Jump to content

Recommended Posts

собственно сабж. где можно найти этот рассказ?на русском. нашел на армянском но пока уровень знания не позволяет прочитать.

Edited by (: WowIAmWow ;)
Link to post
Share on other sites

Если очень сильно надо, могу отсканировать. В переводе Анаит Баяндур.

Link to post
Share on other sites

Ованес Туманян

ГИКОР

1

В доме крестьянина Амбо шел спор.

Амбо решил своего сына, двенадцатилетнего Гикора, взять в город, к делу приставить, чтобы человеком сделался, работе какой-никакой выучился. Жена не соглашалась.

- Ох, не надо, — плакала она, — пожалей мое малое дитя, не бери в тот проклятый мир, не бери, — убивалась она, — не надо.

Но Амбо слушать ее не стал.

Было мирное печальное утро. Родные и соседи проводили их до околицы, поцеловали Гикора в обе щеки, простились.

Сестренка Зани плакала; Гало, самый младший, рвался из рук ма­тери, кричал вслед: «Ты куда уходишь, эй-э-эй, Гикор... Ты куда идешь?..»

Гикор шел рядом с отцом, иногда забегал вперед и то и дело оглядывался: у околицы стояли родные, мать передником утирала слезы. А раз оглянулся — холм зеленый увидел, село за холмом осталось.

После этого Гикор стал отставать.

— Ну, Гикор... пришли уже, сынок... скоро на месте будем, ну, - подгонял сына Амбо.

За плечами у него был хурджин, в хурджине несколько хлебов, не­сколько кругов сыру и табаку — одна или две связки.

В сумерки, когда они одолели гору, село в последний раз мелькнуло вдалеке, едва различимое сквозь туман.

— Во-он наш дом, отец, видишь?..

Но дом не был виден, и они пошли дальше.

В этот день они ночевали в каком-то селе, у старого знакомого Амбо.

2

Шипел на краю тахты желтый самовар. Молоденькая девушка зве­нела посудой — перемывала стаканы, разливала чай. На ней было кра­сивое красное платье. Гикор сразу же задумал про себя: как только заработает в городе денег, купит для Зани в точности такое платье.

После вечерней трапезы хозяин дома и Амбо уселись с чубуками на тахте, и повели беседу. Заговорили о Гикоре. Хозяин похвалил Амбо, что сына в люди старается вывести. Потом говорили о войне, о дороговизне хлеба, еще о чем-то, но Гикор уже спал и ничего не слышал.

На следующий день к вечеру Амбо с сыном добрались до города, ночь у старика-тавлинца переночевали, а утром чуть свет спустились на базар.

— Эй, как тебя! — окликнули Амбо из какой-то лавки, — мальца своего не на службу ли определяешь?

— Точно так, — Амбо подтолкнул Гикора к лавке.

— Заходите, — позвал лавочник.

Звали лавочника базаз-Артем, что означало купец Артем.

И отдал Амбо Гикора в услужение — определил слугой в дом купца Артема. Условие было такое: Гикору надлежало убирать в доме, мыть посуду, чистить обувь, обед носить в лавку и разные мелкие дела по дому делать на протяжении года.

Через год Гикора должны были взять в лавку «учеником».

— Первые пять лет денег не будет, — сказал купец, заключая усло­вие, — вообще-то это ты мне еще должен платить за то, что сына твоего обучать берусь, не умеет ведь ничего.

— Откуда же ему, хозяин милый, уметь, — отвечал Амбо, — для того в город привел его... чтобы выучился...

— Выучится, чего же не выучится. Вон Никол из ваших краев лав­ку недавно открыл — тоже ведь у меня работал, через меня в люди вы­шел… Под конец, правда, пару чайных ложек унес, еще кой-чего...

— Что ты, что ты, милый хозяин, этот красть не станет. Узнаю про такое — приду, схвачу своей рукой и в Куру брошу...

— Ну, если на руку чист — можешь не сомневаться, станет человеком.

