Из архива Pandukht-а

[Pandukht]

Профессор Гр. Л. А. Комаровский "О реформах в Турции"

События двух последних лет (с избиения армян в Сасуне в августе 1894 г.) снова выдвинули на первый план восточный вопрос. Более чем когда либо опять проявилась полная несостоятельность Оттоманской империи. По всем швам давая трещину, она, очевидно, обречена на неминуемое и скорое распадение, но державы введшие ее в состав европейского концерта, все не могут согласиться между собою на счет ее замещения и только хлопочут о продлении ее дней на пагубу всем. Для этого они решились принудить ее и, в случае нужды даже силою, вступить, наконец, на путь реформ. Сперва они представили план для улучшения положения армянских вилайетов, а когда он не получил одобрения султана и беспорядки в его владениях снова усилились, они поручили своим представителям в Константинополе выработать общий проект для преобразования внутреннего управления во всей Турции.

Это дело было уже кончено; оставалось сообщить названный проект султану и так или иначе навязать ему его,- как вспыхнуло восстание в Крите и все снова поставлено было под вопросом...

Независимо от принципа и объема предполагавшейся административной реформы в Турции, естественно, возникает вопрос: мыслима ли там такая или какая-либо иная реформа вообще? Не будут ли все преобразования, рекомендуемые Порте ее друзьями, писаны на воде, по той простой причине, что для проведения их в жизнь отсутствуют всякие реальные основания? Об этом свидетельствуют единогласно все, имевшие возможность ближе присмотреться к турецким порядкам и только дипломаты, упорно отводящие глаза от явлений действительности, в угоду рутине и излюбленным предрассудкам способны еще в том сомневаться.

Однако, чтобы не быть голословными, бросим взгляд на современное положение Турции в политическом, финансовом и военном отношениях.

март 1897 г.

продолжение следует...

[Pandukht]

Профессор Гр. Л. А. Комаровсий "О реформах в Турции"

а) В политической ее жизни надо различать в ней три главных фактора: султана, дворец и министерство. 1. Султан является орудием приближенных к нему лиц, заправляющих им посредством чувства страха, который они тщательно ему внушают ко всему, что для них враждебно. Недавно появившаяся статья Берара заключает в себе хорошую критику всего внутреннего строя Оттоманской империи и изображает главу правоверных как человека хотя доброго, набожного, но очень упрямого, недалекого по умственному развитию, подозрительного и до крайности боязливого, озабоченного исключительно лишь охраною собственной особы. Во внешней политике он постоянно колеблется между влиянием России и Англии; в делах внутреннего управления ему приходится вечно бороться с двумя течениями, с приверженцами старой и молодой Турции. Постоянный страх побудил султана лишить Высокую Порту всякого значения; с 1880 г. он потребовал восхождения всех дел до него, но, очевидно, с такою задачею ему было не по силам справиться и вот при этом возник целый ряд чиновников, безответственных, но всесильных и самого низкого разряда. Это и есть 2. Дворец, Ильдиз-Киоск, во главе которого стоит первый секретарь дворца, alter ego султана, скрепляющий все его повеления. Эти лица, приближенные к Абдул-Гамиду, являются настоящими владыками, хотя они по большей части люди без всякой морали и образования, авантюристы, продажные интриганы и доносчики.Они следят за всем и всеми в Турции, докладывают и доносят обо всем прямо султану и дают предписания прямо из Ильдиз-Киоска, помимо подлежащих министров, всем должностным лицам в Турции. Эта система управления причиняет новые огромные расходы, крайне затягивает каждое дело и своею продажностью порождает сильное недовольство среди всего населения, т.е. как мусульман, так и христиан безразлично, недовольство, которое проникает даже в армию, на которой держится вся система турецкого управления. 3. Блистательная Порта, или министерство без всякого реального значения и силы. Султан хочет, как мы сказали, всем управлять и распоряжаться сам; по теории он абсолютный государь, но как бы ни были добры его намерения, управление такою монархиею, какова его, превосходит естественные силы человека и, по необходимости, он должен в действительности предоставлять свою власть в руки других и этими другими являются его любимцы, которые, составляя дворец, распоряжаются всем бесконтрольно за спиною своего безответственного владыки.

Одно разве, что тут могло бы помочь - это установление крепкого, способного министерства, независимого от дворца.

продолжение следует...

[Pandukht]

b) Финансы Турции находятся в невообразимом беспорядке. Дефициты растут в усиливающейся степени. Делаемые займы едва могут на время удовлетворить самым насущным потребностям. Уже с давних пор оттоманские чиновники получают свое жалованье со всякими сокращениями и задержками. Недовольство и распущенность проникает во все слои чиновничьего мира и даже войско. Шакир паша, был главным комиссаром в Армении, потребовал отставки, потому что не получал содержания. Губернатор Крита отказался от должности, чтоб избегнуть докучливых просьб своих чиновников, которые получали лишь двадцатую долю следуемого им за прошлое жалованья. Даже посольства Порты при иностранных дворах, доселе аккуратно содержимые, подверглись такой же участи с другими ведомствами. Займы заключаются для отпразднования обычных религиозных праздников. Служащие, всячески урезываемые в своем содержании, должны тратиться на подарки и приношения сильным при дворе особам. Комиссия, учрежденная для организации турецких финансов представляет не более как ширмы для отвода глаз населению, уже потерявшему всякое терпение. Даже не щадят пенсионных касс для удовлетворения минутных потребностей. Подобная система, очевидно, не может долго продолжаться. Заем, предоставленный Турции державами, и ими гарантированный, приведет к установлению над нею, как над расточителем и промотавшимся, опеки, но вряд ли эта опека спасет ее от конечной гибели и в экономической сфере.

продолжение следует...

Edited March 25, 2008 by Pandukht

[Pandukht]

с) Полная несостоятельность Блистательной Порты, которую мы видим в политической и экономической сфере, проявляется с такою же силою и в отношении военном. Турецкую армию определяют в 250-370 тыс. человек, но она поистине в самом плачевном состоянии: без дисциплины, без способных начальников и даже плохо содержанная. Солдаты, не получая достаточно пищи и жалованья, по необходимости превращаются в разбойников в тех местностях, которые их посылают "усмирять". О дисциплине при таких условиях не может быть и речи. Регулярные войска должны были ретироваться пред курдами, входившими в состав нерегулярной кавалерии гамидие, образованной из всякого сброда Шакир пашой и много содействовавшей увеличению кровопролития и беспорядков при подавлении последних мятежей /по другим сведениям турецкая армия располагает в мирное время свыше 700,000 солдатами, вполне и хорошо обученными/. Препятствиями далее (и непреодолимыми) ко всякого рода реформам в Турции являются: фанатизм и невежество мусульман. К этому надо прибавить неудовлетворительность личного состава служащих в Турции и их продажность на всех ступенях служебной иерархии. Вот что делает невозможными внутренний мир и слияние в ней рас. Мегмет Али удалось поднять Египет, благодаря редкой личной энергии, однородности населения, привыкшего к многолетнему рабству. Он нигде не допускал злоупотреблений, кроме тех, которые дозволял себе самому в интересах укрепления своей власти. Лорд Стратфорд Редклиф, известный дипломат, превосходно знавший Турцию, игравший в ней такую первенствующую роль, выразился однажды на банкете, предложенном ему его соотечественниками, так:

"В течение всей моей миссии в Константинополе я всегда стремился к поддержанию английской торговли и к содействию турецкому правительству в трудном предпринятом им деле реформ. Одно время я надеялся на успех; теперь и вынужден сознаться, что вопреки благим намерениям султана, несмотря на талант некоторых его помощников, преданных своему отечеству, успех невозможен. Масса населения глубоко развращена, повсюду растраты, воровство, продажность, общее расслабление; на мой взгляд зло это отныне непоправимо".

