ЧЕЛОВЕК, ПЕРЕИГРАВШИЙ ОТТО СКОРЦЕНИ В давнем советском боевике "Тегеран-43" бесстрашный и сексапильный разведчик, присланный из Москвы в столицу Ирана со спецзаданием, лихо обезвреживал немецких террористов, готовивших покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля. В этом фильме три правды. Первая: почти 55 лет на зад, в конце 1943 года в Тегеране состоялась конференция "большой тройки". Вторая: фашисты готовили покушение на лидеров США и Великобритании. Третья: советская разведка ликвидировала террористов. И осуществил эту, ставшую классической, антитеррористическую операцию резидент советской разведки в Тегеране Иван Иванович АГАЯНЦ. Человек, чье имя до сих пор с уважением произносят в спецслужбах разных стран и чьи заслуги не ограничивались тегеранской эпопеей. Иван Иванович Агаянц родился 28 августа 1911 года в городе Гандзак(гянджа) в семье учителя, ставшего потом священником (в 1924 году отец отрекся от сана). В 1930 году Иван Агаянц переехал в Москву и начал работать в ОГПУ. В 1937 году направлен на работу в Париж, где был сотрудником торгпредства, а затем заведующим консульским отделом посольства СССР. Вернувшись в Москву, за два года быстро продвигался по служебной лестнице и в 41-м стал заместителем начальника одного из отделов I Управления НКГБ. После начала войны И. И. Агаянц назначается резидентом советской разведки в Иране (под "крышей" советника посольства СССР), а в 1946-1947 годах работал в том же качестве в Париже. В середине 50-х он перестал заниматься оперативной работой, а позже возглавил кафедру спецдисциплин в Высшей разведшколе. Агаянц свободно владел французским, персидским, турецким и испанским языками, хорошо знал итальянский и английский. Умер он 12 мая 1968 года. Сообщение о смерти генерала КГБ И. И. Агаянца американский журнал "Тайм" опубликовал рядом с сообщением о гибели Роберта Кеннеди. "Дальний прыжок" - таково было кодовое название диверсионно-террористической операции, которая в строжайшей тайне разрабатывалась на сверхсекретной базе СС в Копенгагене. "Мы повторим прыжок в Абруццо. Только это будет дальний прыжок! Мы ликвидируем "большую тройку" и повернем ход войны. Мы похитим Рузвельта, чтобы фюреру легче было сговориться с Америкой", - хвастливо заявлял один из разработчиков операции, штурмбаннфюрер СС фон Ортель. Упоминание Абруццо не было случайным. Название этого труднодоступного местечка в итальянских Альпах обошло всю прессу мира после того, как оттуда в июле 1943 года был выкраден и вывезен на специальном самолете в Германию низвергнутый итальянцами Муссолини. Эту по-своему уникальную операцию блестяще провел штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, которого нацистская пропаганда называла идолом германской расы. Когда в Берлине родилась идея о "дальнем прыжке", то выбор, естественно, пал на Скорцени. Но тут идолу германской расы не повезло. Его переиграл Иван Агаянц. Свою деятельность резидента КГБ в Тегеране И. Агаянц начал с того, что, детально ознакомившись с положением дел на месте, вышел к руководству разведки с предложением в корне перестроить всю работу резидентуры. "Наш аппарат, - писал он в своем донесении в Центр, - загружен работой с материалами и агентурой, которые, однако, не освещают вопросы политической разведки и не отвечают повседневным нуждам нашей дипломатической и политической работы в стране. Не политическая информация о явлениях внутренней и внешней жизни страны и не работа над этими материалами - основное содержание деятельности "конторы"... Мы заняты здесь, главным образом, делами безопасности и контрразведки, приближающими нашу агентурно-оперативную работу к задачам наших внутренних органов". Критический разбор деятельности резидентуры подкреплялся в донесении развернутым планом ее реорганизации, перевода на рельсы наступательной разведывательной работы. Инициатива резидента вызвала в Центре неоднозначную реакцию. Ведь только в самой тегеранской резидентуре насчитывалось тогда несколько десятков оперативных работников, да еще