Карен Агекян:

[Inferno]

Вряд ли имеет смысл много говорить о слишком очевидных моральных аспектах отказа Парламента Армении рассматривать вопрос признания Геноцида греков и ассирийцев. Разноречивые объяснения парламентариев совершенно невнятны, что на самом деле творилось в их головах – мало кому интересно. Ссылаясь на недостаток ума, совести или чего-то иного, мы не сможем рационализировать случившееся, а сделать это необходимо. Для этого событие в парламенте нужно рассматривать в длинном ряду других, происходящих на разных уровнях власти и политического поля вообще.

Каково главное условие контроля страны извне? Выражение «управляемый хаос» быстро превратилось в удобное клише с выхолощенным смыслом, призванным напугать обывателя. Есть два нежелательных для внешних центров силы полярных состояния: консолидация общества и его распад, хаос. Ни того, ни другого они стараются не допускать. Для этого среди прочего важно поддерживать монополию той политической элиты, которая сможет худо-бедно, без стабильно пустых прилавков и частой стрельбы на улицах держать страну на плаву, но достаточно дискредитирована в обществе. В случае Армении это позволяет вдобавок максимально отделить диаспору от государственности на исторической родине, чтобы попытаться прибрать к рукам управление спюрком.

Отдельные решения парламента и даже сам облик, сама манера выражаться ряда парламентариев, вне зависимости от их политической ориентации, раз за разом складываются в отчетливую «картинку». Она дискредитирует в глазах населения Армении не только конкретный состав парламента, но саму представительскую форму организации власти. Вместе с другими похожими «картинками» она призвана вызвать у людей устойчивую аллергию ко всему армянскому политическому полю и одновременно внушить, что иного здесь не дано.

Когда-то великий немецкий философ Гегель утверждал, что все действительное разумно и все разумное действительно. В данном случае граждан страны пытаются убедить, что здесь на политическом поле все неразумное неизбежно действительно и все действительное неизбежно неразумно. Часть особенно ярких фрагментов «картинки» адресована и спюрку, чтобы и в его глазах прочно девальвировать армянскую государственность как единственный общеармянский центр. Ведь диаспора, представленная едва ли не на всех континентах, пока еще потенциально связанная неопределенным чувством родственности – лакомый кусок для любой глобальной силы, которая может самыми разными способами использовать ее в своих интересах.

Конечно, политические элиты Армении не специально, по чужому заданию занимаются самодискредитацией. Они такие, какие они есть - случай достаточно типичный. Внешние силы никогда не остаются в стороне от формирования подобных «элит». Параллельно начинает действовать сила инерции. Доминирующая заряженность на личный и клановый интерес систематически воспроизводит в элитах ту среду, которая выдавливает из себя всех «случайных» людей, готовых иметь и отстаивать политическую позицию, нести за нее ответственность.

Но, может быть, отказ обсуждать вопрос о признании Геноцида греков и ассирийцев как раз и означает уровень политической ответственности, превышающий понимание простых смертных? С человеческой точки зрения речь действительно идет не просто об аморальности, но об отсутствии представлений о существовании такого понятия, как мораль. Здесь более чем применимы слова «за гранью добра и зла».

Но, может, так и надо? Есть ходячие истины вроде той, что политика государства диктуется не «сантиментами», а «государственным интересом». Это действительно так. Однако есть столь же простые и очевидные истины, которые по разным причинам меньше «прокручиваются в эфире». Например, истина о том, что государственный интерес должен освящаться некими ценностями.

Даже в обыденной жизни человеку проще идти вперед и добиваться успеха, если сам для себя он освящает и нормализует свой естественный эгоизм какими-то ценностями. Для государства и нации как «коллективной личности» это тем более важно. Множеству наций и государств не так просто найти свои особенные ценности, поднимающиеся над девизом «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Что может освятить «государственный интерес» соседнего Азербайджана? Нефть? Погромы? Правящая династия? Сегодня государственный интерес «освящает» только миф «Гарабаг бизимдир».

