Работы Рачья Арзуманяна

[Pandukht]

Власть и элита

Пункты, которые вряд ли станут текстом. "Навеяно" темами, в которые ушел с головой. И армянской реальностью

1. Социальная реальность бесконечно сложна и многообразна.

2. Любые попытки воздействовать на нее , адаптироваться и проч. требуют ее ограничения в той или иной форме. В этом случае многообразие реальности сводится к некоторой проекции или ограниченному множеству проекций, с которыми можно совладать.

3. Управление социальной реальностью, таким образом, сводится к умению выстроить проекции, которые оказываются достаточно адекватными, чтобы направить ее в желаемом направлении. Другими словами, - это умение ограничивать адекватным образом реальность, сводить бесконечное множество типов социального поведения к ограниченному и желаемому.

4. Власть - это способность осуществлять управление социальной реальностью, то есть способность ограничивать ее, оперировать ограничением, границами. Власть - это вкус, страсть к ограничению и чувство границы.

5. Элита – ограниченное множество личностей, систем, осуществляющих функцию власти в социуме.

6. Быть элитой означает иметь чутье, инстинкт власти, что предполагает не только способность оперировать границами и ограничивать макромир и социальную реальность, но также и микромир, - то есть себя, свой внутренний мир. Другими словами, быть элитой - значит обладать способностью к самоограничению.

7. Способность к самоограничению становится неотъемлемой частью принадлежности к элите и ипостасью власти. Отсутствие способности, воли к самоограничению означает импотенцию в вопросах отправления власти, осуществления властных полномочий.

8. Вывод. Власть - это способность к ограничению социальной реальности и самоограничению, знание границ и умение их не переходить, - вовсе не потому, что не в состоянии. Скорее наоборот, - это способность к самодисциплине, обузданию тяги к беспределу. То есть это способность знать и соблюдать Закон.

9. Таким образом, быть у власти, быть элитой означает умение вводить, различать и соблюдать закон, но никак не право нарушать его. Стремление и тягу к нарушению, беспределу можно считать одним из признаков маргинальности личности, класса, общества и его обреченности. Интерпретация власти как права и лицензии на беспредел, произвольное нарушение границ означает неготовность нести бремя власти, неготовность к власти, а значит и ее отсутствие.

10. Применительно к политической системе и политической власти. Политическая власть может принадлежать и принадлежит только тем, кто в состоянии ограничиваться. Беспредел, тяга к беспределу есть симптом того, что мы имеем дело не с личностью, обладающей властью, но менеджером, управляющим, который осуществляет перераспределение власти, но не обладает ею.

11. В Азии в рамках восточных деспотий данное положение дел становится нормой, законом. Яркий пример- Азербайджан или классика Османской Империи, где власть сосредотачивается в руках одного человека - Султана. Остальные - рабы или менеджеры того или иного уровня. В рамках такой системы нет и не может быть политической элиты, но только класс политических управляющих.

12. Ну а что же Армения и Армянский мир? Есть ли у нас способность выстроить политическую элиту, тем самым вырывая армянскую социальную реальность из азиатских цепких объятий и страстного желания «армянской толпы» взвалить всю тяжесть и ответственность власти на одного человека? Не знаю... Хотя выхода-то нет. Или нам удается это сделать, или мы возвращаемся в Османскую империю. И, кстати, внимательнее прислушивайтесь к голосам, которые скоро начнут, а, может, уже начали петь дифирамбы османам.

[Pandukht]

Какая-то фигня

Пробегая глазами российских блогеров, в том числе, и серьезных вроде бы людей, не могу понять, объяснить желание сузить поле исследования до термина «терроризм», то есть только одной из форм вооруженного противоборства. Все, кому ни лень, и кому лень рассуждают об этом самом терроризме и предлагают методы борьбы с этим злом. Но ведь это не зло, то есть природа, суть, а форма.

Сводить войну, которая ведется против России, природу развязанной войны к одной из ее форм, - пусть звучной, но явно не главной – это же пройденный даже для Запада этап, где это дело расцвело буйным цветом – для вполне конкретных целей. Расцвело, дало плоды и благополучно ушло удобрять почву для следующей концепции.

Что за желание повторять чужие интеллектуальные зады. Тем более, когда на Западе все чаще начали проговариваться и признаваться, как внимательно и усердно они изучают советский военный опыт, советское военное искусство. Сидеть на таком наследии и пытаться втиснуть российские реалии и угрозы, которые геополитические по определению, в какой-то узкий, обрезанный по самое не могу, дискурс? Ну не получится же детским самосвалом, пусть даже навороченным, и блестящим перевезти Россию и ее угрозы XXI века.

Понимаю, что по сравнению с Арменией российский интеллектуальный потенциал, тем более военный, кажется необъятным и безбрежным, но все же так разбрасываться им как-то неправильно. Зачем сегодня столько сил тратить на когда-то «модное словечко», призванное замаскировать нечто другое?

Edited December 10, 2011 by Pandukht

[Pandukht]

Вздрогнул, - вспомнил, потом еще вспомнил

Утром, пешим ходом двигаясь «к станку», вздрогнул: где-то там, глубоко, внутри, когда над головой почти что на бреющем пролетели военные самолеты. Потом вспомнил, что говорили, предупреждали, что они пролетят, - нормальный режим, ничего страшного.

Потом еще вспомнил - парад 1995 года. Когда над Степанакертом появились наши самолеты, все грудные дети вокруг, включая мою малышку, начали плакать. Матери инстинктивно хватали детей, пытаясь куда-то бежать. Потом раздается возглас: «Это же наши самолеты!» Вздох облегчения, у женщин слезы на глазах…

Я вот одного не пойму, тоже там, - в глубине. Да что же это такое? Неужели действительно есть такие подонки с армянской кровью в жилах, мнящие себя политиками, вершителями судеб Армянского мира, на полном серьезе обсуждающие и готовые что-то там сдавать. Они что, действительно думают, что армянские мужчины позволят добровольно, не думая, для сохранения каких-то там мелких бизнес-схем пары десятков семей в серой и черной зоне, своими руками устроить бомбежки своих семей? Я действительно и искренне не понимаю, - нет, не мозгами. Мозгами - никаких проблем, но вот сердцем, что ли, душой…

Поставить к стенке и очередью поверх голов, чтобы опомнились. Ну, или на бреющем полете над его, конкретно его семьей. Пролетая, можно включить форсаж для пущей убедительности, чтобы дошло сразу и немедленно, что политика, мразь такая, не только и столько функции «менеджера» при раздаче народного достояния, а защита этого достояния. Защита женщин и матерей, сегодня, сейчас, памяти прошедших поколений и забота о будущих.

Ничего мужского – в поведении, повадках, «окраске», «фурнитуре». Слабаки и импотенты, озабоченные доставанием «виагр». Вы что, на самом деле решили, что это вы держите страну?

Тратят 99,99% энергии на создание и поддержание внешних связей, ниточек. Мечтают о канатах, уходящих «в верха», вне Армянского мира, в региональные и глобальные центры силы, на которых можно было бы закрепиться, а потом «парить» над армянскими проблемами, армянской землей. «Я лечу и пою…» Практически все политики и политические силы, включая так называемую оппозицию, за редким исключением из «молодой поросли», ведут себя как последние …, - до брезгливости одинаково. «Ах, европа встретилась... Ах, они недовольны…»

Думаю порой, все же нужна ситуация, когда у господ из-под ног уходит армянская земля. То, что она, будучи частью Армянского Нагорья, так стабильна, надежна, создает у них иллюзию, что на нее можно не обращать внимания, - никуда не денется. Порой надо на мгновенье лишать армянских политиков - всех, - поддержки истинных Хозяев и Граждан Армянского мира. Тех, которые на самом деле, действительно держат армянскую землю, - молча, буднично, без лишних телодвижений и речей. Это тяжелая работа, требующая концентрации внимания, сил, воли, - не до криков и «дефиле» по красным дорожкам. Порой выдыхаешь матом, но как без него… Тяжелая, будничная работа, ратный труд, - в поле, за компом, на посту. Какая разница, - суть и природа одна.

Служивые и служение своему народу, - спокойное, и в ряду тех, кто служил - из века в век. Это ли не счастье? Для мужчины.

Еще раз пролетели, 10-20, аккурат под эти слова…

Edited June 10, 2010 by Pandukht

[Pandukht]

Стратегия

Тема военной культуры и стратегии воспринимается Армянством как достаточно абстрактная, оторванная от реалий текущей социальной и политической жизни, как тема для узких специалистов. Однако к планированию и проведению реальной армянской политики, исходящей из интересов Армении, невозможно подступиться, не сформулировав базисных ценностей Армянского мира. Каким образом Армения смотрит на мир, какими она видит свои роль и место в XXI веке? С одной стороны, столь тонкие процессы не терпят принуждения и не могут решаться ускоренными темпами. Армянство должно созреть для нового осмысления своего места в качественно меняющемся XXI веке. С другой стороны, сегодня никто не может однозначно утверждать, что старые и новые вызовы оставляют нам необходимый для этого запас времени.

В этих условиях возможным выходом могла бы стать сознательная концентрация интеллектуального и духовного потенциала Армянства на проблеме видения Армении XXI века. Необходимость такой концентрации для осуществления прорыва в области национальной (американская терминология) или большой (европейская терминология) стратегии достаточно отчетливо осознавалась нациями с прочными традициями государственности. Относительно спокойные времена порой усыпляют бдительность элит, однако эпоха перемен немедленно высвечивает уязвимость народа перед лицом новых вызовов и угроз, если у него нет видения себя в наступающих временах, нет национальной стратегии.

Именно об этом, применительно к дезориентации США после победы в «холодной войне», говорит Джон Гаддис (John Gaddis), который совместно с Полом Кеннеди (Paul Kennedy) и Чарли Хиллом (Charlie Hill) организовал и последние 8 лет ведет курс национальной стратегии в Йелльском университете. В лекции «Что такое гранд-стратегия?» («What Is Grand Strategy?») на конференции «Американская гранд-стратегия после войны» («American Grand Strategy after War») в феврале 2009 года Гаддис говорит о необходимости воспитывать способность концентрироваться для ответа на вызовы, требующие формулировки или адаптации национальной стратегии. Чтоб подчеркнуть жизненную важность данного процесса, он вспоминает известный афоризм Самуэля Джонсона (Dr. Samuel Johnson): «Опасность – школа обучения стратегии», «если человек знает, что через две недели будет повешен, он прекрасно концентрирует свой ум».

Надо согласиться, что это тот самый случай, когда Армянскому миру стоит прислушаться к мнению элит других народов. Армянство в XX веке через катастрофу Мец Егерна эмпирически приобрело бесценный опыт того, к чему приводит отсутствие видения будущего, непонимание грядущих времен и ориентированность только на настоящее и близкое будущее. Следуя совету авторитетных представителей стратегической мысли, Армянству необходимо начать концентрировать волю и интеллект на разработке национальной стратегии Армянского мира в XXI веке.

Это, в свою очередь, требует знакомства с мировой сокровищницей стратегической мысли, поскольку война и стратегия, меняя формы и способы своего проявления, сохраняют неизменной свою природу. Философские системы, теории и концепции, лежащие в основе современного понимания войны и стратегии, разрабатывались на протяжении тысячелетий и аккумулируют в себе опыт многих и многих поколений и народов. Новые теоретики войны и стратегии (стратегисты) обращаются к тысячелетнему наследию военной и стратегической мысли, пытаясь там найти ответы на новые вызовы, с которыми сталкивается общество в своем развитии. Понимание того, что военные идеи, идеи стратегии играют критически важную роль, а их недооценка или неправильная интерпретация могут иметь катастрофические последствия для общества, существовало всегда. Как отмечает, например, Пол Херст (Paul Hirst), в монографии «Война и власть в XXI веке: Государство, военный конфликт и международная система» («War and Power in the 21st Century: The State, Military Conflict and the International System»), «война направляется идеями об использовании оружия и военных систем почти в той же мере, как и самими техническими и организационными изменениями. Идеи, таким образом, критически важны».

К сожалению, оформление армянского видения стратегии и войны в XXI веке сталкивается с рядом объективных трудностей. В основном это связано с потерей армянским народом государственности и ее отсутствием на протяжении веков, что не могло не привести к постепенной деградации, а затем и практически полному прерыванию армянской военной традиции, как социального явления, оформляемого и проявляемого в виде военного сословия или касты.

Без сомнения, страна, имевшая на протяжении многих веков до нашей эры статус ведущей державы, которая оформила Армянское Нагорье как политическую и социальную реальность, обладала соответствующей военной культурой и стратегией, элитой и традициями. Сохранение некоторых осколков государственности в ряде провинций, в частности, в Арцахе, помогло сохранить в реликтовом состоянии ряд традиций. Можно даже говорить, что данный фактор сыграл определенную роль во время арцахского этапа национально-освободительного движения армянского народа 1988-94 гг. Тем не менее, этого недостаточно, чтобы можно было говорить об осознанной преемственности, восстановление которой - задача будущего.

Военная культура и стратегия

Хотя стратегисты едины во мнении, что природа войны и стратегии универсальна и неизменна, тем не менее, конкретная война является культурным феноменом, который зависит от контекста, от большого числа факторов и социальных норм, принятых в данном обществе. Война имеет несколько контекстов, важнейшими из которых являются технологический, социальный, политический, геополитический и культурный, причем серьезные исследователи и стратегисты всегда подчеркивали ключевую роль культуры.

Речь идет о широком понимании культуры как исторически сложившейся реальности, определяющей и направляющей все многообразные формы социальной активности общества, его знания и навыки, нормы и идеалы, идеи и верования, общественные цели и ценностные ориентации и т. д. В жизни народа культура играет примерно ту же роль, что и наследственная информация (ДНК, РНК) сложного организма. Она обеспечивает воспроизводство всего многообразия форм социальной жизни, характерных для определенного типа общества, его социальных связей и типов личностей - всего, что, в конечном счете, и составляет реальную ткань социальной жизни народа.

Попытки понять окружающую военную и политическую реальность, необходимость изучения противника, должны дополняться познанием своего общества. Такое познание является важнейшим элементом победы, - истина, сформулированная уже в Древнем Китае. Сунь-цзы писал: «Если знаешь его (противника) и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение». Чтобы «узнать себя», политический деятель, военный обязан знать стратегическую культуру своего народа.

Колин Грей (Colin S. Gray) в своей фундаментальной монографии «Современная стратегия» («Modern Strategy») посвящает целую главу стратегической культуре как контексту, в котором происходит выработка и принятие стратегических решений. Стратегическая культура, являясь частью общей культуры, включает в себя географию, историю, традиции, ценности, паттерны поведения, привычки, достижения и неудачи народа, его способность адаптироваться к складывающейся обстановке, решать проблемы, справляться с возникающими угрозами, применять силу, давая ответы на вопросы: почему, когда и как народ и его вооруженные силы ведут войну.

Культура по своей природе более инерционна, нежели политика и экономика. Отражая глубинные паттерны социального поведения, она является первичной по отношению к политике и войне. Это означает, что способность общества адаптироваться к коренным изменениям оказывается ограниченной лабильностью его культуры. Проекты непосредственного воздействия на культуру во все времена относились к утопиям, и призывы «трансформировать культуру» следует признать неадекватными. Колин Грей говорит об условиях подготовки будущих стратегов:

«Стратегическое образование должно включать образование, известное нам сегодня как гуманитарное. В общем смысле, такому теоретику стратегии представляется, что существуют, по крайней мере, некоторые (но только некоторые) значимые корреляции в истории между наличием хорошего образования и выдающимся мастерством на высших уровнях стратегии. Узкой военной компетентности может быть достаточно, но по ряду веских причин такой военный человек может оказаться под тяжелым грузом неадекватности. Говоря точнее, стратегист не имеет другого выбора, кроме как взаимодействовать (сноситься) с политическим миром, с той областью, откуда проистекает руководство политикой».

Колин Грей ссылается на Самуэля Хантингтона и его известную работу «Военный и государство: теория и политика военно-гражданских отношений» («The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations»), в которой автор говорит о том, что высокопоставленный военный должен уметь объяснить текущую и возможную будущую военную ситуацию и картину профессиональным политикам и гражданским лицам способом, который те будут в состоянии постигнуть.

Хотя принято проводить различия в видении войны и стратегии у различных европейских государств и США, тем не менее, они находятся в общем контексте западной военной культуры. Разрабатывая собственные доктрину и стратегию, военный истеблишмент каждой из стран Запада достаточно схоже реагирует на вызовы в области геополитики, политики и военной сферы. Как пишет Барри Позен (Barry Posen) в монографии «Источники военной доктрины: Франция, Германия и Британия между мировыми войнами» («The Sources of Military Doctrine: France, Germany, and Britain between the World Wars»), основной целью войны для западных обществ по-прежнему остается разгром вооруженных сил противника, и, если данная цель сегодня открыто не артикулируется, то она присутствует в той или иной форме, в мышлении, образовании и пр. Западная военная культура рассматривает факт разгрома вооруженных сил противника, захват его столицы как признак окончания войны и начала процесса послевоенного урегулирования.

Серьезные дискуссии вокруг американского видения войны начались в начале 70-х годов XX века после публикации монографии Рассела Уигли «Американское видение войны» («The American Way of War»). Исследовав войны на протяжении американской истории, Уигли пришел к выводу, что США придерживаются стратегии нанесения сокрушительного военного поражения противнику через его изнурение или уничтожение. Результаты, полученные Уигли в рамках исследования американской истории, в целом применимы ко всей западной военной культуре. Очевидно, что пока что рано говорить об армянском видении войны, однако анализ результатов арцахской войны 1988-1994 гг. показывает, что Армения остается в рамках западного видения войны и культуры, что не могло не привести к объективным для данного пути проблемам поствоенного периода.

Выделение стратегии в отдельную реальность, современное понимание стратегии - достаточно молодой феномен. Как пишет историк Джереми Блек (Jeremy Black), еще в конце XVIII века в западном мышлении политика и стратегия не разделялись, но поглощали друг друга, формируя единое целое. Стратегия не выделялась как функция, отличная от искусства государственного управления. Государство не имело постоянных или временных учебных заведений и даже военных штабов, имеющих «стратегическую» повестку.

В XXI веке стратегия - это не политика и не война, а, скорее, мост между ними. На стратегическом уровне военные победы бессмысленны, пока они не преследуют цели, которые, согласно Клаузевицу, определяет сфера политики. «Для того, чтобы довести всю войну или хотя бы большой ее отрезок, называемый походом, до блестящего конца, необходимо глубоко вникнуть в высшие государственные соотношения», - пишет он. На этом уровне «стратегия и политика сливаются воедино, и полководец делается одновременно и государственным человеком». «Для незашоренного взора разницы между стратегией и политикой нет, - писал Уинстон Черчилль, усваивая во время Первой Мировой войны, уроки Клаузевица, - С некоторой высоты видно, что истинная политика и стратегия суть одно и то же».

Таким образом, относясь к высшим уровням войны и политики, будучи той самой средой, которая позволяет «сшить» пространство политики и войны в единое целое, стратегия играет ключевую роль в военной теории и качественно отличается от тактики. Согласно Клаузевицу тактика, которой офицер занимается значительную часть своей карьеры, может быть сведена к жестким, четким принципам. Поддерживая Клаузевица, Джон Сумида (John Sumida) - военный историк, исследующий его творчество, говорит, что если ум, настроенный на решение тактических проблем, будет применен без подготовки к стратегическим задачам, то «решение на стратегическом уровне, вероятнее всего, будет принято методом и порядком, имеющим, потенциально, гибельные последствия». Тактические проблемы - это «прирученные» проблемы, и они могут быть поняты прежде, чем будет найдено решение. Также имеется шанс найти исторические прецеденты. Кроме того, есть уверенность, что решение существует, и оно четко может быть отличено от неправильных решений. Правильное решение может быть найдено методом проб и ошибок, и всегда имеется одно или более альтернативных решений. Стратегическая проблема - это «дикая» проблема, и она не может быть понята, пока не будет предложено решение. Более того, нет какой-либо гарантии, что решение будет найдено или вообще существует, даже если применяются «правильные» методы. Стратегическая проблема всегда нова и уникальна, и она не может быть решена итеративно методом проб и ошибок, - у вас имеется только одна попытка, и нет очевидных альтернативных решений.

