь вот что скажи, - Светку возможно вернуть на работу?

- Наверное, - она пожала плечами, - думаю, проблем быть не должно.

- Тогда, может быть, поедем, сообщим ей?

- Посещений нет сегодня, и вообще, они до семи...

- А позвонить? - меня осенило. Я достал трубку и хотел выбрать номер светкиного мобильного, когда увидел, с какой доброй, искренней и ласковой улыбкой смотрит на меня Преступница, то ли оценивая мою трогательную заботу о Светке, то ли просто - потому что я ей нравлюсь. - Чего ты, малышка? Почему так смотришь на меня?

- Обыкновенно смотрю.

- Ты выйдешь за меня замуж?

Улыбка слетела с ее мордашки почти так же, как когда-то пионерский галстук с ее шеи - словно от порыва ветра.

- Что за дикие идеи, Гор?

- Я не тороплю тебя малышка, ты подумай и реши, - время есть. Ты не представляешь, как мы можем быть счастливы. Я никогда не хотел для себя ничего иного и лучшего, чем ты, это мне известно абсолютно точно.

- Ну, ладно, звоните уже, пока не поздно... - она будто смирилась то ли с тем, что ей теперь придется всю жизнь терпеть мою назойливость, то ли с тем, что ей придется резко менять свою жизнь, чтобы быть со мной.

- Светка? Не верю своим ушам!!! Так ты отелефоненная что ли?

- Ну да... мама час назад ушла... она оставила мне мой мобильник, доктор разрешил.

- Мама к тебе приходила?

- Ну да...

- Слушай... у меня для тебя хорошая новость, но только взамен на важную информацию.. ты случайно не в курсе, куда твоя маман заслала мою Таньку?

- А это разве секрет? Она сейчас у твоих родителей, Горыныч, в Ереване...

Продолжение следует.

[Serega]

Час от часу не легче,

в смысле - здорово, а что дальше?

[Bagirka]

Кажется, Светлана думает, что мне известно все и о визитах ее мамы в больницу, и обо всех передвижениях Таньки. Значит, Агнесса представила ей все так, будто происходящее имеет место с моего ведома и согласия. Я не должен расстраивать Светку, высказывая удивление или недоумение. Она не должна думать, что выдала то, чего не следовало.

- Что ты хотел сообщить мне? Я уже всем много раз говорила и тебе повторю: у меня нет больше жизни, жизнь для меня утратила всякий смысл...

Я поднял глаза на Преступницу. Она, с широко раскрытыми от любопытства глазами и даже со слегка приоткрытым ртом, детсадовски нетерпеливо сверлила меня взглядом, но как только наши глаза встретились, она без малейшего стеснения сменила выражение лица, которое я уже явно заметил, - и ей не могло быть это неясно - на спокойное и нарочито равнодушное. Эта ее мимика всегда приводила меня в восторг, когда мы были женаты. Я прикидывал, стоит ли при ней говорить о Светкой о том, что я видел у Сафарова.

- Послушай, Света, я был сегодня днем в вашем офисе, ну, у Гариба. То есть, я был в его кабинете в тот момент, когда... в общем, ты меня понимаешь? Я все видел и все понял.

- Горыныч...

- Погоди, не оправдывайся, мне совершенно не интересно, что ты скажешь, потому что я не собираюсь осуждать тебя или читать нотации, - даже наоборот.

- Наоборот?

- Я говорил с доктором Данилевичем... - начал было я, когда вдруг увидел, как Преступница стала отчаянно жестикулировать, - то есть, нет, я не то хотел сказать... В общем, я был у Сафарова и мне сказали, что тебя восстановят.

- Да ну, - с отчаянием в голосе прокричала в ответ Светка, - ты там что-то напутал, Горыныч... Он ничего не решает, это от других людей зависит.

Я снова посмотрел на Преступницу, и она заговорщически закивала.

- Светка, говорю тебе, все решено. Вот я сейчас... - еще один кивок, - как раз с Миленой ужинаю, и она все подтвердила.

На том конце провода наступило молчание, потом последовало тяжелое дыхание и, наконец, я услышал:

- А пусть она сама мне это скажет...

- Нет проблем, дорогая, сейчас я передам ей трубку, - потянувшись через стол, я вручил Преступнице телефон, и она, воодушевленно выхватив ее у меня, стала разговаривать со Светкой. Я же в это время невольно подумал о том, что Танька, например, непременно изучила бы поверхность трубки и протерла ее натянутым рукавом, прежде чем приложить к уху.