Армянство выстрадало те ценности, которые освящают государственный интерес Армении. После армянской земли, дающей точку опоры каждому армянину, после национальной государственности – единственно возможного Дома для собирания и защиты всего армянского, следующая ценность - общий долг перед памятью невинно убиенных. Это не долг вечной скорби, мы должны им нашу победу. И тема Геноцида важна именно как составная часть борьбы за эту победу.

Однако вопрос Геноцида можно ставить и решать только глобально, и государственные интересы Армении, национальные интересы Армянства должны быть сопряжены с особой ответственностью, ответственностью за поддержание огня справедливого возмездия в масштабах всего мира – огонь должен гореть до тех пор, пока не завершен праведный суд в отношении всех геноцидных преступлений. И самым непосредственным образом это касается преступлений турок по отношению к грекам и ассирийцам, названным Тессой Хофманн вместе с армянами co-victims, буквально «со-жертвами» турецкого Геноцида. Действительно, бывают как соучастники в преступлении, так и со-жертвы.

Событие в парламенте РА со всей очевидностью подрывает не только одну из важнейших ценностей, освящающих государственный интерес Армении и Армянства, но и сам масштаб этих ценностей и этого интереса. Ограничивая себя только борьбой за справедливость в отношении Мец Егерна, мы тем самым ограничиваем свою роль в мире и своими руками принижаем глобальную значимость того, что с нами произошло.

Нам отвели «свой шесток», позволили кричать о собственной боли. Но напоминать о других жертвах, отстаивать и защищать их интересы, требовать справедливости по отношению к другим – этой прерогативы нам не давали. Ведь это активная и проективная политика, политическая инициатива. А сильным мира сего важно оставить прерогативы такой политики за собой – не менее важно, чем сохранить свою монополию на ядерное оружие. Многие возразят, что Геноцид армян в основном признан странами, не относящимися к разряду мировых держав. Но это были одноразовые «акты гуманности», не предполагавшие политических последствий, выстраивания долговременной принципиальной политической линии. Наш случай другой – Армения и Армянство в силу своей исторической судьбы, невзирая на относительную ограниченность ресурсов, могли бы поставить тему справедливости в отношении жертв Геноцидов в основание своей сегодняшней и будущей глобальной роли, своего глобального авторитета.

Такая потенциальная возможность уже предполагает покушение на чужие политические прерогативы, поэтому армян не хотят выпускать из уровня «армянского курятника». Напомним это выражение В.И. Ленина из письма 1914 года Шаумяну. Когда последний усомнился в опасности русского национализма, Ленин ответил: «Не стыдно ли российскому марксисту стоять на точке зрения армянского курятника? Великорусский национализм угнетает и направляет политику правящих классов России или армянский, польский? Из «армянской» слепоты Вы становитесь Handlanger-oм (ставленником. – К.А.) Пуришкевичей и их национализма!» (В.И. Ленин. – ПСС. – 5-е изд. – Т. 48. – С. 302). По мнению Владимира Ильича, Армянство с его мелкими заботами, интересами и страхами не позволяет видеть того, что выходит за рамки «курятника». Только оторвавшись от этого узкого видения, поднявшись на более высокий уровень, человек получает возможность объективно понимать и судить.

Если Ленин упрекал конкретно Шаумяна в сползании с уровня российского марксиста на «ограниченный» армянский уровень, то сегодня речь идет о том, что Армении и Армянству в целом не позволено политически вылезать из «курятника». Неизвестно, был ли в случае с признанием греческого и ассирийского Геноцидов получен прямой «мессидж» такого рода. Но вряд ли в нем возникла нужда, поскольку допущенные к власти в Армении и «общинные» руководители спюрка сами из собственных интересов заинтересованы придержать страну и Армянство в «курятнике».

А что же главное действующее лицо – армяне в РА, НКР и спюрке? Существовал ли прежде армянский «курятник», выбрались мы из него или нет? Вряд ли кто-то станет отрицать ограниченность общеармянского видения и временные периоды слепоты. С началом движения конца 1980-х и арцахской борьбы казалось, что это удалось окончательно преодолеть. Но вскоре выяснилось, что все гораздо сложнее. Метафора «курятника», метафора привычки к ограниченному, узкому видению, к сожалению, до сих пор во многом остается верной. Как и «разруха в головах», о которой писал Михаил Булгаков, «курятник» тоже существует именно в головах.

