Эдуард Багдасарян

[Pandukht]

Эдуард Сергеевич Багдасарян

У Эдуарда Сергеевича Багдасаряна есть карта СССР, где обозначены всего его гастрольные поездки. Его голос звучал по всему Союзу - от бухты Провидения до самой южной точки страны.

«Я пел везде, и всегда меня встречали овациями. Но самыми дорогими для меня остаются гастроли в Магадане, где я познакомился с Вадимом Козиным. У моей тети было несколько патефонных пластинок с записями Козина, я их знал наизусть. Я его обожал с детства. Представьте мое состояние, когда я с ним увиделся в Магадане. Это был 1967 год. Как я удивился, когда мне сказали, что в зале сидит Козин. Выйдя на сцену я низко поклонился своему кумиру и посвятил ему один из армянских романсов. После концерта Козин пришел за кулисы, обнял, поблагодарил за концерт и пригласил к себе. Он мне тогда записал 7 романсов на стометровую бобину и я ее все время слушал. Это для меня реликвия. Я специально старался устроить гастроли в Магадан, чтобы повстречаться с Козиным. Тогда он и сказал: «Будете петь романсы, не пойте оперным голосом, больше простоты, задушевности, искренности. Я знаю, что у вас получится». С тех пор Эдуард Сергеевич в свои концертные программы включает старинные романсы. Он с удивительной теплотой вспоминает аккомпаниатора – Ольгу Николаевну Вагенгейм и ее супруга Федора Михайловича Федорова.

Он рассказывает о своей творческой жизни с неистребимым – это после стольких–то лет, бакинским акцентом, и я все время ловлю себя на мысли, что скоро уйдет и это поколение, а нам останутся только воспоминания. Наверное, именно поэтому захотелось встретиться, поговорить, написать об этом удивительном человеке, теноре, которому до сих пор нет равных на армянской сцене. В данном случае слова автора-журналиста просто неуместны и лучше всего – пусть рассказывает сам Эдуард Сергеевич. Добавлю только, что его помним как одного из ведущих солистов Ереванского оперного театра, где он исполнял ведущие партии и создал образы Ленского в опере «Евгений Онегин», герцога в «Риголетто», Фауста, Альфреда в «Травиате» и многих других. Одновременно - несравненное исполнение русских романсов. Судьба? И вообще, верит ли Эдуард Багдасарян в судьбу?

- Судьба во всем большую роль играет и от судьбы далеко не уйдешь,

Она тобою всюду управляет, куда велит – покорно ты идешь.