Стратегические ошибки всегда очень дорого обходились воюющей стороне. Фельдмаршал Кейтель как-то заметил, что «ошибки в тактике и на оперативном уровне могут быть исправлены в течение текущей войны, в то время как ошибки в стратегии можно исправить только во время следующей». С высказыванием Кейтеля перекликаются оценки уже современного американского стратегиста и военного историка Уильямсона Мюррея (Williamson Murray): «Никакая операционная виртуозность не может возместить фундаментальные изъяны в политической и стратегической оценках. Неважно, политика формировала стратегию, или стратегические императивы двигали политикой. В обоих случаях просчеты ведут к поражению, и любая комбинация политико-стратегической ошибки имеет разрушительные последствия, даже для наций, которые закончили войну в составе победившей коалиции. Даже эффективная мобилизация национальной воли, живой силы, индустриальной мощи, национального богатства и технологических ноу-хау не может спасти воюющую сторону от горьких плодов (стратегических) ошибок. Именно поэтому гораздо важнее иметь корректные решения на политическом и стратегическом уровнях, чем на операционном и тактическом. Ошибки в операциях и тактике могут быть скорректированы, но политические и стратегические ошибки живут в веках».

Стратегические горизонты

Занимаясь стратегическими оценкой и планированием, важно понимать, что существуют различные типы стратегических горизонтов, определяющие, насколько далеко стратегист в состоянии прогнозировать развитие событий. Согласно Девиду Лейну и Роберту Максфилду (David Lane, Robert Maxfield), горизонты предсказания могут быть ясными, усложненными (complicated) и сложными (complex).

Для генерала XVIII века, готовящегося к сражению, день, местность и общая диспозиция войск - своих и противника - были ясными. Также был ясен план будущего сражения: когда, в какой последовательности будут двигаться его войска, и каким может быть ответ противника. Хотя он не мог однозначно предсказать исход будущего сражения, тем не менее, количество возможных сценариев развития ситуации было достаточно небольшим и прогнозируемым. Генерал знал точную дату окончания сражения - завтра битва будет или выиграна или проиграна. Он также знал, что не в состоянии предсказать, какая сторона выиграет, и какие из событий окажут решающее влияние на победу. Генерал XVIII века имел ясные горизонты предсказания.

Несколько другой была ситуация для отряда кавалеристов США в XIX веке, продвигающегося на Дикий Запад. Командир отряда не знал местность, и отряд мог наткнуться на большую реку или непроходимый каньон. Он также не знал, где отряд может встретить индейские племена, с которыми немедленно придется вступить в бой. Все, что было известно командиру достаточно четко, это общее направление движения отряда, однако из-за большого числа неконтролируемых и непредсказуемых факторов, он не был в состоянии предсказать и предугадать события завтрашнего дня. Как следствие, командир отряда должен был всегда находиться в состояния полной боеготовности и отправлять вперед разведчиков, которые расширяли бы его собственный горизонт предсказания. Кроме того, командир имел относительно неопределенные временные горизонты, и его поход мог продолжаться дни или недели. Он знал, какие события могут иметь место, с какими препятствиями и противником может столкнуться отряд, но большое количество неизвестных факторов, их комбинация и взаимовлияние делали невозможным предсказание сроков завершения похода. Командир кавалерийского отряда имел усложненные горизонты предсказания.

И, наконец, совершенно иным было положение армянского политика во время арцахской войны 1991-94 гг., когда не было никакой возможности понять, кто твои союзники, и есть ли они. Как поведут себя Россия, Турция, Запад, Иран? Поможет ли международное сообщество остановить агрессию Азербайджана или позволит ему уничтожить арцахское армянство? Порой складывалось впечатление, что возникает понимание происходящего, но на самом деле оно оставалось далеким от реальности, так как на следующий день картина кардинальным образом менялась. Армянский политик имел неопределенный горизонт времени и даже не мог назвать всех акторов, имеющих возможности повлиять на исход противоборства. В отличие от командира кавалерийского отряда, задача которого заключалась в продвижении по фиксированной местности, состоящей из знакомых, но пока что непредсказуемых элементов, военно-политический ландшафт армянского политика был эластичным, непрерывно и быстро деформировался в ответ на воздействия, которые осуществлял он и другие акторы, иногда за тысячи километров от Арцаха. Его цель всегда находилась за пределом горизонта предвидения, и связь между тем, чего он хочет, и тем, куда он идет, всегда была тонкой и неопределенной. Горизонт предвидения армянского политика был сложным.

При сложных горизонтах предвидения сама структура мира, в котором оперируют акторы, оказывается подверженной изменениям, и какой может быть стратегия, когда «ваш мир активно строится, ты являешься частью строительной бригады и нет никакого проекта». На сегодняшний день стратегическая теория не в состоянии предложить адекватные методы для оперирования со сложными горизонтами и отсылает к гению, интуиции и опыту стратегиста, командующего и политика.

Дискурсы высшего политического и военного руководства государства

Важнейшим элементом стратегического планирования являются дискурсы внутри круга высшего политического и военного руководства страны. Они позволяют оформить отношения между политическими и стратегическими целями, национальной мощью государства и целями/задачами военных кампаний, через которые планируется достигать намеченных целей. Элиот Коэн (Eliot A., Cohen) в монографии «Верховное командование: военный, государственный деятель и руководство в военное время» («Supreme Command: Soldiers, Statesman, and Leadership in Wartime») говорит о том, что такие дискурсы никогда не были легкими и безболезненными, и нет каких-либо причин думать, что они станут таковыми в будущем. Более того, история говорит не только о многообразной и сложной природе дискурсов, но и о критической роли времени, в течение которого происходит обоюдное уточнение видения ситуации ее участниками. Тем не менее, это единственный путь соединения политики, стратегии и военных целей, достижение которых должна обеспечить военная мощь. Помимо дискурсов внутри высшего политического и военного руководства страны также инициируются иные дискурсы: между командующим и его штабом - они помогают оформить намерение командующего; внутри коалиции союзников, разъясняющие цели будущей кампании; в общественном поле - с целью воздействовать на общественное мнение как внутри страны, так и на международной арене и подготовить его к проведению будущей кампании.

Все, сказанное выше, призвано продемонстрировать критическую важность знакомства хотя бы с основными элементами стратегии, умение смотреть на мир, в том числе, и через призму стратегического мышления.

Edited June 10, 2010 by Pandukht

[Pandukht]

Смешно, но не до смеха

Но как в том старом анекдоте: «вы будете смеяться, но Сара тоже умерла...», стабильность армянской государственности, Азербайджана, региона и Кавказа в целом, в бушующем море Большого Ближнего Востока, явно выведенного на кромку хаоса, оказывается связанной с наличием арцахской проблемы. Нестабильность, хрупкое равновесие в арцахском противостоянии играет стабилизирующую роль. Возможные последствия нестабильности внутри южно-кавказских государств, в виде широкомасштабной армяно-азербайджанской войны на критически важном евразийском «перешейке», судя по всему, признаны «неуместными».

Создается напряжение и напряженность между геополитическим полюсами другого масштаба, которые выводятся к кромке, – Ближний Восток и «вокруг него», с одной стороны, и АфПак и Центральная Азия с Ираном, Индией и Китаем «вокруг» - с другой.

В складывающихся условиях рисковать и устраивать «короткое замыкание», которое уничтожит все и вся, и может выйти из-под контроля? Не думаю...

А правящим элитам южно-кавказских государств, признанных и «полупризнанных», необходимо наметить дату и засвидетельствовать свое почтение упрямству, несговорчивости и безбашенности арцахского армянства, которое сегодня, сейчас помогает им сохранить власть и богатство. В качестве паломников, естественно, потому как именно здесь находится «геополитическая мекка» региона. Ключи от Южного да и всего Кавказа, как минимум, были, есть и будут в Арцахе, - в Шуши. Что, впрочем, ни для кого не секрет, даже для актуальной армянской политической элиты, которая так и норовит как-то «увильнуть» от миссии, «сдать ключи» и «айда на багамы» или куда-то еще. А вон оно как выходит...

Столько усилий, чтобы «нивелировать» фактор Арцаха, Горной Армении в целом, в армянской политике и судьбе, заболтать, загнобить победы и восстановленные константы, и тут - на тебе, «опять двадцать пять», который сваливается откуда-то сверху с таких высот, о которых и не знают господа нехорошие, забывчивые.

Кто проектирует, почему получается именно так – не вашего и даже не моего ума дело. Но у меня хотя бы хватает мозгов понять и принять ограниченность образования, горизонтов, опыта, и вполне сознательно ставить на волю и другие черты характера арцахского армянина. Чего и вам желаю. Вспомнить, что такое «арцахский фактор», и сделать правильные ставки в уже начавшейся игре.

«Невменяемые» лидеры региона будут убираться – точечно, без дестабилизации обществ и региона. Так что, добро пожаловать в новую реальность, пока не поздно.

[Pandukht]

Эхо заявлений в Довиле

Текст последнего заявления президентов стран-сопредседателей минской группы ОБСЕ представляет собой сложный, многоуровневый документ, оставляющий место и даже предполагающий возможность и необходимость различных и даже противоположных трактовок и интерпретаций. На повестке дня инициирование широкой дискуссии внутри Армянства, его общественных, экспертных, политических кругах. Обсуждение заявления должно помочь высшему военно-политическому руководству армянских государств создать широкое пространство возможных решений, внутри которого будет происходить оформление армянского отклика на данную инициативу. Нельзя исключить, что инициирование общественной дискуссии является одной из целей документа. К такому выводу подталкивает наличие в нем «окна возможностей». Вовлеченным в конфликт обществам дается время, до 25 июня, для выработки своего отклика на предлагаемые решения. Назначение срока, с одной стороны, являясь неким ультиматумом, обращенным к президентам Республики Армения и Азербайджанской республики, с другой, дает время на выработку отклика. В такой ситуации скоропалительные и прямые выводы и заключения изначально должны быть признаны неудовлетворительными. Серьезность вызова и последствия возможных решений столь велики для Ашхара (Армянского мира), что исключают их принятие без общенационального консенсуса.

1. Общий контекст

Появление нескольких пластов в документе связано не только и не столько со сложностью арцахской проблемы, - таковой она оставалась на протяжении всего ХХ века, но происходящими изменениями в среде безопасности XXI века. Если ранее, в относительно спокойные нулевые годы, имелась возможность ясных оценок, то сегодня набирающие динамику региональные и глобальные процессы исключают такую однозначность. Сложность и неоднозначность документа является, в некоторой своей части, следствием сложности и неоднозначности международной обстановки, процессов, протекающих на дуге нестабильности, протянувшейся от стран Магриба до Пакистана и Китая.

Одним из следствий такой оценки становится вывод, что определяющим контекстом, в рамках которого формировался документ, являются не отношения между двумя народами и не региональный уровень, но глобальный и геополитический. Анализ на таком уровне это качественно более сложная задача, требующая привлечения для своего решения ресурсов всего Армянства. Сегодня, сейчас возможности высшего военно-политического руководства армянских государств по получению непредвзятых экспертных оценок недопустимым образом ограничена. Однако без таких оценок и создания площадок, на которых они могли бы быть озвучены, шансы Армении (Республики Армения и Арцаха) подготовить адекватный отклик на вызовы формирующейся среды безопасности невелики.

Политическая и военная история народов недвусмысленно говорит о том, что единоличное принятие судьбоносных для народа решений несет с собой риск фатальных ошибок. Соблазн как власти сосредоточить все решения в своих руках, так и общества снять с себя ответственность за свою судьбу, должен быть преодолен. Не вызывает сомнений, что вызов, который несет с собой обсуждаемый документ, не последний. Впереди новые и более жесткие. В складывающихся условиях необходимо подумать, каким образом могут быть расширены интеллектуальные и экспертные круги, призванные помочь армянскому высшему военно-политическому руководству готовить отклик на общенациональные вызовы. Это становится актуальным, так как обсуждаемый документ апеллирует, в первую очередь, к президентам, но не народам. Именно они, по мнению геополитических центров силы, должны взять на себя ответственность за принимаемые решения, а не народы, которые должны быть подготовлены к ожидаемым решениям.

Таким образом, заявление является результатом геополитического противоборства и не может быть вырвано из контекста, в котором рождался документ. Попытки даже простого перечисления критически важных процессов, протекающих на геополитической арене, показывает насколько сложной является данная задача. Продолжается и набирает динамику процесс дестабилизации Ближнего Востока который уже привел к тому, что на кромке хаоса и потери управляемости оказались «осевые» страны Арабского мира. На повестке дня Турция, где 12 июня должны пройти выборы, которые обещают быть сложными и несут с собой потенциал дестабилизации. Наращивается давление на Иран, вынуждая его пойти на уступки по ядерной программе на фоне усиления внутриполитической борьбы. Продолжает накаляться ситуация вокруг Афганистана, Пакистана, Китая и Индии. Остается сложной ситуация в России, которая готовится к парламентским, а затем президентским выборам. Уже сегодня можно сказать что борьба за власть в России будет разворачиваться на фоне нарастания напряженности на юге России. Северный и Южный Кавказ, а также юг России, (Большой Кавказ), находясь на дуге нестабильности, также могут быть вовлечены в процессы дестабилизации. Причем в данном случае не столь важно является ли такое развитие процессов следствием сознательных действий геополитических центров или результатом внутренней динамики. Системы региональной и глобальной безопасности порой оказываются на кромке хаоса и даже выходят из под контроля, приобретая собственную динамику. Поведение государств и регионов, оказавшихся в состоянии самоорганизованной критичности и кризисной нестабильности может стать неустойчивым и непредсказуемым.

К сожалению значительная часть оценок и рекомендаций, которые можно встретить в открытой печати, опираются на «ушедшие» или «уходящие» реалии, хотя в тексте заявление недвусмысленно говорится, что сложившееся положение дел является неприемлемым для геополитических центров силы и, следовательно, будет меняться. Каковы возможные сценарии изменений, как и каким образом будут меняться существующие реалии? Каковым может стать региональный и общий геополитический контекст через месяц, к осени, концу года, в 2012 году? Наступает пора, когда откладывать далее формулирование и просчет такого рода сценариев становится непозволительной роскошью. Необходимо хотя бы на качественном уровне дать характеристику региональной и глобальной среде безопасности. Характеризуются ли они как состояние мира и стабильности, кризиса, или речь должна идти о об угрожаемом, предвоенный и даже военном периоде? В каком состоянии окажется Кавказ в краткосрочной и среднесрочной перспективе – в состоянии мира, кризиса, войны? Армянство должно быть готово выработать отклик на каждый из сценариев. Это тем более важно, если помнить, что будущее остается непредсказуемым даже для геополитических центров силы. Учитывая ограниченность потенциала Армянства первоочередное внимание должно быть уделено рассмотрению наиболее критических сценариев предвоенного периода и состояния войны.

2. Возможные сценарии развития ситуации

Сценарное прогнозирование требует коллективных усилий и соответствующих площадок и не может быть осуществлено в рамках одной или даже серии статей. Насколько сложной и многообразной может быть такая активность можно продемонстрировать на примере популярных в последнее время в армянских экспертных кругах аналогий и ассоциаций между армяно-азербайджанским и арабо-израильским противоборством.

На «микроуровне» отношения между Арцахом и Азербайджаном могут интерпретироваться сквозь призму отношений между признанным международным сообществом Израилем и непризнанным палестинским государством. Развал СССР привел к ликвидации Азербайджанской ССР, не оставившей после себя правопреемника. Азербайджанская республика объявила себя наследницей Демократического, но не Советского Азербайджана. На территории прекратившего свое существование государственного образования развернулся процесс становления двух государств, - Арцаха и Азербайджана. Международное признание Азербайджана, его включение в европейскую систему безопасности обуславливалось обязательствами не применять насилие. Тем не менее, Азербайджан развернул вооруженную агрессию против Арцаха. В результате проигранной агрессором широкомасштабной войны, перемещения гражданского населения произошло окончательное размежевание двух народов, оформилась линия противостояния, по обе стороны которой новообразованные государства создали эшелонированную систему обороны. Заключенное перемирие и достигнутый статус-кво, позволяет сохранять хрупкое равновесие, базирующееся, в первую очередь, на балансе вооруженных сил. Нарушение баланса немедленно приводит к росту напряженности и новым жертвам. При рассмотрении процессов на данном, межгосударственном, масштабе Израиль и Азербайджан оказываются «естественными» союзниками.

Рассмотрение процессов на региональном уровне приводит уже к другой картине и другим аналогиям. В частности, в качестве «Израиля» Кавказа оказывается уже Армения, по отношению к которой применяются методы политического, информационного, экономического и военного давления, принимающего различные формы, - от изоляции и частичной блокады до террористических действий и снайперского огня. В рамках данной проекции политика навязывания Армении и Армянству мадридских принципов оказывается схожей с требованиями США к Израилю и Еврейству вернуться к границам 1967 года. В этом случае как перед Арменией, так и Израилем стоит сложная задача донести до международного сообщества и центров силы, что такого рода предложения являются неприемлемыми, так как ставят народы, прошедшие через Мец Егерн и Холокост, перед угрозой новой катастрофы. Решая данную задачу оба народа используют все имеющие у них распоряжении возможности, а не только потенциал своих государств. В рамках логики региональных процессов Армения и Израиль оказываются потенциальными союзниками.

Рассмотренные выше сценарии предполагают, что геополитические центры силы осуществляют «оперативное управление» в регионе, фокусируясь на процессах, протекающих на нижних уровнях, когда учитываются и принимаются во внимание интересы признанных и непризнанных государств. Однако возможен и другой взгляд и проекция, когда несмотря или благодаря многообразию Кавказа он рассматривается как один субъект. В этом случае специфика того или иного государственного образования региона начинает рассматриваться как несущественный фактор или жестко завязывается на геополитическое противоборство. Борьба за Кавказ разворачивается на фоне повышения ставок и масштаба противоборства, на которое может позволить себе пойти Запад, учитывая его дистанцированность. Кавказ для Запада, в первую очередь, плацдарм для проецирования геополитической мощи, и он может себе позволить себе отстраненность от судеб народов региона. Возможность, которой лишена Россия. Принимая вызов, брошенный ей на геополитической арене, Россия обязана проводить более сложную и нюансированную политику в регионе. Здесь вновь становятся уместны и имеют право на жизнь параллели между Большим Кавказом и Ближним Востоком, которые рассматриваются геополитическими центрами не в рамках логики региональных процессов, но более широкой конструкции. В этом случае армянское и израильское противостояние агрессивному окружению, судьба армянских и израильского государств, недопущение рассеяния народов, уже прошедших через катастрофу, перестают быть абсолютом, но опцией, которая может быть рассмотрена.

Проведенный выше схематический анализ демонстрирует зависимость формирующейся картины и, соответственно, выводов от масштаба и точки, из которой выстраивается та или иная проекция. Изменение данных параметров приводит к различным и даже противоположным оценкам и рекомендациям. Это делает необходимым четкое определение основной арены, на которой разворачивается активная фаза противоборства, так как задача сопряжения столь разных сценариев в рамках одного мета-сценария и общей стратегии представляется задачей невыполнимой. В данных условиях более адекватным необходимо признать разработку нескольких сценариев и контекстно-зависимых стратегий. На какой арене – локальной, региональной или глобальной разворачивается нынешняя фаза противоборства за Кавказ? Это один из наиболее важных и актуальных вопросов текущего момента. Каким образом и в каких формах будет продолжаться геополитическое давление на Россию? Вопросы, ответы на которые становятся критически важны и для Армении.

Дополнительную сложность вносит непредсказуемость высшего военно-политического руководства России. Геополитические маневры и уклонение от активной фазы противоборства в 90-годы, когда не оказывалась помощь и поддержка Югославии и Сербии, «подвешивалась» ситуация вокруг Арцаха через создание «нагорно-карабахской проблемы» и т. д. могут быть объяснены. Также можно понять и объяснить поведение России сегодня, вокруг «Арабской весны» и «арабского пробуждения», происходящего на удалении от границ России. Однако в случае Кавказа, когда противоборство разворачивается в том числе и на территории России, такое поведение становится трудно объяснимым. Время и возможности геополитического маневра для России стремительно заканчиваются. И если поведение Запада укладывается в рамки некоторой политики и стратегии, что позволяет ее союзникам (и противникам) определиться, политика и стратегия России остается не проявленной и не сформулированной. Каков будет выбор российской политической элитой? На фоне решения, принятого в 1991 году, исключать разворачивание катастрофического сценария и последующей неизбежной дестабилизации «Балкан Евразии» для Армении является недопустимым.