— О том и дума моя — чтоб человеком сделался, разговаривать по-человечески научился, вставать-привечать, читать-писать, в людях бы разбирался, не был на свете безответным, как я... А парень он смека­листый, в нашей деревенской школе к грамоте пригляделся — черное от белого отличить сумеет. Только просьба у меня к тебе будет, прошу-умоляю, чтоб смотрел ты за ним, как за своим, малое дитя как-никак... на чужбине...

Купец заверил Амбо, что все хорошо будет и вышел, распоряжаясь громким голосом: «Подайте чай этим людям, накормите их».

3

Отец с сыном сидели на кухне у купца Артема.

— Ну, Гикор, родной мой, теперь за тобой дело, посмотрим, что из тебя получится... Веди себя так... так, чтобы... ох, да господи, разве же я знаю — как?.. — Амбо тяжело вздохнул и стал набивать чубук.

А Гикор в это время осматривался кругом.

— Отец, а отец, у них, что, бухары нету?

— Нет, у них печь, вон она...

— И гумна у них тоже нету?

— Ведь они горожане — не крестьяне, чтобы на гумне работать.

— А хлеб свой где они берут?

— За деньги покупают. И хлеб за деньги покупают, и молоко, и мацун, и дрова, и воду...

— Ва-а-а...

— Да-а-а... Это тебе Тифлис. Ты будь у меня молодцом, многое еще узнаешь.

— А церковь у них есть, отец?

— Как же нету, есть, конечно. Они ведь тоже, как и мы, христиан­ской веры армяне... Смотри, сынок, на чужое добро не зарься, воровст­ва не допусти. Возможно, чтобы испробовать тебя, денег подбросят — не подходи близко. А поднимешь если — отнеси: «Госпожа, — скажи, — что это за деньги я нашел?» или же: «Хозяин, вот здесь что-то валялось, я подобрал...» — так и сделаешь, сынок...

— Здесь пристав есть?

— Ну как же!.. Без толку не бегай — не носись, не суйся всюду... Деньги заведутся — не потрать зря, знаешь ведь, тысяча дыр у нас... За собой смотри хорошенько, ночью не раскрывайся, не застуди себя... Будет кто в наши края идти — весточку о себе пришли... пиши иногда...— так Амбо поучал сына, попыхивая чубуком, стараясь не забыть ниче­го, все сказать.

Гикора в сон клонило.

— Хлеб могут дать черствый или же объедки, а часто сами поедят, тебе не дадут — стерпи сынок, ничего, такая у слуги жизнь... А время быстро пролетит, не заметишь, как дни промчатся...

Отец продолжал наставлять сына, но Гикор уже крепко спал, при­пав к его плечу.

Столько он за эти два дня видел, столько узнал нового: лавки, ло­мящиеся от фруктов, разноцветные кипы ситцев, наваленные как скир­ды, игрушки в витринах магазинов; школьники, бегущие в школу и из школы, извозчики, перегоняющие друг дружку, вереницы верблюдов, груженные зеленью ишаки, кинто с лотками на головах... — все это, перемешавшись, гудело у него в голове. И он, усталый, спал, прикорнув к отцу.

У купца в это время шел разговор с женой — жена была недовольна новым слугой: неопытный, не умеет ничего и глядит дикарем. А купец был рад, что слугу дарового на несколько лет заполучил.

— Научится, — говорил он жене, — не все же ему дикарем быть.

— Научится, — успокаивала невестку старуха, мать лавочника, — всему научится, чадо мое, не кручинься.

Но госпожа Нато все равно была недовольна и плакала, и кляла свою судьбу.

4

Гикор сидел на кухне.

В натянутой по самые уши хозяйской шапке, на ногах чьи-то ста­рые башмаки, в синей блузе — преобразившийся с ног до головы, он сидел на кухне один и думал, как же это все получилось, для чего он пришел сюда из своего села, что с ним дальше будет, что нужно ему делать...

Вошла госпожа.