Долгие века в Армении и тем более в диаспорных «очагах» армяне существовали в виде части чего-то большего. Не было не только армянского государства, но и достаточно обширного региона, плотно и исключительно заселенного армянами. На территории исторической Армении не было ни одного города, который по своим размерам, преобладанию армянского населения, участию армян в местном управлении и администрации мог бы считаться неформальной армянской столицей, ни одного города, где существовало бы армянское общество не как набор «кругов общения», а как развитый армянский социум.

У многих других безгосударственных народов в XIX веке существовал значительный сплошной массив этнически однородного и демографически преобладающего крестьянского населения. Что еще важно – на той же территории находился и крупный имперский городской центр, который этническая «почва» начинала ассимилировать на пути к самодостаточному социуму как основе национальной независимости (см. статью «Город на земле» №№ 27-29 «АНИВ»).

Армяне долго двигались в ином, чреватом большими бедами, направлении, урбанизируясь главным образом вне родины, там, где минимально было представлено армянское крестьянство - на рубеже XIX-XX веков такими центрами были в первую очередь Константинополь, Тифлис, Измир, Баку. Центры урбанизации за пределами Армении, фрагментирование крестьянского расселения на обширных территориях, значительное и давнее оседание на Нагорье этнически чуждых элементов, его раздел между державами – все это мешало сформироваться нации как единому организму.

Армянству было крайне сложно переключить вовнутрь себя, замкнуть на себя большую часть социально-экономических связей. Разные группы Армянства существовали в разной среде – где-то спешили воспользоваться открывающимися возможностями, где-то тревожились о сохранении жизни и скудного имущества. Армянство все больше превращалось в «винтики» из отдельных социумов. Сделанные из одного сплава, эти детали функционально и конструктивно не стыковались вместе. Категорической необходимостью было «собирание Армянства», ориентация друг на друга опасно разделенных частей для социально-экономического воссоединения, для того чтобы вдохнуть жизнь в «коллективную личность», нацию. Именно у «коллективной личности» национальное видение мира возникает уже не как маргинальные прозрения отдельных интеллектуалов, а совершенно естественно и органично. Только в собственном социуме из варева традиционного, заимствованного, маргинального, среднестатистического складывается видение мира, которое можно назвать национальным. Это функция не отдельных умных голов, а армянского общества.

В условиях модернизации империй и «пробуждения наций» давление на Армянство, как на слабое в смысле способности к самозащите звено, постоянно возрастало, дыхание угрозы становилось все ощутимее. Узкие горизонты не время было расширять, их требовалось сузить еще больше, чтобы как-то компенсировать разделенность, попытаться создать не только центростремительные силы, но и сам центр. Сужается ли горизонт видения у человека, который старается поставить в непогоду хотя бы навес на месте развалин прежнего дома, навес, под которым смогла бы собраться и укрыться семья, а в это время кто-то уже готов поджечь сооружение, кто-то спешит вынести и присвоить скарб? Конечно, национальное строительство ни у одного народа не проходило бесконфликтно и бескровно, но несоответствие исходного политического, социального, экономического, демографического «расклада» задачам такого строительства было в армянском случае трагически велико. И то, что Ленин пренебрежительно назвал «армянским курятником», «армянской слепотой», к сожалению, было неизбежно, потому что строительство убежища под крышей приходилось вести одновременно с собиранием по частям самого строителя, собиранием нации как «коллективной личности». Метафорически можно сказать, что оторванная от туловища рука под управлением оторванной головы с разделенным на части мозгом пыталась большей частью вслепую как-то сшить разорванные части тела.

