Акс

Интересная философия :lol:

Норик, подожди, ты понимаешь что такое блок НАТО. Вспомни Югославию.

Ибрис

Бороться и искать - найти и перепрятать

Сами они просто так не отдадут, но первая страна, каторая нам двыинет это будет Россия - за развязывание войны между "блоками".

Горн джан ты вроде бы военный. И это ты говоришь.

Да несовсем так. Какая Грузия прозападная страна.

http://www.armenia.ru/azg/20050210/2005021001.shtml

КАКУЮ РОЛЬ СЫГРАЛО ПОСРЕДНИЧЕСТВО РОССИИ В ПРЕКРАЩЕНИИ ОГНЯ? На этот счет приходилось слышать крайние суждения. Одни усиленно подчеркивают роль России в прекращении кровопролития в Карабахе, так как будто бы это и зависело только от посредника, от его настойчивости и давления на стороны. Другие низводят эту роль, будто стороны остановили огонь сами по себе. Эта позиция, казалось бы, подтверждается и тем, что прекращение огня удерживается довольно долго без разведения войск сторон от линии соприкосновения, без отвода тяжелых вооружений, без нейтральных наблюдателей или разъединительных сил. Например, "мининдел Нагорно-Карабахской Республики" А.Гукасян, выступая на публичных слушаниях в Комитете по делам СНГ и соотечественников за рубежом Госдумы России 11 апреля 1995 г., заявил, что не посредничество России остановило огонь, а усталость сторон и сложившееся равновесие сил. Нет сомнения, что оба эти фактора сыграли свою роль в достижении прекращения огня. Но ведь народы региона устали от крови не к 12 мая 1994 г., а гораздо раньше, и равновесие сил держалось всю первую половину 1993 г., после захвата Кельбаджарского района. Дело гораздо сложнее, слагаемых несколько больше, чем те два, которые отмечены А.Гукасяном. Для уяснения этого феномена нельзя игнорировать многое другое. Во-первых, последовательную установку России и Совета глав государств СНГ на однозначный приоритет, императив прекращения огня в процессе урегулирования. Только Россия и по ее инициативе Совет глав государств СНГ так четко настойчиво ставили эту задачу как самую первоочередную. Во-вторых, со стороны России это была не просто принципиальная установка, а настойчивая, последовательная практика ее руководства, министерств иностранных дел и обороны РФ. Достаточно упомянуть целую серию краткосрочных прекращений огня, достигнутых в этом конфликте при посредничестве России в 1991, 1992 и особенно в 1993 годах. К сожалению, они не так долго продержались, но явились важной политико-психологической основой бессрочного прекращения огня с 12 мая 1994 г., которое держится уже более 10 лет. В-третьих, Россия добивалась этого и в минской группе СБСЕ, но там ее голос за прекращение огня или хотя бы приостановку военных действий довольно долго глушили представители некоторых других стран, которые диктовали тогда курс минской группы и придавали больше значения непрерывности переговорного процесса, чем прекращению огня. В-четвертых, стоило бы вспомнить, что никакому другому посреднику ни разу не удавалось добиться реального прекращения огня в Карабахе, даже краткосрочного: ни минской группе, ни Тегерану, ни Алма-Ате, ни... Мой коллега из США посол Джон Мареска (как рассказывали мне другие коллеги) даже слегка трунил надо мной и чуть ли ни жалел меня - дескать, немного "свихнулся" на прекращении огня, не тот это путь к урегулированию. Правда, шведам - руководителям минской группы в начале 1994 г. - очень хотелось добиться прекращения огня - пусть даже вместе с Россией, а лучше в обход, без нее, от имени Минской группы СБСЕ. Если А.Гукасян всā ещā придерживается своего прежнего мнения, то пусть бы объяснил, почему руководители Нагорного Карабаха так долго высказывали представителям России своего рода укор или претензию за то, что русские в мае 1994 г. помешали им взять Тер-Тер. А это означало бы выход на Барду и Евлах и угрозу отрезать в районе Мингечаура весь северо-запад Азербайджана (подобно тому, как был отрезан в октябре 1993 г. его юго-запад). Стало быть, несмотря на упоминаемые им усталость и равновесие сил, карабахские лидеры еще стремились в тот момент выжать максимум из наступления на Тер-Тер, но вынуждены были под давлением обстоятельств остановить огонь. Вот так-то обстояло дело с ролью России в прекращении огня. Не стоит преувеличивать еā, но и умалить никому не удастся.

