Pandukht Posted September 9, 2009 Report Share Posted September 9, 2009 (edited) Ованес Арменакян - первый летописец Арцахской войны Если ты с детства живешь и растешь в единении с Богом, то когда над твоей Родиной нависает опасность, невозможно, чтобы ты не воспринял эту опасность как личную и не бросился бы грудью заслонять от нее страну. Ованес тоже участвовал в Арцахской войне, только его оружием был… фотоаппарат. …Когда умер старший брат Ованеса Арменакяна, его мать дала обет: если Господь сохранит ее новорожденного сына, то как только он перейдет в 6-й класс, она каждый год будет совершать паломничество к церкви Сурб Ованес в Калтахчи. И, свято блюдя этот обет, она 15 лет подряд вместе с сыном отправлялась к святыне. До начала Арцахской войны Ованес работал в редакции газеты «Авангард». И тоже стал паломником - паломником по всей линии фронта. Отправлялся на позиции, снимал, приносил снимки в редакцию, потом опять и опять. Никто не давал ему такого поручения - все сам. Именно Ованес самым обстоятельным, самым содержательным образом представил нашему народу весь ход Арцахской войны, ее пламя, ее жар и боль. Это про него говорили: «В те годы в Карабахе не осталось деревца или кустика, которые не сфотографировал бы Ованес!». А Зорий Балаян назвал его первым летописцем Арцахской войны. Ованес был близок с Монте, не раз снимал его, дружил с ним. - После войны Вазген Саркисян сказал: мы победили, теперь следует возблагодарить Бога, - рассказывает Овик. - Сказал: давайте устроим большой матах в память павших товарищей и во славу живых победителей. Так и сделали. На автобусах отправились в монастырь Гегард - собралось чуть ли не три тысячи человек. Каждый стол был длиной метров сорок. В тот день я сделал множество волнующих снимков. Зорий Балаян и Серж Саргсян решили издать альбом памяти с лучшими из тысяч моих фотографий. Ованес Арменакян, фотокорреспондент газеты «Ай зинвор» с 1994 года, указом президента республики был награжден медалью «Участник боевых действий» и медали «Материнская благодарность храбрым сынам Арцаха». Максим Восканян Edited September 9, 2009 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 14, 2009 Report Share Posted September 14, 2009 Гагик Давтян в карабахской войне не участвовал, в 1994 году, когда было подписано соглашение о перемирии, ему было всего 17. Но погиб он на арцахской земле, проходя воинскую службу в Мардакертском районе. В тот роковой день 2 июля 1997 года на посту, расположенном на линии прекращения огня, произошла перестрелка — явление для этих мест обыденное. Азербайджанский снайпер убил одного из наших солдат. Ответным огнем с армянских позиций огневая точка была подавлена. Находившиеся неподалеку Гагик и четверо его товарищей поспешили на помощь, однако все пятеро погибли, подорвавшись на мине, которыми со времени войны в изобилии были нашпигованы все эти места. Произошло это у крепости Гюлистан, недалеко от одноименного селения. На месте трагедии жители села установили пять небольших обелисков в память о погибших здесь солдатах. Гагику тогда только исполнилось 20. Талантливый музыкант, участник национального ансамбля “Гандзасар” (играл на дооле, пел), ушел из жизни, не оставив потомства. У вдовы его (Гагик женился незадолго до призыва в армию) известие о гибели мужа вызвало выкидыш. Теперь доол Гагика как самая дорогая реликвия семьи стоит под его же портретом в доме у матери. Quote Link to post Share on other sites
Garegin Posted September 24, 2009 Report Share Posted September 24, 2009 Григорян Виген Родился в 1951 году в селе Тог Гадрутского района Арцаха. * 1972 - окончил Азербайджанский педагогический институт им. Ленина в Баку. Работал учителем - преподавателем армянского языка и литературы в средней школе Тога, в селе, которое являлось "ключевым звеном во всем процессе азербайджанизации Карабаха" (В. Арутюнян). Еще до 1988-го здесь шла ожесточенная и масштабная борьба армян за выживание. Командовал изматыванием армянского населения Тога Баку. * 1988 - С началом Арцахского движения Виген Григорян являлся одним из самых активных его участников в Гадрутском районе.