С возникновением армянского социума, превращением Еревана в XX веке в крупный столичный центр возникла, наконец, армянская «коллективная личность» со всеми необходимыми частями тела и органами. Она уже могла иметь национальное видение мира и расширять его горизонты. В диаспорных «очагах», даже в таких культурных и идейных центрах «мира современности», каким до недавнего времени был Париж, это по определению невозможно. Особо продвинутые умы диаспоры иногда могут быть лучше, чем в Армении, осведомлены, например, о проблематике современной философии или принципах современной поэзии. В силу своих личностных качеств они могут глубоко разбираться в самых разных сложных и актуальных темах, и это может быть интересно некоторым армянам. Но везде, где местное армянство представляло и представляет собой часть большого неармянского целого, его реальный, органический интерес неизбежно ограничен двумя альтернативами. Либо ассимиляция, либо узкое видение мира с фокусировкой на своей этничности. Либо интеграция в большом, либо отгораживание в собственном малом. Все остальное так или иначе рассматривается и оценивается в этом контексте. Все общенациональное от Геноцида до Арцаха неизбежно будет втиснуто в важную, но узкую сферу этнической идентичности, в одном ряду с изучением армянского языка, празднованием армянских праздников, армянской кулинарией и пр. Или же приспособлено к системе ценностей большого организма - общефранцузской, общероссийской. А в худшем случае – растворено в фарисейском пустозвонстве «общечеловеческой» шкалы ценностей.

Когда часть диаспорного сообщества хотела в миниатюре сымитировать по месту жительства нормальный организм со своими школами, художниками, музыкантами, церквями, клубами, магазинами, журналистами, кладбищами, зубными врачами, в этом не было ничего плохого. Но, искусственно имитируя полный набор всего необходимого, сообщество все равно находится внутри большого организма, участвует в его «обмене веществ», пронизано «проводами» его нервной системы и ни одну свою функцию – от «зрения» до «питания» – неспособно осуществлять автономно.

В том формате, в каком сейчас существует Армянство, общенациональный вопрос памяти о Геноциде раздроблен в диаспоре на автономные, уменьшенные и политически выхолощенные копии по числу стран проживания. Протест активистов французских армян против решения парламента РА связан с возможной оценкой события во французском обществе, ее влиянием на отношение там к Геноциду армян. Насколько пристойно будет требовать от французов не только признания, но и криминализации отрицания Геноцида армян, если в Армении нет желания даже обсуждать тему Геноцида ассирийцев и греков в той же Османской империи в те же годы и по тем же причинам? Показательно, что чаще всего цитируется фраза из статьи парижского журналиста Жана Экьяна – он пишет, что в связи с отказом парламента РА «теряют смысл слова знаменитого философа Бернара-Анри Леви о «солидарности отверженных». В армянской диаспоре Франции, как и везде в спюрке, нет общеармянского понимания сути этого и прочих вопросов, они воспринимаются исходя из контекста собственной жизни. Там, где речь заходит о смысле «общечеловеческом», диаспорный армянин обязательно обратится к авторитету «общечеловеков» из своего «большого» общества. И в силу ограниченности диаспорного видения – обратится не столько к глубоким, сколько плавающим на поверхности идеям. В частности, к такой сомнительной фигуре, как Бернар-Анри Леви – модный во Франции «медийный» философ, который постоянно находится на поверхности информационного потока, спеша судить обо всем и вся.

Вернемся к «курятнику», к метафоре ограниченного видения при внешней глобальности Армянства. К несчастью, фрагментированность спюрка, отсутствие той «коллективной личности», которую можно было бы назвать Спюрком, назвать в качестве целого с большой буквы, консервирует ситуацию ограниченности. Выходя за рамки местных забот об идентичности, отдельных акций и мероприятий, диаспорянин по большому счету не понимает, что еще он может сделать как армянин, и в качестве члена социума живет как американец, россиянин, француз. «Коллективной личностью» можно интересоваться, переживать за нее, даже любить, но одновременно быть неготовым сделать необходимый шаг и стать ее частью. И эта ситуация опасна именно внешней патриотичностью людей, их очевидным неравнодушием, которое при внимательном рассмотрении сродни неравнодушию к исходу футбольного матча или песенного конкурса «Евровидение».

