Работы Рачья Арзуманяна

[Pandukht]

Рачья Арзуманян

Армянская государственность и игры суверенитета

Введение

Термины и идеи, входящие в широкий оборот, неизбежно искажаются. Это в многом неизбежный процесс размывания первоначальных смыслов, требующий периодического их восстановления, возвращения первоначальной строгости понятиям, ставших общеупотребительными и вошедших в масс-медийный оборот. Работа посвящена рассмотрению ряда аспектов широко используемого в последнее время понятия «суверенитет». При этом особое внимание уделяется таким понятиям как «юридический и политический суверенитеты», «суверен и пользователи суверенитета». Не вызывает сомнений, что в дальнейшем необходимы работы, углубленно рассматривающие весь комплекс проблем, связанных применением данных понятий к Армянскому миру и реалиям армянской политики и государственности. В рамках данной статьи не рассматривается сложный комплекс проблем, связанных со Спюрком.

Ключевые слова: юридический и политический суверенитеты, суверенитета факта, суверенитета признания, суверен, пользователь суверенитета, игры суверенитета, суверенитет внутренний и внешний.

[Pandukht]

Юридический и политический суверенитет. Генезис понятия суверенитет. Суверенитет как политическая собственность.

Появившаяся в конце XVII века интерпретация понятия «souverainete» французского юриста Жана Бодена, отражающая власть короля или другого феодального правителя в Средние века, инициировала многовековой дискурс, протекающий вокруг двух основных подходов. Один из них вращается вокруг правовых трактовок и непосредственно самих определений Бодена, другой вокруг проекции данного понятия в политическое, геополитическое и цивилизационное пространство. В работе «О государстве» на французском языке Боден определяет souverainetе как «власть над государством, абсолютную и постоянную». В той же работе на латинском Боден объявил о существовании в государстве «высшей и свободной от законов власти над гражданами и подданными».

Все последующие дискурсы европейской юридической мысли на протяжении веков, так или иначе, вращаются вокруг интерпретации и толкования данных определений. Что означает, например, абсолютная и постоянная власть? А если власть в государстве, в связи с чрезвычайным положением, передается диктатору, но на определенный и ограниченный срок? Кому тогда принадлежит суверенитет и можно ли диктатора именовать сувереном? Или «власть, свободная от закона», - а как быть, например, с божественным законом, традицией, другими неформализуемыми, но, тем не менее, более чем реальными и действенными нормами? Каким образом учитывают данные определения международные обязательства, ограничивающие некоторые аспекты суверенитета, который, следовательно, уже не может рассматриваться как абсолютная власть?

Такого рода вопросы являются следствием попыток придать правовому определению суверенитета характер нормы, формирующей и определяющей государственную, политическую реальность народа. Суверенитет юриста исходит из того, что политическое пространство формируется взаимодействием идеальных и равных друг другу по абсолютности суверенов, что неизбежно ведет к полностью оторванной от реальности картине. Тем не менее, дискуссии юристов вокруг суверенитета имели важные последствия для политического пространства, позволив проявить диалектику понятия власти и ее признания внешним миром, легшую в основу фрейма политического суверенитета. Если ранее, в эпоху Средневековья власть обосновывала свою легитимность в священном праве, «мандате Неба», то в Новые времена, в эпоху пост-вестфальского мира, власть оказывалась неразделимой от проблематики ее признания другими государствами.

В дискуссиях вокруг политического суверенитета четко выделялись сторонники «суверенитета признания», который рассматривался как функция международного права и системы международных отношений, когда «государство является и становится международным лицом только и исключительно благодаря признанию». Им противостояли сторонники «суверенитета факта», который рассматривался как атрибут и функция самого государства, вне зависимости от факта его признания со стороны международного сообщества , и «непризнание не может служить основанием для нарушения территориального верховенства государства». Наличие или отсутствие суверенитета в этом случае определяется тем, в состоянии ли рассматриваемое образование осуществлять государственную власть на своей территории, функционировать как государство.

Вадим Цымбурский, пытаясь формализовать политические аспекты суверенитета предложил следующий фрейм: «Х осуществляет власть над А (абсолютно все равно, на чем она основана - на признании подвластных или на чистом принуждении), и Y, осуществляющий власть над В, признает власть над А правом Х». Здесь союз «и» представляет собой каузальную стрелку, направленную в обе стороны. Фрейм позволяет провести различие и связать друг с другом оба подхода к трактовке суверенитета, когда «суверенитет факта», реальное осуществление власти, закладывающее основу для внешнего признания, различается от «суверенитета признания», когда власть становится следствием признания ее таковой со стороны международных инстанций или государств. Кроме того, фрейм признает легитимным и возможным как движение от суверенитета факта к суверенитету признания, так и в обратном направлении. Также определяются и негативные варианты, когда неспособность реально осуществлять власть кладет конец внешнему признанию или, наоборот, отзыв признания приводит к уничтожению «неотъемлемых» прав и, вместе с ними, и власти как таковой.

Практические политики, занятые формированием политического пространства и отправлением власти, вполне сознательно использовали идеальные конструкции юридического суверенитета в качестве инструмента для достижения политических целей. В эпоху пост-вестфальского мира сведение юридического суверенитета до ранга политического инструментария представлялось вполне допустимым и приемлемым. Становясь понятием геополитическим, он начинает интерпретироваться как политическая собственность, «суверенитет над чем-то или кем-то», превращаясь в метрику для оценки претензий на право владения территорией, населением и прочими ресурсами.

Политики осознают две ипостаси суверенитета (признания и факта), формирующие в совокупности реальный суверенитет в политическом пространстве. История преподносит нам примеры как появления новых государств и, соответственно, суверенитетов, так и утраты государством суверенитета над частью своей территории и даже полного исчезновения государств и их суверенитета. Причем в последнем случае мнение суверенов, носителей суверенитета, не принималось в расчет. Россия, Австро-Венгрия и Пруссия в восемнадцатом веке, аннексируя шаг за шагом территорию Польши, в конечном счете, приняли решение об уничтожении польского государства. В начале ХХ века большевистская Россия и кемалистская Турция договорились об аннексии части территории Первой Республики в пользу Турции и третьих стран, - процесс, завершившийся исчезновением Первой Республики. В 1938 году мюнхенский сговор трех европейских держав позволил отнять у Чехии суверенитет над значительной частью его территории, - Судетами. Позднее в 1939-ом пакт Молотова - Риббентропа решил судьбу Польши «в порядке дружественного обоюдного согласия» между СССР и Германией и уничтожил прибалтийские государства.

Необходимо отдавать себе отчет, что во всех подобных случаях при рассмотрении проблем признания или непризнания, появления или исчезновения суверенитета, говорить о правовой аргументации является неуместным. Договора, на основании которых реализуются подобные шаги, могут находиться вне пределов правового поля, игнорировать его, и говорить в данном случае о «суверенитете» как «полновластии и независимости» не приходится. Да, у Армении, Чехословакии, Польши, стран Прибалтики отнимался суверенитет по отношению к части территории или полностью, причем раздел политической собственности во всех случаях происходил без их участия и оформлялся соответствующей правовой процедурой. Однако возникает вопрос: чего стоит суверенитет, который можно отнять при помощи нескольких подписей и договоров?

И аналогичным образом нельзя априори требовать уважения к суверенитету непризнанного государства. Граница, отделяющая «контроль территории» части государства со стороны тех или иных сил, претендующих на некий статус в политическом пространстве, от нового государства достаточно условна и не может быть проведена только на основе правовых норм. Реально действующая власть должна показать свою способность дорасти до государства и государственного суверенитета, и в данном процессе юридические аргументы не играли и не будут играть значимой роли.

Очевидно, что юрист должен содрогнуться от терминов «непризнанный» суверенитет, «полусуверенные государства», вполне справедливо говоря о методологической невозможности такого рода определений. Однако для действующего политика правовая некорректность в данном случае не играет существенной роли. Суверенитет для него это, прежде всего, непрерывно перераспределяющаяся в соответствии со складывающейся политической конъюнктурой собственность, а правовые определения и нормы - инструменты, при помощи которых политик осуществляет желаемый передел или обороняется от него. В выражениях «ограниченный», «половинчатый», «частичный суверенитеты» проступает компромисс между многообразием и изменчивостью политической реальности и абстракцией юридического суверенитета, охватывающего лишь небольшую часть политического.

Для юриста право - это норма, подлежащая соблюдению. В политическом пространстве такая трактовка тоже уместна, но в качестве нормы здесь выступает или устоявшийся идеал, лишь в некоторой степени соотносящийся с политической реальностью, или историческая инерция. Реализация сувереном политического права, его претворение в жизнь проводится через механизмы мобилизации и конъюнктуры, и основной вопрос заключается в его способности осуществить передел политической собственности. Причем могут быть признаны адекватными и справедливыми любые интересы и аргументация, - от юридической до моральной и религиозной. Речь также может идти о намерении суверена «округлить границы» и «расширить жизненное пространство». В политическом пространстве то или иное право на суверенность реализуется и становится политической реальностью не потому что «так должно быть», но в результате передела политической собственности, позволяющего достичь суверенитета факта или суверенитета признания. При этом вполне возможны и допустимы как конвертация «факта» в «признание», так и обратный процесс. Для политика лишено смысла утверждение, что суверенитет должен возникать как следствие реально осуществляемой государственной власти или его принятия в международный круг суверенов. Он знает, что в истории и в текущей политической реальности имеет место как первое, так и второе. Решающую роль здесь играют обстоятельства места и времени, и способность претендента эффективно использовать механизмы мобилизации и конъюнктуры. Попытки подмены политического языка языком юриспруденции в рассматриваемых процессах недопустимы и опасны.

Чисто юридическая трактовка политического суверенитета превращает в неразрешимую задачу существование таких государств как Швейцария или США, в которых невозможно четко провести различение таких понятий как верховенство, полновластие и независимость. Когда железный канцлер объединял германские княжества во Второй Рейх, сохраняя при этом государей и, частично, местное законодательство, многие юристы писали о том, что земли рейха, конечно же, государства, но какие-то ... несуверенные. Однако это не было для Бисмарка проблемой, и он занимался строительством объединенной Германии, принимая во внимание и учитывая «неотъемлемые, суверенные права» отдельных княжеств и их князей, сохраняющих статус «суверенов». Ярким примером компромисса между нормами юридического пространства и политической реальностью может служить политико-административная структура СССР, в которой сосуществовали союзные и автономные республики, автономные области и края и пр., объединяемые в единую имперскую форму Центром как важнейшим и системообразующим элементом.

Очевидно, что данная структура отражала геополитические реалии 20-х годов, и маловероятно, чтобы Советский Союз мог быть образован тогда в какой-либо другой форме. Изменение политической ситуации сопровождалось эволюцией данной системы, возникновением и исчезновением субъектов, перераспределением политической собственности между ними. Достаточно вспомнить передачу Арцаха в состав Азербайджанской ССР, ликвидацию ЗСФСР, Карело-Финской ССР, передачу Крыма Украинской ССР и пр.

Edited August 6, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Типы и статусы суверенов, суверенитетов и пользователей суверенитета. Игры суверенитета.

Таким образом, юридические абстракции, понятия и нормы выполняют роль инструментария, используя который политик осмысливает, интерпретирует и действует в политическом пространстве. Помимо рассмотренного выше «суверенитета» к основополагающим относится и понятие «истинного носителя суверенитета», вокруг которого также развернулись вековые дискуссии. Проблематика «истинного носителя суверенитета» отсутствует в монархии, когда собственник суверенитета - суверен является и его пользователем. Речь в данном случае идет об абсолютной монархии, в которой король-суверен держит всю полноту власти, неважно каким образом полученную, - от Бога, народа (Гроций) или в силу заключенного договора между монархом и людьми, уставших от бесконечной войны всех со всеми и отказывающихся от проявления политической воли в обмен на защиту суверена (Томас Гоббс).

Как только мыслители и народы отходят от парадигмы абсолютной монархии, возникает почва для дискуссий, которые в ХХ веке привели к двум доктринам, носящих имена Ганса Кельзена и Гуго Краббе. Доктрины предполагают растворение боденовского «не связанного законами» суверенитета в верховном законе - конституции. Одна из них исходит из того, что верховенство конституции в жизни государства снимает вопрос о суверенитете (Кельзен) , другая предлагает в качестве суверена рассматривать саму конституцию (Краббе). Такое игнорирование геополитического наполнения политического суверенитета и закономерностей политического пространства приводит к абсурду. Конституция, действующая внутри границ государства, теряет силу за ее пределами, где начинается верховенство другой. Однако возникает вопрос: каким образом происходит такое размежевание? При помощи какого инструментария и, главное, кем проводится граница? Конституции сами по себе не «спорят» по поводу пространства, не объявляют войну и не подписывают мир, признавая друг за другом право быть верховным законом на той или иной территории. С политической точки зрения вопрос звучит следующим образом: между кем и кем разделяются земля, население, прочие ресурсы, кто осуществляет разграничение пространства, на котором затем юридически главенствуют те или иные конституции?

Критику данного подхода осуществляет Карл Шмитт, предлагая свою знаменитую формулу: «Суверен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении» , которая разворачивается через термины «чрезвычайное положение» и «решение». То есть суверен тот, кто берет на себя ответственность и принимает решения, когда государству грозит опасность, не предусмотренная законами. Шмитту удается показать, что юридическое пространство не может не содержать правового вакуума, делающего неизбежным введение понятия «исключительного случая»:

«Исключительный случай, случай, не описанный в действующем праве, может быть в лучшем случае охарактеризован как случай крайней необходимости, угрозы существованию государства или что-либо подобное, но не может быть описан по своему фактическому составу. Лишь этот случай актуализирует вопрос о субъекте суверенитета, то есть вопрос о суверенитете вообще». Имеет ли место «исключительный случай», – вопрос, который не соотносится с правовой нормой, получающий свое решение через отдачу «персоналистически ответственного» приказа. Это означает, что как решение, так и приказ являются абсолютно личностными и не могут обосновываться ссылками на право, чей-либо авторитет и проч. Любое такое обоснование неизбежно приведет к смещению вопроса об инстанции, обладающей необходимым авторитетом, в дурную бесконечность.

Таким образом, суверенен тот, «в чьей компетенции должен быть случай, для которого не предусмотрена никакая компетенция» , и «предпосылки и содержание компетенции здесь необходимым образом неограничены». Суверен принимает решение об исключительном случае и введении чрезвычайного положения для организации некоторого порядка, и это властное рождение порядка из хаоса становится решающей предпосылкой возможности действия права. «Не существует нормы, которая была бы применима к хаосу. Должен быть создан порядок, чтобы имел смысл правопорядок». Ярким примером суверена в новейшей армянской истории может служить Гарегин Нжде и его решение о создании Горной Армении, позволившее сохранить Сюник, впоследствии включенный в состав Советской Армении.

Очевидно, что Шмитта можно обвинить в «незаконном» смешении понятий «суверенитета» и «компетенции», но это был вполне сознательный шаг со стороны мыслителя и геополитика, заявлявшего, что спорить о самом суверенитете не имеет смысла. Суверенитет необходимо рассматривать в качестве предиката, функции, свойства, и вопрос заключается в том, кому его приписать. Более того, в новейшее время и в существующей системе международных отношений принципиально важным становится проведение различия между носителем суверенитета - сувереном, и теми, кто принимает политические решения - пользователями суверенитета. В современном мире лица, принимающие решения, в очень редких случаях (таких, как Саудовская Аравия), являются также суверенами. Различение и «разведение» суверенов и пользователей суверенитета в новейшее время качественно расширило пространство, в котором политика разворачивает свои игры суверенитета, принявшие ныне небывалый ранее масштаб и размах.

Проблема различения суверена и пользователя суверенитета, принимающего решения, не нова, и ее следы мы наблюдаем в рамках той же монархической парадигмы. Можно упомянуть случай регента при малолетнем монархе или, например, кардинала Ришелье, проводящего абсолютистский курс при слабом Людовике XIII-ом. Однако ранее во всех подобных случаях речь шла об исключениях, тогда как в новейшее время такое различение становится нормой. В настоящее время проводится четкое различие между «пользователями суверенитета» и «истинными суверенами», причем статус и положение обоих чаще всего закрепляются в конституции.

Попытки выстроить некоторую типологию суверенов, каждому из которых соответствует свое понимание суверенитета, приводят к следующей картине.

1. Народ как общность граждан («Народ-1»). Случай, когда в качестве суверена выступает «гражданское общество» и говорят о «народном суверенитете».

2. Нация и ее государство («Нация»). В качестве суверена выступает реальность (нация), связывающая в единое целое население, территорию страны и институты власти, когда говорят о «суверенитете государства».

3. Народ, добивающийся создания своей государственности и реализующий право на его создание («Народ -2»). В этом случае суверен неизбежно претендует на территории, находящиеся под суверенитетом другого государства.

Вне зависимости от того, рассматривается ли суверенитет факта или признания, взаимоотношения между сувереном того или иного типа и пользователями суверенитета создают пространство, на котором протекают «игры суверенитета». Можно выделить следующие типы отношений.

1. Игры, которые проводятся пользователями суверенитета автономно. В этом случае можно говорить о «спящем суверене», который никаким образом не вмешивается в то, как пользователь суверенитета распоряжается политической собственностью.

2. Оформленное законом периодическое «пробуждение» суверена. Речь идет о реальном «пробуждении» на некоторое время суверена или о «постановке» или имитации такого «пробуждения» с целью подтвердить полномочия пользователя суверенитета вести игру или перераспределяющего полномочия пользователей. В этом случае можно говорить о «дремлющем суверене».

3. Действительное пробуждение суверена, связанное с экстраординарной ситуацией и чрезвычайным положением, когда говорят о «бодрствующем суверене». Такое пробуждение может инициироваться:

3.1 пользователями суверенитета через соответствующие механизмы референдума или мобилизации;

3.2 социальной группой, политической силой, которая ранее не являлась пользователем суверенитета.

В данном случае речь идет о восстании, народных движениях, которые приводят к революционной смене власти и завоеванию права выступать от имени суверена.

Таким образом, приведенная выше классификация позволяет говорить о трех состояниях, в которых может находиться суверен – спящем, дремлющем, с периодическим пробуждением, и бодрствующем. Взаимоотношения между суверенами, находящимися в том или ином состоянии с пользователями суверенитета могут разворачиваться, в том числе, в рамках сценариев противоборства. Пробудившийся суверен в лице гражданского общества («Народ-1»), апеллируя к «народному суверенитету», может требовать смены потерявшего авторитет правительства - пользователя суверенитета. Последний, обороняясь и борясь за сохранение власти, может использовать лозунг «защиты конституционного строя», обращаясь к «государственному суверенитету». Народ, поднимая лозунг «национального самоопределения» и права построения своего государства («Народ-2»), вступает в борьбу с государственной властью, отстаивающей «государственный суверенитет нации» на территории, где разворачивается движение за сецессию. В этом случае «нация» от имени «всего народа» и, апеллируя к «государственному суверенитету», вступает в борьбу за территориальную целостность государства. Очевидно, что трактовки «права наций на самоопределение» с точки зрения существующего государства («нации») и «Народа-2» являются явно антагонистическими. Для «нации» и «государственного суверенитета» «право на самоопределение» выражается в борьбе за целостность государства. «Народ-2» же, исходя из логики национально-освободительного движения, стремится выстроить свое государство и выйти из состава существующего, опираясь при этом, если получится, на внешнее признание и зарубежную поддержку, а складывающаяся политическая реальность становится результатом противоборства двух вышеуказанных подходов.

Edited August 6, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Суверенитет внутренний и внешний.

Суверенитет государства («нации») обращается как против угрозы внешних посягательств, так и внутренних мятежей, а различению между сувереном и пользователями суверенитета придается второстепенное значение. Именно поэтому он так популярен среди пользователей суверенитета - правительств, позволяя им говорить и действовать от имени народа. Для «народного» суверенитета различение между сувереном и пользователями суверенитета является принципиальным и позволяет отслеживать и различать такие режимы как «узурпация», «тирания», легитимизируя право и возможность смены пользователя, ставшего неадекватным обстоятельствам и историческому времени. При этом в правовом поле закрепляется процедура, позволяющая обновлять выданный пользователю мандат на власть или отзывать его. Сформировавшиеся в Новое время практики и институты – конституция, разграничивающая права граждан и государственных институтов, парламентская демократия, регулярные выборы, разделение властей и пр. превратили парадигму народного (демократического) суверенитета и его пользователей в общий тренд. На международной арене такие пользователи выступают в качестве доверенных лиц, обладающих мандатом «истинных суверенов», от имени которых они распоряжаются политической собственностью - суверенитетом.

Тот факт, что в настоящее время наблюдается явное преобладание суверенитета признания над суверенитетом факта, а также различение суверенов и пользователей суверенитета, позволило Западу разработать технологии, позволяющие «выводить» и «уводить» политическую собственность - суверенитет, от суверена. http://' target="_blank">Так как суверенитет признания зависит от его признания ведущими западными демократиями, то последние получают возможность не только решать вопросы наличия или отсутствия суверенитета, права именоваться сувереном, но также определять: кто является пользователем новосозданного суверенитета. Другими словами, Запад в лице «международного сообщества» получил право не только оформления, а значит и определения границ некоторого объема политической собственности в виде отдельного политического фактора - суверена, но также возможность распоряжаться «новооформленным» суверенитетом, то есть становиться в определенной степени и пользователем суверенитета.

Таким образом, у ведущих западных стран и институтов появляется возможность через соответствующие «котировки» и «рейтинговые организации» управлять как объемом собственности, так и законностью права распоряжаться ею. При необходимости суверенитет может быть отнят или «заморожен», а у пользователей отозван «ярлык», заменяющий, фактически, мандат суверена на распоряжение политической собственностью. Полномочия суверена могут быть «отозваны», или даже поставлен под сомнение сам статус суверена, с объявлением последнего «симулякром», муляжом, и передачей «полномочий» другому. Могут быть признаны недействительными, незаконными результаты тех или иных выборов или референдумов, организованных пользователями суверенитета, вследствие чего объявляется сфальсифицированным мандат суверена. На следующем этапе мандат на пользование суверенитетом может быть вручен другому претенденту на эту роль, полномочия которого будут подтверждены соответствующей процедурой.

Сказанное выше, однако, не означает, что оказывается утраченным весь объем суверенитета новых государств, и мы должны говорить об отсутствии у них суверенитета как такого. История полна примеров такого ограниченного суверенитета и явно неравноправных отношений между молодым суверенным государством и его патронами, которые затем со временем конвертировались в более устойчивый суверенитет, находящий опору внутри государства, а не вне, и апеллирующий к суверенитету факта, а не признания. Граница между «марионеткой внешних сил» и «суверенным правителем» подвижна и определяется раскладом сил правилами конкретной игровой партии, которая разыгрывается на арене.

Попытки такого рода игр мы может наблюдать сегодня вокруг развернувшейся в последнее время дискуссии о правомерности статуса НКР как суверена. «Международное сообщество» сейчас активно пытается отозвать «полномочия» НКР называться сувереном, признавая недействительными результаты референдумов, проведенных безукоризненно с точки зрения демократических процедур. «Сомнительность» суверенитета и НКР как суверена, естественным образом приводит к неудачным попыткам отказать арцахским властям в статусе пользователей суверенитета. Причем невозможность провести данную линию до конца объясняется не столько противоречивостью международного права, сколько тем, что суверенность НКР, право арцахского армянства на создание своего государства зиждется, в первую очередь, на суверенитете факта, его способности одержать военную победу и заниматься успешным государственным строительством. В настоящее время геополитическими центрами силы, в первую очередь Западом, предпринимается завуалированная и не до конца осознаваемая армянским экспертным сообществом и политическим кругами подмена суверенитета факта, каковым обладает НКР, на суверенитет признания для получения более широкого поля для маневрирования и давления на Армянский мир. При этом «полномочия» на суверенитет и «ярлык» суверена передается на первом этапе Республике Армения, с целью немедленно отозвать его, осуществив превращение Арцаха в «территорию» и предмет территориального спора между Республикой Армения и Азербайджаном, что, в свою очередь, сделает неизбежным международный арбитраж, который принял бы решение о принадлежности Арцаха тому или иному суверену.

В свете сказанного также становится понятным, почему инициатива России на признание Южной Осетии и Абхазии не имеет каких-либо шансов быть признанной западными демократиями. Помимо чисто геополитического вызова, который был брошен Западу, данный шаг является заявкой на обладание Россией силы, достаточной, чтобы вновь стать центром, обладающим возможностью и правом на самостоятельную партию в играх суверенитета, - право, которым в последнее время обладал только Запад. Последующие шаги России показывают, что предпринятый шаг сложно назвать продуманным,. В частности можно вспомнить заявления российского высшего политического руководства о «вынужденности» признания или попытки говорить об «отложенном статусе». Таким образом, отсутствует понимание того, что в противоборствах такого уровня «отозвать» что либо невозможно, и у России нет другого выхода, кроме как становиться, в том числе, самостоятельным «нормирующим» центром, предпринимая усилия для включения в свою орбиту, как минимум, другие непризнанные государства. Причем в данном случае мы должны говорить скорее о внутренней неготовности самой России к такому выбору и такой политике, элита которой не оставляет попыток «договориться», тем или иным образом, с Западом.

Таким образом, в анализе реальной политики при рассмотрении проблематики суверенитета мы должны исходить из более сложной картины, складывающейся из сочетания, в той или иной форме и объеме, суверенитета признания и суверенитета факта, который накладывается на различные типы суверенов - спящего, дремлющего или бодрствующего. Получающаяся при этом картина должна оцениваться в рамках более широкого контекста международного права и интересов его лидеров - геополитических центров силы. Если упрощенная интерпретация суверенитета, отсылающая к суверенитету юридическому, может быть использована для спокойного, инерционного периода развития мировой политической системы, она становится неадекватной в переходный период исчезновения старых суверенов и появления новых. В этом случае необходимо применять более сложный аппарат анализа, сочетающий рассмотренные выше типы суверенов. Это тем более справедливо, если учесть, что сам Запад характеризует нарождающуюся эпоху как эпоху перемен и «глобального политического пробуждения» планеты, когда ломка сложившегося мирового политического порядка для приведения его в соответствие с экономической и социальной реальностью XXI века рассматривается как неизбежность.

[Pandukht]

Посттоталитарный образ суверенитета. Суверенитет в цветных революциях.

Крах СССР и начало постсоветского периода принесли с собой новые трактовки и интерпретации суверенитета, связанные, в первую очередь, с необходимостью пересмотра тоталитарного модуса суверенитета. В тоталитарных обществах был найден оригинальный метод снятия противоречия между двумя «истинными суверенами» - «народом» и «нацией» (государством) через создание единственной массовой партии, пребывающей в двух ипостасях: общенародной партии (КПСС - авангард советского народа) и ядра политической системы государства (КПСС – ядро политической системы, государственных и общественных организаций). Партия становится тем механизмом и средой, в которой народный суверенитет трансформируется в суверенитет государственный, пользователем которого выступает высшая партийно-хозяйственная номенклатура.

В мире достаточно долго шли дебаты о том, каким образом характеризовать постсоветский период. В конечном счете появилось понятие «переходного периода» и попытки выделения в нем различных типологий. Наиболее известной и широко принятой стала классификация Т. Каразерса, различающего в постсоветском периоде:

а) режимы собственно авторитарные;

б) режимы, характеризующиеся «политикой господствующей власти», где при «большинстве основных институциональных форм демократии» «одна политическая группировка… доминирует в системе таким образом, что имеется очень слабая перспектива смены власти в обозримом будущем», а «основные активы государства… постепенно переводятся в подчинение правящей группы»;

в) режимы «слабого плюрализма», где формальная демократия институтов обслуживает борьбу олигархических группировок.