Даже поверхностный анализ новостной ленты позволяет заметить симптомы дестабилизации ситуации на Кавказе, который подводится к грани балансирования между миром и войной. Относительно стабильной и предсказуемой остается ситуация в армянских государствах, которые пока что способны «гасить» всплески. Во многом это является следствием опытности актуальной армянской власти, которая пройдя через все этапы становления, знает внутреннее поле и ее акторов. Дополнительную стабильность и устойчивость Армении придает армянский народ. Глубинное понимание и даже ощущение сложности и критичности ситуации, инстинкт, сформировавшийся в результате катастрофы геноцида, позволяет Армянству различать сиюминутную борьбу за власть от общенациональных целей и задач. Это позволяет армянской государственности сохранять устойчивость и противостоять социальными технологиями, которые эффективно применяются по отношению к другим странам и народам. С другой стороны, это также ставит под сомнение уверенность армянской власти и центров силы сохранить контроль над процессами, если реализуемые сценарии будут расценены Армянством, как угрожающие безопасности армянского народа.

Понимание армянских реалиев со стороны геополитических центров силы неизбежно приведет к выводу, что задача дестабилизации Армянства может быть решена только через нанесение удара по действительно общенациональным проблемам. Практически весь последний опыт армянской государственности показывает справедливость данного тезиса. Армянство оставаясь индифферентным и даже непозволительно пассивным во многих важных вопросах и проблемах касающихся армянского социального бытия, активизируется в случае затрагивания общеармянских проблем, каковыми на сегодняшний день являются проблема Мец Егерна и Арцаха.

Такой вывод должен успокаивать, когда действия и политика Президента Республики Армения в арцахском урегулировании рассматриваются как дипломатические маневры, не более. Однако такой вывод выстраивается на предположении, что геополитические центры силы заинтересованы в сохранения стабильности в регионе. Если решается другая задача, то можно с уверенностью сказать, что дестабилизация армянских государств будет происходить через воздействие и удар по проблемам Мец Егерна и Арцаха. Имеем ли мы право исключить вариант и сценарий, когда последнее заявление и предлагаемые в ней шаги преследуют такого рода цели? Ответ должен быть, безусловно, нет. И если армянские государства стоят перед неизбежной дестабилизацией региона, то каковы должны быть шаги армянской государственности и Ашхара в целом? Каким образом армянская государственность должна войти в эпоху дестабилизации Кавказа? Каким должно быть поведение Армянства? Таковы вызовы, которые стоят перед Ашхаром в наступающие времена.

[Pandukht]

Где-то так, если позволить себе пару штрихов

Давно хотел сделать пару штрихов касательно роли россйиского фактора в армянском будущем. Сегодня несложно найти в Сети множество материалов, - от русофобских до патриотических, в которых Россия оценивается как уходящая. Русский мир уже на алтаре и нож Жреца уже вознесен над жертвой. Наверное это действительно так и такая оценка довольно близка к действительности. Однако личный, а не теоретический опыт, и знание России «изнутри» на протяжении многих лет, говорит, что такой вывод является скоропалительным. Россию на самом деле не понять и тем более не спрогнозировать ее будущее в рамках того или иного политического или идейного дискурса. Вероятно это следствие присутствия цивилизационной размерности у Русского мира, которая не может быть «реконструирована» на основе тех или иных проекций. Не получится, так как «целое больше чем сумма его частей».

То, что дни российского государства выглядят сочтенными ни в коем случае и ни при каком раскладе не должны оцениваться армянской политической элитой в качестве устойчивой реальности. Даже если при взгляде из Армении будет складываться картина полного и окончательного поражения, выстраивать какие-либо конструкции на данном восприятии категорически не рекомендуется.

И дело тут не в любви к России и проч. У России есть сыны, которые ее любят, что ей любовь стороннего. Речь о политической целесообразности или инстинкте, если хотите. Нельзя разрабатывать или опираться на концепции, в которых в качестве исходных посылок Россия уже распята. Даже если результаты оценок на основе «технологий» Фомы неверующего дают вполне однозначный результат. Откуда такой нелогичный, иррациональный вывод? Личный жизненный опыт еще студенческих времен. Возможность окунуться с головой в российскую действительность, не просто наблюдать, но жить в России на протяжении многих лет.

День за днем, неделю за неделей наблюдаешь и видишь социальную реальность, погрязшую в уже бытовом пьянстве и разврате. На чем он держится этот народ, за счет чего, каким образом он создал и держит такую Империю? Возникает когнитивный диссонанс, сказали бы сегодня, результатом которого становится раздражение. Русский мир остается необъяснимым, на самом деле Сфинксом, пока ты не оказываешься в церкви во время пасхальной ночи. Нет, не в большой сияющей золотом, но обыкновенной. И видишь преображенные лица, наполненные светом. Те самые лица, которые еще вчера были вдребезги пьяны, сегодня наполнены благодатью. Откуда, каким образом происходит это мгновенное преображение на одну ночь? Не знаю, Тайна, которую знает только Русский мир. И с такой тайной и таким выводом ты уже готов согласиться, готов принять и смириться.

[Pandukht]

Арцах - это не только территория

Арцах - это общество, государственность и фокусная точка дум, чаяний и надежд армянства

Тон интервью личного представителя Действующего председателя ОБСЕ Анджея Каспшика польскому журналу Nowa Europa Wschodnia вызывает удивление, вынуждая ответить. И проблема не только в том, что оно переполнено оптимизмом и надеждами, которые, как известно, юношей питают и не должны быть свойственны столь опытному дипломату. Удивление вызывают положения, которые питают оптимизм г-на Каспшика.

Точка зрения, что Арцах - это всего лишь спорная территория и предмет раздора и войны между Республикой Армения и Азербайджанской Республикой, высказывалась не раз. В последние годы она даже приобрела статус аксиомы и чуть ли не религиозной истины, которая принимается априори, без какого-либо обсуждения. На этот раз этот ложный тезис обогатился новыми интерпретациями, которые со временем также получат статус "истины", если не остановить их сейчас, когда они только разворачиваются.

Г-н Каспшик позволил себе высказаться об Арцахе не только как о территории, причем территории непритязательной, на которой "нет ничего, кроме камней", но и как о некой реальности, которая обязана будет принять решения, которые будут достигнуты президентами. Позвольте спросить: если это только территория, то кого надо принуждать? А если не только территория, то надо назвать принуждаемую политическую и социальную реальность, дать ей имя, тем более что оно существует: Нагорно-Карабахская Республика (Арцах). И тогда возникает вопрос, кто будет принуждать Арцах принять решения, которые "Карабах должен будет принять"? По какому праву и основываясь на каких принципах международное сообщество собирается принудить Арцах к миру, исключая его из процесса обсуждения своей же судьбы? Во всех подобных сценариях урегулирования международное сообщество старается игнорировать тот непреложный факт, что Арцах не только и не столько территория, но и гражданское демократическое общество, и пусть не признанное, но государство. Арцах, г-н Каспшик, - это люди, причем не только мужчины, носящие форму и защищающие границы своей страны, но и старики, и женщины, и дети. Как быть с такой реальностью и как вы собираетесь принуждать арцахское армянство принять решения, которые оно посчитает неприемлемыми?

Опций, из которых может быть осуществлен выбор, не так много, и все они, так или иначе, предполагают исход или физическое уничтожение арцахского армянства, то есть должны расцениваться как намерения и планы, предполагающие геноцидальные действия. При всем богатстве выбора рассмотрение Арцаха сквозь призму исключительно территориальной проблемы предполагает ликвидацию существующего арцахского общества и арцахской государственности, то есть демонтаж созданного за последние 30 лет. Зачем? С какой целью? Почему президенты стран-сопредседателей с такой настойчивостью стараются повернуть время вспять здесь, на этом небольшом кусочке земли, пропитанном кровью и горем? Почему время должно развернуться вспять именно для Арцаха, в то время как весь остальной мир развивается, а Запад прилагает столько усилий и ресурсов, чтобы инициировать в Палестине, Косово, Судане процессы, которые естественно и без чьей-либо помощи извне развернулись и уже дали плоды в Арцахе?

Можно ли в качестве ответа расценивать желание учесть интересы Ильхама Алиева и азербайджанского руководства, которое, начав агрессивную войну в 90-е годы, потерпело сокрушительное поражение и не скрывает намерений развязать новую войну? Идет ли речь о шантаже со стороны Азербайджана и попытках умиротворения агрессора? Если да, то разве уже забыто, какой моральной и политической катастрофой для Европы в XX веке закончилась попытка отойти от моральных императивов европейского мира? Г-н Каспшик уже забыл, что для Польши аналогичный сговор и попытка умиротворить агрессора в Мюнхене закончились исчезновением с лица земли польского государства и Катынью?

Мы помним, уважаем трагедии других народов и стараемся не повторять ошибок, своих и чужих. Арцах - это не территория, Арцах - это общество, государственность и фокусная точка дум, чаяний и надежд всего армянства, что исключает принятие каких-либо решений по Арцаху без консенсуса и согласия внутри арцахского общества и армянства в целом. Какие-либо решения и подписи, не поддержанные армянским народом, изначально нелегитимны и не могут быть претворены в жизнь. Необходимо признать и смириться с тем, что в центре арцахской проблемы находятся Арцах и судьба арцахского общества.

Можно ли относиться к Арцаху как к территории и проблеме? Положительный ответ потребует признания того, что в Арцахе предпринимается попытка продолжить и, если получится, завершить Мец Егерн начала ХХ века. Президентам Обаме, Саркози и Медведеву придется взять на себя ответственность за попытку организовать уничтожение арцахского армянства уже в XXI веке.

Жесткость оценок г-на Каспшика, высказываемых с непозволительной легкостью и даже фривольностью, оставляет небольшое место для маневров и интерпретаций, которые, так или иначе, сводятся к геноцидальным вызовам, на которые армянство выработает адекватный и асимметричный отклик.

И г-н Каспешик, уверен, знает старую истину, что Россия - родина слонов. Слоны наблюдались и у подножья Арарата, когда с нее спускался Ной, но никак не в Арцахе. Арцахские реалии начала XXI века несколько другие и в них отсутствуют розовые очки.

Edited June 8, 2011 by Pandukht

[Pandukht]

Странник. Костан Зарян и Армянская Духовная Традиция

I

Несмотря на незаурядность и масштаб Костана Заряна, вокруг его имени сложилась в чем-то парадоксальная ситуация. Говорить, что Зарян забыт, было бы неправильно — всегда, даже в самые тяжелые годы XX века существовал круг тех, кто осознавал роль и значение его личности. Узость этого круга в прошлом и настоящем характеризует, скорее, не самого Заряна, а состояние Армянского мира, для которого писатель до сих пор во многом остается непонятым.

Есть объективные и субъективные причины сложившейся ситуации. К объективным, безусловно, относится неискоренимая ядовитость окружающей гениев среды. Это не только армянское явление: все, кто открывал новые горизонты, возвращал из небытия и забвения вечные истины, даруя им новую жизнь и новое звучание, имели схожую судьбу. Другим объективным обстоятельством следует признать эпоху, в которой творил Зарян, живя одной жизнью с разорванным на куски двадцатым веком, наполненным страхом, геноцидом, попытками реализации тоталитарных социальных утопий.

К субъективным факторам можно отнести творческую судьбу Заряна и, конечно же, его язык. Дитя своей эпохи и своего круга Зарян был практически оторван от родного языка, и возвращение в Армянский мир, к его духовным истокам, наследию предков, происходило через грабар, богатство и глубина которого несравнимы с ашхарабаром. На грабаре написаны практически все творения армянской письменной культуры, вошедшие в духовную сокровищницу человечества. Опора на духовный опыт тысячелетий, дополненный впоследствии ашхарабаром, придает творчеству Заряна глубину и ни с чем несравнимый аромат, когда возникает ощущение свободного владения автором во многом утраченной сегодня магией армянского языка. Весь сотканный из метафор поэтичный язык Заряна легок, воздушен и оставляет ощущение парения в вышине, хотя наслаждение от чтения требует усилий и напряжения духовных сил, а перевод превращается в работу огромной сложности. Без столь глубокого владения языком, без ощущения его внутреннего ритма и тонких вибраций Зарян не смог бы подступиться к проблемам, над которыми он размышлял всю жизнь. Вероятно, только так и только таким языком можно было подхватить распадавшуюся на его глазах связь времен.

Текстам Заряна свойственны необъяснимая притягательность и тайна недосказанного, скрытого от поверхностного взгляда за тонкими ассоциациями и подтекстами, опирающегося на глубинные пласты армянского самосознания. Всецело принадлежа XX веку, Зарян, тем не менее, смог воссоздать в своей душе практически всю историю армянского духа, окунуться в сокровенные и вневременные пласты армянского бытия, понять его смысл и предназначение.

“Мысль — это родина. Неодолимое желание находить истоки наших родников в наших собственных горах. Это жажда созидать своих Богов...”

Будущий авторский стиль Заряна формировался, повторяя естественный путь развития армянской словесности. Восприимчивость к миру духовного, интуиция поэта гармонично сочетались в нем с универсальностью и энциклопедизмом классического гуманитарного образования и аналитической мощью западного мира. Это позволило ему достичь целостного восприятия эпохи, места и роли в ней армянского народа.

“Не надо ждать чужеземцев, чтобы они объяснили нам нас. Армянское искусство, армянская литература, армянская культура должны вернуться к своим основополагающим ценностям”.

Без каких-либо видимых усилий, он несколькими точными и выверенными штрихами разворачивает образы своей эпохи, создавая при необходимости новые слова и понятия, оформляя языком и стилем нового времени тысячелетний духовный опыт Армянского мира. И не только Армянского — в потаенных складках души поэта ощущаются мощь и глубина всего европейского мира и европейской духовной Традиции, хотя именно через критику Запада и фаустовского (западного) человека Зарян чуть ли не в одиночку выстраивал заново Армянский мир.

За внешней простотой и изяществом текстов Заряна скрываются внутренняя сложность и многообразие, что характерно для творцов, опирающихся на духовную Традицию. Сочетание простоты и внутренней сложности присуще в первую очередь всем священным текстам, призванным поддерживать равновесие и предотвращать катастрофические сценарии развития мира. Такая простота не имеет ничего общего с упрощенчеством и опасными попытками сделать мир духовного более доступным за счет “популярных” интерпретаций.

Отрыв характерных для русского религиозного сознания мессианских идей от духовной основы, их сращивание с идеями Маркса, выдернутыми из контекста западной культуры, породило большевизм — гремучую смесь неимоверной силы, которая привела к реальной угрозе развала и исчезновения русского мира. Упрощенное понимание богатейшего духовного опыта немецкого народа, аккумулированного за века его философами, музыкантами, военными, привело к германскому нацизму.

Западная Европа в целом так и не смогла преодолеть последствия эпохи Просвещения и оказалась погребенной под тяжестью материальной цивилизации. Начала рассыпаться внутренняя структура европейского мира, метафорой которого стала не стройная иерархия микро- и макрокосма и музыка сфер, но ризома, не признающая ценности и смысла, структуры и иерархии, начала и конца, а, значит, наследственности и истории. Европейская культура вошла в сумеречную эпоху бесплотных теней, по определению лишенных способности творить, но обладающих, тем не менее, вполне реальными и материальными силой и властью.

Армянский мир оказался надломленным Геноцидом и навязанным извне советским строем. В очередной раз остановленная, непроявившаяся судьба, несостоявшийся скачок Армянского духа, неизбежно должны были породить идеологию и практическое военно-философское учение по спасению осколков Армянского мира (Нжде, Айк Асатрян и другие). В силу необходимости решать безотлагательные задачи выживания, Нжде оставался воином, политиком и организатором. Ему пришлось заниматься непосредственным формированием идеологической и политической сфер жизни армянства. Удержание и продолжение армянской духовной Традиции требовало совершенно другого внутреннего настроя и отрешенности. Эта работа легла на плечи таких, как Зарян — они не позволили окончательно распасться цепи Традиции и сохранили для нас шанс на возрождение, надежду на рассвет в самые темные и холодные годы выцветшей луны и еще не взошедшего солнца.

Чтобы увидеть и успеть нанести на лист бумаги, полотно или камень видения вышней Армении, художник и творец должны выпасть из повседневного потока армянского времени. Последние тысячелетия подобный уход осуществлялся через отшлифованные в веках духовные практики. Наиболее известной из них был путь отшельничества и монашества, который, однако, не соответствовал армянской реальности XX века. Удар оказался слишком силен даже для привыкшего к крови и страданиям Армянского мира — уйдя в себя, гений порой терял дорогу назад или не хотел возвращаться, и XX век вместо кельи отшельника помещал его в психиатрическую лечебницу. Так замолчал Комитас, ушел в себя, не в силах выразить армянскую боль. Другой путь, практически уже забытый Западом, — это путь духовного странника, который ищет в мире ответы на вечные вопросы. Путь Заряна.

II

Попытки вписать в западную систему понятий то особое мировосприятие, которое мы здесь называем миром армянской духовной Традиции, до сих пор оказывались неубедительными. Во всех подобных системах и теориях возникали серьезные противоречия. При этом глубокие исследователи не могли не понимать что такое “сопротивление материала” есть косвенный признак формирования Армянским миром и Армянским Нагорьем некоей иной, самобытной реальности. Попытки Тойнби найти место Армении в системе цивилизаций закончились созданием отдельной “реликтовой” армянской цивилизации. Армянский мир не хотел соответствовать критериям той ли иной культуры, вводимой Шпенглером, чье творчество было хорошо известно Заряну. Рассуждая об ограниченности шпенглеровской системы культур, Зарян говорит об отдельной армянской культуре и человеке, которого он называет Араякан (Arayakan) или Арменакан (Armenakan) — человеке, обладающим уникальным духовным опытом, своими методами познания макрокосма и микрокосма.

“По-моему, понятие магического искусства у Шпенглера достаточно сумбурно, — писал Зарян. — Шпенглер похож на путешественников, которые впервые посещают Японию или Китай, и для них все лица похожи друг на друга. Армянский случай. Это особый подход к жизни и космосу. Он совершенно отличен и от византийского, и от арабского, и от еврейского. Не “пещерный”, но Араякан. Треугольник пирамиды хочет быть заметным из любого края пустыни, чтобы продемонстрировать присутствие мумии, полет готического купола направлен к беспредельному, а византийского, как справедливо замечает Стржиговский, обратно внутрь, кровля греко-римского здания есть просто укрытие. Храм с армянским восьмигранным куполом воплощает символ уравновешенной, умиротворенной армянской души, принявшей форму человеческого тела, — соединив над головой две руки, оно вонзается в беспредельность, составляя с ней одно целое...”

Согласно Заряну, одним из основополагающих принципов Армянского мира является стремление к поддержанию равновесия и гармонии между миром духовного и материального. Они не противопоставляются и не соподчиняются, но взаимодействуют и взаимовлияют друг на друга, что придает понятиям времени и развития несколько другой смысл и предполагает особые отношения со временем. Армянский мир и армянский человек — Араякан или Арменакан, “не замеченные шпенглерами”, отличны от вводимых немецким философом типов, — классического, готического и магического.

“Если аполлонический — это · , готический это — а, магический — украшение и маска, то Араякан, — яркая поза уравновешенного человека, скрестившего руки на груди.

Армянский храм синтезирует небесное и земное (в нашем языке эти термины отличаются только одной буквой). Это не место для собраний, это капище, где человек встречается с божеством.

Он пускает в дело дугу, арку, опирающуюся на колонны, соединяя в целостность свой строительный замес. Он не мучает камни, как готический собор, чтобы придать им динамику, но своим гармоничным, кругообразным, восьмигранным строением выражает сосредоточенную в центре тяжесть мира, — строится на холме или на склоне горы, чтобы символ единства всегда был перед глазами”.

Осознание неповторимости Армянского мира и армянской духовной Традиции позволяет объяснить неизбежные сложности при переводе на другие языки основополагающих понятий, на основе которых возводится все здание армянской цивилизации и культуры. Например, понятие Tsegh, часто используемое Заряном, переводят на русский язык как “род”. Однако понятие “род” русского языка покрывает лишь небольшую часть того смыслового поля, которое в армянском покрывает понятие Tsegh.

Попытки использовать термины “народ”, “нация” также трудно назвать удачным решением. Относительно молодые, они совершенно не подходят для “называния” и “именования” той реальности, которая в армянском языке именуется “Tsegh”. В западном и в меньшей степени русском сознании эта реальность оказывается расщепленной и разделенной на несколько родственных понятий — род, племя, народ, нация, — что в некоторой степени отражает факт расщепления и раздробленности соответствующих миров.

“Род — наша подлинность. Та глубина, где накапливаются все созидательные возможности, все источники изначальных сил, все пласты ценностей.