И с этого момента я уже не мог думать ни о чем ином, кроме как о ситуации с Танькой. Оказывается, они спелись с моей матерью гораздо более осмысленно, чем мне показалось тогда, когда я узнал, что они общались по телефону. Мать приютила ее и теперь будет дожидаться внука. Наверняка они уверены, что я растаю и в конце концов женюсь на Таньке. И даже мое признание о том, что я влюблен в другую, не смутило мою мать. Она пофилософствовала немного, усыпив мою бдительность, и наверняка осталась при своей "программе". Однако, теперь я почему-то не испытываю ни раздражения, ни негодования по поводу маминого поведения. Я уже потерял ее, я уже жил без нее, я ей уже все простил на все оставшиеся годы вперед.

- Снова задумались о чем-то, - Преступница протягивает мне трубку.

- Поговорили уже? Надеюсь, теперь Светус будет в полном порядке...

- Если это можно так назвать, - усмехнулась она.

- Ну, условно говоря... - рассудительный тоном добавил я, - если разобраться, то нет ничего неправильного в том, что не причиняет боли и зла другим. Тем более, что офис этот работает наиболее продуктивно из всех, как я понял, да?

- Ага! - прыснула она в ответ, - осталось только внедрить эту методологию во все остальные офисы, - и я впервые в жизни услышал раскатистый и звонкий смех Преступницы, который уже был таким родным и таким знакомым для меня - из сновидений.

- Представляю себе картину... как ты это внедряешь, - я грустно улыбнулся и поймал себя на том что уже не могу громко смеяться рядом с ней. Интересно, временно это или навсегда...

- Нет, мне определенно не нравится то, как вы выглядите сегодня... знаете, гор, вы даже будто постарели. Вам, видимо, шло на пользу присутствие удручающей.

- Кстати, о ней... помнишь, ты мне обещала, что я могу жить спокойно, что она выйдет за другого, что я не увижу ее больше... так вот, все как раз наоборот. Она оккупировала мою территорию.

- Не понимаю, - она заметно напряглась..

- Переехала жить в Ереван, к моим родителям... а те, конечно, приняли ее с распростертыми объятиями и обещаниями золотых гор...

К моему удивлению, напряжение вмиг спало с ее лица, и она проговорила небрежно:

- Так это как раз то, что нужно. Не волнуйтесь. Так даже лучше. Родители Ваши будут иметь доступ к внуку. А она все равно долго там одна не протянет или Вы плохо знаете ереванских мужчин.

Как это ни парадоксально, мне этот ее тезис пришелся совершенно не по нраву, и она не могла не заметить этого со своей известной проницательностью.

- Так? - прокашлявшись, заметила она после паузы, - Вы, оказывается, тот еще собственник...

- Да нет, нет, Мильончик, ты не так поняла мою реакцию... - я поспешил было опровергнуть ее соображения, но вдруг замолчал, чем лишь усугубил ситуацию.

- Не так? - чуть ли не издевательским тоном переспросила она, - ну что ж, это очень заметно по Вашему виду... будь Ваша воля, Вы бы прямо сейчас помчались за билетом в Ереван. Впрочем, я Вас не держу.

- Прекрати издеваться, прошу тебя! Я не это имел в виду... какая же ты все-таки злючка... я ведь знаю тебя как свои пять пальцев, для меня нет в тебе ничего нового, ничего загадочного, но от этого ты становишься лишь еще более притягательной, роднее, важнее, для меня.

- Это лишь слова, Горыныч, - а я видела Ваше лицо, Ваши глаза...

Продолжение следует

[Bagirka]

- Ты назвала меня Горыныч, - я широко улыбнулся, - вот теперь, кажется, полная картина, - ведь ты меня и тогда так называла!..

- Ну, во-первых, Вы вроде отказались о "той жизни"... а во-вторых, - это все Светлана, - это она мне все по телефону: "Горыныч да Горыныч" вот я и подхватила... невольно.

- И тем не менее, Мильончик... ты действительно не так поняла ни меня, ни того, что было у меня на лице. Просто, когда ты сказала о ереванских мужчинах, которых я якобы не знаю, а ты знаешь... пойми, мне было это не приятно слышать от тебя...

- Но почему? Я ведь жила несколько лет в Ереване, училась там в вузе и прекрасно знаю, что хорошеньких девушек армянские мужчины обычно без внимания не оставляют, а Ваша удручающая, - осмелюсь предположить, - не из дурнушек.