Гикор как сидел — так и продолжал сидеть.

Госпожа что-то сказала, Гикор не расслышал или не понял.

— С тобой говорят, оболтус.

Гикор смешался, хотел было переспросить, да оробел, потупился, промолчал.

Хозяйка вспыхнула, вышла, разгневанная.

— Чтоб тебе подохнуть, деревенщина! Я к нему обращаюсь — он ни с места, не с ним будто говорят.

«Конец, — пронеслось у Гикора в голове. — Но как быстро все кон­чилось, как плохо... как же быть теперь... и отца нет...»

Но тут сама с собою разговаривая, вся в черном, показалась доб­рая старуха — мать лавочника.

— Когда в комнату входит госпожа — надо вставать, сыночек... ког­да о чем-нибудь спрашивают — отвечай, молчать не надо... как можно молчать, когда спрашивают?..

Старуху все называли дэда.

Дэда учила Гикора, как надо самовар ставить, как чистить ботин­ки, щетку держать как, мыть посуду...

Кроме старой дэды, все обижали Гикора.

Ученики в лавке дразнились, окликали насмешливо, дергали за нос, тумаков давали, брали да и шапку на глаза вдруг натягивали — забав­лялись на все лады.

Но все это еще можно было стерпеть.

Невыносимым был голод. С голодом Гикор свыкнуться не мог. Дома, когда он чувствовал, что проголодался, он шел, из корыта брал хлеб, из горшка сыр доставал и, прихватив все это, шел в поле играть. А там уже, когда вздумается, когда охота будет — садился где-нибудь под де­ревом или же возле родника и ел.

Здесь все было по-другому. Как бы он ни был голоден — надо ждать обеденного часа. И только когда все отобедают, только тогда можно са­диться за стол. А время, проклятое, тянулось медленно, так долго шло — Гикору совсем невмочь делалось.

Поначалу он крепился, потом стал по углам шарить и что ни нахо­дил — сухую горбушку, кость обглоданную — все тут же в рот тащил. Потом он сообразил обследовать кухонные шкафы, а потом уже и мясо недоваренное наловчился из обеда выуживать, прямо с плиты.

Но если бы кто-нибудь увидел это...

Какая нехорошая получилась бы история... Если бы кто-нибудь заметил...

«А что же делать?.. Оставить — убежать?..»

И Гикор стал подумывать о бегстве. Но только куда бежать, доро­ги он не знает, и знакомых нет никого. А отец? Что он окажет отцу?.. Как отец для него старался... Говорил: «Время быстро пролетит, не за­метишь, как дни промчатся...»

Гикору слышится голос отца, хриплый, осипший: «Время быстро пролетит, дни промчатся... промчатся...»

5

Звонили.

Гикор вскочил. Он уже знал — когда звонят, надо пойти посмотреть, кто это и что ему нужно.

Гикор вышел на балкон, выглянул на улицу и увидел внизу госпо­дина и нескольких дам.

— Эй, вы кто такие? — крикнул он сверху.

Дамы засмеялись, а господин, поправив пенсне, спросил:

— Госпожа дома?

— На что она вам? — спросил Гикор. Внизу еще сильнее засмеялись.

— Тебя спрашивают — госпожа дома или нет? — рассердился гос­подин.

— Дело есть?

На шум вышла сама госпожа.

— О, чтоб тебе не жить на этом свете! Иди дверь открой, быстро! — Госпожа была сердитая, но как только показались гости, заулыбалась и с улыбкой пошла им навстречу.

— Какими судьбами, кого благодарить, что вспомнили нас... прохо­дите, проходите...

— Где вы чудо такое откопали? — господин оглядывал Гикора с ног до головы, дамы смеялись.

— Можете не завидовать — даром отдаем, — отшутилась хозяйка, и гости, весело переговариваясь, прошли в дом.

Госпожа срочно отправила Гикора по делу и вернулась к гостям.