Так говорил английский посол в 1852 г., когда Турциею управлял государь кроткий и умеренный, окруженный министрами, которые смело взялись за дело ее возрождения путем устранения укоренившихся злоупотреблений и примирения ее враждующих между собой племен.

"Этот строгий приговор", спрашивает гр. Бенедетти, также дипломат, хорошо знакомый с делами Востока, "менее ли справедлив для нашего времени? Кто посмеет это утверждать после виденных нами недавно поступков слепого или преступного правительства, после кровавых вспышек, жертвами которых пали тысячи христиан без различия пола и возраста, после преднамеренных и систематических избиений их даже на улицах Стамбула перед глазами и при очевидном соучастии органов власти".

Он напоминает, что еще Бенжамен Констан в интересной брошюре доказывал, что с научной точки зрения теория о законности власти султана над его христианскими подданными чудовищна, что не следует к нелепости этого принципа присоединять еще гораздо более опасную непредусмотрительность, сказывающуюся в желании дисциплинировать варваров /Benedetti - La question d`Orient (Rev. des. D. Mondes 1 janv. 1897/.

Гр. Бенедетти ставит на вид, что все, предлагавшиеся доныне реформы в Турции, не удались по двум причинам: религиозной и общественной.

продолжение следует...

Edited March 26, 2008 by Pandukht

[Pandukht]

профессор Гр. Л. А. Комаровский "О реформах в Турции" /продолжение/

Коран до сих пор является высшим и неприкосновенным законом для всякого последователя Магомета. Турки, убедившись, что их владычеству грозит опасность со всех сторон, ныне питают по отношению к христианам кроме презрения еще свирепую, неумолимую ненависть. В своем ослепленном озлоблении, которое, прибавим еще от себя, только усиливается неумелыми и нерешительными вмешательствами Европы, они не видят другого средства к сохранению своего могущества и к отстранению грозящей им опасности, как уничтожение христиан путем их истребления. Отсюда повсеместные избиения ими христиан, где только последние пытались им сопротивляться - в Болгарии, Боснии, Армении, на Крите и т. д. Эта система называется "усмирением" и восстановлением отеческого управления великодушного падишаха! Может ли быть речь о "законности" по отношению к такому правительству и каким "миролюбием" можно оправдать желание его поддержать?

Когда делались попытки к каким либо реформам, в мечетях и школах, сейчас начинали громко порицать их и раздавалась проповедь о неприкосновенности ислама и господстве его над христианством. В особенности все это громко высказывалось в провинциях, вдали от глаз новых министров. Этим путем уничтожались намерения нововводителей и рассеивались все надежды и иллюзии друзей Турции.

С другой стороны, как замечено, продажность и взяточничество служащих достигают в Турции невероятных размеров. Причиною этого является отсутствие в ней среднего класса, обладающего необходимым к тому знанием и тем профессиональным воспитанием, вследствие которого в образованных странах из среды среднего класса набираются люди для службы государственной, а также и деятельности торговой и промышленной. В Турции неоткуда набрать людей, способных к исполнению служебных обязанностей. Что бы ни говорили о власти и могуществе султана, он должен считаться однако с религиозными воззрениями своих подданных - единоверцев и со стремлениями христиан, алчущих освободиться от его верховного могущества. Что бы он ни обещал сам, что бы ни постановляли европейские державы, султан бессилен осуществить это на деле.

После столь категорического заявления, совершенно несостоятельною является мысль Бенедетти о желательности соглашения между европейскими державами в том, "чтобы две из них (понятно какие) заняли два отдаленные пункта в пределах Турции, один в Азии, а другой в Европе и этим доставили бы султану сильную материальную поддержку, в которой он всего более нуждается для осуществления своих преобразований". Автор наивно полагает, что при указанном им условии "султан и его советники получат возможность приступить к мирному осуществлению настоятельно необходимых для блага страны мер, не возбуждая нигде волнения и нигде не встречая препятствия". Этот дипломатический оптимизм автора лучше всего опровергается его же вышеприведенными и столь верными рассуждениями о религиозном и общественном положении современной Турции.

окончание следует...

[Pandukht]

В том же журнале, где появилась статья Берара, напечатана надавно статья мусульманина Мальком-Хана /Prince Malcom-Khan. L`Orient 1 fevr. 1897/. Вся она проникнута стремлением защитить Турцию от нападок и доказать ее права на самостоятельное существование. Но, вопреки словам автора, собственное его мнение о внутреннем состоянии его родины уничтожает возможность поверить в успешность предлагаемых им мер. Он говорит: "Вот уже сто лет как дипломатические переговоры, оружие, затраты, советы, увещания, всевозможные средства применяются Европой для того, чтобы принудить Турцию к преобразованиям. Каков же был результат всего этого? Для владений наших - груды развалин, для народа - неистощимый источник слез. Как же объяснить ту поразительную неудачу, какую потерпели мудрость и могущество Европы? Ответ короток: христианские державы совсем не понимают ислама, главный принцип которого следующий: христианская Европа есть враг. Всякое допущение христианского вмешательства в дела ислама святотатство и преступление. Можно покорить, уничтожить, рассеять мусульманский народ, но никогда он не примет преобразования, навязанного христианскою державою. Почему? А потому,что для мусульманина всякая реформа может иметь только один законный источник - ислам". На этом основании Мальком-Хан утверждает,что европейским державам нет другого выбора, как или совсем уничтожить Турцию, или, прежде чем предлагать какие-либо реформы, изменить форму правления, ограничив власть султана конституцией. И вот автор верит в возможность спасения этим путем Оттоманской империи и полагает, что мысли его найдут сочуствие в среде всех турок, желающих избавить свое отечество от гибели. Новая иллюзия! Никакая конституция не спасет и не может спасти Турцию. Главным препятствием для этого является именно ислам, признаваемый и автором за основу турецкой монархии. Какое же при этом условии может быть например равенство граждан перед законом в государстве, состоящем из христиан и мусульман, когда первые по учению последних должны находиться у них в порабощении? И также неприменимою оказалась бы конституция по всем другим своим пунктам.

Все это в заключение приводит нас к мысли, что державам давно пора отказаться от фетиша "неприкосновенности Турции", созданного дипломатией, и приступить наконец совместно к возможно мирному и справедливому замещению ее новыми, жизнеспособными политическими телами. Этим они и лучше всего обеспечили бы самый мир в Европе.

