"ПЕРЕДАЙТЕ ТОВАРИЩАМ, ЧТО Я ПОГИБ ЗА СВОЙ КЛАСС"

[WRWA]

«ПЕРЕДАЙТЕ ВСЕМ ТОВАРИЩАМ, ЧТО Я ПОГИБ ЗА СВОЙ КЛАСС…»

(Происхождение Дня 1 Мая)

История того, как 1 Мая, день всеобщей стачки за 8-часовой рабочий день, за то, чтобы рабочий не был тягловой скотиной под кнутом капитала, а имел время думать и учиться, всеобщей стачки, оплаченной кровью забастовщиков, расстрелянных 3 мая у завода Мак–Кормика, кровью демонстрантов, расстрелянных 4 мая на митинге протеста, оплаченной гибелью на виселице героев рабочего класса, его лучших борцов Парсонса, Спайса, Фишера и Энгеля, гибелью покончившего с собой перед казнью Луиса Линга, пожелавшего и в смерти быть свободным от буржуазного государства, история того, как этот день рабочей борьбы и классовой непримиримости был превращен сперва социал–демократией, а затем СССРовским государством в праздник, в безвредный и безобидный для буржуазии день чинных шествий под предводительством партийных и профсоюзных боссов. Эта история представляет собой один из ярких примеров того, как организации и традиции пролетариата интегрировались, использовались и извращались буржуазией, лишаясь своего взрывного революционного содержания.

Но пусть рабочие, копошащиеся 1 Мая на огородах, приходящие на безвредные для буржуазии митинги или попросту пьянствующие в этот день — знают, что даже такая ничтожная подачка буржуазии, как этот нерабочий день в начале мая, был добыт борьбой рабочего класса и смертью его героев. Пусть они узнают историю того, как пролетарии не стали покорно терпеть гнет капитала, а бесстрашно поднялись на борьбу — узнают и задумаются, как снова начать борьбу и добиться в ней победы. Пусть они узнают о героях, кто отдал жизнь не за "родину" — лживое царство буржуазии — а за освобождение пролетариата, о героях, которые не были сверхчеловеками или спасителями, сошедшими с небес, а такими же рабочими, как и другие — наборщиком, плотником, пивоваром — и кто смело встал за освобождение рабочего класса от власти капитала, не дрогнул перед всей мощью буржуазного государства и бесстрашно пошел на смерть, кто погиб за свой класс.

Мы — не патриоты нации и государства, так как нация и государство — это организации эксплуататоров для подчинения, подавления, ограбления эксплуатируемых. Мы презираем национальную гордость грабительскими подвигами князьков и имперских генералов, вашингтонов и бисмарков, наполеонов и кутузовых. Мы знаем, что, всегда и везде, слепыми подвигами в защиту национального государства, кровью и жертвами, принесенными на его алтарь, трудящиеся только крепили свои собственные цепи. К героям национальных войн мы испытываем либо классовую ненависть, либо глубокую жалость — ненависть к эксплуататорам, храбро защищавшим свои власть и богатство, и жалость к эксплуатируемым, кто лучшие человеческие качества, самопожертвование и энтузиазм отдал не свержению власти господ, а ее упрочению, кто геройски погиб не за свое, а за чужое дело, кто гибелью своей содействовал укреплению и прославлению государства господ и эксплуататоров.

Мы — патриоты своего класса, класса лишенных собственности и власти рядовых наемных работников — пролетариев, класса, которому предстоит спасти род людской от гибели, неизбежной, если сохранится власть капитала, класса, победа которого станет возмездием за поражения всех угнетенных всей людской истории. Мы, революционные пролетарии, доведем до победы борьбу против эксплуатации и гнета, которую вели неимущие и угнетенные на протяжении всей истории человечества — истории грабежа и насилия, рабства и унижений.

В каждой нации существуют две культуры, две традиции. Первая традиция — это традиция эксплуататоров, правителей и грабителей, традиция национальной гордости разбойничьими подвигами захватнических войн. Но есть вторая традиция, традиция борьбы угнетенных и эксплуатируемых, традиция классовой борьбы и классовой солидарности.

Об этой традиции угнетенных редко пишут книги — и еще реже пишут правду, в ее духе не снимают фильмов. В черные времена реакции о ней может забыть даже подавляющее большинство угнетенных. Но она есть всегда, даже когда в холодную долгую зиму контрреволюции завалена толстым слоем снега. Земля совершит свой оборот, за зимой придет весна, снова поднимется на борьбу пролетариат, выйдут новые поколения пролетарских борцов, и уроки Старых боев окажутся востребованными, зазвучат навеки замолкшие, как казалось буржуазии, голоса и призывы, и память о мучениках и героях пролетариата прозвучит как приказ довести до конца их дело.

Традиция классовой борьбы и классовой солидарности, хоть и засыпанная до поры до времени толстым слоем копоти и грязи, существует у пролетариата всех наций — в том числе и у американского пролетариата. Буржуазные идеологи всех стран рисуют американского рабочего как зажиточного, эгоистического и патриотического мелкого буржуа. Но такая картинка весьма далека от истины.