- Мне сейчас не до нее... мне просто стало дико обидно за то, что я как-то мало знаю о ереванской части твоей жизни. А ведь я знаю о тебе все... точнее... - я запнулся, - о той твоей жизни, которой я не желаю...

- Если честно, Гор, то я уже устала от ваших мистических выкладок. Вы меня уже и без того смертельно напугали, рассказав о моей тетке...

- Которая, кажется, предотвратила своей судьбой - твою... нашу.

- Так или иначе все это в прошлом, и нам нужно жить дальше. Но имейте в виду, что я... - на этот раз запнулась она.

- Что "ты"? - насмешливо переспросил я, - ведь теперь что бы ты ни сказала - не прозвучит убедительно, потому что ты остановилась прежде чем это сказать. Ты не уверена в том, что ты говоришь.

- Я просто не хочу Вас огорчать, Гор, именно поэтому я и стормозила.

- Вот и не огорчай, Мильончик. Подумай хорошенько, прежде чем решить...

- Да Вы хоть понимаете...

- Я все понимаю, малышка, я все сознаю. Но не могу иначе, честное слово, - иначе хоть в петлю.

- Боже как все это скучно! - она встала из-за стола, - мне пора.

- Нет, сядь! За тобой вроде еще не пришли... Скажи мне, что тебя останавливает, чего ты боишься? - я встал, обошел стол и подошел к ней вплотную, - О чувствах ко мне можешь не говорить, так как ты мне уже дала понять, как ты ко мне относишься, помнишь...

- Гор, это непорядочно...

- Понимаю, прости... но тем не менее, я категорически не приму твой аргумент о том, что я тебе безразличен. Что же тогда тебе не позволяет быть со мной? Я ведь не предлагаю тебе мелкую интрижку или пошлую связь на стороне...

Она, кажется, раздражена моей настойчивостью, и я, кстати, прекрасно понимаю ее...

- Да хотя бы то меня тормозит, Гор, что еще неделю назад я Вас знать не знала!

- Слабый аргумент, - во всяком случае, он не для моих ушей. Я теперь прекрасно понимаю и чувствую, насколько растяжимо и непостижимо может быть время...

- И потом, у меня семья, ответственность...

- И это препятствует тебе на пути к счастью?

- Гор, я уже счастлива, как Вы этого не понимаете?

- Нет, это ты не понимаешь, что счастье может быть совсем другим намного красочнее, глубже, роднее, правильнее... я не знаю как это объяснить. Но я это чувствую всем своим сознанием...

- Мало ли что "может быть" Гор, - мрачно прореагировала Преступница, машинально поправив мне бортик костюма, - мы не можем идти по головам... и потом...

- Что еще?

- Вам самому не смешно? Парень, который никогда не был женат - а тут я - с детьми. Представьте реакцию Вашей родни, - она весело и хитро смотрела на меня, словно ожидая схожей насмешки.

- Мне не до шуток, Мильоник, - не ожидал такой глупости от тебя...

- Вот как, - воскликнула она, - ну тогда у меня для Вас новость: точно такую же глупость будут шептать на ухо друг другу все Ваши родные, - без исключения! - как только Вы им объявите о том, что собираетесь связать свое будущее со мной... и будут делать это всегда, все время.

- Мильончик, ты совсем не в ту степь... - я взял ее за плечи.

- Нет, в ту! - она прервала меня и, увернувшись от моих объятий, вернулась на свое место за столом, - моя тетя Илона была молодой, незамужней, красавицей и умницей! Но ее все равно не хотела в невестки вся родня того типа - просто потому, что она из Баку, а не из Еревана, как он... А тут такое... не хочу я этого и не желаю никому.

- Но ты ведь сказала, что они поженились...

- Да, поженились... и все время, что они были вместе, их родня ни на минуту не переставала подыскивать ему жену "из своих"... даже когда у них родился ребенок, они не переставали злословить и упрекать его за эту женитьбу "без благословения". И знаете, что самое обидное... ведь это была очень образованная, интеллигентная, русскоязычная семья...

- Что потом сделал этот парень. Женился?

- Потом - да... у него появилась дочь - вы не поверите - точная копия его погибшего ребенка... он даже не побоялся назвать ее так же... - она махнула рукой, словно желая покончить с этой темой, и, взяв нож, стала намазывать авокадо на сухарик.

- Мильончик, обещай мне хотя бы, что всегда будешь помнить обо мне и о моей готовности быть с тобой... в любое время, в любых обстоятельствах...ну, мало ли что может произойти...

