Зулум-полковник Днеприк Багдасарян

[Pandukht]

Багдасарян Днеприк Суренович (1929-2009)

Он был одним из первопроходцев

16 июня, не дожив до своего исполнявшегося в нынешнем году 80-летнего юбилея, умер подполковник Днеприк Суренович Багдасарян.

Военное дело было некоторым образом наследственным в роду Багдасарянов. Его дед Мкртыч возглавлял самооборону села Агарак Капанского района в 1918 году, и турки, как ни пытались, не смогли захватить село. Отец, Сурен Багдасарян, был кадровым офицером Советской армии с 1928 года, в Великой Отечественной войне на посту комиссара 400-го полка 89-й армянской дивизии погиб смертью храбрых в Краснодарском крае. Родители Багдасаряна назвали его необычным именем Днепр в честь самой крупной гидроэлектростанции в мире, запущенной в СССР и символизирующей начало новой, коммунистической эры. Их сын так и остался до конца сторонником идей социализма, человеком, с болью воспринявшим крушение великой страны на финише горбачевской перестройки.

К тому времени подполковник Д. Багдасарян отслужил в зенитно-артиллерийских и зенитно-ракетных войсках ПВО СА с 1947 по 1970 гг. Ушел в запас по состоянию здоровья. К началу Карабахского движения работал военруком в Ереванском химико-технологическом техникуме, одновременно преподавая основы советского права.

Багдасарян одним из первых понял, что армяно-азербайджанский конфликт переходит в стадию затяжного вооруженного противостояния. Одним из первых приступил к организации отрядов самообороны. Так родилось обученное им первое подразделение - отряд «Конд» под командованием Вачагана Чибухчяна. К осени 1989 года к Багдасаряну с просьбой организовать боевую подготовку обратились Леонид Азгалдян, Ашот Навасардян, Агаси Аршакян и другие инициаторы самообороны. Потом в сформированный под эгидой МВД Особый полк вольются многие воспитанники Днеприка Суреновича.

Боевое крещение «Конд» получил на границе с Нахиджеваном у нашего села Барцруни, сорвав вместе с другими ополченцами атаку азербайджанцев благодаря операции, разработанной Багдасаряном (февраль 1990 г.). Волею судьбы 5 июля 1990 года Багдасарян оказался в плену у азербайджанцев, прошел через тяжелейшие испытания и сумел перехитрить врага и выйти на свободу в декабре.

Поскольку высшее руководство страны не предпринимало действенных мер по формированию национальных вооруженных сил, Багдасарян инициирует создание в феврале 1991 г. Союза офицеров Армении. Он создал в Сюнике в сентябре 1991-го добровольческое артиллерийское соединение (кодовое название «Днепр»), которое в мае 1992-го мощными артударами деморализовало военный гарнизон Лачина и облегчило тем самым открытие дороги жизни в Арцах.

Днеприк Суренович более 200 дней оборонял Шаумянский район НКР, участвовал в боях в приграничных селах Тавуша, действиях по подавлению огневых точек врага под Капаном.

Осенью 1992 года Д. Багдасарян отошел от дел. Мотивы его поведения изложены в мемуарах подполковника «Противостояние». Вероятно, не все его оценки покажутся бесспорными. Наверняка суровая критика офицера-профессионала не понравится некоторым из тех, кто и в регулярной армии не мог избавиться от «самостийно»-фидаинских замашек. Но одно бесспорно: человек характера и калибра Днеприка Суреновича был искренен во всем, что он делал и о чем думал. Таким нелегко идти по жизни. Правдолюбец и патриот, Багдасарян как был в 1970-м, так и остался подполковником. Но он внес немалый вклад в формирование боевых дружин, составивших костяк национальной армии. И в наших победах есть частица доблести и заслуг кадрового офицера.

По решению Министерства обороны Багдасаряна похоронили на Ераблуре со всеми воинскими почестями при скоплении множества соратников, родных и близких, пришедших похоронить человека, который, не рисуясь, по праву говорил: «Все, что есть у меня на этом свете, - это честь...»

Рубен Бахшян, полковник в отставке

Edited July 16, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Слово солдата

Недавно вышли в свет на армянском языке мемуары председателя действующего в начале 90-х годов Союза офицеров РА, подполковника Днеприка Багдасаряна «Противостояние». На русском языке книга была напечатана в 2004 году. Ее автор скончался в 2009 г. В нынешнем году ему исполнилось бы 80.

К началу Карабахского движения Днеприк Суренович был уже на пороге 60-летия. За плечами осталась служба в зенитно-артиллерийских и зенитно-ракетных войсках ПВО СА (1947-1970 гг.), преподавательская деятельность. Казалось, в его возрасте и положении поздно браться за оружие и думать об организации самообороны, закладывая тем самым основы будущих вооруженных сил независимой Армении. Но офицер Багдасарян, сын кадрового офицера, погибшего в годы Великой Отечественной войны, не мог не принять участия в защите своего народа. Кроме того, как подмечено в предисловии к русскому изданию, «люди, как он, редко вспоминают о своих правах и вечно несут бремя обязанностей, и только смерть освобождает от тяжести их».