март 1897 г. Гр. Л. А. Комаровский

[Pandukht]

Гастон Леру "Трагедия Баку"

...Пребывание шаха, к которому до подписания договора в Петергофе относились как к тяжелому бремени, вдруг приобрело характер веселого и блистательного визита. Царь, ограничивавшийся в подобных случаях двумя торжественными обедами в честь проезжего суверена, на сей раз был неразлучен с Музафером-эд-Дином. Главы двух государств почти постоянно вместе завтракали и обедали и совершали много совместных прогулок. Обращает на себя внимание тот факт, что эти почести оказываются шаху в тот самый момент, когда на улицах Баку идет кровопролитная бойня между персами и армянами.

Ситуация в Баку в эти дни особенно беспокоит царя, несмотря на массу других озабоченностей. Перед этой проблемой отступают все внутренние беды, раздирающие сейчас Россию: голод, опустошающий 25 провинций, волнения и бунты, волной охватившие Варшаву и все области Прибалтики. Баку, несмотря на жестокую цензуру, пытающуюся скрыть от нас правду, является на сегодняшний день кульминационным пунктом беспорядков в России.

Вчера пронесся слух, что в городе хозяйничает революция и что большие запасы нефти и керосина охвачены огнем. Надо расставить все на свои места. Конечно, дело серьезное, раз уж заинтересованные купцы потребовали от министерства финансов в Санкт-Петербурге, чтобы были приняты срочные меры, защищающие их интересы, а император, которому лично были адресованы донесения, сам контролирует ситуацию и телеграфировал наместнику Кавказа графу Воронцову-Дашкову, призывая его к энергичным действиям для наведения порядка, и в город были направлены артиллерийские подразделения; в то же время господин Нобель, с которым у меня состоялся разговор и которому там принадлежат крупные промыслы, считает, что полученные нами сообщения во многом преувеличены.

Неправда, мол, что нефтяные скважины объяты пламенем. Пламя охватило лишь наземные конструкции скважин. Безусловно, уничтожено большое количество нефти, но, когда я назвал цифру 2-3 миллиона пудов и сказал, что нахожу эту цифру огромной, господин Нобель улыбнулся.

"Вполне возможно, что эта цифра точна, - сказал он, - но это не имеет никакого значения. Известно, что в бакинском бассейне ежегодно добывают 600-700 миллионов пудов нефти".

"Надо, чтобы все знали, - добавил он, - что сезон уже закончен и вся добытая нефть вывезена из Баку; таким образом, не следует придавать серьезного значения депешам, которые уверяют, что если русские власти не примут срочных мер, то страна останется без нефти".

От огня, в основном, пострадали промышленные объекты, расположенные в окрестностях Баку, а именно, в Балаханах и Сабунчах. Продолжавшийся три дня штормовой ветер распространил пожары, зажженые мятежниками на промыслах господина Нобеля.

Развернувшаяся там борьба носит в большей степени национальный и религиозный характер, нежели классовый; эта борьба между татарами и армянами. Если верить поступающим сегодня телеграммам, то, кажется, наступает конец кровопролитию. Религиозные лидеры обеих сторон прилагают все усилия, чтобы восстановить порядок, организуя шествия по улицам, призывающие к согласию.

Короче говоря, господин Нобель надеется, что беспорядки в Баку скоро прекратятся.

9 сентября 1905 г. "Агония царской России"

Гастон Леру - известный писатель и журналист. В качестве корреспондента газеты "Матэн" он объехал весь мир и прославился своими острыми репортажами. Это отрывки из его статей, посвященных революции 1905 г. в России, где он провел несколько месяцев.

[Pandukht]

Гастон Леру "Баку в руинах"

События в Баку, привлекающие внимание всей Европы, являются лишь резонансом всего того, что происходит на севере России. Славянская раса сама готова ринуться в бой, и ее отношение к борьбе, которую ведут между собой на юге империи татары и армяне, можно охарактеризовать, как любопытство с оттенком сочувствия.

Если общественное мнение относится к событиям на Кавказе без волнения, то власти, мне это известно, уделяют им первостепенное значение и опасаются, как бы пламя, охватившее нефтяные скважины, не превратилось в огромный революционный пожар. Царь в гневе, так как кавказские власти не выполняют его распоряжений, хотя поток их не прекращался в течении трех дней, предшествовавших бакинскому мятежу.

Я вам вчера рассказал, насколько трудно из-за цензуры получать из тех мест сведения.

Как бы то ни было, правда просвечивает сквозь оптимизм одних и пессимизм других. Господин Нобель, которого я вчера интервьюировал, склонялся к мысли, что беспорядки скоро закончатся. Однако телеграмма, которую он получил сегодня, свидетельствует об обратном. Вот она: "Этой ночью в городе гремела перестрелка и раздавалась орудийная пальба; два дома сгорели".

В то же время, если верить господину Нобелю и другим управляющим нефтяных компаний, то промышленность не должна сильно пострадать от происшедших событий. Я лишь повторяю слова заинтересованных лиц, за которые они сами несут ответственность. Такое впечатление, что они все договорились и дружно утверждают, что это всего лишь неприятный инцидент, который надо преодолеть, и что потери незначительны по отношению к огромному объему добываемого горючего.

Управляющий одной из кавказских компаний сообщил мне, что, наконец, после пятидневного молчания он получил депешу от своего агента из Шуши. "Шуша, - сказал он мне, - относительно спокойна. Там пострадало всего сто двадцать домов и магазинов. Несколько сот убитых и раненых, что побудило нашего агента решиться на переселение в местную казарму". Шелкоткацкие фабрики тоже сожжены.

Из Баку прибыли две телеграммы: одна гласит, что беспорядки продолжаются, что убийства совершаются прямо посреди улицы; из второй, полученной сегодня утром, следует, что попытки войсковых подразделений приостановить столкновения между армянами и татарами пока успеха не приносят и что шествия, организованные религиозными лидерами, привели лишь к новой резне.

В конечном счете, когда анализируешь донесения бакинских нефтепромышленников, то они в смысле персонального ущерба довольно оптимистичны, но им не удается скрыть, что пожары, из-за которых несут убытки в первую очередь страховые компании, сопровождались резней, умолчать о которой власти бессильны.

Входим в бакинское представительство русского нефтяного Акционерного Общества. Здесь мы также встречаем почти полную индифферентность, несмотря на очень мрачные события. Управляющий сказал мне, что две трети города Баку сожжены, но конструкции скважин глубокого бурения (до пятисот метров) не пострадали. Он также добавил, что они уже привыкли к ежегодным беспорядкам, что ни один сезон не обходится без жертв и пожаров; нынешний сезон оказался тяжелее предыдущих, он спокойно ждет наступления момента, когда можно будет восстановить разрушенное и возобновить работу. Он сказал мне, что этой ночью подожгли английские заводы Борн. В итоге, закончил он, на восстановление придется израсходовать около пятидесяти миллионов рублей, а ущерб, оцененный в пятьдесят миллионов рублей, можно компенсировать. Ничего!