После обязательных в таких случаях расспросов о здоровье и само­чувствии, гости стали рассказывать, как их принимал Гикор. Получилась довольно пространная история.

— Он меня извел, — сетовала госпожа Нато, — я мужу говорю — про­гоним, но вы знаете Артема: жалеет, деревенский, говорит, ребенок, пускай живет, научится еще всему... Да, но когда это будет, сил моих уже нет...

— И не говорите, — подхватили дамы, — с этими слугами одно мучение...

С полчаса разговор вертелся вокруг слуг и городских новостей. Через полчаса влетел запыхавшийся Гикор:

— Госпожа, я фрукты принес!..

— Хорошо, иди.

Хозяйка залилась краской, а гости стали снова смеяться.

— Госпожа, хозяин сказал, черешня дорогая, черешню не надо!

Кто-то из гостей фыркнул и закрылся платком — и, чтобы вывести хозяйку из неловкого положения, гости стали наперебой говорить, что черешня действительно очень дорогая, кто же ее в это время покупает и вообще — к чему все эти фрукты и угощения, не за этим они пришли, не беспокойтесь, не беспокойтесь...

Хозяйка, вся красная, пыталась замять разговор:

— Бог знает, что ему сказали, никогда этот дурень толком не пой­мет ничего!

— Провалиться мне на месте, если соврал! — побожился Гикор и этим испортил уже все.

6

Госпожа Нато, проводив гостей, убирала с фруктового стола и ру­гала, проклинала Гикора и, вспоминая по одному все его проступки, все больше распалялась.

— Неопытен он, дочка, мал еще, научится, дочка, — вздыхала ста­рая дэда. — Ах, господи, что ж ты забыл про меня, не приберешь никак мою душу...

— Ты еще куда под горячую руку лезешь!—закричала госпожа Нато. — Что ты там еще говоришь?.. Делайте тогда сами за него работу! Если мал, если неопытен. Я ведь не раба ваша.

Она кричала так до самого прихода мужа, а, заслышав его шаги, заплакала и принялась греметь посудой.

— Я давно говорила, не нужен он мне... лучше я сама тут за слугу буду... чем так мучиться — сама все делать буду... если денег на прилич­ного слугу жаль...

— Что тут случилось? — спросил купец, становясь посреди комнаты.

— Что же еще должно было случиться! Перед людьми меня ославил! Что же еще-то! Спасибо тебе!

Госпожа рассказала мужу историю с черешней.

— Ва! — не поверил купец.

— Ах, господи! — добрая старуxа не знала, что сделать, как успоко­ить всех. — Ах ты, боже мой!

Купец кликнул Гикора. Гикор, громко стуча башмаками, вошел.

— Подойди ко мне! — сказал купец.

Но Гикор увидел, какое у хозяина лицо, и замер на месте.

— Подойди, сказали тебе!

Гикор потоптался, но с места не двинулся.

— Я тебе говорю — пойдешь, госпоже доложишь, а ты приходишь и гостям тут докладываешь, что черешня, мол, дорога, а-а-а?!

— Я — госпоже... — Гикор хотел объяснить, как все было, но пощечина сбила его с ног, в глазах у него потемнело, он ударился головой о стену, упал.

Купец бил его ногами: «Дорогая, значит, — приговаривал, — череш­ня, дорогая, дорогая...» Старая дэда бегала кругом, пытаясь оттащить сына от Гикора, что-то кричала госпожа, визжали дети. Купец оставил наконец Гикора, отошел в сторону, тяжело дыша, но не мог успокоиться, смотрел на Гикора и повторял: «Дорогая, говоришь, черешня?..»

А Гикор лежал в углу, сжавшись в комочек и, закрыв глаза от бо­ли, стонал:

— Матушка моя, матушка...

7

Купец увидел, что Гикор в доме не годится — перевел его в лавку. В лавке Гикор должен был подавать и убирать куски ситца, подме­тать в помещении, доставлять товар покупателям на дом, а в свободное время стоять перед лавкой и зазывать покупателей.