Возникший в результате смешения наций и рас со всех уголков Земли, не знавший феодальных и патриархальных пережитков, привыкший полагаться только на свою силу, американский пролетариат был подчинен буржуазией только посредством беспощадного террора. Американская буржуазия ничуть не меньше, чем всякая другая, прибегала к расстрелам забастовок, фальсифицированным судебным процессам, тюрьмам и казням. Только безжалостный террор буржуазного государства обеспечил господство реформизма в рабочем классе США и приручение рабочего движения, террор, сломивший анархистские рабочие организации Чикаго в 1886г. и революционный профсоюз "Индустриальные Рабочие Мира" в 1916 – 1920 гг.

Слова, выбранные названием этой статьи, не принадлежат кому–либо из мучеников пролетарского Чикаго. Их произнес в свой страшный смертный час смелый пролетарский боец следующего поколения, рядовой революционер — ИРМовец Весли Эверест.

В 1919 году, году великого страха буржуазии, создания III Интернационала, пролетарской власти в России, революций по всей Европе, стачки сталелитейщиков в Чикаго и рабочего Совета в Сиэттле, — в году массовых черносотенных погромов в США против коммунистов, анархистов и прочих антипатриотов, — толпа погромщиков напала на штаб–квартиру ИРМ в г. Централия (северо–запад США). ИРМовцы дали вооруженный отпор, Весли Эверест, пытаясь прорваться, застрелил одного из погромщиков, но был схвачен, когда расстрелял все патроны. Их посадили в местную тюрьму (а затем демократическое государство приговорило их — за то, что с точки зрения даже буржуазного закона было защитой своей [т.е. профсоюзной] собственности от нападения банды громил — к 20 годам тюремного заключения [кроме В. Эвереста, который был уже недосягаем]), ночью за Весли Эверестом явилась патриотическая банда. Прощаясь с остающимися жить товарищами и уходя на страшную смерть (ему выкололи глаза, отрезали пальцы, уши, половые органы и т.д.), он сказал слова, достойнее и лучше которых ничего не скажешь обо всех, известных и безымянных, борцах и мучениках пролетарского дела: "Передайте всем товарищам, что я погиб за свой класс…".

После победы в гражданской войне 1861 – 65 гг. промышленного Севера над аграрно–рабовладельческим Югом в США происходит бурное развитие капитализма. Нажившиеся на поставках гнилых сапог и нестреляющих ружей в армию северян (именно так разбогател первый американский миллиардер Морган), на инфляции, спекуляции и государственных займах, капиталисты Севера пускаются в оргии сказочного обогащения. Старомодных купцов и судовладельцев в роли самой богатой части буржуазии на несколько десятилетий сменяют хозяева железных дорог, за бесценок приобретающие государственные земли и контролирующие правительство. Старая, патриархально–фермерская Америка уходит в безвозвратное прошлое. Последние свободные земли на Западе стремительно растаскиваются, сопротивление последних свободных индейских племен жестоко подавляется, и они загоняются в резервации. Разбив южных плантаторов и отняв у них немалую часть богатства в качестве военной добычи, капиталисты Севера затем берут их к себе на службу надсмотрщиками за черной и белой беднотой Юга, и отдают своих вчерашних союзников в гражданской войне, освобожденных черных рабов, во власть их бывших хозяев.

С бурным ростом капитализма быстро развивается и рабочее движение. В 1860–е годы разворачивает свою деятельность входящий в I Интернационал Национальный Рабочий Союз (НРС) — первое общенациональное профсоюзное объединение. Во главе него стоял литейщик Уильям Сильвис, лучший представитель профсоюзного движения в его ранний идеалистический период. Он говорил: "Я просто влюблен в это дело — в профсоюзы. Для меня оно дороже семьи, дороже самой жизни". В его доме нередко нечего было есть, все свое время он отдавал организации профсоюзов. Очень скоро бескорыстных людей вроде Сильвиса на постах руководителей профсоюзов сменят люди, использующие эти посты для того, чтобы хорошо и много есть.

В своем письме I Интернационалу от 26 мая 1869г., незадолго до своей смерти, Сильвис писал: "В результате последней войны у нас образовалась гнуснейшая в мире денежная аристократия… Мы объявили ей войну и намерены победить. Если это окажется возможным, мы намерены добиться победы через избирательную урну; если же нет, обратимся к более суровым средствам борьбы. В крайних случаях нередко бывает необходимо небольшое кровопускание".

Вскоре после смерти Сильвиса руководство НРС переходит в руки мелкобуржуазных реформаторов. Рабочие отвернулись от НРС.

Вместо него ведущей массовой организацией американских рабочих становится Орден рыцарей труда (ОРТ). Его основатель, Урик Стефенс, критиковал профсоюзы за их узость и мечтал о "всеобщем братстве" трудящихся, которое бы путем применения "трех принципов — конспирации, кооперации и воспитания" вело бы борьбу с организованным капиталом. Доступ в ОРТ был закрыт только для торговцев спиртными напитками, адвокатов и банкиров. Малоквалифицированные и плохооплачиваемые рабочие преобладали в нем над высококвалифицированными и хорошооплачиваемыми, черные рабочие имели равные права с белыми. Целью ОРТ провозглашалась смена капитализма "кооперативной республикой" рабочих.

Однако туманный теоретический социализм ОРТ сочетался с его практической робостью. Руководителем организации был Паудерли, "раздражительный, консервативно настроенный и любивший красиво одеваться противник забастовок", считавший их пережитком варварства и "ненавидевший свои обязанности главы ОРТ, но в то же время цепко державшийся за этот пост". Он "осуждал и предавал забастовки, которыми был вынужден руководить под давлением обстоятельств".