Родился я в 1928 году в Туркменистане, в городе Мары, куда мои родители переехали к брату отца. Отцу моему, простому труженику, рабочему-штукатуру и маме, домохозяйке, музыкальный мир был не особенно знаком. В 1931 году наша семья обосновалась в Баку. Пение увлекало меня с детства. Папа хвастал моими способностями перед гостями, поднимал меня на стул и велел петь. И стоя на стуле по стойке смирно, руки по швам, я пронзительно пел: «Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону, уходили комсомольцы на гражданскую войну». Потом уже узнал, что обладаю детским дискантом с пленительным тембром. Наделенный отличным слухом, я мечтал об учебе на скрипке, это до сих пор осталось мечтой. В 1941 году отец и брат ушли на фронт. Чтобы поддержать материально семью, я оставил учебу в школе и поступил в механическую мастерскую по ремонту бытовой техники. По окончании войны, окончив курсы шоферов, днем я работал водителем грузовика, а вечером учился в школе рабочей молодежи. Как-то, возвращаясь с товарищами со школы, ребята попросили меня спеть что-нибудь. А петь для меня было одно удовольствие. Во весь голос я запел арию Кер-оглы из одноименной оперы Узеира Гаджибекова. Впереди шла женщина, часто оглядываясь, потом подошла ко мне и спросила: «Молодой человек, вы что, у нас учитесь?». «Где это у вас?» - переспросили друзья. «В консерватории или музучилище», - ответила она. Когда незнакомка представилась Койкеб-ханум и пригласила меня на прослушивание в консерваторию, я обомлел. Мой друг Юлий Метт на другой день силком потащил меня туда в измазанной рабочей одежде. Вахтерша консерватории была предупреждена, меня ждали... Койкеб-ханум, радостно встретив нас, провела в особый класс с роялем и, не скрывая волнения, представила меня статной женщине лет семидесяти, Маргарите Александровне Колотовой. «Я все же привела его», - сказала она и удалилась. Я стоял растерянный, как вдруг Колотова спросила: «Вы музыке учились, ноты знаете?». «Нет», - ответил я. Она сыграла трезвучие, я бегло взял все три ноты. Это же трезвучие она взяла на тон выше, еще и еще выше, проверяя диапазон в высоком регистре. Внезапно прервав игру, спросила, сколько мне лет и, услышав, что 19, выбежала из класса. От неожиданности меня как будто приковали к роялю, я потерял чувство времени. Вдруг в класс вошли семь представительных особ с Койкеб-ханум и Колотовой, которая вновь села за рояль и обратилась к одному из них: «Послушайте, Николай Семенович, девятнадцатилетний тенор». Я тут же намотал себе на ус - оказывается я - тенор. Предложенные трезвучия я брал все выше и выше. В просторном классе мой голос звучал звонко и вольно. Но когда мне предложили спеть какую-нибудь песню, я растерялся – репертуар мой состоял в основном из блатных песен. «О Колыме им спеть, что ли», - мучительно думал я. И вдруг как осенило, и я спросил: «А армянскую песню спеть можно?». И голос зазвучал протяжно, свободно, а в верхних регистрах потрясающе, будто в окнах зазвенели стекла: «Աշխարհումս ախ չիմ քաշի» Саят-Новы. Тогда я и не знал, чья это песня. Один из экзаменаторов, это был Николай Семенович Чумаков, не скрывая своего волнения, подошел ко мне, протянул руку и сказал: «Мы очень признательны вам, что пришли. Стране нужны голоса. Мы сделаем все для того, чтобы вы учились у нас. Какое у вас образование? Ах, семь классов? Как жаль». Мгновенно вмешалась Койкеб-ханум: «Учебу он продолжит в моей музыкальной десятилетке и одновременно будет определен на подготовительный факультет консерватории». Решение было принято, слово у Койкеб-ханум веское, она была любимой ученицей ректора консерватории Узеира Гаджибекова, и ей не терпелось похвастаться перед ним своей находкой.

Позднее я выяснил, как такие именитые преподаватели оказались в Баку. Весь профессорско-преподавательский состав Ленинградской консерватории с началом войны был эвакуирован в Закавказье и Среднюю Азию. Многие их них так и прижились на новых местах. Они воспитали немало выдающихся имен. На всю жизнь остались в памяти мои почтенные экзаменаторы и преподаватели: Койкеб-ханум Сафаралиева - профессор консерватории по классу фортепиано и директор музыкальной школы-десятилетки, Николай Семенович Чумаков - декан, завкафедрой теоретического факультета, Маргарита Александровна Колотова - профессор, завкафедрой вокального факультета и другие.

Мне, абсолютному профану, чужаку в музыкальном мире, с большим трудом давалась учеба в десятилетке. На счастье, меня определили в класс вокала Сусанны Аркадьевны Микаелян, которая училась у знаменитой итальянской певицы Эверарди. От нее я узнал азы итальянского бельканто. В то время в оперном классе консерватории ставили оперу «Евгений Онегин». И вот накануне премьеры, а роли исполняли только студенты - у исполнителя партии Трике «Ви роза, ви роза» почему-то обрывался голос. Тогда исполнитель партии Онегина предложил режиссеру постановки Книжникову прослушать меня. Пропел я арию лихо, да еще на высокой ноте сделал фермато. «Успех будете иметь. Учите партию, через два дня генеральная репетиция с оркестром на сцене оперного театра», - сказал Книжников. От волнения во время репетиций я забывал слова. Но премьера удалась на славу, со сложными фразировками и фермато. Спето было безукоризненно. Мое первое крещение на оперной сцене состоялось. На фуршете после спектакля дирижер Трахимович сказал: «Будь я Петром Ильичем Чайковским, оперу «Евгений Онегин» я бы назвал «Мсье Трике». Мою мысль сегодня подтвердил наш молодой певец Эдик Багдасаров».