Вот идет Гикор в лавку. Несет обед. Гикор бледный и похудевший, большущие ботинки болтаются на ногах.

Вот переходит мост. Перегнулся через перила — на реку глянул.

Внизу, ударяясь о высокие стены караван-сараев, дыбилась, кру­жилась и пенилась, глухо шумела под мостом Кура. Возле берега кру­тилась зеленая лодка. Два человека сидели в лодке — один забрасывал невод, другой правил лодкой.

«Сейчас вытащит», — подумал Гикор и подождал.

Невод вытащили пустым.

«Теперь на мое счастье», — загадал он и снова подождал.

Невод опять пустым вышел.

«А сейчас на счастье Зани».

И снова сеть была пустая — у Зани счастья не было.

«А сейчас... на счастье Гало».

Гало тоже не из счастливых оказался.

— А сейчас...

Но в это время в воротах ближайшего караван-сарая послышался какой-то шум.

Это был перс с обезьянкой. Перс пел, обезьянка танцевала:

Глянь-ка, тут как тут мартышка,

Гибкая, как прут мартышка,

То старуха, то девчонка,

Как тебя зовут мартышка?..

Кругом толпились люди, со всех сторон сбегался народ. Гикор тоже побежал — вперед пролезть ему не удалось и он, став на цыпочки и вытянув шею, пытался увидеть, что же там в кругу делается.

— Тебе что тут надо? Пошел своей дорогой, — турнул его какой-то кинто и дал подзатыльника.

Гикор сразу опомнился, затрусил к лавке.

8

Вечером Гикор, заплаканный, сидел на кухне.

Лицо его еще горело от хозяйских пощечин. Голос госпожи затихал в конце коридора. Открылась дверь, в кухню, посвистывая, вошел ученик купца — Васо. Заметив Гикора, Васо остановился и, придав серьезность своему шутовскому лицу, угрожающе спросил:

— Где был, рассказывай: в клубе дела задержали или же с губерна­тором что-нибудь срочное обсуждали, а?!

Гикор не поднимал головы.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи, чтобы и я знал!

Гикор не отвечал.

— Ну, что, и сам уже забыл, где был? Забыл, да? Так куда же это ты отлучался, что меня чуть голодом не уморил, а? А если бы я умер — что тогда?

Он совсем близко подошел к Гикору, постоял немного над ним и вдруг — как даст затрещину. Гикор прикрыл обеими руками голову, при­жался к стенке и ждал следующего удара. И Васо действительно соби­рался ударить снова, но тут за дверью послышался голос хозяина.

— Сейчас он с тобою расправится, — пригрозил Васо.

«Убьет меня сейчас», — подумал Гикор.

Но хозяин уже порядком избил его в лавке и теперь ограничился тем, что приказал оставить Гикора без ужина. Чтобы знал, каково быть го­лодным.

Опасность миновала.

И хоть и слышался в комнатах голос хозяйки: «Прогони ты его, я давно тебе говорю...» — Гикор совсем успокоился.

Edited by Pandukht
Link to post
Share on other sites

9

Гикор лежал тихо на кухне, с головой укрывшись одеялом.

Ночь лунная, давно меня покинул сон.

Говорят все про меня — бездомен он, бездомен он...

Это была песенка Васо. Он напевал ее, уплетая ужин. А Гикор из-под одеяла украдкой следил за ним, потом снова закрывал глаза, пытаясь уснуть. Но сон не шел.

— Ну, что, не спится с голоду-то... будешь знать... — Васо протянул Гикору кусок хлеба с сыром, — ешь скорее, чтобы хозяин не увидел...

Гикор схватил хлеб с сыром, с головой ушел под одеяло и торопливо стал есть.

Он вспоминал, как бегал с товарищами на приволье, хлеба всегда было вдоволь, вспоминал, как мать плакала, не хотела в город отпус­кать.