Цымбурский предлагает объединить две первые формы правления термином «кратократия», предложенным в 90-е годы российским историком и политологом Андреем Фурсовым. http://' target="_blank">Речь идет о «власти имущих власть», то есть обладающих ею, в силу сложившейся конъюнктуры и способности в решающий момент взять ее. Хотя источником власти практически на всем постсоветском пространстве объявлялся «народ», однако при кратократиях он оказывается атомизированным и погруженным в борьбу за выживание. При этом в государственном дискурсе особое значение обретает тема «демократии», «прав человека» и пр. Однако если в конституциях западных демократий данные понятия служат ограничителем полновластия государства и основой для формирования гражданского общества, в кратократических обществах именно власть и только власть становится тем институтом, который обеспечивает повседневное функционирование общества, позволяющее ему существовать в приемлемых условиях. В обществе оказываются уничтоженными все прочие социальные структуры и механизмы, которые могли бы взять на себя хотя бы часть данной нагрузки. Тем самым происходит узурпация суверенитета в абсолютистском гоббсовском смысле, когда граждане, народ отказываются от своего права суверена, права осуществлять политическую волю в обмен на относительно спокойную и стабильную жизнь. Власть обменивает право быть сувереном в качестве платы за возможность избежать «всеобщей войны» всех против всех, оперативно отсекая все возможные и потенциальные альтернативы, которые быстро дискредитируются или уничтожаются.

Бесценную роль в пропагандистском обеспечении кратократий играют примеры хаоса и беспредела, являющегося результатом надлома верховной власти, террор группировок и банд, вооруженных движений, самоорганизовавшихся вне или поверх государственных институтов. Для народов Центральной Азии это урок Таджикистана 1990-х, для Южного Кавказа - смута и террор эпохи Эльчибея в Азербайджане, Звиада Гамсахурдиа в Грузии и Левона Тер-Петросяна в Республике Армения, для России это ельцинское десятилетие. В таких условиях любая активность, притязающая на смену пользователей суверенитета, воспринимается человеком из «толпы одиноких» как «экстремистская» агентура внешних или внутренних сил, грозящих устойчивому бытию. В условиях кратократии смена пользователей суверенитета происходит ситуативно и, приводя примеры удачной смены, невозможно гарантировать, что в следующий раз она не закончится катастрофой. Другими словами, постсоветское пространство и работающие на нем механизмы внешнего манипулирования политическими элитами следует признать неустойчивыми и чреватыми социальным хаосом.

С данной точки зрения представляется интересным рассмотрение цветных революций сквозь призму проблем политического суверенитета. Речь, фактически, идет об апробации Западом нового типа международной легитимизации, призванной обеспечить его интересы, как минимум, на постсоветском пространстве. Во всех цветных революциях можно выделить две основные черты.

Первая - это появление мобилизованной толпы, заявляющей о стремлении к ненасильственной смене власти, которая впоследствии присваивает себе статус «народа» и заявляет о своих притязаниях на статус суверена и реализацию суверенитета. Реальный статус данного явления можно оценивать по разному. Ряд исследователей рассматривают его в качестве симулякра гражданской сообщности, «народа-суверена» классических европейских революций, когда восставшая толпа в борьбе завоевывала право называться гражданами и народом. Другой подход опирается на понятие этноса и «политизированной этничности», которая может быть создана в кратчайшие сроки и без какой либо социальной основы, исключительно на противостоянии образу врага, на борьбу с которым она поднимается. В этом случае речь идет о формировании движущей силы цветной революции на этнической и квази-этнической основе, когда надо говорить о создании «квазиэтноса» и «особого малого народа».

Второй основной чертой является то обстоятельство, что победа революции и его носителя - «нового народа» определяется во многом ведущими демократиями, которые своим авторитетом придают «революционерам» статус «проснувшегося суверена», а его лидеры признаются в качестве законных пользователей суверенитета. Это означает, что в данном случае речь идет исключительно о суверенитете признания, а режимы, которые приходят к власти, практически сразу опираются на гарантии внешних центров легитимизации.

Для подтверждения высказанной выше точки зрения можно сослаться на книги Джорджа Сороса, чья роль в цветных революциях несомненна. В книге «О глобализации» Сорос предлагает читателю следующую трактовку возникновения понятия «национальный суверенитет». Французский народ, встав в конце XVIII века на борьбу за общечеловеческие идеалы свободы, равенства и братства, к сожалению, пошел по пути провозглашения своей суверенной власти и создания современного национального государства и его граждан. «С тех самых пор продолжается противостояние национального государства и универсальных принципов свободы, равенства и братства». В книге «Мыльный пузырь американского превосходства» Сорос о тех же событиях говорит уже иначе: «Во время Французской революции король был свергнут, а суверенитет перешел к народу. С тех пор ему бы и принадлежать народу, но на практике он попал к государству в лице правительства». Как следствие, требуется, «установив, что суверенитет принадлежит народу… проникнуть в национальное государство и защитить права людей». Сорос признает: «Нельзя сказать, что с концепцией суверенитета народа все легко и просто. Как, например, решить, кто именно достоин права на самоопределение в обществе, где имеются этнические меньшинства или группы, объединенные разными идеями?». Тем не менее, если правительство сопротивляется вмешательству в дела государства извне, производимому во имя блага народа, эти «возражения со стороны правительства прямо указывают на то, что оно нарушает суверенитет народа, а следовательно, и подходить к нему нужно как к нарушителю» [Сорос, 2004а: 104, 136].

Таким образом, Сорос открыто выступает за «народный суверенитет», который имеет право и может взять верх над «суверенитетом государства». При этом в сложных случаях, когда необходимо решить вопрос, кто в конкретном случае должен называться «народом», обретая тем самым «неотъемлемые права» на суверенитет и самоопределение, решают международные инстанции-арбитры. Очевидно, что участие в такого рода играх в качестве самостоятельного игрока, имеющего права на самостоятельные ходы и собственную партию, требует соответствующего веса, которым обладают только геополитические центры силы. Тем не менее, можно констатировать, что на сегодняшний день только Запад в монопольном режиме ведет партии суверенитета, отрицая и не принимая в расчет заявки других центров на участие в них.

[Pandukht]

Армянская государственность и суверенитет.

Анализ армянской государственности сквозь призму проблем суверенитета является сложной и нетривиальной задачей. Это не в последнюю очередь связано с междисциплинарностью такого рода исследований, требующих привлечения усилий исследователей в области права, политологии, геополитики, истории и культуры. Кроме того, свой вклад вносит многообразие армянской жизни, которое не может быть сведено исключительно к понятиям нации и государственного суверенитета и требует обращения к более сложной парадигме Армянского мира.

Для анализа армянской реальности требуется привлечение как минимум всего инструментария, рассматриваемого в данной работе. В частности, мы имеем два сформировавшихся государства, каждое из которых, в том или ином объеме, апеллирует как к суверенитету признания, так суверенитету факта. И если Республика Армения во многом опирается на суверенитет признания, то НКР в настоящее время безусловно апеллирует к суверенитету факта. Такое положение дел, с одной стороны, расширяет пространство, в котором Армянский мир может искать решение своих задач, с другой неизбежно повышает количество рисков и угроз, делая необходимым разработку и претворение в политическую практику более сложных схем взаимодействия, учитывающих сильные и слабые стороны реальности, состоящей из двух армянских государств.

Неготовность армянской элиты, ее нежелание работать со сложной политической реальностью приводит к желанию упростить ее, свести к более простой парадигме. При этом отсутствует понимание того, что такого рода переход является нетривиальной задачей. В политике и политическом пространстве не существует простых и прямолинейных путей и решений, что отражается в известном афоризме стратегистов, что для любой сложной проблемы существует ясное, простое - и неправильное решение. В попытках армянской политической элиты «свернуть» проект «НКР» и вернуться к парадигме одного государства, отход от которого произошел в начале 90-х, отсутствует понимание сложности данной задачи. Процесс становления НКР разворачивается уже второе поколение и обладает общественной, политической, идеологической инерцией. Вокруг арцахского этапа национально-освободительного движения армянского народ происходило становление актуальной политической элиты Армянского мира, и попытки «отката» и «отказа» от него неизбежно поставят вопрос о ее адекватности и легитимности, актуализировав проблему ротации. Ротация элит - рискованное мероприятие, которое в данном случае усложняется устойчивыми кратократическими чертами, свойственныи армянскому обществу.

Таким образом, принятие армянской политической элитой решения «затормозить» и окончательно «остановить» процесс становления и разворачивания НКР в политической истории неизбежно потребует разработки и решения не менее сложных, и даже более сложных проблем и задач, нежели следование по пути дальнейшего развития выбранной парадигмы двух государств. Предприятие такого шага требует скрупулезного просчета всех возможных последствий. Какова мотивация, исходя из каких целей и задач происходит сворачивание проекта, какова парадигма, на которую предлагается перевести армянскую государственность – вопросы, которые трудно назвать тривиальными и простыми, учитывая сложность и многообразие Армянского мира.

Наиболее пессимистическим ответом, касающимся мотивации может быть вывод о несостоятельности армянской элиты, ее неспособности найти адекватный ответ на вызовы современного мира применительно к Армянскому миру. Возможно мы должны говорить о неспособности армянской элиты в ее нынешнем состоянии справиться со сложностью платформы, включающей два армянских государства, желании свернуть, упростить ее. Такой сценарий развития неизбежно приведет к дальнейшей деградации и инволюции Армянского мира, поместив армянский народ в ряд окончательно захлопнувшихся и замкнувшихся на свою историю и не имеющих потенции на возрождение и новое рождение народов. В отличии от Греции, Италии, других старых народов, являющихся реликтами развернутых и состоявшихся миров, Армянский мир, учитывая его геополитическое положение, не имеет каких-либо шансов сохранить хотя бы видимость государственности, и уход в историю будет окончательным и бесповоротным.

Таким образом, прямолинейное сворачивание проекта «НКР» в складывающихся условиях следует признать фатальным для Армянского мира. Если дискуссии вокруг будущей платформы Армянского мира приведут к выводу о его готовности перейти к парадигме одного армянского государства, то мы должны говорить о разворачивании данного процесса в рамках своего рода «конвергенции», когда оба армянских государства эволюционируют к некоторой точке в будущем, а не прошлом, в которой происходит слияние армянских государств в некоторую новую реальность, контуры которого еще предстоит оформить и наполнить смыслом армянской элите. Что не вызывает сомнений, так это то, что новая реальность и новая армянская государственность, являясь результатом развития и конвергенции двух армянских государств, будет представлять из себя нечто новое, несводимое ни к «НКР», ни к «Третьей республике», и потребует уже нового имени, нового «называния» и новых политических сил, готовых взять на себя ответственность за новое и альтернативное будущее армянской государственности. Однако разработка теоретических основ и, тем более, практическая реализация данной платформы требует концентрации усилий, потенциала и ресурсов всего Армянского мира и является делом будущего. Сегодня необходимо констатировать, что Армянскому миру предстоит достаточно длительный путь развития в рамках двух армянских государств.

Edited August 6, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Ссылки

Bodin Jean. On Sovereignty: Four Chapters From Six Books of the Commonwealth. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1992, p. A75.

Оппенгейм Л. Международное право: Мир (перевод с английского). т. 1: Полут. 1/Под ред.: Крылов С. Б. (предисл.); Пер.: Лаутерпахт Г. - М.: Иностр. лит., 1948, с. 135-136.

Ibid., p. 137-138.

Дмитриев Ю. А., Магомедов Ш. Б., Пономарев А. Г. Суверенитет в науке конституционного права. М., 1998, с. 56.

Цымбурский В. Л. Идея суверенитета в посттоталитарном контексте // Полис. – М., 1993, №1, с.18.

Grotius, Hugo, Jean Barbeyrac. The Rights of War and Peace, in Three Books: Wherein Are Explained, the Law of Nature and Nations, and the Principal Points Relating to Government. The Lawbook Exchange, Ltd., 2004.

Hobbes Thomas. Leviathan. J. C. A. Gaskin edited with an Introduction and Notes. Oxford University Press, USA, 1998. Гоббс Т. Соч. в 2 т. М.: Мысль,1989, т. 1; М.: Мысль, 1991, т. 2.

Kelsen Hans. Das Problem der Souveränität und die Theorie des Völkerrechts. Beitrag zu einer Reinen Rechtslehre (1st edition Tübingen 1920), 2nd reprint of the 2nd edition (Tübingen 1928), Aalen: Scientia Verlag, 1981.

Krabbe Hugo. The modern idea of the state. George H. Sabine and Walter J. Shepard authorized translation with an introduction. New York: D. Appleton, 1922

January 15 2009 <http://www.archive.org/details/modernideaofstat00krabuoft>

Шмитт Карл. Политическая теология. Сборник. Заключительная статья и составление А. Филиппова. М.: Канон-пресс-Ц, 2000, с. 15.

Ibid. c. 16-17.

Ibid. c. 22.

Ibid. c. 17.

Ibid. c. 26.

Цымбурский В. Л. Игры суверенитета: новый возраст России // Русский Журнал. М., 2008 г., №2.

January 15 2009 <http://www.intelros.ru/pdf/rus_magazin/02_2008/25.pdf>

Косачев К. И. Азербайджану необходимо оценить все возможные последствия участия в проекте «Набукко» // Интервью агентству международной информации «Новости-Азербайджан», 12 декабря 2008. <http://www.newsazerbaijan.ru/exclusive/20081213/42625949.html>

Кургинян С. Е. Политические элиты в современной России: актуальные вызовы. Выступление на круглом столе «Элиты в современной России», Центр консервативных исследований при социологическом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова, 24 октября 2008 года.

January 15 2009 <http://www.kurginyan.ru/publ.shtml?cmd=art&theme=10&auth=&id=2161>

Brzezinski Zbigniew. The global political awakening. The International Herald Tribune, Tuesday, December 16, 2008.

January 15 2009 <http://www.iht.com/articles/2008/12/16/opinion/yebrzezinski.php>

Цымбурский В. Л. Идея суверенитета в посттоталитарном контексте.

Carothers Thomas. The End of the Transition Paradigm. Journal of Democracy, volume 13, number 1 January 2002.

January 15 2009 < <a class="snap_shots" href="http://muse.jhu.edu/demo/jod/13.1carothers.pdf">http://muse.jhu.edu/demo/jod/13.1carothers.pdf >

Фурсов А. И. Кратократия, или социальная природа обществ советского типа // Социум. М., 1991, №№ 8–12; 1993, №№ 1–8; Фурсов А. И. Взлет и падение перестройки // Социум. М., 1992, №№ 9–12; 1993, №№ 1–4; 1994, №№ 1–2.

Ремизов М. В. Неоколониальная революция: осмысление вызова // Стратегический Журнал. М., 2005, №1.

January 15 2009 <http://www.apn.ru/userdata/files/szh_1/2.pdf>

Кара-Мурза С. Г. Революции на экспорт. М.: Эксмо, 2006. c. 73-75.

Сорос Дж. О глобализации / пер. с англ. А. Башкирова. М.: «Эксмо», 2004. с. 204.

Сорос Дж. Мыльный пузырь американского превосходства. На что следует направить американскую мощь // Науч. ред. и пер. с англ. В. Ионова. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004, с.103, 104.

Ibid., c. 104, 136.

[Pandukht]

Рачья Арзуманян

Европа и Мец Егерн

Часть I

Армянский мир по-прежнему тратит большие силы на борьбу за международное признание Геноцида (Мец Егерна). Признавая важность этой проблемы, трудно спорить с тем, что первоочередными задачами Армянства должны быть укрепление возрожденной армянской государственности.

В Армянском мире постепенно ширится понимание того, что именно сильная государственность – ключевой фактор в решении задач Ай Дата.

Одновременно продолжает сказываться инерция прежних десятилетий (эпохи) и смещение фокуса, отчасти неизбежное для периода отсутствия государственности, но совершенно неоправданное теперь.

Оно связано с традиционной для армянского общества духовной болезнью - апелляцией к внешнему миру, идущей от неверия в достаточность совокупных сил Армянства для решения стоящих перед ним масштабных задач. Особенно опасны попытки разделить эти задачи, представить Ай Дат исключительно как задачу Спюрка, а вопрос укрепления государственности исключительно как дело населения Армении.

После возрождения армянской государственности и победы в Арцахской войне Армянство так и не смогло совместными усилиями выработать идейные основы Армянского мира в XXI веке, программу внутренней мобилизации нации для решения приоритетных общенациональных задач. Наш народ пока еще не пришел к ясному и безусловному пониманию того, что «точкой опоры», «отправным пунктом» для обретения во всей полноте родного Нагорья будут не резолюции зарубежных парламентов и международных организаций. В лучшем случае они помогут армянам вернуться на родину предков в качестве частных лиц. Для будущего восстановления суверенитета над Нагорьем нам нужна, в первую очередь, сильная и подлинно суверенная армянская государственность.

Если же задача возвращения потерянной части Отчизны не ставится, и речь идет только о символическом акте признания и покаяния со стороны Турции, о возможных «гуманитарных» компенсациях, тогда цели и задачи Ай Дата тем более становятся вторичными для Армянского мира.

Стоит ли сегодня жадно следить по всему миру за принятием резолюций и безучастно относиться к возможности уступки освобожденных территорий в Арцахе?

С нашей точки зрения международное признание Геноцида есть важный шаг, но только шаг Армянства на долгом пути возвращения на Нагорье.

Задачи признания Геноцида и укрепления армянской государственности решаются не в вакууме, а в сложной международной обстановке. В этой среде огромную, пока еще не до конца осознанную нами роль играют общественное мнение, различные тенденции в духовной жизни Европы и остального мира. Их нужно знать, с ними нужно уметь работать. В частности, во Франции нам небезынтересны дебаты, которые до сих пор активно ведутся вокруг «петиции историков», напечатанной в декабре 2005 года в газете «Liberation».

Речь идет о «законах, относящихся к памяти». Во Франции к таковым относят:

- Закон Гайссо, принятый 13 июля 1990 года, который предусматривает наказание за оспаривание (непризнание) одного или нескольких преступлений против человечности, определенных в статье 6 устава международного военного трибунала, приложенного к Лондонскому Соглашению от 8 августа 1945 года (главным образом речь идет о Холокосте);

- Закон от 29 января 2001 года, согласно которому Франция публично признает Геноцид армян, совершенный в 1915 году;

- Закон от 21 мая 2001 года, известный также как закон Тобира. Придавая рабству статус преступления против человечности, он предписывает школьным программам, а также программам исследований по истории и гуманитарным наукам придавать особое значение темам, касающимся рабства, работорговли и эксплуатации труда чернокожих;

- Закон от 23 февраля 2005 года — о французском присутствии на заморских территориях, согласно которому школьные программы должны показать позитивную роль французского присутствия на заморских территориях, в частности, в Северной Африке.

Edited May 15, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Часть II. «Свобода для истории»

«Петиция за отмену статей законов, которые ограничивают исследования в этой научной дисциплине и ее преподавание (ежедневная газета «Liberation» от 13 декабря 2005 года)

Взволнованные все более частыми политическими вмешательствами в оценку событий прошлого и юридическими процедурами, затрагивающими историков и мыслителей, мы считаем важным напомнить следующие принципы.

История не религия. Историк не принимает никаких догм, не чтит никаких запретов, не знает никаких табу. По этой причине он может стать помехой.

История не мораль. Роль историка – не восхвалять или осуждать, а объяснять. История не раба современности. Историк не приклеивает к прошлому современные идеологические схемы и не вкладывает в события прошлого восприятие сегодняшнего дня.

История не память. Руководствуясь научным подходом, историк собирает воспоминания людей, сравнивает их между собой, сопоставляет с документами, предметами, следами и устанавливает факты. Историк принимает во внимание память, но не ограничивается только ею.

История не объект юридического рассмотрения! В свободном государстве не парламент и не юридическая власть должны определять историческую правду. Политика государства, даже если она руководствуется наилучшими намерениями, не является политикой истории.

Нарушая эти принципы, статьи некоторых законов, в частности, от 13 июля 1990 года, от 29 января 2001 года, от 21 мая 2001 года, от 23 февраля 2005 года, ограничили свободу историка. Ему сказали под страхом санкций, что он должен искать и что должен найти. Ему предписали методы и поставили ограничения.

Мы просим об отмене этих законодательных распоряжений, которые недостойны демократического режима.

Подписавшиеся:

Jean-Pierre Azéma, Elisabeth Badinter, Jean-Jacques Becker, Françoise Chandernagor, Alain Decaux, Marc Ferro, Jacques Julliard, Jean Leclant, Pierre Milza, Pierre Nora, Mona Ozouf, Jean-Claude Perrot, Antoine Prost, René Rémond, Maurice Vaïsse, Jean-Pierre Vernant, Paul Veyne, Pierre Vidal-Naquet, Michel Winock.

Всего 19 человек».

20 декабря 2005 года 31 влиятельный деятель – в том числе писатели, юристы и историки – высказались против петиции:

«Возражая против петиции «Свободу для Истории», мы считаем, что право на защиту достоинства не ограничивает свободу выражения мнения.

Мы требуем для всех полной и всеобъемлющей свободы вести исследования и выражать свое мнение. Однако мы считаем крайне опасным смешивать один в высшей степени спорный закон с тремя другими, радикально отличающимися. Один из законов делает политическую точку зрения законным содержанием школьных учебников, и желательно было бы его отменить. Остальные законы признают достоверные факты совершенных геноцидов или преступлений против человечности, чтобы бороться против отрицания и сохранить достоинство жертв, оскорбленных этим отрицанием.

Эти три закона ни в коем случае не ограничивают свободу исследований и самовыражения. Кому из историков когда-либо помешали по закону Гайссо работать над исследованием Холокоста и говорить о нем? Закон, декларированный 29 января 2001 года, не устанавливает историю. Он принимает к сведению факт, уже установленный историками, – геноцид армян – и публично противостоит отрицанию государства, могущественного, извращенного и изощренного. Что касается закона Тобира, он просто ограничивается признанием рабства и торговли невольниками преступлениями против человечности, которые должны изучаться в качестве таковых в школьных и университетских программах.

Законодатель не вступил на территорию историка, он коснулся ее, чтобы ограничить отрицание в этих очень специфических исторических вопросах - преступный размах сделал их предметом политических попыток искажения. Принятые законы не наказывают за мнение, они признают и называют по имени преступления, которые угрожают общественному порядку наряду с расизмом, клеветой или распространением ложной информации.

Может ли историк быть единственным гражданином, стоящим выше закона? Будет ли он пользоваться правом с легкостью переступать через единые для всех правила нашего общества? Здесь нет духа Республики, где 11-я статья «Декларации прав человека» напоминает нам, что «каждый гражданин может говорить, писать, свободно печатать, за исключением предусмотренных законом случаев злоупотребления этой свободой».

Подписавшиеся:

Claire Ambroselli, Muriel Beckouche, Tal Bruttmann, Yves Chevalier, Didier Daeninckx, Frédéric Encel, Dafroza Gauthier, Alain Jakubowicz, Bernard Jouanneau, Raymond Kévorkian, Serge Klarsfeld, Marc Knobel, Joël Kotek, Claude Lanzmann, Laurent Leylekian, Stéphane Lilti, Eric Marty, Odile Morisseau, Claire Mouradian, Assumpta Mugiraneza, Claude Mutafian, Philippe Oriol, Gérard Panczer, Michel Péneau, Iannis Roder, Georges-Elia Sarfati, Richard Sebban, Yveline Stéphan, Danis Tanovic, Yves Ternon, Philippe Videlie».

Edited May 15, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Часть III

Нашим читателям также должна быть небезынтересна статья Бернара-Анри Леви (Bernard-Henri Lévi), появившаяся в феврале 2007 года в газете «Le Monde». Вначале несколько слов об авторе.

Бернар-Анри Леви (урожденный Бернар Леви, родился 5 ноября 1948 года) — известный французский писатель, журналист, режиссер. Один из создателей направления «новая философия» в 1976 году. Бывал во многих горячих точках: Бангладеш — во время войны за независимость, Афганистан — в начале 1980-х, Алжир — во время гражданской войны, Шри-Ланка, Ангола, Косово, Судан и т. д. Этим событиям посвящены многие его репортажи и книги. В ноябре 1984 года получил премию Медичи (Médicis) за свой роман «Дьявол в голове», в 1988-м - Межсоюзную премию за роман «Последние дни Бодлера». В 1992 году на телеканале France 3 выходит документальный фильм Леви и Алена Феррари «Один день в смерти Сараево». С 1993 года Леви - президент Наблюдательного Совета известнейшего телевизионного канала Arte. Один из последних его творений – опубликованная в 2006 году книга про США «Американское головокружение».

Оценки творчества Леви часто противоположны из-за его неполиткорректности и ангажированности.

Оценки творчества Леви критиками и читателями зачастую противоположны, что, во многом, связано с его отказом следовать принятым нормам политкорректности и ангажированности (и четкой политической ориентацией – ангажированность в русском несет несколько другой смысл).

Негационизм

Армения: закон противостоит геноциду

Мы говорим: «Не закон должен писать историю...» Абсурд. История уже написана. Армяне стали жертвами геноцида в прямом смысле слова, то есть жертвами запланированного уничтожения, как говорил Черчилль. Об этом во весь голос заявлял Жорес¹. Пеги², вставший на защиту Дрейфуса³, говорил о начале геноцида как «о самой массовой резне века».

Турки не отрицают факта резни. Да, об этом мало что известно, хотя в 1918 году Мустафа Кемаль признавал бойню, учиненную правительством младотурок; военные трибуналы вынесли сотни смертных приговоров. Я уже не говорю об историках и теоретиках геноцида, исследователях Яд ва-Шем⁴ – об Иегуде Бауэре⁵, Рауле Хилберге⁶ , не говорю обо всех ученых, для которых, за исключением Бернарда Льюиса⁷, вопрос о том, имел ли место геноцид, никогда не ставился и не ставится.

Речь не идет о том, чтобы «рассказать Историю». История давно уже рассказана, повторена и пересказана. Речь идет об отрицании оной. Сенат собирается обсудить лишь средство усложнить хоть немного жизнь тем, кто наносит оскорбление. Во Франции есть законы против оскорбления и клеветы. Но разве не должно быть закона, наказывающего «абсолютное оскорбление», направленное против памяти погибших?

Мы говорим: «Ладно, но, как бы то ни было, закон не должен вмешиваться в дело выяснения правды, поскольку он мешает историкам работать». Чушь. Напротив, именно негационисты мешают историкам работать. Именно негационисты своими уловками заметают следы. Возьмем закон Гайссо. Назовите мне хоть одного историка, которому мешал бы работать закон Гайссо, преследующий отрицание истребления евреев.

Именно закон мешает Ле Пэну⁸ или Гольнишу⁹ перегибать палку. Именно закон ограничивает в выражениях Фориссона¹⁰. Закон стесняет поджигателей душ вроде Дьедонна¹¹. Именно он ограждает нас от маскарадов вроде процесса над супернегационистом Дэвидом Ирвингом¹², который проходил в Лондоне семь лет назад. Тогда, за неимением закона, все увидели скандалящих судей, прокуроров, адвокатов, журналистов, которые подменили собой историков, внеся тем самым смуту в умы. Закон ни разу не встал поперек дороги ни одному историку, достойному этого звания. Именно этот закон, вопреки тому, что о нем нам говорят, защищает историков, подписавших петицию, от негативистского загрязнения. То же самое будет и в случае с распространением закона Гайссо на отрицание армянского геноцида.