К середине 1989 года, когда стало ясно, что карабахское противостояние переходит в стадию затяжной вооруженной борьбы, Багдасарян одним из первых приходит к необходимости создания вооруженных отрядов, способных защитить приграничные районы Армении и Арцаха. И приступает к делу. В мемуарах подробно описываются события, в которых непосредственно участвовал автор в период с 1989 до сентября 1992 года. Они охватывают первый, самый сложный, «фидаинский» период Карабахской войны, когда плохо вооруженные, разношерстные, немногочисленные отряды добровольцев противостояли прекрасно вооруженным азербайджанцам, поддерживаемым военнослужащими подразделений Советской армии. В период хаоса, межвластия и произвола конца 80-х - начала 90-х задачу защиты Отечества взяли на себя неформальные организации, в которых наряду с патриотами были и сомнительные люди, а иногда и просто уголовники. Эти реалии представлены в книге Багдасаряна, написанной с приведением убедительных и точных фактов, изложенных живым языком, не без юмора и сарказма.

Автор вдоволь хлебнул тяготы того времени. Он сформировал отряд самообороны «Конд», обучил военному делу на базе Ереванского химико-технологического техникума ряд иных добровольческих формирований, возглавляемых Леонидом Азгалдяном, Ашотом Навасардяном и другими. Волею судьбы Багдасарян провел почти полгода в азербайджанском плену, с честью выдержав тяжелейшие испытания. Артиллерист Багдасарян воевал в Тавуше, 200 дней оборонял Шаумяновский район НКР, создал артиллерийскую группировку «Днепр» в Зангезуре, сыгравшую важную роль при обороне Капана и в открытии Лачинского коридора...

Знаток военного дела, патриот, приверженец социалистической идеи, Багдасарян пишет о пережитом, передуманном с прямотой человека, называющего вещи своими именами, и это, конечно, нравится далеко не всем. Можно оспаривать остроту некоторых политических оценок «Зулум-полковника» (как его называли азербайджанцы), но сомневаться в их искренности и выстраданности не приходится. Что касается описания конкретных боевых эпизодов и операций, то они наделены такой достоверностью и логикой развития, которые не позволят не согласиться с автором в главном.

Приведу цитату относительно причин падения Шаумяновского района 12 июня 1992 г.: «Во-первых, это прямое предательство Л. Тер-Петросяна и его самого ближайшего окружения. Выражалось оно в сознательно проводимой пораженческой политике, которая наиболее выпукло проявила себя после официального распада СССР. В действительности Левон и его главный советник американец Липаритян Арцахскую войну не считали национально-освободительной, пытаясь приостановить ее и дать событиям обратный ход.

Во-вторых, в основе бесславного падения обороны Шаумяна лежали также непримиримые противоречия между Л. Тер-Петросяном и партией «Дашнакцутюн». И с этой точки зрения судьба Шаумяна была предрешена, независимо от проявляемого его защитниками героизма и отваги, поскольку Шаген Мегрян и его соратники были членами этой партии, а сам Шаген занимал видное место в руководстве АРФД.

В-третьих, для враждебного настроенного против дашнакцаканов главы армянского государства шаумяновцы и Шаумяновский район были всего лишь головной болью, от которой он очень хотел избавиться. Что же касается судьбы 16 тысяч армян района, то АОДовские политики и «спарапеты» привыкли к жертвоприношениям, а свои заслуги измеряли количеством пролитой их соотечественниками крови. Например, для них не существовал боевой успех без гибели людей, которых можно было торжественно похоронить и от этого получить политические и иные дивиденды».

В книге есть много других интересных выводов, деталей, оценок. В том числе и о падении Арцвашена. Они, несомненно, привлекут внимание не только рядового читателя, но и военных, историков, политиков. Впрочем, на русском языке мемуары уже выходили, теперь издание на армянском (здесь следует отметить финансовую поддержку благотворителя Армена Саакяна) значительно расширит читательскую аудиторию.

Залпы Карабахской войны отгремели совсем недавно (если отгремели), однако ряд ее эпизодов не освещен с исчерпывающей полнотой. Хорошо бы, пока многие участники боев живы, сопоставить их мнения, чтобы получить объективную картину для сегодняшнего и будущих поколений.

Мемуары Д. Багдасаряна являются в этом смысле весьма ценным источником, как бы ни пытались оспорить это его оппоненты. Еще одно авторское замечание, высказанное с солдатской прямотой: «Я знаю многих живых и мертвых героев, талантливых людей и командиров, о делах и подвигах которых не только умалчивают, а стараются предать их забвению вообще. Зато рекламируются ловкачи, нувориши, амбициозные и честолюбивые авантюристы, не имевшие никакого отношения к нашим военным успехам и к войне вообще, но вращавшиеся на орбитах Левона, Вазгена и других главных «военачальников-спарапетов».

Эти слова написаны в конце 90-х годов. Возможно, за прошедшее время ситуация несколько изменилась. Однако тот факт, что заслуги самого Днеприка Суреновича не оценены до сих пор по достоинству, отнюдь не настраивает на оптимистический лад.

