Зареванд. Можем ли мы примириться с турком?

[Pandukht]

Зареванд

Можем ли мы примириться с турком?

Зареванд (Завен Налбандян) (1890, Антиохия, б. Османская империя - 1973, Вашингтон), общественный деятель, ученый. Член АРФД. В 1913 г. перебрался в США, учился в Гарвардском и Колумбийском университетах. Известный ученый и изобретатель, работавший, в частности, для армии США. Автор исследований по пантюркизму: «Что планируют турки? – Объединенный и Независимый Туран» (1926), русское издание – 1930 г., английское – 1971 г.; армяно-турецким отношениям: «Можем ли мы примириться с турком?». Перевел на английский эпос «Давид Сасунский».

Edited October 21, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Предисловие переводчика

В этом, 2009-ом году очень уж много говорится о потеплении армяно-турецких отношений. Некоторые, особенно западные, политики и бизнесмены от политики, представляют его как чуть ли не судьбоносно-переменный год в отношениях наших народов. Между тем их восторженно-оптимистические заявления свидетельствуют в первую очередь о практически полном непонимании сути армяно-турецкого конфликта (в том числе и его карабахско-азербайджанского проявления) и незнании его истории. Господа из ЕС, НАТО, США и др. паханы международного уголовно-правового мира предпочитают рассматривать его как возникший по случайному недоразумению конфликт между двумя веками дружившими соседями из-за выгона в 200 кв. м., на котором ничего нет, и не было. Известно – чужую беду руками разведу... Если же иметь в виду, что весь этот балаган с замирением и примирением разыгрывается НАТО и США с Грузией и Азербайджаном ради нефти, газа и их транзита, а Россия флиртует с тем же Азербайджаном по той же причине, все становится ясным.

Об армяно-турецких отношениях, о геноциде нашего народа, в результате чего нас выжили с 9/10 нашей исторической Родины, которая к тому же является Родиной всех индоевропейских народов, тех же англичан и русских в их числе, выбросили на обочину цивилизации, лучше классиков армянской политической мысли – Шагана Натали и Зареванда, не скажешь. В свое время я перевел и поместил в интернете работу Шагана Натали «Турки и мы». Она заинтересовала многих, а в Москве ее даже издали отдельной книгой. Ее читают, и будут читать всегда. Работа Зареванда из того же ряда. Надежды на то, что ее прочитают бизнесмены от политики, конечно же, мало, но остальным интересующимся она объясняет многое, и многим, может быть, станет понятно, почему наша рука, протянутая для пожатия турку, осталась в воздухе. Отрубить ее, согласно своему обычаю, турки уже не могут, как бы ни хотели, а поцеловать и приложить ко лбу – не хотят тем более.

Классики - потому и классики, что сказанное ими актуально всегда. Не составляет исключения и Зареванд. Его работа настолько важна, настолько сейчас актуальна, что не будь известна дата ее публикации, никто не усомнился бы в том, что написана она - сегодня.

Перевод выполнен по ереванскому армянскому изданию 1997 г.

Раздан Мадоян

Edited October 21, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Проснитесь - кто спит,

Кто проснулся – вставайте,

Кто встал – беритесь за оружие!

«Давид Сасунский», армянский эпос

Два крупных события последних пяти лет – захват Армении российской советской властью и Лозаннская конференция, на которой великие державы, «наши союзники», заключили без нашего участия мир с Турцией, составляют историческую основу нашей политической жизни и политической мысли. С фиксацией этих двух фактов не только переворачивается значимая и тревожная страница нашей современной истории, но и завершается период политического взросления армянского народа – период политической наивности и невинности.

За ним следует период разочарования.

Собственно говоря, период нашего разочарования в международной дипломатии начинается вовсе не с Лозаннской конференции. Он начинается с Берлинской конференции, по возвращении с которой Отец всех армян Католикос Хримян поведал свою образную и поучительную притчу о железном черпаке и котле с кашей и песни Нарбея: «Нет, не надейтесь на чужих».

Тем не менее, целых полвека нашей бурной и тревожной политической жизни армянский народ, словно заговоренный злой волей, никак не мог выйти из заколдованного круга надежд и обманутых ожиданий.

Целых полвека все те же иллюзии тешили нас и толкали к смертельной пропасти.

Тысячи раз мы убеждались в том, что нет надежды на чужих, и продолжали надеяться на благосклонность великих наций, верить им, от них ожидать нашего спасения.

Справедливо, что в эти самые полвека появилось и развилось самое светлое, самое главное явление нашей новейшей истории – Армянская революция. Неоспоримо, что в течение последних сорока лет немногочисленные группы нашей героической молодежи, видя единственное наше спасение в обращении к оружию, вели войну за жизнь нашего народа против турецкой диктатуры.

Однако это обстоятельство, насколько бы светлым оно ни было с точки зрения возрождения армянского народа, не изменило реалий - того, что для подавляющей части нашего народа путеводной полярной звездой к спасению оставался чужак-«христианин» - «англичанин» или «дядя» (русские – Р. М.).

Даже сами руководители этого движения, даже сам рядовой гайдук-фидаи держал одно ухо обращенным к Европе, чтобы знать, как там откликаются выстрелы из Мосина (винтовка системы Мосина - основного оружия армянских гайдуков – Р. М.) или взрывы динамита...

Так было вплоть до вчерашнего дня.

В Лозанне самым упрямым и недальновидным со всей очевидностью проявились родные для «западных цивилизованных народов» хищные ястребиные черты – черты соперничающих друг с другом бизнесменов. В очередной раз армянская кровь стала предметом неприкрытого торга. На сей раз во главе группы организаторов преступного аукциона стояла родина великого Вильсона, с которой мы связывали столько наших надежд.

С другой стороны, уничтожение независимости Армении и раздел территории нашей небольшой республики между нашими вековыми хозяевами окончательно разрушил нашу последнюю надежду и опору, развеял многолетнюю иллюзию – веру в Россию. Надежду на спасительную роль «великого русского народа» в деле нашего освобождения.

***

Лозанна, однако, оказала нам неоценимую услугу (здесь и далее выделено автором – Р. М.) – она грубо, но без экивоков объявила нам, что надеяться мы можем только на самих себя.

Вопрос выживания человека, оставшегося без посторонней помощи и средств, сразу упрощается, хоть и становится более трудным, смертельно опасным.

И это уже большое преимущество.

Знать все препятствия на дороге, которую предстоит пройти, все ущелья, скалы, подъемы и повороты на ней, хоть и ужасно, но благотворно. Путник, заранее надеющийся единственно на свои силы, становится предусмотрительным и рассчитывает каждый свой шаг.

Любая окончательно определенная задача уже решена наполовину.

Корыстное и вероломное отношение международного сообщества к нашему Суду (имеется в виду Ай Дат – Армянский вопрос – Р. М.) способствовало, таким образом, созданию драгоценного для нас предварительного условия нашего успеха.

Мир заявил нам ясно и недвусмысленно: не надо уповать на других, каждый народ руководствуется собственным интересом и использует свои собственные средства для достижения и отстаивания этого интереса.