Мы говорим: «Где остановиться? Почему бы тогда не принять законы о колониализме, Вандее, карикатурах на Магомета? Не ориентируемся ли мы на десятки законов памяти, единственный результат которых будет в том, чтобы запретить высказывание неугодных мнений?» Еще одна ошибка, очередной подводный камень. Речь ведь не о законах памяти, речь о геноциде. И не о том, чтобы законодательствовать над всем и вся, но принимать законы исключительно по поводу геноцидов. А их не сотня и не десяток, а четыре, возможно, пять, вместе с Руандой, Камбоджей и Дарфурoм. Происходит интеллектуальное мошенничество со стороны тех, кто устрашает нас увеличением числа новых законов, посягающих на свободу мысли.

Давайте говорить серьезно: это не вопрос неугодного мнения - вопрос в негационизме, и только в нем. Речь идет об очень особенном складе ума, он состоит не в том, чтобы иметь хоть какое-нибудь мнение о причинах победы Гитлера или младотурок, но в утверждении, что реальность не имела места. Не надо нас шантажировать тиранией покаяния! Давайте покончим с неверным аргументом о ящике Пандоры, открывающем путь всеобщей инквизиции! Тот факт, что можно наказать антиармянский негативизм, никоим образом не повлечет распространения метастаз политкорректных законов.

Мы говорим еще: «Давайте не будем все путать; не нужно брать на себя риск, банализируя Шоа¹³». Мой ответ совершенно ясен. Конечно, это не одно и то же. Разумеется, и число жертв, и степень иррациональности, достигнутой убийцами, и то особое отношение к технике, повлекшее изобретение газовой камеры, – да, все это придает Shoah неизбежное своеобразие. И к этой очевидности я добавлю два замечания.

Возможно, это и не одно и то же, но, по крайней мере, очень похоже. И первым, кто это уразумел и воспользовался опытом, был некий Адольф Гитлер. Мы никогда не узнаем, до какой степени антиармянский геноцид его поразил, заставил задуматься и, осмелюсь сказать, вдохновил. Армянский геноцид стал первым геноцидом во всех смыслах: образцовым и почти семенным; геноцидом-полигоном, лабораторией геноцида с точки зрения нацистов.

И еще одно соображение. Погрузившись в негационистскую литературу по армянской тематике, я с удивлением обнаружил, что она в буквальном смысле ничем не отличается от знакомой мне литературы, ставящей себе похожую цель в отношении евреев. Та же риторика. Те же аргументы. Та же манера занижать число жертв (пусть и не в таком объеме), обосновывать (массовые убийства вписываются в логику войны), подменять роли (как Селин¹⁴ сделал евреев ответственными за войну или как турецкие негационисты объясняют, что именно армяне своей двойной игрой и союзом с русскими сами обрекли себя в жертву) и, наконец, все делать относительным (какая разница между Аушвицем и Дрезденом, между жертвами геноцида и турками, павшими от рук армянских вооруженных формирований?)

Короче. В ответ тем, кто пытается затевать игры с памятью, я хочу высказаться в пользу братства жертв геноцида. Это позиция Яна Паточки¹⁵, философа «солидарности поверженных». Такова была позиция основателей Израиля, которые чувствовали общность судеб с потерпевшими армянами. Борьба против негационизма неделима. Дать шанс одному значило бы открыть брешь другому…

Наконец, мы приводим решительный аргумент: «Почему бы не позволить правде защищаться самой? Или она недостаточно сильна для того, чтобы вывести негационистов на чистую воду?» В том и дело, что нет! Потому что у антиармянского негационизма есть особенность, которая не отслеживается в случае с евреями: это негационизм на уровне государства, с опорой на ресурсы, дипломатию, шантаж крупного государства.

Представьте на секунду положение выживших в Шоа, если бы немецкое государство после войны было негационистским! Представьте себе их еще более тяжкие страдания, если бы Германия не раскаялась, если бы она предприняла ответные меры против обвинений в том, что трагедия сортируемых на платформе Аушвица мужчин, женщин и детей есть не что иное, как геноцид?! Вы именно в таком положении, армянские друзья; ваше бедствие не имеет себе равных, и я далеко не уверен, что у правды, во всей ее красивой наготе, будет достаточно силы, чтобы отстоять себя.

Заключительное слово. Вы помните, как Гиммлер в 1942 году создал специальную боевую группу, группу 1005, призванную выкапывать мертвые тела и сжигать их. Вы знаете об эвфемизмах, используемых вместо слов «массовые убийства», чтобы, тем самым, хоть в разговоре сокрыть то, что происходило в действительности.

Закономерность та же, что и для Шоа - эту теорему я называю теоремой Клода Ланзманна¹⁶, в соответствии с ней идеальное преступление не должно оставлять следов, заметание следов входит неотъемлемой составной частью в само преступление. Столь очевидный негационизм является не следствием геноцида, а его составляющей. Это общее явление для всех геноцидов и, само собой, для геноцида армянского народа. Нам кажется, что эти люди выражают мнение, а они увековечивают преступление. Они считают себя вольнодумцами, апостолами сомнений и предположений, а они завершают работу смерти.

Против негационизма закон необходим, ибо негационизм в строгом смысле этого слова – высшая стадия геноцида.

________________________

¹ Жан-Жорес – знаменитый французский политический деятель, социалист. Горячий поборник освобождения армянского народа от османского владычества. В 1897 году Жорес выступил горячим и страстным борцом в защиту Дрейфуса, наряду с Золя и Клемансо сделал очень много для его реабилитации.

² Шарль Пеги – французский писатель, поэт и эссеист конца XIX – начала XX веков, социалистический активист и дрейфусар.

³ Альфред Дрейфус - французский офицер, еврей по происхождению, обвинялся в шпионаже в ходе знаменитого процесса Дрейфуса и был оправдан. В поддержку Дрейфуса встали многие известные французские интеллектуалы того времени.

⁴ Яд ва-Шем (ивр. יד ושם‎) — национальный мемориал Шоа (Холокоста) и Героизма, расположенный в Иерусалиме. Название происходит от библейской цитаты «Там дам Я в доме Моем и в стенах Моих место (yad) и имя (vashem)… дам им вечное имя, которое не истребится» (Исаия: 56. 5).

⁵ Историк, профессор по исследованиям Холокоста в Avraham Harman Institute of Contemporary Jewry при Hebrew University Иерусалима.

⁶ Американский историк и политолог, специалист по Шоа мирового масштаба. Его труд «Истребление евреев Европы» стал одним из известнейших в области исследований Холокоста.

⁷ Историк, востоковед. Известен также отрицанием факта армянского геноцида. 21 июня 1995 года был осужден Гражданским Судом Парижа «за совершение ошибки в качестве историка и за измену своим обязанностям сохранять объективность».

⁸ Французский ультранационалист. Руководитель партии «Национальный Фронт».

⁹ Французский политик, главный уполномоченный партии «Национальный Фронт». Негационист еврейского геноцида, был приговорен в январе 2007 года к трем месяцам тюрьмы с отсрочкой и 55 000 евро возмещения убытков гражданскому истцу за «правонарушение – словесное оспаривание существования преступления против человечности».

¹⁰ Преподаватель университета и французский литературный критик, более известный французской публике за свою негационистскую речь, отрицающую существование газовых камер и лагерей смерти во время Второй мировой войны. Многократно был осужден французской юстицией по закону Гайссо.

¹¹ Французский актер и юморист, с 1997 года начал заниматься политикой, известен антисемитскими высказываниями.

¹² Британский писатель и историк-ревизионист. Был осужден в Австрии за отрицание Холокоста, вместо положенных трех лет отсидел один год и был освобожден.

¹³ На иврите термин «Шоа» (השואה) означает бедствие, катастрофу. Холокост также принято называть «Катастрофой европейского еврейства» или просто «Катастрофой».

¹⁴ Французский врач и писатель. Один из самых известных французских писателей XX века, спорная фигура. В его произведениях присутствуют антисемитские высказывания.

¹⁵ Чешский философ первой половины XX века. Представитель течения феноменологии.

¹⁶ Французский режиссер, сценарист и продюсер еврейского происхождения.

Edited May 15, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Часть IV

В заключение мы хотели бы представить точку зрения редакции журнала «Анив»:

В дискуссии вокруг «петиции историков» можно выделить три совершенно разные проблемы.

1) Относится ли Геноцид армян к тем событиям, которые были установлены или должны быть установлены исторической наукой?

2) Возможна ли в принципе свобода ученого-историка в современном европейском обществе?

3) Оценивает ли Европа Геноцид армян в Османской империи как европейскую гуманитарную катастрофу?

Ответ на первый вопрос совершенно очевиден. Событие Геноцида армян (Мец Егерна) никогда не было установлено исторической наукой и не должно быть ею установлено теперь или в будущем. Были ли установлены исторической наукой Первая и Вторая мировые войны, Октябрьская революция в России, Холокост?

Эти масштабные события XX века были столь явственны и столь зримо разворачивались на глазах современников и привели к таким ясным и недвусмысленным итогам, что, став частью истории, они могут быть лишь констатированы историками, как само собой разумеющиеся исторические факты.

Даже если мы обратимся к более отдаленной от нас истории: неужели именно историки некогда установили поражение Наполеона при Ватерлоо, протестантскую Реформацию, существование Римской империи? Или существование ГУЛАГа завтра может стать предметом научных дискуссий?

Проблема отрицания Геноцида армян связана отнюдь не с тем, что это менее очевидный факт. Даже закрытость для мира восточных вилайетов Османской империи вследствие их крайней отсталости и военного положения в стране не помешала еще в 1915 году оценить масштаб трагедии – и в Западной Европе, и в России, и в США. Отрицание возникло не в недрах исторической науки. Один из приемов негационизма – представить очевидное как результат научных изысканий и тем самым перевести его в разряд положений, которые, в принципе, могут быть опровергнуты. Негационизм – важнейший симптом того, что преступник благополучно здравствует, и ему по-прежнему важно уйти от ответственности.

Историки могут уточнять детали, обстоятельства, последовательный ход событий, могут интерпретировать как частности вроде отдельных свидетельств, так и общий смысл, последствия геноцида, войны или революции в рамках своей концептуальной модели. К примеру, существует достаточно большое число исторических теорий, по-разному интерпретирующих Октябрьскую революцию, - от конспирологических до коммунистических. Однако попытки отрицать самоочевидное событие революции выглядят просто абсурдными в рамках научного подхода. Их суть становится ясной только при рассмотрении вненаучных побудительных причин.

В рамках своей компетенции историки остаются свободными. Они вольны по-разному интерпретировать Геноцид армян. Кто-то из них может приводить доводы о его жизненной необходимости для упрочения турецкой государственности и создания современной Турции. Кто-то может сводить все к политическому радикализму младотурок, усвоенному в Европе. Историки могут спорить по поводу обстоятельств гибели Варужана и Зохраба, о причинах, побудивших маршала Лимана фон Сандерса остановить депортацию турками армян Смирны. Но не историки открыли нам факт истребления нации, так же, как мы не нуждаемся в данных сейсмологов, чтобы подтвердить факт землетрясения 1988 года в Армении.

«Защитники» свободы слова могут перевести разговор в другую плоскость и заявить, что «геноцид», в отличие, к примеру, от «революции», – строгий термин, поскольку характеризует преступление против человечности и требует (при установлении факта) наказания преступника. Говоря о геноциде в таком аспекте, мы переходим в юридическую плоскость, в поле компетенции не историков, а юристов по международному праву.

Когда на процессе, подобном Нюрнбергскому, будет рассматриваться вина турецкого государства, дело за давностью событий неизбежно сведется к рассмотрению различных исторических документов и письменных свидетельств, сравнению их между собой. По каждому частному вопросу историки, безусловно, могут быть привлечены в качестве экспертов, но окончательная квалификация преступления – дело юристов, хотя бы потому, что ООН в своей конвенции принимает термин «геноцид» как юридическое определение.

Если бы завтра международное сообщество решило сделать наказуемыми такие явления, как революция или контрреволюция, ему пришлось бы точно определить их как новые для юриспруденции термины в рамках соответствующих конвенций.

«История не является юридическим объектом. В свободном государстве не парламент и не юридическая власть должны определять историческую правду».

Соответствие Геноцида армян как исторически очевидного факта определениям Конвенции ООН от 1948 года есть вопрос юридический, есть компетенция международного суда и его решений (не стоит забывать, что Лемкин изначально составил определение геноцида, основываясь именно на истреблении армян в Османской империи, но это уже другая тема). Если из-за разногласий между державами-победительницами Нюрнбергский процесс был бы на долгое время отложен, это не означало бы перехода проблемы из политической и юридической плоскостей в плоскость исторической науки. Конечно, никто не может запретить историкам вторгаться в сферу юриспруденции, дискутировать по поводу применимости конвенции 1948 года к Геноциду армян. Но в этой сфере действуют свои правила, они приложимы именно к ней, и никак не могут ограничивать свободу исторического исследования. С другой стороны, в области политики и правовых норм именно парламент по самой своей сути призван к активным действиям.

Если же историк не считает нужным привязываться к строгому определению Конвенции 1948 года, тогда смысл и значение терминов «геноцид», «революция», «война», «оккупация» формируются в первую очередь на основе самых ярких и наглядных примеров-прототипов. Смысл слова «революция» сформирован в первую очередь Великой Французской, английской и двумя последовательными русскими революциями, смысл слова «геноцид» – истреблением армян и евреев.

Отрицание того или другого Геноцида настолько вопиюще, что сразу выдает крайнюю предвзятость, характерную для выполнения политического заказа – в данном случае, сокрытия следов государственного преступления. Такое поведение, несомненно, должно преследоваться в судебном порядке.

Активность заказчика – турецкого правительства связана не только с последствиями признания Геноцида в сфере международного права, но и с идейными устоями кемалистского государства. Борьба за признание или отрицание Геноцида – это политическая борьба двух неравных сил. С одной стороны - народ-жертва и свободомыслящая часть человечества. С другой – преступное государство, исполнители его заказа и общая практика двойных стандартов в сфере «большой политики».

Перейдем ко второму вопросу. В самом ли деле «историк не принимает никаких догм, не чтит никаких запретов, не знает никаких табу»? Тема взаимоотношений между личностью и обществом более чем хорошо проработана европейской мыслью на протяжении прошедших веков. Странно слышать из уст авторов петиции - современных европейских ученых заявления, уместные разве что в век Просвещения с его наивным рационализмом. В XX веке психология убедительно показала, что человеческая психика на сознательном и бессознательном уровнях содержит среди прочего догмы и табу.

Историка не выращивают в пробирке в стерильных условиях, вне социума, социальной среды. В пробирке можно вырастить только такого символического для Европы персонажа, как Франкенштейн. Историк рождается, живет и работает в определенных времени, цивилизации, культуре, стране, пишет и говорит на определенном языке. Каждая из этих систем предоставляет в его распоряжение определенные преимущества и возможности, но одновременно накладывает и ограничения - явные и неявные. Поведение человека как социального существа в любом обществе и во все времена определялось и направлялось, помимо всего прочего, множеством паттернов, стереотипов, догм и табу.

Даже если историк поставит себе главной целью освобождение от догм и табу в своей научной работе – эта задача нереализуема в принципе. Отказ не означает освобождения. Соблюдение догмы и отказ от нее фактически равноценны в том же самом смысле, как религиозная вера и атеизм представляют собой результаты внерационального выбора. Моральное осуждение массовых убийств гражданского населения или расизма тоже продукт определенной культуры, этап в ее развитии. Если освобождаться от догм, придется освободиться и от этой. Однозначное моральное осуждение террора превратилось на Западе в догму уже на наших глазах, после 11 сентября 2001 года, но еще в XX веке политический террор далеко не всегда и не везде подвергался однозначному осуждению - даже в демократических обществах. Расовые теории и их рекомендации рассматривались как вполне приемлемые вплоть до Второй мировой войны, можно даже говорить об их популярности в Европе.

Речь здесь не идет о развенчании истории, попытке лишить ее статуса науки. Историческая истина существует, в исторической науке есть правила выяснения отдельных фактов и обстоятельств. При интерпретации событий историки выстраивают теории и гипотезы, подчиняющиеся общим для всех научных дисциплин принципам внутренней непротиворечивости. Если события прошлого и настоящего убедительно и логично укладываются в концепцию историка, ее можно считать одной из возможных граней истины – по крайней мере, до тех пор, пока эта концепция не будет убедительно опровергнута.

В этом смысле новые свидетельства могут опровергнуть истинность любого сегодняшнего исторического постулата, подвергнуть сомнению достоверность любого удостоверенного историками события. Такие вещи действительно невозможно запретить, не следует даже пытаться это сделать. Но повторим еще раз: неопровержимые знания о многих масштабных событиях мы получили не из рук историков, а от самой истории.

Они, можно сказать, столь явственно отпечатаны в истории человечества – будь то глубиной падения, ранами и оставшимися после них рубцами, или как вершины взлета человеческого духа, свет которого остается маяком для будущих поколений.

«История не мораль» - еще одна красивая и пустая фраза. Догмы и табу, явно или скрыто влияющие на человеческое мышление, представляют собой основу морали. Но есть и другой аспект проблемы. Рассуждая об исторической науке, нам неизбежно придется выйти за пределы психологии историка, за узкие рамки «чистой» науки и научной этики, поскольку ученый творит не для замкнутого корпоративного цеха, а для общества. Политика и идеология испокон веков перекрывали поле гуманитарных наук, активно приспосабливая для своих нужд их терминологию, аргументацию, выводы.

Если говорить об общественном резонансе исторической науки, «свобода» сегодняшнего историка от догмы осуждения террора не станет вкладом в утверждение «объективности». Его позиция в любом случае будет использована некими политическими силами для оправдания своих действий или претензий.

Итак, даже если гипотетический «свободный» историк мог бы действительно избавиться в своей работе от табу и догм, он, независимо от своего желания, все равно работал бы на пользу конкретных политических сил и вряд ли имел бы основания с гордостью отличать себя от «ангажированных» собратьев по профессии.

Даже если историк ничего не восхваляет или не осуждает в явном виде, если он сумел каким-то фантастическим образом остаться «беспристрастным» наблюдателем из космоса, в обществе всегда доминирует определенная система ценностей, существуют технологии воздействия на общественное сознание. Отказываясь от своей личной моральной оценки, историк фактически отдает результаты своего труда на откуп любым политическим силам, которые пожелают ими воспользоваться, переведя их на общедоступный язык, с легкостью развернув нейтральную обезличенную истину в нужную сторону. Зная об этом, профессиональный историк не боится давать собственную оценку событиям прошлого, и его личное мнение становится неотъемлемой частью его творений. Наверное, неслучайно история народов часто персонифицирована, и мы говорим «История» Мовсеса Хоренаци, «История» Геродота и пр.

По поводу жалобы на то, что историку «предписали методы и поставили ограничения»… Гласные и негласные ограничения всегда существуют в любом обществе, в том числе и в научном сообществе. Подписанты письма декабря 2005 года делают вид, что им неизвестны ограничения свободы в отношении наукообразной пропаганды нацизма, терроризма, расизма, запреты на исследования по клонированию человека в некоторых достаточно демократических странах. Фактически они не оспаривают запреты, которые призваны ограждать чувства и законные интересы всех граждан страны, они против того, чтобы запреты принимались ради ограниченного числа людей. Сегодня это будет сделано во имя одного меньшинства, завтра — во имя другого, послезавтра отдельная семья сможет потребовать защиты чести и достоинства при рассмотрении событий прошлого где-то на краю земли. Давно известный полемический прием доведения до абсурда любой здравой мысли, на который уже дал исчерпывающий ответ Бернар-Анри Леви.

Настоятельная потребность сформулировать ограничения свободы слова в явном виде возникает как раз тогда, когда они не вытекают прямо и очевидно из общих интересов граждан, и негласные этические запреты могут не сработать. В нашем случае речь идет о государстве - члене международного сообщества, совершившем преступления против человечности и избежавшем наказания. По всем правилам поведения преступника оно продолжает отрицать сам факт преступления, преследуя в уголовном порядке всех своих граждан, осмеливающихся затронуть запретную тему. Кемалистская Турция как исполнитель финальных геноцидных «зачисток территории» от Карса до Смирны, от Трапезунда до Айнтапа, как законная наследница младотурецкого государства, продолжает пользоваться плодами своего преступления, в то время как армянский народ уже в XXI веке продолжает вести борьбу со всеми последствиями этого преступления.

В этом случае уравнивание ответчика и истца, государства-убийцы и народа-жертвы, обладающих совершенно разными материальными, организационными и прочими ресурсами для отстаивания своей позиции, будет проявлением крайнего цинизма и фарисейства.

Если уж вести речь конкретно об исторической науке, ни для кого не секрет, что многие кафедры турецкой истории финансировались и финансируются турецким государством и протурецким лобби, что здесь существует целая система грантов и других поощрений. Но есть и другой, еще более важный фактор, чем финансирование научной деятельности: современный историк не может себе позволить работать в кабинете. Для специалиста по истории той или иной страны жизненно важны поездки в эту страну, общение с коллегами-историками, доступ к архивам и пр. Легко представить всю разницу в отношении турецкого государства и турецкого научного сообщества к зарубежным историкам, признающим и отвергающим Геноцид армян.

Говоря об этом, мы не хотим бросить тень на подписантов письма – уважаемых и авторитетных ученых – предположить (увидеть) в их действиях корыстный интерес. Есть, конечно, в письме откровенно корпоративный дух, есть явное преувеличение сферы исключительной компетенции историков. Но главные причины появления письма гораздо глубже.

Идея свободы в разных ее ипостасях стала стержнем (и фундаментом) современного западного общества.

Любые попытки релятивизации и подвергания сомнению подобных основ чреваты потрясениями или даже разрушением европейского общества.

Ярким примером подобной катастрофы является падение советской системы, начавшееся с критического анализа ее идейных основ и догм. Конечно, тоталитарная система в таких случаях оказывается гораздо менее устойчивой, но угроза, тем не менее, чрезвычайно велика.

Одним из следствий идеи свободы в западном обществе становятся общественные нормы «объективности», «непредвзятости», «толерантности» и «корректности», которые, будучи доведенными до крайности, становятся диктатом и превращаются в свою противоположность.

Для исторической науки это выразилось в том, что творения хронистов и историков прошлого были оценены как пристрастные, односторонние, зараженные духом религиозной, национальной или партийной вражды. Чтобы соответствовать духу нового времени, историческая наука ударилась в новую крайность – почти тотального ревизионизма. Особенно это коснулось вековых конфликтов цивилизаций. К примеру, стало правилом хорошего тона делать акцент на варварской жестокости крестоносцев, благородстве и высокой культуре их противников. А уж Османская империя, о деспотической сущности которой веками было столько написано и сказано, стала задним числом просто мировым образцом гармоничного сосуществования разных культур и религий.

Современная турецкая пропагандистская машина хорошо чувствует страх каждого европейского интеллектуала оказаться предвзятым, проявить нетерпимость. И целенаправленно бьет в слабую точку, объявляя все попытки объективного рассмотрения истории Турции рецидивами традиционной враждебности, чуть ли не новым крестовым походом.

Выходя за узкие рамки исторической науки, мы не можем обойти еще одну важнейшую тему, не менее важную для общественной мысли послевоенной Европы, чем тема свободы. Это «тирания покаяния», о которой упоминает Леви. «Последние полвека Европа охвачена болью раскаяния, вспоминая свои старые преступления: рабство, империализм, фашизм, коммунизм - все то, что в своей долгой истории она воспринимает как нескончаемую цепь убийств и грабежа, кульминацией которых стали две мировые войны. Европа породила этих «чудовищ», а также стала «матерью» теорий, объясняющих их зарождение и гибель», - пишет Паскаль Брюкнер в майском номере «The Wall Street Journal». Непосредственным поводом для начала эпохи покаяния и ее фокусом стало покаяние за Холокост – Геноцид, осуществленный на территории Европы одними жителями континента над другими его жителями. Это имело одно важное последствие. Если покаяние за колониализм, работорговлю, рождение коммунистической идеологии удачно выстраивалось вокруг главного фокуса покаяния, то Геноцид армян не вписался в эту картину. Сработал психологический механизм: признание чужой прямой ответственности за сходное преступление или своей косвенной ответственности за его конечный успех как бы девальвирует и ослабляет эффект покаяния за центральное, с точки зрения европейцев, преступление века.

«Гений Европы заключается в том, что она слишком хорошо осознает хрупкость барьеров, отделяющих ее от ее собственного позора. В крайней форме это осознание выражается в отказе Европы объявлять крестовый поход Добра против Зла», - указывает Паскаль Брюкнер. В своем интервью нашему журналу (см. «Анив» № 5 () Тесса Хофман ясно указала на психологический комплекс своих соотечественников: немцам было очень трудно осудить Турцию за Геноцид, заранее было ясно, что турки обвинят их в попытке замазать таким образом преступления из собственного прошлого. В других европейских странах не было нацизма и фашизма, но были жестокие колониальные войны, работорговля и пр. В Турции прекрасно известны эти комплексы европейского общественного сознания и там не устают напоминать той же Франции об Алжирской войне.

Волну признания Геноцида армян в Европе, безусловно, следует связывать со все большей актуальностью приема Турции в ЕС. Хотелось бы верить, что это связано не только со спешным возведением барьеров на ее пути, но и с осознанием неотделимости истории Османской империи и ее республиканской преемницы от истории Европы и восприятием Геноцида армян как европейской катастрофы. Однако многое подрывает эту веру и заставляет думать, что Армянский вопрос для Европы, и не только для нее, есть, как и прежде, только один из политических инструментов, применяемых в отношениях с Турцией и, параллельно, проблема чисто гуманитарной помощи далекому экзотическому «ориентальному» народу.

Возможно, в ходе борьбы за Ай Дат в Европе после Второй мировой войны имело смысл делать достаточный акцент не только на турецких злодеяниях, но и совокупной ее вине - в особенности после окончания войны, когда кемалистам было позволено завершить дело султана Абдул-Гамида и Иттихада. Однако до последнего времени интересы успешной интеграции армян требовали от них «не заострять вопросов» и в каждой стране проживания говорить преимущественно о ее исконно-позитивной роли по отношению к армянам. Это было одной из причин, пусть не главной, исключения Армянской Катастрофы из европейского «списка для покаяния».

Ныне в силу постепенно вступает новая тенденция: европейцы устали брать на себя вину, особенно перед лицом прогрессирующих старческих болезней Европы и новых угроз ее цивилизации. «Поразителен контраст между идиллическими мечтами европейцев - обществом закона, диалога, взаимоуважения, толерантности - и трагедиями, переживаемыми остальным миром - в авторитарной России, агрессивном Иране, на опустошенном Ближнем Востоке - и воплощенными в последних эпизодах гипертерроризма», - пишет Брюкнер. И еще несколько цитат: «Эта вечная подозрительность, заставляющая нас принижать свои самые выдающиеся достижения, может превратиться в ненависть к самим себе, в безволие и пораженчество. В этом случае у нас останется одно обязательство - выплачивать старые долги, до бесконечности «возмещая» остальному миру то, что мы отнимали у него с незапамятных времен. Смотрите, какая волна покаяния поднялась на наших широтах, особенно со стороны наших главных церквей - протестантской и католической. Подобное осознание собственного прошлого, несомненно, вещь позитивная, но только в том случае, если кающиеся готовы принять и покаяние других, если иные культуры и конфессии признают и свои ошибки»… «Проблема сегодняшней Европы заключается вот в чем: когда вас одолевает чувство вины, вы не в состоянии принимать действительно важные политические решения»… «Задача нового поколения политических лидеров - духовно «перевооружить» Европу, подготовить Союз к столкновениям, которые уже не за горами. Нам нужна настоящая интеллектуальная революция, - если мы не хотим, чтобы покаяние подавило в нас дух сопротивления, связало нас по рукам и ногам, превращая в легкую добычу для фанатиков и деспотов».