столько же в восьми подрезидентурах, действовавших в других иранских городах. И всю эту махину предлагалось заново перекроить. Под силу ли это Агаянцу, которому в то время едва стукнуло тридцать два года?! Тем не менее, хотя и с некоторыми оговорками, предложения резидента были одобрены. Получив из Центра "добро", Агаянц провел строжайшую "ревизию" доставшегося в наследство агентурного аппарата. Многие агенты за ненадобностью были исключены из агентурной сети. Одновременно с "ревизией" был начат активный поиск кандидатов на вербовку. Агентурный аппарат стал пополняться новыми источниками важной политической и оперативной информации. Появились агенты влияния в руководстве ведущих политических партий, государственного аппарата и даже в ближайшем окружении шаха. Особое внимание Агаянц уделял созданию надежных агентурных позиций в высшем армейском эшелоне Ирана. "Свои люди" появились рядом с военным министром, в армейской разведке, в других спецслужбах, среди военных советников шаха. Отныне в Москву регулярно поступала достоверная информация о планах и намерениях правительства Ирана, о высокопоставленных чиновниках, связанных с немецкой или английской разведками. Созданный Агаянцем агентурный аппарат позволил обеспечить безопасность и сохранность стратегических поставок (олова, каучука и др.), следовавших в Советский Союз из района Персидского залива через порты Дампертшах, Бушир и Кур. Надежный агентурный контроль был установлен над всеми ключевыми пунктами на границах Ирана с Советским Союзом, Турцией и Афганистаном. "Прыжок" не состоялся Особую головную боль доставляли Агаянцу, конечно же, разведывательные службы Германии, достаточно прочно обосновавшиеся в Иране, во многом благодаря тому, что престарелый шах Реза открыто симпатизировал Гитлеру. В районе Тавриза, в частности, активно действовала группа Шульце-Хольтуса. Этот резидент абвера, военной разведки, вначале вполне официально выступал в качестве генерального консула Германии в Тавризе, затем перешел на нелегальное положение, превратившись в муллу с красной от хны бородой. Летом 1943 года, незадолго до встречи "большой тройки", он получил приказ из Берлина обосноваться у кашкайских племен в районе Исфагани. Вскоре туда были сброшены парашютисты из команды Отто Скорцени, оснащенные радиопередатчиком, взрывчаткой и целым арсеналом всевозможного оружия. Почти одновременно с Шульце-Хольтусом на нелегальное положение перешел резидент гестапо Майер, группа которого действовала в непосредственной близости от иранской столицы. Сам Майер преобразился из германского коммерсанта в иранского батрака, работавшего могильщиком на армянском кладбище. Накануне тегеранской конференции к нему также были сброшены шесть парашютистов-эсэсовцев Скорцени. Шульце-Хольтус и Майер поддерживали постоянную связь с Берлином и между собой, а повседневную работу координировали с главным резидентом абвера в Тегеране Миллером. Таковы были основные звенья механизма, призванного обеспечить успешное выполнение операции "Дальний прыжок". Отто Скорцени, разумеется, не подозревал, что каждый его шаг надежно контролируется Иваном Агаянцем и что с наступлением дня "Х" группы Шульце-Хольтуса и Майера будут молниеносно выведены из игры. И никакого "прыжка" не будет. Информация о "Дальнем прыжке" была доведена В. М. Молотовым до Аверелла Гарримана, тогдашнего посла США в Москве, входившего в состав американской делегации в Тегеране. Одновременно было передано предложение Сталина о том, чтобы Рузвельт, по соображениям безопасности, поселился в советском посольстве. Американский президент принял это предложение. "Во время тегеранской конференции, - вспоминала впоследствии жена Агаянца Елена Ильинична, - в наших комнатах и квартире посла разместились Сталин, Молотов, Ворошилов и Микоян. Для Рузвельта было подготовлено помещение в главном здании, по соседству с конференц-залом, где проходили пленарные заседания. Наша же семья переселилась в апартаменты, где когда-то обитал шахский гарем. Однажды мы все были подняты