Род — наша безграничность. Способ бытия, путь становления и существования. Главный корень, способный впитать и удержать в себе все нежные соки родной земли. Дерево, которое, даже при пересадке сохраняет свой способ пить тепло солнца и свежесть дождей, свой шелест бесед с ветрами и трепет ветвей, омываемых лунным светом.

Род — таинственный, веками формировавшийся способ бытия, с чьей помощью воспринимается и упорядочивается сегодняшний Космос.

История вспахивает поверхность земли, сотрясает и терзает тело народа, мчится, исчезает в клубах пыли, но род остается. Он — вместительная пещера, где до сих пор обитало и всегда будет обитать героическое мужество.

И еще род есть дух. Внутреннее солнце, освещающее мир. Мощь, которая участвует в строительстве Вселенной”.

Итак, в армянском мире Tsegh обозначает реальность, несводимую к истории, судьбам, воле его представителей. Это не есть в той или иной степени искусственное проектирование нового социума (нации) на основе факторов крови, территории, религии и пр. В отличии от традиционных социумов, легитимность которых опиралась на легендарное прошлое и сферу божественного, новые общества выстраивали и выстраивают свою легитимность в целом на основе взаимного признания друг друга. Тем самым задача создания нового общества перестает быть прерогативой божественного промысла и провидения и становится делом рук человека, — его разума и воли.

Не укорененные в истории или почве новые общности могли при надобности формироваться достаточно произвольно. Народам с тысячелетней историей и культурой удавалось приспособиться к изменившимся временам через болезненные трансформации (революции). Армянский мир последовал по третьему пути, — пути адаптации, когда за проявленными формами современной нации или государства продолжает жить и развиваться другая, более высокая и глубокая реальность.

Качественная сложность и многообразие Армянского мира, позволяют воспроизвести все необходимые атрибуты новой эпохи. Причем речь идет не о мимикрии, когда изменения касаются лишь внешних форм, но адаптации, когда изменяются и приводятся в соответствие со временем все стороны жизни армянского мира, включая и такие основополагающие как язык. Способность к такой адаптации обеспечивает уникальную гибкость и практически неисчерпаемые возможности развиваться и соответствовать новым временам без потери уникальных черт армянского бытия.

Изменяются язык, обычаи и обряды, отживают свое религиозные системы и боги, но остается Армянский мир, такой же многообразный и узнаваемый, как и тысячелетия назад, поскольку остаются неизменными основы армянского бытия, его стиль и форма самовыражения. И уже неважно, где звучит музыка Хачатуряна, чему посвящает свои кинополотна Параджанов, о чем поет Шарль Азнавур — есть общность взгляда на мир, которую, как звучание дудука или вкус граната, невозможно перепутать ни с чем другим.

“Только искусство великих культур, которое перестало быть исключительно искусством, а превратилось в реальное воплощение и выражение глубокой идеи, может иметь стиль. Может, поскольку его внутреннее и внешнее строение изначально заждется на устойчивых отношениях, его миссия, начиная с кладки первых камней, очевидна и абсолютна”.

Стоит согласиться с Заряном, что такой мир в состоянии жить и развиваться лишь через непрерывное созидание и творчество, связывающие и преобразующие два Космоса, — микрокосм и макрокосм. Армянин и его мир живы постольку, поскольку жив его творческий созидательной гений, ответственный за гармонию и внутреннее равновесие.

“Однако в то время как материальный мир всегда подчиняется разрушению, духовный мир скрывает и сохраняет в себе некую невидимую упорядоченность. Именно в ней и живет художник, — как аист в своем высоком гнезде.

Пусть будет известно, что мы несем в себе нашу Армению, как космос, как судьбу. Это связанная с народом изначальная духовность — она размещается в складках нашего бытия, ею вдохновляется наш творческий полет.

И сколько бы растленные львы не рычали хриплым голосом, тираня и мучая завоеванную страну, они не в состоянии погасить ее Дух.

Дух в высшей степени мифичен и эпичен. В искусстве и поэзии он упорядочивает основные устремления души и наши взаимоотношения с космосом. Это он раскапывает глубины человеческой личности, выявляя ее высшие способности и возводя на пьедестал завещанной миссии.

Принципу производства и обладания он противопоставляет принципы бытия, творения, созидания”.

III

По Заряну одно из принципиальных отличий армянского и европейского миров заключается в том, что Армянский мир не замирает, завороженный неизбежностью смерти, а преодолевает ее идеей возрождения. Здесь Мгер-младший выходит из камня, возрождается Ара Прекрасный, а Крест из символа смерти и страдания превращается в плодоносящее древо жизни.

Закат и дряхление проявленного Армянского мира, сопровождается смертью не только старых богов, но и господствующих мифов. Зарян и другие деятели несостоявшегося армянского Возрождения констатировали, что старые мифы мертвы. Попытки сохранить застывшие формы или вернуться вспять, реанимировав архаичные мифы, обречены на неудачу и могут быть смертельно опасными, что доказали фашизм и большевизм. Когда мир проявленного безнадежно искорежен и искажен, единственным незамутненным источником вдохновения и творчества остается мир непроявленного, уходящий корнями в коллективное бессознательное народа.

Свобода есть движущая сила любой культуры. Будучи безусловной и вечной, свобода изначально выступала в качестве атрибута, свойства движения личности по своему духовному пути. В европейском мире понятие свободы из атрибута трансформировалось в самостоятельную ценность — абсолютную личную свободу, когда любые обязательства и связи, в том числе духовные, превратились в оковы. Такое общество неизбежно движется к утрате Традиции.

Армянскому миру, не противопоставляющему, но тесно увязывающему духовное и материальное, чужда проблема абсолютной личной свободы. Здесь она по-прежнему остается атрибутом — свободой для ежедневного и ежечасного творчества и созидания. Даже сегодня, когда Армения превратилась в небольшой светоносный осколок, когда с растерянной улыбкой потерявшегося старика-ребенка Армянство пытается разглядеть сквозь туман забвения путь к некогда безграничному солнечному Армянскому миру, в каждом армянине по-прежнему живет творческое начало. За что бы не брался потомок Айка и наследник солнечного мира, — приготовление кофе или проектирование ракетной техники, ремонт квартиры или дизайн одежды, — внутренний свет наследия пробивается сквозь наслоения времен и культур. “Поскреби армянина и увидишь высящийся внутри него Арарат”, — утверждал Зарян.

Свобода в Армянском мире — обоюдоострое оружие, оно позволяет принимать активное участие в своем будущем и нести за него ответственность, что в итоге ведет к общей ответственности за судьбу своего мира, его разворачивание в истории. У народов “магической культуры” разительно иной образ мира, их судьба и миссия предопределены верховными силами. Данное различие ярко видно на примере Торы, Корана, некоторых других священных текстов, где заветы и заповеди спускаются человеку свыше, подлежа безусловному и беспрекословному выполнению.

Взаимоотношения между миром духовного и миром человеческого здесь жестко иерархичны. Априори считается, что человек, народ не в состоянии справиться со своей судьбой и, будучи предоставлены сами себе, опустятся, потеряют связь с миром духовного.

Согласно Заряну, Армянский мир обладает способностью влиять на формирование отношений и связь между миром духовного и человеческого и представляет собой особую реальность. Армянство выполняло функции Прометея грядущей эпохи. Когда умирал классический языческий мир, именно Армянский мир удержал распадающуюся связь времен, сохранив для новой эпохи наследие уходящей. Армянскому миру оказались близкими, как восточная Традиция созерцательности и внутренней духовной работы, так и западные динамизм, овладение материальным миром. Особая роль и статус Армянского мира нашли свое отражение, как в армянской мифологии, так и в догматике ААЦ. К несчастью, это величие соизмеримо только с глубиной зияющих провалов нашей памяти.

Уже не одно столетие, как утеряны ключи к тайнам боговдохновенного армянского алфавита. Еще Шнорали с глубокой печалью писал, что не может найти ни одного достойного армянина, дабы передать ему ключи и печати маштоцевских букв. Что несут с собой ноты-хазы, онемевшие свидетели высот армянского духа, возвращенные спустя столетия гением Комитаса, но все еще неразгаданные до конца? Умолкли шараканы, трава проросла на островерхих монастырских куполах. Мы не в состоянии вчитаться и понять “Сасна црер”, не разобрались с посланиями в будущее хачкара и матаха, не вгляделись пристально в узоры хоранов на ветхих страницах, не ощупали, благоговейно затаив дыхание, камень Звартноца. Не ради подробной музейной справки, но ради рывка в будущее, который станет одновременно возвращением на круги своя.

Современное Армянство практически полностью утратило ощущение ответственности за мир, который оно творит. Вероятно, прав был Зарян, говоря что Армянство пока не готово познать себя и оценить ту мощь, которая заложена в Армянском мире. Двадцатый век стал апофеозом слабости, духовной слепоты и деградации Армянского мира, армяне утратили понимание того, что они сами выстраивают свой мир и определяют свою судьбу. Попытки искать во внешнем мире и внешних силах причины катастрофы, постигшей Армянство в начале века, стали ярким симптомом этой опасной духовной болезни. Не случайно все творческие гении Армянского мира всегда и во все времена говорили о необходимости искать смысл и силы внутри своего мира, строить его с опорой на собственные духовные ресурсы, которые при этом становятся поистине неисчерпаемыми.

С высоты пройденных лет мы смотрим не вниз, а вверх из глубин забвения. Нам просто не верится в собственное наследие. Оно выглядит как деяния исполинов, титанов, легендарных и канувших в Лету великих народов. Слава строителей канала “Шамирам” и ванской крепости отдается кому угодно, только бы уйти от ставшей невыносимой мысли — это наше наследие и дела Армянского духа. Горит негасимый факел Армянского духа в руке ушедшего в камень предка, ожидая того часа, когда потомок подхватит его, зажжет огонь нового армянского времени.

Ответственность за связь духовного и человеческого миров предполагает особые отношения с движением и временем. Армянский мир ощущает и познает себя только в развитии и непрерывном изменении, когда статичность равносильна духовной а затем и физической смерти народа.

Армянскому миру удается избежать дурно понятого релятивизма, свойственного современному западному миру, поскольку сохраняется абсолютная точка, полюс — Армянское Нагорье. Несмотря на временную физическую утрату большей части Нагорья, именно оно является незыблемой и вневременной основой армянского бытия, вокруг которого раз за разом возрождается и оформляется Армянский мир. Армянин связан с Нагорьем глубоко личными и невыразимыми отношениями, когда любая боль, непредвиденные события, связанные с Нагорьем отзываются в его душе, заставляют вздрогнуть и пусть на мгновенье, но вырваться из потока времени, почувствовать себя частицей единого целого, — Армянского мира. И неспроста все армянские дети во все времена с трепетом ждут встречи с Араратом, рисовали и будут рисовать его, загоняя в тупик психоаналитиков, пытающихся найти объяснение иррациональной и необъяснимой тяге наших детей к Горе и Нагорью. В допотопные времена первого проявления Армянского мира и появления армянина его душа слилась с Нагорьем в единое целое. Для современного армянства этот факт во многом оказался вытесненным в коллективное бессознательное. Однако очередное возрождение Армянского мира через творение новых мифов и преображение богов неизбежно вновь проявит и оформит армянское восприятие Нагорья.

“Наше небо, наша беспредельность покоятся на вершинах наших гор, — напоминает нам Зарян. — Там, где еще обитают наши Боги. Где они ждут. Ждут великих духовных свершений, великой духовной эпической песни, к которой армянин еще не готов, но вдохновением которой пишется его история”.

Edited June 27, 2011 by Pandukht

[Pandukht]

Раздражен эмоциональной реакцией на гибель армянского военнослужащего на передовой

Еще более раздражен обращениями, а чаще матом, в сторону Президента Азербайджана Алиева с армянской стороны. Послушайте, армяне, разве Алиев хотя бы раз скрывал от вас, что для его народа и государства война не окончена? Разве он скрывал свои намерения, как главы Азербайджана, уничтожить Арцах и Армению в целом? Какие могут быть претензии? Когда и где он вас обманул, ввел в заблуждение, заманил в ловушку восточной хитростью, подлостью?

Вам день от дня, из года в год, уже второе десятилетие говорят в лицо. Моя цель – уничтожить тебя, а армянская политика и дипломатия и, что обиднее всего, армянская армия пытаются разглядеть в этой, более чем четкой и однозначной, позиции какие-то полутона, вводя тем самым в заблуждение только себя. Хватит дурью маяться.

Дайте отмашку, и армянская армия быстро приведет в чувство передок с азербайджанской стороны. Связываете по рукам и ногам офицеров, лишаете возможности на адекватный отклик, исходя из каких-то абсолютно оторванных от реалиев представлений о регионе, большом регионе, мире в целом. Играете в каких-то «миротворцев» и «конструктивность», не понимая, как вы смешны, как над вами смеются уголками губ те, для которых вы разыгрываете этот спектакль. Хотел написать – «дешевый», но результатом всех этих игр становится кровь армянского солдата, черт бы вас побрал. Это очень и очень дорогой спектакль, чересчур дорогая игра получается.

Кто вам формирует картину региона, мира? Кто вам кладет на стол записки? Что за оторванность от реальности, сколько это может продолжаться? Гоните в шею всех этих полуграмотных, напыщенных проходимцев и лизоблюдов. Попросите армянское экспертное сообщество сформировать более или менее адекватную картину происходящего. У вас ведь, черт бы вас всех побрал, уникальные возможности, уникальная диаспора, в конце концов. Только попросите, и вам дадут. Убогость команды, во всяком случае, силового блока в предвыборный год может обернуться такой дестабилизацией, что март 2008 покажется детской сказкой. Меняйте коней, меняйте экспертный блок, готовящий вам решения, пока есть возможность.

[Adabas]

...Дайте отмашку, и армянская армия быстро приведет в чувство передок с азербайджанской стороны. Связываете по рукам и ногам офицеров, лишаете возможности на адекватный отклик, исходя из каких-то абсолютно оторванных от реалиев представлений о регионе, большом регионе, мире в целом.

Чем связывают? Оружие держат под замком? Муляжи выдают на боевое дежурство?

Хачатуров после речей о необходимости сдачи территорий возвращается из Арцаха в Ереван целым и невредимым. Так кто кому и на что дает "отмашку"?

... Только попросите, и вам дадут.

Кто будет "просить" - Бако? Серж?

Тебе самому не смешно, Рачья?

Неужели снова надо попасть яйцами в тиски, чтоб дошло до мозгов, что "Ленин! Партия! Горбачев!" никого не совокупляет? В рамках существующей в РА и НКР системы власти возможно только пролонгировать агонию.

Edited November 22, 2011 by Adabas

[Pandukht]

Сегодня день рождения Леонида Азгалдяна

Армянского воина, жизнь и судьба которого неотделимы от Армении и ее будущего. Наверное здесь было бы уместно и правильно перейти к заслуженным эпитетам, но будет правильнее сказать о другом. Жизнь и судьба Азгалдяна - это яркий пример того, что даже в тяжелые для армянского национально-освободительного духа советские годы в Армении рождались личности, воины, готовившиеся к неизбежной вооруженной борьбе и войне, когда ее не было видно даже на горизонте. Еще живо советское поколение, живо мое поколение, которому не надо объяснять, что такое репрессивно-карательная система СССР, способная вырывать с корнем целые народы. Да, Советский Союз был сверхдержавой, ставящей и решавшей глобальные задачи в Холодной войне, и помогавший выстроить Советскую Армению. Однако общенациональные интересы армянского народ и политика СССР не совпадали и не могли совпасть. В двуполярном мире Масис и Западная Армения находились по ту сторону железного занавеса? и изменить эту реальность в рамках логики Холодной войны было невозможно.

И? тем не менее? даже в этих условиях рождались и становились мужчинами личности, готовившие свое тело и дух к будущим схваткам – не только идейным, политическим, но и на поле боя. В Советской Армении, Арцахе на протяжении всего советского периода работало подполье. Это были личности, готовые сражаться? в том числе? и с оружием в руках. Да, они плохо представляли, как это будет выглядеть, какие формы примет борьба, знали на собственном опыте или чувствовали инстинктом, насколько сильны карательные механизмы СССР, но они были и оставались в строю, обеспечивая преемственность и связь армянских времен. С началом арцахского этапа армянского национально-освободительного движения такие личности своей деятельностью помогли Армянству быстро очнуться и вспомнить, что они не только народ деятелей культуры и искусства, строителей и ученых, но и воинов.

Сегодня, когда уже есть Армянская армия и государственность, можно не сомневаться, что Армянских воинов, готовых к подвигу и служению Родине и наследников Азгалдяна, - не единицы. Армянский народ не заплыл потным жиром, плавно колыхающимся во время очередного «служения» в ресторане, и не превратился в циничных мелких деляг, готовых продать Родину. Да, некоторые из них, не понимая, что творят, даже грозят пальцем молчаливым потомкам немногословного hАйка Наапета и мнят себя вершителями армянских судеб. Вся эта мелкая возня, вызывающая чувство брезгливости, не имеет никакого отношения к будущему Армении.

Ежегодно десятки тысяч армянских юношей призываются на службу в ряды Армянской армии, учатся владеть оружием, управлять сложной техникой. Ежегодно десятки тысяч армянских мужчин возвращаются из армии в жизнь, и можно не сомневаться, что среди них есть будущие Азгалдяны, которые не отдадут страну - «этим». И каким бы неудовлетворительным не выглядело состояние армянской государственности на фоне задач, которые она должна решать, тем не менее, она несравненно сильнее Армении начала 90-х. Армянский народ справился с наступившими после спитакского землетрясения, армянских погромов в Азербайджане, темными холодными годами. В условиях разваливающегося СССР и парализованной экономики сумел создать армию и выиграть Арцахскую войну. Справится и сегодня. Армянский мир (Ашхар) сегодня качественно сильнее, и в состоянии ставить и решать задачи, которые кажутся немыслимыми «этим» и, увы, ее элите. Элите, которая, как всегда в армянской истории, плетется вслед за Армянским воином, вместо того, чтобы идти впереди, расширяя горизонты и готовя его к будущим, а не прошлым сражениям. Армянская политическая и стратегическая мысль предпочитает смотреть назад, выторговывая себе место получше в армянской истории, обсуждает прошлые сражения, которых уже не будет, но не будущие. Армянский воин ведет армянского мыслителя, политика, государственного деятеля, расширяя мечом горизонты Армянства в XXI веке, беря на свои плечи всю тяжесть допускаемых ими ошибок, и это одна из наиболее серьезных проблем Армянства в уже наступивших новых временах.

Но он справится, Армянский воин, уверен я в день рождения Азгалдяна.

[Pandukht]

Война понятий

Осмысление и понимание масштабных явлений требует времени. Чтобы понять и оценить динамику развития арцахской проблемы, насчитывающей уже несколько десятилетий, недостаточно принимать во внимание последние несколько лет и, тем более, месяцев. Подобный взгляд и сделанные выводы оказываются некорректными. Сегодня уже можно говорить о политическом и историческом опыте армянского народа, приобретенном им в борьбе за освобождение Арцаха, а также о некоторых выводах, один из которых говорит о бесперспективности попыток давления на Армянский мир (Ашхар) с целью принудить его отказаться от плодов арцахской победы. Для внешнего мира оказывается все сложнее просчитать реакцию армянства, которое, как показала практика, в состоянии разглядеть в тумане недоговорок, полунамеков и многословия информационных площадок, политиков и дипломатов, угрозу армянским национальным интересам и сформировать адекватный отклик.

Попытки надавить на армянскую сторону раз за разом приводят не только к пробуждению армянства, но и более ясному пониманию того, что арцахская проблема является частью общего Армянского вопроса. Результатом общественной активности становится уточнение позиций и более четкое понимание экспертным сообществом, политиками и общественными деятелями того, в каких терминах и понятиях должна обсуждаться проблема Арцаха. Возможно, даже не отдавая себе отчета, армянство за прошедшие десятилетия сумело избавиться от ряда ложных или ставших неадекватными понятий и подходов, в рамках которых происходило развитие арцахской проблемы. Армянское общество практически полностью отказалось от таких терминов, как «пояс безопасности», «территории вне Нагорного Карабаха» и т. д., перейдя к тем, которые отражают реальную действительность - «освобожденные территории», «территория НКР».

Другим позитивным примером может служить так называемая «проблема карт». До недавнего времени в армянском информационном пространстве довольно часто можно было встретить карты, на которых Арцах ассоциируется с НКАО. Такое положение дел и ситуация были приемлемы в начале 90-х, но не сегодня. Начавшись как инициатива активных граждан Арцаха и Республики Армения, потребовавших отказа от «карт НКАО», волна перемен, преодолевая преграды и инерцию, смогла стать общим трендом. Результатом стал отказ большинства армянских масс-медиа от «старых карт» советского периода, вне зависимости от их политических предпочтений и симпатий.