Было бы все же большим упрощением оценивать программу покаяния послевоенных десятилетий как тотальную, говорить, что европейцы стремились взять на себя ответственность за все, что происходило, или происходит в мире. В частности, Геноцид армян изначально выпал из европейской программы покаяния. Ни прежде, ни теперь он не ощущался в Европе как своя собственная европейская трагедия.

Об этом хорошо написано у Роберта Фиска в его статье «Подсчет мертвых. Холокосты против холокостов» («Dead Reckoning. Holocausts vs holocausts» - The Independent, август 2000) (deadreckoning – навигационное счисление, термин, применяемый в мореплавании и авиации, в буквальном смысле «подсчет мертвых» – Прим. ред.)

«Да, я упомянул армянский Холокост с заглавной буквы, как и еврейский. В беседе со своим армянским знакомым я сказал, что использовал заглавную букву и для геноцида армян, которая, по моему убеждению, должна быть присвоена всем актам геноцида.

Я и представить себе не мог, как быстро мертвые восстанут из своих могил. Когда статья появилась в газете «The Independent», которая никогда не пренебрегала стараниями вывести на свет злодеяния, совершенные над людьми любой расы и веры, заглавная буква была оставлена в моих упоминаниях о еврейском Холокосте, но Армянский Холокост был понижен в статусе до строчной буквы.

«Скажи мне, Роберт, - спросил меня армянский друг, подавляя свою ярость, - чем мы, армяне, должны заслужить заглавную букву? Или турки убили нас в недостаточном количестве? Или это потому, что мы не евреи?»

Это не было заговором отдела корректуры. Всего лишь строгим соблюдением вполне разумного правила, согласно которому статьи в нашей газете должны придерживаться норм «внутреннего грамматического стиля» и общепринятого словоупотребления. «Еврейский Холокост» традиционно пишется с заглавной буквы, другие - нет. Никто точно не знает причин – так принято писать в газетах и книгах во всем мире, хотя в США не кто иной, как Финкельштейн поставил эту практику под сомнение, сделав ее предметом дебатов. Гарвард отказался от профессорской кафедры «Холокост и родственные исследования», так как академические круги возражали против его объединения с геноцидами других групп (включая армянский) под термином «родственные».

Но все это не могло служить ответом на вопросы моего армянского друга. Сказать ему, что его народ не оценивается с большой буквы, было бы постыдным и оскорбительным.

Открылась дискуссия внутри самой газеты «The Independent». Я составил записку о том, что слово «холокост» может быть действительно обесценено через злоупотребления и преувеличения – возьмем, к примеру, прошлогоднее сообщение новостных агентств о «холокосте» живой природы после загрязнения нефтью побережья Франции. «Но у меня нет достойного ответа на вопрос моего армянского друга».

Ответить мне попросили одного из ведущих мастеров слова нашей газеты, эксперта по грамматике, который постоянно прочесывает ужасы дефиниций в несовершенном и жестоком мире. Он процитировал словарь Chambers, утверждающий, что еврейский Холокост «обычно» пишется с заглавной буквы. И наш эксперт письменно ответил: «По своей природе имя собственное применяется только к одной вещи». Было объявлено много «крестовых походов», но есть только один Крестовый поход (в Средние века), есть много городов (cities), но только один Город (City) – лондонский Сити. То же самое можно сказать о Возрождении.

«Может быть только один Холокост, - написал он. - В самом ли деле он уникален? Да. Он был совершен современными европейцами. Его предполагаемое оправдание было извращением теории Дарвина, одного из величайших мыслителей современной Европы. Кроме этого, в газовых камерах и крематориях Холокост поставил производство смерти на промышленную основу. Современному человеку Запада Холокост говорит о том, что совершенство технологии не убережет его от греха, но скорее умножит результаты его грехов. На протяжении истории встречались акты геноцида, в некоторых случаях было убито больше людей, чем это сделали нацисты, но мы называем нацистский холокост «Холокостом», поскольку это наш холокост».

«Должны ли мы, - спросил наш эксперт по грамматике, - совершить грамматический ложный шаг и отвергнуть принятое словоупотребление, для которого есть достаточное оправдание? В конце концов, где нам придется остановиться? Не являются ли преступления Сталина против национальных меньшинств в Советском Союзе столь же тяжкими, как массовые убийства армян? А как насчет «красных кхмеров»? Руанды? Разрушения Карфагена римлянами? Каждое из них тоже нужно именовать с большой буквы – «Холокост»? Если нет, то почему?»

Конечно, Фиск обоснованно возразил в своей новой статье, что слова «Холокост» или «Геноцид» пишутся с большой буквы, прежде всего, потому, что жертвами их были люди, все остальные причины вторичны и несущественны. Но, тем не менее, в ответе эксперта газеты четко проступает главная проблема: отношение Европы к Геноциду армян определяется тем, что Армянский мир, армянская культура, по всей видимости, не воспринимаются в качестве части Европейского мира, европейской культуры. Обратим внимание на примеры преступлений против человечности, не заслуживающих заглавной буквы, на их географию – Северный Кавказ, Юго-Восточная Азия, юг и север Африки. Впрочем, дело не только в географии, цивилизационные границы Европы никогда не совпадали с географическими границами континента и всегда были гораздо уже.

Если наше предположение верно, тогда на третий вопрос, поставленный в самом начале редакционной статьи, придется дать отрицательный ответ. Тема непростая, достаточно важная, по ней полезно было бы представить разные мнения.

Перевод с французского Арама Прозяна и Дианы Степанян. Примечания Дианы Степанян.

Edited May 15, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Рачья Арзуманян

Стратегические параметры урегулирования Нагорно-Карабахского конфликта

Заявления ряда официальных лиц о наличии бла­гоприятных возможностей по разрешению в ближайшее время нагорно-карабахской проблемы привели к резкому увеличению работ, аналитических материалов, рассматривающих реальность и возможные последствия реализации тех или иных сценариев урегулирования. Как сами прогнозы, так и предлагаемые реко­мендации исходят из логики и закономерностей пространства, в рамках которого осуществляется анализ. Как следствие, мы име­ем политические, военные, правовые, экономические оценки и прогнозы возможных последствий перехода к активной фазе уре­гулирования нагорно-карабахской проблемы.

Очевидно, что по ряду параметров подобного рода оценки и прогнозы могут противоречить друг другу. Так, например, вопро­сы экономической целесообразности могут вступить в противо­речие с политической или военной безопасностью общества, а последние могут противоречить рекомендациям о необходимос­ти демократизации общественной жизни и оценкам гражданской состоятельности того или иного общества. Это делает необходи­мым определение некоторой иерархии приоритетов, позволяю­щей оценить возможные последствия реализации того или иного сценария развития ситуации. Наибольшим приоритетом в суще­ствующей системе международных отношений обладают про­блемы обеспечения национальной безопасности и наиболее важ­ные его составляющие, связанные с обеспечением стабильности и устойчивого развития политической и военной сфер. Ни в коем случае не принижая роль той же правовой сферы, следует при­знать, что политический процесс последних лет дает большое число примеров того, как правовое поле, вся система междуна­родных отношений, выстраиваемая на протяжении веков, может быть принесена в жертву при возникновении угрозы националь­ной безопасности или политическим интересам общества.

Важность и определяющая роль проблем безопасности, по­литики, войны делает актуальным оценку ситуации исходя из за­кономерностей стратегии, незримо присутствующей в каждой из вышеупомянутых сфер и позволяющей навести мосты между ни­ми. Редкость попыток стратегической оценки ситуации во мно­гом объясняется ее сложностью, предполагающей гармоничное сочетание большого объема теоретических знаний, а также соот­ветствующего практического опыта и навыков. Это делает стратегистов, умение стратегического видения ситуации довольно редким явлением. История полна свидетельств выигранных сра­жений на обреченной войне, а Наполеон, Ганнибал являются яр­кими примерами того, как, выигрывая сражения, можно проиг­рать войну, а затем и мир¹. Также отсутствием стратегической перспективы можно объяснить результаты военных кампаний последних лет – НАТО в Боснии или США в Ираке.

Очевидно, что отсутствие зрелых стратегистов не означает, что не должны предприниматься попытки соответствующего ана­лиза. В рамках данной работы мы будем придерживаться упро­щенного толкования стратегии. Стратегия – это гармоничное со­четание и связь целей (задач, намерений), способов их достиже­ния (политики, планирования) и средств (инструментария) для выполнения общих задач безопасности². Таким образом, страте­гия предполагает, как минимум, четкое понимание трех основных элементов – целей, способов их достижения и средств, при помо­щи которых предполагается их достигнуть. В случае нагорно-карабахского конфликта целью армянской стороны являлось выжи­вание и обеспечение безопасности арцахского армянства – задача, успешно решенная в ходе военной кампании 1991-1994 гг. Поли­тическое руководство Азербайджанской Республики стратегичес­кой целью считает ликвидацию НКР, для достижения которой предполагается использовать рычаги политического, военного, экономического и прочего давления на армянские государства.

Перед тем, как приступить к анализу возможностей пересмо­тра сложившейся системы безопасности в регионе, отметим, что важнейшей ее характеристикой является наличие большого коли­чества асимметрий. Более того, большая часть их носит постоян­ный характер и не может быть ликвидирована в ближайшей ис­торической перспективе. Ярким примером подобной асимметрии является асимметрия преследуемых каждой из сторон целей. Для армянского мира речь идет о выживании арцахского армянства и армянских государств в целом, в то время как для Азербайджана это, в основном, только территориальная проблема. Наличие большого числа асимметрий приводит к тому, что баланс и ус­тойчивое равновесие становится возможным только в рамках ре­гиональной системы безопасности. Усилия, направленные на вы­правление локальных, частных асимметрий и достижение ло­кального равновесия и следует признать неэффективными и опасными.

Для НКР сложившаяся линия противостояния является хоро­шим примером следования рекомендациям Клаузевица по дости­жению кульминационной точки наступления с последующим пе­реходом к обороне и переводу проблемы в плоскость политичес­ких переговоров³. Попытки дальнейшего расширения пояса безо­пасности потребовали бы от Армии Обороны НКР решения зада­чи по взятию под контроль всего равнинного Карабаха на юге и Кировабада, Мингечаурской ГЭС на севере. В последующем от­сутствие развитой инфрастуктуры, коммуникаций, неосвоен­ность больших территорий создавало бы для НКР серьезные, но вполне решаемые проблемы, которые компенсировались бы оче­видными стратегическими преимуществами. Подобное развитие ситуации привело бы к гуманитарной катастрофе, развалу Азер­байджанской Республики и изменению масштаба конфликта, что делало данный сценарий неприемлемым для глобальных акте­ров. Были предприняты необходимые шаги для остановки на­ступления армянских сил, возвращения под контроль Азербайд­жана важных коммуникационных узлов и заключения переми­рия. Данный пример служит хорошей иллюстрацией подчинен­ности военной сферы политике, когда при принятии решений определяющими становятся не требования военной целесообразно­сти, но прежде всего учет всего политического контекста. Следу­ет отметить, что сложившаяся линия противостояния оказалась стратегически приемлемой не только для НКР, но и Азербайджа­на, так как она обеспечивает достаточное пространство для орга­низации устойчивой системы обороны.

Таким образом, сложность проблемы, региона требует фор­мулировки и обязательного учета политических целей, решению которых способствует проводимая военная кампания, и стратегист обязан связывать военную мощь, ожидаемый стратегичес­кий эффект с целями политики, то есть обеспечивать стратегиче­ское видение ситуации. При этом предполагается, что политиче­ские элита, ее лидеры в состоянии проводить адекватную поли­тику. Еще Клаузевиц писал, что «...думать, что политика может ставить перед войной задачи, которые она не в состоянии ре­шить, бросает вызов естественному и неизбежному предположе­нию, что политика знает инструмент, который имеет намерение использовать»⁴.

Попытки дать оценку намерению Азербайджана ликвидиро­вать НКР неизбежно приводят к выводу, что оно должна рассма­триваться в качестве промежуточной, но никак не стратегической цели, так как закономерности политики и войны затем потребует от Азербайджана постановки и решения задачи создания сухо­путного коридора с Нахичеванью. Объективно, конечной целью политики расширения жизненного пространства должна стать ликвидация в тех или иных формах Республики Армения в каче­стве независимого политического субъекта. Исторический опыт, заявления политических деятелей и высокопоставленных воен­ных позволяют говорить о том, что элита Азербайджана доволь­но ясно представляет свои стратегические цели при разворачива­нии данного сценария. Оценка возможностей армянских госу­дарств проводить наступательную стратегию показывает, что она в ближайшей перспективе может опираться на военный инстру­ментарий, причем логика войны требует от армянских вооружен­ных сил постановки и решения задачи выхода на рубежи, не до­стигнутые в ходе военной кампании 1991-1994 гг.

Очевидно, что оба вышеописанных сценария разрушают сложившуюся систему региональной безопасности и качествен­но изменяют политический контекст не только региона Южного Кавказа, но и всего Большого Ближнего Востока. Тем самым, оценка способности сторон придерживаться наступательной стратегии неизбежно приводят к выводу о ее нереализуемости в ближайшей и среднесрочной перспективе. С другой стороны, оценка ресурсов и потенциала противоборствующих сторон по­казывает, что ни одна из них не в состоянии выдержать длитель­ную войну и должна придерживаться классической континен­тальной стратегии, сформулированной еще Мольтке, успешное применение которой позволило Пруссии одержать победу над Францией в 1870-1871 гг. Суть ее заключается в стремлении к ре­шению задачи посредством единичной широкомасштабной стра­тегической наступательной операции, начинающейся с мобили­зации войск, кульминацией которой становится охват и сковыва­ющий удар⁵. Таким образом, мы сталкиваемся с противоречием между требованиями наступательной стратегии и ограничения­ми, накладываемыми политическим пространством. Это означа­ет, что новые военные кампании имеют очень мало шансов быть успешными, и после непродолжительной активной фазы проти­востояние вновь сведется к позиционной войне приблизительно на существующих в настоящее время рубежах.

Это позволяет утверждать, что сложившаяся линия противо­стояния между НКР и Азербайджанской Республикой является хорошо продуманным проектом, выстроенным на стратегичес­ком паритете и балансе сил и потенциалов противоборствующих сторон, а не амбициях региональных политических элит. Более того, система армяно-азербайджанских отношений оказалась до­полненной своего рода балансом уязвимости. Сторона, пытаю­щаяся реализовать наступательную стратегию и инициирующая процессы, нарушающие сложившееся равновесие, неизбежно оказывается в более уязвимом положении, предоставляя проти­воположной стороне возможность посредством контрнаступательной стратегии, добиться более выгодной позиции. Очевидно, что сложившиеся системы национальной и региональной безопасности довольно сложно изменить через количественные изме­нения каких-либо параметров, так как каждая из сторон имеет возможность восстановить общий баланс за счет усиления дру­гих параметров. Сложившееся равновесие может быть нарушено при резких изменениях в мировой политической системе, систе­ме региональной безопасности, а также качественных изменени­ях национальной мощи сторон.

В то же время надо отдавать отчет, что стратегический пари­тет не может служить абсолютной гарантией невозможности де­стабилизации. В силу молодости государств Южного Кавказа важнейшим элементом сложившегося баланса становятся поли­тические элиты, что не позволяет исключить элемент волюнта­ризма. Незрелость и авантюризм политических лидеров и элит, отсутствие объективной информации как о своем потенциале, так и потенциале противоположной стороны могут привести к появлению соблазна быстрой и победоносной войны. Как отме­чалось выше, история полна примеров неправильных, обречен­ных войн и во все времена компетентность генералов, мощь и бо­еспособность армии была не в состоянии компенсировать глу­пость и ограниченность политиков.

К сожалению, предлагаемые в последнее время проекты уре­гулирования нагорно-карабахской проблемы фокусируются на достижении согласия и компромиссов на уровне политических лидеров противоборствующих сторон. Оставляя в стороне пре­дельную узость данного базиса, отметим, что при этом непозво­лительно сужается само пространство решений, выстраиваемое в контексте ближайших политических горизонтов и без какой-ли­бо стратегической перспективы. Такая узость и ограниченность проектировщиков по отношению к проблеме, находящейся на цивилизационном изломе, вызывает удивление. Предлагаемые противоборствующим сторонам решения разрушают имеющий­ся стратегический паритет и повышают уязвимость сторон, вы­нуждая их рассматривать новую систему безопасности в качест­ве некоторой промежуточной конструкции, не более.

У сторон появляется соблазн «довести» ее до более выгод­ной для себя конфигурации через новую эскалацию конфликта.

Тем самым метафора статичной системы, с небольшими флуктуациями вокруг устойчивой точки равновесия заменяется метафо­рой раскачивающегося маятника, накачиваемого пульсирующей энергией насилия, остановка которого возможна через очередное полное истощение противоборствующих сторон или вмешатель­ство глобальных актеров и сил.

23 января 2006 г.

-------------------------------------------------------------------

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Gгау, Соlin S. Why Strategy is Difficult. JFQ, Summer, 1999, USA, pp. 80-86.

² Lykkе Jr. Аrhur F. Тоwаrds ап Understanting of Мilitаry Strаtеgy. Мilitаry Strаtеgy : Теоry апd Аррliсаtiоп. (Carlisle Barracks, Pennsylvania. 1989), pp. 3-5.

³ Clаuzewitz, Сагl von. Оп Wаr, edited and translated by Michael Howard and Peter Paret (Princeton: Princeton University Press, 1976), p. 528.

⁴ Оп Wаr, p. 75.

⁵ Rоthеnbеrg Gunthеr Е. Моltке, Sсhliеffeп, апd thе Dосtrinе оf Strаtеgiс Епvеloртеnt; in Раrеd Реtеr еd. Маkеrs оf Моdеrn Strаtеgy frот Масhiavelli tо thе NuсlеаrАgе. Priston, 1986. pp. 299-301.

Edited June 19, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Рачья Арзуманян

Военная безопасность Армении

(основные понятия и определения)

Введение

Происходящие в мире кардинальные изменения в геополитической, военно-стратегической, духовной сферах недвусмысленно указывают на то, что проблема обеспечения национальной безопасности (НБ) Армении (здесь и далее под Арменией понимаются два армянских государства – республика Армения и Нагорно-Карабахская Республика, составляющие единое целое в военно-стратегическом и культурном пространствах) и армянского народа остается одной из наиболее актуальных задач, стоящих перед армянством в XXI веке. Более того, новейшая история Армении и наблюдаемые тенденции позволяют сделать вывод, что наиболее приоритетной задачей, стоящей перед молодыми армянскими государствами, является обеспечение военной безопасности.

Учитывая молодость дисциплины «национальная безопасность» в Армении, на сегодняшний день налицо явный разнобой и смешение понятий, терминологии, методологии в данной области. Это в чем-то естественное и объективное состояние становления армянской государственности и соответствующих дисциплин, на которую накладываются существование двух оформившихся векторов в политике Армении. Первый, который условно можно назвать «северным», ориентирован на Россию и постсоветское пространство в целом, второй – «западный», ориентируется на ЕС и США. Политика комплементаризма, позволяющая Армении, теоретически, поддерживать равновесие и маневрировать в политическом пространстве, создает, с другой стороны, дополнительные трудности при оформлении стратегии в области национальной безопасности и военной сфере. Опираясь, в основном, на силовые структуры военная сфера не терпит двусмысленности, и в данной области возможности компромисса и многовекторной ориентации изначально жестко ограничены.

Прежде чем задумываться о необходимости трансформации военной сферы Армении, интеллектуальная и военная элита армянского народа должна разработать развернутый теоретический базис для уже существующей военной организации Армении, исторически сложившейся в рамках советской, а затем российской парадигмы военного строительства. Очевидно, что такого рода базис может быть описан языком советской и российской военной науки, на основе адекватного сложившимся реалиям понятийного и методологического аппаратов.

Данная работа преследует цель познакомить читателя с основными понятиями и определениями, методологией исследований, сформировавшихся в рамках советской/российской военной науки. Это никоим образом не означает, что не должны проводиться исследования, рассматривающие военную организацию Армении в рамках западной военной культуры. Более того, такие работы должны только приветствоваться.

Обеспечение военной безопасности любого государства является многоплановой и многогранной деятельностью. С одной стороны, она предполагает выявление круга стран, являющихся, потенциально, союзниками и установление с ними партнерских отношений. С другой – она связана со способностью противостоять возможным военным опасностям и угрозам, которые могут быть как внешними, так и внутренними. Тем самым, первыми шагами на пути разработки теоретического базиса сферы военной безопасности должны стать:

• анализ существующих международных, в том числе межгосударственных отношений Армении, то есть внешнеполитического контекста армянских государств;

• анализ внутригосударственных отношений и отношений между армянскими государствами – внутриполитического контекста Армении;

• выявление внутренних и внешних источников военных опасностей и угроз.

Очевидно, что без решения данных задач нельзя говорить о практической постановке и решении задач вооруженной защиты Армении.

I. Военная опасность и военная угроза

I.1. Понятия военной опасности и военной угрозы. Источники возникновения

Армения и армянский народ имеет национальные интересы (жизненные и государственные), реализация которых позволяет обеспечить поступательное развитие армянского мира. С другой стороны, исторический опыт показывает, что национальные интересы различных стран и народов часто вступают в противоречие, и для их защиты государство и народ бывают вынуждены прибегать к силовым действиям, вступать в войну.

Неизбежность межгосударственных противоречий в системе международных отношений всегда несет с собой потенциальную опасность применения силы для их разрешения. Очевидно, что можно и нужно вводить некоторые градации в степени той или иной опасности, заниматься их ранжированием по силе, масштабу, временным параметрам, проявленности и пр. Градация и ранжирование военной опасности и военной угрозы позволяет дать оценку военно-политическим отношениям государств в системе международных отношений. Они также являются параметрами для оценки внутриполитических отношений и отношений между различными политическими и социальными силами.

Военная опасность является параметром (индикатором), который позволяет оценить стабильность того или иного общества, социума, страны, а также возможность (вероятность) применения против нее средств военного насилия для достижения политических или других целей. В отличие от военной опасности, военная угроза позволяет оценить и артикулировать не потенциальную возможность, а реально сформировавшееся намерение одной из сторон применить силу. То есть военная опасность и военная угроза отражают различную степень напряженности отношений между сторонами. Военная угроза соответствует более высокому уровню напряженности, характеризуется оформившимся открытым противостоянием сторон и намерением разрешить противоречия военно-силовыми методами.

Оценка и анализ военной опасности и военной угрозы требуют понимания источников, а также признаков – общих и особых, краткий анализ которых будет проведен ниже. Источники военной опасности страны могут находиться в самых разных сферах жизнедеятельности общества. Так как военная опасность есть оценка потенциальной возможности, то источники ее возникновения, обычно, являются латентными. Более того, они необязательно связываются с военными приготовлениями и прямой военной эскалацией. Чаще всего, они характеризуют зарождающиеся тенденции, процесс формирования самой возможности военного конфликта, для открытого проявления которых необходимо время.

Источниками военной опасности могут стать самые различные явления и тенденции в развитии общества и страны, основными из которых являются:

• формирующийся геополитический контекст;

• пересечение политических интересов социальных групп, сил, государств и коалиций;

• противоречия на экономической, этнической или религиозной почве;

• гонка вооружений;

• создание или ускоренное развертывание армий, интенсивное военное строительство и т. д.

Отличие военной опасности от прочих заключается в возможности применения военной силы для решения возникшей проблемы. Это означает, что для квалификации той или иной опасности в качестве военной, должна просматриваться связь или тенденция применения военно-силовых методов разрешения противоречий. Другими словами, от эксперта требуется рассмотреть все возможные сценарии развития ситуации, и если какой-то из них требует применения вооруженной силы для разрешения противоречий, то факторы, процессы или тенденции, приводящие к его развитию, должны рассматриваться в качестве источника военной опасности.

В отличие от источников военной опасности, источники военной угрозы, в основном, сосредотачиваются в области военно-политических отношений и проявляются во вполне конкретных военно-дипломатических и военно-экономических шагах сторон, демонстрациях силы, активизации информационной и психологической войны и т. д. Военной угрозе свойственна эскалация напряженности, которая может приобретать свою собственную логику и динамику. В определенных случаях она может выйти из-под контроля инициирующих ее сторон, когда угроза перерастает в открытый вооруженный конфликт и войну. После определения источников военной угрозы необходимо незамедлительно предпринять меры по предотвращению дальнейшей эскалации с использованием всех доступных инструментов, имеющихся в распоряжении.

Прямая военная угроза связывается с чисто военными признаками:

• подготовкой вооруженных сил к нападению;

• наращиванием оборонных потенциалов и военной мощи;

• заключением новых военных союзов;

• уточнением конкретных планов ведения войны;

• ростом военных расходов;

• активной разработкой и принятием на вооружение новых систем оружия и боевой техники;

• военно-политическими демаршами, усилением информационно-психологического давления и т. д.

Таким образом, резкое наращивание гонки вооружений, проведение мобилизационных мероприятий, усиление боевой подготовки войск (сил), проведение маневров или учений крупных группировок, сосредоточение войск вблизи границ государства и т. п. означает, что военная опасность становится реальной и превращается в непосредственную угрозу для страны.

I.2. Классификация источников военной опасности и военной угрозы. Общие положения

Признаки, являясь своего рода внешними проявлениями военной опасности, не раскрывают истинных ее источников и отражают намерения государств, правительств, политических сил, отдельных деятелей и пр. То есть признаки позволяют получить представление о всем потенциальном спектре военной опасности, с которыми сталкивается государство. Однако это не означает, что все тенденции, которые они отражают, развернутся в реальную военную опасность. В совокупности, признаки также играют роль своего рода индикатора уровня напряженности в военно-политических отношениях.

Кратко охарактеризуем основные области, являющиеся источником военной опасности. Основные источники военной опасности находятся в сфере международной политики и межгосударственных политических отношений, что закономерно, так как «война является продолжением политики, только другими средствами». Политические отношения представляют собой взаимодействия между государствами, прочими субъектами политического пространства, выстраиваемые на основе интересов, отражающих их проявленные или потенциальные потребности. Государство стремится не только сохранить свою целостность, суверенитет, но и создать условия для своего развития, и именно в сфере политических отношений оформляются национально-государственные интересы стран, политических партий, социальных групп, общественных сил.

Источники военной опасности находятся также в сфере экономических отношений, так как именно в экономической сфере находятся корни многих политических, социальных и других противоречий государств. Источником военной опасности может стать, например, конкуренция за доступ к ограниченным сырьевым ресурсам, рынкам, противоречия в экономической, торговой или финансовой сферах. Не меньшую опасность для существования страны несут с собой внутренние экономические противоречия между общественными и политическими силами и социальными группами.