ПРОРЫВ К ПЕРЕМИРИЮ В КАРАБАХЕ 12 мая 1994 г. стало днāм надежд для исстрадавшихся народов Азербайджана и Армении, для всего Закавказья благодаря вступлению в силу в этот день соглашения о прекращении огня в карабахском конфликте, которое держится уже более десяти лет. Соглашения действительно жизненно важного по содержанию и беспрецедентного по форме. Наконец-то и нам, посредникам, улыбнулась удача! Но она благосклонна лишь к тем, кто непреклонно добивается еā. Именно на прекращение этого кровопролития были нацелены настойчивые посреднические усилия России на протяжении двух с лишних лет (с сентября 1991 г.). Лучше сказать с самого начала, что ни сами конфликтующие стороны, ни иные посредники не добивались этого столь упорно и последовательно. Это легко подтвердить не одним десятком фактов. В этом - самый убедительный ответ тем, кто годами назойливо приписывает Москве стремление продлить этот конфликт или затянуть его урегулирование. Конфликтующие стороны нехотя склонялись иногда к прекращению огня, но, как правило, при неблагоприятном для себя обороте дел на фронте и лишь временному. Обычно в поисках передышки, чтобы затем возобновить боевые действия в погоне за успехами. К сожалению, правящие элиты сторон в конфликте долго не расставались с иллюзией достичь своих целей военным путем, проявляли непримиримость и негибкость. А кое-кто из посредников считал тогда неизбежной продолжительность вооруженной борьбы. А иные под видом участия в урегулировании отдавали свою энергию совсем другим приоритетам. Ситуация на фронте к началу мая 1994 г. стала весьма противоречивой. После того, как зимой выдохлось контрнаступление азербайджанцев, дав довольно скромные результаты, но резко приумножив потери всех сторон, сложилось по большому счāту определенное равновесие сил. Наиболее упорные бои шли в районе Тер-Тера. Попытки армян овладеть этим городом потенциально представляли большую опасность. Если бы им удалось перерезать дороги, ведущие на второй город Азербайджана - Гянджу, или продвинуться по направлению Барда - Евлах - Мингечаур к реке Кура, то северо-западный выступ республики подвергся бы угрозе отсечения от "материка". Мог повториться кошмар, постигший юго-запад Азербайджана осенью 1993 г., когда армяне вышли на пограничную с Ираном реку Аракс. Поэтому азербайджанское руководство было заинтересовано в прекращении огня. Прежде оно нередко грешило то нежеланием идти на прекращение огня, то срывами таких договоренностей, но на этот раз настойчиво, с явным укором ставило вопрос, неужели Россия не может остановить военные действия. Это высказывалось и мне на самом высоком уровне. Характерно, что на сей раз оно не выдвигало никаких предварительных условий для прекращения огня, не требовало при этом освобождения захваченных армянами территорий. К концу воскресного совещания в Баку 8 мая в кабинете президента АР вскоре после того, как спикер милли-меджлиса Р.Б.Гулиев подписал Бишкекский протокол, Г.А.Алиев в моем присутствии дал указание министру обороны М.И.Мамедову оформить документ о прекращении огня. Сразу же начали работу над текстом. Мне как посреднику приходилось из Баку по советской правительственной линии ВЧ созваниваться с Ереваном и Степанакертом для согласования документа. В какой-то мере помогало то обстоятельство, что Степанакерт как раз объявил, будто прекратил огонь в полночь на 9 мая в одностороннем порядке. В Баку тоже поговаривали об одностороннем прекращении огня, но ясности не было. Тем временем поступали сведения, что столкновения на фронте продолжаются. 9 мая в том же кабинете Г.А.Алиева состоялось новое совещание по доводке подготовленного мной документа о прекращении огня. В нем приняли участие Р.Б.Гулиев, В.М.Гулизаде, М.И.Мамедов, посол в Москве Р.Г.Ризаев. Однако радоваться было рано. Азербайджанцы снова (как 4-5 мая в Бишкеке и 8 мая в Баку) принялись настаивать на том, чтобы и под этим документом стояла также подпись представителя азербайджанской общины Нагорного Карабаха. Это стало "пунктиком" бакинской дипломатии. Конечно, эта община оставалась "заинтересованной стороной", но не могла считаться стороной в конфликте: у неā не было собственных подразделений на фронте, которым надлежало бы прекратить огонь (однажды потом мой финский коллега, сопредседатель минской группы ОБСЕ Р.Ниберг напомнил Г.Алиеву в этой связи, как Сталин спросил, сколько дивизий у папы римского?). Элементарная логика не позволила мне включить в этот текст подпись Н.Бахманова. Но тут же возникли новые препятствия. Азербайджанцы, ровно 10 раз оформлявшие тогда документы об ограничении военных действий со Степанакертом (без какого-либо участия Еревана), соглашались теперь подписать соглашение только с представителем Армении, но без армян Нагорного Карабаха. Однако Ереван уходил от этого. Наконец, на этот раз не без труда (впервые после соглашения П.С.Грачева в Сочи в сентябре 1992 г.) удалось договориться о том, что Армения также подпишет документ. Но Ереван не желал ничего подписывать без участия Степанакерта, а азербайджанцы не хотели ставить свою подпись рядом с карабахской, а тем более в присутствии карабахцев. Конечно, есть "технологии", позволяющие подписать соглашение порознь, т.е. без очной встречи представителей сторон за одним столом, но бакинцы не хотели и этого. Так самое главное заслонялось явно вторичным. С другой стороны, согласование места подписания документа и съезд туда полномочных представителей заняли бы не один день, а всā было так зыбко, что могло за это время и разладиться. Тупиковая ситуация была абсурдной: все стороны в конфликте согласны на прекращение огня, но дело упиралось в то, чьи подписи должны стоять под документом. Надо было безотлагательно использовать готовность всех сторон прекратить огонь и как-то обойти их упорное нежелание встречаться, чтобы нормально подписать единый документ. Времени на согласование формальностей - в обрез! А выбора между продолжением кровопролития и юридическими тонкостями и быть не могло. История дипломатии не очень-то помогала прецедентами - их не было. Нужны были нестандартные решения, необычные уловки, чтобы не потерять драгоценное существо дела, не подвергать опасности новые сотни, а, может быть, и тысячи жизней только из-за расхождений по форме документа. Поэтому опять сгодилась "технология" российского посредничества, применявшаяся на протяжении 1993 г. при заключении краткосрочных договоренностей (в основном о прекращении огня или его продлении). Уже был наработан опыт "факсимильной" дипломатии, когда из-за срочности дела и невозможности собрать представителей конфликтующих сторон в одном месте посредник договаривался со сторонами по телефону, а потом быстро оформлял договоренности путем обмена согласованными, а затем подписанными текстами по факсу. Это и позволило нам с 9 мая приступить к оформлению прекращения огня, несмотря на нежелание одной стороны проводить специальную встречу и подписывать документ вместе с представителем другой конфликтующей стороны, реально противостоящей ей на поле боя, но с конца 1993 г. не признаваемой более и в этом качестве. Остальные параметры договоренности согласовать всā же удалось. Условились, что соглашение подпишут высшие военачальники сторон - министры обороны Азербайджана и Армении и "командующий армией Нагорного Карабаха". Текст, срочно подготовленный в Баку российским посредником, имел, подобно прежним документам, форму абсолютно идентичного обращения каждой из сторон к трем должностным лицам России. Ради отлаживания непростых отношений между МИД и Минобороны РФ на первое место среди адресатов я ставил не своего непосредственного начальника, а министра обороны П.С.Грачāва, только на второе - мининдел А.В.Козырева, а на третье - полномочного представителя Президента России по урегулированию в Нагорном Карабахе. Такая последовательность адресов использовалась и ранее. Она была вполне естественной, поскольку подписывают обращение высшие военачальники и по тексту просят Грачāва как можно скорее провести совещание в Москве с их участием для согласования механизма обеспечения прекращения огня. Приходилось учитывать, что могут потребоваться то ли российские военные наблюдатели, то ли разделительные силы, а они есть только у Минобороны. Грачāв именно себя видел в роли миротворца: как только 19 сентября 1992 г. подписал он соглашение в Сочи о приостановке военных действий на два месяца, тут же нашлись у России военные наблюдатели (а когда прекращение огня готовилось силами МИД РФ, в ответ на наши запросы Минобороны не раз присылало формальные отписки). Вот почему надо было первым поставить Грачāва, хотя ни он, ни Минобороны не имели отношения к составлению этого документа. Вследствие двухдневных дискуссий в Баку (8 и 9 мая - сначала из-за "Бишкекского протокола", а потом по соглашению о прекращении огня) так и не удалось приурочить перемирие ко Дню Победы, как предлагалось в Бишкеке. Наметили мы было начать его в полночь на 11 мая, но из-за сложного порядка подписания соглашения пришлось сдвинуть ещā раз - на 00 часов 01 минуту 12 мая. В итоге Г.А.Алиев 9 мая благославил министра обороны Азербайджана М.И.Мамедова подписать текст из четырех пунктов на одной странице. Внизу страницы, где поставил свою подпись М.Мамедов, были пропечатаны также должности остальных "подписантов": министра обороны Армении и командующего армией НК, но подписывать им предстояло не этот лист, а идентичный текст на своих листах в Ереване и Степанакерте (кое-кто попытался потом даже сочинить такую версию, будто бы первоначальный документ не предусматривал подпись от Нагорного Карабаха, а это российский посредник задним числом вписал еā туда - наверное, стоит в приложениях к этому повествованию опубликовать ксерокопию оригинала этого документа, чтобы положить конец довольно гнусным выдумкам). Из Баку факсом текст был отправлен мной в Ереван и Степанакерт с просьбой прислать оба подписанных экземпляра сразу в МИД России. Копию параллельно выслал в Москву, в том числе П.С.Грачāву и его заместителю Г.Г.Кондратьеву, с пометкой, что передал на подпись армянам. Вечером вернулся домой в ожидании факсов от армян. Тем временем министр обороны Армении внес небольшие поправки (опустил одну из ссылок на московский протокол министров обороны от 18 февраля 1994 г. и снял идею пригласить председателя Минской конференции СБСЕ по Нагорному Карабаху на подписание будущего Соглашения о прекращении вооруженного конфликта). Пришлось уже из Москвы по телефону досогласовывать эти поправки с Баку, но там быстро согласились с ними. 10 мая получил в Москве окончательный текст с подписью министра обороны Армении Сержа Саркисяна. 11 мая пришāл факс из Степанакерта с такой же "одинокой" подписью "командующего армией Нагорного Карабаха" Самвела Бабаяна. Как посредник немедленно известил все стороны о завершении процедуры подписания документа и разослал факсом перекрāстно каждой стороне листы с подписями двух других сторон - пора отдавать приказы войскам! Эти три листка (с идентичным текстом и одной подписью на каждом), сведенные воедино в руках российского посредника, и стали искомым соглашением о прекращении огня. Совокупно они как бы составили документ, который обычно подписывают полномочные представители сторон за одним столом либо, по меньшей мере, в один день и в одном месте, на одной странице (а иногда и в нескольких экземплярах). Ссылки в тексте на Протокол министров обороны от 18 февраля и призыв парламентариев из Бишкека, вовсе не означали, что документ был чем-то производным от них. Это было самостоятельное соглашение, но упоминание о них как бы закрепляло позитивную динамику мирного процесса. Важно подчеркнуть, что в отличие от всех предыдущих договоренностей о прекращении огня действие данного соглашения изначально оформлялось "по умолчанию" как бессрочное: на этот раз специально не был указан какой-либо срок его действия. С этим крайне важным обстоятельством согласились все стороны (хотя потом вокруг этого возникали непростые ситуации). Другое отличие от предыдущих соглашений состояло в том, что на сей раз на каждом листе ставились не по две подписи от каждой стороны (от имени политического и военного руководства - как было прежде), а по одной подписи высшего военачальника каждой стороны. Вроде бы это технические мелочи, но они отражали некоторые политико-процедурные подвижки. Во-первых, как ни капризничали в Баку, под текстом значилось, что данное соглашение будет подписывать и представитель Нагорного Карабаха. Во-вторых, как бы ни ловчил Ереван, изображая, будто конфликт лишь между Баку и Степанакертом, ему пришлось принять участие в подписании этого соглашения. Всā это больше соответствовало реальной обстановке в регионе. По понятным причинам бакинцев радовало появление подписи Еревана. Правда, в дальнейшем Баку стал еще больше уклоняться от признания Степанакерта конфликтующей стороной и участником переговоров. Что касается своеобразной формы соглашения, можно вспомнить по аналогии широко применяемое заключение договоренностей в виде обмена письмами между сторонами. Специфика ситуации состояла в том, что стороны не были готовы обменяться письмами между собой напрямую (к тому же их было трое!). Именно поэтому использовалась форма обращения каждой из сторон к России как посреднику с принятием идентичных обязательств. Дело облегчалось тем, что этот приāм уже не раз использовался в Карабахе при оформлении прекращения огня (но тогда сторон было только две: Баку и Степанакерт - без Еревана). Поэтому соглашение о прекращении огня с 12 мая 1994 г. не имеет единого оригинала или нескольких экземпляров, подписанных представителями всех трех сторон. Не было печатей, сургуча, нарядных папок. Нет и формального депозитария соглашения, хотя все три экземпляра обращения были адресованы и направлены в Москву. Но эти формальные "несовершенства" документа, его несоответствие известным стандартам не помешали, однако, осуществить прекращение огня на практике, а ведь это главное. Дело не в неурядицах оформления, а в политической воле сторон, верно отражавшей в тот момент стремление как азербайджанского, так и армянского народов добиться прекращения кровопролития. Существеннее были другие слабости соглашения. Оно не содержало таких обычных средств закрепления прекращения огня, как развод сил конфликтующих сторон от линии их соприкосновения, отвод от нее тяжелых вооружений, создание буферной зоны, размещение там нейтральных наблюдателей или разделительных сил, мер контроля, международных гарантий. Исходили из того, что часть этих задач будет решена на встрече министров обороны Азербайджана, Армении и "командующего армией Нагорного Карабаха", которую в этом обращении все трое просили министра обороны России срочно созвать в Москве. Такая встреча по приглашению П.С.Грачева состоялась 16-17 мая 1994 г. Любопытно, что сотрудники Минобороны РФ, видимо, привыкшие к нередким срывам прекращения огня, подготовили своему министру к этому совещанию проекты документов, в которых вновь предлагали... прекратить огонь с 18 мая. С некоторым недоверием и даже без удовольствия были выслушаны мои пояснения, что такое соглашение уже подписано и вот уже несколько дней как в основном установилось прекращение военных действий (инцидентов было немного, а крупных не было вообще). Нелегко было поверить, что, наконец-то, перемирие состоялось! В ходе этого совещания в Москве кое у кого не выдержали нервы. Грачев, уже не раз проводивший подобные встречи военачальников по Карабаху и явно расстроенный их несговорчивостью и необязательностью, весьма опрометчиво избрал чересчур резкий, почти ультимативный тон, чуть ли ни тон диктата. На следующий день пресса не упустила случая расписать это самыми броскими мазками. К совещанию были разработаны и в основном одобрены на нем меры по укреплению режима прекращения огня, исходившие из размещения в зоне конфликта российских миротворцев. Но нервы подвели не только Грачāва. В тот же день Г.