- Ну, допустим, я буду помнить... а Вы-то что? Так и останетесь в ожидании осуществления этого мизерного шанса? Нет, не могу я Вам этого обещать... - она протянула мне сухарик, а я, вместо того чтобы взять его, схватил ее за кисть, притянул ее к своему рту, подхватил губами сухарик и, жуя его с наглым видом, продолжал удерживать ее руку.

- Отпустите... отпустите, я не могу этого выносить! - явно занервничав, она вырвалась и резко встала из-за стола.

Я заметил, как в ее глазах блеснули слезы, но она сумела с этим справиться и спокойно направилась к двери. Если бы она проявила слабость, я бы непременно остановил ее, но тут почему-то не посмел. Это была чужая женщина - о которой еще неделю назад я не имел ни малейшего представления, и это было самое близкое, самое желанное и самое важное для меня существо из всех, кого я знал в своей жизни. Остановившись у выхода из кабинета, она оглянулась на меня и через пару секунд сказала:

- Мы, кажется, исчерпали все вопросы, которые стали поводом для этих встреч и звонков... Прощайте, Гор, не поминайте лихом.

Окончание следует.

[Annushka]

Уже окончание? Жду нового топика каждый раз, как новогодних подарков

[Bagirka]

Не получилось пока окончаие, - не уложилась - но все равно - развязка близка....

[Bagirka]

Я не собирался воспринимать всерьез ее слова. "Прощайте, не поминайте лихом" - это наверняка даже наоборот: провокация, призванная усилить мое желание снова увидеться с ней, не потерять с ней контакта. Женщины любят устраивать такие "мелкие пакости" и, хотя Преступница в общем не из таких женщин, но мало ли что может быть сказано в момент слабости. У меня есть ее телефон, я знаю, где качается ее муж, я знаю, на какой тачке она передвигается. И в конце концов, мы связаны через Светку. Нет, врешь, дорогая, никуда не денешься.

Как ни холодно и как ни мрачно мне делалось при мысли о возвращении в пустую квартиру, я все равно не жалел о том что там нет Таньки. Чертова тихоня оказалась способна на такие махинации и выверты, что одна даже мысль о возможности воссоединения с ней - будь у нее хоть тройня моих детей - была мне отвратительна. Завен с Машкой потом несколько раз пытались заставить меня посмотреть на эту тему с другой стороны, и оценить ее любовь ко мне, заставившую ее отказаться от недюжинной карьеры в Белокаменной, от всего привычного и комфортного и уехать зимой в Ереван, в незнакомую среду, к незнакомым людям.

- Вот я: на за что бы не переехала туда жить, несмотря ни на какую любовь к Завену, - констатировала Машка, - потому что я привыкла к Москве, к русской среде, к русскому менталитету...

- Машка, она поехала туда не жить, - она поехала туда переждать бурю за счет моих родителей и за счет моих нервов...

- Погоди. Почему "за счет" родителей? Ты ведь говорил, что она всю свою зарплату копила... для Еревана это немалые деньги, она наверняка поддержит твоих родителей, - возражал Завен.

- Дело не в этом... родителей я и сам прекрасно поддерживаю, и они, к сожалению, не станут что-либо от нее принимать. Заботливые слишком. Девочка работала-копила - пусть не трогает... Да и вообще, мне надоело об этом...

- Там твой ребенок Завен...

- Это не то, чего я хотел, меня просто пытаются захомутать, вот и все, и никакой любви ко мне я в этом не чувствую. Только корысть и полное игнорирование моих желаний...

Завен с Машкой помолчали немного, а затем Машка вдруг взвизгнула:

- Знаешь что, Горыныч, надело мне делать вид, что я ничего не понимаю. У тебя есть другая, вот в этом все и дело! Я это вижу по тебе, по твоим глазам, по всему! Танька не та девчонка, от которой так легко отказываются... Просто ты нашел на стороне то, что посчитал лучше, - но это может быть ошибкой! Кто это, сознавайся как на духу.

- Завен, - я обратился к другу на армянском, - пусть твой этот особый случай не лезет куда его не просят...

Завен, естественно, не повел и бровью ни от самих моих слов ни в качестве выполнения моей просьбы. Он просто поддержал свою подругу жизни, и мне стало больно и даже завидно от того, что он так влюблен, и вообще от того, может делать любовь с нами, - я ведь сам был именно таким, когда мы были женаты с Преступницей. Я ведь тоже игнорировал все, что мне говорили о ней и продолжал поддерживать ее...