Источники военной опасности могут находиться и в духовном, культурном, идеологическом пространствах, а также в сфере этнических, национальных и религиозных отношений. В истории известно множество примеров войн, являвшихся результатом столкновения различных культур, идеологий – от крестовых войн и до Второй мировой войны. По мнению ряда исследователей в ХXI веке количество таких войн будет только нарастать. Более того, военные конфликты на этнонациональной и религиозной основе становятся скорее правилом, нежели исключением.

Источники военной опасности часто проявляют себя в военной сфере и включают отношения между субъектами военной политики – государствами, военными блоками, коалициями государств за достижение военного превосходства. Именно в военной сфере, в конечном счете, проявляются основные военно-политические интересы государства, политических сил общества; и источники военной опасности здесь приобретают реальные очертания в виде войсковых формирований, вооружения и военной техники, действий вооруженных сил и пр. Военная политика проводится военно-политическим и, более узко, военным руководством блоков, коалиций, стран, вооруженных сил и вооруженных формирований.

Источниками военной опасности также могут стать социальные отношения, экология, сфера информационной безопасности и пр. Противоречия в социальной сфере, доведенные до крайности, могут привести к гражданской войне, угрожающей целостности государства. Социальные противоречия, как правило, являются внутренним источником военной опасности, так как они отражают отношения в социуме и регулируются государством. Это не означает, что они не могут подогреваться и направляться внешними силами, преследующими собственные цели и задачи.

Источники военной опасности можно классифицировать:

• по масштабам вызываемых ими военных конфликтов – локальные, региональные и глобальные;

• по длительности – короткие, средние, длительные, периодические;

• по силе воздействия на общественные процессы – слабые, умеренные, сильные, мощные;

• по направленности воздействия – внешние, внутренние;

• по характеру воздействия на государство и общество. Можно выделить опасности развитию, изоляции, ущемлению суверенитета, равноправным отношениям с партнерами, установлению полной зависимости от внешнего мира, существованию нации и государства;

• по способам воздействия на государство и общество – источники прямой и косвенной опасности, а также частичной, целенаправленной и общей.

Таким образом, классификация источников военной опасности может проводиться различным образом (по различным основаниям) и позволяет приступить к следующему этапу теоретической работы, когда они оцениваются по степени опасности, их весу и вкладу в общий уровень военной опасности государства. После классификации и оценки каждого из источников начинается этап выявления взаимосвязей между ними, что позволяет определить их соподчиненность и выстроить некоторую иерархию источников военной опасности.

Иерархия источников военной опасности, например, может быть выстроена на основе исследования взаимосвязей и взаимозависимости самих опасностей. Если для существования и развития страны определяющая роль принадлежит военной опасности, возникающей в сфере политических отношений между государствами, то и соответствующие источники ее вызывающие, должны быть поставлены на соответствующее место в иерархии.

Большое число источников военной опасности делает практически невозможным создание единой системы классификации.

Еще большую сложность представляет выявление отношений между различными источниками и, тем более, выстраивание иерархий.

То, что такие отношения существуют, а также существует множество иерархий, выявляемых в зависимости от угла зрения, применяемого понятийного аппарата и проч., не вызывает сомнений.

Взаимодействие и соподчинение различных признаков отражают реальные взаимоотношения между сферами общественной жизни, а их выявление есть тема обширных и специальных исследований, выходящих за пределы формата статьи.

Например, нагорно-карабахская проблема может рассматриваться как источник внешней опасности для Армении, или же как источник локальной, региональной или даже глобальной опасности, в зависимости от конкретных условий и складывающегося военно-политического или геополитического контекстов. Ее также можно рассматривать как источник длительного или периодического действия и т. д.

Подобный подход позволяет политическому и военному руководству страны, военному теоретику или политологу провести всесторонний анализ выявленного источника и выработать комплекс предложений по его локализации, избежания возможных последствий.

К основным внешним источникам военной опасности для Армении могут быть отнесены:

• территориальные претензии других государств к Армении;

• существующие и потенциальные очаги войн и вооруженных конфликтов в регионе;

• возможность нарушения военного баланса в регионе за счет качественного и количественного наращивания вооружений;

• расширение военных блоков и союзов в ущерб интересам Армении.

К основным внутренним источникам военной опасности, требующим применения военно-политических методов противодействия, можно отнести:

• противоправную деятельность организаций и политических сил, направленную на дестабилизацию внутренней обстановки в Армении, осуществляемую с использованием вооруженного насилия;

• попытки насильственного свержения конституционного строя;

• подготовку и осуществление диверсий и террористических актов;

• нападения на объекты ядерной энергетики и другие потенциально опасные объекты;

• создание незаконных вооруженных формирований;

• рост организованной преступности в масштабах, угрожающих безопасности граждан и общества;

• нападения на арсеналы, склады оружия, предприятия, производящие вооружение и боеприпасы;

• нападения на организации, ведомства и структуры, имеющие штатное оружие, с целью его захвата;

• незаконное распространение на территории Армении оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ;

• противоправный оборот наркотиков.

Хотя источниками военной опасности могут стать и природные катаклизмы и техногенные катастрофы, главными, все же, остаются противоречия общественной жизни. Именно через анализ существующих противоречий в обществе можно прийти к решению проблем военной безопасности страны. Война и вооруженный конфликт есть процесс разрешения противоречий силовыми методами. Чтобы понять ее источники, необходимо выяснить природу противоречий, причины их возникновения, выявить интересы сторон, имеющиеся в распоряжении силы и средства, другие способы защиты своих интересов. Это, в свою очередь, требует постоянного мониторинга военно-политической обстановки и складывающихся тенденций, изучения национальных и государственных интересов, как своих, так и противников.

Источники военной опасности связаны между собой и, в совокупности, характеризуют общий уровень военной напряженности в стране, обществе, регионе. Детальная классификация источников военной опасности является востребованной при проведении соответствующей научной работы, разработке методики, подготовке соответствующих информационно-аналитических материалов и пр. Однако многочисленные классификационные таблицы, содержащие десятки и сотни характеристик источников по разным основаниям, уровням, признакам, не подходят для принятия практических военно-политических решений. В этом случае должны быть разработаны обобщенные индикаторы. При рассмотрении критериев оценки военных опасностей и военных угроз для страны важным представляются ряд общих положений изложенных ниже.

Военные опасности и военные угрозы, как уже отмечалось при анализе источников их возникновения, есть конкретные проявления реально существующих или прогнозируемых в будущем противоречий в отношениях между государствами, их коалициями, блоками, политическими силами, этническими и социальными группами, другими субъектами политики. Оценку военных опасностей и военных угроз можно проводить по ряду критериев: масштабности, временным показателям, степени напряженности, направленности воздействия, возможным результатам и т. д. Указанные критерии применимы для оценки как потенциальных военных опасностей, так и реальных военных угроз. Масштаб военной опасности определяется количественными и качественными параметрами военных потенциалов сторон, размером территории, на которой возможен военный конфликт, степенью вовлеченности в него других стран, политических сил, глобальных акторов и пр.

Например, военная опасность, связанная с возможным возобновлением боевых действий между Азербайджаном и Арменией может быть оценена как имеющая локальный масштаб. Однако учет возможности втягивания в войну других стран региона, например Турции, требует квалификации потенциального конфликта в качестве регионального. Учет интересов глобальных акторов и сил, имеющих свои интересы в регионе Южного Кавказа – Россия, США, ЕС, или же угроза атаки ядерных объектов (Армянской АЭС) той или иной стороной требует квалификации потенциального конфликта в качестве уже глобального.

По критерию времени, длительности сохранения военная опасность может быть:

• короткой;

• длительной;

• периодической;

• эпизодической.

Например, длительная военная опасность для Армении исходит из устойчивых противоречий с сопредельными Азербайджаном и Турцией. Длительная военная опасность может быть связана с острыми противоречиями между различными социальными слоями внутри страны, являющимися следствием неравноправного политического или тяжелого экономического положения одних и резкого обогащения других.

По степени напряженности военная опасность может характеризоваться как:

• тотальная – затрагивающая все стороны жизни общества и государства и угрожающая самим основам ее существования;

• высокая – оказывающая воздействие на главные сферы жизнедеятельности страны и требующая значительных усилий государства по обеспечению своей безопасности;

• умеренная;

• слабая.

Степень военной опасности для Армении в среднесрочной перспективе, безусловно, следует оценивать как тотальную, что, в первую очередь, является следствием сложившегося геополитического контекста и поддается изменению или улучшению в достаточно ограниченных масштабах.

Военные опасности можно различать и по направленности воздействия на объекты жизнедеятельности государства или общества, на разрушение которых направляются усилия противоборствующих сторон. Это может быть опасность разрушения политической или экономической системы страны, уничтожения ее оборонного потенциала, отторжения территории и т. д.

Характерными признаками военной опасности для страны можно считать:

• наличие таких противоречий, разрешение которых возможно лишь с применением военной силы;

• неблагоприятный геополитический контекст;

• наличие у противника надежных союзников среди государств, коалиций или иных субъектов военно-политических отношений;

• благоприятная военно-политическая обстановка для осуществления военных акций;

• наличие у противника достаточного количества военных сил и средств, для разрешения противоречий в свою пользу, а также способность создать такие силы в перспективе;

• наличие у лидеров и правительств политической воли и решимости пойти на применение силы, способность использовать вооруженные силы для разрешения возможного конфликта и т. д.

Характерными признаками военной угрозы для страны являются:

• исчерпание политических средств для разрешения конфликта;

• резкое обострение противоречий и вступление противостоящей стороны в завершающую стадию подготовки к использованию силы;

• создание противостоящей стороной необходимых группировок вооруженных сил, военных формирований и средств, способных выполнить поставленные задачи;

• решимость политического руководства противостоящей стороны использовать военную силу;

• организация информационной кампании, призванной обеспечить руководству противостоящей стороны поддержку выбранного курса на силовое разрешение конфликта – как внутри страны, так и на международной арене;

• резкая активизация психологической и информационной войны;

• дипломатические демарши;

• ужесточение военно-экономической блокады;

• проведение мобилизации (полной или частичной);

• наличие благоприятной военно-политической обстановки для развязывания военного конфликта и т. д.

I.3. Прогнозирование источников военной опасности и военной угрозы

Принятие взвешенных решений в области военной политики невозможно без прогнозирования источников военных опасностей и военных угроз для страны. Прогнозирование позволяет выявить сами источники, оценить их характер и направленность, выбрать приоритеты в области обеспечения военной безопасности и принять оптимальное военно-политическое решение. Чем быстрее и качественнее осуществляется прогноз, выявляются тенденции, тем более эффективными являются принимаемые решения и практические меры по обеспечению военной безопасности.

Успешные анализ и прогнозирование тенденций требует наличия следующих предпосылок и условий:

• теоретической базы, прежде всего разработанной теории и методики прогнозирования источников военных опасностей и угроз;

• информационных баз и системы сбора и анализа текущей оперативной информации;

• информационно-аналитических центров;

• органов управления сбором, обработкой и анализом военно-политической информации;

• необходимых технических средств, обеспечивающих деятельность всей системы;

• наличие достаточного количества специалистов в области военного прогнозирования, управления и технического обеспечения работы системы.

Теоретическое обеспечение прогнозирования включает в себя:

• разработку понятийного аппарата. В научной, аналитической среде Армении должны сформироваться единые подходы к определению хотя бы общих понятий;

• осмысление путей возникновения и развития тенденций, которые потенциально могут привести к военным конфликтам;

• определение сфер общественной жизни, государства, в которых могут находиться источники военных опасностей и угроз;

• определение критериев, при помощи которых может быть проведено различение источников военной опасности и угрозы от прочих;

• определение основных методов прогнозирования.

Созданный теоретический базис должен стать основой для разработки методологии и методики прогноза, что, в свою очередь, позволит создать единое поле прогностики для работающих в данной сфере специалистов, центров, органов государственной власти и пр.

Методика прогнозирования источников военных опасностей и военных угроз для безопасности страны представляет собой совокупность форм, способов и приемов, с помощью которых проводится исследование противоречий в общественных отношениях, способных, при известных обстоятельствах, вызвать военный конфликт.

В общих чертах такое исследование включает:

• цели и задачи исследования;

• объект и предмет, на которые оно нацелено;

• порядок и последовательность исследования проблемы;

• конкретные приемы и способы, методы прогнозирования;

• пространственные и временные пределы, в которых оно осуществляется;

• состав исследователей и общие требования к ним;

• необходимую техническую и информационную базу и т. д.

Таким образом, военная теория должна дать ответ на вопросы, каким образом возникают военные опасности и угрозы и в каких сферах общественной жизни следует искать источники их возникновения. Возникновение противоречий в той или иной сфере, если не принимаются адекватные меры по их разрешению, могут усилиться и перерасти в антагонизмы, разрешение которых становится возможным только через применение военно-силовых методов. То есть, военные опасности и угрозы являются параметрами, характеризующими определенные этапы в развитии противоречий между акторами военно-политического пространства. Это означает, что источники военной опасности и военных угроз находятся, чаще всего, в сфере военно-политических отношений государств, их коалиций, других субъектов военной политики.

При этом не надо забывать, что сама сфера военно-политических отношений представляет собой сложную систему, включающую в себя военно-экономические, военно-идеологические, военно-информационные, культурные, цивилизационные и другие отношения, так или иначе связанные с обороной и военной безопасностью. Как следствие, мы должны ограничивать поле исследований, которое оказывается слишком широким и многогранным, и сосредоточить внимание только на тех отношениях, противоречиях, которые могут привести к применению военной силы и военно-силовых методов.

Вооруженные силы, являясь источниками военных угроз, с другой стороны, являются и средством разрешения противоречий.

Причем данное средство применяется как результат эскалации и обострения противоречий в политическом пространстве, и для выявления источников военной опасности и военных угроз анализу должна подвергнуться военно-политическая обстановка в целом.

Характер противоречий между субъектами военно-политического пространства может быть выявлен через анализ их национальных интересов. То есть важной частью военной теории становится выявление национальных интересов. Учитывая сложную геополитическую, политическую, военную обстановку Армении, проблема выявления армянских национальных интересов является более чем актуальной. Ограниченность ресурсов и возможностей требует, чтобы ни один значительный политический, экономический, военный, дипломатический шаг не был бы сделан без их соотношения с национальными интересами и безопасностью Армении и всего армянского народа.

Исключительно важное значение для успешного прогнозирования источников военной опасности имеет система сбора и анализа информации, информационная база. Система включает в себя сбор, обработку, хранение и передачу информации о военно-политической обстановке, изменениях геополитического и стратегического контекста, военных потенциалах стран, составе, состоянии и действиях вооруженных сил, национальных интересах реальных и потенциальных противников. При этом должны быть обеспечены надежность и полнота информации, достоверность, оперативность поступления, разнообразие источников информации, наличие в Армении единых информационных банков военно-политического характера.

В силу целого ряда объективных и субъективных причин вопросы информационного обеспечения до сих пор не решены. Отсутствует единая система сбора, обработки, хранения и передачи информации. Каждая из ветвей государственной власти, каждая силовая структура решают данные вопросы автономно. Совет Безопасности (СБ) РА и СБ НКР, как главные коллегиальные органы, отвечающие за оборону и военную безопасность, а, следовательно, и за прогнозирование военных опасностей и военных угроз, существуют номинально. Хотя именно они должны заниматься разработкой такого рода систем, без которых невозможно осуществлять руководство военной сферой, принимать ответственные военно-политические решения. Ошибки, являющиеся следствием отсутствия общего пространства военно-политической информации, координации и координирующего органа, являются одними из самых дорогих и просто судьбоносных, так как речь идет о военной безопасности и угрозе самому существованию Армении и армянского народа.

В настоящее время наиболее остро в Армении стоит проблема кадров в области организации обороны и военной безопасности страны. Область военно-политических отношений и военного строительства, в силу ряда объективных и субъективных причин, находится вне поля зрения армянской науки. Налицо вакуум знаний, когда научные организации не занимаются в полном объеме проблемами военной политики и военного строительства, не исследуют войну как целостное явление. Военные политологи не имеют необходимых знаний по военной стратегии и оперативному искусству, теории строительства вооруженных сил, специалисты в области военных наук далеки от общих вопросов военной политики и проблем военного строительства. Для успешного прогнозирования источников военных опасностей и угроз необходимы комплексные знания о войне (военные, политические, экономические, социологические), о военном строительстве, деятельности различных силовых структур, связанных с организацией и обеспечением военной безопасности государства.

II. Военная безопасность

II.1. Понятие военной безопасности

Понятие «безопасность» и другие ключевые понятия сферы безопасности должны определяться в рамках соответствующего законодательства Армении, которое на данный момент не разработано. В рамках статьи безопасность можно определить как состояние защищенности основополагающих интересов личности, Армении и армянского народа от внутренних и внешних угроз. Военная же безопасность заключается в создании условий, исключающих опасность и угрозу применения военно-силовых методов по отношению к Армении и армянскому народу. Военная безопасность, безопасность Армении в оборонной сфере тесно связана с другими видами национальной безопасности – государственной, экономической, информационной, духовной и т. д.

Как уже отмечалось, источником опасностей, в том числе и военной, являются внутренние и внешние противоречия, при разрешении которых страна может применять как мирные (политические, дипломатические, экономические и пр.) методы их разрешения, так и военно-силовые. Выбор той или иной формы реагирования диктуется многими факторами, хотя, чаще всего, применяются оба подхода, дополняющие друг друга и повышающие эффективность их применения. Кроме того, необходимо помнить, что возможности использования данных методов определяются состоянием страны, общества, уровнем ее экономического развития, характером отношений между социальными группами и пр.

Исходя из такого понимания, военную безопасность, в самом общем виде, можно определить как такое состояние страны (общества), которое позволяет исключить нанесение ей или ее национальным интересам ущерба, путем угрозы или применения против нее, в той или иной форме, вооруженного насилия.

Практическое обеспечение военной безопасности страны требует:

• проведения гибкой, но последовательной общей и военной политики по защите национальных интересов;

• поддержания военной мощи на уровне, обеспечивающем защиту национальных интересов Армении от вооруженной агрессии;

• практического обеспечения эффективной обороны от начавшейся агрессии;

• защиты национальных интересов от их ущемления с помощью военной силы.

Приведенное выше определение военной безопасности показывает, что она характеризует способность Армении противостоять военному давлению и вооруженной агрессии, что предполагает решение следующих основных задач:

• обеспечение вооруженной защиты территориальной целостности, независимости и суверенитета Армении;

• создание военных гарантий стабильности Армении, общественного и государственного строя, поддержание правопорядка и гражданского мира в армянских государствах;

• противодействие вооруженным террористическим действиям политических и криминальных групп.

Задачи по обеспечению военной безопасности Армении, защиты ее национальных интересов решаются на основе военной политики и в рамках законодательства армянских государств и норм международного права.

II.2. Принципы государственной политики Армении в области обеспечения военной безопасности

Мероприятия по обеспечению военной безопасности Армении, затрагивающие разнообразные сферы общественной жизни, должны проводиться на основе соответствующей государственной политики. Они не могут быть плодом внезапно возникающих, незрелых идей, случайного «озарения» политических деятелей, исполнителей, а должны формулироваться и затем проводиться в жизнь на основе проверенных временем и обоснованных принципов.

К наиболее важным из них можно отнести:

• законность;

• соответствие интересов армянской государственности интересам общества и личности;

• единство государственной политики в области обеспечения военной безопасности;

• последовательная защита национальных интересов;

• сотрудничество с международными системами безопасности;

• информационная открытость деятельности по обеспечению военной безопасности, ограниченная соответствующими законами, препятствующими нанесению ущерба национальной и военной безопасности.

Важную роль в деле обеспечения военной безопасности отдельных стран, регионов и мира в целом играют принципы, лежащие в основе систем международной и региональной безопасности. Армения, выстраивая собственную систему безопасности, должна соблюдать их, – естественно, в тех пределах, в которых они не противоречат решению задач по обеспечению собственной национальной безопасности.

В настоящее время принципами международного сотрудничества, сформулированными в устава ООН являются:

• суверенное равенство всех членов ООН;

• разрешение международных споров исключительно мирными средствами;

• отказ в международных отношениях от угрозы силой или ее применения каким-либо образом, несовместимым с целями ООН;

• невмешательство ООН в дела, входящие во внутреннюю компетенцию любого государства и др.

Данные принципы получили дальнейшее развитие в документах Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), где они сформулированы следующим образом:

• суверенное равенство, уважение прав, присущих суверенитету;

• равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой;

• неприменение силы или угрозы силой;

• нерушимость границ;

• территориальная целостность государств;

• мирное урегулирование споров;

• невмешательство во внутренние дела стран;

• уважение прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений;

• сотрудничество между государствами;

• добросовестное выполнение обязательств по международному праву.

Перечисленные принципы, разумеется, распространяются на область военной безопасности государства, однако они должны быть дополнены принципами, на которых зиждется вторая составляющая военной безопасности, а именно обороноспособность страны, ее способность защититься от военной угрозы.

В самом общем виде данные принципы можно сформулировать следующим образом:

• соответствие мероприятий в области военной безопасности национальным интересам Армении;

• определяющее значение военно-политических методов и средств обеспечения военной безопасности, опирающихся на достаточную военную силу;

• соответствие боевой мощи (количественного состава и качественного состояния вооруженных сил страны) степени военной опасности и непосредственной военной угрозы;

• обеспечение развертывания вооруженных сил и отражения в короткие сроки агрессии против Армении.

Перечисленные выше принципы, относятся к обеспечению военной безопасности Армении в целом. В рамках данной работы не рассматриваются мероприятия по обеспечению важнейшей составляющей военной безопасности – обороноспособности государства и ее гаранта – вооруженных сил. Принципы обеспечения обороноспособности Армении, строительства ее вооруженных сил формулируются в рамках военной стратегии, теории военного искусства, прочих специальных разделов военной науки.

Рассмотрим более подробно некоторые из названных выше общих принципов, в частности, принцип соответствия мероприятий в области военной безопасности национальным интересам страны. В складывающейся международной обстановке он остается основным, а его забвение в практической деятельности может привести к катастрофическим для Армении последствиям. Так, бездумное принятие неприемлемого для Армении формата переговоров по урегулированию нагорно-карабахской проблемы, предлагаемых формулировок, например, «агрессия Армении против Азербайджана», «геноцид в Ходжалу» и пр., соглашение обсуждать так называемую «проблему возврата территорий Азербайджану», обсуждение «проблемы беженцев» на совершенно недопустимых условиях, ослабляет и без того сложные позиции Армении в регионе. При любых обстоятельствах первоочередными должны быть не соблюдение принципов ООН, ОБСЕ, НАТО, ОДБК и пр., а защита национальных интересов и безопасности Армении. При возникновении же противоречий мероприятия в области обеспечения международной военной безопасности должны играть подчиненную роль по отношению к вопросам военной безопасности Армении и отходить на задний план.

Принцип определяющего значения военно-политических методов и средств в обеспечении военной безопасности при опоре на достаточную военную силу очевиден. Добиться безопасности страны, обеспечения ее национально-государственных интересов без применения вооруженных сил – является высшим идеалом внешнеполитической деятельности, к тому же самым экономичным.

Однако достижение такого состояния требует, как минимум, такого состояния вооруженных сил, когда они в состоянии отразить агрессию и отстоять интересы страны. Только в этом случае у политиков появляется возможность твердо защищать интересы страны при урегулировании межгосударственных противоречий путем политических переговоров.

С этим принципом непосредственно связаны все последующие. Сдерживание, предупреждение, предотвращение агрессии, а, следовательно, и обеспечение военной безопасности страны, возможны, если боевая мощь вооруженных сил отвечает степени военной угрозы, и имеется реальная возможность нарастить усилия за счет своевременного и быстрого развертывания резервов.

Приведенные выше общие принципы обеспечения военной безопасности, безусловно, не являются исчерпывающими. Они относятся, прежде всего, к мероприятиям в области политики, военного дела и экономики. Рассмотрение других сторон деятельности государства, например, в сфере культуры, идеологии, информации и т. д., также влияющих на военную безопасность страны, позволит выявить ряд других принципов.

II.3. Правовые основы обеспечения военной безопасности Армении

Обеспечение военной безопасности осуществляется в рамках основополагающих нормативно-правовых актов, к которым относятся:

• Конституции, законы и прочие нормативные правовые акты армянских государств;

• нормативные правовые акты органов государственной власти Армении и органов местного самоуправления, принятые в пределах их компетенции;

• международные договора Армении, общепризнанные принципы и нормы международного права.

• военная безопасность Армении обеспечивается внутри общей системы национальной безопасности, общие элементы и функции которой должны быть определены в соответствующем законе «О безопасности». Систему безопасности государства образуют:

• органы законодательной, исполнительной и судебной власти;

• государственные, общественные и иные организации и объединения;

• законодательная база, регламентирующая отношения в сфере безопасности;

• граждане, принимающие участие в обеспечении безопасности в соответствии с законодательством армянских государств.

Среди государственных организаций, обеспечивающих военную безопасность страны, особую роль играют Вооруженные Силы. С учетом этого и в соответствии с конституционными установками, всю деятельность по решению задач обеспечения военной безопасности Армении организуют, контролируют и координируют Президенты армянских государств как Верховные Главнокомандующие Вооруженных Сил РА и Армии Обороны НКР. В компетенцию Президентов входит утверждение программ и планов строительства, развития и применения Вооруженных Сил и всех других нормативных и правовых документов в интересах обороны.

На доктринальном уровне данные установки должны быть раскрыты в законе «Об обороне».

В случае агрессии против армянских государств Президенты отдают приказ Вооруженным Силам, а при необходимости и другим войскам, воинским формированиям и органам на ведение военных действий, объявляют общую или частичную мобилизацию, вводят на территории Армении или в отдельных ее частях военное положение, с незамедлительным сообщением об этом Парламентам РА и НКР, а также вносят проект закона об объявлении состояния войны.

Президенты армянских государств, кроме того, возглавляют СБ РА и СБ НКР – конституционные органы, которые в случае возникновения военной опасности определяют меры по предотвращению, пресечению или отражению агрессии, вырабатывают проекты военно-политических решений Президентов в области обеспечения безопасности государства, общества и граждан.

К основным полномочиям законодательных органов Армении в области обороны относятся принятие постановлений по главнейшим направлениям военной политики и военной доктрины, утверждение указов Президентов о введении военного положения на территории армянских государств и о привлечении Вооруженных Сил к выполнению задач, не связанных с обороной Армении. Парламенты РА и НКР также принимают законы по вопросам статуса и защиты государственной границы Армении, войны и мира, другие конституционные законы в области обороны, а также утверждают расходы на оборону при принятии закона о бюджете страны.

Правительства армянских государств осуществляют меры по обеспечению обороны Армении и несут, в пределах своих полномочий, ответственность за состояние Вооруженных Сил и других войск. Они организуют их оснащение и обеспечение вооружением, военной техникой и материальными средствами, отвечают за разработку и выполнение мобилизационных планов и заданий по государственным резервам. В компетенцию правительств также входит выполнение государственной программы оперативного оборудования территории армянских государств в интересах обороны и обеспечение создания инфраструктуры Вооруженных Сил и других войск.

На органы местной власти возлагаются задачи по планированию и претворению в жизнь мероприятий по гражданской и территориальной обороне. В своей деятельности они опираются на руководителей предприятий, учреждений и организаций, независимо от их ведомственной принадлежности и формы собственности. Органы местной власти обязаны организовать выполнение возложенных на них договорных обязательств, предусмотренных государственным заказом по созданию, производству, поставкам военного имущества и ресурсов, по подрядным работам и предоставлению услуг для нужд Вооруженных Сил и других войск. Военную безопасность также обеспечивают различные силовые структуры, каждая из которых решает особые задачи, свойственными именно ей способами.