И вот – после боли и ошеломления от полученного удара армянская политическая мысль начинает приходить в себя и смотреть по сторонам в поисках нового решения Армянского вопроса, вопроса физического и политического существования нашего народа, вопреки заявлениям исметов (Исмет Иненю – первый премьер-министр кемалистской Турции – Р. М.) и чичериных (нарком иностранных дел в советской России в 1918-1930 гг., руководитель советской делегации на международной конференции в Лозанне в 1922-1923 гг. – Р. М.), все еще нерешенного, актуального как никогда – для нас.

После журнальных и газетных статей тут и там уже начинают появляться брошюры и книги, в которых делаются попытки подробного анализа и переоценки ближайшего прошлого и вырисовываются очертания армянской национальной политики.

Явление это весьма значимо: армянин отвратил свой взор от чужих и пробует сам разобраться в своих отношениях с соседями и проложить свою дорогу в будущее.

И – странное явление! – в новейших исканиях армянской политический мысли в качестве наиболее значимого тезиса появляется стремление к примирению – с турком!

С нашим противником, с «самым опасным и страшным врагом»!

Словно бы и не существовало вчерашнего кровавого прошлого. Словно бы и не существовала Армянская революция – и породившая ее взбунтовавшаяся душа; словно армянский народ, жестоко обманувшийся в своих ожиданиях, склонив голову, обратился к рабскому идеалу своих отцов: «Будь покорен врагу своему».

Насколько бессмысленна и бессердечна история. Значит, зря было пролито столько крови, пролито во имя лжебога...

Но нет! Не был лжебогом тот, кто возглавил самоотверженных армянских гайдуков, тот, на чей алтарь принесли себя в жертву тысячи и тысячи! Освободительная война народа не может быть ложной.

И не правовые измышления разрывают цепи плененного народа.

***

Кажется, что уроки Лозанны мы восприняли только наполовину.

Восприняли в той мере, что обратили свой взор с Запада на Восток, поближе к нашему окружению, и обрели – наконец-то! – понимание географии.

Однако, кажется, клеймом проклятия на лбу нашего народа выжжено это стремление – мы снова надеемся на чужих, и снова в наших двух извечных врагах ищем свое спасение.

Словно мы навечно обречены, спасаясь от Харибды, попадать к Сцилле. Словно для нас свобода, осуществление политических чаяний означает всего лишь смену «хозяина и защитника». Словно для нас изменение политических чаяний в лучшую сторону означает всего лишь изменение политической ориентации. Даже лучшие из нас, хоть и отряхнули с ног своих прах раболепия, не освободились от психологии сателлита, приспешника.

***

Пестра по составу армия наших примиренцев.

Вертикальный срез от верхушки армянского народа до его широкого основания покажет, что в этой армии есть представители всех слоев, если только можно назвать армией толпу людей, сложивших свое оружие, поднявших белый флаг и бегущих в плен.

Есть в этой армии и чужие, неармяне – наемники или добровольцы, своекорыстные или искренние. И все кричат: «Забудем прошлое, грех помнить, бесполезно, вредно...»

«Простим!» – проповедует миссионер, для которого похищенные армянские девы и женщины – своеобразные апостолы христианства, посланные в гаремы по непостижимой воле Господа. Миссионер, для которого кровь миллионов армянских мучеников является ниспосланным Богом благотворным дождем, призванным оросить иссохшую почву в сердцах героев и подготовить ее для сеятелей Иисуса.

«Простим!» – спешит откликнуться священник, для которого кредо нашего движения последних пятидесяти лет - «В одном лишь оружье спасенье армян!» - является тем непростительным и смертельным грехом, за который мстительный и злопамятный Библейский Бог наказал не одних только провинившихся, но и, по своей доброй и милой привычке, их потомков до седьмого колена – и вместе с ними весь невинный народ.

Священник, который апостольскую веру наших революционных проповедников и мученические жертвы борцов за свободу изначально считает выражением «сумасшедшего и своенравного духа». Который всеми доступными средствами постарался уничтожить вольнолюбивые устремления нашей молодежи. Который постоянно советовал одно и то же – не противиться злу, подставить другую щеку ударившему по одной, просящему куртку отдать еще и рубаху.

Священник, который понимает только одну национальную политику – молиться и призирать сирот, ожидая появления новых.

Который в своем стремлении не отставать от миссионеров с истинно христианским рвением организует сбор пожертвований для сирот... турецких.

«Будем умны и осмотрительны», - говорят последние представители старого консерватизма. «Будь мы в свое время умны и осмотрительны, не случилось бы всего этого. Мы тогда говорили-говорили – не послушала нас молодежь. Да что уж теперь – прошлого не воротишь, сделанного не исправишь, излишне говорить об этом. Хоть теперь будем знать свое место, будем сидеть помалкивать, научимся ладить с сильными мира сего. Брось собаке чего она хочет, пусть убирается, а если сможешь обманом и лестью урвать у нее кусок - то и слава тебе».

«Это и есть мудрость слабого», - победно заключает хаджи ага.

И ведь не только прощают и забывают, но и кричат: «Да здравствует Турция!» те, кто «ни во что не вмешивался» на протяжении всей своей бесполезной жизни. Те толстосумы, у которых армянскими остались только что фамилии, а сами они давно уже граждане всемирной империи денег. Те, что еще надеются всесилием своих денег и «политическим» красноречием умиротворить турка, вернуться туда, где родились – единственное понимание родины в их жалких душах – и вновь стать хозяином своего «брошенного имущества».

Турок же не хочет и не в состоянии скрывать своей брезгливости к этим людям. И не успев даже переварить данные ими торжественные обеды, прилюдно обзывает их «էտեպսիզ էրմենի» – «бесстыжие армяне».

Особенно усердно забыл вчерашнее прошлое армянин-большевик, считающий армянин и турка равными жертвами буржуазного империализма. Армянский большевик, целиком и по доброй воле сознательно забывающий вчерашнее ужасное прошлое армянского народа и, в частности, турецких армян.

Армянский большевик, чье жалкое сознание, запутавшееся в «-измах», неспособно понять и принять даже само существование в сердце армянского народа проблемы «прощать - не прощать» «трудящихся турецких братьев».

Ведь, по его убеждению, два народа веками жили в дружбе и согласии на турецкой (!!!) земле. И лишь безграничная глупость армянского народа сделала его орудием в руках великих империалистических государств... Ведь армянский народ своей глупостью нанес не меньше вреда - как политического, так и физического - турецким трудящимся.

И армянский большевик, взяв в руки московский кнут, бичует многострадальное прошлое нашего народа. Бичует с удовольствием, со свистом опуская его на наши открытые раны, безжалостно, беспрерывно, неутолимо... Кажется, только тогда пройдет его большевистская ярость, когда все замученное армянство, окровавленные призраки миллиона жертв, встанут из своих могил и смиренно попросят прощения у турок.

Для них и им подобных, конечно же, нет, и не может быть вопроса «прощать - не прощать» или «примириться – не примириться».

Это мы должны проклинать все наше прошлое и то движение, которое с непростительным святотатством прозвали революционным.