...29 сентября подполковнику исполнилось бы 80 лет, и желательно, чтобы грядущую круглую дату отметили не только родные и близкие Багдасаряна.

Александр Товмасян

[Pandukht]

Днеприк Багдасарян

Бой под Барцруни

В конце 1989-го и в самом начале 1990 года произошли вооруженные столкновения между отрядами НФА и нашими фидаинскими формированиями на границе с Нахичеваном, вблизи поселка Ерасх и азербайджанского села Садарак. Эти бои носили неорганизованный и эмоциональный характер и завершились ничейным результатом при потерях с обеих сторон. Но азерам удалось захватить в плен несколько раненных армян. При посредничестве начальника политотдела 7-й армии советских вооруженных сил генерал-майора Суркова они были возвращены в Армению. Сразу же после этих событий азеры совершили дерзкую акцию — до основания разрушили нахичеванский участок советско-иранской границы. Многие заставы были сожжены и разрушены, проволочные заграждения уничтожены, контрольные полосы превращены в грунтовые дороги. Все это я видел своими глазами из окна «Столыпина» – тюремного вагона, когда оказался в руках азеров и меня перевозили из Баку в Нахичеван и обратно на предварительном и судебном следствии. Вдохновленные успешным и безнаказанным разгромом советской границы, турки-азеры в конце февраля 1990 года предприняли попытку вторжения в Армению из Нахичевана в районе нашего приграничного села Барцруни. Вероятно они преследовали цель прорыва к единственной магистральной шоссейной дороге, соединяющей центральные районы Армении с Зангезуром, перерезки этой дороги в узком Вайкском ущелье. Таким образом прерывалась сухопутная связь Араратской долины с Сисианским, Горисским, Кафанским и Мегринским районами Зангезура.

26 февраля из курортного города Джермук мне позвонил командир местного отряда АОА Агаси Карапетян и сообщил, что азеры из вертолета дважды обстреляли село Барцруни, а в окрестностях села Кярмачатах они сосредотачивают крупные силы чернорубашечников – аскяров НФА. Так как у нас была договоренность о боевом сотрудничестве и взаимопомощи, он просил меня немедленно приехать в Барцруни и возглавить руководство нашей обороной. Здесь следует сказать, что одна из особенностей начального периода армяно-азербайджанской войны, которая получила название «арцахской войны», заключалось в том, что не надеясь на парализованную официальную власть, люди свои надежды связывали с отдельными личностями, к которым они питали доверие и потому готовы были подчиняться им и действовать под их руководством. Именно так и относились ко мне простые люди, оставленные властями на произвол судьбы.

Около полуночи, получив это сообщение, я немедленно позвонил Вачагану и объявил тревогу отряду «Конд», бойцы которого компактно проживали в известном районе Еревана. Наши транспортные средства содержались в постоянной боевой готовности, грузовая полуторка была загружена месячным запасом продовольствия и необходимыми для похода вещами. В 3 часа ночи мы выехали из Еревана и в 6 часов утра были в селе Барцруни. Я сразу же заметил, что несмотря на ранний час, из села по единственной дороге, идущей к райцентру Вайк, выезжает подозрительно много легковых автомашин с людьми. Не трудно было догадаться, что это слабонервные жители села вывозят свои семьи в безопасные места. Несколько машин мы успели задержать и вернуть в село, успокоив находящихся в них женщин и детей. Первым делом я организовал КПП и приказал его составу никого пока из села не выпускать без моего разрешения.

В этом приграничном селе я со своими боевыми соратниками бывал довольно часто, и местные жители хорошо знали нас и доверяли. Приехав в сельсовет, я застал там всех руководителей села, которым было предложено провести разъяснительную работу среди жителей села, панику прекратить и объявить, что мы приехали защищать их с их же помощью, гарантируем их безопасность при условии выполнения наших команд и распоряжений и активном участии всех мужчин в самообороне. Сельские активисты разошлись выполнить то, что им было сказано, и заменили кондовцев на КПП. После этого я приступил к изучению обстановки. Выяснил, что действительно Барцруни 25 и 26 февраля подвергся обстрелу НУРС-ами и крупнокалиберными пулеметами из вертолета МИ-8 с изображенными на фюзеляже красной звездой и знаменем. Мне показали места нескольких неразорвавшихся снарядов. Подобные агрессивные действия происходили впервые, и жители села были очень взволнованы. Похоже было на то, что перед вторжением в Барцруни азеры хотели напугать жителей села, посеять панику и вынудить их покинуть село.