Приведенные выше примеры показывают, как армянство незаметно для текущего политического анализа и сознания выдавливает из армянской среды ставшие неадекватными термины и понятия. Конечно же, на процесс очищения влияет внешнеполитический контекст, однако решающую роль все же играет политическое созревание армянства, которое учится различать сиюминутные процессы и явления от жизненно важных национальных интересов. Изменения в армянском обществе, в конечном счете, вынуждают политиков изменить свою позицию, переходя к новым терминам и понятиям.

Использование правильных терминов и понятий является критически важным, так как применение ошибочных со временем приобретает собственную инерцию, преодоление которой становится отдельной задачей. Для действующего политика, государственного деятеля, журналиста война терминов и понятий может показаться второстепенной и несущественной, однако на самом деле она на многие годы и десятилетия определяет тенденции и тренды. Используя в качестве кирпичиков некорректные термины и понятия, внешние центры силы разрабатывают базовые принципы и фрейм, использование которых не может не привести к результатам, противоречащим армянским национальным интересам. И если в начале арцахского этапа армянского национально-освободительного движения в силу отсутствия дипломатического и политического опыта такие ошибки были неизбежны, сегодня они уже недопустимы. Помимо вышеприведенных можно упомянуть также такие термины и понятия, как «азербайджанские беженцы», «азербайджанская община Карабаха», «будущий референдум по статусу Карабаха», «промежуточный статус», на основе которых выстраивался фрейм и базовые принципы мадридского процесса.

И если вышеперечисленные термины и понятия в той или иной степени являются уже частью истории, этого нельзя сказать о формирующейся на наших глазах ложной концепции, касающейся заселения освобожденных в результате арцахской войны территорий. Сама необходимость заселения, которая должна стать стратегической задачей армянства в XXI веке, не может быть предметом дискуссий и не подлежит сомнению. Речь о другом. В последнее время все чаще и чаще можно встретить точку зрения, высказываемую как общественными, так и политическим деятелями, что без заселения освобожденных территорий армянский народ их потеряет: «Если территории будут безлюдны, у нас не будет аргументов, почему мы должны владеть ими», «Пустующие земли приведут к тому, что мы будем вынуждены отдать их» и пр.

Во всех подобных высказываниях происходит незаметная подмена понятий и проблем, когда заселенность, экономическое освоение и пр. становятся аргументом для вынесения суждений о судьбе той или иной части армянской земли. Незаметно для Ашхара ему внушают возможность утери когда-то потерянной в течение веков и возвращенной армянским воином части Родины. Такие мнения должны пресекаться в самом зародыше. Какие либо рассуждения и оправдания, почему армянские земли могут быть сданы, являются просто недопустимыми.

Армянскому политическому и общественному сознанию надо восстанавливать утерянное в веках государственное мышление и инстинкт, который исключает проведение какой либо границы и различий между армянскими землями, вне зависимости от того, когда они были или будут освобождены. Нет и не может быть какой либо разницы между Гадрутом или Карвачаром, Ваном или Карином. Какие-либо «дискуссии», само предположение о возможности новых территориальных потерь должны рассматриваться как национальное предательство. Это одна из аксиом Ашхара, и говорить о каких-либо политических и, тем более, экономических аргументах, почему она должна быть нарушена, недопустимо.

Аргумент возможности сдачи освобожденных территорий в силу отсутствия на них достаточного населения является ложным и вредным. Вне зависимости от того, насколько заселены освобожденные территории, возможность их сдачи должна рассматриваться в тех же терминах и в рамках той же логики, что и сдача центра Еревана или высокогорных сел Сюника или Лори. Любой другой подход, попытки различить какие либо «нюансы» между Ковсаканом, Гюмри или Ереваном должны пресекаться.

Дьявол, как известно, кроется в деталях, и через незаметные для обыденного сознания различия и трещины в подходах и оценках касательно армянской земли в общественное, а затем и политическое сознание проникают ложные концепции и взгляды. Армянские политики и общественные деятели должны, наконец-то, смириться с тем, что армянская земля для армянина одинакова бесценна, вне зависимости от того, насколько она заселена, какова ее экономическая или какая-либо другая ценность и привлекательность. Армянская мощь и власть - политическая, военная, экономическая - зиждется на духовном базисе, неотъемлемой частью которого является Армянское нагорье, колыбель армянской цивилизации. Понимание абсолютной ценности земли, невозможности и недопустимости каких-либо дискуссий вокруг ее сдачи должно стать первым шагом к переходу армянского политического сознания на новый уровень своего развития.

Может ли армянство потерять освобожденные территории? Отвечая утвердительно и обосновывая свой ответ слабостью армянской экономики, фатальными демографическими трендами и пр., надо четко понимать, что речь в данном случае идет о системных проблемах и кризисе армянского общества и государственности. Результатом провальной социально-экономической политики станет не просто утрата части армянских земель, но государственности и суверенного права на будущее. В проблеме освоения освобожденных территорий, как в капле воды, отражаются системные проблемы армянского общества XXI века, как в свое время падение Карса стало результатом глубинных проблем и болезней Первой Республики.

Может ли Армения проиграть в будущих войнах, результатом чего станет потеря Арцаха или какой-либо другой части Армении? Понимание серьезности вызова, перед которой стоит Ашхар, и того, что речь идет об абсолютных категориях, должно помочь осознать недопустимость такой формулировки. Имеет ли право Армения и армянская государственность в XXI веке проиграть войну? Имеет ли Армения право на слабую экономику и несправедливое общество? Однозначно отрицательный ответ должен помочь идентифицировать действительные проблемы армянства, вместо того чтобы искать ответы на некорректно сформулированные вызовы и угрозы.

[Pandukht]

Турция и армянские вызовы арабской весны

Появление в последнее время большого числа статей и публикаций позволяют говорить об отходе Турции от внешнеполитической доктрины «ноль проблем с соседями», ставившей цель добиться добрососедских или нейтральных отношений со всеми соседями. Успешное применение доктрины Давутоглу позволило сделать более благоприятной среду безопасности, что стало одним из факторов, позволивших Турции совершить рывок в экономическом развитии и облегчить решение задач обеспечения национальной безопасности.

Зачастую в дискуссиях вокруг гражданских и социально-экономических тем упускается из виду, что развитие общества зиждется на стабильности и безопасности. Общество перестает осознавать, что обеспечение безопасности государства и общества требует больших затрат. Безопасность стоит дорого, в том числе, и в буквальном - экономическом смысле. Национальная безопасность - это сфера жизнедеятельности общества, которая потребляет значительную часть национального богатства, не производя при этом каких-либо материальных благ. В рамках логики финансово-экономической деятельности затраты на оборону и безопасность являются расходной статьей, которую желательно максимально сократить. Однако общество, забывающее о данных сферах и сосредотачивающееся исключительно на решении задач экономического и гражданского развития, рано или поздно оказывается не в состоянии защитить своих граждан от внешних или внутренних угроз.

Однако среда безопасности того или иного государства не может рассматриваться в отрыве от международной системы безопасности. Арабская весна, радикально меняющая политический ландшафт на Ближнем Востоке, не могла не отразиться и на внешнеполитической активности Турции. Элита турецкого государства осознала, что в изменяющемся региональном климате доктрина Давутоглу становится неадекватной и должна быть пересмотрена. Однако в отличии от спокойных нулевых шансы на то, что новая доктрина будет сформулирована и опубликована, достаточно мало. О новой стратегии турецкого государства придется судить по конкретным шагам и действиям на внешнеполитической арене, а не теоретическому документу.

Метод разработки концептуального документа, доктрины хорош и оправдан, когда вы обладаете достаточным временем для этого. Доктрина - это своего рода «грамматика» языка, на котором изъясняется та или иная сфера государственной деятельности. В условиях нарастающей эскалации в регионе военно-политическая элита государства обязана перейти к «ad-hoc» стратегии и тактике, когда доктрина не столько формулируется и оформляется, сколько непосредственно реализуется, будучи обсужденной в кругах высшего военно-политического руководства страны, а предпринимаемые шаги диктуются внешнеполитическим контекстом и логикой процессов, протекающих в среде безопасности.

Отсутствие возможности опереться на грамматику затрудняет для внешнего наблюдателя анализ и, тем более, прогнозирование внешнеполитической активности государства, и требует пристального внимания с целью «схватить» и понять логику наблюдаемых шагов. Поведение Турции вокруг Ливии, а теперь и Сирии, позволяет говорить об отказе от кемалистского подхода к внешней политике. Дискуссии о намерениях Турции отказаться от изоляционистской, сосредоточенной исключительно на территории Турции, политики и стратегии и перейти к проецированию мощи во вне ведутся давно. При этом говорится о неосманизме или неопантюркизме как возможных идеологиях турецкого государства в XXI веке. Однако если ранее речь шла о теоретических дискуссиях и закрытых шагах на экономической или политической аренах, в случае Сирии можно говорить о практически открытом намерении применить военную мощь.

Турция и ранее применяла военную силу за пределами государства. Можно вспомнить Северный Кипр или военные операции в Курдистане, однако речь в данном случае шла о «привычных» действиях Турции, не приводящих к изменению регионального контекста. Международное сообщество «понимало» и «принимало», что у Турции имеется кипрская и курдская проблемы, и она «имеет право» реагировать на них, в том числе, и военными методами. Ситуация вокруг Сирии несколько иная, поскольку вмешательство Турции в гражданскую войну на стороне антиправительственных сил явно изменяет общий региональный контекст. Кроме того, Турция своими действиями по отношению к Сирии демонстрирует готовность проецировать военно-политическую мощь, как минимум, на весь Ближний Восток, вынуждая государства региона, региональные и геополитические центры силы делать соответствующие выводы.

Для Армении в происходящих изменениях представляются важными следующие моменты. Во-первых, времена «миролюбивой Турции», которая намерена добиваться мира с соседями и в регионе, уходят в прошлое. Турецкая государственность возвращает себе более привычный и традиционный имидж наследницы Османской империи, которая умеет и даже желает действовать военным инструментом для защиты своих интересов. Времена, когда Турция оперировала мягкой (soft) или умной (smart) мощью уступают новым, в которых турецкое государство, судя по всему, выбирает принуждающую (coersive) мощь. Во-вторых, в новых условиях говорить о сохранении существующих сфер влияния того или иного центра силы становится некорректным. Апелляции к договоренностям и прежнему разделу могут только вызвать улыбку или раздражать, показывая неадекватность обращающейся к таким аргументам стороны. В-третьих, процессы, протекающие на Ближнем Востоке, неизбежно затронут и Армению. Времена, когда Кавказ или Южный Кавказ рассматривались как отдельный регион со своей архитектурой системы региональной безопасности, балансом сил и интересов, подходят к концу. Жаркие ветры арабских пустынь в очередной раз в истории готовы изменить ландшафт и среду безопасности региона, вне зависимости от воли и желаний центров силы.

К сожалению, на сегодняшний день можно говорить о неготовности Армении к происходящим изменениям. В условиях растворения или разрушения перегородок, разделяющих Южный Кавказ, Кавказ и Ближний Восток, фокусирование внимания на нагорно-карабахском урегулировании как главной внешнеполитической проблеме армянской государственности становится лишенной какой-либо логики активностью. Возможность решения арцахской проблемы в изоляции и ранее являлась более чем сомнительной, однако сегодня, на фоне жесткой и однозначной позиции Турции, готовой воевать вне территории своего государства, продолжение данной политики становится просто недопустимым. Армения также должна отказаться от попыток налаживания отношений с Турцией. Изначально бесперспективная и тупиковая политика «футбольной дипломатии» в новых условиях становится просто неадекватной.

В формируемой на наших глазах среде безопасности Армении необходимо готовиться к другим вызовам и угрозам. Критически опасными и угрожающими армянской государственности сценариями следует признать возможность проецирования Турцией военно-политической мощи на север. И если в 90-е годы Турция в силу инерции, безусловного доминирования России на постсоветском пространстве не рискнула открыто вмешаться в арцахскую войну и атаковать Республику Армения, ограничившись блокадой, сегодня способность России играть роль сдерживающего фактора требует внимательной оценки.

В условиях, когда на дуге нестабильности, как в плавильном котле, растворяются государства и нации, не обладающие сильной национальной идентичностью и государственностью, армянской государственности надо как можно быстрее избавляться от иллюзий «изоляции» и «изолированности» - арцахской проблемы, Армянского вопроса, Армении, Кавказа - от мировых процессов. В новых условиях государственность, опирающаяся только на жесткую вертикаль власти, но не гражданский и общественный консенсус, становится уязвимой. В этом один из уроков падения автократических режимов арабских стран, погрузивший страны в хаос и гражданскую войну.

Времена, когда политическая и военная элита Армении могла позволить себе сосредоточиться исключительно на внутриполитических процессах, борьбе за власть, подходят к концу. Противостояние актуальной власти и оппозиции остается в прошлом, помимо желания и воли армянского общества, истеблишмента, власти. Спекуляции вокруг критически важных тем армянской действительности во внутриполитической игре в новых условиях становятся просто недопустимыми. Тем не менее, армянские политики по-прежнему предпочитают оперировать и апеллировать к привычным угрозам. Является ли это следствием сознательной политики, призванной отвлечь внимание общества от гораздо более серьезных проблем, или же неспособности различить и идентифицировать новые угрозы, в данном случае является вторичным. Армянская власть и оппозиция, продолжая играть в старые игры и апеллируя к «волкам», - реальным или виртуальным, - вполне могут пропустить появление «львов» и других крупных хищников, рассматривающих армянское общество и государственность как законную добычу.

Армянский мир (Ашхар), обладающий опытом Мец Егерна, обязывает быть начеку и быть готовым ко всем, в том числе, и катастрофическим сценариям. Армении и Армянству надо быть внимательными, чтобы в очередной раз в своей истории не пропустить момент смены мировой парадигмы и наступления новых времен.

Edited December 10, 2011 by Pandukht

[Pandukht]

Россия должна держать удар

Сводить все исключительно к проблеме эффективности власти, борьбе за власть, является упрощением. Россия - это геополитический актор, владеющий хартлэндом. Пытаться описать протекающие процессы и противоборство на том же масштабе, в рамках той же стратегии и тактики, которые применялись в «оранжевых» революциях, выглядит некорректным. Противоборство против России разворачивается на геополитической арене, «оранжевые революции» протекают на региональном уровне. Надо быть более внимательными и смотреть глубже.

Целью протестов, как видится со стороны, без возможности окунуться в процессы, является не смена власти, а делигитимизация, а затем и десуверенизация российской власти. Не расчленения единого российского пространства, но десуверенизация власти. Сложность задачи неизбежно делает ее решение многоэтапным. Сегодня наблюдается очередная и явно не последняя фаза. Так как удар наносится по основанию российской власти, то попытки найти решение и сформировать отклик в рамках политической арены вряд ли будут успешными. Возможно, надо говорить о необходимости общенародной мобилизации — не для сохранения актуальной элиты, а суверенного права русского народа на свою власть.

Обращаю внимание: за все надо платить. Сверхконцентрация власти в руках президента как результат ельциновской эпохи, опора властной вертикали на одного человека не могла не привести к перегрузкам и неустойчивости всей конструкции. «Мертвые хватают живых» и гримаса истории, когда непосредственные участники и создатели перекосов сегодня пытаются возглавить процесс. Не для того, чтобы выправить ситуацию, но уже ликвидировать суверенную российскую власть как таковую.

Если же брать еще больший масштаб времени и рассматривать весь позднесоветский и постсоветский период, то вновь надо говорить о мультифазном процессе, когда эпоха внезапно «ожившего» зомби Горбачева и Ельцина становится этапом последовательного демонтажа суверенитета России. На наших глазах разворачивается очередной фазовый переход к следующему паттерну.

Если попробовать посмотреть на процессы сквозь призму геополитической арены и вновь уже на большем масштабе, то судьба России последние века выглядит как хождение по кругу, когда она раз за разом оказывается не в состоянии вырваться из какого-то порочного круга и, находясь в шаге от победы в геополитическом противоборстве, внезапно терпит сокрушительное поражение. Так было в том же 1917 году, по видимому, происходит и сейчас.

Например, статья в Foreign Policy, в которой говорится о больших сложностях Запада в Афганистане, граничащиехс паникой. Northern Distribution Nightmare

Tensions in Pakistan are running high. So, to resupply U.S. troops in Afghanistan, Washington’s having to cut deals with some very unsavory regimes (http://www.foreignpolicy.com/articles/2011/12/06/afghanistan_resupply_nato_ndn).

Казалось бы, еще одно усилие - и победа в данном раунде геополитического противоборства будет достигнута. Но раз за разом находится «пломбированной вагон», что требует уже несколько другого взгляда и вопроса: может, действительная проблема и вызов России не в вагоне, действиях спецслужб иностранных государств и прочее?

В конце концов, за все надо платить. Геополитическая арена в высшей степени метафизична, и слова здесь на самом деле обладают силой и воспринимаются как непосредственная угроза. Разве это не очевидно, что заявляя о Евразийском Союзе, принимая жесткую позицию по ПРО, в сирийском вопросе, Россия получит ответ, и удар будет нанесен по самым уязвимым точкам? Такова логика любого противоборства. Надо держать удар.

Данные штрихи ни в коем случае не претендуют на полноту, и возможно надо говорить о еще более глубоком кризисе. И повторюсь, что не вызывает сомнений, попытки сформировать отклик, оставаясь исключительно в рамках политической арены и властной игры окажутся не эффективными.

И второй, «рабочий» момент. Важно правильно выбирать терминологию. Говорить о конспирологии в данном случае некорректно. Надо различать конспирологию и тайные операции иностранных спецслужб, которые являются неотъемлемой частью политической игры.

[Pandukht]

Турецкий мир

Турецкая государственность возвращает себе традиционный имидж наследницы Османской империи

«Арабская весна», радикально меняющая политический ландшафт на Ближнем Востоке, не могла не отразиться и на внешнеполитической активности Турции. Элита турецкого государства осознала, что в изменяющемся региональном климате основанная на принципах добрососедства и нейтралитета доктрина Давутоглу («ноль проблем с соседями») становится неадекватной и должна быть пересмотрена. В отличие от спокойных нулевых шансов на то, что новая доктрина будет сформулирована и опубликована, достаточно мало. О новой стратегии турецкого государства придется судить по конкретным шагам и действиям на внешнеполитической арене, а не по теоретическому документу.

Дискуссии о намерениях Турции отказаться от изоляционистской, сосредоточенной исключительно на территории самой Турции, политики и стратегии и перейти к проецированию мощи вовне ведутся давно. При этом говорится о неоосманизме или неопантюркизме, как возможных идеологиях турецкого государства в ХХI веке.

Однако если раньше все ограничивалось именно дискуссиями, то сейчас, в случае с Сирией, можно говорить об открытом намерении турецкого руководства применить военную мощь. Турция и ранее использовала военную силу за пределами государства. Можно вспомнить Северный Кипр или военные операции в Курдистане, однако речь в данном случае шла о «привычных» действиях, не приводящих к изменению регионального баланса сил. Международное сообщество «понимало», что у Турции имеются кипрская и курдская проблемы и что она «имеет право» реагировать на них, в том числе и военными методами. Ситуация с Сирией несколько иная, поскольку вмешательство Турции в гражданскую войну явно изменяет баланс сил в регионе и демонстрирует готовность турецкого государства проецировать военно-политическую мощь как минимум на весь Ближний Восток, включая Закавказье. Для Кавказа в целом и для России, присутствующей в этом регионе, в происходящих изменениях представляются важными следующие моменты.

Во-первых, времена «миролюбивой Турции», которая намерена добиваться мира с соседями и поддержания стабильности в регионе, уходят в прошлое. Турецкая государственность возвращает себе традиционный имидж наследницы Османской империи, которая умеет и желает действовать военным инструментом для защиты своих интересов. Во-вторых, в новых условиях говорить о сохранении существующих сфер влияния геополитических и региональных центров силы становится некорректным. В-третьих, процессы, протекающие на Ближнем Востоке, неизбежно затронут Армению и черноморско-кавказский регион. Времена, когда Кавказ и тем более Южный Кавказ представляли собой отдельный регион со своей архитектурой системы региональной безопасности, балансом сил и интересов, подходят к концу.