****

Вот уж кого-кого, а Поджарого я никак не ожидал увидеть в "Аяксе" в такой час. Нормальные люди сейчас дома, с семьями...

- Здравствуй, нужно поговорить.

Он наверняка выследил меня. Хотя, как ни странно, был одет для нагрузок.

- Ну, давай поговорим... раз так нужно, - ответил я, однако, надо признать, прореагировать я сумел далеко не сразу.

- Хотя, конечно, говорить буду я, а ты будешь только слушать...

- А вот это как получится...

Мы не смотрели друг на друга. Как только он поздоровался со мной, следующим его действием было оседлание тренажера. Я последовал его примеру, и мы разговаривали усердно пыхтя и практически не видя друг друга.

- А получится так, как и должно быть, дорогой Горыныч...

- Так уж и "дорогой"!

- Да уж не дешевый, как это ни странно...

- Что, дорого обхожусь? Может быть, рассчитаемся?

- Да затруднительно будет, я думаю...

- А может быть, я сам подумаю и решу, что и насколько мне будет затруднительно?

- Ну вот и подсчитай, сколько может стоить моя семья и мое личное счастье, которое ты решил заграбастать.

- А это еще неизвестно, кто у кого что заграбастал. Может быть, это тебе придется со мной рассчитаться?

Мерное постукивание прекратилось, и теперь я слышу лишь тяжелое дыхание. Через пару секунд он уже стоял передо мной, спокойно и слегка задумчиво глядя мне прямо в глаза, а потом так же спокойно направился к другой машине.

- Не знаю, что ты там напридумывал себе, но когда я лично с ней познакомился, у нее не было ни мужа, ни жениха, ни кого-то еще...

Ну что ж, сдержанный и понимающий, надо отдать ему должное. Другой бы уже полез с кулакам а этот ничего, стойкий...

- Так что боюсь, что я лично у тебя никого не отбивал... - пыхтение, указывающее на явный перебор с нагрузкой, - а вот ты, если сам еще не понял, уже забрел слишком далеко...

- А мне все равно. Я буду брести и дальше... потому что это вопрос моей жизни.

- Забавно... я-то как раз уверен, что вопрос твоей жизни в том, чтобы остановиться...

- Это мне решать. Я уже сказал, что жизни без того что мне нужно - я не желаю...

- Ну что ж... ты сказал - я понял. Бывай пока...

Окончание следует.

[Bagirka]

Через несколько дней, - после того как в моем офисе члены коллектива отметили приближение Нового года и распрощались до года следующего, - я возвращался домой в приподнятом настроении, однако, без особых иллюзий. Одна из девчонок, как-то прознавшая о том, что я уже живу один, казалось, готова была вылезти вон из кожи, чтобы я предложил ей переночевать со мной сегодня. Возможно, я бы и поддался соблазну, так как отсутствие рядом женщины столь долгое время не было для меня делом привычным. Однако, поскольку девчонка была новенькой в коллективе и еще не успела себя зарекомендовать с какой-либо стороны, мне не хотелось особо с ней сближаться, и я сделикатничал. Кроме того, все эти несколько дней после моей неожиданной и короткой беседы с Поджарым я продолжал мечтать и думать только о Преступнице, и мне не хотелось засорять эти ощущения какими-то дополнительными деталями в виде случайных связей с перспективой дальнейших приставаний и эмоционального шантажа. Разумеется, я не получил от Преступницы ни одного ответа на мои многословные и содержательные электронные послания, телефон ее был отключен, и Светка, как оказалось, ничего о ней кроме этого номера телефона и не ведала. И уже не раз мои попытки выведать что-то у Гариба заканчивались ничем.

- Гариб, послушай...

- Я не могу тебе ничего ответить, Горыныч, почему ты упорно не понимаешь меня?

- Да все я прекрасно понимаю, но я не стану никому объявлять своих источников...

- Прекращай, Горыныч, ты уже просто как ребенок себя ведешь, честное слово... я вообще не понимаю, как так можно....

- И не удивительно, что ты не понимаешь... с твоим-то гаремом...

- Честное слово, Горыныч, я готов тебе его предоставить в любое удобное для тебя время, - только бы ты оставил свои глупости...

- Глупости - это твой гарем и твоя мысль о том, что я тебе завидую. Я не это имел в виду, говоря "не удивительно"...

- Ну вот, теперь ты на меня нападаешь, пытаешься задеть... Ну я-то при чем, если ты влип в такую передрягу...