В сентябре 1949 года я стал студентом консерватории по классу вокала. Вскоре успех привел меня в Азгосэстраду, где я стал солистом. С четвертого курса моя популярность в Баку стала расти. Помимо сольных выступлений я стал солистом Эстрадного оркестра Азербайджана под руководством Александра Горбатых. А в 1953 году в Ереване состоялось торжественное открытие Большого концертного зала Армфилармонии, на которое были приглашены концертные коллективы из Грузии и Азербайджана. В Ереван я приехал в составе Эстрадного оркестра Азербайджана. Программа завершалась моим выступлением. Тогда я впервые в жизни услышал свою фамилию со сцены – не Багдасаров, а Багдасарян. Честно говоря, я приехал не на гастроли, а с сокровенным желанием пройти прослушивание в Ереванском оперном театре. Приехал с сопроводительным письмом от замечательной пианистки, моего концертмейстера Вардануш Александровны Каламкаровой к композитору Анушавану Григорьевичу Тер-Гевондяну с просьбой помочь мне. Анушаван Григорьевич сразу вспомнил ее: «А, Вардануш, девочка моя. Как она там?» Прочитав письмо, он шутливо сказал мне: «Помочь устроить прослушивание в театре настолько легко, насколько вам трудно это представить». Он тут же позвонил главному дирижеру и художественному руководителю театра Михаилу Арсеньевичу Тавризяну и договорился. Мы с дочерью Анушавана Григорьевича Еленой, которая работала в филармонии концертмейстером, подготовили несколько романсов и арий. На следующий день на прослушивании у Тавризяна я исполнил арию Вертера, арию Ленского и романс Сергея Рахманинова «Здесь хорошо». После прослушивания Михаил Арсеньевич сказал: «Спасибо, что обратились к нам. Заканчивайте консерваторию и приезжайте в Ереван. Мы же обратимся в министерство культуры Азербайджана с просьбой, чтобы по окончании консерватории вас направили в Ереванский оперный театр». Все получилось как нельзя лучше. С 1 сентября 1954 года я был зачислен солистом в труппу Ереванского оперного театра.

В 1956 году в Москве должна была состояться декада армянского искусства. Я должен был петь арию Ленского в опере «Евгений Онегин». В начале 1955 года я спел партию Ленского на премьере в Ереване. Однако показ на декаде был заменен «Пиковой дамой» и, как выяснилось, об это очень сожалели. В конце 1954 года я познакомился с Константином Орбеляном и предложил ему организовать на армянском радио эстрадный квинтет. Идея ему очень понравилась, и после совещания с главным редактором радиокомитета начались репетиции: Андраник Пилосян (кларнет), Александр Шахбазов (гитара), Давид Захарян (аккордеон), Наполеон Кюркчян (контрабас) и сам Орбелян за роялем. Солистом был я один. Буквально с первой же трансляции нашего концерта квинтет обрел популярность. Эстрадная жизнь республики ожила, композиторы стали предлагать нам свои новые песни. «Песню первой любви» Арно Бабаджаняна мы записали намного раньше фильма. Артемий Сергеевич Айвазян предложил мне свои песни «Заро», «Южная ночь», «Зухра», «Гюльнара»... Эдгар Оганесян, не очень друживший с эстрадой, специально для меня написал песню «Дорожная». С нами сотрудничала целая плеяда молодых композиторов-песенников: Алеша Аджемян, Эдуард Абрамян, Эдуард Багдасарян и другие. Тогда мне было все по плечу, я легко переключался от оперы к эстраде. Репертуар мой пополнялся и быстро рос, я легко переходил от классики к эстраде, от народных песен к неаполитанским. И тогда, и сейчас я считаю - профессиональный певец должен уметь петь все! Тем более, если это позволяют его вокальные данные.