Примерно в 8 часов утра в село прибыли два русских майора – командир батальона и его заместитель по политчасти. Люди этого подразделения ВВ несли службу на блокпостах, расположенных на территории Армении. В Барцруни находился один взвод этого батальона во главе с молодым лейтенантом. Видимо, они хотели получить информацию от лейтенанта о происходящем на стороне азеров и об исчезновении блокпостов ВВ там. После того, как они поговорили с лейтенантом, я вступил с ними в разговор и спросил, как будут вести себя лейтенант и его солдаты, если азеры совершат нападение на село, будут ли они помогать нам или нет? Офицеры уклонились от прямого ответа и не смогли объяснить причину отсутствия на своих привычных местах личного состава и боевой техники двух известных мне блокпостов на той стороне границы, но пообещали обо всем доложить своему начальству. Я их предупредил, что в случае нарушения азерами нашей границы и бездействия лейтенанта и его солдат, я прикажу своим людям обезоружить их, поскольку у нас нет достаточного количества боевого оружия для оказания сопротивления врагу. Дело в том, что с самого начала их прибытия в Барцруни я подозревал этих офицеров ВВ в том, что им все известно, а их начальникам тем более, так как В-войска имели единое командование и были в курсе событий по обеим сторонам границы. В это время все уже продавалось и покупалось – честь, долг, обязанности и т. д. Азеры вполне могли за крупную взятку добиться невмешательства ВВ в их планы и даже оказания им помощи в осуществлении своих агрессивных действий против армян.

Чтобы готовящихся к отъезду офицеров привлечь на нашу сторону, я поручил Вачагану Чибухчяну набить один мешок консервами, колбасой, иными продуктами и спиртными напитками, преподнести этот дар офицерам и посмотреть, как они отреагируют на это. Дар был принят без уламывания. Мы знали, что усмирители межнациональных конфликтов тоже страдают от неизбежных невзгод полевой жизни и недостатка элементарных средств существования. Через некоторое время комбат с замполитом уехали в приподнятом настроении. Лейтенанту они дали указание помочь мне в проведении разведки противника, а в случае нападения крупных сил азеров временно передать мне под расписку автоматы одного отделения, а молодых солдат и два БМП-2 вывести из села в безопасное место. Это было компромиссное решение, на большее, видимо, они не могли пойти, зная, что на самом деле происходит.

Ознакомление с обстановкой я начал с «тихого» левого фланга. Мою разведгруппу лейтенант попытался на БМП-2 поднять на высоту 2063.0, но на полпути машина застряла в глубоком снегу, и нам пришлось с большим трудом, почти ползком по полутораметровому снегу добираться до вершины высоты. С отрогов этой высоты на западной оконечности Зангезурского горного хребта начинается низменная часть Нахичевана до реки Аракс.

Приблизительно в одном километре ниже нас находилось азербайджанское село Шада, на северных подступах которого, прямо под нами располагалась огневая позиция с двумя пулеметными точками, представляющие из себя сваренные из листового железа будки. На этой позиции дежурили 15-20 чернорубашечников, все с автоматами АК. В пятистах метрах южнее позиции находилось одноэтажное каменное здание школьного типа, превращенное в казарму, около которой было много азеров в черной униформе. Их было много также у чайханы на сельской площади.

Несмотря на то, что в селе Шада находилось не менее двухсот аскяров по самым скромным оценкам, вероятность вторжения на нашу территорию с этого направления я считал ничтожно малой из-за глубокого снега на вершине горного хребта, которым защищен Барцруни с юга и по вершинам которого когда-то совершенно несправедливо была проведена граница между Арменией и Азербайджаном. Командиру сельских ополченцев было приказано очистить от снега заброшенный НП и окоп при нем, наладить круглосуточное дежурство, установить порядок связи и оповещения сигнальными ракетами.

Спустившись к БМП-2, мы вернулись в село и сразу же поехали на правый фланг, ставший главной линией нашей обороны. На довольно обширном горном плато, где снег полностью уже растаял, из наспех сложенных камней укрытий лежали 25-30 сельских ополченцев из Барцруни и небольших сел Серс и Мартирос. Большинство из этих людей были безоружны, и только несколько бойцов отряда ОНС были вооружены автоматами и карабинами, а сельские ополченцы имели 2-3 винтовки TO3 и столько же охотничьих ружей.

На склонах высоты 1757.0 на стороне азеров были оборудованы два окопа, откуда около десяти стрелков-снайперов из самых современных винтовок с оптическими прицелами вели непрерывную стрельбу в две смены, держа наших ребят в напряжении и не давая им получше оборудовать свою позицию. По натянутому вдоль окопов тросу азеры передвигали грудные макеты черного цвета, то есть действовали по снайперской науке.

Население азербайджанского села Кярмачатах было эвакуировано, нигде не было видно даже отдельных домашних животных, которые, как потом стало ясно, были закрыты в хлевах, а колхозные стада были угнаны на юг. Юго-западнее Кярмачатаха, под навесами животноводческой фермы, вместо коров и овец располагались аскяры НФА. По самым скромным подсчетам их было не менее 500 человек. Это был рубеж сосредоточения азеров. Рубежом атаки, видимо, было само село, на улицах и площадях которого я насчитал 10 боевых групп, состоящих из 10-15 отлично вооруженных аскяров.