Это мы должны все неописуемые турецкие зверства полностью приписать буржуазным дипломатам и ставшим игрушкой в их руках армянским националистам. Это мы должны протянуть руку туркам и побрататься с ними.

Однако трезвый и хладнокровный наблюдатель удивится: разве не турок, участвующий в Интернационале народов Востока, созванного в Баку под председательством Зиновьева, захватил принадлежащие армянским крестьянам земли и устроил резню в Алексадрополе? Тот товарищ турок, которого с развернутыми флагами приветствовало армянское население Александрополя во главе с бесстыжей армянкой?

Было ли когда-нибудь в Турции правительство, чьи руки не были бы обагрены армянской кровью? В чем, в совершении каких зверств «республиканское, сочувствующее коммунистам и борющееся против мирового империализма» правительство кемалистской Турции отстало от своих предшественников?

И разве когда-нибудь какие-нибудь массовые преступления, зверства, совершенные в Турции, совершались одним лишь правительством, его солдатами и жандармами?

Было ли когда-нибудь, чтобы весь турецкий народ, как один человек, с воодушевлением, любовью и страстью не предавался погромам и грабежу...

Однако армянский большевик отрекается от этих фактов. А если признает, все равно, по мнению армянского большевика, важно лишь то, что мы своим «авантюризмом» растравили турок.

Армянин не имел права стремиться к свободе! Армянин не имел права восставать против насилия и грабежа! Он не имел права стремиться к освобождению от турецкого ярма!

Индиец имеет право на освобождение и борьбу против английского ярма. Правы и справедливы марокканец, алжирец, тунисец, египтянин в своей освободительной борьбе против грязных буржуазных испанцев, итальянцев, французов и англичан. Священна борьба арабов против иноземного ига. Все они имеют право на революцию, все – кроме армян.

Армяне – контрреволюционеры.

Такова правоверная большевистская справедливость.

Потому что национальные стремления являются препятствием международному братству и Всемирной революции.

Потому что Родина и нация – буржуазные предрассудки, которые мутят чистое пролетарское классовое сознание.

Поэтому родина коммуниста – весь мир, и человечество – его национальность.

Из этих общих принципов армянский большевик делает один практический вывод – армянин является препятствием для интернационального братства, и он должен свои права и интересы принести в жертву другим народам Востока. Он должен быть сожжен на алтаре всемирной революции!

«Да победит всемирная революция, пусть и на развалинах Армении!..»

Это их убеждение.

Потому что армянский коммунист не заинтересован в армянской революции и в освобождении армянского народа. Он идет в авангарде русского коммунистического империализма на ближневосточном фронте и преданно исполняет доверенное ему дело. И пока коммунистический империализм, родной наследник империализма царского, будет оставаться другом Турции, армянский большевик будет осуждать стремление армянского народа к освобождению, будет оставаться верным идее братства с турком и всячески стараться внушить ее армянскому народу.

Именно поэтому обвинения в национализме обращены не к обеим сторонам, а только к нам.

Это нам приказывают душить свои чувства. Уточнения линии границы всегда делаются за наш счет, нам во вред.

Однако в тот день, когда испортятся отношения России с Турцией, нас опять погонят на турок именем все той же Всемирной революции. А когда требования Всемирной революции заставят Красную армию перевести свои «армянские» части в другое место, на крайний Запад или крайний Восток – все равно куда, подальше от нас, мы опять останемся перед турком безоружные и беззащитные.

Тогда на сцене появятся пропагандисты и последователи уже других «-измов» и обвинят нас в служении колонизаторским стремлениям коммунистов.

Когда мы, наконец, перестанем воевать для других и за других?

Edited October 22, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Когда мы наконец научимся говорить жрецам чуждых нам «–измов», принуждающих нас к нечеловеческим жертвам: «Если счастье всего человечества должно состояться ценой нашего уничтожения, пусть пропадет пропадом такое человечество. Мы имеем столько же и такие же права на существование и на счастье, как и любой другой народ».

Однако необъяснимо появление под белым флагом тех, кого никогда там не было и быть не должно. Психология пораженчества и вымаливания мира начала проникать и в высшие круги армянской интеллигенции.

И это беспокоит намного больше.

***

Наша освободительная борьба закончилась поражением. Европа и Америка предали нас. Половина турецких армян вырезана и погибла, остальные стали беженцами и им нигде нет места. Ни одна страна не хочет принять их, даже их собственная родина. Мы потеряли и свою независимость, а наш традиционный «северный защитник» заигрывает с нашим палачом и добивается его благосклонности за наш счет.

Мы сегодня одни в целом свете; нас мало, мы бессильны и обескровлены.

Что мы должны делать?

«Нам остается только один выход для спасения, - вещает любитель примирения, – договориться с турками».

Посмотрим, однако, можем ли мы примириться с турком, а если не можем, есть ли иной путь к спасению.

Для начала узнаем настроение армянского народа.

Армия сторонников примирения, как уже было сказано и показано, включает представителей всех слоев населения.

Однако это пестрое сборище вовсе не отражает настроения армянского народа и его политической мысли. Представляет оно, в лучшем случае, одно только меньшинство, способное говорить и держать перо.

Великий немой, огромная и основная масса армянского народа, лишенная средств выражения своих чувств и идей, так не думает и так не чувствует.

Только мы произнесли слово «чувствует», и вот – встают люди и начинают советовать нам произвести какие-то анатомические изменения: сердце поместить в голову, на место мозга, или мозг переместить в сердце – все равно.

За добрый совет приносим свою благодарность, но сердце, нравится нам это или нет, неотделимая и неперемещаемая часть нашего тела.

Никто не свободен от его влияния, и менее всего – наши примиренцы.

Факт этот сам по себе не очень страшен. Двигатель любого большого, как индивидуального, так и коллективного дела – чувство. Что останется от патриотизма, героизма, альтруизма, если мы исключим оттуда чувство? Что останется от общечеловеческих идеалов, если мы исключим оттуда любовь к человечеству? Вряд ли кто-либо решит стать революционером в результате хладнокровного расчета. Вряд ли один лишь расчет, сам по себе, уведет кого-либо в горы, в гайдуки, к сомнительной жизни и верной смерти. Вряд ли руководствуясь хладнокровным рассудком, можно добровольно и радостно идти на виселицу.

Чувство – вот что совершает такое чудо!

Что же заставляет наших примиренцев браться за перо и становиться новоявленными апостолами, если не то же самое чувство. Ведь ими двигает любовь армянского народа и ненависть чужого деспота.

При данных обстоятельствах, когда нет ни конкретных фактов, ни даже логически обоснованной вероятности согласного сотрудничества восточных народов, чувство подвигает наших политологов строить на песке замки под названием «Восток для людей востока».

Что реалистичнее: видеть существующие ненависть и опасность или представлять несуществующие любовь и согласие? Путать созданные нашими благими пожеланиями иллюзии с суровой и грубой действительностью – это реалистично? Нет, конечно!

Было бы понятно, если бы нам сказали: «Наши чувства верны, ваши – нет». Но соглашаясь с тем, что негоже чувствам давать взаимоисключающие тон и направление нашей политике, мы не можем быть согласны с теми, кто источником ошибок считает сами чувства и говорит о них с фальшивым пренебрежением.