Отрицая боевую тактику анархистов, Паудерли и вместе с ним весь ОРТ покрыли себя позором, отказавшись защищать чикагских революционеров. Сразу после трагедии на Хеймаркетской площади чикагское отделение ОРТ напечатало воззвание, где говорилось, что в отношении анархистов "следует покончить со всем их скопом. Они заслуживают не больше внимания, чем дикие звери".

Отказ ОРТ от забастовок и политика штрейкбрехерства, постоянно проводимая Паудерли, привели к отходу рабочих от организации и ее распаду. Контроль за организованным рабочим классом установила (и сохраняет до сих пор) Американская федерация труда, первое общеамериканское профсоюзное движение, признавшее, в противоположность НРС и ОРТ, незыблемость капитализма. Но это — история уже более позднего периода.

Классовая борьба в США происходила в далеко не идиллически–мирных формах. Железнодорожный магнат Гульд в ответ на вопрос, что он собирается делать по отношению к рабочему движению, ответил, что он достаточно богат, чтобы нанять половину рабочих, для того, чтобы она перестреляла другую половину. Хотя эти слова и были пустой похвальбой, американские капиталисты были достаточно богаты, дабы покупать — для святой цели убийства неугодных рабочих — президентов, депутатов, судей, полицейских, шпиков и т.п. подонков человеческого общества.

Экономический кризис 1877г. повел к массовым увольнениям железнодорожных рабочих и к сокращениям их зарплаты. Вспыхнули дикие стачки, во многих местах переросшие в восстание, подавленное армией и национальной гвардией. Десятки рабочих погибли.

Происходившее в 1870-е годы брожение среди шахтеров Пенсильвании — в основном ирландцев — вызвало серьезную тревогу у шахтовладельцев. Нанятое ими шпионское агентство Пинкертона организовало несколько мнимых взрывов и покушений, приписанных никогда не существовавшей, мифической организации ирландских шахтеров "Молли Магвайрс". (Как видим, организация провокационных терактов, подобных тем, какие были 11 сентября 2001г., для американской буржуазии отнюдь не в новинку). В результате 19 шахтеров были повешены.

Насилие правящего класса не могло не вызвать у рабочих, не желающих быть покорными овечками, стремление противопоставить ему свою силу. Еще в 1875г., когда все американские социалисты верили в избирательный бюллетень, немецкие иммигранты–социалисты в Чикаго создали Союз военного обучения и самообороны — военизированную организацию для защиты от насилия со стороны банд, нанятых буржуазными партиями. Утонченные избирательные махинации еще не успели быть выработаны американской буржуазией, и ей приходилось прибегать к более грубым средствам. Американские социалисты — в основном верившие в силу всеобщего избирательного права иммигранты из Германии — создали в 1870-х годах Партию рабочих, вскоре переименованную в Социалистическую трудовую партию (СТП). Она активно участвовала в выборах, и в 1880г. несколько ее членов, победив в нелегкой борьбе демократов и республиканцев, были избраны в муниципалитет. Однако демократия показала свое истинное лицо, и результаты выборов были аннулированы.

После такого наглядного урока демократии Парсонс, Спайс, Энгель и другие активисты рабочего движения Чикаго, входившие в Союз военного обучения и самообороны, убедились еще раз, что социализм — это "вопрос силы, который не может быть решен в парламенте, а только на улице, на поле сражения" (как сказал в свое время В. Либкнехт), и, порвав с СТП, создали в 1881г. Революционную социалистическую партию, в которой состояло от 5 до 7 тыс. человек. В этом же году на полуподпольном конгрессе анархистов в Лондоне была создана Международная ассоциация рабочих (МАР) — попытка возродить I Интернационал.

В 1883г. на конгрессе в Питтсбурге возглавляемая Спайсом и Парсонсом Революционная социалистическая партия объединяется с МАР. Несмотря на объединение, в анархическом, "социал–революционном" движении США существовали разные течения. Восточное крыло, анархисты Нью–Йорка и Атлантического побережья во главе с Мостом на первый план ставили индивидуальное прямое действие, анархисты Чикаго и других городов Центра и Запада США, чьими лидерами были Парсонс и Спайс, концентрировали свою деятельность на работе в профсоюзах, которые считали как прообразом будущего общества, так и главным инструментом борьбы за него. Но и в Чикаго существовала крайне левая, т.н. "автономистская" фракция. Ее представители Фишер и Энгель, впоследствии герои Чикагского процесса, издавали газету "Анархист", критиковавшую авторитарные и реформистские тенденции больших организаций, в частности, профсоюзов. Это, впрочем, не мешало Фишеру активно работать в профсоюзе типографских рабочих. Чикагские анархисты не были кучкой оторванных от масс теоретиков, заговорщиков и бомбистов. Хотя в 1886 г. возглавляемый ими Центральный рабочий союз (ЦРС) Чикаго насчитывал от 10 до 16 тыс. рабочих по сравнению с 27 тыс. в чикагском ОРТ и 30 тыс. в Ассамблее профессий и ремесел (будущая АФТ), но благодаря своей боевитости, радикализму, непримиримости они играли ведущую роль в борьбе труда против капитала. В ЦРС входило 22 профсоюзные первички, 11 из которых были крупнейшими профсоюзными первичками города. Движение издавало 5 газет (1 — на английском, 3 — на немецком и 1 — на чешском языке). Проводились митинги, парады и даже регулярно устраивались анархистские пикники и танцы. Продолжал действовать Союз военного обучения и самообороны. Как напишет старый германо–американский марксист Ф. Зорге, "неоспоримой заслугой чикагских анархистов было то, что они дали определенную организацию этой чудесной смеси всех наций и языков, сплотили их в одно целое, дали движению единство и цель".