Я готов назвать вам те источники, к которым я обратился этим полуднем и с помощью которых подготовил предыдущую информацию, но я не могу сказать вам, откуда я почерпнул те новости, которые собираюсь сообщить вам сейчас. Они поступили сюда всего час назад. Баку тонет в огне и крови, идет непрерывная стрельба из орудий и пулеметов. Артиллерия стерла с лица земли дом Филипазианто, где пряталось много армян, устроив вокруг дома настоящие укрепления. Несмотря на этот первый и грустный успех войсковой части, она оказалась неспособной овладеть ситуацией и столкновения между армянами и татарами продолжаются.

"Баку, - дословно говорится в этой депеше, - представляет собой лужу крови". Со всех сторон прибывают подкрепления: из Тифлиса, из Батума, из Эривани. Но кроме трупов спасать уже нечего. В то же время, если верить официальным сообщениям, все будет закончено в течение сорока восьми часов.

10 сентября 1905 г. Санкт-Петербург

[Pandukht]

Гастон Леру из "Агонии царской России"

...У нас сейчас объявлен трехдневный праздник. Понятно, что трудности с получением точных сведений о событиях на Кавказе не уменьшаются. Как бы то ни было, я уверен, что в Баку для овладения ситуацией необходимо ввести войсковые части.

Мятеж в Шуше также утихомирился. К сожалению, в деревнях, особенно в горах, борьба обострилась. Мусульмане из Персии пытаются оказать поддержку татарам. Мощные, вооруженные до зубов банды пересекают границу, сжигая и разоряя все на пути и устрашая население своим фанатизмом...

12 сентября 1905 г. Санкт-Петербург

[Pandukht]

Гастон Леру из "Агонии царской России"

...Завтра общественная жизнь войдет в свою колею и можно будет узнать последние подробности бакинской трагедии. Сегодняшняя информация основана на телеграфных сообщениях, из которых следует, что резня в Баку прекратилась, но усилились беспорядки во всем Кавказском регионе. Продолжается резня в Сухуме, куда их Кутаиса направлены артиллерийские подразделения.

Татары, к которым присоединились курды, с ожесточением продолжают свою кровавую расправу над армянами, и невозможно скрыть тот факт, что русские войска в некоторых местах ничего не предпринимают для того, чтобы остановить кровопролитие. И, наконец, надо сказать, что происходящие сейчас на Кавказе события являются в меньшей степени результатом ошибки администрации, которая и не могла всего предвидеть, чем действий местных властей, которые решительно ничего не хотели видеть. Я могу к этому еще добавить, что последние сообщения, переданные царю, лишь усилили его возмущение и теперь следует ожидать крайних административных мер.

13 сентября 1905 г. Санкт-Петербург

[SamvelT]

Молодец ты парень ! Такой материал достал . Я тоже постараюсь просканировать книжку по этой теме ... Правда на английском языке . Купил недавно и читаю сейчас ... Мой респект ! Очень интересно .

Edited March 29, 2008 by SamvelT

[Kars]

Молодец ты парень ! Такой материал достал . Я тоже постараюсь просканировать книжку по этой теме ... Правда на английском языке . Купил недавно и читаю сейчас ... Мой респект ! Очень интересно .

Присоединяюсь!

Эту тему я запинил, так как она должна быть вверху.

Между прочим, давно хотел спросить: как вы превращаете отсканенную страницу в обыкновенный Word формат? Нужна специальная программа? У меня тоже в библиотеке много интересного есть.

[SamvelT]

По моему Office 2.3 or Microsoft Office можно перевести (convert to PDF file) . Пока не пробовал . Но просто отсканировать тоже должно быть возможно .

[Kars]

По моему Office 2.3 or Microsoft Office можно перевести (convert to PDF file) . Пока не пробовал . Но просто отсканировать тоже должно быть возможно .

В PDF могу, я не об этом.

Как переделать в обыкновенный текст?

[SamvelT]

Скопировать ... Нет ? Сейчас попробую и напишу ... У меня час времени есть до работы ...

Edited March 29, 2008 by SamvelT

[Pandukht]

Между прочим, давно хотел спросить: как вы превращаете отсканенную страницу в обыкновенный Word формат? Нужна специальная программа? У меня тоже в библиотеке много интересного есть.

К сожалению, я достаточно недавний и по этому довольно слабый пользователь ПК. Сканированные материалы плохо читаются, по этому я все тексты набираю вручную.

[Pandukht]

Гастон Леру "Трагедия Кавказа"

Теперь почти определенно можно сказать, что в Баку ожидается относительное спокойствие. Со вчерашнего дня все депеши в один голос уверяют нас в том, что численность введенных войск достаточная и что они атакуют отдельные оставшиеся дома, где укрываются мятежники, а также обстреливают их на улицах города. Все основные дороги контролируются артиллерией. Короче говоря, создается впечатление, что если бы силовые меры были предприняты раньше, то они бы спасли живых, теперь же они повелевают мертвыми.

Оценку официальных телеграмм трудно назвать оптимистической! В то же время, в частных телеграммах, адресованных крупным нефтяным компаниям, прослеживается попытка доказать, что ущерб, нанесенный промышленности, очень преувеличен и что урон легко восстановить.

Я видел одну такую телеграмму, где подводился следующий итог ситуации: в Баку имеется окодо двадцати нефтяных компаний, четыре из них приступили к работе, шесть других смогут приступить в ближайшие дни, а десять - в ближайшие недели. Размер потерь оценивается в 80 миллионов рублей, но чтобы вернуть к действию всю нефтяную промышленность, необходимо немедленно располагать суммой в 15 миллионов рублей, и господин Нобель, которого я видел сегодня после полудня, сообщил мне, что правительство готово пойти навстречу промышленникам. Еще бы ему не решиться на такой шаг, ведь оно получает ежегодно от промышленности Баку 140 миллионов рублей!

Не странно ли, что, получая такую прибыль, администрация не проявила достаточной проницательности и предпочла, оставаясь верной выбранной для этого региона политике, спокойно наблюдать чуть ли не с поощрением, как два народа в Баку втягиваются в кровопролитное взаимное истребление? Это тем более странно, что ненависть между татарами и армянами проявляется и в других местах, притом в такой форме, что можно было не сомневаться в фатальном исходе, а власти пытаются уладить конфликт между двумя народами, оспаривающими город с населением 400 тысяч человек, и сохранить общественный порядок с помощью шестидесяти казаков. По мнению господина Нобеля, нефтяной кризис приближается к концу, но борьба между татарами и армянами отнюдь не закончена.

Если мы теперь прислушаемся к тому, что говорят в торговых домах, которые обязаны исходить из определенного ежегодного потребления нефти и которые в настоящий момент испытывают дефицит, то это совсем другая колокольня и другой звон. Управляющий кавказским транспортным Акционерным Обществом сказал мне, что, судя по последней депеше, пароходы, плавающие по Волге и Каспийскому морю, будут испытывать недостаток горючего. Акционерное общество переправляет каждый год в сентябре-октябре 60 миллионов килограммов нефти. Общество опасается, что оно останется вообще без груза.