А.Алиев срочно дал указание своему министру Мамедову не подписывать выработанного на этой встрече документа, а немедленно вернуться в Баку будто бы за дополнительными инструкциями. 17 мая вместе с Мамедовым мы вылетели в Баку. 18 мая Г.А.Алиев принял его и дал указание не подписывать московский документ. Как рассказал мне потом министр, президент помахал перед ним ладонью вниз, давая понять, что не следует торопиться. В тот же день состоялась моя беседа с президентом, в ходе которой он делал финты, предлагая встречу с Л.Тер-Петросяном в Москве в первых числах июня для подписания "большого политического соглашения". Когда 19 мая мы с Мамедовым опять же вместе вернулись в Москву, азербайджанский министр на встрече с заместителем министра обороны России Г.Г.Кондратьевым (Грачев не пожелал принимать его) начал накручивать новые условия как раз для того, чтобы не подписывать документ, подготовленный 16 мая. Он попытался увязать развод войск с выводом армянских сил с занятых ими территорий. Гейдар Алиевич в то время объяснял мне отзыв Мамедова в Баку неподобающе резким тоном Грачāва, но на деле причины лежали глубже. Азербайджан подвергся сильнейшему нажиму западных держав. Если прекращение огня при посредничестве России было для западников немалым огорчением, то перспектива размещения в зоне конфликта еā миротворческих структур становилась для них просто невыносимой. Это видно и из необычайной активизации руководства минской группы после 12 мая, из серии поездок и предложений Яна Элиассона, а также из всей динамики западной дипломатии по Карабаху на протяжении всего 1994 г. Все еā усилия были нацелены на то, чтобы обозначить хотя бы перспективу направления наблюдателей и миротворческих сил ОБСЕ - лишь бы не допустить размещения сил России и других стран СНГ. Вот этого нажима Алиев и не выдержал, дав команду на очередной зигзаг в своей политике, на сей раз в сторону Запада. Уход Азербайджана от средств закрепления прекращения огня не дал возможности основательно упрочить соглашение в военно-техническом отношении. В итоге перемирие не получило надлежащего подкрепления ни от России, ни от Запада и объективно осталось довольно хрупким: не было проведено развода сил сторон от линии соприкосновения, достаточного отвода тяжелых вооружений от этой линии, установления бесполетной зоны и т.д. Иногда стороны с гордостью отмечают, что это прекращение огня держится ими самостоятельно, без прямого подключения иностранных наблюдателей и разъединительных сил. И верно - это действительно достижение! Но всā-таки линия соприкосновения сторон осталась весьма взрывоопасной зоной, а вследствие нередких инцидентов на ней по-прежнему есть жертвы: каждый год там гибнет немало солдат и мирных жителей. Чувствовалась разница в том, как стороны восприняли прекращение огня. В Азербайджане преобладало чувство некоторого облегчения. А некоторые армяне, особенно карабахские упрямцы, не раз потом сетовали, что настойчивость России помешала им овладеть городом Тер-Тер и сделать Баку сговорчивее. Публично же они не раз заявляли, что прекращение огня не столько было результатом посреднических усилий, сколько прямым следствием установившегося военного равновесия сил. Два месяца спустя, 20 июля 1994 г. последовала довольно нелепая попытка западников "перехватить" майское прекращение огня у России. В Ереване президент Л.Тер-Петросян сообщил мне в ходе беседы, что из Стокгольма звонил Матиас Мосберг и от имени руководства минской группы (председательствовали шведы) предложил продлить прекращение огня на 30 дней. Говорю президенту, что часа два назад Мосберг позвонил в Ереван и мне, но ни слова не сказал о таком предложении. Но ещā более странно и гораздо важнее другое - как это продлить прекращение огня, которое специально было установлено как бессрочное? Что означало бы это на практике? Фактически - дать той или иной стороне возможность через 30 дней отказаться от дальнейшего продления и открыть простор для возобновления военных действий. Разумеется, мы не могли пойти на это - променять бессрочное перемирие на месячное и оказаться затем перед неизвестностью. Вместо этого тут же предложил президенту альтернативу: политические и/или военные руководители сторон могли бы периодически (совместно или порознь) подтверждать режим прекращения огня, что только укрепляло бы его. Тер-Петросян одобрил идею. После еā обсуждения с Баку и Степанакертом мы получили согласие всех сторон. Тут же сделали первый набросок и начали согласование небольшого текста между сторонами. Вернувшись в Москву, следил, как стороны - уже напрямую - завершали согласование формулировок. 26-27 июля 1994 г. три военных руководителя: министры обороны Азербайджана и Армении и командующий армией Нагорного Карабаха подписали первое такое подтверждение. Опять же по факсу он был направлен в Москву в те же адреса, что и прежде. Правда, советник президента Азербайджана Вафа Гулизаде предложил мне в Баку направить этот текст и Яну Элиассону. Мы не стали возражать, согласились и армяне. Так впервые стал фигурировать в переписке с Москвой и новый адресат - председатель Минской конференции. Не смешно ли, что именно поэтому западники заметно поднимают значение этого документа - как бы в противовес соглашению от 9-11 мая? (Правда, для нас это не новость - мы видели, как Постоянный совет СБСЕ 19 мая вообще "не заметил" этого соглашения, потому что достигнуто Россией, и выразил поддержку альтернативному проекту соглашения об укреплении режима прекращения огня, с которым несколько недель "носился" Я.Элиассон, мешая нашей работе со сторонами над "большим политическим соглашением". Он даже добился подписи азербайджанцев, но они тут же отозвали еā). Упомянутая выше курьезная вылазка М.Мосберга особенно примечательна тем, что ради "перехвата" прекращения огня в руки минской группы, шведы не останавливались даже перед риском его срыва! Трудно поверить, что грамотные шведские дипломаты не сознавали этого или действовали так по своей собственной инициативе. Новинкой документа от 26-27 июля было то, что на сей раз всā оформлялось уже на одном листе (а не раздельно) с указанием должностей и автографами (курьāз, но это было чуть ли не достижением!). Именно в этом тексте впервые появилась широко использовавшаяся потом в разных вариациях формулировка о том, что стороны обязуются соблюдать прекращение огня вплоть до заключения Соглашения о прекращении вооруженного конфликта. Дословно это было высказано так: "Противоборствующие стороны обязуются в согласованные сроки подтверждать взятые на себя обязательства по прекращению огня вплоть до заключения большого политического Соглашения, которое предусматривает полное прекращение военных действий". Поиск путей закрепления отказа от кровопролития был продолжен и позднее. С целью укрепления режима прекращения огня (опять же по инициативе России, но от имени сопредседателей минской группы) была достигнута и 6 февраля 1995 г. оформлена договоренность между сторонами о порядке урегулирования вооруженных инцидентов. Такого рода инциденты периодически возникали, хотя тогда чаще на армяно-азербайджанской границе, чем вокруг Нагорного Карабаха. Важно было предоставить в распоряжение сторон четкий механизм, который затруднял бы их продолжение или эскалацию. По просьбе одной из сторон нами был разработан даже проект внутренней инструкции по порядку использования данного механизма. И если стороны не использовали в должной мере этот механизм, то это "их проблема" - они сами ответственны за это. Спустя много лет обнаруживаю некий перл, принадлежащий Вафе Гулизаде. В бакинской газете "Зеркало" (26 декабря 1998 г.) он расписывает, будто в мае 1994 г. я предлагал установить трехмесячный срок действия соглашения о прекращении огня. "Через каждые три месяца Азербайджан и Армения должны были бы при посредничестве России договариваться о продлении прекращения огня, - негодует он. - Так что кланяться в ноги России нам предлагали через каждые три месяца". Право, логика довольно странная: неужели Москва, положившая столько сил для прекращения кровопролития в Карабахе, могла быть заинтересована вновь и вновь упражняться каждые три месяца в том, чтобы уламывать таких непростых партнеров продлить перемирие, не говоря уже о возможности его срыва? К счастью, сохранился рукописный черновик этого соглашения: изначальный набросок, сделанный мной в кабинете Г.А.Алиева 8 мая 1994 г. Разумеется, в нāм нет ни прямых, ни косвенных наметок срока действия - как уже говорилось, соглашение сразу делалось как бессрочное! (Видимо, тоже придāтся разместить это на сайте среди приложений). Но В.Гулизаде не останавливается на этой выдумке. Он продолжает фантазировать: "Формулировка о прекращении огня - "вплоть до заключения мирного соглашения" - была достигнута обходным путем, по телефону, минуя Москву, Париж, благодаря конструктивизму и сотрудничеству Жирайра Либаридяна, бывшего советника бывшего президента Армении Левона Тер-Петросяна, с которым я вел прямые переговоры. Эта формулировка, наряду с другими факторами, несомненно, способствовала тому, что прекращение огня приобрело устойчивый характер. Начался мирный процесс, и перестали гибнуть люди". Не хочу оспаривать слов о Ж.Либаридяне и важности упомянутой формулировки, хотя Вафа Мирзоевич не отличился тут точностью по времени. Прямые переговоры советников двух президентов начались в Амстердаме лишь 19 декабря 1995 г., полтора года спустя. Так что и в этом деле участие Москвы не было лишним, хотя В.Гулизаде - то ли по забывчивости, то ли по умыслу - столь рьяно отрицает, даже отвергает его. Совсем не удержал он в памяти и то, что предлагалось делать раз в три месяца. В июле 1994 г. в связи с разработкой текста периодических подтверждений прекращения огня, действительно вначале возникла идея делать их раз в три месяца, но потом в ходе согласований конкретная периодичность выпала. Но ведь это вовсе не срок действия прекращения огня! Одним словом, не то, не тогда и не там... Напрасно В.Гулизаде пытается вчинить нам этот нелепый укор! Не буду касаться политической сути его писаний. Сознает ли он, в каком дефиците у него самое необходимое - сама достоверность изложения? Так в основных чертах обстояло дело с прекращением огня и военных действий в Карабахе в мае 1994 г. Хотя пресса, политологи и даже некоторые исследователи, нередко не зная документов, впадают в путаницу и вводят в заблуждение своих читателей. Чаще всего приписывают прекращение огня Бишкекскому протоколу, не понимая, что там был лишь призыв руководителей парламентов прекратить огонь в ночь на 9 мая, а не соглашение об этом. Другая нередкая ошибка - будто прекращение огня в Карабахе установлено с 18 мая (на упомянутом совещании министров обороны в Москве). В какой-то мере повинны в этом и мы, поскольку не публиковали текст соглашения о прекращении огня (правда, говорят, он размещāн на сайте "МИД НКР"). Стоит добавить, что прекращение кровопролития не только и не столько порадовало, сколько озаботило наших западных партнеров по минской группе ОБСЕ тем, что достигнуто при содействии России. Это вызвало немалый переполох среди западников и необычайную активизацию шведов как председателей минской группы СБСЕ. О некоторых "контрмерах" уже говорилось. Когда минской группе не удалось перехватить прекращение огня, возобладала линия на то, чтобы, признав скороговоркой вклад России, хотя бы умалить его значение. Это проявлялось в различных формах. Например, и поныне, много лет спустя, справочники ОБСЕ утверждают, будто соглашение о прекращении огня в Карабахе имело неофициальный характер. Выше уже отмечалось, что в нāм нет юридической чистоты и других тонкостей. Но оно подписано старшими военачальниками всех трех сторон в конфликте, уполномоченных на то высшими руководителями Азербайджана, Армении и Нагорного Карабаха. Более того, его многократно и публично одобряли и подтверждали первые лица всех сторон в конфликте. Оно не требовало одобрения парламентов, но было однозначно одобрено народами. Годы, прошедшие с тех пор, подтвердили его жизнеспособность. Каковы же основания считать его неофициальным? Кто и по каким критериям уполномочен определять меру официальности этого документа? Вряд ли корректно судить об этом со стороны СБСЕ, которое не имело прямого отношения к его подписанию. Если в этом истолковании и состоит реальный вклад ОБСЕ в карабахское урегулирование в части прекращения огня, то вряд ли он полезен. Свою лепту в возбуждение сомнений и сумятицы насчет характера этого соглашения внāс в свое время президент Армении Л.Тер-Петросян. Выступая на 49-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 29 сентября 1994 г., он заявил, что "благодаря прямым и непосредственным контактам сторон конфликта установленное 12 мая прекращение огня получило де-факто 27 июля и 28 августа 1994 г. официальный характер, стороны подтвердили свое стремление соблюдать режим прекращения огня до подписания политического документа". Слова президента Армении явно нацелены на показ плодотворности прямых контактов между сторонами конфликта, хотя абсолютно ничем не возможно подкрепить его суждение о том, будто заявления в конце июля и августа того года имели более официальный характер, чем само соглашение. Тот же уровень подписей, то же благославение высших руководителей. Как прекращение огня могло получить (к тому же де-факто!) официальный характер от июльского и августовского подтверждений - одному богу известно?! Надо сказать, что со стороны Азербайджана и Нагорного Карабаха подобных чудачеств не было. Важно отметить, что в то время американцы как раз вели работу в пользу так называемой "формализации" прекращения огня (иначе говоря, как бы придания ему более официального характера). Вице-президент А.Гор и госсекретарь У.Кристофер 27 сентября 1994 г. говорили нашей делегации в США об этом как чуть ли не о первоочередной задаче по Карабаху. В переводе с псевдоюридического на язык политики это, с одной стороны, означало по-прежнему стремление принизить достижение России как посредника, а, с другой, - поиск новой формы того же перехвата прекращения огня в руки СБСЕ. Поэтому в ответ им А.В.Козырев подчеркнул тогда, что надо добиваться политического соглашения между сторонами конфликта, ибо в его отсутствие прекращение огня никогда не станет устойчивым, сколько бы мы его не формализовали. Стоит ли удивляться тому, что затем кое-кто из исследователей стал называть это соглашение "неофициальным", что международные чиновники из Секретариата ОБСЕ много лет упорно твердят об этом в своих официальных справочниках? А ведь вопрос этот не носит чисто исторического или абстрактно юридического характера. То, что этим пытаются уязвить роль России, не самое главное. Суть в другом: это соглашение остается пока единственным реальным достижением в карабахском урегулировании - его значение ощущают оба народа и весь регион. Тем самым подрывают то немногое, но существенное, что достигнуто. Более того, опасно потакают тем авантюристам от политики, которые вновь ратуют за силовое решение этого затянувшегося конфликта. Судя по обстановке в регионе, это имеет самое прямое отношение не только ко вчерашним делам, но и к сегодняшним, и, нельзя исключать, что к завтрашним.