По дороге, идущей с юга — из Джагри и Бадамлы к ферме подъезжали тридцатиместные автобусы типа ПАЗ, останавливались внутри седловины, не доезжая до фермы, из машин быстро выбрасывались аскяры и цепью скрывались в невидимых от нас укрытиях. По всей вероятности это был тыловой район азеров и место сосредоточения резервов. 26 февраля в сумерках на ферму прибыли три КАМАЗ-а с закрытыми кузовами и зачехленными предметами на прицепе. Это могли быть колесные 120-мм. минометы или 122-мм. гаубицы, а в кузовах машин были боеприпасы, которые еще взорвутся во время нашего внезапного артудара по ферме.

Не было никаких сомнений в том, что азеры, воодушевленные безнаказанным разгромом советско-иранской границы, готовят вторжение на территорию Армении в малонаселенном районе с последующим выходом на автостраду, проходящую по Вайкскому ущелью, намереваясь, видимо, отсечь Зангезур от остальной Армении.

Сопоставив факты и чувствуя, что турки-азеры еще не завершили подготовку к атаке, я пришел к выводу, что наступление азеров может начаться в ночь с 27 на 28 февраля. Вероятность дневной атаки была маловероятна, поскольку атакующим предстояло преодолеть труднопроходимую местность с крутыми склонами снизу-вверх.

Необходимо было принять срочные меры для срыва aгpecсивных намерений врага, а для этого мы не имели ни достаточно людей, ни оружия, ни единого и ответственного командования. В этой безвыходной ситуации надо было найти в себе решимость, взять ответственность за исход происходящего на себя и суметь подчинить людей своей воле.

Командиру отряда ОНС было предложено станковый пулемет установить на вершине 1933.6 и держать под огнем горловину ущелья, по которому вероятнее всего могли наступать азеры. Руководителям сельсовета поручил вывести в тыл нашей передовой позиции как можно больше людей, вооружив их вилами, лопатами, топорами и другими орудиями труда, чтобы показать противнику, что нас много и мы готовы к бою. Двух ребят, прибывших из штаба АОД Вайкского района, велел немедленно отправиться в свой штаб и доложить своим руководителям, что необходимо из Егехнадзорского отряда градобойной артиллерии пригнать к нам хотя бы одну пушку КС-19 и градобойные снаряды. Позвонил в Джермук Агаси Карапетяну, который почему-то медлил с выходом в Барцруни. Оказалось, что он пытался найти патроны для трех автоматов своего отряда. Кстати, Агаси, говоря со мной по телефону, просил подкинуть ему несколько сот автоматных патронов, но в тот момент их у нас не было. Перед выходом в Барцруни я послал Вачагана Чибухчяна в штаб АОД на проспекте Баграмяна, чтобы оповестить АОДовское руководство о полученном нами тревожном сообщении, попросить автоматных патронов для Агаси и помощи вообще. Патронов Вачагану не дали и помощи в дальнейшем никакой не оказали. Читателю это покажется странным, но это имеет свое объяснение. Однако вопрос этот довольно тонкий, несет в себе обширный подтекст политического содержания, о чем трудно говорить, не отходя далеко от повествуемой темы.

С наступлением полной темноты снайперы азеров прекратили стрельбу, что дало нам возможность заняться инженерным оборудованием позиции. Под участком позиции оказалась сплошная каменная плита, и огневые точки ребята устраивали из камней. Около 22 часов из Барцруни прибежал посыльный и сообщил, что в село прибыл хорошо вооруженный отряд фидаинов. Я немедленно поехал в сельский штаб обороны, где встретился с командиром «до зубов вооруженного» отряда «Тигран Великий».

Этот отряд относился к числу беспартийных вооруженных формирований. Сформирован он был в заброшенном азербайджанском селе Софлу Сисианского района, которое послужило базой для отряда. В середине февраля комплектование первого боевого состава этого довольно организованного и дисциплинированного отряда завершилось. Днем рождения «Тиграна Великого» считается 15 февраля 1990 года.

Командование отряда было коллективное в лице его военного совета. Создателями «Тиграна Великого» и первыми членами военного совета были Хачик Галстян, Владимир Аракелян, Армен Арменакян, Корюн Гумушян, Левон Майсурян, Самвел Бадалян. В дальнейшем в военном совете происходили изменения, одни убывали, и появлялись новые люди.

Появление «Тиграна Великого» в Барцруни было чистой случайностью, но случайностью спасительной. После завершения формирования отряд совершал марш в Ереван. В райцентре Вайк ребята узнали, что в районе села Барцруни напряженная обстановка, приняли правильное решение и пошли навстречу своему первому боевому крещению.

Мои переговоры с членами военного совета «Тиграна Великого» завершились быстро и полным взаимопониманием. Весь отряд, состоящий из около пятидесяти бойцов, выдвинулся на передовую позицию и стал залогом нашего первого успеха в бою под Барцруни.

Бойцы «Тиграна Великого», которые свой отряд называли «полком», были вооружены исключительно боевым оружием – автоматами АК, ручными пулеметами, самодельными гранатометами, которые тайно производились на «Армэлектромаше», ручными гранатами Ф-1 и РГД-5.