Он не покидает село, и предпринимает усилия для "интеграции" Тога с Арцахом. * 1990 - создал гайдукский отряд «Вреж» («Месть»), который сыграл огромную роль в защите близлежащих армянских сел от азербайджанских вооруженных банд. * 1991, осень - В Тоге азербайджанцами была ночью зарублена армянская семья из 5 человек. * 1992, июль - защита Тога. Командует Тогским батальоном - одним из самых боеспособных в Арцахе. Был тяжело ранен. * 1992 - Был избран депутатом ВС НКР. * 1993 - Несмотря на уговоры командования, поднялся на наблюдательный пункт после окончания боя, где шальная пуля попала в висок Вигену Григоряну. Покоится в селе Тог. Награды: орден «Боевой Крест» II степени (НКР, посмертно) Ссылка: http://hay.do.am/publ/28-1 Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted October 15, 2009 Report Share Posted October 15, 2009 Айрапетян Дживан Левонович (1953-1992) Родился 21 декабря 1953 года в селе Вагуас Мартакертского района. Проживал в Степанакерте, получил среднее образование, служил в рядах Советской армии. После демобилизации работал водителем в специализированном управлении механизации и транспорта. Был зачислен добровольцем в ремонтно-восстановительное подразделение. Погиб 9 июля 1992 года в тяжелом бою за село Дрмбон Мартакертского района. Посмертно награжден медалью РА «За отвагу», медалями НКР «За мужество» и «Боевая служба». Был женат, имеет троих детей. Покоится на городском кладбище Степанакерта. Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted December 25, 2009 Report Share Posted December 25, 2009 (edited) В похороненных на Ераблуре гораздо больше жизни, нежели в некоторых живых Вспоминает участник Арцахской войны, певец Давид Амалян В неравной борьбе побеждают те, кто сильны духом, чьи воины честны и самоотверженны, кто бесстрашно идет в бой, переполненный отвагой и чувством любви. И годы спустя после войны признается, что именно там оставил самый дорогой для себя уголок. «Я эгоист: от войны я, скорее, больше получил, нежели сделал. Воспоминания тех дней очень дороги мне. Мне бы очень хотелось, чтобы и в мирное время нас переполняла та же любовь и преданность делу». Давид Амалян служил в отряде «Национальный легион». «Нас называли отрядом птенцов, но мы были хорошо подготовлены. Если замечали, что другие отряды делают что-то неверно, могли даже им подсказать, посоветовать, как сделать правильно». Давид Амалян отправился воевать будучи десятиклассником. Воевал до января 1994 года. Был ранен и госпитализирован в Армению. «Пролечившись несколько месяцев, уже готов был ехать обратно, когда мои парни вернулись». Военных званий не имеет. *** Подробно рассказывать о войне не хотелось бы. Было бы неправильно, если бы я начал рассказывать о том, как бросил гранату или как стрелял. Когда мы встречаемся с парнями, непременно вспоминаем смешные случаи тех дней. Юмор присутствует даже тогда, когда теряли друзей. Как говорит Вреж Исраелян, в похороненных на Ераблуре гораздо больше жизни, нежели в некоторых живых. В наших погибших парнях было столько жизни, мы и сегодня продолжаем жить этой жизнью... У меня есть песня, называется «Ераблур». В ней я критикую нашу действительность, то есть что из всего этого вышло. Парней сегодня нет, а что мы в результате выиграли? Территории, на которые нам наплевать... Мне хотелось бы, чтобы в освобожденных территориях была душа. У Нждэ есть такие слова: страна - это географическое пространство родины, а родина - это культура и народ страны. Вместе с завоеванными территориями должно было вернуться и то, что мы там оставили - жизни наших парней. Они отдали жизнь, чтобы жить вечно. В природе точно так же - сеешь пшеницу, чтобы она дала пшеничные всходы, а не сорняки. До того, как непосредственно участвовать в боевых действиях, я был на военно-учебных сборах. Мне посчастливилось служить у Душмана Вардана. Я тогда учился в десятом классе. Мы с друзьями, Эдгаром и Артемом, уже настолько надоели парням, что они были вынуждены взять нас с собой. Мы учились обращаться с оружием, выполняли физические упражнения. Параллельно с этим Вардан закалял нас психологически. Он не произносил мудреных философских речей, просто учил нас простым человеческим ценностям. Помню, как однажды Эдгар сказал, что в Израиле женщины тоже проходят военную службу. На что Вардан ответил, что он не знает, как там в Израиле, а армянские женщины должны оставаться женщинами, а мужчины - мужчинами. У Вардана я научился многому. И не только тому, как воевать. Уже потом, когда война закончилась, я не раз думал, что бы на моем месте сказал Вардан, как бы