БИШКЕКСКИЙ ПРОТОКОЛ Работу по прекращению кровопролития в Карабахе Россия вела широко, многопланово, не ограничиваясь военной и политико-дипломатической сферой. Надо было срочно формировать "партию мира" в противовес разгоряченной и весьма активной "партии войны" в каждом противостоящем лагере. Поэтому мы и сами инициировали различные встречи: парламентариев, военных, религиозных лидеров, журналистов, побуждали к этому разные общественные организации конфликтующих сторон, поддерживали возникавшие в этом направлении предложения. Много усилий прилагалось для прекращения конфликта и по парламентской линии, разумеется, при самой активной роли России. В Межпарламентской ассамблее (МПА) СНГ, созданной в 1992 г., была даже сформирована затем группа содействия урегулированию карабахского конфликта. Еā возглавил тогдашний председатель парламента Киргизии Медитхан Шеримкулович Шеримкулов. Называли еā то примирительной миссией, то миротворческой, то посреднической группой МПА СНГ по Карабаху. На той фазе конфликта она была довольно активна и тесно сотрудничала с посреднической миссией России. Мне раз пришлось участвовать в еā поездках и других мероприятиях. На встрече парламентариев Азербайджана и Армении и представителей Нагорного Карабаха, проведенной на Аландских островах 21-22 декабря 1993 г. по инициативе МПА СНГ, МИД России и Аландского института мира, ее участникам была предоставлена возможность ознакомиться с опытом разрешения национальных противоречий между шведами и финнами вокруг этих островов. Тогда же в главном городе Аландских островов Мариехамне М.Ш.Шеримкулов предложил продолжить межпарламентский диалог в столице Киргизии. По инициативе МПА СНГ, парламента Киргизии, Федерального собрания и МИД России новая встреча парламентариев состоялась в Бишкеке 4-5 мая 1994 г., на этот раз на уровне руководителей парламентских структур. Главой армянской делегации был председатель Верховного Совета Армении Бабкен Араркцян. Группу представителей Нагорного Карабаха возглавлял тогдашний и.о. "спикера" из Степанакерта Карен Бабурян. Председатель азербайджанского Милли Меджлиса Расул Гулиев обещал приехать в Бишкек, но не смог, поскольку президент Г.А.Алиев 3 мая вылетел на организованную натовцами в Брюсселе встречу "Партнерство ради мира". Г.Алиев на время своей поездки в Брюссель оставил его старшим лицом в стране. Делегацию Азербайджана возглавил заместитель спикера Афияддин Джалилович Джалилов (спустя несколько месяцев, в последних числах сентября 1994 г. он был убит неизвестным террористом в подъезде своего дома в Баку). Председатель Совета МПА СНГ и Совета Федерации РФ В.Ф.Шумейко, секретарь Совета МПА СНГ М.И.Кротов участвовали во встрече в Бишкеке от МПА, а по существу представляли также Россию (наряду с автором этих строк, участвовавшим в качестве полномочного представителя Президента Российской Федерации и одновременно - от МИД России). Мало кто знает, что в Бишкеке по приглашению М.Ш.Шеримкулова - в ответ на ранее оказанное гостеприимство - присутствовала в роли наблюдателя и делегация лагтинга (местного парламента) Аландских островов во главе с Рогером Янсоном. В отличие от первой встречи на Аландских островах, где никаких документов не принималось, хотелось воспользоваться более высоким уровнем форума в Бишкеке, чтобы попытаться принять согласованный итоговый документ, нацеленный на поддержку принятого 15 апреля Заявления глав государств СНГ с его императивной установкой на прекращение кровопролития в Карабахе. Разумеется, никаких иллюзий, что это будет легко, у нас и быть не могло. Главным в тот момент было перенастроить общественное мнение на перемирие, прекращение огня. Заранее, ещā в Москве, мной был заготовлен проект документа - "Бишкекского протокола". Вокруг этого проекта и развернулись в столице Киргизии 4 и 5 мая упорнейшие дискуссии, в основном между азербайджанцами и карабахцами, длившиеся много часов каждый день. Далеко не всегда удавалось свести споры к тексту документа, нередко они шли гораздо шире. Вскоре вся программа, подготовленная хозяевами, рухнула: заманчивую поездку на озеро Иссык-Куль, намеченную было на конец первого дня, и другие мероприятия пришлось отменить. Всā застопорилось. Оба дня прошли в жарких спорах - то в полном составе делегаций, то в узком кругу только их руководителей, когда остальные участники встречи часами томились в кулуарах в ожидании исхода острых дебатов между "спикерами", несмотря на попытки сразу четырех посредников смягчить споры. Наше предложение поддержать от имени парламентских лидеров установку Заявления глав государств СНГ на прекращение огня и военных действий само по себе не вызвало дискуссий. Суть проекта нового документа состояла в развитии этой установки путем призыва руководителей парламентов ко всем сторонам конфликта прекратить огонь. Но надо было выразить это не общим благим пожеланием, а сделать предметной инициативой. Приближалось 9 мая, связанное в памяти народов Советского Союза с Днем Победы. Включение мной в текст документа этой даты ни у кого не вызвало возражений - хотелось показать, что, наконец-то, и в этом конфликте берāт верх, побеждает разум. В итоге сердцевиной "Бишкекского протокола" и стал такой призыв с предложением конкретного срока - прекратить огонь в полночь с 8 на 9 мая 1994 г. Но по другим вопросам противоречия между сторонами остались непреодолимыми. К сожалению, и в Бишкеке непомерно большое место заняли процедурные вопросы: является ли Нагорный Карабах стороной в этом конфликте и должен ли быть по статусу участия в этом форуме приравнен к армянам из Степанакерта представитель азербайджанской общины Нагорного Карабаха Низами Бахманов? Джалилов оспаривал правомерность участия карабахских армян в этой встрече (по сути дела сводил их статус "стороны конфликта" до уровня "заинтересованной стороны"). Не в силах добиться этого, поскольку участие карабахцев в этой встрече в Бишкеке было заранее принято к сведению и Г.Алиевым, Джалилов стремился уравнять с ними члена своей делегации Н.Бахманова. Но это противоречило бы элементарной логике, поскольку тот не представлял никакую парламентскую структуру (когда-то очень недолго был в Шуше главой исполнительной власти, но никак не представительной, пусть бы даже на муниципальном уровне). Конечно, никто не признавал и не собирался признавать НКР и еā парламент, но всā-таки карабахские армяне имели некую выборную структуру на основе волеизъявления местного населения (это нашло отражение и в лексике Хельсинкского решения СБСЕ от 24 марта 1992 г. - в нāм упомянуты "избранные" и другие представители Нагорного Карабаха). В своем запальчивом отторжении Нагорного Карабаха азербайджанцы не оценили должным образом, можно сказать, просто приняли за должное то, что Ереван постепенно подходил к признанию своего статуса стороны в этом конфликте. Араркцян и особенно Бабурян, естественно, всячески отстаивали статус Нагорного Карабаха как стороны конфликта и участника встречи в Бишкеке, не преминули также укорить азербайджанцев в снижении уровня своего участия из-за отсутствия спикера Р.Гулиева. В ходе дискуссий В.Ф.Шумейко однозначно высказался в том плане, что Нагорный Карабах, как и Армения, является стороной в этом конфликте, и подчеркнул, что без понимания этого практически невозможно прийти к его урегулированию. Из этого исходили мы и на московских переговорах, где с участием делегаций трех конфликтующих сторон разрабатывался проект Соглашения о прекращении вооруженного конфликта. Расхождения доминировали в Бишкеке и по вопросам существа урегулирования. Разумеется, большинство вопросов реально и не могло быть рассмотрено, а тем более решено на такой встрече руководителей парламентов ввиду специфики этого форума, однако инерция споров на периодически проводившихся в Москве переговорах сработала и в предгорьях Тянь-Шаня. Так с учāтом обстановки на фронте Джалилов больше, чем армяне ратовал за скорейшее прекращение огня, но настаивал при этом на его непосредственной увязке с незамедлительным выводом армянских войск со всех оккупированных азербайджанских территорий и возвращением туда беженцев. Однако бросалось в глаза, что он совсем не делает акцента на том, как добиться невозобновления военных действий - явно уходил от идеи размещения нейтральных разъединительных сил, готов был довольствоваться наблюдателями. Джалилов не проявлял также понимания целесообразности предлагать парламентам стран-участниц СНГ обсудить инициативу В.Ф.Шумейко и М.Ш.Шеримкулова о создании миротворческих сил Содружества (в этом вопросе уже чувствовалось, что азербайджанское руководство заангажировалось перед западниками, которые были резко настроены против размещения в зоне конфликта российских миротворческих сил, а силы СНГ представлялись им лишь ширмой для России). В конечном счāте, азербайджанская делегация пыталась продвинуть свой собственный проект итогового документа, в котором находила отражение лишь потребность в прекращении огня при немедленном выводе армянских войск из оккупированных районов Азербайджана, но, разумеется, отклонялось участие Нагорного Карабаха и предельно сужалась роль СНГ в урегулировании. Конечно, собственные проекты любой из сторон конфликта на подобных форумах - дело практически бесперспективное, поскольку они явно нацелены на отражение интересов только данной стороны и легко отклоняются оппонентами как односторонние. Но азербайджанцы и до этого, и впоследствии не раз недопонимали этого и выступали со своими проектами вместо доработки проектов, представленных посредником. Так в их проекте делалась попытка снять в начале текста ссылку на то, что конфликт "существенно затрагивает интересы других стран региона", но это без труда было отклонено другими участниками встречи. Армяне же делали особый акцент на необходимости выработки механизма, который обеспечивал бы соблюдение прекращения огня и военных действий и надāжно гарантировал бы, что они не возобновятся - только после этого они допускали вывод своих сил с занятых ими территорий Азербайджана. Иначе говоря, логично добивались сначала окончательного закрепления прекращения огня и военных действий, решения военно-технических вопросов перед тем, как переходить к военно-политическим (т.е. к выводу своих войск). Как отмечал потом В.Ф.Шумейко, было беспрецедентным, что руководители такого уровня почти двое суток непрерывно работали непосредственно над текстом документа. Хотя, естественно, почти вся "чāрная" работа, поиск альтернативных формулировок, выпуск очередных, обновленных вариантов проекта практически легли на меня. В конце дня 5 мая, после действительно изматывающих споров, "Бишкекский протокол" подписали руководители обеих армянских делегаций и все лица, выступавшие в роли посредников, но не стал подписывать глава делегации Азербайджана. Конечно, отказ Джалилова смазывал результаты встречи. Азербайджанцы мотивировали свою позицию тем, что не было дано право подписи Низами Бахманову, делали не слишком внятные ссылки на то, что документ не отвечает их интересам. Но это были лишь внешние предлоги. Истинная причина позы Джалилова выявилась довольно быстро. Было известно, что президент Азербайджана Г.А.Алиев выступал 4 мая на заседании Совета НАТО в Брюсселе и подписывал там рамочный документ программы "Партнāрство ради мира". В той аудитории он, конечно, ни слова не сказал о миротворческих усилиях России и СНГ, вовсе не говорил о том, ключ к урегулированию карабахского конфликта в руках у Москвы (что не раз заявлял публично - и до этого, и позднее). Достаточно сказать, что в той речи оратор осыпал НАТО дифирамбами и упоминал лишь ООН, СБСЕ и его минскую группу - ни Россия, ни СНГ не были названы им ни разу. Эта поездка и речь в штаб-квартире НАТО уже были частью геополитической игры "в зигзаги", в которую втягивался лидер Азербайджана с подачи западных держав. В этом контексте в те дни вряд ли нужно было Алиеву и подписание "Бишкекского протокола", которое как раз энергичнее всего продвигалось именно представителями России как важный шаг идейно-политической подготовки к прекращению кровопролития (что ничуть не умаляет важности вклада других участников встречи в Бишкеке). Как было блокировано им подписание протокола в Бишкеке Г.А.Алиев рассказал в своем выступлении 21 мая 1994 г.: он просто не позволил Джалилову подписывать там какой-либо документ без своего согласия. Тот и действовал в Киргизии в духе этих указаний, чтобы не мешать своему президенту в Брюсселе. Конечно, это любопытно, но с других точек зрения: было ли в Баку разделение властей, каковы были там реально политические нравы? В Бишкеке мы, естественно, не знали об этих указаниях Алиева, и тщетно я добивался телефонной связи оттуда с председателем Милли Меджлиса Гулиевым в надежде заручиться его согласием на подписание бишкекского призыва. Тем не менее, безусловно правильным было решение, принятое тогда теми, кто подписал документ - оставить руководству Милли Меджлиса возможность присоединиться к нему позднее, если оно пожелает. После стольких усилий бросать дело на полпути было бы слишком расточительно. Надо было продолжить их. Залāтев в Москву на один день (для участия в первой встрече А.В.Козырева с новым председателем Минской конференции СБСЕ шведом Яном Элиассоном 6 мая), по договоренности со своим министром и с В.Ф.Шумейко 7 мая вылетел я в Баку для обсуждения "Бишкекского протокола" с президентом Азербайджана и председателем Милли Меджлиса. Надо было выявить окончательную позицию Азербайджана в отношении этого документа, попытаться выйти на его подписание. В воскресенье, 8 мая Гейдар Алиевич собрал в своем кабинете высшее руководство Азербайджана. В совещании приняли участие руководители парламента Р.Б.Гулиев и А.Д.Джалилов, госсоветник по внешней политике В.М.Гулизаде, мининдел Г.А.Гасанов, министр обороны М.И.Мамедов, заммининдел Т.Н.Зульфугаров, посол Азербайджана в России Р.Г.Ризаев и другие, севшие за длинным столом в основном по правую руку от Алиева. Мне пришлось быть слева от него. Открывая встречу, президент выставил очередную порцию укоров российскому посреднику, начав буквально так: "Опять Вы подготовили документ, идущий вразрез с интересами Азербайджана"...Пришлось потом сказать в ответ, что некоторыми положениями "Бишкекского протокола" не вполне довольны и армяне, но в нāм не найти ни одной фразы, которая шла бы вразрез с интересами армян или азербайджанцев, заинтересованных в прекращении кровопролития. Естественно, высказывания присутствовавших на совещании шли в поддержку своего президента. Соотношение "голосов" за столом и не могло быть благоприятным для солирующего посредника. Вдруг первым среди азербайджанцев более определенно высказался за прекращение огня посол в Москве Рамиз Ризаев. Его поддержал в этом Расул Гулиев. Постепенно, как говорят, со скрипом стал намечаться поворот к реализму. Прозвучала и "компромиссная" идея: подписать документ, но с поправками. Кто-то предложил вставить "международные" перед словом "наблюдатели", кто-то сказать резче: вместо "занятые" - "захваченные территории". Первая поправка означала, чтобы наблюдатели были не только из России (кстати говоря, вставлять слово "международные" про наблюдателей было неуместно в том контексте, поскольку речь шла о Протоколе встречи министров обороны в Москве от 18 февраля 1994 г. Реально в тот момент только Россия проявляла готовность быстро выделить миротворческий контингент и наблюдателей. Стремление к этому со стороны Турции категорически отвергалось армянами). Вторая поправка была преимущественно эмоциональной: ведь в ходе военных действий, за редким исключением, территории захватывают силой или занимают, если противная сторона сама оставляет их. В этом конфликте имело место и то, и другое. Эти лингвистические нюансы понятны, но они мало меняли суть дела. Со своей стороны, объяснял, что внесение в текст поправок вообще не имеет реального смысла, поскольку все остальные участники встречи в Бишкеке подписали документ в том виде, как есть, и не будут вновь заниматься его рассмотрением - ведь это же не договор, не юридический, а политический документ. Проявилась и традиционная "болячка" азербайджанской дипломатии: вновь стали настаивать на подписи Н.