Не могу не упомянуть об одном уникальном случае, который произошел утром 27 февраля. На рассвете в Барцруни въехала колонна из примерно 20 легковых автомашин с людьми из Кявара-Севанского бассейна под предводительством некоего «Бзо» – Размика Амирханяна, у которого обе ноги были ампутированы на уровне тазобедренных суставов. Узнав о тяжелом положении дел под Барцруни, он мобилизовал людей и сам привел их к нам на помощь. «Бзо» был посажен на переднее сидение ГА3-69, а его люди – около 80 человек - сновали вокруг своего предводителя. Конечно, бойцы нам были нужны, но с оружием, а кяварцы имели лишь охотничьи ружья, да и то несколько, а безоружные люди могли быть лишь обузой для уже сформированной боевой группы. Выразив благодарность кяварцам за высокие чувства патриотизма, попросил «Бзо» вернуть свой отряд в Вайк и быть в резерве. Кяварцы немного пошумели, но мое требование все же выполнили. Оставив в моем распоряжении танк Т-52, но без башни, который использовался на сельхозработах, и его экипаж из трех человек, они покинули Барцруни.

Мною уже было принято решение: не дожидаясь наступления азеров, нанести им упреждающий удар. Но выполнение этой задачи я связывал с прибытием хотя бы одного орудия с боеприпасами. Около 13-00 к нашему тыловому району подошли две пушки КС-19 в сопровождении нескольких бойцов-градобойщиков. На пушках отсутствовали ваги для перевода в боевое положение, а единственная оптическая труба оказалась неисправной. Все это и ограниченное количество градобойных снарядов «Эльбрус» заставили меня принять решение об использовании только одного орудия.

Таким образом, 27 февраля наши силы составили: отряд «Тигран Великий» — 50 бойцов. В штурме должны были участвовать 35, из них все с басовым оружием; отряд ОНС из 15 бойцов при полном вооружении; отряд Агаси Карапетяна из Джермука — 28 человек с тремя автоматами, учебными винтовками ТОЗ и охотничьими ружьями; отряд «Конд» - 25 бойцов с винтовками ТОЗ и охотничьими ружьями; ополченцы из Барцруни, а также из небольших сел Серс и Мартирос – около 30 человек с охотничьими ружьями; два орудия КС-19 и 40 снарядов к ним.

Завезенные на ферму артиллерийские средства противника пока не были развернуты. Это давало нам временной шанс в преимуществе. В этой ситуации единственным нашим огневым преимуществом становилась артиллерия. Но такое преимущество может реализоваться только при упреждающем ударе.

Около 14-00 мы молниеносно выдвинули одно орудие на боевую позицию для ведения огня прямой наводкой, быстро вывесили его на домкратах до отделения колес от грунта. Прицеливание производили по стволу, а корректировку стрельбы производили по шкалам принимающих приборов, то есть не так, как положено.

Сначала ударили по передовым силам противника в Кярмачатахе. От неожиданности азеры пришли в сильное замешательство, начали беспорядочную стрельбу, а когда появились первые раненые — побежали в сторону фермы, таща их за собой.

Затем огонь был перенесен по позициям снайперов, которые бросились на выехавший из укрытия БТР и спустились на ферму. Преследуя огнем бегущих молодых аскяров, разрывы подвели к ферме и оставшиеся снаряды выпустили но ее закрытому главному сооружению. Два снаряда, попавшие в среднюю часть этого сооружения, вызвали детонацию находившихся там боеприпасов, - видимо, завезенных туда накануне артснарядов или мин. Взрыв огромной мощности поднял в воздух крышу строения, высоко в небо взметнулись языки пламени и густого черного дыма. Меткое попадание вызвало бурный восторг среди собравшихся на склонах близлежащих холмов наших крестьян.

Все снаряды были израсходованы, и я помчался на позицию нашей пехоты, чтобы организовать людей и повести их в атаку на Кармячатах, закрепить достигнутый артогнем успех и окончательно сорвать планы обнаглевшего врага.

Собрав вокруг себя бойцов и командиров, начал им объяснять, как мы должны действовать дальше. Пока я их убеждал следовать за мной в атаку, в воздухе появился краснозвездный вертолет МИ-8, устремился к ферме и совершил посадку на противоположной от нас стороне строения у его взорвавшейся части, поэтому мы не могли наблюдать, что происходит у вертолета, видели только медленно вращающиеся лопасти.

Приходилось лишь догадываться, что азеры в беде и хотят что-то срочно эвакуировать. Мы потом узнаем, что от мощного взрыва на ферме погибли и получили ранения десятки азеров. Среди погибших было второе по должностному положению лицо Нахичеванской АССР. Присутствие этого высокопоставленного лица на кармячатахской ферме, где шла подготовка к вторжению в Армению, само по себе являлось свидетельством того, что под его руководством, то есть, на государственном уровне, готовилась эта агрессивная акция.

Забрав тела убитых государственного мужа и других азеров, вертолет поднялся и на максимальной скорости улетел на юг в сторону города Нахичевана.

Все аскяры группировки противника скопились под навесами фермы, а ее руководство по всем признакам было парализовано. Взрыв произошел в той части строения, где находился штаб и командный пункт азеров и, вероятнее всего, командно-начальствующий состав азеров был выведен из строя.