При всей важности нефтяной проблемы, общественное возмущение адресовано не столько нефти, которая не течет, сколько крови, которая продолжает литься. Тысячи семей, покинувших заводы, бродят по Баку, где они в любой момент могут оказаться под обстрелом. Черный город остается по-прежнему полем сражения между солдатами и мятежниками. Прошлой ночью снова палила пушка. В данный момент кровавые столкновения между армянами и мусульманами происходят, главным образом, за пределами Баку. Вся деревня опустела, превратясь в голое пространство, где любой очажок жизни тут же становится жертвой пламени.

Вести из Тифлиса о восстании грузин, желающих отомстить казакам за убитых, готова превратиться в сигнал нового восстания, на сей раз в самом сердце наместничества.

14 сентября 1905 г. Санкт-Петербург

[Samwelino]

В PDF могу, я не об этом.

Как переделать в обыкновенный текст?

Самая лучшая программа для перевода сканированных докуменов в редактируемый текст.

ABBYY FineReader

http://finereader.abbyy.com/

http://www.abbyy.ru/products/

[Pandukht]

Гастон Леру "Трагедия Баку"

Баку, 18 сентября

Покинув Санкт-Петербург и проведя четыре дня в пути, мы просыпаемся в самом центре Кавказа. Еще накануне мы вдыхали запахи Азовского моря, и вот уже на горизонте видна гора, которая шлет нам свой воздушный привет. На юге ясно проступают очертания Эльбруса, огромного, с четкой прорисовкой глав. Кажется, что громадный, как исполин, казак поставил эту гору, чтобы взобраться на небо. Оставив позади первые отроги гор, мы оказываемся посреди плодородной равнины, которая в этом году должна дать отличный корм, судя по большому числу высоких стогов, не разрозненных как у нас, а подтянутых один к другому, образуя отдельные островки под общим укрытием, защищенные траншеями от внешних сюрпризов. Каждая ферма - это маленькое оборонительное сооружение. Повсюду лагеря казаков, конный рынок, где на небольшом пятачке среди бескрайней равнины топчутся пригнанные сюда лошади; то там, то здесь можно увидеть кавалеристов в остроконечных шапках, поднимающих пыль на дорогах.

Но вот занимается заря, золотит равнину, тянущуюся узкой полосой, и согревает ее. Неожиданно до нас доносится шум моря, которое плещется прямо у наших ног. Это Каспий. На берегу, усыпанном галькой, юноши, только что вышедшие из голубой воды, стекающей по их голым телам. Две шхуны со спущенными парусами мерно покачиваются на волнах, таких близких, таких знакомых, навсегда родных. Каково предоставленному воле волн судну, испытывая жажду покорять все воды мира и чувствуя, как все в нем напряглось и стремится подниматься ступень за ступенью по чудесной лестнице последовательных горизонтов, каково ему видеть себя навечно приговоренным крутиться внутри этой тюрьмы, именуемой Каспийским морем?

После станции Минеральные воды, платформы которой кишат нищими в лохмотьях, голодными попрошайками и девушками в больших шляпах, волочащими за собой бежевые манто и требующими, чтобы их развлекали по дороге между станциями, снова наступила ночь. Следующий день преподнес нам неожиданное зрелище. Исчезла шелковая и золотистая степь. Полоска земли становится все более узкой между цепочкой гор и морем. Мы находимся в желтоватом коридоре, грязном, запыленном, без единого деревца, где растительность заменяет ряд телеграфных столбов. Уныние Иудеи. Справа от нас на горизонте тянется яркоголубая полоска Каспийского моря. Три одиноких осла бредут и поднимают плотное тяжелое облако пыли, которое они катят за собой по земле подобно упряжке. Два верблюда и погонщик плетутся, гордые и безразличные. Верблюды не обращают внимания на проходящие поезда.

Теперь вдоль пути на протяжении многих километров, нам встречаются небольшие группы казаков, охраняющих дороги. Мы въезжаем в опасную страну. Это здесь несколько дней тому назад фанатики взорвали дорогу, в результате чего поезд сошел с рельсов и погибло тридцать человек. Дикость зашла очень далеко, страна дичает, сдирает с себя кожу, паршивеет! Враждебные горы прячут солнце и шлют нам жгучий ветер, который создает ощущение теплой ванны, и мы покрываемся потом. При такой жаре, близкой к атмосфере парилки, мы встречаем надвигающуюся ночь, стремительное приближение которой дезорганизует наш конвой, подталкиваемый ветром, наполняющим воздух адской музыкой. В этом узком, вытянутом вдоль побережья коридоре невольно рождается панический страх. Я никогда не слышал такого штормового ветра. Какие раскаты, какое буйство, какие душераздирающие завывания! В этих звуках весь Кавказ, страдающий, стонущий, горюющий, рассказывающий о своих муках голосом поверженного титана. А мы несмотря ни на что продвигаемся в темноте, наугад, как рывки запыхавшегося поршня; и вдруг мой сосед полковник показывает мне на темный клин в ночи, который темнее самой ночи: это Баку!

Никакого отблеска пожара, языки пламени не лижут звездную кровлю. Но кровавые облака, окрашивающие в красный цвет небо и море, стоят тем не менее перед нашими глазами, которые напряженно и с горечью вглядываются в огромную черную дыру, полную тайны и тишины. Оттуда не доносится никакого шума, не пробивается ни единый луч. Кроме огней, высвечивающих береговую линию для судов в открытом море, ничего нет, сплошное темное пятно, это Баку, который, вероятно, спит в пепле.

Мы продолжаем двигаться. Теперь мы вдыхаем воздух Баку. Отчаянный разыгравшийся здесь ветер, кажется, решил донести до нас нефтяные запахи откуда только возможно и даже домчался до окрестностей, чтобы пригнать к нам дым, который все еще поднимался над обгоревшими балками. О, Балаханы, Биби-Эйбат! Я еще вас не видел, но уже догадываюсь и воображение рисует мне ваш разрушенный образ!

Вокзал, пустая платформа, офицеры уже отправились, эскорт казаков исчезает в темноте, растворяется в неосвещенном городе. К восьми часам вечера все должно быть закрыто. Запрещается ходить по улицам. Что касается меня, то я не в состоянии двигаться. Я хочу только одного - немедленно отправиться спать. Двуколка, две маленькие лошадки, извозчик татарин. В путь! Хорошие чаевые и удар кнута! Мы подпрыгиваем на острых булыжниках, но упорно продвигаемся. Двуколка без фонарей. Боже мой! Какая тишина! Я никогда не видел, чтобы в мирных местах царил такой покой, как в этом взбунтовавшемся городе! От этого холод ползет по спине. Такая тишина вокруг, лишь отдельные взрывы доносятся издалека и отголоски убийств, творящихся в пригородах, наполняют душу ужасом.

продолжение следует...

[Pandukht]

"Агония Баку" /окончание/

Повсюду запертые дома. Деревянные ворота, железные засовы, а на небе светят звезды. Сейчас мы находимся в центре города. Солдаты сидят на тротуарах и курят папиросы, держа ружье между коленями, иные прижались к краю ворот. К нам подбегает один унтер-офицер, разглядывает меня с любопытством, замечает чемодан, понимает, что я прибыл с вокзала, и пропускает. И все же если бы вдруг раздался хоть один выстрел, ответный огонь солдат, выполняющих приказ, мгновенно бы очистил улицу. Из-за ставен некоторых домов просвечивает свет. Сквозь оконные стекла я вижу освещенный интерьер лавочки и неясные лица людей, склонившихся друг к другу и что-то взволнованно рассказывающих.

