Микаэл Таривердиев

[Pandukht]

Вечно живой романтик

К 80-летию со дня рождения

В эти дни Микаэлу Таривердиеву исполнилось бы 80 лет, но уже 15 лет его нет с нами. Еще при жизни о нем складывались легенды. Однако ни одна легенда не способна передать сущность живого Таривердиева. У него было много друзей по всему свету, и популярность приобрела особый масштаб. А восторг от музыки композитора и рукоплескания в Тбилиси или Риге, в Варшаве или Нью-Йорке были не менее искренними, чем в Москве.

В чем был секрет его популярности? Почему время и мода не властны над этой музыкой? Почему его лирические мелодии любимы разными поколениями, независимо от возраста и национальной принадлежности?

Музыка Таривердиева говорит на языке нашего времени - трудного, трагического, дисгармоничного, жаждущего идеала. В ней покоряют поэтическая возвышенность, красота мелодии, своеобразие стилистических приемов, особая доверительность тона, широта жанрового диапазона и бескомпромиссная авторская позиция. Масштабные концепции Таривердиева, в центре которых вечные вопросы бытия, всегда озарены остротой личного переживания. Вот почему мы воспринимаем его музыку как изживание собственной боли, как слово о каждом из нас, о мире в целом. Все его творчество независимо от жанра (в его наследии балеты, оперы, романсы, органная музыка, инструментальные концерты, камерно-вокальные циклы на стихи Цветаевой, Вознесенского, Ахмадулиной и многое другое) отмечено неповторимой интонацией, имеет свое лицо. Особую популярность композитору принесла его киномузыка, удостоенная государственных наград. Он обладатель 18 международных премий, среди которых Государственная премия СССР, премия Ленинского комсомола. Народный артист СССР, он трижды становился лауреатом премии "Ника" за лучшую музыку к фильму года...

В подходе к творчеству М. Таривердиева нет, кажется, расхождений. Люди с самыми разными музыкальными вкусами единодушны в оценке его искусства: это ярко, интересно, это настоящая музыка. У Таривердиева своя лирическая интонация, своя гармония, своя драматургия и всегда узнаваемый звуковой облик. Вместе с тем это всегда откровение, открытие, в котором постоянно обнаруживаешь все новые достоинства. Так считают не только поклонники таланта композитора, но и его коллеги. Им слово.

Рубен Саркисян, композитор:

Деревце Таривердиева

- Это было в 1986 году в Сухуми в Доме творчества композиторов. Дом был большой, пятиэтажный. Перед ним были посажены молоденькие деревца, за которыми простирался невероятных размеров теннисный корт, больше смахивающий на футбольное поле.

Глядя на этот корт, я каждый раз старался мучительно понять, что же это: корт или футбольное поле? Наконец решился спросить у директора.

- Корт? - переспросил он. - Не знаю даже, что сказать… А вот это деревце, - он кивнул на один из саженцев, - посадил Таривердиев.

- Кто?

- Таривердиев, - повторил директор с оттенком почти благоговения в голосе.

Наступила пауза, и мы оба уставились на деревце.

Я дотронулся до ствола.

Деревья, животные и даже вещи становятся легендарными, когда они связаны с легендарными людьми. В Доме-музее А.Хачатуряна, в нижней комнате, одиноко и сиротливо высится коричневый портфель композитора. Каждый раз, когда я смотрю на этот портфель, он поражает меня. Ведь до портфеля дотрагивался сам Хачатурян!

Смешное чувство, наверное… Другие люди так, очевидно, не реагируют… А может, реагируют?

Таривердиев и его музыка сплелись воедино и стали легендой. Вот почему мы с директором молча смотрели на посаженное композитором деревце. Ведь оно - часть легенды. Уж не фантазирую ли я? Но что-то подсказывает изнутри: нет.

Таривердиев был прост в своем творчестве. Он не гонялся за сложными технологическими приемами, коими так богата музыка ХХ века, он инстинктивно избегал их, справедливо полагая, что средства зачастую становятся ширмой, заботливо прикрывающей творческую беспомощность. Темы его музыки просты и касаются самых обыкновенных, понятных любому человеку чувств и мыслей. Но эти темы многомерны, как многомерно всякое подлинное произведение искусства, и потому и пережили своего автора.