К новой декаде армянского искусства в Москве оперный театр готовился с большой тщательностью. Открывали декаду оперой «Давид-Бек», где я исполнял с хором партию молодого воина, написанную сыном Армена Тиграняна Вартаном Тиграняном специально для меня. Опера имела огромный успех. Публика неоднократно вызывала на сцену весь творческий коллектив спектакля. И когда, наконец, вышел на сцену дирижер Михаил Тавризян, из-за кулис он прямиком подошел ко мне и, пожимая руку, взволнованным голосом выразил свой восторг: «Эдик-джан, Вы сегодня превзошли мои ожидания. Вы заметили, с каким восторгом вам рукоплескала публика?» Увлеченный зрелищем, стоя за пультом, я подумал, не повторить ли арию еще раз. На следующий день газета «Правда» в передовой статье о Днях культуры Армении написала: «…Невозможно не отметить великолепное исполнение песни молодого воина талантливым певцом Эдуардом Багдасаряном». А на заключительном концерте я спел арию Ленского. На генеральной репетиции в Большом театре в ложе сидел главный дирижер Александр Мелик-Пашаев. Во время перерыва он пригласил меня к себе в ложу и тактично посоветовал: «Эдик-джан, верхнее фа-диез на слова «Златые дни» чуть-чуть прикрой». Я принял его предложение и когда вновь спел, он, широко улыбаясь, издали одобрительно кивнул. На заключительном концерте арию Ленского я пел на авансцене, перед закрытым занавесом, и меня трижды вызывали на поклон. По случаю закрытия декады был дан банкет в «Метрополе». Вдруг к нам подходит наш режиссер, говорит, что меня хотят видеть и направляет к столу, где сидели члены правительства Армении с Иваном Сергеевичем Козловским, который сказал: «Ах это вы Ленский? Молодчина, у вас очень правильно поставлен голос и звуковедение, вы будете долго петь, запомните мои слова». И по сей день я часто вспоминаю пророческие слова великого маэстро. А ведь я до сих пор пою.

1957 год. Всемирный фестиваль молодежи и студентов. На конкурсе вокалистов я завоевал серебряную медаль, хотя, как мне намекали, заслуживал золотую. Ее получил Артур Айдинян. В начале 1958 года сбылась наконец моя мечта – я исполнил партию Фауста. Режиссером-постановщиком был Армен Карпович Гулакян. На каждой репетиции он до мелочей отрабатывал сценическое действо. Партия Фауста стала для меня самой любимой. Неспроста свою старшую дочь, родившуюся в том году, я назвал Маргаритой.

Время было благодатным. Продолжались мои эстрадные концерты и сольные выступления. Особо мне хотелось бы отметить гастроли армянского симфонического оркестра под управлением Михаила Малунцяна по Украине и по волжским городам. В концертах принимали участие Гоар Гаспарян, Арно Бабаджанян, скрипач Акоп Варданян и я. Газеты пестрели фотографиями наших выступлений и прекрасными отзывами.

В 1964 году меня вызвали в министерство культуры к начальнику управления музыкальных учреждений Акопу Сергеевичу Ханджяну. У него сидел директор филармонии Георгий Асатрян. И Ханджян говорит: «Необходимо создать еще один эстрадный коллектив под руководством Артемия Айвазяна, помимо существующего оркестра Константина Орбеляна. Ведущего солиста нового коллектива под условным названием «Под небом Армении» пока нет, и мы хотим, чтобы ты взял на себя второе отделение. А в опере будешь петь после каждой гастрольной поездки».

Первый концерт был в Луганске и только тогда я понял, что такое грандиозный успех. На нас обрушился буквально шквал аплодисментов. А еще 2 месяца я ездил по Чукотке с концертами. Я очень благодарен фирме «Мелодия» и зам. гл. редактора Карине Симонян. С ее помощью я записал несколько романсов. Было это в 1976 году. Последняя работа – «Ноктюрн» Арно Бабаджаняна со словами Лианы Бурназян. В проекте – диск с ее стихами, называется «Грезы». Сейчас я работаю над CD «Песни Артемия Айвазяна исполняет Эдуард Багдасарян».

Эдуард Сергеевич может рассказывать бесконечно, за долгую сценическую жизнь он повидал немало, работал со многими выдающимися музыкантами, которые вписали поистине золотые страницы в развитие армянской музыкальной культуры. Его архив тянет на книгу о целой эпохе, эпохе рассвета оперного искусства, становления армянского джаза, эстрады и, конечно же, эпохи высокой культуры исполнения романса, как русского, неаполитанского, цыганского, так и нашего, армянского. Он по сей день продолжает петь, выпускает CD, их уже 7. В ближайших планах еще три. «И если когда-нибудь кто-то приобретет хотя бы один из моих дисков, благодарите не меня, а предпринимателя, дорогого мне человека Карена Ивановича Багдасарова», - сказал на прощание Эдуард Багдасарян.

Карине Тер-Саакян

Фото из личного архива Э. Багдасаряна

hayastan.com

Edited February 23, 2009 by Pandukht