Несмотря на видимую панику среди аскяров, наши бойцы, впервые участвующие в настоящем бою, вначале не решались идти в атаку, их смущало многократное численное превосходство противника. Первыми решились следовать за мной Самвел Бадалян по прозвищу «Губернатор», Арутюн Мурадян по прозвищу «Гдлян», гранатометчик Сероб и некоторые другие ребята. Неожиданно мне на помощь пришли две девушки из состава «Тиграна Великого» - Карине Овсепян и ее подруга Вардуи. Они стали судить ребят за нерешительность., просились идти рядом со мной в атаку. Наконец было достигнуто согласие. После постановки и объяснения боевой задачи я решил действовать, как «политрук Клочков» — поднял над головой пистолет ТТ и с призывом «За мной, вперед!» повел штурмовую группу вниз по ущелью.

Перед вступлением в Кармячатах, в котором еще оставались мелкие группы азеров, затаившихся в сельских строениях, свое малочисленное «войско» я разделил на две группы. Одну группу во главе с Арменом Арменакяном, одним из командиров «Тиграна Великого», я направил по левой окраине села, а сам с группой бойцов из разных отрядов атаковал центр села. Израсходовав шесть самодельных гранат собственного производства, я взял автомат Карине. Девушки двигались за нами, неся за спинами вещевые мешки с патронами, снаряжали магазины и передавали нам. С ходу и с коротких остановок мы вели ураганный огонь по остаткам азеров в селе и по окнам домов. Для оказания психологического давления на аскяров я приказал ребятам поджигать стога сена во дворах, но они не удовлетворились этим и стали поджигать оставленные хозяевами дома и подсобные строения.

В центре села, около одного двухэтажного дома, поджогом которого занялся «Губернатор» Самвел, в 30-40 шагах я увидел убегающую между домами группу аскяров и попытался их уничтожить, но им повезло: исправно работавший мой автомат вдруг отказал. Находящемуся рядом со мной гранатометчику Серобу рукой показал на убегающих азеров и воскликнул: «Сероб, бей!». Но последняя граната самодельного гранатомета дала осечку. Все это мне показалось недоброй приметой и охладило мое разгоряченное боем сознание.

Наше дальнейшее продвижение становилось опасным. В наступающей темноте мои бойцы могли перестрелять друг друга. Кроме того, при полном отсутствии у нас средств радиосвязи невозможно было четко управлять действиями мелких групп наших бойцов, собрать их в единый кулак на южной окраине Кярмачатаха и попытаться атаковать паникующих азеров, скопившихся на ферме, в одном километре южнее села, численность которых более чем в десять раз превосходила бойцов нашей штурмовой группы. Подобная затея могла провалиться, поэтому я решил прекратить бой и выйти из села. Приказал ребятам из моей группы войти в голосовую связь с другими группами и передать им приказ об отходе к горловине ущелья, ведущего к нашей исходной позиции и в Барцруни.

Пока ребята выполняли мое поручение, Арутюн («Гдлян» ) устранил задержку моего автомата. Оказалось, пуля, оторвавшись от гильзы, застряла в нарезной части ствола. Видимо, пороховой заряд был отсыревшим или неполным.

Моя группа, в которой до конца сражались храбрые девушки Карине и Вардуи, вышла из горящего села последней. У горловины ущелья командиры групп доложили мне, что все благополучно вышли из села и двигаются вверх к нашей позиции. На полпути к Барцруни нас встретил Вачаган Чибухчян, которого я оставлял на позиции за старшего, и на трех ГАЗ-69 повез нас в село, где на нашей полевой столовой был приготовлен торжественный ужин с осетриной, привезенной для нас кем-то из Джермука. После ужина вернулись на позицию и не могли оторвать глаз от пожара в Кярмачатахе, который разгорался с еще большей силой, освещая местность вокруг села вплоть до животноводческой фермы.

Расхрабрившиеся азеры и их начальники не были готовы к такому обороту дела и ничего не предпринимали. Только во второй половине дня 28 февраля чернорубашечники начали осторожно входить в дымящееся село, а на своих прежних местах появился личный состав и боевая техника блокпостов советских ВВ. Было ясно, что получив предметный урок, азеры отказались от своих первоначальных агрессивных намерений и одновременно прекратили свою договоренность с коварным руководством ВВ.

1 марта всеми видами транспорта в Кярмачатах возвращались эвакуированные жители, а обратным рейсом машины увозили молодых аскяров НФА. В этот день по нахичеванскому телевидению, передачи которого отлично принимаются в Барцруни, передавали репортаж о траурных мероприятиях по поводу гибели известного и уважаемого в Нахичеване руководителя этой автономной республики и других погибших в бою под Кярмачатахом командиров и аскяров.