Лев Толстой как-то спрашивал: какая музыка нужней - ученая или народная? Таривердиев с присущим ему юмором, наверное, ответил бы: не знаю, что нужней, не могу сказать… Впрочем, знаете… недавно в Сухуми я посадил деревце…

Зара Долуханова, народная артистка СССР:

Интонация души

- Таривердиев - один из самых узнаваемых композиторов.

У него свой почерк, своя интонация. Я имею в виду интонацию не только в узкомузыкальном смысле, но шире - интонацию души, сердца.

Эльдар Рязанов, кинорежиссер, народный артист СССР:

Секрет долголетия

- Я в восторге от работы с Таривердиевым. Есть такое выражение: половина нашей красоты принадлежит парикмахерам и портным. Если это аксиома, то Микаэл наделил нашу картину теплотой и душевностью. Как произошла наша встреча? Я не выбирал именно Таривердиева. Произошел некий казус, как потом оказалось, весьма счастливый.

У нас с Эмилем Брагинским была пьеса "Ирония судьбы", которая прошла по многочисленным театрам страны. Это был водевиль с элементом буффонады. В 1974 году я задумал ставить по этой пьесе фильм. В то время я как бы искал иное направление в комедийном жанре - хотелось поставить фильм лирический, чуть грустный, ностальгический о людях не очень счастливых, и чтобы в нем непременно звучало восемь песен на стихи Пастернака, Цветаевой, Ахматовой, Киршона, Евтушенко, Львовского. Я пригласил - такая была странная идея - четверых композиторов: Андрея Петрова, Яна Френкеля, Исаака Шварца и Микаэла Таривердиева - с тем чтобы каждый написал две песни. Но, видимо, такой "колхоз" не слишком пришелся мэтрам по душе, и под благовидными предлогами трое отказались. Остался только Таривердиев, чему я был безмерно рад.

Песни-романсы, созданные им, отмечены знаком его прекрасного поэтического, тонкого дарования и, кроме того, единством стиля, что оказалось очень важным. Мелодии Таривердиева, контрастируя с комедийным ходом фильма, придали ему своеобразную стереоскопичность. На контрасте зрительного и звукового образов родилась особая атмосфера фильма, очень человечная, близкая многим людям, в этом, наверное, и состоит тот "секрет долголетия", о котором все говорят. И поэтому я считаю Таривердиева одним из главных авторов фильма. Таривердиев замечательно знал и глубоко чувствовал поэзию, хотя и не шел у нее на поводу. Те его романсы, что я слышал, и особенно те, что написаны к нашему фильму, не похожи один на другой, но каждый отражает индивидуальность поэта. В то же время все они чисто таривердиевские, их не припишешь другому автору.

После завершения съемок мы реже виделись с Микаэлом, но я сохранил к нему самые добрые чувства. При том что мы с ним самые разные люди. Как-то мы отдыхали вместе в Пицунде, он уплывал в море часа на два, а потом таскал меня в воду, учил кататься на водных лыжах. И, надо признаться, совершенно безуспешно. Я все время тонул, только хохол торчал из воды... Так вот, Микаэл из тех людей, в чьей абсолютной человеческой порядочности, верности и дружбе у меня не было никаких сомнений...

Борис Покровский, режиссер:

"Мне симпатично его дарование"

- Мне было интересно привлечь к камерному театру именно такого нестандартного, современно мыслящего композитора.

Таривердиев, по-моему, обладал именно камерным театральным дарованием. Вероятно, это было в природе его личности, характера. Я думаю, что оперное творчество Таривердиева органично вытекает из его камерно-вокального творчества, оно как бы его продолжение. Таривердиев - композитор камерного жанра, но, кроме того, в основу оперы он ставит свои драматургические принципы и требования к театру. Мне симпатично его дарование.

Наталия Гомцян