II.4. Основные направления государственной политики Армении по обеспечению военной безопасности

С учетом современной геополитической и международной военно-стратегической обстановки в мире, решение проблем обеспечения военной безопасности Армении в первую очередь зависит:

• от состояния отношений с непосредственными соседями и ведущими державами, имеющими интересы в регионе;

• наличия во внешнеполитической сфере источников военной опасности и военных угроз для Армении;

• во внутриполитической сфере – от разрешения экономических, политических и социальных противоречий и проблем.

Военная безопасность Армении в общем виде обеспечивается:

• осуществлением активной, национально ориентированной внешней политики, направленной на укрепление положения Армении в регионе, а также в мировой политической системе. При этом необходимо исходить из приоритета национальных интересов и учитывать экономические и социально-политические реалии Армении;

• проведением сбалансированной внутренней политики в области укрепления обороны страны и обеспечения ее военной безопасности;

• приведением системы обороны Армении и, в первую очередь, ее основных элементов – Вооруженных Сил и военно-промышленного комплекса, в соответствие с требованиями современной военно-политической обстановки и тенденциями ее развития;

• развитием военного сотрудничества с дружественными государствами;

• поддержанием отношений со всеми государствами региона;

• необходимым участием в миротворческой деятельности в рамках компетенции международных органов и организаций.

Для этого должны быть разработаны концептуальные положения военной доктрины Армении путем:

• создания единой системы государственного управления обороной.

Система должна быть способна эффективно координировать деятельность министерств и ведомств, органов местного самоуправления и общественных организаций, связанных с военным строительством и обеспечением военной безопасности страны;

• выработки общей для армянского народа военной идеологии. Военная идеология должна основываться на принципах защиты суверенитета и территориальной целостности Армении, признании любым пришедшим к власти правительством приоритета национальных интересов и незыблемости курса на поддержание надежной обороны;

• установления в стране атмосферы уважения и доверия к Вооруженным Силам, другим войскам, воинским формированиям и органам – к деятельности всех, кто связан с укреплением обороны и военной безопасности Армении;

• усиления влияния государства на работу СМИ с целью развития оборонного сознания народа;

• постоянной заботы государства о социальной поддержке военнослужащих и членов их семей, создании необходимых условий для жизни пенсионеров, деятельности ветеранских организаций и союзов и т. д.

На современном этапе развития Армения, в результате непродуманных экономических и социально-политических реформ, оказалась в сложной социально-экономической обстановке. В этих условиях решение проблем обеспечения военной безопасности страны, предотвращения войны, должно подвергнуться коренному пересмотру.

В самом широком смысле все средства обеспечения военной безопасности государства могут быть разделены на материальные и духовные, насильственные и ненасильственные, военные и невоенные. Ниже кратко рассмотрим невоенные методы.

Невоенные методы обеспечения военной безопасности

Невоенные средства обеспечения военной безопасности – это совокупность политических, экономических, духовных, культурных, информационных, гуманитарных возможностей Армении, позволяющих ей интегрироваться в мировое сообщество, развивать связи, укрепляющие доверие к ней, воздвигая, тем самым, барьеры для применения против нее силовой политики. Фактически, речь идет о международном авторитете и положении Армении в мировом сообществе, ее духовно-нравственном облике. К основным невоенным методам обеспечения военной безопасности относятся: духовные, культурные, политико-дипломатические, информационные, экономические.

Среди упомянутых выше средств ведущая роль принадлежит непосредственно политическим, так как именно политика формирует, направляет, применяет всю совокупную мощь общества на достижение его безопасности. Под политическими средствами защиты общества, в отличие от собственно военных, понимают такие формы, методы и приемы деятельности государств (и их коалиций), которые обеспечивают мирное решение возникающих противоречий и проблем. К ним относятся: способы и приемы дипломатии, переговоры, диалог, соглашения, встречи политических и государственных лидеров, укрепление доверия в военной области и т. п.

Также следует упомянуть такие политические инструменты обеспечения безопасности, как договора и соглашения о сокращении вооружений и вооруженных сил, военно-политическом сотрудничестве, создание организаций и институтов, межгосударственных и региональных центров по предупреждению военных конфликтов, контроля за военной деятельностью государств и блоков. Относительно недавно возникли новые политические механизмы, такие как «народная дипломатия», «дипломатия военных», независимая экспертиза военно-политической деятельности.

В Армении, вероятно в силу долгого отсутствия государственности, не осознается до конца мощь политических средств при решении задач военной безопасности, что приводит к легковесному отношению к процессам в политическом пространстве. Однако адекватное и выверенное политическое поведение в конкретной исторической ситуации может уберечь государство от непосредственно грозящего ему нападения, улучшить общую расстановку и соотношение сил, увеличить число союзников, отодвинуть и снизить опасность войны.

С другой стороны история полна примеров, когда просчеты во внешней политике и дипломатии ослабляли позиции сильных государств и становились одной из причин их быстрого поражения. Достаточно вспомнить внешнюю политику Германии, России, Великобритании, Франции перед Второй мировой войной. Искусное применение политических средств позволяет достигнуть такой прочной ткани дипломатических, экономических, культурных и иных отношений, которая вытесняет военную опасность, создавая тем самым преграды на пути развязывания войны.

Однако возможности политических средств в обеспечении военной безопасности имеют свои пределы, и с началом войны часть из них обесценивается и уходит в историю – например, договора, соглашения, переговоры с напавшим государством. С другой стороны, усиливается роль тех политических средств, которые призваны прекратить войну, обуздать агрессора и восстановить мир.

Очевидно, что во всех случаях политический инструментарий применяется не изолированно, а в тесном взаимодействии с экономическими, военными и прочими средствами, имеющимися в распоряжении страны.

Есть государства, имеющие только символические, минимальные армии, но проводящие эффективную внешнюю политику и занимающие прочные позиции в мировой политической и экономической системах. В качестве примера государств, выстраивающих свою военную безопасность на основе не военных, но политических и прочих средств, можно упомянуть Швейцарию, Швецию, которые выстраивают свою безопасность на политике нейтралитета.

Ряд стран, например, страны Западной Европы, предпочитают переложить проблемы обеспечения своей безопасности на другие плечи. Политика обеспечения военной безопасности преимущественно невоенными средствами или за счет использования чужого «зонтика» безопасности является весьма уязвимой и может стать смертельно опасной с изменением культурного, геополитического, политического контекстов в регионе и мире в целом. Данный подход к обеспечению своей безопасности явно не подходит для Армении и региона Южного Кавказа.

III. Роль силовых структур в обеспечении военной безопасности Армении

Обеспечение национальной безопасности Армении в оборонной сфере является важнейшим направлением деятельности армянской государственности. Главной практической задачей в этой сфере является совершенствование ее военной организации, с целью обеспечения надежной защиты суверенитета и территориальной целостности Армении, способности адекватно реагировать на военные угрозы.

III.1. Вооруженные Силы РА и Армия Обороны НКР – главный инструмент обеспечения военной безопасности Армении

Основой военной организации Армении являются Вооруженные Силы РА и Армия Обороны НКР (далее – вооруженные силы Армении), играющие определяющую роль в обеспечении военной безопасности армянских государств силовыми методами. Помимо них к обороне привлекаются Пограничные войска Армении, внутренние войска Министерства внутренних дел РА и НКР (далее – другие войска).

Отдельные задачи в области обороны решают структуры Служб Национальной безопасности (СНБ) армянских государств, обеспечения мобилизационной подготовки, а также создаваемые на военное время специальные формирования (далее - органы).

Вооруженные силы Армении, другие войска и органы выполняют задачи в области обороны Армении по единому плану применения сил. В рамках единого плана осуществляются оперативные и мобилизационные мероприятия, а также проводится подготовка к выполнению задач по защите Армении от вооруженного нападения.

Дадим краткую характеристику сил, обеспечивающих военную безопасность страны. При этом следует иметь ввиду, что, кроме вооруженных сил, другие силовые структуры, наряду с вопросами военной безопасности, призваны решать и свои специфические задачи обеспечения национальной безопасности Армении, которые для них являются главными.

Вооруженные силы Армении предназначены для сдерживания, отражения агрессии и нанесения агрессору поражения, а также для выполнения задач в соответствии с международными обязательствами армянских государств. Вооруженные силы мирного времени, в случае необходимости, могут быть увеличены за счет мобилизационного ресурса. Система подготовки такого ресурса и перевода экономики страны на рельсы военного времени должна обеспечивать военные потребности в наиболее сложных условиях развязывания войны против Армении.

Органы СНБ, в пределах предоставленных им полномочий, участвуют в решении задач обороны страны.

На них возлагаются следующие основные задачи:

• контрразведывательной деятельности против спецслужб и организаций иностранных государств;

• борьбы с террористической деятельностью, шпионажем и диверсиями, незаконным распространением оружия;

• раскрытия и пресечения деятельности незаконных вооруженных формирований, общественных объединений и отдельных лиц, ставящих целью насильственное изменение конституционного строя Армении.

Важной областью обеспечения военной безопасности Армении является разведывательная деятельность, которую осуществляют СНБ и органы разведки вооруженных сил Армении. Они обеспечивают высшее военно-политическое руководство армянской государственности необходимой информацией в области военно-политической, военно-экономической и собственно военной деятельности для принятия решений в области обороны.

Пограничные войска Армении в мирное время обеспечивают защиту государственной границы и осуществляют меры по поддержанию ее режима. В случае вооруженных провокаций на границе пограничные войска самостоятельно или при активном участии соединений и частей вооруженных сил Армении противодействуют попыткам сопредельных государств нарушить существующий режим границы. С началом войны они привлекаются к выполнению боевых задач в составе вооруженных сил.

Внутренние войска МВД, наряду с выполнением правоохранительных функций, принимают активное участие в территориальной обороне и решении других задач, совместно с соединениями и частями вооруженных сил Армении.

Современное состояние вооруженных сил, по оценкам высшего политического и военного руководства армянских государств, в целом обеспечивает военную безопасность Армении, однако из-за недостаточного финансирования и по ряду других объективных и субъективных причин имеется много нерешенных проблем организационного, технического, материально-бытового, кадрового порядка. Нерешенные проблемы снижают уровень боевой и мобилизационной готовности войск, что, в свою очередь, влияет на состояние военной безопасности Армении.

Вооруженные силы Армении занимают доминирующее положение среди других силовых структур. Это определяется целым рядом обстоятельств:

• они специально созданы для вооруженной защиты и по своему составу, структуре и функциям призваны обеспечивать ее военную безопасность;

• по своему количественному и качественному составу вооруженные силы намного превосходят все другие войска и органы;

• вооруженные силы располагают самым мощным оружием и боевой техникой и решают главные задачи в войне, вооруженном конфликте;

• вооруженные силы комплектуются кадрами военных профессионалов;

• оперативная и боевая подготовка войск и штабов осуществляется в соответствии с возложенными на них задачами, при этом на базе вооруженных сил проходит учебно-боевая подготовка других войск и органов, если она связана с задачами обороны страны;

• на Генеральный штаб Министерства Обороны РА возложены задачи планирования стратегического применения вооруженных сил и других силовых структур, привлекаемых к проведению военных операций и боевых действий, а также координации их деятельности в ряде вопросов жизнедеятельности в мирное и особенно военное время.

Для других войск и органов участие в проведении операций и боевых действиях является вспомогательной задачей, для вооруженных сил Армении – это главная задача. Имеются и другие обстоятельства, определяющие ведущее место вооруженных сил в системе обороны Армении и обеспечения ее военной безопасности, которые рассматриваются ниже.

III.2. Основные направления деятельности вооруженных сил по обеспечению военной безопасности Армении

Принципы, на основе которых принимается решение о необходимости применения вооруженных сил Армении, должны определяться в «Концепции национальной безопасности». Исходя из концепций и опыта других стран можно предложить следующие принципы:

Армения оставляет за собой право на применение всех имеющихся в ее распоряжении сил и средств, если в результате развязывания вооруженной агрессии возникает угроза ее существованию;

• применение вооруженных сил должно осуществляться решительно, последовательно и планомерно, до создания выгодных для Армении условий заключения мира;

• использование военной силы должно осуществляться на законной основе и только тогда, когда все невоенные меры разрешения кризисной ситуации уже исчерпаны или оказались неэффективными;

• применение военной силы против мирных граждан, либо для достижения внутриполитических целей не допускается;

• участие вооруженных сил в войнах и вооруженных конфликтах должно осуществляться для решения приоритетных военно-политических и военно-стратегических задач, отвечающих национальным интересам Армении.

Так как военная безопасность страны определяется как такое состояние ее обороноспособности, при котором сводится к минимуму возможность ее вовлечения в войны и вооруженные конфликты, а в случае их развязывания обеспечивается надежная защищенность ее суверенитета и территориальной целостности, можно говорить о двух основных направлениях применения вооруженных сил и органов Армении.

Первое направление связано с использованием вооруженных сил для предотвращения войны и вооруженных конфликтов в мирное время (сдерживание агрессии). Для выполнения этой задачи Армения должна:

• в условиях мирного времени иметь такие вооруженные силы, которые наличным боевым составом были бы способны защитить Армению от вооруженного нападения и решать задачи по разгрому противника в войне;

• предусмотреть создание и подготовку особых воинских формирований в составе вооруженных сил, других войск на случай возникновения внутренних военных угроз сохранению суверенитета и территориальной целостности Армении.

• иметь специально подготовленные, ограниченные по численности, воинские формирования для миротворческой деятельности в рамках международных организаций.

Наличие вооруженных сил, достаточных для решения задач обороны, их высокая боеготовность, наличие специальных воинских формирований для проведения внутренних акций, решения миротворческих задач, уже само по себе предостережет агрессоров и внутренние деструктивные элементы от желания разрешать существующие противоречия силовыми методами.

Второе направление использования вооруженных сил связано с их прямым предназначением, а именно применением военной силы для защиты Армении от вооруженного нападения и пресечения агрессии. Возможны самые различные варианты вступления Армении в военные действия – от участия ее в вооруженных конфликтах и локальных войнах до развязывания против нее крупномасштабной войны.

В современных условиях характер военных опасностей и военных угроз для Армении таков, что наиболее вероятными становятся военные конфликты на почве национальных и религиозных противоречий, а также территориальных претензий со стороны сопредельных государств Азербайджана и Турции, в меньшей степени – Грузии. Именно поэтому первоочередной задачей высшего политического и военного руководства Армении должна стать проблема подготовки вооруженных сил и армянских государств в целом к участию в таких войнах. Не исключено, что Армения в силу сложной социально-экономической ситуации может стать ареной внутриполитических социальных конфликтов. Участие вооруженных сил во внутриполитических процессах должно быть минимальным и допустимо лишь в случаях, когда встает вопрос о нарушении суверенитета и территориальной целостности Армении.

Руководство вооруженными силами осуществляют Президенты РА и НКР в пределах своих полномочий. Они издают приказы и директивы, обязательные для исполнения вооруженными силами и органами. Управление вооруженными силами осуществляют министры обороны РА и НКР, через министерства обороны и Генеральный штаб ВС РА, являющийся основным органом оперативного управления вооруженными силами Армении.

Генеральный штаб разрабатывает план строительства и развития вооруженных сил Армении и органов и координирует их выполнение. Кроме того, с участием республиканских органов исполнительной власти, в составе которых или при которых имеются другие войска и органы, разрабатываются планы применения вооруженных сил, мобилизационный план и государственная программа оперативного оборудования территории Армении в целях обороны.

Применение военной силы, использование вооруженных сил в целях обеспечения военной безопасности Армении является функцией политического руководства, и решения должны приниматься в политическом пространстве. Процесс выработки и принятия решения о применении вооруженных сил очень важен и сложен по своей природе, что является темой отдельного исследования.

Применение военной силы может быть инициировано многими обстоятельствами:

• необходимостью защитить национальные интересы Армении в условиях, когда мирные, политические средства исчерпаны;

• стремлением не допустить вмешательства третьих стран (сил) в развязанный военный конфликт;

• желанием упредить противника и превентивным ударом нанести ему решительное поражение, предотвратить агрессию.

Вооруженные силы могут быть применены как сразу с началом конфликта, так и постепенно, по мере его эскалации.

Масштабы применения военной силы определяются:

• замыслом (целями) предстоящих военных действий;

• составом сил противостоящей стороны и имеющихся в его распоряжении вооружения и боевой техники;

• характером возможных действий противника;

• особенностями инфраструктуры, экономики, демографических факторов, этнических, религиозных и социальных отношений в регионе;

• спецификой природно-климатических и физико-географических условий;

• наличием экологически опасных (критических) объектов и т. д.

Началом применения военной силы (начало военного конфликта) следует считать момент вступления в военные действия соединений и частей вооруженных сил Армении с прямым использованием ими оружия и боевой техники. Опыт войн и вооруженных конфликтов позволяет выработать общие рекомендации по применению вооруженных сил и проведению военной кампании.

Политическое руководство Армении, принимая решение о применении вооруженных сил, должно брать на себя всю полноту ответственности за результаты военных действий и идти до конца.

Должно быть обеспечено единство управления всеми силами и средствами, привлекаемыми к операциям, их взаимодействие в ходе войны.

Объявить военное положение на территории военных действий и прилегающих к ней районах с вытекающими из этого последствиями.

Нельзя относиться к малому по своему масштабу конфликту, как к незначительному событию.

Необходимо готовить международное общественное мнение и внутриполитическую обстановку Армении к поддержке проводимой политической линии.

Наряду с применением вооруженных сил необходимо использовать все доступные не силовые методы разрешения вооруженного конфликта, – политические, информационные, психологические, экономические и др.

Наиболее сложной является задача упорядочения государственного управления военной организацией страны, создания стройной системы военного руководства сверху вниз. В систему должны органично войти Президенты армянских государств, Правительства, руководители силовых министерств, министерств и ведомств, работающих на решение оборонных задач, региональные власти, органы местного самоуправления в той их части, в которой они связаны с вопросами военного строительства и военной безопасности страны. Парламенты, органы законодательной власти на местах также должны найти свое место в общей системе руководства военной организацией.

Вопросы обеспечения военной безопасности Армении - одна из главных задач СБ РА и СБ НКР. В настоящее время они не располагают необходимыми возможностями (организационными, функциональными, кадровыми, иными), чтобы эффективно решать сложные проблемы безопасности в военной сфере. В составе советов должны быть созданы специальные структуры, занимающиеся вопросами разработки проблем обеспечения обороны, координации деятельности всех элементов системы военной организации Армении. Роль СБ РА и СБ НКР должна быть повышена в рамках соответствующего закона. Они должны быть определены как постоянно действующие структуры армянских государств, со своим составом, функциями и полномочиями своих членов. Это могло бы стать первым шагом на пути формирования эффективной системы политического руководства военной организацией армянских государств.

Выводы

Военная безопасность является важнейшим звеном национальной безопасности Армении. Ее суть заключается в создании такого уровня обороноспособности, при котором сводится к минимуму вероятность ее вовлечения в войну, а в случае ее развязывания обеспечивается надежная защищенность суверенитета и территориальной целостности армянских государств.

Источники военных опасностей и военных угроз лежат в области пересечения интересов субъектов межгосударственных или внутригосударственных отношений. Противоречия, возникающие на почве разногласий могут перерастать в конфликты, разрешение которых не всегда происходит мирным путем.

Каждое государство стремится обезопасить себя от угрозы военного насилия, либо создать военную мощь, достаточную для реализации своих военно-политических устремлений. Основу военной мощи государств составляют вооруженные силы. Именно они являются главным средством обеспечения военной безопасности страны. К решению этой задачи привлекаются и другие войска и органы. Вооруженные силы и другие формирования военной организации страны применяются для сдерживания агрессии (предотвращения войн и вооруженных конфликтов) и ее пресечения (разгрома агрессора).

Решение на использование военной силы принимается политическим руководством Армении и оно несет полную ответственность за ход и исход военных акций.

Армения обязана провести военные реформы, которые позволили бы привести военную организацию армянской государственности в такое состояние, которое обеспечивало бы ее надежную военную безопасность в XXI веке.

Edited August 6, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

В погоне за точкой невозврата

Скорее всего по Сети пройдет возмущенная волна, в которой будет обсуждаться «сага о двух интервью». Первое, реальное интервью, чересчур фантастично по своему цинизму, полной уверенности, что народ это быдло и, если жестко работать кнутом, то его удастся оставить в стойле или гнать в нужном направлении. Этакая мессия армянского народа, который должен править железным посохом, - металл в голосе и свирепая тяжелая маска на лице, когда обращается к армянскому народу. Все правильно в рамках жанра. Второе отрицаемое интервью, которое чересчур оптимистично, так как дает надежду, что мы имеем дело с игрой и дипломатией, а не реальными шагами, которые будут сделаны, - как в вопросе Мец Егерна и Нагорью, так и по Арцаху и Сюнику. Более чем уверен, что, в конечном счете, мы распрощаемся со всей Горной Арменией, - не сегодня, так через год, 5 лет, 10. Это является неизбежным при такой политике.

Но сейчас речь не о том, кто делает вбросы, почему последовательность шагов именно такова, - это явно не армянский почерк и явно не армянское мастерство. Да надо проводить такой анализ, но сегодня, сейчас решает не он, так как ситуация стала черно-белой, но наша способность мобилизовать Армянство на ответные меры. Речь должна идти о национальной мобилизации, а это процесс, который протекает исключительно внутри Армянства и Армянского мира. Сегодня всем нам надо где-то даже отвлечься от анализа международной обстановки, региональных и глобальных аспектов процесса и сконцентрироваться на самом Армянстве, Армянском мире. На процессах, которые проходят внутри него. Все зависит от нашей способности самоорганизоваться, стать единым целым в развернувшейся борьбе.

Да, звучат вполне справедливые и логически безупречные голоса, что мы уже проиграли, что мобилизация происходит слишком поздно, точка невозврата пройдена и ничего изменить нельзя. Некоторые говорят это с болью, другие говорят с холодным цинизмом и злорадством, не удерживаясь от того, чтобы бросить в лицо народу не идею спасения, но приговор. «Пипл все схавает», как говорят сегодня в России. Схавает даже откровенную ложь, что Арцах в лице своего руководства и тем более арцахское армянство уже сдалось и даже не пакует чемоданы, приняв решение в назначенный срок своими руками перерезать свои семьи и потом пустить пулю в лоб, чтобы не доставлять лишних забот Западу, Северу, Востоку и Югу.

Ну, да господь со всеми этими рассуждениями. Сейчас речь не об этом...

Во-первых, нам надо вспомнить, что мы народ, а не быдло, для чего надо наконец-то проснуться. И мы начали уже просыпаться несмотря на все колыбельные, которые поют нам как циничные кукловоды и их прихвостни, так и искренние, но больные люди, не желающими расставаться со своими стеклянными зверинцами. А надо... Тот же Турок уже учуял волчьим инстинктом, ну или по докладам разведки, что процесс мобилизации пошел и близок к тому, чтобы дойти до точки невозврата и пытается инициировать своего рода гонки двух «точек невозврата». Или они нас в «ЗАГС» для подписания протокола, или мы нынешнюю политическую элиту РА к прокурору. Кто сработает быстрее - Армянство, как хозяин Армянского мира, или Турок, как хозяин мира Тюрского. Что состоится быстрее – армянская мобилизация или подписание протоколов. Начались гонки со временем, и мы пока что проигрываем, так как никак не выйдем на старт.

Резюме

1. Мы должны констатировать, что имеем дело с национальным предательством.

2. Как следствие мы должны признать, что сфера политического нами проиграна практически подчистую. Армянское политическое поле не смогло родить силу, которая смогла бы объединить вокруг себя народ.

3. Это означает, что задача должна формулироваться уже в терминах спасения Родины, Армянского мира и речь должна идти о национальной безопасности Армении. А это уже не политическая, а общенародная, национальная задача.

4. Армянская политика умерла, и вопрос и вызов заключается в том, сумеем ли мы как народ, самоорганизоваться и инициировать процесс рождения новой армянской политики, политики XXI века. Той самой политики, которая со временем оформит Четвертую Республику.

5. Армянский мир вновь должен стать демиургом нового политического пространства и новой республики, которая может быть решена, если мы выйдем за пределы политического и будем ставить и решать общенациональную задачу спасения Армении.

6. Постановка и решение подобной задачи возможно в рамках общенационального, а не политического движения, которое развивается в рамках соответствующей организационной формы, который условно можно назвать «Комитетом национального спасения». Только так и только в рамках такой организации, когда отодвигаются в сторону все непримиримые политические разногласия и решается одна и только одна задача - спасения Армении можно успеть не только стартовать в уже начавшихся гонках, но и выиграть их.

7. Это слишком сложно, теоретично и оторвано от жизни и армянской реальности. Слишком много философии. Можно сказать и так.

Но ведь мы это уже один раз сделали, и сделали совсем недавно, когда всем народом уходили от умирающей Второй Республики, которая уходя унесла с собой в качестве жертвы сотни тысяч армянских жизней спитакского землетрясения.

8. И тогда же звучали практически те же слова - «У меня нет в кармане Карабаха, чтобы отдать вам». И это было правдой, так так советская элита Второй Республики не смогла понять, что Арцах и не может быть в кармане. Это не объект и что-то чуждое, оторванное от Армянства и Армянского мира, чтобы его можно было держать в кармане, как ценный (или не очень) предмет, который можно будет достать во время торга. И даже не джокер в рукаве, который можно будет достать в нужный момент и перебить игру. Арцах это мужество и воля Армянского мира.

9. Мы смогли тогда справиться с последствиями физического и политического землетрясения и совместными усилиями родилась Третья Республика. Но все что родилось, должно и умереть. Смерть как и рождение происходит вне нашей воли и нашего выбора. Надо вновь принимать решение и делать выбор.

Новый национальный комитет, который должен взять на себя роль спасения нации и оформления нового политического пространства, новой политики и новой Республики.

10. Как это делается, при помощи какой тактики, какими шагами? Увы, это уже вопросы не теории, но практики, и я более чем уверен, что мы в состоянии найти ответ и выстроить все, - если приступим.

И здесь, как и в 88 году решающая роль будет принадлежать двум частям Армянства, - Еревану, который должен взять на себя всю тяжесть организационной борьбы, и Арцаху, задача которого стоять и держать удар, неизбежное давление, которое сейчас начнет оказываться на политическое руководство Арцаха и арцахское армянство. Думаю и даже уверен, что мы здесь выстоим.

Надо начинать.

[Pandukht]

Спюрк

Наверное небольшое замечание.

Скорее всего власти действительно решатся «проехать» по Диаспоре и получить «одобрямс» или хотя бы молчание Спюрка. Более чем уверен, что власти понимают, что Спюрк в подавляющем своем большинстве против того, как инициируется и оформляется армяно-турецкий процесс. В этих условиях армянская власть применит аргумент-кувалду, при помощи которого Спюрк всегда успешно выключался и попадал в прострацию.

Армянам Спюрка будут говорить, что они живут не в Армении, не на армянской земле и должны заткнуться, так как своими требованиями и мнением ставят под угрозу жизнь и безопасность Армении и армянской государственности. Более того, своими шагами они ставят армянский народ перед угрозой очередного Геноцида.