Доминирование анархистов-революционеров в рабочем движении Чикаго — главного промышленного центра США — стало внушать все большую тревогу американской буржуазии. Что будет, если рабочие пойдут не по пути, указываемому Паудерли и начинавшим свою деятельность профбоссом АФТ Гомперсом, а по пути, предлагаемому Парсонсом и Спайсом, а то и, того страшнее, Мостом, Фишером и Энгелем? Неужели за разгромленной Парижской Коммуной последует победоносная Чикагская Коммуна?

Нет, ни в коем случае! Этого допустить нельзя! Свобода, собственность, прибыль капиталиста и оклад палача — под угрозой! И нет средств, какие были бы плохи для их спасения!

В такой атмосфере 1 Мая 1886г. началась всеобщая забастовка с требованием 8–часового рабочего дня. Требование ограничения рабочего дня 8 часами, чтобы рабочий перестал быть поглощенной изматывающим трудом рабочей скотиной, чтобы у него оставалось свободное время, чтобы он мог учиться, думать, организовываться, давно уже было задушевной идеей многих рабочих активистов США, еще со времен НРС. "8 часов — работать, 8 часов — отдыхать, 8 часов — учиться", — таков был лозунг, выражавший это требование.

1 и 2 мая прошли спокойно. 350 тыс. человек бастовали по всей стране, приблизительно 40 тыс. из них — в Чикаго. Тишина царила на стройках и сталелитейных заводах. Недвижно стояли баржи у причалов. Не работала железная дорога. От 65 до 80 тыс. рабочих стояли в пикетах, преграждая дорогу штрейкбрехерам. 1 мая успешно прошел общегородской митинг.

Трагедия началась 3 мая. Еще в середине февраля были уволены 1400 бастующих рабочих на заводе Мак–Кормика, производящем сельскохозяйственные орудия. Вместо них были наняты штрейкбрехеры. Независимо от этого в полдень 3 мая в нескольких сотнях метров от завода Мак–Кормика 6 тыс. бастующих за 8–часовой рабочий день лесорубов проводили собрание с целью выбрать стачечный комитет. Когда на заводе Мак–Кормика началась пересменка, и стоящие около него пикетом уволенные забастовщики пытались в очередной раз пристыдить штрейкбрехеров, на помощь пикетчикам двинулись лесорубы, и уговаривание штрейкбрехеров приняло более практическую форму — мордобоя. И тут внезапно появилась полиция и открыла огонь. По меньшей мере 9 рабочих были убиты или умерли от ран, а раненых было куда больше.

Сразу после этого Август Спайс отпечатал листовку:

"МЕСТЬ!

Рабочие, к оружию!

Ваши хозяева послали своих кровавых псов — полицию, она убила 6 ваших братьев (как потом стало известно еще 3 человека умерли от ран) на Мак–Кормике этим вечером. Они убили несчастных бедняков, которые, как и вы, имели смелость ослушаться высочайшей воли своих хозяев. Они убили их за то, что они осмелились попросить сокращения часов тяжелого труда. Они убили их, чтобы показать вам, "СВОБОДНЫМ АМЕРИКАНСКИМ ГРАЖДАНАМ", что вы должны быть удовлетворены и довольны всем, что соизволят подать вам ваши хозяева, иначе вы будете убиты.

Вы долгие годы сносили самые отвратительные унижения; вы долгие годы терпели неизмеримые несправедливости; вы работали до изнеможения и смерти; вас долгие годы мучили нужда и голод; ваши дети были отданы в жертву фабричному начальству; короче, — вы были несчастными и покорными рабами все эти годы — ради чего? Чтобы насытить ненасытную алчность ваших хозяев — грабителей и тунеядцев, чтобы набить их карманы. Когда теперь вы просите их уменьшить тяжесть вашего груза, они посылают своих кровавых псов стрелять в вас, убивать вас.

Если вы — люди, если вы — дети ваших предков, проливших свою кровь за вашу свободу, ты подымишься во всю твою мощь, Геркулес, и уничтожишь отвратительное чудовище, которое хочет уничтожить тебя! К оружию мы зовем вас, к оружию!

Ваши братья»

Но призыв к оружию был у Спайса только эмоциональным всплеском, а не программой практического действия. Одновременно с этой листовкой Спайса Адольф Фишер написал объявление о митинге протеста 4 мая, на который он предлагал рабочим прийти с оружием, чтобы не быть беззащитными в случае нового нападения полиции. По требованию Спайса призыв приходить на митинг вооруженными был из объявления выброшен, и в таком исправленном виде оно и было широко распространено.

…Митинг на Хеймаркетской площади приближался к концу. Приезжавший на него губернатор Оглсби уехал, убедившись, что все проходит спокойно. Люди стали расходиться, тем более что зарядил дождь. Так, ушел Парсонс с женой и детьми. Из лидеров движения на площади оставались только Фишер и Сэм Филден. Все подходило к спокойному концу.