Солдат стало больше; горестные тени, вооруженные дубинками - огромными палками, которые пытаются, прячась в подворотнях, смешаться с ночью. Такое впечатление, что эта гонка никогда не кончится, что мы в течение получаса кружимся вокруг одного и того же квартала, состоящего из низких домов. Наконец гостиница, ночлег, кровать!

- Добрый вечер, господин. Если вас разбудит выстрел, не переживайте, постарайтесь снова уснуть.

Проснувшись на другой день, я увидел чистенькие улицы и одноэтажные дома (верхние этажи будут надстроены позже, когда разбогатеют их хозяева), а между ними гуляет ветер, разносящий обжигающую пыль и собирающий всю грязь, заставляющий кружиться вихрем над неубираемыми тротуарами тряпье и бумаги, хлам, оставшийся от грабежей; я увидел несущиеся маленькие машины с солдатами на подножках, готовыми в любой момент открыть стрельбу.

С какой скоростью здесь все несутся по своим делам! Здесь никто не прогуливается. Каждая минута, проведенная на улице, может стоить жизни. Увы, нельзя сказать, что все кончено. Вчера на глазах у ошарашенных солдат были убиты десять армян. Сколько татар будет убито сегодня? Какая-нибудь шальная пуля может настичь вас в любое время. Один господин, бривший бороду у себя в умывальной комнате, оказался с разбитым зеркалом и лицом. Сегодня в десять часов недалеко от Балаханского вокзала я встретил скорчившегося человека, который держал в руках собственные кишки. Никто на него не обращал внимания. В конечном счете, он и не жаловался. Что здесь удивляет больше всего, так это безразличие к умирающим. Им не мешают. Их оставляют в покое и если они ищут, куда прислонить голову, чтобы спокойно умереть, то никто этому не противится... разве что пройдет враг-татарин или армянин и прикончит умирающего. Трупы со скрещенными руками остаются лежать посреди улицы. Вчера в самом центре города перед конторой Французского Акционерного общества по бурению лежал и истекал кровью татарин, проколотый двумя ударами ножа. Так как он лежал очень близко к трамвайной линии, то конки, проезжая мимо, всякий раз подталкивали его и обдирали вновь и вновь. В конце концов, городовой бросил его в стоявшую рядом двуколку и разозлившийся извозчик тронул лошадей, проклиная покойного.

Но чего стоят все эти истории по сравнению с адом Балаханов? Конечно, Баку долго еще будет хранить следы этих страшных дней, полных убийств, грабежей и пожаров. Я был церемонно принят в доме, испещренном пулями, с разбитыми стеклами, с зеркалом в звездообразных трещинах; я видел, как служащие работали, склонившись над письменными столами, изуродованными пулеметными очередями; я бродил вдоль обожженных стен... Но вот Балаханы, поле мертвецов, и всякое другое воспоминание тускнеет.

3 октября 1905 г. Баку

[Pandukht]

Гастон Леру "Ад меркнет перед руинами Балаханов"

Баку, 19 сентября 1905 г.

Никто из жителей Баку не возвращался в Балаханы после этих страшных событий. На следующий день по прибытии в Баку я встретился с одним французом, героическое поведение которого воспринял не сразу и теперь хочу рассказать вам о случившемся с ним уникальном происшествии. Господин Вардавен, горный инженер, не пожелавший уступить ни армянам, ни татарам, ни русским солдатам, которые получили приказ своего генерала увезти его живым или мертвым, остался один в Балаханах и считался, само собой разумеется, погибшим. К счастью, произошло чудо, ему удалось выжить и даже спасти завод, который был у него на попечении. Я обещал господину Вардавену не называть его имя, но думаю, лучшего случая нарушить данное обещание мне не представится.

В то время, когда никто не решался даже подойти близко, он провел меня в самый центр этого разрушенного города, где кроме догорающего пепла ничего не было. У выхода маленького страшненького вокзала нам попался извозчик-татарин со своими двумя клячами и мы сразу оказались в гуще теплых руин, в неслыханной свалке еще дымящихся останков. О! Если трупы сражавшихся исчезли, то трупы вещей все еще здесь. На пространстве многих квадратных километров торчат чудовищные скелеты машин. Вокруг нас, насколько хватает взгляда, видны фантастические силуэты, странные формы тысяч и тысяч обугленных предметов. Смотреть на это опустошение можно сколь угодно долго... Мы одни... Армяне или мертвы, или сбежали, татары укрылись там, в глубине своих поселков, за холмом, встающим на горизонте на краю песчаной пустыни. Ни одного солдата...

Улицы черны от копоти, пропитаны нефтью, которая все еще сочится из лопнувших нефтяных труб. До чего огонь обезобразил вещи! Как искорежил, искривил все, что было прямым, и с какой развязностью выпрямил кривые. Ничто не узнается. Нельзя понять, что это такое и чем было. Какие замыслы владели пламенем и в какие игры оно играло? Где достало такие разнообразные материалы, чтобы устроить подобный хаос? Ища выход своим мятежным силам, огонь завязывал железо в тугие узлы и снова их развязывал. Рыжий дым еще поднимается отовсюду, насыщая воздух не только запахом нефти и горелого дерева. Только кажется, что не осталось следов от трупов, надо лишь пошевелить пепел. Много армян сгорело заживо в своих собственных стенах; а трупы тех, которых татары убили на улицах и дорогах выстрелом из ружья или ударом кинжала, после ухода солдат привязывали к конским хвостам и тащили к наскоро устроенным кострам... И среди тех, кого волокли таким образом, не все, конечно, были мертвые. Татары поливали их нефтью, пламя получало новую пищу, и снова разгоралось кровавое зарево.

окончание следует...

[Pandukht]

Гастон Леру "Ад меркнет перед руинами Балаханов"

Мы с трудом пробираемся по заваленным обломками улицам, путаясь в нагромождениях грязных и липких бесформенных вещей. Теперь, когда мы уже далеко от станции и военной стражи, нам попадаются кучки копающихся в мусоре татар. При нашем появлении они поднимаются, уползают за камни и исчезают, как зловещие птицы, застигнутые врасплох во время гнусного пиршества над падалью. Немного дальше на краю дороги, под нефтепроводом, сидят на корточках три женщины. Наклонившись над канавой, они погружают в жидкость свои тряпки и потом выжимают их над принесенными ведрами: прибыльное занятие при теперешних ценах на керосин.

Какие зияющие дыры в темных стенах на фоне светлого неба! Больше, чем поверженные конструкции разрушенного оборудования, чем тысячи тысяч траурно-черных буровых вышек, которые еще недавно возвышались над скважинами, контрастируя с вытянутым силуэтом деревянных бараков, больше, чем этот сырой и погребальный пепел, наше воображение поражают зияющие дыры стен, зияющие оконные глазницы, бесчисленные пустые глаза мертвых домов, гнусность разрушения и опустошения.