К сожалению, можно констатировать неготовность Кавказа и России к происходящим изменениям. В условиях растворения или разрушения перегородок, разделяющих Южный Кавказ, Кавказ и Ближний Восток, требуются новые подходы к решению старых региональных проблем — таких, например, как проблема Нагорного Карабаха.

В формируемой на наших глазах среде безопасности необходимо готовиться к новым вызовам и угрозам, в том числе и к таким сценариям, когда турецкое государство проецирует военно-политическую мощь на север. Если в 90-е годы Турция, в силу инерции безусловного доминирования России на постсоветском пространстве и других факторов, не рисковала открыто вмешаться в конфликты на территории бывшего СССР, то сегодня способность России играть роль сдерживающего фактора требует внимательной оценки.

В условиях, когда на так называемой «дуге нестабильности», как в плавильном котле, растворяются государства и нации, не обладающие сильной национальной идентичностью, необходимо как можно быстрее избавляться от иллюзий «изолированности» проблем, стран и регионов от мировых процессов. В новых условиях народы и государства должны оторвать пристальный взгляд друг на друга и оглянуться на стремительно изменяющийся мир, в котором становятся неактуальными старые угрозы и обиды.

Способны ли Армения, Россия, а также другие государства и народы Евразии к такому взгляду на будущее? Скорее нет, чем да. Тем не менее они обязаны не уходить от реальности и быть готовыми ко всем сценариям, прикладывая усилия, чтобы избежать катастрофических.

[Pandukht]

Армянские вопросы в новой среде безопасности

Последние события в России, связанные с выборами в Государственную думу, стали симптомом глубинных проблем, когда важно правильно определиться с масштабом и уровнем угроз, с которыми сталкивается российская государственность. Россия - это геополитический актор, и пытаться описать протекающие процессы в рамках фрейма «цветных» революций выглядит непозволительным упрощением. Также некорректно сводить протекающие процессы исключительно к проблеме эффективности государственной машины и борьбе за власть. Результатом протестов, в конечном счете, может стать не просто изменение баланса во властной элите, а делигитимизация, а затем и десуверенизация российской власти. Серьезность вызовов и угроз позволяет говорить о том, что попытки сформировать отклик исключительно в рамках политической арены вряд ли будут успешными.

Институциональная сверхконцентрация власти в руках Президента в ельциновскую эпоху не могла не привести к перегрузкам и неустойчивости всей властной вертикали. Будучи единственной возможностью остановить деградацию властной вертикали в условиях кризиса, ликвидация конкуренции между различными полюсами во внутриполитической жизни рано или поздно приводит к системному кризису и срыву. При этом триггером, инициирующим процессы дестабилизации, может послужить вполне «обыденное» событие. В истории России это не первые выборы, которые могут расцениваться как несправедливые, однако здесь мы видим выброс психологического и социального напряжения, которое накапливалось годами. То, каким образом будут интерпретированы разворачивающиеся процессы и какие будут извлечены уроки как тактического плана, так и более отдаленные, безусловно окажет серьезное влияние на будущее России.

Для армянского народа первоочередным является не столько анализ истоков российских проблем, сколько попытки спрогнозировать возможные сценарии развития ситуации, учитывая присутствие в России двухмиллионной армянской диаспоры. Однако даже краткое описание возможных сценариев потребует выхода за пределы формата статьи, что вынуждает ограничиться рассмотрением наихудших. Рассмотрение и артикуляция именно «плохих» сценариев, помимо всего прочего, позволяет уменьшить в определенных пределах вероятность их реализации. Знание и освещение критических зон и «ям», в которые может провалиться народ, общество, повышает вероятность того, что обществу удастся их обойти. Это, кстати, наглядно продемонстрировали прошедшие в Москве митинги. Целенаправленная работа в тех же социальных сетях с гражданами, готовыми идти на демонстрацию, силами, осуществляющими охрану общественного порядка, позволило обоим сторонам избежать эскалации и нежелательных сценариев.

Однако системные проблемы, с которыми сегодня сталкивается Россия, остаются. Неспособность или нежелание российской власти признать данный факт могут привести к углублению кризиса и длительной нестабильности, сопровождающейся, в том числе, вооруженным насилием. Поскольку актуальная политическая элита России является наследницей той, что в конце ХХ века приняла решение на развал СССР, Армянство не имеет права исключать данный, безусловно катастрофический сценарий развития ситуации. Катастрофой для армянских общин Ближнего Востока, безусловно, чреваты и «арабская весна», возможная дестабилизация Ирана.

Неготовность политической элиты Советской Армении к развалу СССР обернулась в свое время тяжелыми потерями. Отсутствие времени на осмысление происходящего вынудило сосредоточиться на спасении арцахского армянства и принести в жертву армянскую диаспору Азербайджана, которая была вынуждена самостоятельно решить проблему физического выживания. В состоянии ли Армянство уже XXI века извлечь уроки из пройденного за последние десятилетия пути? Каковым должна быть реакция Ашхара (Армянского мира), если «арабская весна», дестабилизация Ирана или России поставит перед угрозой физического выживания многомиллионную армянскую диаспору этих стран?

Армянство не в состоянии повлиять на процессы дестабилизации, и все, что можно сделать в складывающейся ситуации - это избегать любых попыток быть втянутыми в разворачивающееся противостояние внутри стран проживания. Однако такое дистанцирование не означает пассивное ожидание. Такая тактика в зоне нестабильности, на кромке хаоса, однозначно приводит к поражению. Таким образом, речь должна идти об формировании активной армянской политики и стратегии, внутренней готовности к худшему сценарию. В случае дальнейшей эскалации напряженности в государствах Ближнего Востока, нарастания напряженности вокруг Ирана, углубления российского кризиса, у армянства окажется достаточно ограниченный набор опций возможного реагирования.

Первая опция. Никаких координированных действий в рамках Армянства не предпринимается, и ситуация развивается в рамках сценария «спасайся кто может и как может», когда каждый армянин и армянская семья самостоятельно решают проблему собственного выживания. Выбор данной опции, помимо всего прочего, станет индикатором надуманности и искусственности идеологического конструкта «Ашхар». Если армяне Спюрка будут брошены на произвол судьбы, это поставит под удар и сделает проблематичным любой дискурс, связанный с Армянством, как глобальным явлением.

В этом случае инициативы по созданию общеармянских структур, реализуемые со стороны армянской государственности, Спюрка, общественных инициатив и пр. должны будут расцениваться как преследующие корыстные цели спекуляции или близорукая и опасная наивность. Культурная, политическая, социальная реальность, которая не в состоянии решить задачу физического выживания значительной своей части, не может расцениваться иначе, чем искусственный теоретический конструкт. Выбор данной опции безусловно поставит под сомнение способность Армянства выжить в XXI веке.

Вторая опция. Армянство, осознав необходимость реагирования, старается сформировать отклик на разворачивающиеся процессы. Выбор данной опции приводит к целому ряду серьезных вызовов. Должно прийти осознание того, что для Армянства критически важно иметь пакет экстренных мер и мероприятий, который реализуется, когда та или иная часть армянского народа оказывается перед лицом угроз безопасности. Очевидно, что данная задача выходит за рамки функций армянской государственности и не может быть сведена исключительно к задачам президентской или парламентской ветвей власти, Советов Безопасности армянских государств и пр.

Должно прийти осознание, что подобные вызовы являются геополитическими и политическими по своей природе и нуждаются, в первую очередь, в политической интерпретации и оценках. В такого рода кризисных ситуациях Армянство будет сталкиваться с глобальными по размаху и масштабу процессами. Попытки упростить их и свести к этническим или экономическим изначально обречены на провал и приведут к неприемлемым потерям. Отклик на такие вызовы в состоянии сформировать акторы, готовые осваивать политические функции и демонстрировать политическое поведение. Другими словами, речь идет о политических акторах Ашхара, способных оперировать на различных масштабах, в том числе и глобальном. Учитывая критичность времени, в первую очередь необходимо присмотреться к уже существующим армянским организациям и структурам, обладающим потенциалом для работы на большом масштабе.

Негосударственные акторы. В настоящее время армянские некоммерческие организации, обладающие необходимым масштабом и потенциалом, такие как Союз Армян России или Армянская Ассамблея Америки сознательно сосредотачиваются на культурных и социально-экономических вопросах. Армянские некоммерческие организации избегают активности в политической сфере и в большинстве своем не готовы функционировать в условиях эскалации обстановки. Каким образом некоммерческие организации Спюрка будут работать в условиях глубокого кризиса со всеми акторами политического пространства, а не только представителями власти? Как представлять и защищать интересы Армянства в кризисной ситуации? В состоянии ли организации работать в условиях цейтнота? Вопросы, которыми сегодня должны задаваться не только руководители и управляющие структуры организаций.

И если уже состоявшиеся организации окажутся не в состоянии стать политическими акторами и сформировать адекватный отклик на угрозы, то каким образом Ашхар мог бы способствовать процессам политической самоорганизации и самосинхронизации в диаспоре? Каким образом уже сегодня, сейчас Ашхар мог бы помочь интеллектуально, организационно и пр., разворачиванию такого рода процессов?

Политические организации. К сожалению на сегодняшний день можно говорить только об одной реально состоявшейся и способной оперировать на глобальном масштабе политической партии - «Дашнакцутюн», обладающей богатым историческим опытом работы в условиях кризиса. Другие политические партии Армянства или изначально ограничивают поле деятельности исключительно территорией армянских государств, или не обладают необходимым опытом или возможностями для функционирования на большом масштабе. Армянские партии на сегодняшний день не готовы рассматривать Армянство как глобальное явление и предпочитают ставить и решать узкие задачи достижения власти. Армянские политические партии не задумываются об организации общенационального дискурса по критически важным вопросам, в который было бы включено все Армянство, что может служить одним из симптомов их незрелости.

Имеется ли сегодня возможность и, главное, время для инициирования дебатов по «переформатированию» армянских партий? Готовы ли партии рассматривать себя не только как инструменты достижения и удержания власти, но и как политические организации всего Армянства, ставящие, в том числе, вопросы организации поведения армянского народа в кризисные моменты? В состоянии ли партии действовать стремительно во время кризиса?

Армянская церковь. Учитывая тот факт, что Армянство в XXI веке уже имеет акторов, оперирующих на политической арене, желательно, чтобы традиционные армянские церкви, - Апостольская, Католическая, протестантские, - в кризисной ситуации сосредоточили свою активность на более высоких и тонких сферах, например, взаимодействии с другими церквями и конфессиями. Наличие такой возможности - это большое преимущество, которое должно реализовываться на соответствующей арене, но не конвертироваться в политическую активность.

Армянская государственность. В случае кризиса именно армянская государственность должна взять на себя ведущую роль, а ее представители стать координаторами активности всех акторов. Однако до сих пор армянская государственность рассматривает Спюрк как ресурсный потенциал, социальную реальность, которая оказывает помощь армянской государственности, но не обратное. Как следствие, отношения со Спюрком выстраиваются в рамках активности исполнительной ветви власти, например, министерства Диаспоры РА, но не политической. Армянская государственность и власть на протяжении всей истории Третьей Республики тщательно избегают политических аспектов Спюрка и не готовы к ситуации, когда появляется необходимость в защите армян за рубежами армянских государств. Армения не привыкла и не готова защищать армян Спюрка, тем более защищать на политической арене. Ведь сокращение Спюрка, его уход из традиционных ареалов на Ближнем Востоке, России неизбежно скажется на объеме оказываемой Армении помощи. Сокращение социальной и экономическая базы Армянства неизбежно скажется на устойчивости и темпах развития армянской государственности.

В состоянии ли армянская государственность перестроиться и начать рассматривать Спюрк как критически важную для Армянства реальность, которая нуждается в помощи и поддержке? В состоянии ли армянская государственность ставить и решать общенациональные задачи не только на территории армянских государств? Готова ли она стремительно реагировать на экстренные ситуации? Сегодня данный круг вопросов становится более чем актуальным и нуждающимся в постановке и обсуждении, в первую очередь, в рамках президентской ветви власти, советов безопасности и парламентов армянских государств, ответственных за формирование отклика на политические и общенациональные вызовы армянского народа.

Осмысление вызовов XXI века заставляет Армянство формировать новые общеармянские инициативы, разрабатываемые как армянской государственностью, так и Спюрком. Стремительно меняющаяся обстановка в мире приводит к тому, что наиболее актуальной, если не главной для Армянства становится концепция стратегической неожиданности. Основной проблемой при этом является не столько сама неожиданность, являющаяся неизбежным спутником непредсказуемости реального мира, сколько стратегический эффект неожиданности, то есть какими окажутся последствия разворачивания неожиданного сценария. Окажется ли Армянство в состоянии шока и парализованным или сможет сформировать адекватный отклик, сведя к минимуму последствия стратегического удивления? Окажемся ли мы в готовы к превентивным шагам и упреждающим действиям, позволяющим предотвратить новые акты геноцидального поведения или вновь будет решать постфактум задачи выживания? Положительный ответ на данные вопросы и демонстрация, в первую очередь, самим себе способности сформировать успешный отклик на неординарные вызовы по силе положительного воздействия можно будет сравнить с воздействием на Армянство победы в арцахской войне.

[Pandukht]

Сеть в геополитическом противоборстве. Штрихи к ситуации в Центральной Азии

Геополитическое противоборство, разворачивающееся на просторах Евразии, дестабилизация ситуации в Казахстане требует внимательного к себе отношения. Осмысление складывающейся картины осложняется нарастающей динамикой, которая вынуждает при формировании оценок принимать во внимание процессы на всех аренах. Борьба разворачивается не на одной, но множестве взаимосвязанных досок, - экономической, военной, дипломатической и пр. Это делает уместным расширение понятия «стратегический капрал»[1] и на геополитическую арену, когда локальные и тактические по своей природе действия могут оказать влияние на геополитические решения.

Задача еще более усложняется тем, что среда безопасности Центральной Азии в целом и Казахстана в частности близка к состоянию кризисной нестабильности, когда провал или нечеткие действия на одной из арен могут привести к широкомасштабной дестабилизации и геополитическим сдвигам. Напряженность социально-экономической ситуации может быть канализирована для достижения кумулятивного эффекта, пробивающего хорошо защищенную на первый взгляд конструкцию власти и региона. Власть, выстроенная на традиционных для региона строгих иерархических принципах, оказывается не готова к сценарию, когда напряженность практически мгновенно распространяется по всем уровням и стратам общества, ломая казалось бы прочные вертикальные и горизонтальные перегородки социума. Сосредоточение всей полноты власти в одном центре, делает систему еще более уязвимой. Да, системы выработки и принятия решений, природа власти в XXI веке по-прежнему остаются иерархичными, однако иерархичность уже не означает централизованность и не предполагает детальный контроль «сверху-вниз».

Таким образом, понимание специфики среды безопасности XXI века должно стать первым шагом на пути осмысления ситуации и выработки адекватных откликов на брошенный вызов. В первую очередь, должно прийти понимание, что время простых изолированных решений, принимаемых в рамках той или иной арены, закончилось. Кроме того, Большая игра вбирает в себя различные по своей природе игры, когда каждый из игроков играет в свою игру. В одном случае это шахматная доска и партия, в другом – нарды и подбрасывание костей, прежде чем сделать очередной шаг, третьи играют в Го, опираясь на непрямые методы противоборства, четвертые видят карточный стол и покер, неотъемлемым элементом которого является блеф.

В разворачивающейся игре можно разглядеть черты традиционного геополитического противоборства «Суши» и «Моря», а Казахстан служит ярким примером того, каким образом континентальные государства реагируют на геополитические по своей природе вызовы. Выстраивание после развала СССР авторитарной системы власти, опирающейся на лидера, «отца нации», позволило справиться с институциональной слабостью государств и элит[2]. Государства, которые оказались не в состоянии выстроить жесткую вертикаль власти, были втянуты в длительную нестабильность или гражданскую войну. Авторитарные лидеры постсоветского периода смогли обеспечить «подморозку» Евразии, давая возможность перевести дух и не допустить дальнейшей фрагментации геополитического пространства.

Речь, таким образом, идет о рефлексивной стратегии, когда в лучшем случае обеспечивается развитие тех или иных отраслей экономики, решение задач безопасности и обороны. Кроме того, персонифицированность власти приводит к тому, что психофизическая устойчивость лидера, становится критически важным элементом игры. Разворачивание целенаправленной информационной, дипломатической и пр. кампании, призванной ослабить или создать имидж слабого лидера, оказывается эффективным способом обрушения вертикали власти.

Завершение постсоветского периода и начало новой эпохи перемен ставит континентальные державы перед серьезным вызовом. Первая атака странами, принявшими решение создавать Евразийский Союз, отбита, и есть некоторое время, чтобы задуматься не только о рефлексивной политике и стратегии, но и активной. Окажутся ли страны продолжить заявленный курс на создание Евразийского союза или дрогнут, оказавшись на кромке хаоса? Это неприятное для политической системы состояние, и политики стремятся покинуть ее как можно быстрее. Однако нахождение на кромке хаоса несет с собой и позитивные моменты, так как процессы здесь разворачиваются качественно быстрее, и цели, достижение которых в зоне стабильности требует месяцев и даже лет и десятилетий напряженной работы, здесь могут быть достигнуты одним рывком. Глубокий системный кризис, близость к точке бифуркации несет с собой не только смертельную угрозу деградации и развала, но и шанс совершить качественный скачок.

Чтобы справиться с такого рода вызовом и оказаться в состоянии правильно выбрать время рывка, необходимы знания и интуиция другого порядка. Уильям Дугган в книге «Стратегическая интуиция»[3] рассматривает роль и значение стратегической интуиции и инноваций. Автор описывает, каким образом стратегическая интуиция позволяет осуществить прорывы в область неизведанного, формировать отклик на незнакомые вызовы. Дугган проводит различие между интуицией эксперта и стратегической интуицией. «Интуиция эксперта работает для обычных ситуаций... стратегическая интуиция для незнакомой»[4]. Интуиция эксперта работает в относительно хорошо известной и изученной области и предполагает тактические действия. Быстро и к месту найти правильный ответ и выбрать правильную тактику – это сущность интуиции эксперта. Стратегическая интуиция отличается от экспертной в трех ключевых моментах. Во-первых, она применяется к новой ситуации и незнакомой проблеме, во-вторых, работает на другом временном масштабе, в третьих использует множество уже существующих тактик и подходов в новой комбинации.

События последнего времени недвусмысленно говорят о необходимости обращения лидеров континентальных держав к стратегической интуиции. При этом уместной представляется применение к геополитической арене аналогии Лиддела Гарта, которую он использовал при рассмотрении ряда операционных проблем[5]. Речь идет о противоборстве двух различным образом вооруженных и экипированных гладиаторов, - Ретиариусе[6] и Секуторе[7]. Тактика более легкого и быстрого Ретиариуса сводилась к маневрированию и уклонению от прямого столкновения. Выждав удобный момент, Ретиариус старался набросить сеть на противника, лишая тем самым подвижности, чтобы нанести удар трезубцем. Тактика Секутора, очевидно, была противоположной. В Древнем Риме победа могла достаться как первому, так и второму, так как, несмотря на различный тип вооружения и тактику, оба гладиатора находились в равных условиях.

Однако в среде безопасности XXI века говорить о равенстве морских и континентальных держав не приходится. На сегодняшний день Морю удалось развернуть множество глобальных, в том числе и социальных, сетей, и новая фаза геополитического противоборства разворачивается в неравных условиях. Сеть на континентальные державы уже наброшена, и победа или поражение зависит от того, насколько быстро они смогут нейтрализовать ее. Пока что успешный отклик сводится к разрыву сетей, что позволяет отразить очередную атаку. Именно такое поведение мы видим на примере Белоруссии, Казахстана. Однако такие методы борьбы представляются неэффективными и заведомо проигрышными в долгосрочной перспективе. В XXI веке необходимо задумываться, каким образом континентальные державы могли бы освоить сети, перейдя от обреченной схемы геополитического противоборства к новой. Окажутся ли они в состоянии совершить такой скачок и освоить Сеть, как инструмент геополитического противоборства? Вызов, масштаб и глубину которого трудно переоценить.

------------------------------------------------------------------

[1] Понятие призвано отразить реалии среды безопасности XXI века, в которой молодой боец на передовой вынужден порой принимать тактические решения, оказывающие влияние на стратегическом уровне. Krulak, Gen. Charles C., USMC. “The Strategic Corporal: Leadership in the Three Block War.” The Commandant’s Page, Marines Magazine, January, 1999

[2] Подробнее смотри статью Арзуманян. Р. В. “Геостратегический контекст противоборства морских и континентальных держав,” подготовленную на основе подраздела монографии Арзуманян Рачья В. Сложное мышление и Сеть: парадигма нелинейности и среда безопасности XXI века. Ереван: научно-образовательный фонд “Нораванк”, 2011 (в печати).