Наоборот, в армянской столице, самодостаточном армянском обществе, суверенном армянском государстве ты можешь печь хлеб, программировать на Java, солировать в симфонии Брамса, ремонтировать авто, писать о государстве инков или постмодернизме, и все равно это будет армянским. Потому что ты делаешь это изнутри армянского социума, организма, который с ног до головы армянский. Все сделанное даже без целенаправленных усилий соединяется в одно целое, оказывается частью армянского видения мира, армянского владения какими-то технологиями, науками, практическими навыками и пр.

Тем не менее и в Армении возможность широких общенациональных горизонтов пока имеет мало общего с реальностью. Прошлое не проходит бесследно, оно всегда изживается с огромным трудом, в том числе и длительное отсутствие национального организма, застарелая привычка к ограниченному видению мира. Что означает мизерное число репатриантов за годы независимости? Что означает поток эмиграции из Армении за эти 20 лет? Речь не о трудностях и лишениях. Семьи ведь тоже переживают трудности, но, как правило, не распадаются. Часто члены семьи, испытывая трудности, крепче держатся друг за друга, чем в богатстве и достатке. Речь идет прежде всего о распространенном недоверии частной личности к «коллективной», недоверии отдельного армянина не столько к армянской власти, сколько к армянскому обществу, его перспективам и, как следствие, стремлении оставаться в другом социальном организме или перебраться туда. Там армянина могут иногда воспринимать в качестве человека второго сорта, но, как ни парадоксально, подобный социум все равно дает армянину больше «уверенности в завтрашнем дне». Пока еще слишком многие сохраняют воспитанный за века инстинкт, который не смогли вытравить ни Геноцид, ни испытания и потери, выпавшие на долю армян вдали от Армении, ни воссоздание под крышей советской империи национальной столицы, общеармянского центра.

Армянские политические элиты состоят не из монстров, а в большинстве своем из людей того же сорта. Их члены добились определенного статуса, доступа к определенным ресурсам, поэтому не видят смысла спешить с отъездом, но питают такое же недоверие к обществу, государству, другим армянам, к «коллективной личности» нации. Зачем тогда им какие-то принципы? Откуда возьмутся государственный подход, масштабное, широкое видение?

Почему для нации широкие горизонты видения – крайне насущная вещь? Отвечая на этот вопрос, мы не претендуем на открытие Америки, но считаем нужным очередной раз отметить очевидное. Даже если пренебречь давней мудростью о том, что познание себя и познание мира тесно взаимосвязаны, широкие горизонты насущны хотя бы по самой простой причине – чем дальше, шире, глубже видишь, тем раньше и детальнее различаешь опасность. Однако пассивного видения недостаточно, необходимо вовлечение, участие, наступательная, а не оборонительная, стратегия. Альтернативы всего две: либо народ выстраивает себя как политического субъекта, либо его используют в качестве объекта. Если Армения и Армянство сами из своих интересов не будут включаться в глобальную политику, они будут по-прежнему раз за разом втянуты в чужих интересах, использованы как разменная карта.

Даже сто лет назад было нереально отгородиться в небольшой и спокойной периферийной нише от потока исторического времени, от опасных перипетий «большой политики». Сегодня рассчитывать на это тем более не приходится. И разговоры о том, что глобальную политику по силам вести только каким-то «избранным» при территориальном, демографическом, военном, экономическом и прочем мегапотенциале, – лишь блеф тех, кто стремится огородить для себя это важнейшее поле, отогнать от забора «посторонних». На самом деле глобальную политику можно вести всегда, поскольку это можно делать в самых разных плоскостях, а не только пользуясь бомбардировками, массовым промыванием мозгов или нефтяными трубопроводами.

Почему в армянском случае особенно важно вести национальную политику не только на региональном, но и на глобальном уровне? Во-первых, это определяется масштабом и сложностью задач, стоящих перед Армянством, степенью региональной угрозы безопасности Армении. Любая попытка перевода политических вопросов Армении, Арцаха, Джавахка, Геноцида в региональный формат, вывода их за рамки мировой политики будет означать для Армении только тихое удушение по образцу Батумского, Александропольского, Московского и Карсского договоров.