И тут появилась полиция. Ее начальник, капитан Бонфильд, прозванный «дубинщиком» отнюдь не за доброту и мягкость, приказал немедленно разойтись. Филден возразил: «Это мирный митинг, у нас есть разрешение, вы не имеете права вмешиваться». «Арестуйте его», — приказал Бонфильд. И тут полиция внезапно открыла стрельбу, не резиновыми, а смертоносными, свинцовыми пулями.

А через несколько минут в полицию полетела бомба. 1 полицейский был убит на месте, еще 7 вскоре умерли от ран, 60 полицейских были ранены.

После этого полицейские стали стрелять направо и налево и беспощадно избивать дубинками всех, кто попадался на пути. Сколько демонстрантов были убиты в эти минуты на Хеймаркетской площади, осталось неизвестно. Им не поставили памятник (его поставят здесь полицейским подонкам), и их — безвестных мучеников пролетариата, историки не запишут поименно в свои книги. Но освобождение пролетариата, которое было бы невозможно без Парсонса, Фишера, Линга и других известных героев пролетариата, было бы невозможно и без них, героев безымянных…

Кто бросил бомбу, так и осталось неизвестным. Суд обвинял в этом анархиста Рудольфа Шнаубельта. Но, как ни странно, Шнаубельт был 2 раза арестован и 2 раза освобожден, после чего, дабы не искушать судьбу, эмигрировал нелегально в Южную Америку, где и умер спустя много десятилетий, храня молчание обо всем, что знал — если знал что-либо вообще.

Распространенной была версия, приписывающая бомбу полицейскому агенту-провокатору. Еще бы! Кто бы мог пойти против Его Величества Государства, кроме действующего по его приказу его собственного агента?! И с чего бы это какому-либо рабочему могла прийти в голову мысль воздать кровью за кровь и муками за муки и на полицейские пули ответить динамитом?!

Но с этой версией не согласен крупнейший исследователь Хеймаркетской трагедии, сам сторонник анархизма, проф. П. Аврич. Его мнение основывается на свидетельствах нескольких активистов анархистского движения того периода, согласно которым бомба была брошена анархистом, входившим в ядро движения и действовавшим по собственной инициативе. Он не послушался приказа Спайса приходить на Хеймаркетскую площадь без оружия, решив, что лучше быть готовым к сопротивлению, чем покорно идти на убой, как кроткая овечка. Его имя было известно только очень узкому кругу активистов и даже не упоминалось на судебном процессе. На взгляд П. Аврича, этим бомбометателем мог быть Георг Менг, делегат Питтсбугского конгресса 1883г.

Чтобы понять слабые стороны старого анархизма, из–за которых не он укажет путь к освобождению пролетариата, мы должны внимательно рассмотреть, почему хеймаркетская бомба, брошенная не полицейским провокатором, а самоотверженным революционером, бомба, покончившая с 8 кровавыми псами буржуазии, привела к катастрофе для всего движения.

Желание передовых пролетариев не быть законопослушными рабами, не идти, как бараны, покорно на убой, желание на насилие отвечать насилием, на террор — террором, представляет собой великое начало любой пролетарской борьбы.

Освобождение пролетариата невозможно, пока дух возмущения, непокорности и мятежа не охватит как можно большее число пролетариев. Все попытки руководства пролетарского движения игнорировать этот дух и отворачиваться от него, попытки, вызванные не только чистым пацифизмом и законопослушностью, но и концепциями, согласно которым насилие может осуществлять только рабочий класс в целом, а пока он, как целое, к этому не готов, его революционным элементам можно заниматься только чистой пропагандой, — все такие попытки игнорировать боевые, бунтарские импульсы революционных пролетариев ведут только к тому, что эти импульсы рассеиваются беспланово и бестолково в терроре мести и отчаяния, терроре, не приближающем освобождение пролетариата, но приводящем к непредвиденным движением катастрофам для него.

Героям-одиночкам, действующим по собственной инициативе и собственному вдохновению, революционеры должны противопоставить героев, подчиняющихся интересам всего революционного движения пролетариата, интересам, отстаиваемым пролетарской революционной организацией. Энтузиазм борьбы, жажда мести, готовность на силу буржуазии и ее государства ответить своей силой должны найти соответствующее и достойное место в рамках общей революционной борьбы. Тянущиеся к бомбам революционные рабочие должны встать в рабочие дружины, подчиненные организации пролетариата. Если организация не сможет интегрировать и направить к верной цели боевые революционные стремления передовых рабочих, впав либо в трусливый пацифизм, либо в нерешительную децентрализацию, эти боевые стремления все равно найдут себе дорогу, но при неготовности организации к решительной схватке исход ее будет не в пользу рабочего класса.

Анархисты исходили из своих концепций децентрализации, автономии, федерализма и инициативы индивидов. Мост "защищал анархистскую тактику террористических актов против церкви и государства индивидами по их собственной инициативе, чтобы движение в целом не оказалось под угрозой, если участник такого единичного террористического акта будет схвачен". В результате единичный террористический акт был совершен по собственной инициативе индивида — и движение в целом было разгромлено. Буржуазное государство показало, что оно плюет на законы и юридическую истину. Оно не стало даже искать настоящего бомбометателя, будь им Шнаубельт, Менг или кто-то еще, а использовало подвернувшийся случай, чтобы полностью разгромить революционное крыло рабочего движения.