- При том, что можешь мне помочь, но не делаешь этого.

- И не подумаю делать, поверь, я еще не спятил... пока что.

И так несколько раз - по тому же кругу. На этот раз я просто позвонил ему поздравить с наступающим.

- Спасибо, Горыныч, и тебя так же. Слушай, эта ваша Светлана просто истеричка.

- Да? Почему, что случилось?

- Что случилось... уволилась сама. Проработала после восстановления пару дней - и будто подменили. Все ей вдруг стало противно и мерзко, она видите ли ни минуты больше не может там находиться, ее ноги видите ли там больше не будет... Если мне ее снова пропихнут, у меня крыша поедет, честное слово...

- А не мамаша ли ее часом приложила там руку?

- Да нет, представь себе... наоборот, звонила мне ее мамаша... как ее, не вспомню сейчас... и пыталась выяснить, "что же произошло, как так могло случиться"... будто я директор школы... или точнее, заведующий детсадом...

- Ну что ж, значит, у девушки произошло самопроизвольное "просветление в уму", это радостно...

- Ну, просветление-не-просветление, мне это фиолетово - усмехнулся Гариб, - но я позвонил Мике Бабаеву, знаешь его...

- Если это наш Мика, у которого недавно свадьбы была с Ольгой Зверевой...

- Да-да, именно ему. Он ведь ваш друг больше чем мой, но поскольку я сослался на то, что Светка ваша подруга...

- Правильно сделал, никаких проблем... Светку надо пристроить как нельзя лучше, она заслуживает достойной работы... - заверил я.

- Да. Тем более, она поклонница Зверевой, - все ее песни наизусть знает, - теперь будет иногда видеть воочию - как жену нового босса...

- Светка у нас вообще девушка высоко-духовная бардовские песни - ее стихия, - заметил я, - то есть, там все решено?

- Да, считай, что она уже там работает, - твое имя, имена Завена и Арто сработали на все сто. Она там как у Христа за пазухой будет, поверь...

- Ну, спасибо, Гариб, - ты сделал то, до чего бы я не додумался... я ведь не совсем в курсе его офисных дел...

- Ладно, это все ерунда, главное, чтобы она не устроила там такой же истерики, - рассмеялся Гариб.

- Ну, на этот счет можешь не волноваться, - ответил я - там у нее для истерик не будет условий таких как у тебя... а в случае чего - я сам за нее отдуваться буду перед Микой. Так как там с моим вопросом?

- Слышь, Горыныч, а не пошел бы ты лесом а, со своими вопросами... сказал же - не знаю ничего и не спрашивай, даже не заикайся...

Приехав домой, я уже был полностью готов к тому, что проведу вечер один. Мне уже даже не представлялось, что может стать помехой для моего одиночества. Увидеть дома заплаканную и отощавшую Таньку было для меня громом среди ясного неба.

- Не прикасайся, ко мне, Танька. Даже не приближайся со своими нежностями... Просто скажи, - что происходит, что ты вытворяешь?

- Прости, - всхлипнула она, - я сейчас в таком состоянии... понимаешь, меня Агнесса Викторовна сбила с толку... я понимаю, как глупо и некрасиво я поступила, но дело даже не в этом.

Я слушал ее молча, без комментариев и каких-либо мимических проявлений.

- Ты не рад мне? Ведь я знаю, каково тебе одному, ты ведь не привык быть один...

- Ты рассказывай свою историю, рассказывай, не отвлекайся - иронично-пренебрежительно прервал ее я, - и начни, пожалуй, с того, как ты прекратила принимать таблетки, - на что тебя тоже, несомненно, надоумила Агнесса Викторовна...

- Знаешь, мне стало так страшно, так неловко, когда я увидела эти таблетки только что там, на полу... я поняла, что ты их нашел и обо всем догадался...

- Вынужден сделать поправку: я не имею привычки копаться в женских комодах...

- Ну, ты, наверное, хотел найти какие-то зацепки, адреса телефоны...

- Ничего я не хотел... то есть, не успел захотеть. Таблетки твои нашлись случайно... - я предательски раскраснелся...

- Если ты привел кого-то сюда, пока меня не было, я это пойму, любимый... после того что я сделала...

- Привел или нет - не будем об этом, это совершенно не важно, скажи лучше, зачем приехала?

- Но... ты ведь сам сказал, что не гонишь меня, что готов жить со мной и дальше. Но только без ребенка...

- Да, я это говорил, но тогда я знал другую Таньку, не ту, которая передо мной... погоди, ты что, избавилась от ребенка?