— Ах, матушка, как верно чуяло твое сердце, — вздыхал Гикор под одеялом и жевал хлеб с сыром, прислушиваясь, как бы не вошел хозяин. Утром Гикор опять стоял в дверях лавки.

10

Он стоял в дверях лавки и зазывал покупателей, громким голосом нахваливая хозяйский товар.

— Ты что там замолчал?! Что воды в рот набрал?! — окликали его из лавки.

- Сюда пожалуйте! — кричал Гикор. - К нам. К нам пожалуйте!

В лавке все покатывались с хохоту.

Его подучили затаскивать покупателя, и он часто хватал за полу кого-нибудь на базаре и грубо и настойчиво тащил к лавке, пока человек не выходил из себя.

В летние душные дни, усталый от долгого ожидания, он иногда засыпал, сидя на сложенных перед лавкой ситцах.

Товарищи по лавке или соседские ученики подкрадывались и совали ему под нос нюхательного табаку.

Он чихал и вскакивал.

Сомлевшие от жары лавочники веселились. А хозяин, насмеявшись, грозно прикрикивал:

— Не спи, негодный!

— Сюда пожалуйте! К нам! Сюда...

11

А однажды Гикор стоял так в дверях лавки и звал покупателей, и вдруг видит — навстречу ему два крестьянина из их села. Гикор подбежал к ним. Обнялись, расцеловались.

— Ишь, как изменился-то! — крестьяне оглядывали Гикора, потом один сказал другому:

— Баго, ты бы узнал его?

— Узнал бы. По глазам, — хвастливо ответил товарищ.

Гикора и впрямь не узнать было: осунулся, побледнел, одежда городская — трудно было узнать.

— Смотри-ка, человеком сделался, горожанином стал, — любовались односельчане.

— Амбо-то как сына пристроил! Наши свиней до сих пор пасут, а этот...

А Гикор расспрашивал их, вопросами засыпал:

- Мой отец — как? Наши ребятишки здоровы? Отец почему не пришел? Корова наша отелилась? Кто помер в селе?

- В селе все по-прежнему, приветы тебе все передают, — отвечали крестьяне, — а помер Сукнанц Гукас да старуха у Пучуренцев, остальные живы-здоровы.

- А отец мой что не пришел?

— Хотел твой отец, да как — дом весь на нем держится...

— А мне ничего из дому не прислали?

— У самих ведь нет ничего, знаешь, небось... Хлеб в этом году плохой уродился, отец твой еле-еле концы с концами сводит. Ты бы сам вот, если возможность имеешь, послал им что-нибудь... Вот подать уже требуют, платить нечем, у отца твоего ни гроша...

— У нас никто не болеет?

- Все здоровы, только корова ваша Цахик околела, забралась на крышу хлева к Мирзам, свалилась...

- Цахик околела?..

— Матушка твоя очень плакала.

Потом один крестьянин вспомнил — полез за пазуху, достал письмо для Гикора.

— Ну, что хочешь, говори сейчас, — сказал он, — больше не увидимся. Ежели хочешь что передать для матери или сестры, давай отнесем.

— Откуда же, денег мне еще не дают... но только...

— Ну?

- Хочу с вами пойти... домой... соскучился по нашим, по селу соскучился.

- Ай-яй-яй, а мы-то подумали, ты в самом деле человеком стал, ума набрался. Что же это ты такое говоришь? Мы думаем, как бы нам парней своих на такое место пристроить... Да ты на себя погляди — одежда новая, в чистоте живешь, в тепле... Нет, брат, поговорка, знаешь, такая есть: посади свинью на ковер, а она в грязь обратно катится — словно про тебя сказано.

Пожурили его так односельчане, надавали советов и ушли.

А Гикор после их ухода забился в угол, стал читать письмо отца.

«Нашему любимому сыну Гикору.

В город Тифлис.