Идем дальше; приходится пробираться мимо "внутренностей" буровых вышек, обходя угрожающие обвалом козлы, лебедки и всевозможные железяки, используемые в бурении, переступая через длинные черпаки, желонки. Давно остались позади коляска и татарин-извозчик. Лошади запутались в телефонных проводах, валявшихся на дороге. Сейчас мы среди резервуаров. Справа и слева от нас громоздятся прикрепленные к земле теплые чаны. Одни из них сохранили прочность, другие осели, как ведра, сделанные из холстины и проволоки, или как высокая шляпа, потерявшая форму после свадьбы.

Но где же конец этому разрушению? Что это за город и что за неисчислимые богатства содержит в себе эта земля, покрытая обломками сооружений, построенных для того, чтобы отнять у нее эти богатства? Мы идем все дальше, обходим, переступаем, всматриваемся и вслушиваемся, в тишине слышно, как незаметно ползут протянувшиеся на тысячи километров лопнувшие трубы, развороченные змеи, по которым еще несколько дней назад текла драгоценная жидкость, неиссякаемый источник жизни, силы, тепла и света. И кажется, что эти удавы еще трепещут, то сбрасывая с себя лоскутья дряблой кожи, то разрывая в железном спазме свои тугие узлы, - апокалипсические твари, кольчатые, сказочные гады, сведенные предсмертной судорогой, не знающие пощады, суверенные хозяева на этой земле, которую они обнимают своими уродливыми кольцами и которая сама умирает от их агонии.

Мой спутник жестом показывает мне каркас стены, закопченную ограду, черный холм, гнойную лужу... Вот здесь!.. Вот здесь!.. Вот здесь!.. Его рука медленно описывает круг по зловещему горизонту, останавливается, и снова описывает. "Здесь в огне погибло двести армян. Оттуда ринулись татары. Отсюда убегали солдаты. Пятьдесят несчастных было заперто в этом доме, и все погибли. Татары тысячами спускались с этого холма. Пламя поднялось вначале здесь, затем оно достигло завода, после чего оставалось только одно пламя, которое сжигало землю и небо".

Вы знаете лишь общие очертания, я же расскажу вам всю историю. Она вам неизвестна. До нас доходят отдельные обрывки, короткие рассказы, не всегда содержащие полную правду. Истина же так кошмарна, что выходит за границы воображения. Мы вернулись к эпохе варварства, к самым кровавым часам Золотой Орды...

4 октября 1905 г.

[Pandukht]

Гастон Леру "На развалинах Баку"

Баку, 19 сентября 1905 г., 7 часов вечера.

Я только что въехал в Баку, одно упоминание о котором в данный момент вызывает дрожь во всем мире, въехал посреди ночи и сразу был подхвачен кошмарным ветром со столбами пыли. Мрак, устрашающий мрак царит на улицах. Все лавки закрыты глухо-наглухо. Солдаты молча патрулируют. Из пригородов доносятся оружейные выстрелы.

Резня прекратилась, но убийства из-за угла продолжаются. Наконец-то власть в состоянии контролировать происходящее, и губернатор Адеев, кажется, овладел ситуацией.

Безусловно, невозможно предотвратить отдельные проявления фанатизма, вспыхивающие то там, то здесь. Даже в момент, когда я пишу эти строки и думаю, что все спокойно, с крыши дома донесся выстрел и я увидел из окна, как замертво упал прохожий. Но такого рода события случаются все реже, тем более что губернатор сделал предупреждение об ответственности, которую понесет всякий дом, в малейшей степени заподозренный в открытии огня.

Днем движение не прекращается, оно запрещено только вечером, и я, кажется, совершил героизм, отправившись из гостиницы на телеграф, поскольку для этого понадобилось пересечь весь город. В меня могли выстрелить и имели на это право, и невозможно даже вообразить, кто бы в этом случае отправил вам депешу.

Как охарактеризовать подобную ситуацию? ...Только в состоянии возбуждения и надеясь на чудо, можно рискнуть прогуляться по улицам и остаться живым.

Волнение в Баку не стихает, город окутан дымом страшных пожаров, ненависть по-прежнему царит в душах людей. Извозчик, который вез меня этим полуднем, был татарин. Не крикнув "берегись", он наехал на армянина, о чем я догадался по легкому толчку коляски, называемой фаэтоном, когда она переехала человеческое тело.

Так или иначе, конец страшного столкновения приближается; редкая перестрелка еще случается, но уже без энтузиазма, и малейшая попытка возобновить злодеяния тут же обрывается пушечным огнем: сюда притащили пушки и они иногда палят. Снаряды порой летят не в том направлении, но это не имеет значения, так как служат предупреждением соседним домам. Несомненно и то, что если татарин рискнет отправиться в армянский квартал, то у него немного шансов оттуда вернуться, а если армянину случится оказаться у татар, то это значит, что ему почему-то надоело жить.

Армяне не признают никаких уловок и в этом можно убедиться: один татарин, у которого было дело в городе, оделся на манер армянина, но, не будучи в состоянии объясниться по-армянски, оказался жертвой смертельных кинжальных ударов. Его тело долгое время продолжало лежать на обочине дороги, где ходит конка. Конки сопровождаются двумя казаками, стоящими на подножке с ружьем наготове. Эти ружья часто стреляют в татар; у казаков одно извинение: большинство жертв - армяне. Многое можно еще рассказать, я это сделаю в следующий раз. Немыслимо все передать в одной депеше, она получилась бы очень длинной.

В целом положение поправляется. Но вот я отправился в пригород Баку, Балаханы, и застал там дымящиеся руины. Череп мой, полный кровавых впечатлений, раскалывается. Я был единственным, кто туда вернулся вместе с французским инженером, а он в свою очередь единственным, кто там оставался, когда все вокруг пылало и дымилось.

Единственное, что я могу вам сказать после моего возвращения из этой экспедиции в страну мертвых и пепелищ, это то, что работа здесь возобновится не раньше чем через шесть месяцев. Я увидел гаснущий ад.

/21 сентября 1905 г./

[Pandukht]

Гастон Леру "Трагедия Баку"

Баку, 20 сентября 1905 г.

Когда пытаешься добраться до истоков конфликта между татарами и армянами, то волей-неволей приходишь к выводу, что причина заключена в русском правительстве, которое не выполнило свой долг. Конечно, эти два народа разделяет пропасть. Как бы ни были вески аргументы, связанные с противоположностью характеров и инстинктов, с различием в составе крови, различием культурных идеалов, которым привержены одни и другие, эта пропасть образовалась в тот самый день, когда племянчатые внуки Чингиз-Хана приняли ислам. Но эта причина отдаляет их не только от христиан Армении. Их жестокая религия, навсегда делая их неассимилируемыми, отдаляет их в такой же степени от православных, как и от армян. Живя между этими двумя народами, они не должны смешиваться ни с теми, ни с другими. В то же время, хотя с годами и укоренилось безоговорочное разделение двух народов, никакие конфликтные ситуации не грозили перерасти в ненависть между татарами и армянами. Она разгорелась потому, что хозяева страны, православные, имели свой расчет. Доминируя над этими двумя силами, в определенном смысле бурлящими, администрация нашла выход в создании дикой системы, прикрывающей ее слабость; система заключается в том, чтобы натравливать одну силу на другую, сталкивать их и таким образом сокрушать. Эта система неминуемо должна была породить множество бед.