Бахманова от имени азербайджанской общины Нагорного Карабаха. Показывал им, что Бахманов не может быть приравнен к руководителям представительных структур. Однако интерес азербайджанских участников этого совещания был горячее и круче любых логических доводов! Подумалось, правда - нет худа без добра: оговорки вроде бы "спасают лицо" азербайджанских властей, облегчают им присоединение к документу. В конце совещания Алиев сказал Джалилову: "Ну, подписывай, Афияддин!" Но тот заявил, что не может сделать этого, поскольку связал себя позицией, занятой в Бишкеке. Возникла деликатная, даже курьāзная ситуация. И не только в смысле ослушания Афияддина Джалиловича. После поворота в настрое совещания в пользу прекращения огня его уклонение позволяло вырулить на более высокий и естественный уровень подписания документа - председателем Милли Меджлиса Р.Гулиевым! Ведь остальные подписи сторон в конфликте принадлежали первым лицам по парламентской линии. Поэтому пришлось, как ни странно, выразить понимание позиции Джалилова и поддержать его перед Г.Алиевым, подводя дело к тому, чтобы документ был подписан спикером. Не без укора своему заместителю Гулиев высказался в том смысле, что кое-кто озабочен тут своей репутацией - его лично это не беспокоит, была бы лишь польза народу. Он готов подписать документ с упомянутыми оговорками и с подписью Бахманова. Алиев дал согласие. И Гулиев тут же расписался там, где намечалась подпись Джалилова. А в конце страницы разборчивым почерком по-русски были вписаны две "оговорки". Другие важные, но деликатные положения документа (ссылка на Протокол встречи министров обороны от 18 февраля, роль СНГ, идея создания в нāм своих миротворческих сил) затронуты не были. Словом, встреча началась "за упокой", а кончилась "за здравие!" Затея с подписью Бахманова привела к конфузу. Азербайджанцы вписали от руки его фамилию, но не смогли вовремя отыскать его в Баку. Известив Москву о подписании "Бишкекского протокола" Гулиевым, в понедельник, 9 мая я так и увез с собой экземпляр текста с двумя оговорками и приписанной фамилией Бахманова, но без его подписи. Утром 9 мая мне пришлось провести в Баку необычно многолюдную (были представители 20 СМИ) и продолжительную, более трех часов, пресс-конференцию с изложением в самых общих чертах нашего плана урегулирования. Столь подробный разговор с азербайджанской прессой был вызван в основном множеством наскоков министра иностранных дел Г.А.Гасанова на "российский план" в ходе слушаний в Милли Меджлисе 18 апреля. Пришлось подтвердить журналистам и подписание Р.Гулиевым "Бишкекского протокола" с двумя поправками, что стало для них сенсационной новостью. О поправках к протоколу вынужден был сказать, что их следует рассматривать как особое мнение азербайджанской стороны, ибо для всех, кто подписал документ ещā в Бишкеке, текст остается таким, как они его подписали. (Огласить предстоявшее в тот же день, 9 мая подписание министром обороны М.Мамедовым другого документа - о прекращении огня - никак не мог. Уверенности в том, что он будет подписан, как было намечено накануне, не было до самого конца, да к тому же предстояло потом получить ещā подписи в Ереване и Степанакерте. Сказал лишь, что теперь необходимо юридически обязывающее соглашение, которое подписали бы руководители Азербайджана, Армении, а также Нагорного Карабаха. Добавил, что находимся сейчас ближе к прорыву в урегулировании карабахского конфликта, чем раньше). При всех колебаниях и зигзагах азербайджанского руководства подписание им "Бишкекского протокола", т.е. согласие Баку на призыв к перемирию было верным, более или менее своевременным и мужественным шагом с его стороны. Это стало одной из важных предпосылок к прекращению кровопролития. "Партия войны" в Баку развернула бурную кампанию против Бишкека, даже истерию, причāм "вслепую" (многие и не знали полного текста протокола, хотя он был опубликован местной прессой, конечно же, в бакинской редакции). Борьба против этого документа, подогретая и недавним выступлением Г.Гасанова в парламенте с резкой критикой "российского плана", была ещā одним предлогом для давления оппозиции на команду Г.А.Алиева и стимулом для объединения еā ранее разрозненных сил. 10 мая 12 политических партий выступили с заявлением, в котором осуждалось подписание протокола. Пугали тем, что подпись Р.Гулиева рядом с подписью К.Бабуряна будто бы приведет к международному признанию НКР, обвиняли спикера в национальном предательстве. Глашатаи оппозиции даже не особенно вникали в то, что это был лишь призыв к скорейшему прекращению огня, в котором на тот момент больше, чем армяне нуждалась как раз азербайджанская сторона! Были, конечно, и трезвые голоса в Азербайджане. 6 партий центристского блока в совместном заявлении поддержали подписание "Бишкекского протокола". Немало зависело от самого Г.А.Алиева, но он не торопился дать знать, что лично благословил подписание. 13 мая партия Национальной независимости Азербаджана потребовала, чтобы президент проявил свое отношение к документу. Алиев в общем виде высказался в том смысле, что подписание протокола было правильным шагом, ведущим к прекращению огня. 14 мая в интервью азербайджанскому телевидению Р.Гулиев был вынужден особо подчеркнуть, что подписал "Бишкекский протокол" в кабинете Алиева, в его присутствии и с его согласия. Надо отдать Гулиеву должное: он и публично высказался за то, что Нагорный Карабах - сторона в конфликте. Заседание Милли Меджлиса с 10 мая было перенесено сначала на 13 число, а потом на 18 мая (из-за нашего совместного с Элиассоном приезда в Баку 12 мая и четырехчасовых переговоров в тот день у Г.Алиева, где должен был присутствовать и спикер Р.Гулиев). 18 мая в Азербайджане разразился парламентский кризис: когда оппозиции не удались две попытки включить вопрос о "Бишкекском протоколе" в повестку дня Милли Меджлиса (голосование принесло "ничью" - 19:19 при двух воздержавшихся), она стала утверждать, что председатель Милли Меджлиса превысил полномочия, настаивала на аннулировании подписи Гулиева и его отставке. Особенно активны были бывший мининдел Тофик Гасымов и Этибар Мамедов. В итоге 17 депутатов покинули заседание, сорвав кворум (в Милли Междлисе 50 депутатов, кворум - 34) и больше недели отказываясь продолжать работу. Гулиев вряд ли ожидал столь бурной обструкции оппозиции и столь невнятной позиции руководства Азербайджана. Утверждают, будто А.Джалилов и в Баку давал понять прессе, что "Бишкекский протокол" не учитывает интересы Азербайджана. Верно ли это - не знаю. Любопытную позицию занял Г.Гасанов. В интервью агентству АТА он всячески открещивался от "Бишкекского протокола", утверждал, что и не видел его, отказывался комментировать, переадресовывал корреспондента к тем, кто его подписал. Хотя он присутствовал в кабинете Г.Алиева в тот момент, был свидетелем подписания. Азербайджанские журналисты обращались и ко мне по этому поводу. Не раз звонили и в Москву. Например, спрашивали, надеюсь ли я на ратификацию Милли Меджлисом "Бишкекского протокола". Выражал им свое недоумение. Отметив важное значение документа для создания политического фона, благоприятствующего прекращению кровопролития, вопрошал затем их самих, о какой ратификации может идти речь, если в нāм содержатся лишь призыв к прекращению огня, обращения, предложения и не более того. Что же там ратифицировать - ведь это же не юридический документ! Несмотря на истерику оппозиции, население Азербайджана восприняло "Бишкекский протокол" сравнительно благожелательно. Согласно опросу, проведенному социологической службой бакинской газеты "Зеркало", 30,7% респондентов отнеслись к нему положительно и 17,8% - скорее положительно, тогда как отрицательно только 17% и скорее отрицательно - 11,5%. Надо сказать, что и другой вопрос дал неблагоприятный для оппозиции результат. Создание на территории республики российских военных баз 27% респондентов сочли просто необходимым, 30,7% - тяжелым, но вынужденным шагом, а отрицательно отнеслись 29,9%. Причем больше других слоев за протокол и за создание баз высказались военные (а за базы и студенческая молодежь) - те, кому продолжение войны угрожало непосредственно. А ведь именно этим оппозиция пугала население, утверждая, что введение российских разъединительных сил приведет к тому, что они останутся тут надолго, станет чуть ли не равнозначно оккупации и созданию здесь военных баз России. Страсти вокруг Бишкека продолжали бушевать в Азербайджане несколько недель, даже после того, как было достигнуто прекращение огня. Правда, из-за припоздания с подписанием бишкекского документа азербайджанцами и трудных дискуссий в Баку 8 и 9 мая нам не удалось, как намечалось ранее, приурочить перемирие ко Дню Победы. Ещā два дня ушло на работу со сторонами по тексту нового соглашения - прекращение огня вступило в силу лишь в полночь на 12 мая 1994 г. Всполошившись из-за того, что кровопролитие остановлено при посредничестве России, западники, прежде всего США лихорадочно усилили нажим и на Баку, и на Ереван, чтобы те не вздумали принять "российский план" (прямых рычагов давления на Степанакерт у них не было). Но об этом стоит рассказать подробно - возможно, даже отдельной главой. Здесь отмечу лишь, насколько трудно поверить, чтобы линия США не имела никакого отношения к выступлениям оппозиции в Баку против бишкекского документа. Тем более что Бишкек никак не был связан с СБСЕ и его минской группой, а прошāл как бы в рамках СНГ. "Бишкекский протокол" стал кульминацией тех политических усилий за пределами непосредственно переговорного процесса и военно-дипломатической работы, которые мы прилагали в целях прекращения огня. Ведь за спиной руководителей парламентов фактически стояло высшее руководство сторон конфликта. Документ имел важное значение в борьбе за общественное мнение. Это была "грунтовка" для первого эскиза картины будущего перемирия. Средства массовой информации, даже исследователи и политологи, мало знакомые с текстами документов, нередко ошибочно пишут, будто в Бишкеке как раз и было подписано прекращение огня в карабахском конфликте. Они не отличают призыв прекратить огонь от документального оформления взятых на сей счāт обязательств на основе принятых руководством всех сторон политических решений. Не вникая в "технологию" перемирия, не учитывают они и того, что это была встреча руководителей парламентских структур сторон в конфликте, а не исполнительной власти. Главы этих структур нуждались бы в официальных полномочиях на подписание такого соглашения от высших руководителей исполнительной власти, а их ни у кого не было, да они и не запрашивались. Инициаторы встречи в Бишкеке и не ставили такую задачу, хотя, разумеется, стремились реалистически продвинуть дело к тому, чтобы покончить кровопролитие. Казалось бы, исследователи должны были обратить внимание и на то, как оценили "Бишкекский протокол" подписавшие его Бабкен Араркцян и Расул Гулиев. Так Б.Араркцян на специальной пресс-конференции 7 мая 1994 г. в Ереване отметил, что это серьезный политический документ, однако он составлен в парламентском стиле и носит мягкий рекомендательный характер. Выступая 18 мая 1994 г. на открытии заседания Милли Меджлиса, Р.Гулиев в ответ на обвинения группы депутатов в превышении полномочий заявил, что это всего лишь протокол о намерениях, не имеющий юридической силы и носящий рекомендательный характер, для его подписания не требовалось согласия парламента, а также особых полномочий, не нуждается он и в ратификации. Гипертрофия значения Бишкека в карабахском урегулировании возникла "с обеих сторон баррикады": в Азербайджане вследствие той шумной политической борьбы, которая развернулась вокруг протокола, а среди армян - из-за эйфории насчет того места, которое занял в Бишкеке и в этом документе Нагорный Карабах. Один из участников бишкекской встречи, нынешний "президент НКР" А.Гукасян в те дни в газете "Республика Армения" назвал еā исторической, поскольку Нагорный Карабах впервые был представлен в качестве равноправной стороны, а "и.о. председателя Верховного Совета НКР" К.Бабурян поставил свою подпись рядом с подписями других участников. Многим армянам примерещилось в этом чуть ли не какое-то признание НКР. Куда умереннее был Б.Араркцян, заявив на той же пресс-конференции, что главным достижением Бишкека явилось признание Нагорного Карабаха де-факто конфликтующей стороной всеми участниками встречи, кроме делегации Азербайджана. Конечно, не так уж точно, что главное было именно в этом, как и то, что Россия признала Степанакерт в данном качестве лишь в Бишкеке, но Б.Араркцян всā же был реалистичнее своих соплеменников-политологов. Достойно сожаления, что даже многие серьезные исследователи - и не только в Баку, Ереване и Степанакерте, но и в Москве - из-за несоразмерного увлечения "Бишкекским протоколом", практически потеряли из виду куда более основательный документ, принятый на более высоком уровне за 20 дней до Бишкека. Некоторые из них называли Бишкек прорывом в карабахском урегулировании, тогда как подлинный прорыв произошāл немного раньше и вылился через неделю после Бишкека в бессрочное прекращение огня. Как известно, 15 апреля 1994 г. в Москве Совет глав государств СНГ по инициативе России принял важнейшее Заявление с чāткой постановкой вопроса о прекращении огня как неотложной потребности урегулирования в Карабахе. Такой документ был принят СГГ по Карабаху впервые, причāм с прямым участием президентов Азербайджана и Армении! В нāм прошли самые категорические формулировки: "Главный приоритет, императив урегулирования - незамедлительное прекращение огня, всех военных действий и вслед за этим его надежное закрепление. Без этого не перейти к ликвидации последствий трагического противоборства". Стоит подчеркнуть, что к тому времени вообще не было ни одного столь определенного документа на этот счāт, тем более на высшем уровне, многостороннего и с участием глав обоих государств-участников конфликта. Исследователи не заметили даже, что Бишкек лишь по форме был продолжением встречи парламентариев на Аландских островах, а по своей сути был изначально созван как раз в поддержку главами парламентов установки глав государств СНГ на незамедлительное прекращение кровопролития, изложенной в московском документе. А ведь об этом прямо говорится и в самом "Бишкекском протоколе": участники встречи в Бишкеке, поддержав Заявление глав государств от 15 апреля, "высказали готовность оказать полную поддержку усилиям глав и представителей исполнительной власти по прекращению вооруженного противоборства и ликвидации его последствий путем скорейшего заключения соответствующего соглашения". Яснее не скажешь... Так иногда нечто производное, но броское заслоняет основное, базовое, более содержательное и существенное...