по тревоге. Оказалось, что во время переговоров в конференц-зале Рузвельт что-то написал на листке бумаги и через своего помощника передал Черчиллю. Тот прочел, написал ответ и возвратил листок Рузвельту. Сталин не показал недовольства, но сразу после заседания вызвал Ивана Ивановича к себе и велел хоть из-под земли достать злополучный листок, чтобы раскрыть "тайную переписку". Бумажку достали и немедленно доложили. "Сэр! У вас расстегнулась ширинка", - было написано рукой Рузвельта. Черчилль ответил: "Старый орел не выпадет из гнезда". Сталин был очень доволен тем, что англо-американский сговор ограничился столь невинным предметом". С 28 ноября по 2 декабря тегеранская резидентура работала в круглосуточном режиме. Был задействован весь агентурный аппарат. Вся заслуживающая внимания информация незамедлительно докладывалась Иваном Ивановичем самому "дяде Джо". Свои же профессиональные проблемы советские разведчики решали сами. Под "крышами" Парижа Агаянц проработал в Иране до весны 1946 года, периодически выезжая в Алжир для встреч с генералом де Голлем и его ближайшими сподвижниками. А в сентябре 1946 года еще не успевшего "остыть" от Тегерана Ивана Ивановича направляют резидентом советской внешней разведки во Францию, где шла подготовка к Парижской мирной конференции. Глава советской делегации Молотов, на которого прямо замыкался советский резидент, не испытывал недостатка в разведывательной информации упреждающего характера, позволявшей корректировать линию поведения советской делегации за столом переговоров. Достаточно сказать, что американцы только собирались представить участникам конференции так называемый "план Маршалла", а его секретный вариант уже лежал у Молотова на столе. Но Агаянц занимался и другими проблемами. Например, его усилиями на личном самолете Молотова были доставлены в Москву более ста картин известного русского художника П. П. Кончаловского, которые выставлялись в Париже перед войной и "застряли" там на много лет. Вдова Ромена Роллана М. П. Кудашева, разбирая архив писателя, обнаружила его дневники, которые, по завещанию писателя, могли быть опубликованы лишь через двадцать пять лет после его смерти. Объяснялось это тем, что в дневниках содержались нелестные высказывания о Сталине. Ромен Роллан считал, что их незамедлительное опубликование может нанести вред интересам Советского Союза, который он боготворил. У Марии Павловны были твердые намерения положить подлинники дневников в один из французских банков, а экземпляр фотокопий - в стокгольмский банк. Агаянц убедил вдову сделать еще один экземпляр фотокопий и передать их Советскому Союзу. Так они оказались в московском Институте мировой литературы. Почти одновременно с ними благодаря Агаянцу из Парижа в Москву перекочевали архивы С. В. Рахманинова, а также подлинник письма К. Маркса французскому ученому-географу и политическому деятелю Илизе Реклю. ... "Худощавый человек, высокого роста, с быстрой походкой и чрезвычайно выразительным лицом, ровным и спокойным голосом, - вспоминал об Агаянце ветеран внешней разведки Н. Куликов. - Он был болен туберкулезом и после операции многие годы жил с одним легким. Поэтому зачастую говорил почти шепотом. Иногда мне доводилось наблюдать забавные сцены. Не знавший Ивана Ивановича собеседник обращался к нему зычным голосом, но, услышав в ответ тихий, спокойный голос, тотчас переходил чуть ли не на шепот. Иван Иванович пользовался непререкаемым авторитетом не только среди своих коллег, но и в МИДе и многих других министерствах и ведомствах и даже в правительстве. Его имя при жизни было окружено легендами. Агентура из иностранцев, с которыми он работал, неизменно сохраняла о нем самое высокое мнение. И что удивительно, а я знаю это достоверно, многие из них соглашались на сотрудничество с советской разведкой только лишь благодаря личному обаянию этого человека с большой буквы, силе его характера и умению убеждать, лишь потому, что видели в нем достойного представителя своей страны". Аркадий ЖЕМЧУГОВ, журнал "Люди"