Можно проследить, как в различных ситуациях русское правительство своим попустительством помогало кошмарным злодействам татар, безотчетно принявших на себя право карать народ, который уже по своим идеалам опасен для исконно самодержавного правительства. Если говорить всю правду до конца, то здесь никто не сомневается в том, что резня прошедшего февраля была на руку администрации, напуганной стремительным развитием либеральных идей у армян. Несмотря на страшный удар, нанесенный конфискацией церковных ценностей, армяне были в еще большей степени оскорблены татарской расправой. Февральская резня, происходившая в самом Баку, по масштабу намного превосходила кровавые события прошлой недели. Только в городе насчитывались тысячи погибших армян.

Опасно соглашаться с теми, кто считает, что татары прислушиваются к каждому слову православных и выполняют их приказы, но спокойствие, с которым они вершат свои дела и абсолютное отсутствие репрессий - что их, конечно, воодушевляет,- служит основанием для обвинения русского правительства, по крайней мере, в ошибке, которую нельзя считать полностью непредвиденной.

Татары, перейдя границу дозволенного и поняв, что все происходит безнаказанно, почувствовали себя хозяевами. У них развился вкус к армянской крови. Они стали опасными для самой администрации, которая наконец осознала, что новая резня будет иметь пагубные последствия для нефтяной промышленности. В самом деле армянам принадлежат от 35 до 40% предприятий в Баку. Если они увидят, что им готовят новую резню, то они предпримут очень жесткие экономические меры, такие, что прекратятся работы и полностью расстроится рынок. А правительство нуждается в Баку. Даже в неудачный год доход от бакинской нефтяной промышленности составляет полмиллиарда рублей. Так что же сделала администрация, чтобы предотвратить новую резню армян? Она разоружила татар? Нет! Она разрешила армянам вооружаться во имя их собственной безопасности. Она выдала им тринадцать тысяч разрешений на оружие. Такова, если проанализировать, логика системы, которая заключается не в том, чтобы править, а в том, чтобы использовать беспокоящие правительство силы, натравливая их одну против другой.

Что касается самих событий, от которых я впредь не буду отвлекаться, то, не вдаваясь в детальные объяснения, можно сказать, что мы свидетели обнаженной и кровавой трагедии. Я вам представляю Баку: суббота, 2 сентября, 5 часов вечера.

продолжение следует...

[Pandukht]

Гастон Леру "Трагедия Баку" /окончание/

Это час сирены, час свистка, пронзительные завывания которого слышны по всему городу, извещая портовых рабочих об окончании работы... И сразу же, в момент, когда лавочники торопятся закрыть свои лавки, лихорадочно закрепляют ставни, баррикадируют двери, сотни людей, вооруженных до зубов, потрясая кулаками и револьверами, выбегают отовсюду, кидаются на улицы и воздух сотрясается от тысяч выстрелов. Бегут обезумевшие прохожие, преследуемые не менее обезумевшими убийцами. Странная вещь, но некоторые, как бы помешавшись от страха, стреляют куда попало, в никуда. Слышны ужасающие крики, затем выстрелы, затем снова крики, галоп беглецов, глухие выстрелы, грозные и отчаянные выстрелы по ставням домов, по плотно закрытым дверям гостиниц... Мольбы, плач детей, душераздирающие просьбы: "Откройте! Откройте! Меня убьют, если вы не откроете!"... "Я ранен! Сжальтесь! Меня сейчас прикончат!"... Но дверь не открывается. Татары с воплями устремляются в верхнюю часть города, в свои кварталы за оружием, призывая по пути единоверцев к новой резне; а там уже убивают армян и знают свое дело.

В самом центральном квартале города, который называют Молоканский Сад, в исключительно армянском квартале, идет страшная резня. Никакой жалости! Надо отомстить за многих убитых! Вперед! Татары и персы изрешечены пулями. Здесь тоже битва началась точно с воем сирены. И те, кто не знал точного времени, но несомненно ждал "чего-то", несутся, выкрикивая на всех перекрестках: "Начали! Начали!"

Нетрудно понять, о каком начале идет речь. Несчастные персы, которые не имеют никакого отношения к этой истории, быстро догадались. Куда спрятаться, чтобы не погибнуть? Почти напротив гостиницы "Европа", где я живу, в этом армянском районе, молодой перс содержит лавку. Услышав шум, он высунул голову, понял, что происходит, и поспешил к своим ставням; вот сейчас он их закроет, почти добрался, уже считает себя спасенным, как вдруг, прямо у родного порога, его хватают армянские руки и, наградив тремя пулями в спину и ударом кинжала, швыряют на мостовую. Армяне продолжают свой путь. Перс поднимается, кое-как добирается до двери гостиницы, просит, чтобы его впустили. Хозяин готов открыть дверь, но служащие его останавливают и удерживают дверной замок. Среди служащих имеются армяне. Если в гостинице обнаружат труп татарина, татары будут утверждать, что его убили служащие-армяне. Какие репрессии! Потрясенные постояльцы видят, как перс продолжает просить, показывая на свои раны, на рану на груди, кровь на спине. Мимо пробегают армяне и приканчивают его. Можно ли сказать в этот скорбный час, кто - татары или армяне - совершили больше жестокости? И кто осмелится со спокойной совестью осудить убийц с той и другой стороны, ведь им надо отомстить за стольких убитых... Кто начал? Кто начал?.. И кто окончит? Преступление порождает преступление в этой стране, где ни для кого не существует закона, ни власти, ни правосудия. Преступление судит преступление. Такой вот круг смерти!

Жертвами усеяны мостовые и тротуары, несчастные агонизируют у порогов,просят ускорить их смерть последним ударом кинжала, взывают к стенам, которые глухи, и помощь не приходит. О, тишина домов, в которых умолкли живые, в то время как улица представляет собой выставку мертвецов! С наступлением вечера вспыхнули огни, пожары освещают ограбленные магазины, татары нападают на армянские богвтства в их кварталах, армяне нападают на татарские лавки. Малочисленные казаки без пользы стреляют то здесь, то там; патруль напрасно курсирует по городу, никого не пугая; за спинами солдат мятежники собираются небольшими группами на перекрестках, внутри своих кварталов. Стреляют также с крыш домов по последним пробегающим теням. На улицах сейчас уже не встретишь лошадей, кроме тех, которые потеряли своих наездников, и иных колясок, кроме оставшихся без извозчиков. На исходе дня по улицам пронесся фаэтон, запряженный сумасшедшей лошадью, на сиденье которого подпрыгивал совершенно новый чемодан из желтой кожи, наконец, он выпрыгнул и покатился, ударяясь о трупы, придавливая раненых. Где был извозчик, где был хозяин нового чемодана? Какая страшная драма заставила этот роковой чемодан, красный от огня и крови, сумасшедше скакать через весь город? ...В полночь тридцать пять домов пылали, как фонари, но это зрелище было не так страшно, как густой дым, надвигавшийся из Балаханов.

5 октября 1905 г.