Это подлый аргумент и подлый прием, удар ниже пояса, наносимый потомкам тех, кто уже переживал Геноцид и итак уже наказан физическим отрывом от Армении. Очень трудно, наверное просто невозможно выдержать такой удар-обвинение, и человек, итак оторванный от армянской земли, молча поднимает руки. Молчит, хватаясь за сердце, проклиная судьбу за то, что родился армянином, что должен стоять вот перед таким выбором и под таким ударом.

Но помимо подлости, это - эффективный метод нейтрализации наиболее чувствительной темы Геноцида у части Армянства. Парадоксально и печально, что аргумент и реальность Геноцида, который в душах, в сердцах переживших его, потомков переживших его, вместо того, чтобы помочь избежать нового, Геноцид ставится аргументом, оправдывающим шаги и политику, которые неизбежно ведут как минимум к войне. Аргумент, порыв, который должен, мог быть направлен на нейтрализацию очередного шага в самоубийственной армянской внешней политике последнего времени становится инструментом, при помощи которого нейтрализуется активная часть Спюрка. Удар оказывается направленным внутрь Армянского мира и вместо того, чтобы разить врагов, глубоко ранит само Армянство.

Что можно противопоставить? Я бы рекомендовал, как бы это не тяжело ни было – попробовать хотя бы на время справиться с данным комплексом. Волевым усилием, силой воли отбросить его, тем самым убрать почву для такого рода ударов. В общеармянских проблемах и в судьбоносные моменты армянской истории каждый армянин вне зависимости от того, где он проживает должен, обязан высказать свое мнение. Обязан встать в строй и защитить Армению. В общеармянских задачах и боях нет, не должно быть место комплексам. Каждый армянин, вне зависимости от того, где проживает - является частью Армянского мира и несет ответственность за его будущее, за каждую пядь армянской земли.

Вывод. На аргумент-удар, что вы не «проживаете» в Армении и не имеете права ставить под угрозу и проч., надо спокойно, с достоинством отвечать, что говорящий не прав. Вы имеете право, когда речь идет об общей для всех армян Родине, - о будущем Армении.

[Pandukht]

Комментарий к интервью с Норатом Тер-Григорьянцем

Масштаб личности Нората Тер-Григорьянца, его заслуги перед армянским народом не позволяют кому-либо поставить под сомнение слова, которые он произносит. Они ясны, четки, недвусмысленны, каковыми и должны быть слова высокого военного профессионала. Пытаться комментировать и «разъяснять» его слова - лишено смысла.

Я позволю себе обратить внимание читателя на несколько другой аспект служения Нората Тер-Григорьянца, который так явственно виден в данном интервью, а именно, - значение и роль Спюрка в становлении и защите Армении и Армянского мира.

Благодаря недалекой и просто преступной политике актуальной армянской власти и политической элиты, роль Спюрка после войны была низведена до обыкновенного, точнее необыкновенного денежного мешка, из которого в любой момент можно взять нужную сумму денег на те или иные нужды. Если «мешок» вдруг начинал «артачиться», тогда «приводили в чувство» болезненным пинком или пугали новым геноцидом. Изобретательности и подлости этих господ можно только удивляться, - мы действительно талантливый во всем народ.

Как это произошло и почему – сейчас не об этом, но факт остается фактом, что от строительства Армении, Армянского мира в XXI веке актуальная политическая элита с недалеким и неглубоким образованием и прошлым, мелкой и грязной душонкой отстранила, изолировала главные сокровища Спюрка. Речь идет о накопленном Армянством за годы проживания на чужбине интеллектуальном, организационном потенциале, бесценном опыте разворачивания и сопровождения больших систем, - военных, организационных, специальных и пр. Именно в Спюрке Армянский мир сумел развернуть и актуализировать, - проявить сохранявшуюся на генном уровне потенцию по освоению и оформлению больших пространств, накопленную Армянством в процессе оформления Армянского Нагорья не только как географической, но и духовной, культурной и государственной реальности. Опираясь на этот потенциал, Спюрк находил и продолжает находить свое, далеко не последнее, место в иерархии мировых систем.

Благодаря Спюрку современное Армянство получает возможность актуализировать свой потенциал, перевести его в актуальное знание и технологии уже XXI века. Это очень редкий и просто бесценный опыт и «know-how», которые могут принести с собой армяне Спюрка.

Маленькая, сжатая со всех сторон, цепляющаяся за край Нагорья Армения XXI века, ведущая борьбу за выживание, не может себе позволить роскошь самостоятельного разворачивания больших форм, и тем более подготовку и получение опыта соответствующими профессионалами. Это процессы, которые сегодня протекают вне армянских систем. В них армяне XXI века приобретают знания и опыт, который затем, в нужный момент, будут востребованы для защиты Армянского мира, Армении.

Пример Нората Тер-Григорянца отсылает нас ко многим и многим другим сынам армянского народа, - по большей части неизвестным, до сих пор закрытым для широкой огласки именам, которые своими знаниями и опытом, страстью и энергией, - служением своему народу сделали возможным то чудо, которое называется возрожденная Армянская государственность и победа Армянского оружия в казалось бы невозможных, невероятных условиях. Надеюсь, - придет время и их имена будут возвращены, займут свое достойное место в армянской истории и в армянском Пантеоне. А может так и останутся неизвестными, так как они явно не гнались за публичной славой и просто выполняли свой Долг.

И я надеюсь, нет - уверен, что кризис умирания Третьей Республики и рождения Четвертой, процесс очередного рождения, возрождения Армянского мира в нужный час будет поддержан энергией и знаниями Армянства, сегодня, сейчас приобретающего необходимый опыт для строительства Армении уже XXI века. Да, они сегодня вне Армении, они отталкиваются и выталкиваются из страны всеми возможными и невозможными методами актуальной политической элитой, оставшейся в XX веке и не сумевшей перешагнуть рубеж нового тысячелетия. Но время придет, и их позовет зов сердца, позовет Долг перед памятью предков, позовет Армения, и они вновь придут, выполнят свою часть работы, свою миссию, и на этот раз, возможно, очень надеюсь, уже не покинут возрожденную Армению.

А что до нас, - тех, кто сегодня на армянской земле, то задача, как и во все времена, проста и очевидна, - окапываться, вгрызаться в армянскую землю, армянскую государственность. Вести бои и держать удар, пока Армянский мир не пройдет этап мобилизации и не будет готов прийти на помощь, подставить плечо в только-только разворачивающейся борьбе. Подписание или не подписание позорных протоколов в этом смысле уже не играют большей роли. Да, без их подписания Армянскому миру будет несравненно легче и проще преодолеть рубеж тысячелетий, не будет подвергаться смертельной угрозе одно из самых больших завоеваний Армянства – армянская государственность и армянское единство. Но в любом случае, они не ставят точку и не завершают некоторые процессы, как на это надеются круги и элиты их инициировавшие. Скорее наоборот, - запускают новые, - внутри Армянства, Армянского мира. Да, они закрывают некоторые двери, но совершенно не те, на которые надеялись господа. Они закрывают двери перед актуальной армянской элитой двери в XXI век и указывают где, в каком направлении находятся уже незапертые двери, позволяющие Армянскому миру войти в новое тысячелетие. Порой маленькая полоска света сквозь незапертую дверь доходит до нас и надо просто дойти, доползти и открыть ее.

[Pandukht]

Если у вас звездит перед глазами, значит это кому-то нужно?

Летом был в Грузии, но руки так и не дошли поделиться впечатлениями. Если в качестве констатации виденного, - Грузии как национального государства уже нет. Есть Администрация, обеспечивающая функционирование инфраструктур, – коммуникационных, и в ближайшем будущем, военных, - геополитических по своим масштабам и размаху. Это выстраиваемый бешеными темпами плацдарм для проецирования мощи на Восток (Среднюю Азию), Юг (Иран) и броска на Север за Кавказский хребет. Есть вышколенный административный и карательный аппарат, который взят на довольствие и неплохо функционирует. Ну и так далее...

То есть пирог "Кавказ" уже разделен, и России не удастся взять что-то еще, скорее наоборот, - она проиграет все и вся и где-то к 2013-14 встанет вопрос ее территориальной целостности. И проблема не в том, что Россия не может противостоять всему этому, - скорее не хочет. Часть правящей элиты не прочь и дальше разваливать Евразию и получать дивиденды от процесса разложения.

В этих условиях нам надо как-то продержаться и не попасть под каток. Как пройти между Сциллой и Харибдой узкого ограниченного, низколобого национализма, который уже начали навязывать нам мировые центры силы, «опуская» Армянский мир до уровня и функций радикальных и террористических группировок Ближнего Востока, и космобалетом и космосимфонией наднациональных по своей природе, сущности сил, оторванных от почвы и крови. Часть Армянства на территории Армянского Нагорья «наклоняют» к первому, Спюрк с его огромным потенциалом в полутонких сферах и процессах с удовольствием принял к себе второй полюс, для которого первая часть Армянства будет всего лишь резервуаром, «гетто», откуда черпается генетический материал, не более. Вполне «обкатанная» на протяжении последних 10 веков ниша, которую с удовольствием займет некоторая часть Армянства, отказавшись от самостоятельного, полноценного и Армянского проекта. Нас раздирают по живому, с кровью, и даже сейчас, в этот момент перед нам стоит задача осмысления происходящего. У нас нет общего видения, нет модели, общей картины, существование которой предполагает проецирование своего будущего. И вслед за известным героем известного романа можно спросить, - как можно строить такого рода проекты, не имея плана хотя бы на тысячу лет вперед. Для мира, который в свое время оформил Нагорье и дал ему свое имя, разработал свой календарь, свой боговдохновенный алфавит и священный язык, вызовы по определению лежат или в такой плоскости, или их просто нет... У нас нет права и тем более возможности на средний, средненький, серый, тихий проект и будущее. Оно или великое или его нет. Не надо обманываться и не надо впадать в паралич от масштаба и глубины. Если армянский паренек, начинающий петь на турецком, может затем стать Комитасом, то чего нам бояться? Справимся, если оценим масштаб противостояния, примем вызов и начнем подниматься на борьбу. Что такое Орки для мира, который в свое время породил и дал силы Западу, Северу, Югу и Востоку, - мелочь... У нас ключи к миру сакрального, и мы хранители Европейской Духовной Традиции. Все сходится на нас и закончится с нами, если не справимся. Так что впереди сражения, цена которым мягко - совершенно другая, и первая серьезная битва в Арцахе и за Арцах, без которого мы никому не нужны ни в каком качестве.

Почему это так - не только очень и очень сложная задача, так как значительная часть актуальной армянской элиты, став манкуртами, готова пойти по пути Русского мира, то есть закончить самоубийством, которое есть двойной грех. Боюсь, что речь будет идти о сопротивлении «одиночек», так как сопротивление как социальное явление не успевает сформироваться. Естественная инерция социальных процессов, которой противопоставляется ускоренный темп геополитического проектирования и строительства. То, что раньше выстраивалось десятилетиями и веками, сейчас становится реальностью за пару лет, что просто невозможно для социума, процессы в котором можно ускорять только в определенных пределах, а «акселерация» возможна только через кровь, - в первую очередь свою. Увы... Все главные события впереди и надо не дать себя измотать и прийти к главному, решающему сражению измотанными. Классика...

Edited October 22, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Облом

Если слегка перефразировать "Того самого Мюнхаузена", то вначале планировались танцы в рамках "футбольной дипломатии", затем война, а потом решили совместить танцы с войной.

Это уже Telegraph, вслед за Рейтер, ВВС и другими тяжеловесами "среагировал" на воинственность Алиева. Если попробовать подвести «промежуточный итог», то владельцу "горловины от бутылки" предлагается заткнуться с военной риторикой, плюс мягкие, пока что "массирующие" интонации и намеки, что не мешало бы начать говорить с Арцахом, - напрямую. Практически во всех публикациях говорится в том духе, что это война армян Карабаха, провозгласивших независимость, за спиной которых стоит Армения. Терминология "война между Арменией и Азербайджаном" постепенно снимается с повестки дня. «Мейндорфская декларация», - грубейший прокол русской дипломатии последнего года, когда Россия сдуру попыталась свести проблему к конфликту двух сторон, сняв, убрав Арцах, также списывается в утиль. Вместе с Россией, которая добровольно выталкивается из Южного Кавказа, уступая место Западу, - ее право выталкиваться и самоустраняться. Что тут кричать, размахивать руками, - просто принять к сведению.

Да, есть и неприемлемые тенденции, - например Телеграф пытается представить противостояние в том числе и в плоскости "Христианство - Ислам", но так как под этим делом никаких оснований нет, то думаю, справимся, решим проблему.

В этих условиях все, что остается высшему руководству Третьей Республики - это начать плавный дрейф в сторону и готовиться уступить лыжню, что, не исключая, будет смерти подобно для актуальной политической элиты, но более чем удачным поворотом для Армянского мира. Думаю практически все глобальные акторы дозревают для такого разворота и не удивлюсь, если скоро единственным и отчаянным "сопротивленцем" останется Третья Республика, которую полностью "раздевают" и лишают внешнеполитической повестки, вынуждая, тем самым, заняться внутриполитическими проблемами, - заняться Республикой Армения. Так и тянет «сконструировать» разговор в высоких кабинетах, куда вызывали Сержа и его компаньона «по нагорно-карабахскому бизнесу», то есть делу. Типа:

- Ребята, хватит ездить по миру и что-то просить. Не до вас сейчас, - замолкните, прикройтесь ветошью и не пылите. Не до вас. Все что от вас требуется это стабильность коммуникаций и займитесь своими народами. По нашим данным у вас скоро крышка от котла слетит. Все, аудиенция закончена, - пока!

- А как же красные дорожки, визиты, внимание международной общественности?

- Красная дорожка только в казино. И вы ее прекрасно изучили. Так что вот вам билет, он не волчий, а очень даже приемлемый. Все, - вперед на работу...

И жалкие улыбки двух побитых господ, которые еще вчера ощущали себя героями, которым еще вчера вроде бы светила нобелевская, а вон оно как вышло. Посмотрим, в состоянии ли Серж сделать шаг в сторону, тем самым получив шанс вновь стать армянским политиком, когда ему прощаются даже аплодисменты, когда мяч влетал в ворота армянской команды во время «футбольной дипломатии». Типа он маскировался и аплодировал вот этому моменту триумфа дипломатии Армянского мира, - время более чем удачное. Лично я думаю, что он не в состоянии сделать этот шаг.

[Pandukht]

Политика, война

Перемалывая день сегодняшний в Сети.

Как важно, все же, быть образованным, знать изначальное «теоретическое» значение слов понятий, какой смысл вкладывается в тот или иной термин, как он «задуман».

«Нагорно-карабахская проблема – политическая, и должна быть решена политическими методами. Война неприемлема и недопустима». Армянские политические деятели просто млеют от такого рода сентенций в устах «вышестоящих» политиков, видя в них какие-то гарантии и проч. При это вероятно в силу отсутствия образования, универа за плечами, может еще каких-то причин, не хотят видеть в общем-то «бородатую» истину, что война есть продолжение политики. Война всего лишь один из инструментов в коробке политических инструментов государственного деятеля, наряду с дипломатией, экономикой, инфополем и проч. Да, проблема Арцаха – политическая, но отсюда вовсе не следует, что она не может решаться при помощи войны. Прикинут, «приценится» те, кто имеет право на войну, и решат. И никто, - даже в теории не сможет обвинить их в нарушении взятых на себя обязательств. Все будет законно и правильно. А то, что господа-армяне не знали теорию и, тем более, практику – ну, извиняйте ребята, приходите через много лет, - поможем, еще раз "просветим"...

[Pandukht]

Улыбка Арцаха

Иду утром к «рабочему станку», пробираюсь через гололед. Падает небольшой легкий снежок. В голове какие-то мысли лениво перекатываются ни о чем. Душа и разум «продирают глаза», пытаются включиться. Остановился где-то в окрестностях «пятачка» у зебры и, не спеша, жду, когда же иссякнет поток машин, осторожно пробирающихся по зимней дороге.

Рядом легкой ленивой трусцой проявляется дворняжка. Ну, это сейчас она дворняжка, а когда-то была болонкой самого ого-го... Независимый взгляд и прочие остатки лоска из прежней жизни. Остановилась, осмотрелась - тоже ждет. Ждем... Через пару секунд, нетерпеливо «передернув плечами», она решительно соскакивает на зебру и, как ни в чем не бывало, начинает переходить улицу. Водитель жигулей быстро и нежно тормозит аккурат перед зеброй и пропускает «болонку». Сзади образуется хвост из 8-10 машин. Я, опешивший вначале от всей этой картины, стою и наблюдаю, как болонка переходит дорогу. Потом, спохватившись, вслед за ней перемахиваю на другую сторону – уже с включившимися мозгами.

Я к чему это. Да ни к чему, просто так – утренняя зарисовка.

А мысли, которые начали «проявляться» в голове - все вокруг одной темы. Добрейшей души люди эти самые арцахские армяне. Могут остановить машину и пропустить дворняжку, а могут и хребет переломать, если что. И то, и другое сделают молча, без долгих «разбиратов». И потом улыбнутся улыбкой, которую многие ошибочно считают наивной или даже крестьянской.

На самом деле это нечто другое, и я, приоткрывая слегка краешек арцахской кухни, посоветовал бы задуматься скорее над улыбкой англичанина. В геополитике случайностей не бывает, и СССР все- таки неслучайно поскользнулся на Арцахе. И Российская Империя в XIX веке, перевалив через Кавказский хребет и оперевшись на арцахских меликов, должна была выполнить взятые на себя обязательства, а не «поднимать тему» карабахских ханов. Тогда уже сегодня русский солдат мыл бы сапоги известно где. Ну, и мы сделали свои выводы, с улыбкой естественно, - уже тогда.

Так что осторожнее с Арцахом и его улыбкой.

[Pandukht]

Агрессия дна

В последнее время все чаще попадаются посты в армянской блогосфере, которые можно было бы назвать интеллектуально-таблоидными, преследующими вечные «транснациональные» и интернациональные цели. В это нет ничего нового, и старо как мир. Блядство и подлость всегда будут стараться представить мир кричаще-желтым, в котором, по определению, отсутствуют любовь, порядочность, верность, долг... Понятия, вызывающие резь и нестерпимую боль, которые надо уничтожить, выжечь в надежде уменьшить боль, сжирающую его носителя изнутри. Своего рода «наркотик», призванный справиться, перебороть внутреннюю пустоту и вселенский холод. Но это не излечит, не согреет и не наполнит душу, так как пустота и холод в данном случае имеют совершенно другую природу.

Ну да господь с ними, можно было бы сказать, так как, повторюсь, это вечная борьба проявленного, состоявшегося, высокого, духовного с дном и его обитателями, - подонками. Язык все же великая вещь, и возможности новояза пока что остаются ограниченными.

Есть пара причин, почему молчать нельзя. Во-первых, это «развилка» или точка бифуркации, к которой подходит Армянский мир и мир в целом. В данном блоге много писалось об этом. Во-вторых, это возрастающая агрессивность, желание подняться со дна, что объективно и неизбежно приведет к замутнению всего общества. Подонки всех мастей и расцветок все настойчивее, крикливее, - они везде и всюду.

Речь идет об агрессии, которая должна испачкать, испоганить, измазать грязью своей души все вокруг. Агрессия сущности, которая желает вырваться из своих пределов, перелиться через границы и растечься по всему Армянскому миру, вызывая неизбежный сепсис и смерть.

Что же можно делать в такой ситуации порядочным, любящим, - нормальным? Видя симптомы такого поведения - брезгливо дистанцироваться, не вступать в «дискуссии», преследующие на самом деле только одну цель – испачкать и показать противнику, - именно противнику, так они оценивают другую сторону, - что «мы одной грязи».

Каковы симптомы? Их много и они спокойно распознаются. Не проблема.

Например, попытки свести действительно серьезные дискурсы вокруг армянского будущего, Армянской Идеи, к стебу, балагану и ненависти.

Сторонитесь таких...

[Pandukht]

Скупая мужская слеза

На сайте Карнеги-центра статья появилась, - 5 февраля, только сегодня дошли руки. Henri Barkey, Thomas de Waal "Armenia and Turkey: The Truce in Need of a Rescue", Los Angeles Times. И кого мы видим, старый, но не сказал бы, что добрый друг всех армян и неармян Томас Вааль высказывается по проблеме армяно-турецких отношений. Пессимистическая какая-то статья, нет будущего у этого самого процесса, говорят авторы. И все благодаря неконструктивности турецкой стороны, который идет таки на поводу у своего союзника Азербайджана. Так что плохо все как-то. Тупик, одним словом, сливай воду.

Дальше авторы вздыхают, что тупичок-то наметившийся, хуже, что было до того. Уж лучше бы не начинать, чем вот так вот. Чтобы сдвинуть процесс, США возьмет да и примет резолюцию, а Турок даже под дулом пистолета никогда не признает Мец Егерн, и что дальше? Для Саркисяна какие-либо уступки в Арцахе равносильны политическому суициду. Так что в тупичок едет нас броневичок, а может и целый бронепоезд, но суть от этого не меняется. Тупик на оба ваши дома. Читаю дальше с возрастающим интересом, что же в конце столь интригующего текста, в котором и Томас не совсем Томас, и Вааль как-то не совсем Вааль.

Как же быть, как вывести ситуацию из всего того, что наваяла армянская сторона в регионе, двигаясь весь 2009 год по карте дорожной - маршруту, когда потеряться вроде бы и невозможно, а все же вот так неаккуратно - в стену. И тут опаньки! – ловкое движение рук, и появляется рецепт от мэтра, знающего регион, как два пальца...

Так как Турция и Азербайджан никогда не пойдут на попятную – твердолобые они и невоспитанные, почему бы Армении не сделать шаг навстречу, чтобы избежать тупика? И если невозможно сделать уступки по Арцаху, взять и, как жест доброй воли, разблокировать Нахиджеван, открыть ж/д сообщение между анклавом Азербайджана и материком, то бишь Азербайджанской Республикой, тем самым поддакивая Турцию открыть-таки границу.

Вот эта цитата из текста:

«But Armenia can take smaller steps to break the deadlock. Owing to the geography of this region, everyone suffers. Azerbaijan also has an isolated territory that suffers economically -- the exclave of Nakhichevan, separated from the rest of Azerbaijan by an unfriendly Armenia, its road and rail links severed. As a gesture of goodwill, the Yerevan government could take steps to ease the blockade of Nakhichevan in parallel with the opening of the Armenian-Turkish border. The Armenians could also begin work on rehabilitating the long-defunct railway line that once connected Azerbaijan, Armenia, Nakhichevan and Turkey. It is a sad symbol of the closed borders and suspicions that cripple this region, but one day it could be a major east-west transport route. The Turks would be wise to hail such an initiative as a success and move on with ratifying the protocols».

Тут, если честно, я всплакнул, - не навзрыд, но скупая мужская слеза... Ай да Томас, айда ... хотя и не поэт, но очень близко поет. Все встало на места, и солнце вновь засияло на кавказском горизонте. В мире и, тем более, на Кавказе очень мало постоянного, неизменного, и Томас один из данных феноменов.

Снимаю шляпу и возвращаюсь к другим текстам. Пускай теперь другие армянские френды порыдают или не порыдают и подумают, с чего бы это Запад вдруг взял да активировал нахичеджеванскую карту? Ну, один раз – случайность, не пустили комиссию - как-то уже не совсем случайность. А тут целый план Гобля, - без ансамбля, исполняемый одним из гуру, в профессионализме и знаниях которого я не сомневаюсь. Так что что-то начало жужжать – вокруг Нахиджевана, и надо начинать думать. Хотя что тут думать – трясти надо...

[Pandukht]

Армяно-турецкие отношения сквозь призму региональной системы безопасности Южного Кавказа

Динамика процессов в регионе Южного Кавказа и мире в целом свидетельствует о том, что сложившийся в результате крушения СССР пост-советский период истории уверенно и жестко закрылся. Формируется новая реальность, и статус-кво в регионе Южного Кавказа начинает меняться, отражая складывающийся новый баланс сил. Необходимость осмысления существующей системы региональной безопасности Южного Кавказа и приведения ее в соответствие с новыми реалиями становится вызовом, отклик на который будет сформирован, вне зависимости от готовности к изменениям тех или иных стран и блоков.

http://' target="_blank">

Попытки дать оценку активизации армяно-турецкого диалога требуют учета наблюдаемой глобальной динамики и сложного регионального контекста, общие черты которого даются ниже. В начале 21 Иран и Турция смогли подтвердить заявки на возвращение статуса региональных сверхдержав, имеющих потенциал и амбиции проводить самостоятельную политику, направленную на защиту собственных многовековых интересов. Такое поведение встречает противодействие со стороны глобальных центров силы. Однако что не вызывает сомнений как в самом регионе, так и в глобальных центрах силы, - сегодня, сейчас на Южном Кавказе невозможно реализовать какие либо инициативы, не учитывающие интересы Ирана и Турции.

Республика Армения оказалась втянута в гонку вооружений, инициированную Азербайджаном, открыто заявляющего о своих намерениях вооруженным путем добиться пересмотра статус-кво, сложившегося в результате азербайджано-карабахской войны 1991-94 годов. При этом обе страны были вынуждены пожертвовать, в той или иной степени, возможностями социально-экономического развития, становления и укрепления своих обществ.

Грузия, благодаря неосмотрительности и недальновидности высшего политического руководства, попыток военного реванша, оказалась втянутой в агрессивную войну с катастрофическими для себя последствиями. В настоящее время Грузия пытается справиться хотя бы с некоторыми из последствий данного шага.

Южная Осетия и Абхазия в настоящее время находятся на этапе осмысления всех последствий нового статуса, принесшего с собой не только преимущества, но и новые и незнакомые вызовы и угрозы, когда признание со стороны ряда стран международного сообщества и даже одного из глобальных центров силы – России, вовсе не означает, окончательные гарантии суверенитета и независимости.

НКР последние 20 лет сумел решить проблему перехода от авторитарной, жесткой системы управления обществом военного времени к гражданскому, демократическому обществу. Пройденный путь позволяет констатировать, что Арцах ближе всех прочих государств региона подошел к возможности осуществить качественный скачок в уровне развития своей государственности. Фактически, НКР - это единственная из новых стран региона, которая сумела без потрясений, в рамках правовых процедур осуществить уже третий раз переизбрание Президента страны и Парламента. Заявка на скачок была зафиксирована, в том числе, в акте принятия на референдуме в 2006 году Конституции НКР. Параллельно Арцах решал задачу дальнейшего развития и укрепления эшелонированной системы обороны, способной противостоять агрессивным намерениям Азербайджана.

Таким образом, даже поверхностный взгляд позволяет констатировать, что Южный Кавказ представляет собой открытую сложную систему. Более того, специфика регионе не позволяет говорить о замкнутой системе и в нем присутствуют конкурирующие, а порой и противоположные интересы мировых центров силы. Природа сложных открытых систем говорит о том, что предпринимаемые акторами шаги, - дипломатические, информационные, военные, экономические, приводят к каскадам последствий и эффектов, разворачивающихся, в том числе, и на других аренах. Предпринимая шаги на дипломатической арене необходимо быть готовыми к отклику и реакции на экономической, военной и прочих аренах, изменению масштаба, когда двусторонние инициативы приобретают региональный и даже глобальный размах. В этих условиях невозможно говорить о способности того или иного центра силы, - глобального или регионального, отдельной страны или блока просчитать все последствия предпринимаемых шагов.