Есть и вторая причина, о которой стоит поговорить подробнее. Армянство уже достаточно давно и не от хорошей жизни выплеснулось не только за пределы Армении, но и за пределы региона. Какую сферу жизни Армянства ни возьми – книгопечатание, наука и образование, пресса, торговля, освободительная мысль, создание политических партий и т.д., – эта физическая и духовная выплеснутость в «большой мир» играла очень важную роль. Повернуть вспять процесс рассеяния – вещь важная и невероятно трудная, ее можно сравнить со сбором в сосуд разлитой из него жидкости. Но даже при самых оптимистических, точнее фантастических, предположениях насчет скорых успехов в решении этой задачи отдельный армянин психологически не замкнется в национальной «квартире», в нем уже сидят особенные неистребимые личное любопытство и тяга к глобальному, остроту которых можно сравнить только со степенью коллективной ограниченности и непонимания того, что происходит в мире.

В статье «Опасности временной периферии» (см. «АНИВ» №38) уже говорилось о притягательности, магнетизме «большого мира», «мира современности», которые в разы возрастают для всякого человека с творческими, профессиональными, интеллектуальными амбициями. Отказываясь претендовать на глобальную роль, Армения обрекает себя на продолжение утечки умов. Нельзя строить нечто долговременное, не показывая множеству амбициозных личностей широкой перспективы, предлагая им очевидным образом переступать через свой интерес и свои амбиции. Как писал в своей работе «Нация и отечество» Ованнес Качазнуни: «Массовые и продолжительные явления не могут и не должны быть основаны на жертвенности личностей или сообществ в той мере, в какой она связана со свободным их выбором (а нас интересует именно свободный выбор)». Речь не только об учете человеческих потребностей, но об учете личных амбиций (особо чувствительный для армян вопрос), которые должны найти себе место в рамках коллективных, национальных амбиций. В противном случае мы по-прежнему будем проявлять живой интерес к топовым темам мировых перипетий по контрасту со слабой информированностью, слабым эмоциональной реакцией на происходящее в Армянском мире. Хорошо ли сегодня знают в РА и спюрке, чем конкретно сейчас живет и дышит Арцах? Что знают в Арцахе про заботы и хлопоты спюрка? Что знают армяне Франции о проблемах армян России?

Надо отдавать себе отчет, что каждый день с утра до вечера информационные потоки погружают нас с головой в бесчисленное множество событий, идей, проблем, конкурируя за наши эмоции – возмущение, сочувствие, тревогу. И если киношный Голливуд один, то информационных «монстров» множество – они систематически нас дезориентируют, навязывая интерес к тому, что от армян совершенно не зависит. От армян не зависит, кто станет президентом России, нападут ли американцы на Иран, когда и чем закончатся европейский экономический кризис, «арабская весна» и пр. Даже простое эмоциональное вовлечение у экрана телевизора или ноутбука в чужие пропагандистские образы чужих дел отнимает эмоции у армянской жизни и армянских задач. в том числе глобальных. А эмоции жизни нужны – это как раз то, от чего она расцветает или вянет. Они рождают напряжение воли, энтузиазм, рождают поступки.

Внутри Армянского мира армяне не меньшинство, внутри него мы составляем сто процентов, и поэтому от нас зависит все. Мы можем построить его таким, каким хотим видеть. Но в конкуренции за мысли, чувства, волю, за кровь и пот армян Армения и Армянство жестоко проиграют, если не станут масштабным, глобальным проектом с наступательной стратегией, освященной собственными интересами и ценностями. Среди них нет альтернативы таким, как государственность и земля, иначе глобальность превратится в этнокорпоративную, и весь ее смысл будет состоять в том, чтобы шустрые армяне по всему земному шару по-братски помогали друг другу «делать дела» – открыть «точку», пристроить на работу «хорошего человека», пустить пыль в глаза очередным «культурным мероприятием» и т.д. И еще - нет альтернативы стремлению быть в авангарде движения мира вперед. Если не научиться видеть в любом современном тренде инструмент национального интереса, останется только панически кукарекать и кудахтать при виде новых тенденций вроде глобализации. как это часто происходило последнее время.