он поступил. Я вспоминаю не только Вардана, но и остальных парней. С каждым из них у меня связаны самые светлые воспоминания. *** Мы расположились в южной части Лачина. Нам приказали рыть траншею. Нам, 17-18-летним избалованным ереванским парням. Какая там траншея? Мы сказали, что рыть не будем, не хотим. Сказали и сделали. Удобно устроились себе на холмике. Вдруг неизвестно откуда появился вражеский самолет и начал бомбить. Рядом с нами была вырыта небольшая яма, мы восьмером прыгнули туда. К счастью, бомба в яму не попала, но вокруг все было уничтожено. Перепуганные, мы вылезли из ямы. Ни один из нас не мог произнести и слова. Вдруг один из парней, Вардан, резко встал, взял в руки лопату и заявил, что он выроет траншею до станции метро «Барекамутюн». *** В те дни искренность во взаимоотношениях была важней всего. Никто не строил из себя героя, поскольку мы все были героями. Все старались не произносить слово «родина». Песни тогда рождались сами собой. Сидя в кузове грузовика, мы вдруг начинали петь. В этих песнях было так много души и любви, что ни один хор не сможет сегодня так спеть. А ведь только двое из 14 парней имели слух, а голосом был одарен лишь один из нас. Все было так искренне и непосредственно. Мы ни от кого не зависели, командира не боялись, а любили и уважали. Он же в свою очередь нам не приказывал, а просил. Несмотря на приказной тон, он тем не менее нас просил, поскольку уважал нас как личностей. Мне бы хотелось, чтобы подобные отношения существовали и в нашей армии, чтобы командиры не забывали о том, что перед ними могли бы стоять их сыновья. Если унижаешь самолюбие солдата, он готов на любое предательство, будучи психологически униженным, он становится «обиженником». А армия «обиженников» нам не нужна. Армия - это люди, мужчины нашего государства. Этих мужчин нельзя оскорблять, и потакать им не следует. К армии нужно относиться как к собственному чаду, чтобы она возмужала. Армии не нужны фанфары, нужна лишь теплота, чтобы солдаты не боялись офицеров. Эта проблема очень волнует меня. В свое время я имел возможность предложить несколько программ Вазгену Саркисяну. Мне очень жаль, что он сегодня не с нами. Одной из худших наших черт является пресмыкательство. Стоит появиться достойному лидеру, как оно предательски поднимает голову. То же самое и в случае наших побед. *** Была ночь с 8 на 9 мая 1992 года. Мы находились на отрезке пути Горис-Капан. Командиры нашего отряда, «афганцы», были в Шуши. Вдруг мы узнали, что несколько наших омоновцев попали в плен к туркам. Командиром ОМОНа в то время был Ваан Арутюнян. Пришла весть, что Ваан хочет, чтобы наш отряд, отряд птенцов, освободил попавших в плен ребят. Что мы и сделали. Все прошло удачно. Мы спасли жизни нескольких человек. Воодушевленные, мы вернулись обратно, сели в наш «66»-й, захлопнули дверь машины. Неожиданно она распахнулась, это был командир. Он сказал, что поздравляет всех нас. Мы сначала решили, что речь об освобождении наших омоновцев из плена. Оказалось, он поздравил нас с освобождением Шуши. Нас так обрадовала эта весть! Воодушевленные вернулись обратно. Нам привезли еду из села Караундж - деревенский сыр и хлеб. Тут один из наших парней обнаружил бутылку водки. Ее тоже прислали из Караунджа. У нас, надо сказать, был «сухой закон», и все придерживались его. Но освобождение Шуши - это ж такое событие!.. Короче, Еж взял бутылку и налил каждому по стаканчику. Мы выпили, поздравили друг друга, выпили по второй… и все повалились на пол. Оказывается, это был медицинский спирт. Временами ради разнообразия мы ели лягушек и улиток. Наших командиров это просто выводило из себя, они считали нас дикарями. *** В селе Шурнух мы жили в чистом уютном доме. Это был дом турка. Кто-то из армянских парней отремонтировал его, чтобы мы там жили. Там были настенные часы. Каждые полчаса из них выскакивала кукушка и начинала куковать. Эти звуки нас ужасно раздражали. В один из дней мы услышали, что кукушка вместо привычного «ку-ку» издает какие-то странные звуки. Как выяснилось, Сако застопорил дверцу часов бумагой. Пришел хозяин дома, разозлился, обозвал нас дикарями... Одним словом, нам пришлось и эту ночь, каждые полчаса, слушать назойливое «ку-ку». Но долго это не продлилось. Как-то кукушка выскочила наружу и … так и застыла. Если помните, кукушку в таких часах в движение приводит