В этих условиях заявление Республики Армения и Турции о готовности установить дипломатические отношения и открыть границы без предусловий оказалось неожиданным и непрогнозируемым. Смелый шаг, все последствия которого по определению невозможно было бы предсказать, но позволяющий, по мнению сторон, вывести регион на новую ступень стабильности. Инициатива была поддержана практически всеми глобальными центрами силы и создавалось впечатление, что регион действительно стоит на пороге неожиданного прорыва.

То, что стороны по разному видят пути, при помощи которого данный прорыв должен осуществляться, каким образом на каких принципах будет достигаться стабильность не совсем четко осознавалось армянской стороной. Не до конца понимаемые мотивы и намерения сторон, неуничтожимая сложность региона, прочие факторы привели к провалу «блицкрига», «бури и натиска» в армяно-турецких отношениях. В складывающейся ситуации нужен анализ, позволяющий понять причины того, почему армяно-турецкий процесс оказывается в тупике. С данной точки зрения интерес представляют сами основы переговорного процесса, те принципы, на которых предполагалось осуществить прорыв.

Высшее руководство РА и Турция исходили из того, что они в состоянии прийти к соглашениям в рамках закрытых переговоров и затем поставить других акторов, свои общества перед свершившимся фактом достигнутых соглашений. Поддержка ряда глобальных центров силы считалась достаточной гарантией возможности претворить в жизнь дипломатический прорыв. Вступая в переговоры и намереваясь сформировать новую региональную реальность, Турция и РА исходили из возможности игнорировать существующие реалии, свою способность преодолеть сопротивление внутри региона и своих обществах. Однако Южный Кавказ, Большой Ближний Восток в целом не та среда, где можно проводить волюнтаристские решения, идущие вразрез с многовековыми паттернами.

Вторая ошибка связана с применением с предиката «без предусловий». Его использование предполагает отказ сторон от «предыстории», вынесение истории из общего контекста переговоров. Однако Южный Кавказ, пропитанный историей, связями, зиждящимися на культуре, духовном родстве или антагонизме это представляется более чем сомнительным. Армяно-турецкие отношения не могут трактоваться как изолированная, закрытая система, в которой влияние среды, исторического и прочих контекстов может быть проигнорировано. Такой взгляд на регион и двусторонние отношения имеет мало шансов стать реальностью даже ценой потрясений и дестабилизации региона. Достаточно посмотреть на последние несколько веков политической истории региона, чтоб убедиться в этом.

Если предположить, что стороны, понимая невозможность распутать многовековые узлы, сознательно шли на разрубание гордиева узла армяно-турецких отношений, то такой шаг действительно был бы возможен только в рамках молниеносного и необратимого процесса. «Блицкриг» должен был позволить открыть новую, чистую страницу в отношениях между двумя народами и государствами. В этом случае документ, оформляющий политическую волю сторон, должен быть коротким, содержащим несколько ясных четких пунктов, не терпящих двусмысленности. Например: установить дипломатические отношения; б) открыть границы; в) запретить сторонам апелляции к истории: г) признать политические реалии, сложившиеся в регионе на момент подписания.

Но как сам текст протоколов, так и последующие действия сторон показали, что говорить о быстром процессе и «разрубании» не приходится. Подписанные протоколы содержат множество условий, которые позволяют как устанавливать отношения, так и разрывать их, как открывать границы так и снова закрывать, что делает бессмысленным рассуждения предполагающие необратимость инициированного процесса. В частности, протоколы содержат «исторические» пункты, что немедленно приводит к возвращения в процесс истории и проблемы «нуля». В какой временной точке «начинать» армяно-турецкие отношения, с какого листа? Какие записи на том или ином листе учитывать, а какие игнорировать, если это не новый и чистый лист, начинающийся в 2009 году? В начале ХХ века, когда имел место Мец Егерн и разрушались Османская и Российские империи, в 1991 году, когда разрушился СССР и образовались новые государства региона, в 1994 году, когда закончилась азербайджано-карабахский конфликт, в 2008 году, когда закончилась 5-дневная война?

Таким образом, протоколы, оформленные в том виде, в котором имеет место быть, не могли не завести армяно-турецкий процесс в тупик. Высшее руководство Турции уже заявило о необходимости изменить среду безопасности Южного Кавказа, связывая его с процессом нагорно-карабахского урегулирования. Высшее руководство РА оказалось не в состоянии объяснить армянскому народу, каким образом можно нормализовать отношения с Турцией, не сворачивая вопрос международного признания Геноцида армян в конце XIX начале XX веков. Армяно-турецкий процесс вполне объективно «увязает» в исторических, политических, военных реалиях региона. Невозможно перепрыгнуть пропасть в несколько шагов и оглядываясь назад.

Чтобы разблокировать процесс, перевести его в конструктивное русло необходимо констатировать, что предпринятая попытка оказалась неудачной и вернуться к переговорам. Проводя новые переговоры и обсуждая в двустороннем формате отношения между государствами понимать, что реализация достигнутых соглашений возможна только в рамках коллективной системы безопасности Южного Кавказа. Речь должна идти о двусторонних отношениях и переговорах в общем контексте системы коллективной безопасности Южного Кавказа. Делая первый шаг в направлении построения такой системы необходимо максимально дистанцироваться от исторического контекста, признав и приняв ту реальность, которая сложилась к 2010 году. При этом четко понимания, что каждая из сторон в этом случае имеет как потери, так и приобретения, и, идя на компромисс, получает шанс на стабильность и безопасность.

Это в свою очередь делает необходимым рассмотрение в общих чертах контуров системы коллективной безопасности Южного Кавказа. На сегодняшний день обсуждаемые проекты коллективной системы региональной безопасности Южного Кавказа интерпретируют регион в рамках линейной парадигмы. Более того, можно говорить о попытках дальнейшего упрощения картины, когда игнорируются отдельные элементы и сложившиеся реалии региона. Формируемая упрощенная картина сводится к выделению нескольких полюсов силы, которые рассматриваются как однородные «геометрические точки», не обладающие внутренней структурой и политикой. Точки соединяются в некоторую статичную структуру, на основе которой и выстраивается архитектура региональной системы безопасности. В основе коллективной системы региональной безопасности Южного Кавказа оказывается упрощенная линейная модель, для описания которой становится применимой не только «геометрия», но даже «арифметика».

Достаточно вспомнить инициативы последнего времени, которые сводились к «региональной арифметике»:

Инициатива Турции и русско-турецкая платформа [3+2], - три государства Южного Кавказа плюс Турция и Россия;

Инициатива Ирана [3+3], - три государства Южного Кавказа плюс соседние страны (Иран, Турция и Россия);

Также инициатива Ирана [3+3+1], - три государства Южного Кавказа плюс соседние страны (Иран, Турция и Россия) и ЕС.

В лучшем случае в предлагаемых проектах получает отражение не только арифметика, но и разнонаправленные вектора во внутренней и внешней политике акторов, когда становится уместным говорить о «региональной алгебре», системе уравнений или матрице, призванной схватить, отобразить и интерпретировать регион в рамках той или иной модели.

Однако метафора «региональной алгебры» также не выдерживает испытания реальностью, так как не в состоянии адекватно отразить ситуацию в регионе, который порой называют «Балканами Евразии». В данном случае мы обязаны говорить и рассуждать не в терминах статичных структур, архитектуры, но динамичной картины и процессов в сложной нелинейной системе и турбулентной среде. Взгляд на регион сквозь призму метафоры нелинейности и сложных адаптивных систем, позволяет четче сформулировать требования к проектируемой региональной системе безопасности. В первую очередь, становится ясным, что мы должны определиться с границами, структурными и функциональными элементами системы. При этом попытки, упростить или даже исключить тот или иной элемент или функции являются недопустимыми.

Можно говорить о следующих акторах, входящих в систему безопасности Южного Кавказа:

{[(3+2+1)+3]+2+1(?)},

Здесь, (3+2+1) – три признанных государства Южного Кавказа, Южная осетия и Абхазия, имеющие смешанный статус, и непризнанная международным сообществом НКР;

+3 три соседних государства, - Россия, Иран и Турция;

+2 ЕС и США;

+1(?) – Китай. После последних инициатив в Центральной Азии необходимо задуматься о роли Китая.

Получающаяся картина, в рамках которой должна выстраиваться коллективная система региональной безопасности Южного Кавказа, возможно, покажется чересчур сложной. Однако специфика региона такова, что он достаточно быстро может подойти к точке самоорганизованной критичности, когда одно непродуманное движение или политический шаг могут привести к лавинообразным процессам, которые могут вырваться из-под контроля. Необходимо примириться с тем, что на Кавказе нет простых и ясных решений. Южный Кавказ был и остается регионом, для которого справедлив тезис стратегистов, что любая сложная проблема имеет простое, ясное – и неправильное решение. Задача, которая стоит сегодня перед политиками, региональным экспертным сообществом должна исходить из постулата «не навреди», стараясь, в первую очередь, исключить короткие, простые решения, перемещающие регион к кромке хаоса и катастрофическим сценариям.

[Pandukht]

Процесс не пошел (не прошел)

Наверное надо написать пару слов с утра по поводу приостановки армяно-турецкого процесса, но как-то не тянет, - усталость от всего этого. Все давным-давно написано. Лучше расположусь-ка поудобнее, готовясь к спектаклю, который начнет разворачиваться в ближайшие дни. Как все те, кто вчера так страстно отдавался Турку, втайне надеясь на то, что Серж Саргсян небезразличен к вуайеризму и сочтет интересным, снизойдет до того, чтобы понаблюдать за совокуплением из-за ширмочки или через глазок - одним глазком, мгновенно перестроятся и поменяют позу и партнеров по «бизнесу». Какие там три дня или до первых петухов, - и глазом моргнуть не успеем, как окажемся отодвинутыми, затертыми куда-то туда – в даль. Можно сказать, кожей чую, как они «разворачиваются в стремительном марше». Ну и слава богу... Пытаться объяснить им, что все не так, что жизнь и люди, Армянство - несколько более сложное явление и у них могут быть другие цели и задачи, думаю, бесполезно.

Для всех тех, кто оказался верен памяти предков, внутреннему голосу, не поддался, не изменил себе и Родине, хотел бы выделить одну грань этого процесса. Это в том числе и наша общая заслуга – всех нас. Публичных и непубличных, очень и очень влиятельных армян, входящих в сотню, а может и еще выше, влиятельнейших людей планеты до последнего старика в армянской горной деревушке или школьника, который только-только входит в жизнь, учится принимать решения и отвечать за них. Да, были и остаются глобальные, региональные, локальные и пр. процессы, но это, в том числе, и МЫ (Пелешян), – Армянский мир, сумели повлиять на ситуацию и приостановить реализацию катастрофического для Армянства сценария.

Результатом – для всех нас - должно стать осознание того, что мы МОЖЕМ влиять на ситуацию и принимаемые решения. Должно прийти осознание того, что в XXI веке невозможна реализация сценариев, против которых встает народ. Нет такой силы, которая могла бы противостоять воле народа, - если это действительно воля и это действительно народ, а не «историческая общность людей», проживающая на территории планеты Земля. Глядишь, еще чуть-чуть, и мы придем к формуле, что ДОЛЖНЫ менять ситуацию и влиять на решения глобальных и региональных центров силы, армянских президентов, актуальной армянской элиты.

Edited June 9, 2010 by Pandukht

[Pandukht]

Современная армянская идентичность. Две крайности

В XXI веке перед Армянским миром стоит целый ряд жизненно важных вызовов и задач. Некоторые из них, связанные с необходимостью укрепления армянской армии, экономики, достаточно ясны и прозрачны, критическая важность других для будущего Армении не столь очевидна.

К последним, без сомнения, относится выработка современной концепции армянской идентичности. Сегодня актуальность проблемы идентичности как для наций, так и для государств со сложным этническим составом признана повсеместно. Пытаясь сформировать понимание армянской идентичности в XXI веке, нужно исходить из принципа его эффективности при решении задач, с которыми сталкивается Армянство.

На сегодня можно выделить две крайние позиции, задающие диапазон вариантов. Эти крайности не только конфликтуют друг с другом, но взаимно друг друга обусловливают.

В первом, «минималистском», случае армянская идентичность воспринимается как свободное неформальное членство в некоей разновидности воскресного клуба, где реально или виртуально собираются люди, болеющие за одну и ту же «команду». Оно не налагает каких-либо обязательств на участника, кроме чисто символических. В основе обычно лежит чувство сопричастности, порой сопереживания. До последнего времени главным выражением членства в «клубе» были интерес к составу «команды» и «соревнованиям», их обсуждение с другими болельщиками, участие в торжественных мероприятиях и приобретение атрибутики – сувениров с символикой «команды». Вы можете быть простым болельщиком или заядлым «фанатом», можете временно ощущать себя членом «команды» в некоторых «соревнованиях» и «конкурсах» – например, по поводу продолжительности истории «клуба», красочности его традиций, числа всемирно известных игроков и масштаба их достижений. Однако в любом случае сохраняется значительная дистанция, часто даже пропасть между судьбой «клуба» и отдельной личности, оставляющая за нею право «разочароваться» и переключиться на другой «клуб» – например, клуб поклонников группы «The Red Hot Chili Peppers» или фанатов футбольного клуба «Челси».

Ранее членам «клуба» часто недоставало удобной и необременительной формы выражения своих эмоций болельщика, способных повлиять на исход «соревнования». Теперь современные средства массовой коммуникации предлагают идеальные формы активности, такие как голосование через SMS и сеть «Интернет». Три конкурса «Евровидения» с участием представителей Армении – два взрослых и один детский – позволяют уверенно говорить о новом явлении. Трудно припомнить другой подобный случай единодушия и эффективности нашей диаспоры в самых разных странах. По крайней мере, итоги голосования по таким странам, как Россия, Турция и Грузия, однозначно указывают на солидарное голосование проживающих там армян при сильном разбросе остальных голосов.

Какой, в самом деле, удобный способ демонстрации своей принадлежности к Армянству – необременительный, простой и анонимный. Обезличенность, нейтральность и эффективность современных коммуникаций гарантируют, что ваш голос дойдет до места назначения и скажется на результатах. Когда «победа» – не важно, в чем и над кем – достается перевесом в несколько голосов, когда телезрители разных стран могут лицезреть высокое место вашего «клуба» в общем списке, ваше сердце наполняется гордостью – вполне возможно, именно ваш голос и ваша активность оказались решающими. В таком солидарном голосовании и такой гордости нет ничего дурного. Плохо то, когда подобного рода голосования и покупка «атрибутики клуба» становятся главными проявлениями армянской идентичности. Идентичность «болельщика команды» ныне свойственна значительной массе армян, в первую очередь, безусловно, в Спюрке. (Хотя это вовсе не означает, что с идентичностью в самой РА дела обстоят образцово-показательно).

Существует и другая, «максималистская», крайность, когда составляется целый список необходимых качеств – всем, кто не обладает таковыми, отказывают в праве называться армянином. При этом в явном или завуалированном виде в категорию «сомнительных лиц», которым надо доказывать свое «соответствие», оказывается включенным большинство Армянства, в том числе практически весь Спюрк. Некоторые «пункты» подобных списков зачастую так жестко сформулированы и оторваны от реальной жизни, что ничтожное количество армян сегодня в состоянии им соответствовать. Список оказывается тоталитарным по своей сути и преследует цель создать чувство неполноценности и уязвимости чуть ли не в каждом, кто попытается «пройти тест» на армянскость.

В этом случае армянская идентичность становится предметом тщательного расследования. Она рассматривается как пропуск в закрытое сообщество, доступ в которое требует прохождения длительной процедуры «инициации». Новоявленному адепту, претендующему на вступление в ряды «ордена», уже недостаточно родиться армянином или считать себя армянином, он должен доказать свое право, после чего ему отводится ступень на длинной лестнице иерархии армянскости без какого-либо права обсуждения как самих принципов ее построения, так и критики «старших наставников». Любое частичное несоответствие законам «евгеники» армянской идентичности приводит к отказу от права называться армянином. Причем как сам принцип построения списка, так и жесткость требований позволяют в любой момент времени и в любых условиях обнаружить несовершенства практически в любом члене «ордена». Привычная картина из жизни закрытых, авторитарных обществ и структур.

Данный подход рассчитан на людей с высоким уровнем самосознания, рефлексии и социальной активности. Для других проблемы идентичности просто не существует. Не важно, полноценна она или ущербна – она воспринимается как нечто природное, само собой разумеющееся. Проблема становится просто болезненной для Спюрка, нагруженного различного рода психологическими комплексами по поводу своей идентичности, и на практике выливается в попытки эксплуатации этих комплексов. Одним из важных условий «списка требований» является, например, готовность рассматривать репатриацию как актуальный для себя и своей семьи вопрос. Очевидно, что сегодня лишь ничтожное меньшинство армян Спюрка к этому готово. Следовательно, практически весь Спюрк попадает в положение «недоармян» или «неармян».

Дело вовсе не в том, чтобы оправдывать всех и вся в Спюрке или его идеализировать. Нужно ясно и четко говорить о конкретных достоинствах и недостатках, не хватаясь по всякому поводу за такие святые понятия, как наименование «армянин». Возьмем простой пример, аналогию из семейной жизни. Жена может ругать мужа за множество больших и малых недостатков – от неаккуратности до неумения заработать деньги. Но постоянно твердить ему, что он не мужчина – приведет ли это к росту чувства ответственности за семью, подтолкнет ли на подвиги в семейной жизни? Или это верный путь к разрушению семьи? В одном случае говорится о недостатках, в другом – об ущербности человека как личности. В первом случае цель – исправление. Во втором – либо просто выплеск раздражения и злости, нежелание задуматься о возможных последствиях, либо стремление дискредитировать, унизить человека в его же собственных глазах, чтобы легче было его использовать.

Ущербность «списочного подхода» ярко видна на примере граждан Армении. Очевидно, что им намного проще соответствовать большинству критериев армянскости. Но тогда мы должны согласиться, что политические и околополитические авантюристы, готовые продать за тридцать сребреников интересы армянской государственности, предприниматели и недобросовестные чиновники, разрушающие своими шагами как экономику страны, так и нравственные начала армянского общества, являются большими армянами, чем талантливые армянские музыканты, врачи, спортсмены в Спюрке, чем бизнесмен, считающий долгом выделить часть своих средств на возрождение Армянского мира. Казнокрад, государственный преступник, предатель, любой гражданин РА, который относится к своей с трудом возрождающейся стране по принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок», оказываются по многим списочным параметрам большими армянами, чем иноязычный патриот, работающий на благо Армении в Спюрке, который пока не планирует перебираться с семьей в Армению. Ведь у тех, первых, правильное место жительства, нет проблем ни с языком, ни с воспитанием армянами своих детей. Хотя на самом деле эти категории лиц приносят своей стране реальный вред в отличие даже от худшей, неуклонно ассимилирующейся части Спюрка – всего лишь пустого балласта для Армянства.

Все новое – это хорошо забытое старое. Возможно, в самом деле, забыты не столь уж давние деления армян на «плохих» и «хороших», «настоящих» и «ненастоящих», «врагов» и «своих» по классовому и партийному признакам. Допустим даже, что сегодняшние критерии выбраны достаточно обоснованно. К каким практическим результатам может привести постановка вопроса: кто на самом деле армянин, а кто армянин только по происхождению? Даже последний «статус» при таком подходе становится проблематичным – сразу возникает вопрос о проценте армянской крови. Разрушающий смысл любых анкетных и списочных подходов с формальными критериями очевиден и проверен неоднократно в течение XX века – они либо обречены оставаться пустыми словами, либо ведут к появлению «суда», рассматривающего конкретные «личные дела».

Неужели кто-то верит, что такого рода разделение окажется чудодейственным лекарством, заставит «сомнительных» посыпать голову пеплом, в сжатые сроки освоить язык, погрузиться в глубины армянской культуры, записаться в очередь на репатриацию? Даже если список требований абсолютно правилен, рассчитывать на его позитивный эффект – непростительная схоластика, питающаяся умозрительными конструкциями.

У того, кто оторван от Армянства, но испытывает смутную потребность встать на путь возвращения, ощущает хотя бы слабую тягу к родине предков, отказ в праве называться армянином (если чьи-то полномочия отказывать в таком праве или присваивать его вдруг будут восприняты всерьез) только усилит комплекс собственной неполноценности. Это отнюдь не самый лучший стимул, скорее наоборот. Человек не пойдет туда, где ему с порога станут указывать на его ущербность. Где факелом, которым нужно освещать путь, держа его в высоко поднятой руке, будут тыкать в лицо, требуя отчета, предлагая заполнить анкету, которыми печально прославилась советская власть (и ХХ век в целом). Такой человек получит еще один повод раствориться в неармянской, привычной для себя среде, где его уже считают своим или сочтут очень скоро.

Мы достаточно старый народ, чтобы не понимать: любые попытки подчинить многообразие народной жизни той или иной теории – классовой, этнической, расовой и пр. – ведут к «рассечению» и «отсечению». Армянскому миру неоткуда компенсировать новые утраты. Борьба за каждую личность, каждую социальную, религиозную и пр. группу, ощущающую себя частью Армянства, без сомнения, должна иметь совершенно другой вектор – не отторжения, а притяжения.

Вместо разного рода большевистских «проверок» и схоластических «сводов правил» гораздо полезнее было бы задуматься об эффективных способах возрождения, усиления армянской идентичности в диаспоре и воспитания на родной земле здорового патриотизма, инстинкта государственности. В таком контексте допустимо говорить о желательности, важности неких характеристик армянина. Но при другом подходе к людям: не выставляя с порога требования, не отнимая ни у кого права, которое даже самые тоталитарные, враждебные Армянству режимы не могли отнять, – права считать себя армянином. Важно отдавать себе отчет, что сейчас никто, к сожалению, не толпится в очереди, ходатайствуя о признании его «хорошим», «настоящим» армянином или вообще армянином. Для начала нужно привлечь людей, создать поле притяжения к Армении и Армянству в том глобализированном мире, где каждого человека ежечасно и ежеминутно пытаются соблазнить идеологическим товаром, культурной продукцией, верованиями, культами, другими идентичностями – «космополитичной», «американской», «французской», «российской» и т. д.

Подведем промежуточный итог. Нельзя допустить размывания армянской идентичности до уровня самосознания спортивного болельщика. Однако не менее вредно устанавливать жесткие критерии идентичности, дополнительно раскалывая и без того разобщенное, неоднородное Армянство. Необходимо работать с людьми, используя операциональный критерий – практику. Время не ждет, и в эту работу нужно включаться как можно большему числу людей.

Несомненно, упомянутые выше два крайних восприятия армянской идентичности связаны с историческим прошлым и той нишей, которую наш народ занимал последние века. Существование в качестве относительно замкнутой этно-конфессиональной группы в рамках крупных держав имперского толка, необходимость выполнять специфичные и жестко ограниченные социально-экономические функции (крестьянский труд, ремесленничество, торговля, предпринимательство), высокие, практически непреодолимые барьеры, отделяющие Армянство от других, базовых для государственности институтов (центральное и местное управление, судебная система, армия, крупное землевладение), не могли не привести к деградации и сужению базы идентичности. Полное отсутствие одних органичных для нации функций и способность выполнять большинство других исключительно в составе держав мирового масштаба привели к ключевому национальному дефекту, который имеет множество граней. Проблемы с построением самостоятельного и подлинно независимого государственного организма и проблемы с выработкой полноценной и автономной идентичности есть две грани этого ключевого дефекта.

Мец Егерн и появление Спюрка создали дополнительные предпосылки для закрепления неполной идентичности. Однако государственность Советской Армении, пусть даже ограниченная, и связь с землей, уцелевшая в таких исторических регионах как Арцах, Сюник и др., создали основу выхода за рамки прежней идентичности в конце 80-х годов. Длительный процесс превращения нации в этнокорпорацию, а затем ее дальнейшей деградации по периферии до состояния «клуба» не мог не повернуть вспять с очередным возрождением армянской государственности, но движение вперед быстро стало пробуксовывать, демонстрируя всю глубину недуга.

Очевидно, и второй полюс восприятия идентичности есть следствие тех же исторических причин. Попытки возведения и укрепления границ, жестко отделяющих Армянство от внешнего «опасного» и «враждебного» мира, есть следствие осознания своей неполноценности, своего рода защитная реакция, позволяющая законсервировать армянскую идентичность. Необходимость выживания, по крайней мере, как общины, вынужденный отказ от многих органов и функций национального организма не могли не привести к появлению социальных инстинктов, стремящихся замкнуть Армянский мир на самого себя. Оборонительная стратегия неминуемо ведет к обращению здоровых инстинктов борьбы внутрь, к тем расколам и конфликтам, о которых столько написано и древними летописцами, и публицистами XIX-XX веков. Стратегия мощи и силы, созидающая державы, основана не на численности государствообразующего народа, а на векторе инклюзивности, то есть включения, ассимиляции, переваривании в контактных зонах всего чужеродного, что только возможно – народностей, культур, материальных и нематериальных ценностей. Стратегия слабости, разрушающая не только государство, но даже возможность его создания, основана на эксклюзивности, то есть на попытках отстоять некую «чистоту», некий набор свойств, раз за разом изгоняя за рамки все отклоняющееся, обрубая все боковые ветви. К сожалению, последняя стратегия стала для нас привычной. Именно вследствие падения политических и размывания этнотерриториальных границ укрепление и ужесточение границ этнических казалось многим некоей компенсацией этих потерь. Однако в реальности это оказалось всего лишь следствием предыдущих поражений и очередным шагом к новым огромным утратам. Достаточно вспомнить хотя бы религиозный принцип, исходя из которого с колоссальными потерями для Армянства от него жестко отчуждались армяне-халкедониты, армяне-католики, армяне-протестанты, армяне-мусульмане. Любые попытки продолжать сегодня эту стратегию объективно препятствуют возрождению Армянского мира и укреплению государственности.

Фактически мы имеем дело с двумя противоположными пониманиями природы границ, отделяющих Армянский мир от мира внешнего. В первом случае границы оказываются исчезающе незаметными и несущественными, во втором – непроницаемыми, и в обоих случаях Армянский мир оказывается зависимым и несамостоятельным, замыкаясь в первом случае полностью на внешний мир, схлопываясь и съеживаясь – во втором. История уже многократно доказала, что с точки зрения государственного строительства стратегия инклюзивности – включения и встраивания в Целое всего разнородного – не имеет альтернативы. Она совмещает открытость разного рода границ с наличием мощного внутреннего центра притяжения. Для этого необходимо отказаться от попыток окончательно сформулировать нормы армянской идентичности. Ее концепция должна постоянно развиваться. Концепция идентичности не может быть самоцелью, по крайней мере, до полного восстановления неоспоримого суверенитета над Армянским Нагорьем, но должна служить только средством сплочения ради практических дел.

Главное требование – центростремительность инициируемых процессов. При определении армянской идентичности мы должны исключать любые определения и подходы, приводящие к исключению из Армянского мира или отдалению от него личностей, социальных групп, общин, находящихся на его периферии или даже в контактной зоне. Любые философские, культурологические, политические и другие теории и взгляды, ведущие к дальнейшему расчленению и распылению армянского народа, должны отметаться и отторгаться. Во главу угла должна ставиться идеология инклюзивности – выявления в периферийных группах мельчайших остатков армянской идентичности и постепенного полноценного включения этих групп в Армянский мир. При плановом и целенаправленном использовании этой стратегии разнохарактерность чужеродных элементов не растворит, а укрепит неизменную основу, духовное ядро Армянского мира.