[3] Duggan, William R. Strategic Intuition: The Creative Spark in Human Achievement (Columbia Business School), New York: Columbia University Press, 2007

[4] Ibid, p. 7

[5] Liddell Hart, Basil H. The Ghost of Napoleon. New Haven, CT: Yale University Press, 1935, p. 98

[6] От латинского retiarius - «боец с сетью». Снаряжение гладиатора должно было напоминать рыбака, вооружение состояло из сети, которой он должен был опутать противника, трезубца и кинжала. Доспехи ограничивались наручем и наплечником, который закрывал плечо и левую часть груди. Вес экипировки составлял 7-8 кг, 2-3 из которых приходились на сеть.

[7] От латинского secutor – «преследователь». Секутора также называли contraretiarius (противник ретиария) или contrarete (против сети). Секуторы были экипированы латами, снабжены большим прямоугольным щитом легионеров и гладиусом (коротким римским мечом). Закрывавший всё лицо шлем (кроме двух отверстий для глаз) должен был защитить лицо от острого трезубца соперника. Шлем был почти круглый и гладкий, чтобы сеть ретиария не могла зацепиться за него.

Edited January 9, 2012 by Pandukht

[Pandukht]

"Большой Ближний Восток" + "Большой Кавказ" = большая война?

Визит Хиллари Клинтон в южно-кавказские государства связан не только с необходимостью решения тактических задач, но и подготовкой шагов, которые будут разворачиваться на геополитической арене Кавказа. Кавказ находится в фокусе геополитического противоборства не первый век, являясь критически важным плацдармом для проецирования военно-политической мощи на Север, Юг и Восток. Приход на Кавказ большой политики в 2012 году может быть связано с намерениями Запада нейтрализовать намерение Ирана стать региональной сверхдержавой. На сегодняшний день Иран со всех сторон, кроме кавказского направления, окружен нестабильными или несостоявшимися государствами. Создание контролируемой и удерживаемой в определенных пределах зоны нестабильности является действенным методом сдерживания противника в геополитической борьбе.

Критическим для Ирана является проблема Сирии. Если правительство Ассада и Сирия смогут выстоять, то они окажутся в жесткой изоляции от внешнего мира и, значит, еще более зависимыми от Ирана. Как следствие сфера влияния Ирана будет простираться от Афганистана на востоке и до Бейрута на западе. Это фундаментальным образом изменит баланс сил на Ближнем Востоке, превращая Иран в доминирующую региональную силу в Персидском заливе. Такая перспектива вынуждает Запад придерживаться жесткой позиции в сирийском кризисе. Сегодня уже можно встретить публикации в западной прессе, в которых прямо говорится о целях Запада в Сирии. Например в статье от 4 июня в Foreign Policy озаглавленной «Реальная причина вмешательства в Сирию» (The Real Reason to Intervene in Syria) прямо говорится о необходимости разорвать связь Ирана с Средиземным морем в качестве главного стратегического приза в сирийском кризисе. События переместятся на Кавказ, после того, как ситуация вокруг Сирии приобретет требуемый для Запада характер и станет необратимой. Речь идет или о свержении правительства Асада, или об организации затяжной гражданской войны, вынуждающей Иран тратить усилия и ресурсы на поддержания стратегического союзника. Поднимая или понижая температуру в сирийском кризисе можно достаточно эффективно влиять на политику Ирана в регионе.

Так как речь идет о геостратегии, то нет необходимости в детальной проработке формирующейся картины, чтобы понять в рамках каких проблем будет происходить эскалация напряженности на Кавказе. Запад неоднократно подчеркивал, что различает на Кавказе три проблемы, имеющие статус геополитических. Это энергетические проекты, непризнанный Арцах и признанные со стороны России Абхазия и Южная Осетия, а также террористическая деятельность исламистских групп на Северном Кавказе.

Причем надо понимать, что речь необязательно идет о стремлении Запад развязать широкомасштабную войну. Реализуемая стратегия может быть многоплановой и включать множество опций, когда используются как элементы политического и социально-экономического давления, так эскалации военно-политической напряженности вплоть до локальных боевых действий, не убирая со стола вариант широкомасштабной региональной войны, разворачивающейся на северных границах Ирана.

В тактическом плане Запад заинтересован в обеспечении безопасности энергетических и транспортных коммуникаций, проходящих по региону. Западу не удается надежно решить проблему обеспечения своих войск в Афганистане и он вынужден ориентироваться на кавказский маршрут «Северной распределительной сети». Заключенные в последние дни соглашения с государствами Средней Азии только увеличивают вес и значение кавказского маршрута.

Тем самым Запад стоит перед необходимостью нахождения достаточно сложного и тонкого баланса между тактическими и стратегическими задачами на кавказском направлении. Тактические цели требуют обеспечения стабильности критически важных коммуникаций, стратегические – регулируемого повышения уровня напряженности на Кавказе. Решение тактических задач Запад намерен решить за счет усиления военного потенциала Азербайджана высокотехнологическими системами вооружений. В частности, в настоящее Госдеп стремится преодолеть сопротивление армянского лобби и приступить к поставкам в Азербайджан систему ПВО "Пэтриот", системы защиты вертолетов, спутниковое оборудование и пр. Спутниковое и вертолетное оборудование предполагается установить на ударных вертолетах Ми-35М, поставляемых российской компанией «Росвертол». Целью данных поставок заявляется повышение боевых возможностей Азербайджана по защите объектов энергетической инфраструктуры и границы с Ираном.

Стратегические задачи требуют проведения более тонкой политики и дипломатии, опирающейся на различные методы давления. Пока что имеет место «геополитическая рекогносцировка». На арцахском направлении и армяно-азербайджанских отношениях можно говорить о «разведке боем», когда через Азербайджан целенаправленно поднимается температура на линии противостояния. Это дает возможность западным политикам и дипломатам, экспертам и СМИ выражать «обеспокоенность ростом напряженности, гибелью солдат и гражданского населения» и пр. Дальнейшая эскалация напряженности сделает неизбежным более жесткие заявления и призывы «международной общественности» к геополитическим акторам вмешаться в региональные процессы.

Складывающийся геополитический контекст на Кавказе достаточно прозрачен. Грузия остается безусловным союзником Запада, равно как и Азербайджан. Оба государства надежно пристегнуты к Западу территориальными проблемами и стратегическими союзами, - Грузия к США, Азербайджан к Турции. В начале года Збигнев Бжезинский, называя десять стран, которые более всего пострадают от ослабления США на первом месте поставил Грузию. Недавно Турция тем же политическим деятелем была охарактеризована «как стойкий и преданный член НАТО. Вероятно более стойкий, чем любой другой...». Помимо пряников, при помощи которых Грузия и Азербайджан уверенно держатся в фарватере западной политики предусмотрен и демократический кнут, действенность которого была продемонстрирована во время , проходившего в Баку конкурса «Евровидение 2012».

Единственный актор на Кавказе, который на сегодняшний день рассматривается Западом в качестве союзника России, это Армения в лице двух армянских государств – признанной Республики Армении и непризнанной НКР. Без сомнения Запад будет наращивать давление на Армению, с целью нейтрализовать ее в качестве военно-политического союзника России или в идеальном случае переориентировать ее на Запад.

В складывающихся условиях основная сложность оказывается связана не столько с выявлением угроз и формированием адекватного отклика в рамках соответствующей стратегии, сколько с ее реализацией, претворением в жизнь. Здесь мы сталкиваемся со старой и даже классической проблемой стратегии. «В стратегии все оказывается чрезвычайно просто, но из этого не следует, чтобы все было бы и чрезвычайно легко», говорит Клаузевиц. Дополнительную сложность оказывается связана с тем, что многие из государств региона на протяжении последних десятилетий не утруждали себя разработкой долгосрочной стратегии, ограничиваясь рефлексивной политикой. Как следствие, разработка и реализация кавказской политики и стратегии для таких акторов будет происходить без явного ее оформления и даже формулирования, «на лету», что предъявляет жесткие требования к центрам принятия решений. Речь, таким образом, будет идти о своего рода «ad-hoc» стратегии, хотя соединение двух данных терминов выглядит парадоксальным и возможно только в условиях кризиса.

Причем Запад стремится интерпретировать ситуацию в российской политике таким образом, что она оказывается жестко завязана на Президента России. Системной политике и стратегии Запада противопоставляется личность. Можно говорить об адекватности такой оценки, однако в долгосрочной перспективе такой расклад является чересчур уязвимым. Замыкание на одну личность властных полномочий, организационных и информационных потоков приводит к неизбежным перегрузкам. В этих условиях лидеры при принятии решений вынуждены опираться на интуицию, которая во многих случаях помогает, но порой приводит к фатальным последствиям. Причем Запад обладает возможностями наращивать геополитическое давление на Россию, например, через регулирование цен на энергоносители. Также можно говорить об олимпийских играх в Сочи, как элементе такого давления. Насколько успешной может быть политика, выстроенная на умелой оркестровке различных методов дипломатического, политического и социально-экономического давления, позволяющего достигнуть кумулятивного эффекта, показывает история распада СССР.

В условиях роста напряженности на Кавказе только Россия обладает достаточным потенциалом, чтобы внести изменения в уже начавшуюся на Кавказе игру. Однако говорить о том, что Россия окончательно определилась с кавказской политикой и стратегией не приходится. Россия пока что оставляет за собой право и возможность маневра, вплоть до поддержки Запада в разворачивающейся геополитической игре. В пользу данного вывода говорит, например, приведенный выше один из фактов поставки в Азербайджан сложных систем вооружения, которые будут использованы против Ирана или Армении. Рассуждения о прагматичности и экономических интересах, когда речь идет о геополитическом противоборстве, представляются неуместными. Как следствие, приходится принимать во внимание в том числе и маловероятные сценарии. Например, сценарий прямого вовлечения Турции, а следовательно и НАТО, в процессы, протекающие на Кавказе. Дестабилизация внутриполитической обстановки в Азербайджане в рамках сценариев арабской весны может вынудить правительство Азербайджана попросить стратегического союзника оказать помощь вплоть до высадки ограниченного военного контингента. Шаги, которые безусловно будут поддержаны Западом и создадут совершенно другую конфигурацию сил в кавказском регионе. Реализация такого рода кризисных сценариев поставит государства региона перед более чем сложным вызовом, вынуждая радикально изменить проводимую политику.

[Pandukht]

Стратегические аспекты нагорно-карабахского урегулирования

Заявления ряда официальных лиц о наличии благоприятных возможностей по разрешению в ближайшее время нагорно-карабахской проблемы привели к резкому увеличению работ, аналитических материалов, рассматривающих реальность и возможные последствия реализации тех или иных сценариев урегулирования. Как сами прогнозы, так и предлагаемые рекомендации исходят из логики и закономерностей пространства, в рамках которого осуществляется анализ. Как следствие, мы имеем политические, военные, правовые, экономические оценки и прогнозы возможных последствий перехода к активной фазе урегулирования нагорно-карабахской проблемы.

Очевидно, что по ряду параметров подобного рода оценки и прогнозы могут противоречить друг другу. Так, например, вопросы экономической целесообразности могут вступить в противоречие с политической или военной безопасностью общества, а последние могут противоречить рекомендациям о необходимости демократизации общественной жизни и оценкам гражданской состоятельности того или иного общества. Это делает необходимым определение некоторой иерархии приоритетов, позволяющей оценить возможные последствия реализации того или иного сценария развития ситуации. Наибольшим приоритетом в существующей системе международных отношений обладают проблемы обеспечения национальной безопасности и наиболее важные его составляющие, связанные с обеспечением стабильности и устойчивого развития политической и военной сфер. Ни в коем случае не принижая роль той же правовой сферы, следует признать, что политический процесс последних лет дает большое число примеров того, как правовое поле, вся система международных отношений, выстраиваемая на протяжении веков, может быть принесена в жертву при возникновении угрозы национальной безопасности или политическим интересам общества.

Важность и определяющая роль проблем безопасности, политики, войны делает актуальным оценку ситуации исходя из закономерностей стратегии, незримо присутствующей в каждой из вышеупомянутых сфер и позволяющей навести мосты между ними. Редкость попыток стратегической оценки ситуации во многом объясняется ее сложностью, предполагающей гармоничное сочетание большого объема теоретических знаний, а также соответствующего практического опыта и навыков. Это делает стратегистов, умение стратегического видения ситуации довольно редким явлением. История полна свидетельств выигранных сражений на обреченной войне, а Наполеон, Ганнибал являются яркими примерами того, как, выигрывая сражения, можно проиграть войну, а затем и мир[1]. Также отсутствием стратегической перспективы можно объяснить результаты военных кампаний последних лет, - НАТО в Боснии или США в Ираке.

Очевидно, что отсутствие зрелых стратегистов не означает, что не должны предприниматься попытки соответствующего анализа. В рамках данной работы мы будем придерживаться упрощенного толкования стратегии. Стратегия - это гармоничное сочетание и связь целей (задач, намерений), способов их достижения (политики, планирования) и средств (инструментария) для выполнения общих задач безопасности[2]. Таким образом, стратегия предполагает, как минимум, четкое понимание трех основных элементов, - целей, способов их достижения и средств, при помощи которых предполагается их достигнуть. В случае нагорно-карабахской конфликта целью армянской стороны являлась выживание и обеспечение безопасности арцахского армянства, - задача, успешно решенная в ходе военной кампании 1991-1994гг. Политическое руководство Азербайджанской Республики стратегической целью считает ликвидацию НКР, для достижения которой предполагается использовать рычаги политического, военного, экономического и пр. давления на армянские государства.

Перед тем как приступить к анализу возможностей пересмотра сложившейся системы безопасности в регионе отметим, что важнейшей ее характеристикой является наличие большого количества асимметрий. Более того, большая часть их них носит постоянный характер и не может быть ликвидирована в ближайшей исторической перспективе. Ярким примером подобной асимметрии является асимметрия преследуемых каждой из сторон целей. Для армянского мира речь идет о выживании арцахского армянства и армянских государств в целом, в то время как для Азербайджана это, в основном, только территориальная проблема. Наличие большого числа асимметрий приводит к тому, что баланс и устойчивое равновесие становится возможным только в рамках региональной системы безопасности. Усилия, направленные на выправление локальных, частных асимметрий и достижение локального равновесия и следует признать неэффективными и опасными.

Для НКР сложившаяся линия противостояния является хорошим примером следования рекомендациям Клаузевица по достижению кульминационной точки наступления с последующим переходом к обороне и переводу проблемы в плоскость политических переговоров[3]. Попытки дальнейшего расширения пояса безопасности потребовали бы от Армии Обороны НКР решения задачи по взятию под контроль всего равнинного Карабаха на юге и Кировабада, Мингечаурской ГЭС на севере. В последующем отсутствие развитой инфрастуктуры, коммуникаций, неосвоенность больших территорий создавало бы для НКР серьезные, но вполне решаемые проблемы, которые компенсировались бы очевидными стратегическими преимуществами. Подобное развитие ситуации привело бы к гуманитарной катастрофе, развалу Азербайджанской Республики и изменению масштаба конфликта, что делало данный сценарий неприемлемым для глобальных акторов. Были предприняты необходимые шаги для остановки наступления армянских сил, возвращения под контроль Азербайджана важных коммуникационных узлов и заключения перемирия. Данный пример служит хорошей иллюстрацией подчиненности военной сферы политике, когда при принятии решений определяющими становятся не требования военной целесообразности, но прежде всего учет всего политического контекста. Следует отметить, что сложившаяся линия противостояния оказалась стратегически приемлемой не только для НКР, но и Азербайджана, так как она обеспечивает достаточное пространство для организации устойчивой системы обороны.

Таким образом, сложность проблемы, региона требует формулировки и обязательного учета политических целей, решению которых способствует проводимая военная кампания, и стратегист обязан связывать военную мощь, ожидаемый стратегический эффект с целями политики, то есть обеспечивать стратегическое видение ситуации. При этом предполагается, что политические элита, ее лидеры в состоянии проводить адекватную политику. Еще Клаузевиц писал что «...думать, что политика может ставить перед войной задачи, которые она не в состоянии решить бросает вызов естественному и неизбежному предположению, что политика знает инструмент, который имеет намерение использовать»[4].

Попытки дать оценку намерению Азербайджана ликвидировать НКР неизбежно приводят к выводу, что оно должна рассматриваться в качестве промежуточной, но никак не стратегической цели, так как закономерности политики и войны затем потребует от Азербайджана постановки и решения задачи создания сухопутного коридора с Нахичеванью. Объективно, конечной целью политики расширения жизненного пространства должна стать ликвидация в тех или иных формах Республики Армения в качестве независимого политического субъекта. Исторический опыт, заявления политических деятелей и высокопоставленных военных позволяет говорить о том, что элита Азербайджана довольно ясно представляет свои стратегические цели при разворачивании данного сценария. Оценка возможностей армянских государств проводить наступательную стратегию показывает, что она в ближайшей перспективе может опираться на военный инструментарий, причем логика войны требует от армянских вооруженных сил постановки и решения задачи выхода на рубежи, не достигнутые в ходе военной кампании 1991-1994 гг.

Очевидно, что оба вышеописанных сценария разрушают сложившуюся систему региональной безопасности и качественно изменяют политический контекст не только региона Южного Кавказа, но и всего Большого Ближнего Востока. Тем самым оценка способности сторон придерживаться наступательной стратегии неизбежно приводят к выводу о ее нереализуемости в ближайшей и среднесрочной перспективе. С другой стороны оценка ресурсов и потенциала противоборствующих сторон показывает, что ни одна из них не в состоянии выдержать длительную войну и должна придерживаться классической континентальной стратегии, сформулированной еще Мольтке, успешное применение которой позволило Пруссии одержать победу над Францией в 1870-1871 гг. Суть ее заключается в стремлении к решению задачи посредством единичной широкомасштабной стратегической наступательной операции, начинающейся с мобилизации войск, кульминацией которой становится охват и сковывающий удар[5]. Таким образом, мы сталкиваемся с противоречием между требованиями наступательной стратегии и ограничениями, накладываемыми политическим пространством. Это означает, что новые военные кампании имеют очень мало шансов быть успешными, и после непродолжительной активной фазы противостояние вновь сведется к позиционной войне приблизительно на существующих в настоящее время рубежах.

Это позволяет утверждать, что сложившаяся линия противостояния между НКР и Азербайджанской Республикой является хорошо продуманным проектом, выстроенным на стратегическом паритете и балансе сил и потенциалов противоборствующих сторон, а не амбициях региональных политических элит. Более того, система армяно-азербайджанских отношений оказалась дополненной своего рода балансом уязвимости. Сторона, пытающаяся реализовать наступательную стратегию и инициирующая процессы, нарушающие сложившееся равновесие, неизбежно оказывается в более уязвимом положении, предоставляя противоположной стороне возможность посредством контрнаступательной стратегии, добиться более выгодной позиции. Очевидно, что сложившееся системы национальной и региональной безопасности довольно сложно изменить через количественные изменения каких-либо параметров, так как каждая из сторон имеет возможность восстановить общий баланс за счет усиления других параметров. Сложившееся равновесие может быть нарушено при резких изменениях в мировой политической системе, системе региональной безопасности, а также качественных изменениях национальной мощи сторон.

В то же время надо отдавать отчет, что стратегический паритет не может служить абсолютной гарантией невозможности дестабилизации. В силу молодости государств Южного Кавказа важнейшим элементом сложившегося баланса становятся политические элиты, что не позволяет исключить элемент волюнтаризма. Незрелость и авантюризм политических лидеров и элит, отсутствие объективной информации как о своем потенциале, так и потенциале противоположной стороны могут привести к появлению соблазна быстрой и победоносной войны. Как отмечалось выше, история полна примеров неправильных, обреченных войн и во все времена компетентность генералов, мощь и боеспособность армии была не в состоянии компенсировать глупость и ограниченность политиков.

К сожалению, предлагаемые в последнее время проекты урегулирования нагорно-карабахской проблемы фокусируются на достижении согласия и компромиссов на уровне политических лидеров противоборствующих сторон. Оставляя в стороне предельную узость данного базиса, отметим, что при этом непозволительно сужается само пространство решений, выстраиваемое в контексте ближайших политических горизонтов и без какой-либо стратегической перспективы. Такая узость и ограниченность проектировщиков по отношению к проблеме, находящейся на цивилизационном изломе и потенциальными векторами дестабилизации, замыкающие дугу нестабильности Большого Ближнего Востока на Северный Кавказ, Центральную Азию вызывает удивление. Предлагаемые противоборствующим сторонам решения разрушают имеющийся стратегический паритет и повышают уязвимость сторон, вынуждая их рассматривать новую систему безопасности в качестве некоторой промежуточной конструкции, не более.