Наши друзья, говорящие от имени армянского народа, пусть предоставят нам перевод его чувств, его понятий.

Есть ли хоть один армянин, в чьем сердце не было бы раны от турецкого ятагана? Есть ли хоть один армянин, чей отец, мать, брат, жена или невеста, чей друг или родственник не стали бы жертвой турецкого сброда? Как можно и возможно ли забыть все это? Как можно простить, как можно пожать эту отвратительную руку, обагренную кровью твоих родных?

Ярость по отношению к преступлению есть самое естественное из чувств.

Насколько естественно чувство любви и благодарности к добру, настолько же естественны чувства ненависти и мести ко злу.

Ярость по отношению к преступлению есть самое высокое из чувств.

Только слабые духом могут смириться с преступлением и его последствиями. Мужество восстать против зла ... само слово говорит о том, как должен вести себя мужчина.

Однако месть – это не только простое стремление отплатить злом за зло.

Месть – это восстановление справедливости. Во многих европейских языках vindication – месть означает победу справедливости. То же и в армянском - слова месть и справедливость синонимы в нашем классическом языке.

Наша ярость против преступления, таким образом, не только естественное и высокое, но и справедливое чувство.

Однако мало чувствовать.

Нужно осуществлять справедливость.

Если достоин презрения фарисей, призывающий к благочестию, но сам ему не следующий, тем более презрен тот «борец за справедливость», кто оставляет зло и преступление без наказания.

За добро должно быть воздано добром, а зло должно быть наказано; это два равноценных и взаимодополняющих моральных постулата, и ни один из них не может быть полноценным без второго.

Наказание преступления, даже если и не исправит преступника, может предотвратить рецидив и стать уроком другим.

В течение многих веков месть была единственной защитой от социальной несправедливости и безвластия и сейчас еще является одним из самых действенных способов предотвращения преступления. Карающий закон является порождением идеи мести – это историческая реальность. И там и тогда, где и когда нет карающего закона, либо он не действует на преступника, месть исполняет свою древнюю и священную функцию.

Так обстоит дело и в нашем случае.

Наши требования справедливы. Совесть человечества давно уже сказала свое слово об этом. Давно уже турок сидит на скамье подсудимых в этом верховном суде и осужден как величайший человекоубийца.

Однако исполнение приговора оказалось невозможным, невозможным оказалось и восстановление наших прав законным путем, ибо человеческое общество еще слишком неорганизованно, и члены его не единодушны, а преследуют свои, отличные от других цели.

Итак, в этом хаосе международного безвластия, когда нефтяной поток уносит последние остатки совести правителей и правительств, кто имеет естественное право требовать приведения в исполнение забытого приговора, кроме как сама жертва?

«Если и в этот раз с армянами обойдутся несправедливо, я не стану обвинять их, если они все станут нигилистами и потребуют ответа у всего мира и своих палачей».

Так заявил во время войны, узнав о геноциде армян, известный церковный деятель Бельгии Cardinal Mercier.

Настолько очевидны были наши страдания и настолько естественно наше право на справедливость в глазах каждого честного человека.

И что же мы имеем сейчас?

Edited October 22, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Мир не только не наказал преступника, но и позволил ему отобрать у нас то немногое, что еще оставалось, то, что мы сохранили сверхчеловеческими усилиями и жертвами - позволил турку наложить свою кровавую лапу на нашу новосозданную небольшую республику и оторвать от нее то, что составляет нашу плоть и кровь. В очередной раз мир со своим обыкновенным цинизмом наблюдал за тем, как рвут на части раненое тело армянского народа.

Турок должен быть наказан со всей строгостью, чтобы ни разу больше не осмелился повторить свои преступления – в этом предупредительное значение наказания.

Чтобы иметь возможность подумать над содеянным, нужно, чтобы он в душе своей почувствовал ужас смерти. Пока он на собственной шкуре не почувствует ужас мучений, он не перестанет мучить других. Такова природа человека, такова, в особенности, психология полудикаря.

Единожды пережитый горький опыт лучше тысячи нравоучений. В этом благотворная роль наказания.

Наконец, в том, чтобы все усвоили – преступник не может оставаться безнаказанным. В этом поучительная роль наказания.

Но даже если от мести не будет никакой пользы, она не перестанет быть справедливой.

Месть не имеет абсолютно никакой другой цели, кроме наказания за совершенное преступление. Кроме удовлетворения раненого честолюбия растоптанной справедливости.

«Что было, то было, чего уж теперь...» – людям с такой психологией необходимо ответить словами Канта: «Даже если гражданское общество решит самораспуститься с согласия всех своих членов, подобно тому как жители острова решат разъехаться, перед этим надлежит казнить последнего находящегося в тюрьме убийцу».

«... Ибо если исчезнут справедливость и право, человеческая жизнь на земле не будет иметь никакой ценности».

Это и называют наши примиренцы животным инстинктом и психологией толпы.

Но пусть не пробуют они быть адвокатами турка и смягчать его ужасные зверства, оправдывая их его бескультурьем.

С каких это пор бескультурье становится достаточным основанием для оправдания преступления?!

Любой совершеннолетний человек, любая, даже минимально цивилизованная нация достаточно «культурны», чтобы знать: грешно «воровать, прелюбодействовать, убивать».

Если у турка нет даже следа элементарной цивилизованности, если у него нет понимания даже этих элементарных моральных понятий, почему мы должны страдать от этого? Если он дикарь, какой смысл применять к нему моральные законы, написанные для цивилизованных людей? Почему не относиться к нему так, как относятся не только к бескультурному дикарю, но вообще как к дикому зверю?

Если дикость достаточное оправдание зверствам, зачем уничтожать волков? Наоборот, необходимо относиться к ним с пониманием и прощать им. Нужно молиться, чтобы раскрылись у них глаза, и они поняли неправедность своего поведения. Нелишне и прочитать над ними Евангелие или «Капитал» соответствующим мягким голосом (автор имеет в виду известную армянскую пословицу: «Волку читали Евангелие о любви к ближнему. Тот сказал: «Кончайте скорее, отара за гору уйдет, не смогу догнать» – Р. М.).

И именно эти методы наши примиренцы – от священников до последователей философии исторического материализма – хотят применить к туркам.

Они будут напоминать нам, что человек и зверь не одно и то же? Они станут говорить о несоизмеримой ценности человеческой жизни?

Тогда что они думают о ценности жизни армянина?

Если зверство имеет какую-либо связь и отношение к ценности жизни и праву на жизнь, конечно же, жизнь турка-зверя должна быть менее ценной, чем жизнь армянина и, значит, турок имеет меньше прав на жизнь, чем армянин.

Неверно думать, что турок не понимал сути творимого им зверства. Понимал! Об этом свидетельствуют его законы. Однако для достижения своих целей – грабежа, насилия, особенно реализации политических программ – турок без угрызений совести грабил и убивал своего векового соседа.

У турка нет даже тех смягчающих и оправдывающих оснований, какие есть у зверя.