В тысячу раз было бы лучше, если бы Спайс не давал своего пацифистского приказа, если бы с оружием на площадь пришел не один Менг, а все демонстранты, если бы против полиции встал не одиночка с бомбой, а организованные рабочие дружины. Самое время было для действия Союза военного обучения и самообороны — он ведь и предназначался для таких экстремальных ситуаций! — но на Хеймаркетской площади он блистал своим отсутствием…

После вечера 4 мая последовал разгром. Хотя из лидеров чикагских революционеров в момент взрыва на площади были только Филден и Фишер, которые, стоя на трибуне, очевидным образом бомбу не бросали, а непримиримый анархист Георг Энгель, считая митинг пустой тратой времени, в этот момент мирно играл дома в карты с друзьями, были арестованы все руководители чикагского революционного движения, кроме Альберта Парсонса, сумевшего скрыться, однако в день начала суда добровольно пришедшего на него, чтобы разделить судьбу товарищей. Анархистское движение, при всем декларируемом презрении к закону, пропаганде революционного насилия и военного самообучения, оказалось, благодаря привычке к легальности, культу полной децентрализации и инициативы индивидов, абсолютно неподготовленным действовать в кризисной ситуации и в условиях подполья.

Произошел разгром. В условиях разгула белого, патриотического и контрреволюционного террора даже многие рабочие, испуганные и деморализованные, отшатнулись от передовых бойцов своего класса. По словам историка чикагского рабочего движения Г. Роузмонта: "Одна из печальнейших вещей в этом деле, так это то, как много их товарищей-рабочих — т.е. людей, кто должны были больше всех получить от их самопожертвования, — так быстро отреклись от арестованных, отшатнулись от них, чтобы не быть обвиненными в соучастии. Размах террора был очень велик; и очень многие в обычное время честные и добрые люди дрожали от страха, когда их друзья были лишены свободы и жизни наемниками алчного Маммоны. Конечно, были исключения, но они оставались в меньшинстве, пока волна террора не спала, и чикагцы смогли снова говорить свободно". Что ж, революционеры должны уметь и через это пройти — и "суметь умереть агитационно", как скажет большевик Фурманов, бывший анархист…

На скамье подсудимых сидело 8 человек: Август Спайс, Альберт Парсонс, Адольф Фишер, Георг Энгель, Луис Линг, Сэмюэль Филден, Майкл Шваб и Оскар Небе. Не спасители, сошедшие с небес, не сверхчеловеки, не цезари и наполеоны. Бывший обойщик, а затем редактор рабочей газеты Спайс, печатники Парсонс, Фишер и Шваб, изготовитель игрушек Энгель, плотник Линг, кучер Филден, пивовар Небе. Интеллигентные пролетарии, представители лучшего из существовавших до сих пор типа человека, типа, преодолевшего разделение физического и умственного труда, прообраз человека грядущего коммунистического общества.

Судили не за бомбометание, не за конкретные действия, не за убийство. Судили революционеров за то, что они революционеры, судили за убеждения, за программу. Судья Гэри открыл, что заговор может существовать даже при отсутствии знакомства и фактического сговора заговорщиков, опередив на 50 лет известного сталинского сатрапа Вышинского, которому несправедливо приписывается "заслуга" данного "открытия". Государственный прокурор Гриннел закончил свою обвинительную речь так: "От исхода процесса зависит, будет ли осуждена анархия или будет осужден закон. Эти люди были отобраны… и обвинены, потому что они были вождями. Они не более виновны, чем тысячи, следовавшие за ними. Господа присяжные, осудите этих людей, сделайте из их судьбы образец, повесьте их, и вы спасете наши институты, наше общество".

А вот как говорили подсудимые:

Майкл Шваб: "Мы боролись за коммунизм и анархию — почему? Если бы мы даже молчали, кричали бы камни. Убийства совершаются изо дня в день. Дети гибнут, женщины убиваются непосильным трудом, мужчины падают под тяжестью труда и нищеты — и эти преступления никогда не наказываются законом. Главный принцип существующей системы — это неоплаченный труд. Те, кто накапливает богатства, строит дворцы и живет в роскоши, делают это за счет неоплаченного труда. Будучи так или иначе владельцами земли и машин, они диктуют свои условия работнику. Он должен продавать свой труд задешево, или умереть с голоду. Уплаченная ему цена всегда намного ниже реальной стоимости. Он действует под принуждением, и они называют это свободным договором. Это адское положение дел удерживает его в бедности и невежестве, превращает в легкую добычу эксплуатации… Но мы, анархисты, верим, что близок день, когда рабочий народ потребует свои права".

Сэмюэль Филден: "Это американский вопрос, и близкий контакт между нациями, создаваемый средствами цивилизации, превращает все вопросы, затрагивающие один народ, в вопросы, касающиеся всех народов Земного шара. Что верно об европейском рабочем и предпринимателе, верно и об американском рабочем и предпринимателе, и отношения между обоими классами одинаковы…

В Чикаго дети начинают работать в весьма нежном возрасте. Когда я шел домой очень холодной ночью зимой 1884г., ко мне подошли две очень маленькие девочки и попросили меня проводить их. Я спросил, чего они боятся, они ответили, что какой-то "плохой дядя" предлагал им деньги, если они пойдут с ним. Я спросил их, почему они гуляют в столь поздний час, а они ответили, что не гуляли, а работали в лавке. Дети, оторванные от матери, чтобы заработать себе на жизнь, их отец умер — вот какое было их положение. Цивилизация, которая не хочет и не может помочь вдове, чтобы та не должна была подвергать своих детей таким искушениям, такая цивилизация не заслуживает уважения, а мужчина, который не пытается изменить ее — это не мужчина".