ДЕКАБРЬСКАЯ АФЁРА 1993 ГОДА При развале начала 90-х годов у России была тьма собственных проблем, но не могла она остаться равнодушной к кровавым событиям на окраинах рухнувшего СССР (от Карабаха и Приднестровья до Таджикистана) - они представляли угрозу и для неā. Тем не менее, ещā бытуют примитивные спекуляции насчāт того, что ключ к их урегулированию де в руках у Москвы, но ей, мол, выгодны тлеющие конфликты для контроля над бывшими союзными, а ныне независимыми республиками. Все помнят Карабах, ставший нарицательным названием межэтнических столкновений и ареной полномасштабной ожесточāнной войны. Но легко забывается, каким образом при настоятельном содействии России было сбито пламя этого конфликта, опалявшее всā Закавказье, каких усилий это стоило. Конфликт всā ещā не ликвидирован, продолжает чадить. Но кровь не льāтся уже десятый год. Разгар военных действий в Карабахе пришāлся на 1993 год. Это были уже не очаги локальных стычек, а практически сплошная линия фронта и массированные боевые операции с применением современных вооружений, захватами обширных территорий. Инициатива перешла к армянам: помимо карабахцев и добровольцев из разных стран там сражались уже и регулярные войска Армении. Другая сторона завербовала разных наāмников, в том числе многих офицеров через военкоматы ряда областей России и около двух тысяч афганских моджахедов. С середины 1993 г. Россия как посредник всā настойчивее подводила конфликтующие стороны сначала к мерам по ограничению боевых действий, а затем к повсеместному прекращению огня. Но перед тем как выйти на перемирие с 12 мая 1994 г. пришлось пережить горечь целого ряда срывов прекращения огня. Те первые перемирия оказались недолговечными. (Правда, если сложить их сроки, то за вторую половину 1993 г. кровопролитие было приостановлено на целых два месяца: 2 месяца затишья из 6 - не так уж и мало в пересчāте на человеческие жизни!) Тогда никому, кроме России - ни другим государствам, ни минской группе СБСЕ - не довелось хотя бы временно сдержать военные действия в Карабахе (даже когда некоторые возможности возникали и у них). Но это и неудивительно: в отличие от других посредников, Москва целеустремленно добивалась, прежде всего, прекращения кровопролития. И не только по гуманным соображениям (хотя их одних более чем достаточно для этого) - в ходе боев ещā труднее вести переговоры. Наши западные партнāры вряд ли хотели продолжения боевых действий, но не бились за прекращение огня так, как Россия. У них были другие приоритеты... Некоторые обвалы надежд в 1993 г. вызывали не только огорчения, но и тяжāлые прямые или косвенные последствия. В начале сентября армяне "замотали" отвод войск из занятого ими азербайджанского райцентра Кубатлы, публично обещанный Ереваном и Степанакертом на самом высоком уровне. Тем самым был упущен шанс дать пример проявления гибкости, столь необходимой всем сторонам для преодоления "упāртости" в любом вопросе. Ведь первый жест доброй воли должны сделать те, кто находится в более выгодном положении - в ущербном состоянии никто не способен на такие жесты, они выглядели бы проявлением слабости и капитулянтством. В октябре последовали срывы с азербайджанской стороны: 10 числа произошел опасный инцидент у села Куйджак, а 21 октября азербайджанцы окончательно сорвали перемирие, потеряв весь юго-запад своей страны. Но важно отметить, что когда хотя бы одна из сторон действительно нуждалась в прекращении огня, оно могло держаться сравнительно долго. Так одно из них продлевалось четыре раза и длилось с 31 августа до 21 октября: Г.А.Алиеву для избрания президентом 3 октября, что завершало переход власти в его руки, нужны были не бои, а более благоприятные условия. Особенно памятен своей абсурдностью и еā кровавыми последствиями срыв договоренности о прекращении огня в середине декабря 1993 г., достигнутой "на самом высоком уровне" при содействии МИД России. На сей раз причиной был не досадный инцидент на линии фронта (как бывало прежде вследствие опрометчивых действий полевых командиров либо неподконтрольных формирований), а головотяпство либо циничный трюк в столичных кабинетах. Вот как это было. 16 декабря 1993 г. в Москве узнаю, что вновь обострились военные действия на юге, возле гор. Бейлаган. Как обычно, посыпались взаимные обвинения. Созваниваюсь по ВЧ-связи поочередно с президентом Г.А.Алиевым и лидером карабахских армян Р.С.Кочаряном. На удивление быстро получаю от обоих согласие на предложение о новом повсеместном прекращении огня. Договариваемся прекратить огонь в полночь на 17 декабря на 10 дней, чтобы договориться за это время о его продлении. Г.А.Алиев сообщает, что от политического руководства Азербайджана соглашение подпишет заместитель председателя Верховного Совета АР А.Джалилов, от военного командования - начальник генштаба Н. Садыхов. Р.С.Кочарян поручает это А.Гукасяну и С.Оганяну. Тотчас высылаю факсом в Баку и Степанакерт проект документа для оформления. Текст совсем немного отличается от прежних подобных соглашений. Времени в обрез, всего несколько часов - ведь после письменного оформления мы ещā должны перекрестно направить обеим сторонам факсы, подписанные другой стороной, чтобы подтвердить взаимность принятых обязательств. А военному командованию надо после этого отдать приказы и как можно скорее известить командиров на фронте. Вскоре получаю факс из Степанакерта: всā подписано без поправок или дополнений. Проходят драгоценные часы, а из Баку документа нет и нет. Зная, что Г.А.Алиев плотно занят приготовлениями к визиту во Францию, начинаю торопить бакинцев. Меня уверяют, что задержка носит чисто технический характер: вот-вот вернāтся в Баку Н.Садыхов и сразу подпишет документ. Никаких замечаний или поправок по тексту не высказывают. Чтобы ускорить подписание, "досрочно" высылаю в аппарат президента Азербайджана факс с автографами карабахцев (обычно такая рассылка делалась мной после поступления документов от обеих сторон). Азербайджанцы теперь достоверно могут видеть, что Степанакерт обязался прекратить огонь, если они сделают то же самое. Ложных обольщений на этой почве у них быть не должно - ведь в тексте прямо говорится, что договоренность вступит в силу лишь после подтверждения посредником получения обоих аналогичных документов. Учитывая сложность обстановки под Бейлаганом и то, что всā согласовано лично с президентом Азербайджана (выше некуда - надо доверять!), зондирую мнение Р.С.Кочаряна: не стоит ли прекратить огонь сегодня же в полночь "на джельтменской основе", не откладывая этого из-за "технической задержки" с подписанием документа в Баку? (Каюсь теперь в своей наивности!). К немалому удивлению, Р.С.Кочарян, известный жāсткостью, не возражает. Обе стороны вроде бы отдают приказы войскам (из Москвы мне это не проконтролировать!). Однако утром снова идут взаимные претензии из-за нарушений. Следующие сутки продолжаю выбивать из Баку подписание документа, передаю сторонам встречные протесты и настоятельные требования принять меры. Сбои в подобных ситуациях крайне нежелательны, но всā-таки бывали (скажем, не везде на местах сразу получили и выполнили приказ). Иногда ситуация постепенно выправлялась, переходя в затишье. Но задержка с подписанием документа уже беспрецедентна! Она продолжается и на следующий день. Президент Азербайджана уже недосягаем по ВЧ. Обрываю провода, связываясь с аппаратом Г.А.Алиева, председателем парламента, министром обороны, генштабом. Телефонные разговоры не запишешь, но сохранился факс личному секретарю Г.А.Алиева: "Тариэль, прошу доложить Президенту, что до сих пор из Баку не получен посредником азербайджанский текст о прекращении огня, подписанный А.Джалиловым и Н.Садыховым. Так работать невозможно. Дело достаточно серьāзное, и в нāм должен быть порядок. Или тогда надо отменить прекращение огня. 18.ХII. 21.00". Опять глухо - ответа нет. Наконец, лишь 19 декабря в 21.40 (более трāх суток после уговора с Г.Алиевым!) пришāл факс на бланке министра обороны АР с подписями Джалилова и Садыхова. Бумага произвела крайне несерьāзное впечатление. Это было совсем не то, чего ждали мы с 16 декабря - не только по форме и адресу, но и по содержанию. Первый трюк очевиден - нет даты. Второй - письмо адресовано не посреднику и "руководству Нагорного Карабаха", как было прежде, а лишь посреднику. Не внушает доверия подпись Джалилова, мало схожая с прежними (через день мы встретимся с ним в Петербурге, а затем поедем автобусом в Хельсинки и вылетим на Аландские острова). А главное - в тексте почти ничего не осталось от нашего проекта, давно посланного в Баку и подписанного Степанакертом. Искажается и сама суть дела - будто речь идāт не о прекращении огня, а уже о его продлении. Словом, письмо совершенно непригодно для оформления того, что было согласовано с Г.А.Алиевым. К тому же армянам предлагается отвести войска на 10 км: даже не уточняется, где именно - чуть ли ни по всему фронту! В довершение нелепостей в конце выражается надежда на "неукоснительное соблюдение подписанных договоренностей"! На что всā это рассчитано? Издāвка над здравым смыслом. В ущерб своему же народу! Стоит ли напоминать, как оформляют столь деликатные соглашения? Обычно полномочные представители сторон подписывают единый документ в одно время и одном месте. Но чтобы не признавать карабахских армян стороной в конфликте, Баку предпочитал подписывать договоренности с ними заочно (как правило, через нас по факсу). Мы как посредники не возражали против этого - так даже было быстрее. Но азбучно, что при любой процедуре текст документа должен быть абсолютно идентичным (если бы возникли поправки, их надо было бы согласовать с другой стороной напрямую или через посредника). Разумеется, изменение содержания или формы текста в одностороннем порядке, явочным путāм, тем более - задним числом нельзя считать ни правомерным, ни корректным. Неужели об этом не догадывались высокие чины в Баку? (Кстати, 18 и 19 декабря министр обороны Азербайджана Мамедов трижды присылал мне перечни нарушений со стороны армян, исходя из наличия прекращения огня. Будто Баку уже оформил его должным образом!). Тем временем Г.А.Алиев уже в Париже. Строчу проект шифровки нашему послу во Франции Ю.А.Рыжову. Он должен срочно отыскать там президента Азербайджана и в деликатной форме выразить недоумение тем, что его указания не выполнены в Баку. Несмотря на плотность программы визита, Юрий Алексеевич находит его и выполняет поручение МИД России. Он сообщил Г.А.Алиеву, что письмо из Баку неприемлемо для оформления прекращения огня, но подтвердил нашу готовность провести новые переговоры для установления перемирия. Ю.А.Рыжов подчāркнул, что непременным условием посредничества считаем четкость сторон и верность принимаемым обязательствам - иначе лишь углубляется взаимное недоверие между ними. Президент заверил посла, будто отдал в Баку все необходимые распоряжения и пообещал по возвращении(!) разобраться с происшедшим (как он разобрался потом с этим делом, мы так и не узнаем). Что же за спектакль это был? Цепь нелепых недоразумений? Роковая несогласованность внутри бакинской администрации? "Неграмотность" подписантов? Попытка прямого надувательства? А главное - какие же указания оставил в Баку Г.А.Алиев перед отъездом в Париж? И, наконец, было ли возможно там ослушание высшего руководителя? На эти вопросы нет готового ответа - читатель может выбрать его на свой вкус. А "ларчик-то просто открывался"! Середина декабря - начало попыток азербайджанского контрнаступления на южном фронте. Одни датируют его как раз 17 декабря, другие началом 20-х чисел, но ясно, что это было самой крупной попыткой отбросить армянские войска в карабахской войне. В ходе эскалации боев не было принято и наше новое предложение установить с 31 декабря новогоднее перемирие на 2 недели. Оно было направлено 30 декабря в письменном виде лично Г.А.Алиеву, но осталось без ответа, хотя карабахцы давали согласие и на этот раз. На саммите СНГ в Ашгабате 23-24 декабря, т.е. в интервале между срывами обеих попыток прекращения огня, Г.А.Алиев в заявлении для печати сказал, что (цитирую по ИТАР) "отдаāт предпочтение мирному решению конфликта, выступает за немедленное прекращение военных действий между противоборствующими сторонами". По его мнению, "необходимые для этого условия пока не созданы, достигнутые ранее договоренности нарушены, не помогли процессу и прямые контакты с представителями армянской общины Нагорного Карабаха". Контрнаступление, как раз призванное, видимо, создать "необходимые условия", вскоре захлебнулось, принеся азербайджанцам лишь небольшой локальный успех в зоне Горадиза. Но ожесточенные бои зимой 1993-94 гг. ещā долго продолжались с большими потерями для обеих сторон. С этого времени Баку прерывает прямые контакты со Степанакертом, полностью игнорируя его как сторону в конфликте, хотя в 1993 г. десять (!) раз именно с Нагорным Карабахом заключал договорāнности об ограничении военных действий, прекращении огня или его продлении (даже без какого-либо участия Еревана). Россия как посредник считала, что в этом конфликте три стороны и, реалистически исходя из его необычной конфигурации, упорно вовлекала в урегулирование и Ереван, но вовсе не для отстранения Степанакерта. Декабрь 1993 г. выпукло иллюстрирует постоянные трудности работы посредника со сторонами. Показывает, насколько важны политическая воля, чāткость действий и верность высших руководителей своему слову. И, кстати, проясняет, почему ещā пять месяцев сотрясали регион упорные военные действия. С немалыми человеческими жертвами и материальными разрушениями. С нарастанием потока азербайджанских беженцев, о которых теперь в Баку столько пекутся на словах... Кто ответит за излишние жертвы? Стоит ли удивляться, что бич карабахского урегулирования - взаимное недоверие сторон!? Декабрьская афера 1993 года только усугубила его. Не скрою, как посредник я был крайне разочарован, даже удручāн. Правда, не мог опускать руки, потому что в Карабахе и вокруг него ещā лилась кровь.

ПЕРВЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ Основной размах военных действий, особенно наступательных операций в Нагорном Карабахе и вокруг него, пришелся на 1993 год. Это нисколько не умаляет важности событий вокруг Шуши и Лачина (май 1992 г.) и наступления азербайджанской армии летом того же года на территории бывшей НКАО, а также обоюдоострых боев зимой и весной 1994 г., незадолго до перемирия 12 мая. В целом 1993 год прошел под знаком военной активности армян. В конце марта они захватили Кельбаджарский район, широко сомкнув Армению и Нагорный Карабах. Летом армяне обложили, а затем заняли два важнейших опорных пункта азербайджанских войск у восточных границ Нагорного Карабаха - города Агдам и Физули, а на севере - Мардакерт. Затем армяно-карабахские войска нависли над юго-западными районами Азербайджана (Джебраил, Зангелан, Кубатлы), угрожая выйти на границу с Ираном по реке Аракс. В октябре 1993 г., воспользовавшись локальным нарушением с азербайджанской стороны прекращения огня, они развернули крупное наступление и сначала отрезали, а затем захватили весь юго-запад. Зимой 1993-94 гг. азербайджанские войска предприняли ряд попыток контрнаступления. Но они либо окончились неудачей (особенно в районе Кельбаджара), либо принесли лишь местный успех (например, в районе Горадиза, возле границы с Ираном). * * * Первый год деятельности минской группы СБСЕ (с июня 1992 г.) показал нам, что она не способна эффективно выполнить роль посредника, прервать либо хотя бы сдержать расползание вооружāнного противоборства на новые районы со всеми вытекающими последствиями: умножением жертв и материальных разрушений, нарастанием волны беженцев, усилением опасности интернационализации конфликта. Тем более что в минской группе явно недооценивался бесспорный для нас приоритет прекращения кровопролития. Мы продолжали свою активность в минской группе, стремясь выправить еā курс и противодействуя попыткам западников использовать этот формат в своих геополитических интересах, прежде всего, чтобы снизить влияние России в Закавказье. В этой ситуации нам пришлось умножить собственные посреднические усилия, всā активнее самостоятельно выходить на руководство конфликтующих сторон, побуждая их к обузданию пожара войны. Необходимо хоть пунктирно прочертить линию наших действий в целях прекращения огня с середины 1993 г. Разумеется, в жизни они переплетались с нашей деятельностью в минской группе, даже не всегда могут быть поняты в отрыве от неā. Лето и осень 1993 г. вылились в целую череду временных прекращений огня или иных ограничений военных действий, достигнутых при прямом посредничестве России. То они быстро срывались, то удавалось продлить их на какой-то срок. Это была полоса надежд и разочарований, нервного напряжения и гнетущей усталости. Задачи, которые ставились нами по началу, не были слишком амбициозными - было важно, чтобы стороны постепенно свыклись с тем, что, оказывается, можно не вести ракетно-артиллерийский огонь по городам или не стрелять хотя бы несколько дней. Нельзя сказать, что мы четко понимали - скорее интуитивно чувствовали, что чудес не будет, что нам не удастся решить проблему прекращения массового кровопролития одним махом, как рассчитывал в Сочи в сентябре 1992 г. министр обороны России П.С.Грачев. Придāтся выходить на это через настойчивые попытки, наперекор нередким уклонениям сторон, а то и срывам ими достигавшихся непродолжительных в то время перемирий. "Летопись" ограничения военных действий и прекращений огня в Карабахе может показаться довольно скучной, но без неā трудно понять, как удалось затем добиться длительного перемирия и относительной стабилизации обстановки в регионе конфликта. Растянутость этого повествования может извинить только то, что каждый день ограничения или приостановки военных действий сберег не одну человеческую жизнь. В основном это охватывает период с середины 1993 г. по май 1994 г. Надо сказать, что на это время пришлись и серьāзные внутренние потрясения в Азербайджане. Общие их контуры широко известны: драматический уход Абульфаза Эльчибея и приход к власти Гейдара Алиева, который возвратился из Нахичевани в Баку в связи с бурными событиями в Гяндже в начале июня. 15 июня он стал Председателем Верховного Совета АР, а после бегства Эльчибея 18 июня в Келāки - первым лицом в государстве (с 24 июня - "осуществляющим полномочия Президента Азербайджанской Республики"). Не стану вдаваться в ход событий в Баку (это отдельная тема), но всā, о чем пойдāт речь, происходило на этом фоне. Первую существенную договоренность посреднической миссии России удалось самостоятельно достичь между конфликтующими сторонами 17 июня 1993 г. (буквально за несколько часов до побега Эльчибея из Баку). Это был период ожесточенных боев в районах Мардакерта, Аскерана и Агдама, упорных взаимных обвинений в наступлениях и обстрелах. Несмотря на неоднократные предостережения карабахским армянам (в том числе из Москвы) не пытаться воспользоваться внутриполитическим кризисом в Азербайджане для активизации боевых действий, они не смогли избежать искушения и 12 июня начали наступление на центральном участке фронта. (Накануне С.Гусейнов отвāл некоторые "свои" части с карабахского фронта из-за противоречий, возникших с Эльчибеем после кровавых событий 4 июня в Гяндже). В то время азербайджанские войска активно использовали обстрелы и воздушные бомбардировки армянских населенных пунктов. Так 17 июня очередному сильнейшему обстрелу подвергся Степанакерт. Договоренность между сторонами, достигнутая в ходе наших телефонных разговоров с Баку и Степанакертом, была довольно скромной, но немало значила для жителей двух многострадальных городов, оказавшихся мишенями военных действий. Это было взаимное обязательство не подвергать обстрелам города Агдам и Степанакерт/Ханкенди. Некоторое время назад я обнаружил, что хранившиеся у меня документы - полузабытые, но по-своему, можно сказать, исторические в этом конфликте - стали безнадāжно выцветать и желтеть, без шансов на восстановление. На некоторых листках уже почти не было возможно прочесть весь текст. Из доступных нам в июне-июле 1993 г. средств передачи текстов на расстояние факсимильная связь была самой современной и быстрой. Телефонной связи - даже по ВЧ - хватало только для разговоров, уговоров, переговоров, а когда надо было почāтче сформулировать предложения, достоверно донести их до партнеров в зафиксированной форме, тут уже надо было либо диктовать текст по ВЧ (но это не было надāжно, поскольку зависело от того, как он записывался на том конце провода) либо передавать текст по факсу, что явно предпочтительнее. Электронная связь в те годы еще не была доступна для нас и наших партнāров даже в столицах развитых стран. Мы настолько широко пользовались факсом для передачи текстов, особенно в контактах с Баку, Степанакертом, а также Ереваном, что невольно создали новый жанр работы, который мы и прозвали в шутку "факсовой дипломатией". Столь активное использование факса было вызвано и другими причинами. Стороны, как правило, уклонялись от проведения прямых встреч, будь то с участием посредника или без него. Свести их представителей за одним столом или хотя бы в одном месте для подписания уже согласованных документов стоило немалого труда и удавалось крайне редко. Помехой для прямого общения были и боевые действия сами по себе. Да и транспортные возможности в регионе конфликта были весьма ограниченными. А многое приходилось делать срочно и на дистанции, нередко прямо из Москвы. Поскольку стороны глубоко не доверяли друг другу, они нуждались в посреднике, чтобы поверить во что-то, а также, чтобы иметь свидетеля на случай вероломства другой стороны. Правда, и посредник воспринимался сторонами нередко с осторожностью, каждая из них подозревала его в том, что он подыгрывает другой стороне. Поэтому и с ним в серьāзных делах лучше было не ограничиваться телефонными разговорами, а получить письменные тексты, особенно для доклада начальству. Словом, причин было не мало. Но главное всā же в том, что жесткость позиций сторон делала их рабами собственной неуступчивости. Увы, факсимильная бумага весьма недолговечна. Недавно я решил перепечатать текст первых документов, чтобы сохранить хотя бы самую их суть, пусть даже без изящества бланков и гербов, без "аромата" автографов. Технология дистанционного общения между сторонами через посредника, когда он находился в Москве, была тогда, как правило, такой. На основе телефонных переговоров со сторонами - порой многочасовых - посредник составлял текст договорāнности и в идентичной редакции отправлял его по факсу в Баку и Степанакерт на подпись. В случае согласия с формулировками стороны возвращали факсом подписанный документ в Москву, а посредник должен был затем для достоверности отправить его другой стороне. Примерно по той же схеме действовал посредник и тогда, когда в подобных договорāнностях стала позднее появляться Армения в качестве третьей стороны в конфликте. Конечно, далеко не всегда стороны подписывали текст в том виде, как присылал им посредник. Было немало случаев, когда та или иная сторона вносила свои поправки, что до подписания документа вполне нормально. Но иногда это делалось и при подписании, т.е. явочным порядком, без проговора с посредником, без согласования через него или напрямую с другой стороной. Такой "творческий зуд" у представителей сторон обнажал изъяны политической культуры или, по меньшей мере, нехватку соответствующего опыта. Порой это были мелочи, не затрагивавшие самой сути договоренности, но в некоторых случаях такая "самодеятельность" сторон расшатывала, казалось бы, устно уже достигнутое принципиальное соглашение, а то и приводила к его провалу. К хрестоматийному примеру такого рода в середине декабря 1993 г., мы ещā вернāмся. В июне 1993 г. карабахцы ещā не пользовались формальным бланком, но у них была необыкновенно большая (диаметром 4,5 см) круглая печать с надписью "Нагорно-Карабахская Республика. Комитет самообороны" на русском и армянском языках. Текст, подготовленный посредником и подписанный карабахским военным руководителем, гласил: "В случае согласия противоборствующей стороны немедленно взять на себя обязательство не подвергать обстрелам и бомбардировкам г. Степанакерт, мы со своей стороны немедленно обязуемся не обстреливать и не бомбардировать г. Агдам. Командующий Армией обороны Нагорно-Карабахской Республики С.Бабаян 17.06.93 г. 22 часа 30 минут". И огромная круглая печать! На бланке Министерства обороны Азербайджанской Республики, как подобает, значились государственные символы и адрес: 370601, г. Баку, проспект Азизбекова, 3. Вот полный текст первого документа из Баку: "17 июня 1993 г. 23.00 ч. МО Азербайджанской Республики. Факс 38-30-69 (8922) Москва, факс 230-24-74 (095) Министерство иностранных дел России Г-ну Казимирову В случае согласия противоборствующей стороны немедленно взять на себя обязательство не подвергать обстрелу г. Агдам, мы обязуемся не обстреливать г. Ханкенди. Начальник Генерального Штаба ВС Азербайджанской Республики С.Абиев". Как только я получил подписанные факсы в своем кабинете на Смоленской площади, тотчас же перекрāстно направил их сторонам в подтверждение документального оформления телефонной договоренности, достигнутой между ними в этот день: текст С.Абиева ушāл в Степанакерт, а С.Бабаяна - в Баку. Вскоре оба адресата подтвердили их получение, и, казалось бы, стороны должны были придерживаться этой договоренности. Неслучайно в текстах от 17 июня не указано никаких сроков действия данной договоренности. Всякий раз, когда представлялась возможность, мы сознательно добивались от сторон бессрочных обязательств, стремясь поскорее ограничить или свернуть военные действия. При сопоставлении текстов двух сторон бросаются в глаза их обычные препирательства насчāт названия главного города Нагорного Карабаха. Но гораздо важнее другое: умолчание Баку насчāт бомбардировок. Конечно, у армян практически и не было боевой авиации, а бакинцы явно не хотели отказываться от продолжения бомбардировок Степанакерта/Ханкенди (кстати говоря, бомбили его и в середине июня). Таким образом, в итоге договоренность свелась на деле к недопущению только ракетно-артиллерийских обстрелов Агдама и Степанакерта. Правда, даже эта усечāнная договоренность вскоре подверглась суровому испытанию, но вовсе не из-за своих несовершенств. Всего два дня спустя, 19 июня тот же С.Бабаян, подписавшись на этот раз на бланке Комитета самообороны Нагорно-Карабахской Республики, но уже как и.о. командующего, прислал мне по факсу уведомление за ᷆ 97 (привожу его в первозданном виде, как говорится, в авторской редакции): "Воспользовавшись предыдущей договоренностью между сторонами о взятии обязательств не подвергать обстрелу г. Степанакерт и г. Агдам, в настоящее время в г. Агдаме происходит скопление большого количества военной техники, в том числе установок "Град", из которых подвергаются массированным обстрелам мирные населенные пункты Нагорно-Карабахской Республики. От имени командования Сил самообороны НКР, я вынужден предупредить, что в случае продолжения подобных действий, мы предпримем ответные меры по подавлению огневых точек. Ответные действия будут предприняты ровно через 1 час после получения Вами данного послания. Вся ответственность при этом ляжет на азербайджанскую сторону". Естественная реакция на подобное уведомление - досада на дефицит у автора здравого смысла и грамотности. Но она быстро проходит, поскольку начинаешь понимать, что вряд ли тут дело только в этом. Из этого "извещения" легко просматривается, как обе стороны норовили всячески переиграть друг друга. Причāм в данном случае с азербайджанской стороны не было нарушения договоренности от 17 июня (ведь она сводилась лишь к недопущению обстрелов двух городов). Конечно, обстрелы и бомбардировки населāнных пунктов прямо противоречат международному гуманитарному праву, но азербайджанцы не брали на себя обязательств относительно военных действий в иных зонах или насчāт недопущения сосредоточения военной техники в том или ином районе. Если бы суть дела действительно была в этом, то карабахские руководители могли бы предложить расширить прежнюю договоренность, включив два таких новых обязательства. Но, видимо, это не входило в их планы. Вряд ли состоятельно и "предупреждение" насчāт "продолжения подобных действий". Несерьезность приведāнной мотивации видна и из того, что у посредника не было ни малейшей возможности согласовать и решить на дистанции эти вопросы всего лишь за один час! Да и сам текст этого письма Бабаяна не оставлял сомнений в том, что речь идāт о преднамеренном сломе прежней договоренности, лишь припудренном эпистолярными ухищрениями новоявленного карабахского военачальника. Вот так непросто обстояло с первой договоренностью между сторонами. Правда, путем контактов с ними удалось кое-как удержать еā на плаву. Армяне называли свои действия ответными мерами по подавлению огневых точек противника вокруг Агдама. В последующие дни обе стороны протестовали по поводу нарушений. Протесты рассматривались сторонами, обсуждались по телефону с МИД России; принимались некоторые меры для снятия взаимных озабоченностей. Тем не менее, военное командование сторон констатировало, что общая интенсивность боевых действий, а также использование тяжелых вооружений в этих районах на время снизились. 24 июня МИД России подчеркнул в своāм заявлении недопустимость вмешательства извне в дела Азербайджана и важность реализации плана выполнения резолюции 822 Совета Безопасности ООН. Суть дела была в том, что США и особенно Турция, возлагая надежды на президента А.Эльчибея, в разных формах ставили под сомнение легитимность произошедших в Баку перемен, а в дальнейшем стали использовать как средство давления на новые бакинские власти и вопрос о правах человека, требовать освобождения арестованных представителей Народного фронта Азербайджана. Доходило до абсурдов: например, госдеп использовал даже такую формулировку, как "так называемые события в Гяндже". 25 июня проговорил я с военным руководством карабахских армян некоторые меры по ограничению боевых действий для снятия озабоченности сторон на направлении Аскеран-Агдам и в зоне Магдакерта/Агдере. И тотчас же направил Сафару Абиеву свои предложения о сбалансированном отходе карабахских армян и азербайджанских войск из ряда населенных пунктов и с некоторых высот в этих районах. Хотелось сбить накал боев, а также вернуть стороны на позиции 14 июня, когда Степанакерт последним из трāх конфликтующих сторон дал, наконец, согласие на план минской "девятки", хотя и попросил о месячной отсрочке его выполнения. Однако к столь примирительным жестам стороны явно оказались не готовы (потом нам пришлось на какое-то время от подобных предложений отказаться). Но если карабахцы прямо сообщили, что в некоторых местах не могут пойти на отвод своих сил с занятых позиций, то азербайджанцы тянули с ответом (в итоге карабахские армяне заняли высоты вокруг Мардакерта, вынудив азербайджанцев покинуть его). Не получив от С.Абиева ответа на свои предложения, был вынужден на следующий день, 26 июня, послать это же сообщение с пометкой "срочно" Гейдару Алиеву. Около 15 часов в этот день Гейдар Алиевич сам позвонил из Баку руководителю посреднической миссии России и предложил оказать содействие в прекращении ожесточāнных боев вокруг Агдама. По его словам, армяне вновь пытались окружить и захватить этот город. Занятый в эти дни разборкой "наследства" Эльчибея и улаживанием дел с лихим "полковником" Суретом Гусейновым, он подчеркнул, что в нынешней внутриполитической обстановке в Азербайджане потеря Агдама привāла бы к катастрофическим последствиям. Даже счāл нужным заявить, что намерен самым конструктивным образом решать карабахскую проблему, будет в этом вопросе в тесном контакте с Ереваном, но сейчас нужна пауза в военных действиях. При втором звонке 26 июня по ситуации вокруг Агдама Г.Алиев сообщил заодно, что хочет быстро заменить постпреда Азербайджана в Москве. Гейдар Алиевич поинтересовался моим мнением о постпреде Х.Гаджи-заде. Ответил ему, что, несмотря на принадлежность к Народному фронту, тот был достаточно гибок и конструктивен, довольно активно сотрудничал на переговорах в Москве о прекращении огня и военных действий. Рассказал, как при этом он дважды был дезавуирован из Баку. Выслушав, Г.Алиев охарактеризовал его всā же как "человека с улицы" и высказал намерение назначить послом солидного представителя - профессора Рамиза Ризаева (член-корреспондент Академии наук Азербайджана, директор одного из институтов). Буквально тотчас же, в 17.11 Х.Гаджи-заде сообщил в МИД РФ по факсу о приостановке своих функций без объяснения причин. Докладывая А.В.Козыреву о разговорах с Г.Алиевым, отметил, что пытаюсь в контактах со Степанакертом и Баку приостановить военные действия в районах Агдама и Мардакерта, где шли ожесточāнные бои. Сообщил, что продвигаем и более широкие посреднические предложения. К полуночи 26 июня удалось, наконец, достичь договоренности между сторонами о прекращении на одну неделю (т.е. до утра 4 июля) упомянутых военных действий. Но датирована она уже 27 июня, поскольку обмен факсами был завершен около 2 часов ночи. Вот первый текст, без комментариев: "230-24-74. Москва, МИД России, г-ну Казимирову В.Н. В случае подтверждения Вами согласия противоборствующей стороны, мы обязуемся сроком на одну неделю с 5.00 утра 27 июня 1993 года (воскресенье) прекратить любые наступательные операции и попытки продвижения вперед с линии соприкосновения, которая сложилась на вышеуказанный момент; любые ракетные, артиллерийские обстрелы, а также воздушные бомбардировки на всем участке боевых действий от села Мадагиз - на севере, до города Агдама - на юге. Эта договоренность вступает в силу сразу по получении упомянутого подтверждения. Начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Азербайджанской Республики полковник С.Абиев 27 июня 1993 года". Тот же текст поступил к нам в 1.45 и 1.47 ночи из Степанакерта за подписью "командующего Армией обороны НКР С.Бабаяна". После перекрāстной пересылки этих факсов в Степанакерт и Баку надо было ещā убедиться в том, что оба подписанных текста там получены. На одном сохранилась моя приписка А.Гукасяну: "Как Вы получили текст С.Абиева? 27.VI 1.45. ВК". Заверений посредника в том, что документ подписан и другой стороной, не хватало - каждая сторона хотела иметь зримое подтверждение этому хотя бы по факсу. К сожалению, и договоренность от 27 июня устоялась не сразу. Утром ещā продолжались обстрелы, возникали инциденты, и лишь к середине дня удалось, наконец, претворить в жизнь ночное соглашение. В этот же период российский посредник, сталкиваясь с нередкими нарушениями то с одной, то с другой стороной, начал предлагать им систему мер по урегулированию возникающих инцидентов, чтобы даже в таких случаях обеспечить выживание достигнутых договорāнностей. Эти меры предусматривали сообщение другой стороне по ВЧ или через МИД РФ конкретных данных о допущенном нарушении (его точное время и место, характер и последствия). Другая сторона должна была бы не позднее трех часов дать ответ в письменном виде, включая уведомление о принятых ею мерах. Когда подобное сообщение поступало в МИД России, мы были бы обязаны немедленно довести его до сведения другой стороны (в рабочие дни и часы - незамедлительно, в остальное время - как можно скорее). Охотно обвиняя друг друга в нарушениях как подлинных, так и мнимых (нередко ради пропаганды), стороны не демонстрировали слишком большой готовности использовать механизм урегулирования инцидентов. Поэтому российскому посреднику не раз приходилось возвращаться к этому, настаивать на предлагаемой системе мер, "доводить" еā. Вечером 27 июня с Г.Алиевым и Р.Кочаряном было условлено, что потом можно продлить и расширить только что достигнутую договоренность о приостановке наступлений, обстрелов и бомбардировок. 29 июня по договорāнности с Г.Алиевым А.В.Козырев специально направил послание конфликтующим сторонам именно с таким предложением. Об этом послании были проинформированы Генеральный секретарь ООН, Действующий председатель ОБСЕ, члены Совета Безопасности и минской группы. Мы всячески пытались добиться реализации достигнутого взаимопонимания, но безуспешно. В развитие этих идей МИД России 2 июля передал сторонам новое предложение: продлить договоренность от 27 июня на целый месяц (до 4 августа) и распространить еā на зоны Гадрута и Физули, вызывавшие у сторон озабоченности. Мы предложили также не подвергать ракетно-артиллерийским обстрелам и воздушным бомбардировкам населенные пункты в радиусе 10 км от центра городов Агдама и Агджабеди, Аскерана и Мартуни (то есть по две расширенных зоны безопасности с каждой стороны), причем не располагать ракетные установки и орудия в населенных пунктах или вблизи них. Оговаривался также порядок действий в случае нарушения договорāнностей той или иной стороной. В случае принятия и выполнения эти предложения могли бы сбить накал военных действий в самых чувствительных для обеих сторон местах. Степанакерт не принял взаимный отвод войск с нескольких недавно взятых высот и из занятых накануне сел, но с остальными предложениями был согласен. Дело было за азербайджанцами. Казалось бы, идея заранее проговорена с Г.Алиевым. Однако С.Абиев, несмотря на неоднократные напоминания, так и оставил наши предложения без ответа. Между тем стали поступать сведения, что дипломаты США в Баку и Ереване принимали меры против продления и расширения договорāнностей, достигнутых между Баку и Степанакертом при содействии МИД России, пытались подбить новое руководство Азербайджана, а также представителей Армении и Нагорного Карабаха содействовать реанимации "тройки" (Россия, США и Турция), несмотря на то, что мы твāрдо сказали американцам, что продолжать работу в этом формате не будем. Используя в качестве рычага давления вопрос о легитимности перемен в Баку, американцы побуждали Азербайджан выпячивать тройственную инициативу России, Турции и США, хотя та уже в июне была перекрыта "планом минской девятки". 2 июля Г.Алиев специально обратился ко всем странам мира, особенно к США, Турции и России как инициаторам мирных предложений, причем возложил на три государства главную ответственность за их претворение в жизнь. 5 июля он пригласил к себе послов трех стран и, сетуя на серьāзное осложнение ситуации на фронте, особенно подход армян вплотную к Агдаму, призывал три государства эффективно содействовать достижению поставленных целей. Стоит отметить, что Г.Алиев уже изображал Россию, США и Турцию гарантами урегулирования конфликта. С другой стороны, чего стоили оглашāнные бакинской прессой упрāки Г.Алиева в том, что будто бы ни одна из этих трех стран ничего конкретного не предприняла? (Это после ряда попыток России свернуть боевые действия и на фоне уклонения Баку от предложенных мер!). Перед лицом этих упрāков и, мягко говоря, нечāтких формулировок насчāт обязательств и гарантий России, США и Турции пришлось направить советнику Г.Алиева - Вафе Гулизаде личное письмо, показав, что ни обязательств, ни гарантий пока нет, что нельзя смешивать роль посредника с ролью гаранта. Привāл ему и перечень шагов, предпринятых Россией в июне и начале июля в интересах деэскалации военных действий. В итоге месячное продление было отклонено в Баку. Недельный срок действия договорāнности от 27 июня истāк 4 июля, и бои вокруг Агдама возобновились. Вскоре (буквально через три недели) это привело к захвату армянами этого стратегически важного пункта, транспортного узла и крупного города, в котором когда-то проживало около 60 тысяч человек. Причāм в дальнейшем азербайджанцы иногда утверждали, будто армяне нарушили при этом договоренности, помалкивая о том, что именно Баку не пошāл на продление и расширение прежнего соглашения.