Нельзя сравнивать поведение неразумного и безответственного зверя, диктуемое его природным инстинктом и жизненными потребностями с сознательными, расчетливыми и систематическими, продуманными массовыми преступлениями турка.

Турок знал, что убийство – преступление, и - убивал.

Он знал о последствиях своего деяния, и - не раздумывал.

Он спланировал и осуществил свое преступление сознательно и с полным осознанием последствий.

И сейчас он смотрит на кровавое дело рук своих без сожаления, с самодовольством, удовлетворением и гордостью, и цинично насмехается над нашим горем.

Все это ставит турка перед юридической и моральной ответственностью за содеянное.

И ОТ ЭТОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ОН НЕ УЙДЕТ!

Это убеждение жертвы по отношению к палачу.

Edited October 21, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

***

Однако насколько бы велика ни была наша боль, насколько бы сильно ни было наше чувство справедливости, насколько бы яростно ни было наше чувство мести – они не могут сравниться с ненавистью, лелеемой к нам турком.

Ненависть палача к жертве - бессмысленная, безрассудная, но насколько реальная!

Это чувство, превращающее разбойника в преступника, а преступника – в сумасшедшего маньяка, многократно умножающее его преступления и делающее их все более и более изуверскими и страшными.

Преступник ненавидит свою жертву, потому что она всегда напоминает ему о преступлении.

Преступник ненавидит свою жертву, потому что ужасается ее мести.

Турок искренен в своем часто выражаемом желании «забыть прошлое». Но он не в состоянии ни сам забыть недавнее прошлое – осуществленный им геноцид армян, ни поверить, что о нем забудет его жертва. Каждый судит о других по своим меркам. Турок знает, что он на нашем месте не забыл бы и не простил. Поэтому и не ждет, что мы простим и забудем. Любое свидетельство дружелюбия с нашей стороны он воспринимает как притворство, как ложь.

Верно, что с притворным и напускным дружелюбием он постоянно требует от нас забыть и подружиться с ним. Однако будьте уверены – чем больше мы стараемся доказать наше незлопамятство и доброжелательность, чем больше повторяем, что все забыли и готовы на все ради нашего существования, тем с большим недоверием и подозрительностью он к нам относится.

Торопливые обращения от вражды к дружбе внушают только подозрение. А демонстрация беспомощности – одно чувство презрения. Зря мы будем стараться душить в себе нашу ярость и слезы, и протягивать турку руку. Зря будем стараться произносить беспомощные фразы о добрососедстве и любви. Он будет все более и более требовательным к положительным проявлениям искренности и верности. Он будет хотеть, чтобы мы в доказательство отказались от всех наших прав, даже от того немногого, что у нас осталось, уступили даже само право на наше существование.

И когда мы окончательно окажемся у его ног, порабощенные, превращенные в ничто как нация, он потребует еще доказательств... потому что будет бояться даже армянской пыли у себя под ногами.

Такова психология деспотов-преступников.

Одним словом, даже если мы простим турка, он нас не простит...

Случай с нашим вековым притеснителем и палачом клинический, его можно излечить только оперативным вмешательством.

А у нас другой диагноз – паническая деморализация.

События последних пяти лет еще более усугубили психологическое состояние двух народов.

Турок уже вышел из состояния подавленности, страха, готовности к уступкам, в котором пребывал первые годы после заключения перемирия.

Это уже Кемаль – изгнавший французов из Киликии, союзников – из Стамбула, сбросивший в море греческую армию, победитель Армении. Это союзник России, знаменосец освобождения трудящегося Востока. Этот тот турок, который на конференции в Лозанне почти заставил все великие державы принять его условия и сегодня стоит перед Англией с высокомерным видом, торгуясь из-за Мосула.

Турок, который осмеливается считать неприемлемыми для себя даже решения Лиги наций, если они ему не по нраву.

Насколько серьезные у него основания для такого поведения, насколько оправдана такая исключительная наглость, бесславно или со славой она завершится - ответы на эти вопросы выходят за рамки нашей работы. Мы не занимаемся предсказанием будущего, а всего лишь рассматриваем реальное настоящее.

Мы должны признать тот факт, что Турция потребовала в ареопаге международных переговоров заставить замолчать дрожащий голос армянских требований и, действительно, добилась своего. Турция потребовала убрать со стола международных переговоров документы и соглашения по Армянскому вопросу и выбросить их в мусорную корзину. И международная дипломатия выполнила его требование.

Значит, первое, что мы должны иметь в виду – это психологию турка. Психологию, которая сформировалась в Турции благодаря народному движению против внешнего мира, что усилилась и укрепилась благодаря легким победам.

Эта психология никоим образом не может способствовать развитию в турке доброжелательства, понимания, чувства уважения.

Напротив.

Если турок осмелился противостоять сильным мира сего, имеющим огромные армии и флоты за своими ласковыми или угрожающими речами, почему в отношениях с армянами он должен проявить понимание и готовность к компромиссам? Почему он должен идти на добровольную жертву? Что мы представляем, в чем наша сила?

Значит, эфемерна надежда сладкими речами или пустыми угрозами привести высокомерного турка, опьяненного своими военными и дипломатическими успехами, к зеленому столу примирения.

Турок не только от всего сердца ненавидит нас, но и презирает.

Моральному хребту уже побежденного армянина – его самоуважению как человека и как нации – нанесен ошеломительный, смертельный удар.

Кажется, для всего мира слова «армянин» и «резня» стали синонимами. В представлении неосведомленного и зачастую необразованного чужака-иноземца армянский народ является трусливым стадом лишенных мужества и чести людей, неспособных защитить хотя бы даже из простого животного чувства самосохранения свою жизнь и свой дом, свою жену и детей, которого только режут, а сам он умеет только плакаться и нищенствовать. Чужак хладнокровно и безжалостно заключает, что если весь народ способен проглотить такое бесчестье, веками терпеть и сносить резню и издевательство, должен окончательно потерять чувство человеческого и национального достоинства и самоуважения, а посему достоин только презрения.

Несправедливо, очень несправедливо такое отношение к нам, но это – жестокая реальность. Ее необходимо изменить, и никто кроме нас, даже когорта Олимпийских богов, не в силах это сделать.

Но и это не все: есть нечто более страшное, приводящее в большую ярость... Подойдите к армянскому богачу, обратитесь к нему от имени вдов и сирот – он услышит только «резня» и «грабеж» и швырнет вам в лицо несколько долларов... На такую просьбу откликнулся бы любой сердобольный человек, однако же, не столь грубо и с сердечным участием.

Но попробуйте подойти к нему же с предложением принять хоть какое-то участие в организации самообороны, освобождении армянского народа, решении армяно-турецкого вопроса, воздаянии туркам за содеянное, помощи в войне за само существование армянского народа... легче найти воду в пустыне, чем понимание от наших богачей.

Кто тот Моисей армянской чести, армянского мужества, знающий тайну добычи воды из этих скал?

Они понимают грабеж, насилие, депортацию, но отвечать ударом на удар – выше их понимания!

Появление такой философии среди поверженного, растоптанного, брошенного миром на произвол турка, побежденного в неравной борьбе, обескровленного и обессиленного народа - понятно и объяснимо.