Адольф Фишер: "Анархизм сам по себе не указывает на насилие, наоборот, он означает мир. Но я убежден, что всякий, кто изучал капиталистическое общество и кто не обманывает себя, согласится со мной, что нигде и никогда правящие классы мирно не отказывались от своих привилегий. Анархисты выступают за глубокое преобразование общества, за полное упразднение частной собственности. Но история показывает нам, что даже обычные реформы внутри существующего строя никогда не происходили без использования силы…

Чтобы упразднить рабство в этой стране, потребовалась долгая и жестокая война… На мой взгляд, те, кто верит, что современные рабовладельцы — капиталисты добровольно, без использования силы откажутся от своих привилегий и освободят своих наемных рабов, те, кто надеется на такое чудо, являются плохими мыслителями. У капиталистов слишком много эгоизма, чтобы они прислушались к голосу разума. Их эгоизм столь велик, что они отказываются даже от незначительных уступок…

Как сказали суд и прокурор, смертный приговор имеет целью подавить анархистское и социалистическое движение. Но я доволен, что на самом деле эта мера приведет к прямо противоположному. Из-за нашего осуждения тысячи рабочих станут изучать анархизм, и если нас казнят, мы поднимемся на эшафот с сознанием, что своей смертью мы принесли больше пользы нашему великому делу, чем смогли бы принести, даже если бы дожили до возраста Мафусаила".

Георг Энгель: "…Рабочие могут освободить себя только силой — как и весь прогресс в истории был осуществлен только силой. Мы видим из истории этой страны, что только силой колонисты завоевали себе свободу; только силой было уничтожено рабство, и как должны были быть казнены те, кто агитировал против рабства, так должны быть казнены и мы. Те, кто сегодня отстаивает рабочее дело, должны быть повешены.

…На мой взгляд, анархизм и социализм похожи... Они отличаются только в тактике. Анархисты отказались от предлагаемого социалистами ошибочного пути освобождения человечества посредством выборов. Я говорю: не верьте в избирательный бюллетень, не верьте в выборы, и используйте все средства, какие есть в вашем распоряжении. Именно потому, что мы говорили это, мы находимся на скамье подсудимых — за то, что мы указывали народу правильный путь…

Можно ли уважать правительство, которое дает права только привилегированным классам, а не рабочим? Мы видели недавно, как угольные бароны организовали заговор, чтобы поднять цену угля, уменьшая в то же время заработную плату. Были ли они обвинены в заговоре за это? Но когда рабочие осмеливаются требовать прибавки заработной платы, полиция расстреливает их за это.

К такому правительству я не могу испытывать уважения, и я буду бороться против него, несмотря на всю его силу, всю его полицию, всех его шпионов.

Я ненавижу и борюсь не против отдельного капиталиста, а против всей системы, которая дает ему его привилегии. Мое самое большое желание — чтобы рабочие поняли, кто их друзья и кто их враги".

Луис Линг: "Я повторяю, что я враг существующего строя, и повторяю, что всеми силами, пока я дышу, я буду бороться против него. Я повторяю, честно и откровенно, что я — за использование силы. Я сказал капитану Шааку (Полицейский следователь, в 1889 г. издавший опус "Анархия и анархисты", а вскоре, вместе с несколькими другими высшими чинами чикагской полиции, уволенный из нее за взяточничество и покровительство ворам и сутенерам, — словом, идеальный страж "свободы" и собственности): на ваши пушки мы ответим нашим динамитом. Вы смеетесь, наверное, вы думаете, "уж теперь-то ты не сможешь бросать бомбы", но позвольте заверить, что я умру на виселице счастливым, так как знаю, что сотни и тысячи рабочих, к кому я обращаюсь, запомнят мои слова; и когда вы нас повесите, они — уж поверьте мне! — бросят бомбы. В этой надежде я говорю: я презираю вас. Я презираю ваш строй, ваши законы, вашу удерживаемую силой власть. Повесьте меня за это".

7 подсудимых были приговорены к смертной казни, О. Небе — к 15 годам тюремного заключения. Когда все попытки добиться пересмотра приговора кончились неудачей, Филден и Шваб подали прошение о помиловании. Смертную казнь им заменили пожизненным заключением. Через 6 лет, в 1893г., новый губернатор штата Альтгельд, пересмотрит дело, освободит троих оставшихся в живых и скажет во всеуслышание, что весь процесс был фальсификацией, судебным убийством.

Остальные осужденные отказались просить помилования, потребовав свободы или смерти. Им дали смерть.

Желая и в смерти своей остаться свободным от буржуазного государства, умереть так, как хочет он сам, а не так, как прикажет прокурор и исполнит палач, Луис Линг покончил с собой, взорвав зажатую в зубах сигару, начиненную динамитом, которую смог ему передать друг с воли. Было Лингу тогда всего 23 года.

В прощальном письме своим товарищам из профсоюза типографских рабочих, написанном за 3 дня до казни, Адольф Фишер сказал: "Благодаря великому и святому делу, за которое я умираю, мой путь на виселицу будет легок. Я уже вижу вдали на горизонте зарю лучшей жизни для человечества. День Братства Людей уже близок. В этой надежде и в надежде, что вы будете дружески помнить обо мне, я обнимаю вас всех как товарищей и друзей, жму ваши руки и говорю сердечное прощай. Остаюсь верный вам даже в могиле

Ваш Адольф Фишер".