Те, кто приватизировал «современность» и «глобальность», всеми силами будут охранять свои права собственности, чтобы продолжать вербовать головы и руки. Свежие мысли, чувства, воля, живая кровь и живой пот по всему земному шару – этот ресурс гораздо важнее атомного оружия, нефти, уже существующих высоких технологий и «мозговых центров». «Малым» и «отсталым» (в том числе и нам) навязывается представление о том, что в мире идет глобальная борьба сил Добра против сил Зла. Собственные заботы и тревоги «малых» и «отсталых» есть только мутное, уменьшенное, кривое отражение «великих» мировых проблем. Эти заботы могут быть решены только в ходе глобальной битвы Добра со Злом в зависимости от ее исхода. Поэтому самое лучшее, что могут сделать «малые» и «отсталые», – подключаться поодиночке, группами или всем народом к этой борьбе в качестве оруженосцев, туземной кавалерии, пропагандистов, снабженцев, лазутчиков, кашеваров и еще черт знает кого.

Это одурачивание «туземцев» осколками дешевого зеркала началось не вчера. История уже буквально гвоздями вдалбливает в тот или другой народ, что нет и никогда не было в ней глобальной борьбы Добра и Зла, была вечная борьба разных сообществ, структур, систем (в том числе этносов, классов, корпораций, сект, империй, держав) за власть, за ресурсы, за контроль над новыми трендами, за собственные интересы, за жизнь. И чем больше провинциальных «знатоков» мировой политики зачарованно с приоткрытым ртом вертели в руках брошенные им с корабля на берег осколки зеркала, забывая или не понимая интерес своего сообщества, тем более жестокими были потом общие беды народа.

Надо отделять разные вещи, которые для «туземцев» смешивают. В мире всегда существуют какие-то центры политической силы с соответствующим военным, экономическим и прочим «обеспечением». В мире существуют разного рода идеологии со своими ценностями – от либеральной до коммунистической, от религиозного культа до культа прогресса. В мире на каждый данный момент времени существует ряд самых разных глобальных тенденций, трендов развития: самый очевидный пример – интернет и все с ним связанное. Идеологии и тренды удобно использовать как инструменты в военно-политической борьбе за ресурсы. И с этой целью центры силы их активно «приватизируют», нанося им такой «приватизацией» огромный ущерб, как США – идеям демократии, или СССР – идеям коммунизма, или империи, сражавшиеся за веру, – этой вере. Пользуясь своим потенциалом на информационном поле, центры силы представляют себя исключительными носителями идеологий или моторами глобальных трендов развития. И позиционируют себя как аутентичный источник – представляя дело так, что к ценностям идеологий и магистральной линии развития человечества можно приобщиться только под их чутким руководством, став врагом их врагов и пр. Они пытаются навязать нам картину мира, где конфликт ценностей, битва Добра и Зла – это именно их прерогатива, их сфера деятельности. И в этой судьбоносной битве можно принять участие, только поступив к ним на службу поодиночке или целыми народами.

Главный объект влияния таких «сказок для взрослых» – интеллектуалы и псевдоинтеллектуалы, просто образованные люди. И речь не только о том, что, поверив в картинку, начав подрабатывать на центр силы, интеллектуал может рассчитывать на материальные дивиденды – грубо говоря, масло на свой бутерброд или побрякушку в петлицу. Речь о присущей природе такого человека амбициозности – как правило, ему интереснее то, что актуально в мировом масштабе, именно к этому, а не к «мелкому» и «периферийному» он предпочитает применять свои таланты и способности.

Нельзя ничего планировать, особенно в наше время, с расчетом на уровень сознательности и патриотизма, способный перебить эту амбициозность. Ее правильнее направить в нужное русло, использовать как вращающий турбину бурный поток.

Поэтому у общеармянского политического проекта нет иной альтернативы – он должен быть не узким, оборонительным по отношению к вызовам современности, апеллирующим к высочайшей сознательности, но масштабным, наступательным и прагматичным. Прагматичным не только в организационном смысле, но в смысле видения дела через призму конкретных людей, живущих в данное время в данном месте.