Однако спасение не в объяснении, а в излечении.

Даже с богатырями случается беда. Даже у них увозят Елену. Лишь тогда будет Менелай достоин презрения, когда проглотит обиду и примирится с бесчестьем.

Купель, наполненная кровью наших бесчисленных жертв, оказалась, вероятно, неспособна возмутить наши души... Нам нужна новая купель...

А до тех пор армянин не сможет говорить с турком на равных, не опуская покорно взора, с чувством самоуважения, основанного на уверенности в своих силах, и не сможет занять достойное место среди народов.

Только после того, как слепая ярость турка и его силы разобьются о несокрушимые скалы армянского сопротивления и иссякнут, он будет способен к спокойному и уравновешенному диалогу с нами.

Только понимание хотя бы частичного возмещения нам наших потерь понесенным от нас ущербом принесет мир в его душу и уверенность в наших добрых намерениях. Может быть, даже появится и толика симпатии к нам...

Бесспорно лишь, что только в этом случае турок будет уважать нас, нашу жизнь и имущество и наше право на независимое существование под Божьим небом, на земле наших предков.

И только тогда наступит самый желанный день в нашей новейшей истории, день настоящего чуда – возрождение мужественного армянского духа, его освобождение от рабства, восстание из мертвых!

Наступит ли этот день, и если да – то когда? Одно только мы знаем точно: этот день придет, и придет уже скоро!

Только мы можем осуществить это. К этой цели мы должны стремиться, все вместе.

Edited October 21, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

***

«Знаю, - поспешит ответить примиренец с высочайшим хладнокровием порфироносного судьи, - знаю, насколько велика пропасть вражды и ненависти между вашими народами. Знаю, какова ваша боль и как велико чувство мести в сердце каждого армянина. Но политический деятель должен быть в силах победить чувства и предрассудки, и стать выше настроений толпы».

Для усиления доводов примиренцев согласимся и мы, что когда стоит вопрос о физическом существовании народа, необходимо отказаться от чувств; голос совести, достоинства, даже справедливости должен смолкнуть и должны прекратиться призывы к мести.

Все это верно и справедливо, и мы со всем этим согласны.

Мы также сознаем обязанности трезвого и дальновидного политика и умеем заставить замолчать наши чувства всякий раз, когда этого потребуют высшие интересы народа.

Уметь в нужное время поступиться чувствами - тоже признак патриотизма.

Но мы готовы и согласны на большее: мы готовы проглотить осуждение и упреки. Мы не призываем вслед за поэтом:

«И если дети наши вдруг забудут это зло,

Пусть осудит их весь мир». (А. Агаронян. Песня слепого ашуга – Р. М.)

Не страшно, если наши дети постараются забыть причиненное зло; так и мы не забыли ли зло, причиненное Чингизом, Тамерланом, Алпасланом, шахом Аббасом...

Что же касается мирового сообщества – лживого, аморального сообщества – то его осуждение для нас гроша не стоит. Пусть говорят про нас что хотят.

Вандалами назовут нас или цивилизованными, палачами или жертвами, дьяволом или ангелом – нам все равно!

Как только нас не хвалили, как только турка не обзывали и не осуждали... когда это было им выгодно. Когда же настала критическая минута и надо было рассчитаться с палачом, все, абсолютно все отвернулись от жертвы и, наступая друг другу на пятки, кинулись пожимать кровавую руку палача. Осуждение всего мира... да плевать и на этот весь мир, и на его осуждение, и на его похвалу!

Общественное мнение мира дипломатов, банкиров, мира, танцующего под дудку желтой прессы и с готовностью предлагающего себя всякому, кто предложит хоть какую-то цену, достойно только презрения!

Не для увековечивания в сердцах будущих поколений ненависти к туркам, не для освобождения от мирового порицания не хотим мы «дать затянуться кровавой ране армяно-турецких отношений».

Истинная преграда, препятствующая нашему примирению с турками не чувственно-психологическая, не принципиальная и не моральная.

Она всего лишь объективная.

«Если есть объективные преграды - уберем их!» – выражают свою готовность проповедники примирения.

«Уберем, - отвечаем и мы, - если мы в силах убрать их».

К сожалению, мы можем убрать только наши субъективные и объективные преграды. Субъективные и объективные преграды нашего врага мы не можем ни различить, ни, тем более, убрать. Любая вражеская, даже субъективная, преграда для нас есть преграда объективная и убрать ее не в наших силах.

«А сила убеждения!? – воскликнут наши примиренцы, - а добрые намерения!? А сам факт наших действий и пожеланий!?»

И садятся с турками судить-рядить, пересказывать сплетни и взаимные попреки.

А мы тем временем окинем взглядом эти факты.

Действительно ли наше нежелание было причиной того, что мы не смогли найти общий язык с турками?

Действительно ли наш аппетит был слишком велик и таким и остался, и если бы мы вели переговоры сообразно нашему положению, уму и скромным требованиям, то обязательно бы достигли согласия?

Оглянемся назад, в совсем недавнее прошлое.

Не будем касаться конституционного периода турок до 1914 года (Речь о периоде 1876-1914 гг., когда под давлением западных стран в Турции при Абдул Гамиде II была принята конституция, номинально гарантировавшая равные права. Через два года она была отменена султаном, после чего начались страшные репрессии и резня национальных меньшинств. В 1908 г. к власти пришли младотурки - партия «Иттихад ве терраки" (Единение и прогресс) - и формально восстановили действие конституции. Резать после этого стали не меньше, а больше. – Р. М.), когда наши запросы были минимальными, а добросовестное и прямодушное выполнение наших обязательств – максимальным. Когда наша дружба и попытки сотрудничества в годы «турецкого прогресса» (1908-1914, годы правления младотурок – Р.М.) были ими провалены самым постыдным и ужасным образом.

Не будем касаться и спорных периодов мировой войны и начала перемирия.

Когда по Севрскому договору были признаны наши права и затем Вильсон (президент США – Р. М.) определил границы Армении, мы уже были настолько обескровлены и разочарованы и настолько присмирели, что посчитали абсолютно достаточной доставшуюся нам страну. Армянская политическая мысль уже далеко ушла от «Армении от моря до моря». Но вскоре многими армянами была посчитана достаточной Армения в намного более скромных границах, чем вильсоновские. И сформулировали project modeste. А уже чуть позже армянин устами своих «великих дипломатов» смиренно просил dominion на турецкой земле и под турецким владычеством.

И наконец, чтобы совершенно успокоить турка относительно отсутствия у себя каких-либо претенциозных программ, армянин через американских политиков-миссионеров уже смиренно просил всего лишь скромный очаг в далеких болотах на севере Сирии в качестве рождественского подарка – Кристмаса. Это, наконец, расшевелило турка, вызвав в нем... гомерический смех. Заявив, что у него нет обычая отмечать христианское рождество, он растянулся в Энкюри на циновке и вволю насмеялся над всем миром и над нами. И в самом деле, было над чем.

Однако стремительное крушение наших желаний на этом не остановилось. Армянин заявил о своей мечте просто жить на родной земле под турецким подданством, как в прежние «счастливые» времена.