МИР КАРАБАХУ (К АНАТОМИИ УРЕГУЛИРОВАНИЯ) К.В.Казимиров (Редакция общественно-политической газеты «АЗГ» благодарит Владимира Николаевича Казимирова за разрешение на эксклюзивную публикацию настоящего материала. Сами материалы взяты с личного сайта Владимира Николаевича Казимирова с адресса http://www.vn.kazimirov.ru). Вместо вступления Уважаемый гость этого сайта, Под этой рубрикой начинается размещение (чуть ли не опубликование) воспоминаний автора по карабахскому урегулированию, в основном по тому периоду, когда мне пришлось быть главой посреднической миссии России, представителем Президента Российской Федерации по Нагорному Карабаху, а также участником и сопредседателем Минской группы ОБСЕ от России (1992-96). Хотелось бы придать этим импульс серьāзной проработке истории мирного, политического урегулирования карабахского конфликта. Буду рад критическим замечаниям, поправкам, уточнениям, даже опровержениям по отдельным эпизодам. Готов рассматривать их, прежде всего, не с позиций уязвлāнного авторского самолюбия, а как естественное стремление придать больше достоверности описанию событий совсем недавнего прошлого, которое, к сожалению, уже страдает и от непроизвольной путаницы, и от намеренных искажений. Более того, готов с учāтом поступивших замечаний вносить правку в свой текст или отражать в нāм альтернативную версию. С таким предложением, пользуясь современной информатикой, совместно отработать на этом сайте объективную историю карабахского урегулирования я обратился к целому ряду азербайджанских и армянских коллег, причастных к этому процессу или внимательно следивших за ним. Размещение очерков на сайте будет происходить постепенно, по мере их написания. Начну с ряда важных для меня или ключевых в моāм понимании, хотя и несколько разрозненных эпизодов: назначение в пожарную команду по Карабаху, первые ограничения военных действий, Бишкек, прекращение огня с 12 мая 1994 года. Постепенно постараюсь заполнить пустоты между ними. Ввиду некоторых споров по отдельным событиям или эпизодам, видимо, придāтся в качестве приложений к этим воспоминаниям разместить и копии каких-то документов этого процесса. А теперь позвольте передать слово самому себе, но в ожидании Вашего суждения или критики. Как сказал Александр Твардовский про правду, "чтоб была она погуще, как бы не была горька". ПОЧЕМУ? Немало моих сослуживцев из МИДа рискнули, в основном по завершении активной работы, взяться за перо и изложить свои воспоминания и соображения по делам, которыми им пришлось заниматься ранее. Одни упрятали их под звонкую обложку, другие молча задвинули в стол. Не раз подталкивали к этому и меня. Причем друзья порой не без укора говорили о том, что не всем довелось за годы дипломатической службы повидать столько разных и нередко довольно значимых событий. Но мне явно не хватало смелости или надежной мотивации, чтобы отважиться на это. К тому же не был уверен - будет ли это интересно знать другим? Тем временем что-то начинало уходить из памяти, оставаясь в ней уже не слитным, цельным периодом, а лишь пунктирами отдельных эпизодов. Так где-то далеко остались будапештские события октября 1956 г., уплывала вдаль Бразилия с военным переворотом 1964 г., отступалась и война в Анголе с первыми попытками поворота к миру в конце 80-х и так далее. Дневников я не вāл, а зря...Краткие, но систематические пометки и то помогли бы. Не хватало самодисциплины. Сохранились лишь отдельные блокноты, газетные вырезки разных лет да скуповатые на истины книжки. Смущало и то, что нередко авторы воспоминаний вольно или невольно надувают щāки, тщеславно пыжатся выпятить собственную фигуру в канве происшедшего...Конечно, никто не застрахован от субъективизма, если повествует о том, что происходило не обязательно вокруг его персоны, но с каким-то его участием или у него на глазах. Побаивался того, что не удалось бы и мне избежать этих прегрешений, а еще пуще, что пробоины в памяти начну заделывать домыслами или натягивать повествование на какую-то заданную самому себе схему. И вдруг стимул подоспел с самой неожиданной стороны! Карабах - как наркотик. Впав в неодолимую зависимость от него, я продолжал следить за делами вокруг урегулирования нагорно-карабахского конфликта, которым мне пришлось заниматься вплотную сравнительно недавно, с 1992 по 1996 гг. Этот период ещā свеж в памяти, да и материалов больше, чем о других событиях. Читая написанное другими о Карабахе, стал раз за разом обнаруживать утомительные неточности, нагромождения путаницы, фальшивые версии, претенциозные утверждения и т.п. Особенно о роли России в урегулировании. А ведь мне как раз пришлось быть в те годы руководителем российской посреднической миссии по Карабаху, представителем Президента РФ по урегулированию этого конфликта - то личным, то специальным, то, наконец, полномочным. И представлять тогда Россию в минской группе ОБСЕ, быть еā сопредседателем. Одним словом, мало кому довелось знать этот процесс в тот период больше, чем мне. Словно будильник, всякий раз пробивала мысль: ведь ты же знаешь, как это было - совсем не так, как здесь написано! Но почему-то молчишь... А историю этого конфликта и его обуздания бесстрашно берутся писать и вчерне уже "накатали" люди, которые знают многое лишь понаслышке, были вдалеке от тех событий, что описывают, где-то что-то вычитали и скроили, как поняли. Причем ладно бы это были журналисты, которые работают впопыхах - им более или менее простительны некоторые погрешности. Но несут неразбериху и исследователи, которым не стоило бы довольствоваться ссылками на сомнительные источники, а посерьāзнее проверять и перепроверять. Да грешат против истины и некоторые участники событий - то ли по забывчивости, то ли в стремлении протащить свою собственную версию. Что же это за исследования или воспоминания, если в них не хватает главного - достоверности?! И трезвон этих будильников уже стал сливаться в нестерпимый гул. Надо положить конец кривде и напраслинам вокруг роли России в процессе урегулирования в Карабахе... Тут я и хватился, что ещā не все мной забыто, что сохранилось немало материалов и документов 90-х годов по Карабаху. Но и это не смогло заставить взяться за перо - я просто прилип к клавиатуре компьютера и начал набивать буковки буквально одним пальцем - печатать-то так и не научился. "ПРОЛОГ" Для меня лично всā связанное с Карабахом началось до банальности просто, но на несколько лет основательно перевернуло жизнь. В конце апреля 1992 г. министр иностранных дел России А.В.Козырев вызвал меня и предложил заняться урегулированием конфликта в Нагорном Карабахе. К тому времени я уже отработал в Министерстве почти 40 лет, последних полтора года возглавлял Управление стран Африки МИД России, хотя не мог считать себя африканистом, поскольку за спиной у меня был опыт работы только в одной африканской стране - Анголе. Правда, в довольно трудный, но весьма интересный для посла СССР период поворота от войн к миру на юго-западе Африки - как в Намибии, так и в самой Анголе (1987-90 гг.). Но этого, на мой взгляд, было явно недостаточно для того, чтобы активно заниматься африканским направлением во внешней политике нашей страны. Вот и попробуйте угадать, чем, какими соображениями движимы руководители Министерства? Не могу знать, чем руководствовался Э.А.Шеварднадзе при моāм отзыве из Луанды, чтобы посадить начальником Управления стран Африки. Точно также не могу гадать, почему остановил на мне выбор А.В.Козырев, когда решил создать посредническую миссию России по мирному урегулированию в Нагорном Карабахе. Кто-то утверждал потом, будто опыт моего участия в урегулировании на юго-западе Африки сыграл какую-то роль в подборе главы создававшейся в тот момент российской посреднической миссии по Карабаху. Теперь речь шла уже не о далеком континенте, а о новом "ближнем зарубежье" России. Закавказье еще вчера было одним из окраинных уголков нашей страны, заочно даже казалось весьма уютным и симпатичным. А теперь там пылали испепеляющие тысячи людей костры вооруженных конфликтов. Причем предстояло заняться самым первым и наиболее масштабным из конфликтов - самым "древним" из действующих вулканов в этом регионе, да и на всей территории Советского Союза. К подобным делам не за рубежом, а в пределах ещā вчера нашей общей страны никогда прежде мне не приходилось прикасаться. Была лишь довольно эпизодическая роль члена мандатной комиссии XXVIII съезда КПСС. Этой комиссии сразу пришлось разбираться с мандатами трех "лишних" делегатов съезда от НКАО (тогда карабахские армяне, норовя перехитрить Центр, отказались участвовать в республиканском съезде в Баку, где по квоте Нагорного Карабаха были избраны три делегата на ХХVIII съезд - один азербайджанец, один армянин и один русский, но вслед за этим тут же избрали у себя трāх своих делегатов). На этом же съезде возникла у меня переписка с первым секретарем компартии Азербайджана А.Н.Муталибовым вокруг событий в Сумгаите. Вот это и были мои первые соприкосновения с карабахскими делами - за два года до назначения на Карабах. Да и в Закавказье был я ранее всего два дня, сопровождая при поездке в Ереван министра иностранных дел Кубы Исидро Мальмьерку, посетившего СССР в начале 80-х годов с официальным визитом. Что же представлял для нас нагорно-карабахский конфликт в тот период, в начале 1992 г.? Тут уже не сработал бы широко применяемый в военной авиации прием определения "свой - чужой". Конфликт уже не велено было считать "своим" - как Армения, так и Азербайджан уже провозгласили свою независимость. Но невозможно было относиться к нему как к "чужому": и азербайджанцы, и армяне ещā были для нас своими - гибли свои ребята! И в этом потом оказалась одна из главных особенностей нашего посредничества по Карабаху. Она и облегчала нам работу во многом, и неимоверно осложняла, сковывала все движения. А в тот момент - в кабинете министра, порядком озадаченный его предложением, я смог лишь, не выбирая слов, пробормотать: "Откровенно говоря, энтузиазма не испытываю. Но если надо, буду работать". Видимо, А.В.Козырев не счел это за достаточно убедительный отказ. Через несколько дней, 5 мая 1992 г. был подписан приказ об учреждении посреднической миссии России по Нагорному Карабаху во главе с послом по особым поручениям таким-то. Как забавный курьāз вспоминал свой разговор на ходу с другом и однокашником послом Всеволодом Олеандровым. Он сообщил мне, что только что получил новое назначение, связанное с работой по Армении. "Не на Карабах ли? - сочувственно переспросил я его и добавил - Ну, слава Богу, что на двусторонние дела!". Это было в самый канун разговора с министром и моей переброски на Карабах. Начал вгрызаться в непростую материю нагорно-карабахского конфликта. Только на усвоение азов ушло около года. Помню, что лишь где-то в первой половине 1993 г. почувствовал себя достаточно уверенно и в отношении конфликтующих сторон, и в контактах со многими зарубежными партнерами по минской группе, сложившейся в рамках СБСЕ в интересах урегулирования этого конфликта. Но и поныне, много лет спустя, то и дело обнаруживаешь себя недоучкой то в одном, то в другом аспекте - настолько многогранна фактура этого трагического противостояния в Закавказье, которое обрело теперь резонанс далеко за пределами региона. Нередко его отзвуки доносятся теперь к нам и из-за океана. Чтобы перейти потом ближе к делу, скажу сразу ещā несколько слов о характере нагорно-карабахского конфликта и его специфике. Казалось бы, он не нуждается в особом представлении. Слишком жив в нашей памяти шок от первой вооруженной конвульсии, потрясшей устои огромной мировой державы - Советского Союза. Само слово "Карабах" стало нарицательным для вооруженных конфликтов на территории бывшего СССР (в силу своей продолжительности, ожесточенности, беспросветности, иррациональности). И для конфликтов, которые уже обагрили кровью земли в разных уголках Евразии, и для тех, которые еще только назревали. Его особая пагубность в том, что не одно такое противоборство было как бы поощрāно, почти "легализовано" карабахским прецедентом. Дестабилизирующий эффект его вышел за пределы региона. Но в чāм-то Карабах послужил и предостережением - не дал где-то тлению политических конфронтаций вспыхнуть кровавыми разборками и прямыми военными действиями. И все же нельзя обойти молчанием ряд особенностей карабахского столкновения, во многом отличающих его от других постсоветских конфликтов. Во-первых, карабахский вопрос имеет давние исторические корни (в отличие от других, "молодых" конфликтов): хорошо известны столкновения между армянами и азербайджанцами в позапрошлом веке и в начале прошлого. Это предопределило особую степень взаимного недоверия сторон, эмоционально-психологический накал нынешнего конфликта, его ожесточенный и затяжной характер. Военные действия в Карабахе отличались тем, что пленных там было необычайно мало по сравнению с погибшими и пропавшими без вести: в плен брали в виде редкого исключения. Поэтому и этническая чистка была там в годы войны своеобразна: при приближении сил противника мирное население сотнями тысяч бежало, превращаясь в вынужденных переселенцев. Стороны нередко обвиняют друг друга в депортациях, но они больше присущи первой фазе конфликта. В годы боев депортированных было гораздо меньше, чем тех, кто оставлял родные места, опасаясь депортации или жестокого обращения другой стороны. Другая особенность Карабаха - постепенное, особенно с конца 1991 г., разрастание отдельных очагов силового конфликта в настоящую войну. В войну, в которой развернулись масштабные наступательные операции, захватывались обширные территории. Бои расползлись далеко за пределы Нагорного Карабаха, дошли до границ третьих государств, приблизившись к опасной грани интернационализации конфликта. Транспортная и энергетическая блокада деформировали экономику и экологию всего региона. Были прямо затронуты интересы России, Грузии, Ирана, Турции. В-третьих, именно в Карабахе имело место наиболее массированное применение современных тяжелых вооружений, включая танки и другую бронетехнику, артиллерию и ракетные установки залпового огня, бомбардировочную авиацию. Не были редкостью удары по населенным пунктам и гражданским объектам, что привело к большим жертвам среди мирного населения, к нарастанию массовых потоков переселенцев и беженцев. Этому конфликту присущи многократные грубые нарушения норм международного гуманитарного права, да и по завершении боев их было немало. Ещā один штрих карабахского конфликта - феномен наāмничества. Особые сложности создавала и создает специфика политической конфигурации карабахского конфликта. В отличие от "двухмерных" внутригосударственных конфликтов в Грузии, Молдавии и Таджикистане, где две стороны прямо противоборствуют друг с другом на этнической, клановой или иной основе, в Карабахе рисунок конфронтации не прост - здесь в военном конфликте было две стороны, а политически их три: Азербайджан, Нагорный Карабах и Армения. Здесь переплетаются черты как внутреннего, так и внешнего конфликта (не говоря уже о советском периоде 1988-91 гг.). Причем лишь в этот конфликт непосредственно вовлечены две бывшие союзные республики, а ныне - два суверенных государства, являющиеся участниками Содружества Независимых Государств. Все эти особенности войны в Нагорном Карабахе и вокруг него настоятельно требовали не допустить еā дальнейшего разрастания, тем более интернационализации, как можно скорее пресечь еā - прекратить первоначально хотя бы только кровопролитие, а затем добиться постепенной деэскалации конфликта, перехода к политическому урегулированию в условиях прекращения боевых действий. К сожалению, правящие элиты конфликтующих сторон, особенно одной из них, долго не могли расстаться с иллюзорными надеждами достичь своих целей военным путем, проявляли непримиримость и негибкость. Стоит ли объяснять, что специфика этого конфликта лишь усугубляла дело, осложняла миротворческие усилия? Общая дестабилизация обстановки в регионе создавала особые трудности для прекращения огня и мирного урегулирования. Конечно, сказанное не исчерпывает особенностей карабахского конфликта, но о нем уже немало сказано и написано. Гораздо меньше написано об его урегулировании, но зато в этом гораздо больше нелепостей и искажений. Поэтому и отваживаюсь я на "крестовый поход" против лжи и путаницы вокруг карабахского урегулирования, особенно роли России в нāм.

Норик ты собираешься сило отнимать землю у страны - члена НАТО?

По крайне мере окончание фамилии не следует менять.

На Аэробусе летать

НИКОГДА

Так из какой страны исходит взлом. Можно ли определить?

Почему гусеницей, и почему крест - жить с армянином?

Понятно. И давно ли геи среди наших парламентариев появились?

Ужас, Норик это ты говоришь?

Просим