Мы живы-здоровы, твоего здоровья только желаем, аминь. Очень соскучились по тебе и кланяемся: отец, матушка, Зани, Моси, Микич, Гало, все. Наш любимый сын Гикор, знай, что нам туго приходится, а подать уж очень строго требуют и денег взять неоткуда, а матушке и Зани ходить не в чем, и очень нам туго приходится. Гикор, сынок, пришли нам денег несколько рублей и письмо о себе напиши. И чтоб ты знал, Цахик наша околела, а матушке и Зани ходить не в чем...»

— Ну, что, своих увидел — размечтался? Покупателей зови, ну! — кричали уже из лавки.

— Сюда, сюда, к нам пожалуйте!.. К нам пожалуйте...

12

Пришла зима.

Холодная лютая вьюга летает над городом. Свистит, спешит, заби­рается во все уголки и щели, нищего странника ищет, ребенка сирого, бездомного.

Вот она нашла Гикора.

В тонкой блузе стоит он на пороге лавки, как былиночка дрожит от холода.

— Сюда, к нам пожалуйте... сюда, к нам...

— Сей-час-с-с... — злорадно засвистела вьюга и невидимым ножом по Гикору — р-раз, ударила, пробрала все косточки.

Гикор и без того был слаб.

Слег он.

13

Гикор лежал больной на кухне у купца.

Старая дэда по нескольку раз в день заходила к нему:

— Что сердце хочет, чадо мое, говори...

— Воды...

Дэда приносила воды. Гикор слабой рукой брал стакан, пил и про­сил другой воды, родниковой.

— От этой не проходит жажда, дэда... Я из нашего родника хочу во­ды... И к себе домой хочу... К своей матушке...

Купец Артем в беду попал: бросился разыскивать односельчан Ги­кора. Нашел кого-то из тех краев и велел передать Амбо, чтобы тот в город пришел срочно. Гикора купец поместил в больницу.

В больнице было много больных, они лежали все в ряд и беспомощ­но и грустно глядели в потолок.

Гикора положили рядом с ними.

Тут и нашел его отец.

— Что с тобой стряслось, Гикор мой? — сам не свой от горя Амбо приблизился к постели Гикора.

Гикор был в жару — не узнал отца.

— Гикор, гляди, ведь это я, твой отец, апи твой...

Больной не слышал его, звал в бреду: «Микич, Зани, матушка, апи...»

— Здесь я, Гикор, сынок мой. Это я, твой апи, не узнаешь? Матушка меня за тобой прислала... вот встанешь, домой пойдем… пойдешь со мной домой?.. Микич и Зани на крыльце стоят, тебя поджидают, на доро­гу глядят... Скажи что-нибудь, Гикор, сыночек...

— Сюда, сюда, к нам пожалуйте! — звал в бреду Гикор, что-то бес­связное говорил, смеялся...

14

Через несколько дней Амбо возвращался в село. Он нес под мышкой одежду Гикора, чтобы мать могла поплакать над ней. В карманах у Гикора Амбо нашел горстку блестящих пуговиц, лоскутки ситца и несколь­ко булавок. Наверное, для сестренки припрятал, для Зани.

Амбо шел и думал — совсем мало времени прошло с того дня — этой же дорогой шли они с Гикором в город.

Вот тут Гикор сказал:

— Отец, ноги притомились.

Вот дерево, под ним они сели передохнуть.

Здесь Гикор сказал:

— Отец, пить хочу.

А из этого родника они напились...

Все на месте, все по-прежнему, только его нет, нет Гикора.

На другой день, когда Амбо одолел гору, показалось село.

У околицы стояли, поджидали Гикора из города — мать, Зани, Микич, Моси. Маленький Гало вырывался из рук матери:

— Эй-эй, Гикор... — кричал он, — скорей иди, э-э-эй, Гикор...

Перевод Анаит Баяндур

Edited by Pandukht
Link to post
Share on other sites

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Guest
Reply to this topic...

×   Pasted as rich text.   Paste as plain text instead

  Only 75 emoji are allowed.

×   Your link has been automatically embedded.   Display as a link instead

×   Your previous content has been restored.   Clear editor

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.

×
×
  • Create New...