Можно ли было пойти на большие уступки?

От наших максимальных требований мы постепенно перешли к минимальным просьбам и пошли еще дальше – к «точке исчезновения».

И чем же ответили на это турки?..

Тем, что сегодня 700-800 тысяч бездомных и бесприютных армянских беженцев мыкаются на пространстве от моря до моря и им негде преклонить голову, в то время как их родные села и города превращены в развалины, где ухают одни совы.

Турок ответил Карсом и Александрополем, Измиром и Полисом, и законом, запрещающим армянам ступать на территорию «зоны восточных вилайетов».

Разве не ясно теперь, что преграда нашему примирению с турками не в нашей позиции, не в наших желаниях и аппетитах, не в нашем стремлении к мести. Армянский народ за века своего существования научился сдерживать свои чувства и умеет примиряться с суровой действительностью. В уроках такого рода мудрости наш народ не нуждается.

Действительным препятствием к примирению двух народов является категорический отказ турецкого народа признать наши даже самые скромные права и требования и достижение какого-либо согласия на их основе.

Однако быть может, кто-нибудь станет протестовать против нашего определения «категорический отказ турецкого народа»?

Хорошо: кто есть турецкий народ, и кто выражает его взгляды?

Партии?

Определенно нет никакой разницы между взглядами правительства и стоящей за его спиной партией «Халк».

А оппозиция? Какова позиция оппозиционной партии «Иттихад» по Армянскому вопросу, даже по вопросу о праве армянского народа на существование?

Очевидно излишне знакомить вас со взглядами партии Энвера и Талаата.

Может быть, взгляды итилафистов по вопросу о политическом существовании армянского народа более прогрессивны?

Это партия, на три четверти состоящая из сторонников халифата, мулл и суфитов. Тех мулл, что подняли зеленое знамя Джихада, возглавили чернь и всячески подогревали ее инстинкты, направляя на резню...

Наконец, кемалисты, бывшие иттихадисты и итилафисты – три главных течения, которые под разными названиями представляют турецкую общественную мысль и мнение.

В отношении к Армянскому вопросу и армянам между различными турецкими течениями редкое единодушие. Оппозиционеры – ярчайший пример тому Хусейн Чахит – хоть и критикуют каждый шаг Кемаля и кемалистского правительства, в одном всегда солидарны и согласны с ним – в отношении к армянам.

Организации турецких трудящихся существуют лишь на бумаге. Немногочисленные и преследуемые, они не имеют никакого влияния на настроения масс. И потом, на всем белом свете один лишь армянин оказался падок на всякого рода «–измы» и «–ство», от христианства до социализма, воспринимая их буквально и без раздумий, отказываясь и забывая даже об элементарном чувстве самосохранения.

Турецкий коммунист столь же неблагорасположен и столь же неспособен уважать армянский народ и признавать за ним равные себе права, как и турецкий кемалист, иттихадист или итилафист.

Кто же тогда выражает чувства турецкого народа? Может быть, пресса?

Пресса принадлежит партиям и является их рупором. Излишне ожидать от нее уклонения от партийной линии.

Правительство уничтожило или изгнало остатки турецких армян. Отобрало у нас последние жалкие подобия «прав», заставило подписать отказ от «прав меньшинств». Из Полиса ежедневно доходят вести о новых притеснениях, о новых захватах, отголоски раскатов новых громов над ставшей абсолютно безвредной и беспомощной общиной.

Турецкие газеты, представляющие просвещенную и прогрессивную часть населения, вместо протестов против таких настроений (а когда это они протестовали?), денно и нощно поют на разные лады: «Армяне, если хотите мира – станьте турками. Забудьте вашу веру, ваш язык. Забудьте, чьи вы братья и чьи дети. Чувствуйте как турок, думайте как турок, живите как турок, сидите как турок. Тогда мы поверим, что вы турки, и примем вас как соотечественников».

И эта пропаганда обращена не только к К-польским армянам, которые уже не имеют каких-либо политических претензий, а ко всем турецким армянам в качестве далекой и призрачной надежды обретения утерянного Иерусалима.

Армянского вопроса для турецкой прессы не существует, как не существует армянского народа и не существует желания прийти к какому-либо соглашению с ним.

Нет, мужества турецким журналистам не занимать. Напомним: по многим вопросам они открыто и жестко критикуют правительство; они предотвратили ужас судов независимости (Действовали недолгое время в первый послевоенный период под патронажем союзных властей, чьи войска стояли в Стамбуле; разбирали преступления, совершенные, в том числе, во время войны, и преступления должностных лиц. Отличились жесткостью и большим количеством смертных приговоров, в частности, главным организаторам Геноцида армян. – Р. М.). Однако ни единого слова протеста не было сказано по поводу великой политической несправедливости, совершенной над нами. Ни один журналист не сказал ни слова о примирении без уже упомянутых предусловий: откажитесь, забудьте, станьте турками. Ни один журналист даже на словах не согласился уступить и пяди земли восточных вилайетов для создания «эфемерной» Объединенной Армении.

Во всякой мало-мальски цивилизованной стране женские сердца в первую очередь восстают против несправедливости и варварства.

Но в Турции нет и этого. «Раскрепощенная» женщина Турции либо не видит дальше полы своей чадры, либо яростная шовинистка, вроде известной Халите-ханум. Ни одна турчанка во время бесчеловечной резни и депортации не подняла свой голос во имя милосердия и человеколюбия; ни одна турчанка после этих событий не подумала о жертвах и их правах. Единственная «гуманитарная» акция, совершенная «просвещенными» турчанками по отношению к армянам, была та яростная схватка, которую они начали после войны против армянских организаций в крупных городах и союзных властей... чтобы не допустить возвращения армянских сирот своим матерям и своим родным.

Кто же тогда турецкий народ? Может, простые люди, «трудящиеся массы»?

Всего лишь вчера турецкие рабочий и крестьянин, эти идеализированные нашими социалистами «мирные турецкие трудящиеся», вооружившись лопатой и мотыгой, серпом и молотом, в упоении резали действительно мирных трудящихся армян, чтобы завладеть их женами и имуществом.

И сегодня они не намного ушли от этого состояния. За два года чуда не произойдет, за один день дикарь не станет человеком.

И кто должен был совершить это чудо, воспитать турецкие массы и уговорить их изменить свое отношение к нам и к нашим справедливым требованиям? Турецкий интеллигент?

Приведем только несколько примеров из тысяч:

Реуф-бей: «Если армянам нужен национальный очаг, пусть они его требуют у своих друзей».

Ахмед Джевдет-бей идею «Армянского национального очага» считает наивностью. Желающим жить в Турции армянам он предлагает «брать пример с евреев, которые живут здесь так счастливо и не требуют никаких национальных привилегий». «А если не хотят жить с нами, то пусть уезжают в Аргентину».

Риза Нури с угрозами, достойными народного избранника, торгуется с американцами: «Мы вам дадим армян, вы дайте им землю».

Джемал Нури еще более высокомерен: когда он слышит об Армянском очаге, то валится на спину на циновки и целых десять минут захлебывается от смеха.