Странно, но мне не приятно думать о том что она это сделала. Я как-то успел привыкуть к мысли, что у меня все-таки будет расти ребенок...

- Да, я... понимаешь, я когда приехала туда... там ведь все не так, как я себе представляла, и потом.... я не смогла бы жить без тебя. Я ужасно скучала по тебе, я боялась, что ты влюбишься в другую, или что тебя кто-то из ваших офисных девчонок приберет... я знаю женщин, и я знаю, как ты можешь нравиться...

- Ты это сделала в Ереване?

Она почему-то расплакалась в ответ.

- Я дура, Горыныч самая настоящая дура!! Я... я знаю, что это было рискованно, меня предупреждали... но я настаивала. Я не могла допустить, чтобы мы встретили Новый год врозь, это ведь плохая примета. Я хотела быть с тобой... - она замолчала.

- Как все прошло?

- Я... не смогу больше быть матерью, Горыныч, - она бросилась на кровать и громко и отчаянно зарыдала.

Я смотрел на нее без малейшего сочувствия, - хотя искренне понимал, каково ей может быть сейчас, - но не хотел выдавать своих чувств.

- Погоди, как же... но почему ты не приехала к Бергеру? Он ведь хорошо знал и тебя и все твои ситуации. Он мог бы, возможно, избежать эксцессов...

- Потому что я самая глупая, самая плохая, самая несчастная на свете, Горыныч!

Знакомая политика. В минуту отчаянного горя и страданий - вряд ли кто-то в ответ на такие слова не кинется опровергать их и обещать Бог знает что. Но я больше на такие трюки не ведусь.

- Танька, как бы там ни было, это все твои глупости, твои подставы, твоя ложь...

- И моя любовь! Моя любовь, - вот о чем ты должен был сказать в первую очередь! - выкрикнула она, повернувшись ко мне на секунду и потом снова спрятав лицо.

- Любовь - повторил я еле слышно, - как жаль, что твоя любовь никак не совпадает с моей любовью. Прости, Танька, я понимаю, каково тебе, но платить за твои поступки и за твои глупости своей жизнью и своими чувствами я не могу и не хочу. Оставайся здесь сколько тебе нужно, если тебе так этого хочется, только... у меня. Возможно, многое переменится в жизни, и вряд ли там будет место для тебя.

- Что... что переменится? - с искренним любопытством она отвлеклась от своих рыданий и присела на кровати с вопрошающим видом, - у тебя с работой что-то не так?

- На работе и во всех делах все отлично, и все будет как нужно. Только вот эмоциональная часть... знаешь, если раньше я хоть доверял тебе и хорошо к тебе относился, то теперь мне тебя жаль немного, только и всего. У меня давно уже не было женщины, но мне противно даже думать о том что мы снова можем быть вместе. Прости, что говорю это, но ты должна знать, я никогда не тешил тебя иллюзиями во всяком случае, намеренно.

Сказав это я спокойно отправился на кухню и налил себе тоника, когда услышал, как Танька бормочет из спальни: "Ты отнял у меня все, и право любить, и женские чувства, и возможность быть матерью. Ты просто чудовище, Горыныч! Я не прощу тебе этого, не прощу, вот увидишь!" Но я не придал ее словам никакого значения, так как был уже увлечен своими думками. Я прошел к компьютерному столу и, как обычно вот уже последние несколько дней, стал строчить Преступнице. "Если у тебя есть хоть капля человеческой совести, ради всего святого, - ответь: как ты можешь так вот молчать оставляя меня в таком отчаянном состоянии? Ты не женщина, ты просто монстр какой-то да? Но ведь это не так. И я это знаю прекрасно, - мне ведь знакома каждая страничка твоей души, как и каждый сантиметр твоего тела. Откликнись, иначе мне нет жизни...".

Прекрасно сознавая, насколько высокопарно, романно и скучно звучат мои слова, я не мог ничего с собой поделать. Все делалось словно без моего одобрения, но с моего ведома и моими руками. Когда раздался звонок на домашний телефон, я был уверен что это звонит мама, видимо, узнать, как доехала Танька. Однако, это оказался Поджарый.

- Ты вроде неглупый парень, Горыныч. Оставил бы ты все это в покое и жил себе со своей малышкой...

- У меня нет никаких малышек, у меня есть единственная и самая родная любовь, какая тебе и не снилась.

- Кстати, о каких сантиметрах ты там городил, горе луковое?