Уже с петлей на шее он воскликнет: "Это самый счастливый миг в моей жизни! Да здравствует анархия!". Было ему всего 29 лет, оставались любимые жена и дети, и не было в нем, крепком и сильном, как скала, ни малейшей христианской жажды мученичества, но так сумел отождествить он всего себя с самым великим и святым в истории делом освобождения рабочего класса, что не осталось в нем ни капли страха за все то, за что цепляются мещанские душонки, что и смерть свою он рассматривал всего лишь как призыв к пробуждению пролетариата, и пошел на виселицу таким же уверенным шагом, каким шел набирать листовку или выступать на митинге. Пришедшим к нему прощаться плачущим друзьям он сказал, чтобы они не плакали и не скорбели, а продолжили великое дело и довели его до победы, и в случае нужды были готовы умереть за это дело так же бесстрашно. А его, Фишера, оплакивать не стоит, так как он не поменялся бы своим местом даже с самым богатым человеком в Америке… Если бы не появлялись на Земле иногда такие люди, человечество, наверное, давно перестало бы жить.

Их казнили 11 ноября 1887г. В последнее утро попрощаться с мужем пришла жена Парсонса Люси Парсонс с двумя детьми. Ей обещали, что она сможет в последний раз увидеть мужа, а дети — отца, но в тюрьме их гоняли из кабинета в кабинет, пока не заперли в тюремной камере… Люси Парсонс была не просто женой Альберта Парсонса, но его товарищем, товарищем всех погибших героев, самостоятельным революционером, агитатором среди безработных, которым она советовала учиться обращению с динамитом… Она проживет еще долгую жизнь, погибнет на пожаре в 1942г. в возрасте почти 90 лет, до конца своих дней оставаясь непримиримой революционеркой, анархо-коммунисткой…

В последние мгновения своей жизни погибшие за свой класс чикагские революционеры скажут:

Спайс: "Придет время, и наше молчание будет более могущественным, чем наши голоса, которые вы задушите сейчас".

Фишер: "Это счастливейший миг моей жизни! Да здравствует анархия!"

Энгель: "Да здравствует анархия!"

Парсонс: "Могу ли я говорить, о, люди Америки? Могу ли я говорить, шериф Мэтсон? Пусть голос народа будет услышан! О…".

…На похороны пришло 25 тысяч рабочих. Адвокат осужденных, капитан Вильям Блэк, участник гражданской войны 1861–65 гг., либерал, сказал над открытой могилой: "Мы хороним людей, великих в своем самопожертвовании, кто придал виселице славу креста. Они пошли на смерть спокойно и сильно — без дрожи и страха…"

Судебное убийство чикагских революционеров, расстрел бастующих рабочих 3 и 4 мая не были ни первым, ни последним преступлением американской буржуазии против рабочего класса. За этим последовали: нападение шпиков агентства Пинкертона на бастующих сталелитейщиков завода известного филантропа Карнеги в 1892 г., причем забастовщики дали вооруженный отпор; расстрел из пулеметов палаточного городка бастующих шахтеров, выгнанных перед этим хозяевами из принадлежащих компании домов на улицу, на зимний мороз, в Лэдлоу, штат Колорадо, 1914 г., за чем последовала малая гражданская война в штате; расстрел по ложному обвинению пролетарского поэта — ИРМовца Джо Хилла в 1915г.; патриотические погромы 1916-1917 гг. против несогласных с вступлением США в империалистическую войну; антибольшевистские погромы 1919-1920 гг., одной из жертв которых погиб Весли Эверест; казнь Сакко и Ванцетти в 1927г.; разгон ветеранов Первой мировой войны, пришедших в 1932г. в Вашингтон просить обещанное им пособие; вооруженное подавление забастовки сталелитейщиков в 1937г.; убийство полицией около 30 активистов партии "Черные пантеры" в конце 60-х годов; 2 пожизненных заключения борцу за права индейцев Леонарду Пелтиеру и смертный приговор борцу за права черных Мумиа Абу-Джамалю — таковы лишь некоторые из наиболее известных преступлений американской буржуазии. Все они до сих пор остаются неотмщенными, и будут неотмщенными до тех пор, пока не подымится в последний бой на всей Земле, угнетенный пролетарский класс и не свергнет пропитанную грязью и кровью систему…

Что можно сказать еще, кроме того, что наши чикагские товарищи, как и все мученики революции, все еще спрашивают каждого сознательного пролетария: "Все ли ты сделал, что мог, ради свержения кровавого буржуазного строя?". Лучшим средством чтить их память будет, не повторяя их ошибок, жить и умереть, как они, и довести до победы их, наше, самое великое и святое дело — дело освобождения рабочего класса.

Не плачьте над трупами павших борцов,

Погибших с оружьем в руках,

Не пойте над ними надгробных стихов,

Слезой не скверните их прах.

Не надо ни гимнов, ни слез мертвецам.

Отдайте им лучший почет:

Смелее шагайте по мертвым телам,

Несите их знамя вперед.

С врагом их, под знаменем их же идей

Ведите их бой до конца, –

Нет почести лучше, нет тризны святей,

Нет чести, достойней борца.

[Inkeri]

Салют!