Должен признаться, что в глубине души чувствовал вину за загубленные человеческие жизни, несмотря на совершенные азерами многочисленные злодеяния против моего народа. В дальнейшем это чувство не раз еще навещало меня в подобных обстоятельствах. Видимо, мои интернациональные чувства и человеческие качества подспудно протестовали против происходящей по чужому сценарию межи национальной розни и взаимного кровопролития. Но все это снималось осознанием того, что действую я не по злому умыслу, а в условиях необходимой обороны. 2 марта на нашу позицию прибыл начальник отделения КГБ Вайкского района подполковник Чередниченко, с которым я несколько раз встречался во время работы в приграничных селах этого района. Когда в августе 1989 года я с отрядом «Конд» появился в районе села Хндзорут, туда же приехал Валерий Иванович. Познакомились, вместе прошлись по нашим наблюдательным постам, потом пообедали с бойцами отряда АОД. Видимо, он следил за нашей деятельностью и доставлял информацию своему начальству, но никаких препятствий нам не чинил и с пониманием относился к нашим общим проблемам и тому, что делал я лично. После этого я еще несколько раз встречался с ним в Джермуке.

На этот раз Чередниченко был несколько взволнован и сообщил мне, что при наших боевых действиях азеры понесли большие потери, что среди убитых известный государственный деятель. В связи с этим в Нахичеванской автономной республике объявлен траур, а секретарь ЦК КП Азербайджана Муталибов обратился к Горбачеву, выставил себя в качестве потерпевшей стороны, обвинил армян в агрессии, потребовал принятия мер к армянам. Затем Чередниченко сообщил главную новость о том, что по поручению Горбачева из Москвы прилетают представители КГБ СССР, чтобы разобраться в происходящем на армяно-азербайджанской границе, а он отправляется в аэропорт «Звартноц» встречать гостей. Я успокоил Геннадия Ивановича, сказав ему, что всю ответственность беру на себя и готов держать ответ не только перед КГБ, но и перед главным архитектором «перестройки», если он соизволит со мной побеседовать.

Под вечер, примерно в 17-00, к нашей еще существующей позиции подъехала «Волга», из которой вышли Чередниченко и двое в штатском. В это время я в подзорную трубу наблюдал за происходящим на ферме, где еще было много аскяров, и в это время их сажали в два автобуса. Гости из Москвы подошли ко мне. Я представился подполковником запаса Советской Армии и пригласил их к моей подзорной трубе на треноге. Почти двухметрового роста генерал несколько минут наблюдал за происходящим на ферме, изучил пустые окопы снайперов азеров, на которых были целы подвижные черные фигуры. Затем генерал попросил рассказать все, что произошло и объяснить, почему мы вступили в азербайджанское село Кярмачатах, сожгли часть села, а также предоставить доказательства того, что наши действия были вызваны агрессивными намерениями азеров и были спровоцированы ими. В ответ я выразил удивление относительно подобной постановки вопроса и сказал, что по крайней мере странно, что ответственные работники KГБ из Москвы хотят от меня получить сведения об агрессивности азеров, в то время как всего пару недель тому назад они завершили полный разгром нахичеванского участка советско-иранской границы, которая находилась под ответственностью и охраной КГБ. Затем я подробно рассказал о причинах нашего короткого упреждающего удара по азерам.

Прощаясь со мной, генерал крепче обычного пожал мою руку, давая мне понять, что одобряет наши действия.

Я еще несколько дней находился в Барцруни, хотел окончательно убедиться, что азеры больше не посмеют посягнуть на нашу территорию. Жил я в гостеприимном доме главного бухгалтера колхоза. 4 марта по программе «Время» Центрального телевидения передавали репортаж о событиях в Кярмачатахе. Показывали сгоревшие дома, трупы домашних животных, плачущих женщин, которых свои же аскяры поставили в такое положение. Однако жалоба Муталибова никаких последствий, кроме упомянутого репортажа азербайджанских тележурналистов, не имела. Видимо, доклад ревизоров КГБ своему начальству был объективным и не антиармянским.

Таким образом, бой под Барцруни завершился нашей победой не только в военном, но и в моральном смысле. Азеры понесли для того времени довольно большие потери, а мы имели лишь двух легко раненых. В этом относительно организованном бою было доказано интеллектуальное, морально-боевое и психологическое превосходство военных кадров и бойцов—армян над командирами и аскярами азеров, которые и в годы Великой Отечественной войны показали низкие морально-боевые качества, а их национальная дивизия была расформирована еще при обороне Северного Кавказа. Было также доказано, что при хорошей организации и умелом руководстве боевыми действиями воины-армяне способны разгромить многократно превосходящие силы противника и добиться большого военного успеха не числом, а умением.

Бой под Барцруни – это первое самоорганизованное сражение начального периода арцахской войны, опыт которого был использован нами в последующих боях. В то же время, события, связанные с этим сражением, вновь высветили нелепость нашей тогдашней военной организации, когда вопросы защиты отечества и безопасность населения зависели не от государства и его руководства, а от действующих по своему разумению вооруженных и безоружных добровольческих формирований, отдельных положительных личностей-специалистов военного дела, чувствующих ответственность за судьбу своего народа. Мне удалось собрать вокруг себя именно таких людей и с их помощью решать довольно сложные боевые задачи в многочисленных боях с врагом.