Для самостоятельного понимания и широкого видения мира важны не столько отдельные «светлые умы», сколько отстроенные системы – от системы национального образования до системы внешней разведки. Активное, наступательное вовлечение в политические и все прочие бури этого мира должно происходить организованно, на основе системно определяемых национальных интересов. Дистанцию от теперешнего состояния до вовлеченности в такой армянский проект правильнее измерять в астрономических единицах времени, в световых годах. Конечно, в истории такие астрономические дистанции иногда преодолеваются очень быстро. Но почему так трудно начать? Позволим себе по поводу одной из важнейших причин выдвинуть гипотезу, которая кажется нам достаточно обоснованной.

Какова нынешняя конфигурация Армянства? Принято считать, что оно триедино: РА-НКР-Спюрк. Но это ведь только форма. Указывает ли армянское гражданство на принадлежность к государствообразующей части нации? Есть ли Спюрк, как единый организм с едиными чаяниями и заботами от Владивостока до Буэнос-Айреса, от Парижа до Сиднея? Жизнь подсказывает отрицательный ответ на оба вопроса. Конфигурация РА-НКР-Спюрк (или Армения-Спюрк) далека от реальности. Это пусть не окончательная, но важная цель на будущее. Пока мы имеем Армянство, состоящее из тех же двух основных частей, что и 150 лет назад: Ռուսահայութիւնը и Տաճկահայութիւնը. Первая часть к концу 1980-х состояла из советских армян, теперь она состоит из населения двух армянских государств, армянской диаспоры на постсоветском пространстве и «новой диаспоры» в остальном мире. Другая составная часть, Տաճկահայութիւնը, включает рассеянных по миру потомков постгеноцидной диаспоры и армян сегодняшней Турции. Особняком стоит сравнительно меньшая часть – остатки догеноцидной диаспоры, то есть армяне Ирана (Պարսկահայութիւնը), ассимилированные потомки армян Трансильвании, Польши др. И Ռուսահայութիւնը, и Տաճկահայութիւնը, и Պարսկահայութիւնը – это не культурные особенности, не политическая ориентация, это несамодостаточность, привычка существовать и самовоспроизводиться в виде части чего-то большего, отсутствие потребности самостоятельно определять свою общую судьбу. Умонастроение, которое не позволяет даже на своей земле быть государствообразующим народом независимого государства.

В диаспоре такой психологии вообще нет альтернативы, она может только порождать в силу разных условий существования подвиды Ֆրանսահայութիւնը, Ամերիկահայութիւնը, Լիբանանահայութիւնը, Ուկրաինահայութիւնը и т.д. В Армении вот уже двадцать лет идет процесс противоборства двух противоположных тенденций. Что победит: государственная форма преобразует психологию Ռուսահայութիւնը или наоборот? Пока мы видим, что доминирующая психология изменилась не так сильно, и систематически размывает государственную форму. Потому и нет доверия частной личности к «коллективной», доверия армянина к армянской нации. Отсутствует моральное ядро, к которому армянина неизбежно притянуло бы без чьих-то умствований о «плохих» и «хороших», «настоящих» и «ненастоящих» армянах. Нет Ազգ-а. Даже если бы он численно составлял одну десятую или двадцатую от Ռուսահայութիւնը или Տաճկահայութիւնը, он обязательно стал бы хозяином положения, моральным авторитетом, и центром притяжения в Армянстве. Победа в Арцахе, освобожденные территории должны были заложить прочную основу для формирования этого морального ядра. Но надо честно признать, что сегодня его нет - оказалось, что и армянской земли, и победы для этого мало. Возможно, третьей составляющей должны стать горизонты видения. Или нечто иное – это очень трудный вопрос.

В любом случае из «курятника», точнее из «курятников» в собственных головах надо выбираться, пока не поздно, общими усилиями вытаскивая на свет, очищая от приставших перьев и помета «коллективную личность», проникаясь к ней уважением и доверием. Без этого разбросанные «общины» сгинут, а Армения в лучшем случае будет влачить жалкое существование.

Карен Агекян

Edited May 14, 2012 by Inferno