- Это долго объяснять. Тебе не захочется в это вникать. Дело совсем не в том, то между нами что-то было...

- Заткнись, урод...

- Дело не в этом, я сказал! Тут другое... тут все сложнее и намного важнее для меня.

- А ты не можешь ошибаться, Горыныч? Подумай хорошенько, ведь мир не вокруг одной твоей точки зрения вертится...

- Прости, не знаю, как там тебя... я прекрасно понимаю тебя и, поверь, высоко ценю твою сдержанность. Да, я бы на твоем месте давно уже закатал в асфальт того кто так вот себя ведет, но... прости, не могу ничем помочь...

- Ну что ж, тогда и я тебе ничем не могу помочь. Разговор окончен, мне очень жаль.

Танька стоит в своем дежурном желтом халате и смотрит на меня заплаканным глазами - бледная и окаменевшая. Что-то незнакомое, дикое и даже угрожающее просматривается во всем ее облике, что никак не гармонирует с невинным и радостным цветом ее одеяния. Она прекрасно слышала мой разговор по телефону, и на мониторе передо мной - все тот же текст отправленного послания, но мне сейчас не до танькиных чувств. Я бездарно просиживаю у телевизора до двух ночи, никак не реагируя на то, что делает со мной Танька в недежде восстановить близость. Два часа ласк, сопровождаемых нежными словами, которые мне казались насколько неискренними, настолько отвратительными несмотря на весь их замечательный смысл. Я знал, какие слова умеет говорить Преступница, как привычно, по-родному и по-настоящему они могут звучать на нашем языке. Мог ли я после этого реагировать на знакомые, но до омерзения нежеланные, чуждо звучащие нежности от девушки, которую никогда не любил и в которой к тому же дико разочаровался. Впрочем, последним ее словом перед тем как она оставила меня, наконец, в покое, было далеко не ласковое.

- Чертов импотент! - прокричала она и отправилась в спальню.

Я тоже спал той ночью. Мне снилась Москва, - та самая, где я жил после смерти родителей и после того, как с помощью родственников и друзей открыл здесь свой офис... Я даже увидел, что женат. Да, именно, - я женат на какой-то дурнушке по-имени Анжелика, - прекрасном тем не менее человеке. Черт побери, это немыслимо, но это так, - она работает в регистратуре у Данилевича, и поженились мы по банальному залету. Я узнал об этом, как о чем-то неожиданном и ужасно нежелательном. Мне даже кровь хлынула в голову от этого "цельного знания". А потом даже в сердце словно вонзилось что-то, - настолько мне было ужасно от мысли, что я женился именно на этой Анжелике.

Однако, как ни странно и как ни алогично, но вот я вновь перекинулся в город, которого нет, вот мы снова едем с моей беременной женой Миленой на "единственное представление", и мы весело смеемся, вспоминая, как тот низенький еврей театрально и пафосно извинялся перед нами за то, что его сынок так нелепо повел себя, едва не спровоцировав аварию, как он предлагал взятку гаишникам и как те ее охотно приняли, замяв дело о вождении несовершеннолетним без прав. И миг за мигом, час за часом, - не просыпаясь, не перескакивая с события на событие, - я проживаю счастливую, реальную, осязаемую жизнь со своей женой, детьми, с родителями - и ничуть этому не удивляюсь, - напрочь забыв о Москве, о ее климате, о ее сутолоке, суете, и о московской прессе, где то и дело проскакивают сообщения об убитых бизнесменах.

Cан-Диего, октябрь, 2008

[Аида Суреновна]

Под впечатлением

[Bagirka]

А отчего такой озадаченный вид, Аида Суреновна?

[Serega]

Неужели всё закончилось?

Жаль, каждый раз так было приятно ждать продолжения.

[Аида Суреновна]

А отчего такой озадаченный вид, Аида Суреновна?

Линия Светланы осталась незавершенной, с другими женскими персонажами тоже не ясно, что произошло. Но, в принципе, про них хочется скакзать "Бог с ними", а судьба главного героя, да, озадачила. Все как-то так по-дурацки закончилось, бестолково, прям как .... в жизни.

[Bagirka]

Спасибо, друзья. за высказывания, - насчет судьбы главного героя - может быть и по-дурацки, но для меня важнее то, чтобы из текста было понятно, что именно с ним случилось. А со Светланой вроде достаточно ясно - ушла с той работы (просветлилась умом ) и тут же перешла на новую - и хватит с нее. Про то, как она вышла замуж (если это считается "завершенностью" линии) - это другая песня.... .