Культурно они выражаются или вульгарно – для всех турецких интеллигентов «Армянский вопрос закрыт раз и навсегда».

И поэтому еще раз – кто он, турецкий народ: правительство, партии, пресса, рабочий, крестьянин, мулла, женщина?..

Кто из них произнес хоть слово в защиту справедливости? Чье прошлое не залито армянской кровью, и кто не мечтает пролить ее снова?

Кому мы бросаем под ноги наши скромные оливковые ветви, для кого изощряемся в самоубийстве?

Edited October 22, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

***

«Надо пытаться снова и снова, – восклицают наши правоверные адвокаты примирения, - это важно и жизненно необходимо, надо пытаться снова и снова».

Нет, два раза попадать в ту же яму глупо, говорим мы. За этой народной мудростью стоит научная истина.

Пока условия, вызывающие то или иное явление, остаются неизменными, сколько бы попыток ни делали, результат будет тот же.

Разумнее попытаться проникнуть вглубь явления и найти действительные его причины. Пока мы не ознакомимся с этими причинами, невозможно будет изменить их или найти средства противодействия.

А действительно то, что турки - правительство и пресса, муллы и интеллигенты, женщины - весь народ стремится к нашему физическому уничтожению, потому что все они абсолютно убеждены, что физическое существование армянина является препятствием их политическому могуществу. Наша жизнь угрожает им смертью.

Не простая любовь к преступлению толкнула турка к совершению резни 1915 года, и не наша национальная принадлежность была причиной его ненависти. Той же участи удостоился бы любой, живи он на этой земле. Доказательство тому – последние курдские погромы. Любой нетурецкий народ, живущий на территории Армении – препятствие для турецких планов.

Эта данность не может быть изменена ни нашим примиренчеством, ни непримиримостью, ни чем-нибудь другим.

Правительство Армянской советской республики заявило, что не имеет территориальных претензий к Турции, что для нее нет реваншизма. Правительство обычно принято считать представителем народа. Сердечная дружба советской России с Турцией – наилучшая гарантия миролюбия вассальной Армении. Значит, Армения не только по убеждению доброжелательна и миролюбива к Турции, но и неспособна на самостоятельные действия, на объявление ей войны с целью изменения границ. Понятно, что Турция отлично знает, что ей нечего бояться Армении. Почему же тогда турки столь нервно относятся к репатриации остатков турецких армян в советскую Армению и протестуют против этого? Какое им дело до того, что сосед привечает и устраивает своих родных в своем собственном доме? А ведь даже это в глазах турка непростительная вина. Нужны ли нашим примиренцам более убедительные факты для убеждения в том, что главное условие примирения для турецкой стороны остается неизменным? При этих обстоятельствах, естественно, для нас всякое проявление стремления к примирению может быть только опасным.

Да, мы слабы и нуждаемся в мире. Но даже если психологически мы готовы к подобному шагу, должны усвоить и понять для себя – а есть ли надежда на благополучное их завершение?

Отсюда следует вывод: мы не можем примириться с турком, потому что... турок не хочет примирения с нами.

Почему же турок этого не хочет?

Да, совершенные им преступления не дают ему покоя.

Да, турок боится армянской мести и в каждом покушении, в каждом заговоре видит руку армянина.

Но это временное душевное состояние, которое может быть, пройдет без радикального лечения.

Можем ли мы поверить, что совесть турка успокоится, когда он увидит, что жертва простила ему, и забудет, когда убедится, что армянин действительно забыл прошлое.

Ведь делом истинных примиренцев должно стать убеждение турка, что мы действительно забыли прошлое и простили его. Ведь наши примиренцы говорят об общих интересах, о братстве и единстве народов Востока.

Наконец, политика – искусство расчета, и турок это знает гораздо лучше нас.

Но турок не хочет обманываться тем великолепным призрачным замком единства народов Востока, который предлагают ему наши «фанатичные верующие в освобождение Востока».

Вероятно, это не входит в его расчеты...

Турция, что в последние сто с лишним лет только теряла территории, что добровольно отказалась от Фракии, Сирии, Палестины и Междуречья, одним словом, от своих западных и южных провинций, не согласна терять ни пяди из своих восточных земель.

«Национальный обет» турок в первую и главную очередь будет исполнять за счет Армении.

Он до упора настаивал на выполнении условий Брест-Литовского договора и добился отторжения от нас Карса и Ардагана, отделения Нахиджевана от Армении. Он может спокойно и безразлично наблюдать за репатриацией в Грецию полутора миллионов греков, но весть о возвращении в Армению нескольких тысяч армян приводит его в ярость.

В чем же причина?

Может быть, это дальнейшие политические цели Армении? Но разве политика Греции внушает ему меньшую тревогу? Верно, за Арменией стоит Россия, но русско-турецкие отношения еще только складываются и могут быть с легкостью разрушены, а потому недостаточны для полной уверенности турок. Но и Греция может завтра получить надежного защитника, как уже было в прошлом.

Чем же так опасна Армения для турка, что не дает ему спать? И почему армяне единственный народ среди всех прочих, которого турок ненавидит сильнее всех и смотрит на него с непреходящей враждебностью?

В чем тайная причина этой ненависти?

Наши примиренцы любят говорить о турецком отливе, начиная от Вены, который обширные границы Османской империи свел в конечном итоге к теперешним сравнительно скромным границам.

Большая часть их оптимистических заявлений основывается на автоматическом продолжении этого отлива. Послушать их, так создается впечатление, что вопрос Объединенной Армении разрешится автоматически, сам собой, вследствие автоматического ухода турок с наших земель.

Определение прилива или отлива субъективно и зависит от точки зрения. Наблюдателю из Европы происходящее с Турцией действительно кажется отливом, отступлением турецкого моря от европейских берегов. Однако наблюдатель из Еревана видит волну турецкого национального движения, которая, поднимаясь, идет на Араратскую долину и готова затопить ее.

Вечная и гибельная ошибка наших интеллигентов в том, что на наши национальные, жизненно важные для нас проблемы они смотрят сквозь европейские очки, с точки зрения западного человека.

Турок может уйти отовсюду - из нашей страны он не уйдет. У него и мысли нет уйти. Он крепко сидит рядом с нами, точнее, расстелив свою циновку на нашей голове и по-турецки скрестив ноги на нашей груди, теперь как никогда уверенно и основательно.

Наоборот, от внимательного наблюдателя не ускользнет другой, на первый взгляд, незначительный, однако для нас намного более важный факт, чем турецкое отступление от Вены до Ангоры.

Это приливная волна, которая растет в нашу сторону у нас на глазах. Уже не граница 1914 г. разделяет Турцию и Россию.

Граница это сейчас проходит на шаг восточнее старой.

И глаза турка смотрят вдаль, на восток, уже с этой, новой границы.

Смотрят – полные мечты и диких желаний.

Это программа пантуранизма.

О ней мы будем говорить в другой книге (Имеется в виду работа «Что планируют турки? – Объединенный и Независимый Туран» (1926), русское издание – 1930 г. – Р. М.).

Edited October 21, 2009 by Pandukht

[Inferno]

спасибо.