У сторон, появляется соблазн «довести» ее до более выгодной для себя конфигурации через новую эскалацию конфликта. Тем самым метафора статичной системы, с небольшими флуктуациями вокруг устойчивой точки равновесия заменяется метафорой раскачивающегося маятника, накачиваемого пульсирующей энергией насилия, остановка которого возможна через очередное полное истощение противоборствующих сторон или вмешательство глобальных акторов и сил.

2006 г.

[1] Gray, Colin S. "Why Strategy is Difficult," JFQ, Summer, 1999, USA, pp. 80-86

[2] Lykke Jr. Arhur F. Towards an Understanding of Military Strategy. Military Strategy: Theory and Application (Carlisle Barracks, Pennsylvania, 1989), pp. 3-5.

[3] Clausewitz, Carl von. On War, edited and translated by Michael Howard and Peter Paret (Princeton: Princeton University Press, 1976), p. 528.

[4] On War, p. 75.

[5] Rothenberg Gunther E. Moltke, Schlieffen, and the Doctrine of Strategic Envelopment; in Paret Peter ed. Makers of Modern Strategy from Machiavelli to the Nuclear Age. Priston, 1986. pp. 299-301.

[Pandukht]

Курдская идиллия или курдский вызов?

Курды — крупнейший в мире этнос, лишенный государственности. Попытки создать свое государство курды предпринимали в течение всего XX века, однако они не увенчались успехом, прежде всего, из-за геополитических проблем и неготовности ведущих мировых игроков способствовать образованию «независимого Курдистана». Временами попытки создать курдское государство имели успех, но лишь в течение короткого времени, например — Королевство Курдистан, Мехабадская республика. Иракские курды в 1970 г. добились от режима Саддама Хусейна номинального признания автономии Курдистана, но в последующий период были физически ликвидированы десятки тысяч курдов, а сам Курдистан «арабизирован».

Автономный статус Иракского Курдистана после падения режима Саддама Хусейна укреплялся, и сегодня он имеет все черты независимости за исключением признания де-юре. В настоящее время Курдистан, кроме парламента и правительства, обладает собственными вооружёнными формированиями пешмерга (до 80 тыс. человек), собственную службу безопасности, организованную при помощи израильских инструкторов, несколько спутниковых каналов. В 2005 году построенный под Эрбилем аэропорт обеспечил воздушную связь с внешним миром. В Курдистане действуют до 3800 иракских и иностранных компаний. Это позволило курдам в очередной раз в своей истории замахнуться на создание независимого Курдистана.

Параллельно в Ираке обсуждается также идея создания курдско-суннитской конфедерации. Инициаторами такого союза являются лидеры суннитской общины, которые остались практически беззащитными перед нарастающим влиянием шиитов. Предполагается, что президентом нового государственного образования станет Барзани, а правительство сформирует «суннитская фигура». Эта модель вполне укладывается в новую турецкую концепцию перекройки региона. Такой расклад, скорее всего, поддержат США и Саудовская Аравия.

Наконец, среди курдской общественности начинают говорить и о третьем варианте, предлагая трезво оценить вариант присоединения к Турции – наиболее жестокому врагу курдского народа. Экономическая почва для этого уже подготовлена. В Турции изготовлено примерно 80% продаваемых в Курдистане товаров, турецкий капитал составляет здесь 70% иностранного капитала. Остается оформить де-факто сложившиеся отношения политически.

Учитывая ситуацию в Сирии, сирийские курды также могут поставить вопрос о присоединении их территории к Турции. Сирийский (Западный) Курдистан примыкает к границе Турции и Иракского Курдистана. Тогда у курдов возникнет единое курдское политическое пространство. Некоторые курдские политики говорят, что нахождение курдов в одном государстве облегчит достижение национальных целей.

Реализации этой "идиллии" мешает состояние курдского вопроса в самой Турции. Курдская проблема – одна из центральных в турецкой политике. Для Турции существование под боком независимого Курдистана – это сильнейший вызов. Еще недавно даже само слово «Курдистан» было строжайше запрещено, и за его произнесение можно было получить тюремный срок.

Курдистан находится на стыке государств региона. Его территория для господствующей на ней силы всегда была важным плацдармом, откуда можно было направлять свои удары по всем направлениям. Не случайно Ататюрк говорил: «При прочих равных условиях битву на Ближнем Востоке выиграет тот, кто будет владеть Курдистаном». Курдистан исторически рассматривался Турцией и Западом как стратегический плацдарм против российского, позднее советского Закавказья. В настоящее время Курдистан имеет важное значение с точки зрения обеспечения интересов НАТО и Турции на Кавказе. Наибольшее значение с военно-стратегической точки зрения имеют Турецкий и Иракский Курдистан. Иракский Курдистан господствует над арабским Ираком. От гор Курдистана до Багдада менее 100 километров. Территория Турецкого Курдистана господствует над остальной Турцией. Это обширное горное пространство открывает выходы к важнейшим военным направлениям региона: на северо-востоке к Кавказу, на востоке – к северо-западному Ирану, на юго-востоке – к Северному Ираку и на юге – к Сирии.

Горный рельеф делает контроль над всем Курдистаном крайне затруднительным. Однако исторически города Курдистана контролируются центральными властями государств, в состав которых он входит. Все крупные города Иракского Курдистана с физико-географической точки зрения практически не защищены. Эрбиль находится на высоте менее чем 800 м, Мосул расположен на высоте 223 м, Киркук и Ханекин – на высоте 200–300 м. Таким образом, исторически сложился военно-политический баланс, когда центральные власти контролируют города и крупные населенные пункты, а курдские силы господствуют в горах. Такое положение имеет глубокие корни в культуре и психологическом характере курдского народа, для понимания которых обратимся к курдской армии и военному строительству.

Курдские повстанцы традиционно действуют против центральных властей небольшими группами (до 30 человек), имеющими лишь легкое вооружение. Только при осуществлении особых операций несколько подобных групп объединялись в формирования по 200–300 человек. Мелкими группами и отрядами курдские повстанцы действуют довольно успешно. Однако они оказываются не в состоянии проводить операции по захвату крупных населенных пунктов.

Несмотря на огромный боевой опыт, навыки управления крупными воинскими формированиями у курдов отсутствуют. Высокая индивидуальная подготовка не гарантирует способность создавать боеспособные воинские части. Курды являются хорошими тактиками, но слабыми командирами бригад и полков и откровенно плохими стратегами. И это несмотря на оказываемую помощь и нефть — еще один геополитический фактор, который мог бы способствовать появлению Курдистана.

Аналитики, занимающиеся проблемой нефти и газа, среди трех ключевых регионов, которые в 2012 г. сыграют важную роль, называют также Иракский Курдистан. Прогнозы Геологической службы США говорят о наличии в Иракском Курдистане 40 млрд. баррелей нефти и 60 трлн. кубических футов газа. Здесь находится около 40% иракских запасов нефти.

Ранее крупные компании обходили Курдистан, однако в конце 2011 года произошел перелом, и крупнейшая в мире компания ExxonMobil заявила о своем желании приобрести значительные площади для геолого-разведывательных работ на шести участках и активизировала переговоры с правительством Курдистана. После этих событий Иракский Курдистан получил "признание" у инвесторов. В Курдистан ринулись нефтяные компании, уже сообщающие об удачной геологоразведке и начале в 2012 году экспорта нефти.

Провозглашение независимости Иракского Курдистана может оказать влияние на Армянство. В Курдистане проживает от 2 до 8 тысяч армян, признанных Конституцией автономии представителями одной из государствообразующих наций. За армянской общиной закреплен депутатский мандат. Правительство заботится об армянских святынях и демонстрирует особое расположение к армянам — второй по численности христианской общине. С усилением в регионе христианского фактора Барзани связывал надежды на возможность окончательного присоединения к Курдистану Ниневийской долины. Курдские правители обещали ассирийцам и армянам создать в Ниневии христианскую автономию.

Гораздо сложнее понять, как отразится появление нового государства на интересах Армении. С одной стороны, это будет еще один прецедент обретения автономией независимости, который может быть использован для правового обоснования суверенитета Арцаха. Кроме того, при удачном геополитическом раскладе образование курдского государства может позволить Армении обрести нового партнера в исламском мире.

В то же время не может не беспокоить тот факт, что некоторые курдские максималисты, рисуя карту "Великого Курдистана", закрашивают в его цвета почти все исторические провинции Западной Армении. Более того, в составе Курдистана они видят и отдельные территории нынешней Армении. Таким образом, появление независимого Курдистана может стать вызовом, к которому уже сегодня должны готовиться армянские государства.

[Pandukht]

Грузинская мечта

Прошедшие в Грузии парламентские выборы стали знаковым событием в политической жизни Грузии. После внесенных в Конституцию изменений Грузия фактически превращается в парламентскую республику, когда важнейшие рычаги формирования внутренней и внешней политики оказываются сосредоточенными в руках премьера и победившей партии или коалиции.

В настоящее время пока трудно сказать, насколько эффективной окажется формируемая система власти, однако большинство экспертов сходятся на том, что помимо расстановки новых кадров, сведения некоторых счетов с предыдущей командой, ожидать радикальных изменений во внутренней и тем более внешней политике не стоит.

Пока что в стране сложилась ситуация двоевластия, когда уходящий президент и президентская форма правления еще в течение года будут обладать достаточными полномочия и рычагами, чтобы влиять на процесс становления парламентской Грузии, которой еще предстоит стать состоявшейся реальностью грузинской общественно-политической и государственной жизни. Во всяком случае, утверждать, что процесс передачи всей полноты власти в Грузии завершен, несколько преждевременно. Однако, это вопросы, касающиеся непосредственно Грузии. Для армянской государственности гораздо более важной представляется попытка понять, какие уроки можно извлечь из того пути, которым идет Грузия на протяжении последних десяти лет, после того, как страна выбрала однозначную ориентацию на Запад. Здесь наиболее важным представляется следующий момент.

С одной стороны, такая ориентация дала Грузии достаточно много преимуществ в тактическом плане, раскрытие которых потребует отдельной статьи. Здесь просто сошлемся на один факт. Система государственного управления страной до Михаила Саакашвили находилась в, мягко говоря, плачевном состоянии. Приход новой команды и переориентация Грузии на Запад позволили за короткий срок добиться качественных изменений и сформировать фактически новую систему государственной власти. Грузия до революции роз прочно занимала место в списке несостоявшихся (failed) государств, что создавало существенные проблемы для Армении. Результатом пребывания у власти Михаила Саакашвили и стоящих за ним сил стало удержание Грузии на кромке, отделяющей государство и государственность от территории.

С другой стороны, выбрав однозначную ориентацию на Запад, Грузия лишила себя поля для маневра. Политика Грузии на протяжении последних лет недвусмысленно показывает, что для небольшой страны однозначная ориентация на какой-либо один геополитический центр является рискованным шагом, тем более, если регион находится в фокусе геополитического соперничества. Такой шаг приводит к далеко идущим негативным последствиям. Вероятно, наиболее важным из них следует признать делегирование принятия стратегических решений за пределы страны – геополитическому центру силы. Ценой восстановления управляемости страной стала потеря весомой части суверенитета, когда стратегические решения принимаются не в Администрации президента или Парламенте Грузии, а в кабинетах, расположенных вне территории грузинского государства. Прошедшие выборы стали наглядным свидетельством того, как это происходит.

Тем не менее, полученные тактические преимущества и достижения оказались критически важными для Грузии, позволив спасти разваливающуюся систему государственного управления. Рассуждать сегодня, была ли у Грузии другая возможность навести порядок в стране, некорректно. История не приемлет сослагательного наклонения, и будет правильнее признать, что выбор Михаила Саакашвили позволил Грузии избежать крайне неприятных и просто катастрофических для грузинской государственности и власти сценариев. Вероятно, здесь будет уместна аналогия с тушением пожара в доме, когда не до рассуждений о стратегии, и надо принимать неотложные меры, следствием которых становится, в том числе, и потеря важных пластов общественно-политической жизни, которые оказываются «залиты водой». Однако то, что Грузия выжила и имеет сегодня возможность давать оценки периоду правления Михаила Саакашвили, уже является большим достижением, которое надо признавать.

В эти дни мы наблюдали впервые в истории новой Грузии спокойную передачу власти. Это привело даже к появлению в западных СМИ оценок в том духе, что «поражение Саакашвили стало символом победы революции роз». Ценности демократическогогражданского общества прижились на грузинской земле и позволили осуществить ненасильственную смену власти. Президент Грузии не пошел на фальсификацию результатов выборов, обеспечивая легитимную передачу власти.

Однако неприятной стороной всего происходящего для Грузии и грузинского общества является то, что решение по смене власти принималось не грузинским народом. Мог ли президент Грузии пойти на жесткие, и даже силовые методы сохранения власти? Вполне. В биографии Михаила Саакашвили и его власти присутствуют политические аресты и убийства, кровавые, в том числе и с погибшими, разгоны митингов оппозиции. Тем не менее, на этот раз он согласился отдать власть, точнее, есть большая вероятность, что он сделает это через год, когда покинет пост президента Грузии. И заслуга в такой мирной передаче власти отнюдь не грузинского общества и тем более власти, но геополитического центра силы, взявшего на себя функции гаранта стабильности грузинского государства.

С данной точки зрения передача власти в Грузии оказывается парадоксальным образом похожа на аналогичный процесс в России, где власть также была передана в рамках тандема от Медведева Путину. В России передача власти произошла в «узком кругу», затем была озвучена в рамках партийного съезда и только потом узаконена процедурой выборов. Тем самым выборы свелись к процедуре подтверждения полномочий первого лица, его легитимности в узком правовом смысле данного слова, не более. Причем, говорить о нарушении процедуры выборов, ссылаться на плохую работу выборных институтов будет некорректно. И в российском, и в грузинском случаях проблема связана не с функционированием институтов, но природой явления, которое оформляет процедура выборов. В обоих случаях процесс выборов оказывается выхолощенным, когда народу предлагается просто подтвердить своим волеизъявлением уже состоявшийся факт передачи и перераспределения власти. Общество, народ не формируют власть, а подтверждают ее легитимность в глазах международного сообщества. Тот факт, что все это происходит в полном соответствии с процедурой выборов, по сути, ничего не меняет. В обоих случаях говорить о демократическом и гражданском выборе можно только с точки зрения формы и процедуры, но не содержания.

В свете вышесказанного процесс выборов в рамках армянской государственности выглядит в каком-то смысле более состоявшимся. Вопрос, кто будет занимать главный политический пост в армянских государствах, решается, все же, на территории самих армянских государств. Можно вполне справедливо сказать, что такой выбор сегодня можно считать во многом условным, однако, тем не менее, в качестве суверена в армянском случае выступают граждане армянских государств. До настоящего времени все армянские выборы сопровождались достаточно жесткой борьбой, когда претендентов сложно было обвинить в участии в театральной постановке. На территории армянских государств мы до сих пор сталкивались с реальными выборами, а не выхолощенной имитацией. Да, проведенные в тот или иной год выборы можно расценивать как справедливые или несправедливые, соглашаться с результатами или оценивать их как подтасованные и проч. Тем не менее, речь идет о выборах, а не симулякре и имитации, что дает возможность рассуждать о процессе и результатах, легитимности или нелегитимности сформированной власти и т. д.

В случае России и Грузии процедура передачи власти разворачивается в другом формате, когда говорить о выборе становится некорректным. Может ли такой способ передачи власти быть признан легитимным и эффективным? Однозначные оценки и выводы в данном случае неуместны, и правильнее будет говорить о соответствии такой формы передачи власти менталитету и культуре народа.

На примере Грузии и России мы сталкиваемся с интересным феноменом, когда создание эффективной системы выборов со всеми необходимыми институтами и процедурами не является гарантией того, что в стране сложится гражданское демократическое общество. Разворачивание демократических процедур и институтов само по себе не гарантирует того, что внедрившее их общество неизбежно станет гражданским. Процедуры и институты являются необходимым, но не достаточным условием, и общество, пройдя этап институционального становления, внедрения форм, обнаруживает, что необходим также дух – дух гражданского демократического общества. И это оказывается более сложной проблемой.

Даже внедренные и хорошо функционирующие институты гражданского общества сталкиваются с проблемой неготовности социума принять их и выстроить общественную жизнь в соответствии с духом демократии и свободы. Общества погружены в свою историю и культуру, которая сопротивляется быстрым и радикальным изменениям. Более того, трансформация культуры не может быть проведена искусственно и тем более насильственными методами, но только через долгосрочные и чаще всего незаметные воздействия на протяжении жизни многих поколений.

Непонимание данных ограничений приводит к тому, что проводимая политика и стратегия неизбежно становятся своего рода «большевистскими», когда считается возможным и даже необходимым навязать обществу радикальные изменения. В течение последних десятилетий можно было наблюдать не раз, как демократические институты и принципы оказывались бессильны перед тысячелетней инерцией культуры. Можно сослаться на попытки США в рамках неоконсервативной парадигмы внедрить идеи демократии и свободы в ближневосточные общества и Афганистан. Или пример уже другого рода. Иран, будучи теократическим государством, эффективно использует демократические процедуры для выстраивания баланса сил внутри общества и власти, оставаясь при этом глубоко чуждым самой идее и духу гражданского общества.

Каким образом должна быть охарактеризована ситуация в Грузии с данной точки зрения? Принадлежность к христианской культуре позволяет говорить о том, что Грузия в состоянии выстроить гражданское демократическое общество, а не имитировать его. Однако Грузия должна пройти достаточно серьезный путь по преодолению автократического и тоталитарного наследия, которое, возможно, незаметно для самого общества пустило глубокие корни. В состояния ли Грузия пройти данный путь? В состоянии ли помочь ей в этом патронаж Запада? Вопросы, которые требуют внимательного и вдумчивого к себе отношения и изначально отрицают и не приемлют простого и прямолинейного ответа. Вероятно, можно говорить о существовании индикаторов, которые позволили бы судить, насколько далеко продвинулась Грузия на данном пути. Однако каждое общество имеет свои уникальные индикаторы такого рода, и надеяться на универсальные подходы в данном случае не приходится.

Во всяком случае, для начала необходимо осознать, что проблема не только и не столько в процедурах и институтах, сколько в грузинском обществе, которое остается глубоко патерналистским, готовым и желающим видеть простые решения и ответы на сложные вопросы. Грузия продолжает жить в ожидании чуда и мечты, что кто-то придет и поможет ей решить проблемы грузинского общества. Первым шагом на трудном пути, ведущем к храму и свободе, должно стать преодоление инфантильности, желания сбросить тяжесть принятия судьбоносных решений на плечи спасителя, национального героя, диктатора, внешнего центра силы и пр. И в этом смысле название победившего партийного блока в Грузии вызывает тревогу. Тем не менее, такая неготовность к гражданскомудемократическому обществу не есть исключительная особенность бывших колониальных или постсоветских государств и народов. Аналогичное проблемы и поведение можно наблюдать сегодня, например, и в той же Греции.

Касательно армянской государственности необходимо признать, что армянские государства в последние годы теряют потенциал, наработанный в результате национально-освободительной борьбы армянского народа в Арцахе. Арцахская победа усилила и подтвердила пост-имперскую легитимность армянской власти, ее право и главное – способность самостоятельно принимать решения, касающиеся судеб Армянства, порой, вопреки воле и желанию геополитических центров силы. Однако захочет ли армянская государственность и общество сохранить свое право на выбор или они предпочтут более легкий путь?

С данной точки зрения ожидающиеся выборы в Республике Армения имеют тревожную тенденцию стать первыми безальтернативными в новейшей армянской истории, когда общество уже не находит в себе силы противодействовать стремлению власти сконцентрировать принятие решений исключительно в рамках самой власти, без участия общества. Однако сверхконцентрация оборачивается не всевластием, а исчезновением и растворением власти, которая ускользает, тает в воздухе, как улыбка чеширского кота. Монополизация и даже абсолютизация власти, неизбежно отрывающаяся ее от народа как суверена, делает ее нелегитимной, в глубинном смысле данного слова, и уязвимой, что не так очевидно в относительно мирные и спокойные периоды, но становится недвусмысленным и грозным во время серьезных кризисов или войны.