цепь. Так вот, Сако прибил ее гвоздями к стене. Ее кукование настолько достало всех нас, что один из наших ребят вдобавок выстрелил в нее. *** Во время войны я песен не писал. Но среди нас были парни, которые писали песни. Одним из них был Агван Минасян. Не хотелось бы говорить громких слов, но если бы Агван не погиб, то ему было бы обеспечено место рядом с великими. Вероятно, так было суждено, чтобы он погиб. Порой я вспоминаю наших ребят, Душмана и других, и думаю, что они не смогли бы жить сегодня. Они были людьми того времени. Не могу даже представить, чтобы Душман забыл о понятиях нравственности и морали, угождал начальству… Не могу представить его оппозиционером. Этот человек никак не вписался бы в нашу нынешнюю действительность. *** Однажды Вазген Саркисян сказал: «Когда нравственность в вас исчезнет, ваше оружие превратится в орудие убийства. Помните, что оружием вы защищаете, а не убиваете. От солдата к убийце всего один шаг». Я знал много людей, которые убивали врага, но тем не менее не утратили нравственности. И я знал людей, которые не успели убить и одного турка, но вернулись ожесточенными и утратившими веру. Война подобна вину - она выявляет суть людей. *** Несколько дней назад я вернулся из Ирана. На одной из площадей Тегерана я увидел плакаты, на которых были запечатлены добрые и светлые лица. Мне сказали, что это их погибшие ребята. А в Ереване сплошь и рядом - плакаты с изображением совершенно недостойных людей и с надписью - мое оружие то-то и то-то… Самое настоящее оружие - это оружие солдата. К сожалению, ни что иное не может быть более сильным оружием. Что, Вазген не мог стать писателем? Конечно, мог, однако он решил служить своей родине с настоящим оружием в руках. Или же Александр Мелконян - скульптор и философ, который скончался 5-6 лет назад. Он участвовал в войне и воевал настоящим оружием, а не своими скульптурами. А сегодня патриотами почему-то стали все эти люди с рекламных плакатов. А тогда, когда надо было действовать, а не разглагольствовать о патриотизме, они ничего не делали. Сегодня все пишут патриотические песни, возвеличивают родину и армию. О том, что наша армия должна быть сильной, говорят люди, которые ничего не сделали для этой армии и никогда не смогут сделать. Портреты наших национальных героев сегодня можно увидеть разве что в административных зданиях и в воинских частях. Причем в этих самых частях находят солдата, который немного умеет рисовать, и в результате этого «творчества» Вазген Саркисян «превращается», скажем, в Аршака Садояна, никто на себя не похож. Лишь недавно на это обратили внимание. Необходимо решить этот вопрос, чтобы, входя в военные части, мы видели портреты наших национальных героев, а не какие-то карикатуры. Арпи Саакян Edited December 25, 2009 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted December 28, 2009 Report Share Posted December 28, 2009 (edited) Эти четыре года были самыми осмысленными в нашей жизни Сила солдата - это дух, благородство, любовь. Твердая решимость защитить родину. Он сражается оружием и … с песней. Потому что на поле боя песня - тоже оружие. Мкртич Мкртчян пошел на войну как певец - вдохновлять своими песнями бойцов. А потом и сам взял в руки оружие. Воевал в Шушинском особом батальоне. Оставался в армии до 1996 года. По званию старший лейтенант. *** Больше всего запечатлелись в моей памяти наша сплоченность, сама атмосфера, наше братство - все то, о чем я сейчас вспоминаю с тоской: осознание того, что сумел, что тебе выпало счастье сотворить то, что в твоих силах, что ощутил себя человеком… Это самая великая жертвенность, которая только может быть,- жертвенность во имя Родины. Думаю, то были лучшие годы нашей жизни. Там ты каждую секунду был человеком, ты расцветал, созидал и хотел созидать. Да, конечно, это давалось большой ценой, даже ценой крови. Но то, что было тогда, сегодня уже не увидеть. Потому что уже нет осознания того, что ты - защитник своей родины. Это не высокопарные слова: площадь переполнена народом, люди вздымают кулаки - наступил священный миг. И ты идешь, а за твоей спиной народ. Это наполняет тебя силой. А еще тебе придает сил то, что ты знаешь: твой друг скорее хотел бы, чтобы пролилась его кровь, а не твоя. Такой дружбы нигде больше не найдешь. Нет в мире больше такого! *** В 1988-м начались сидячие демонстрации. В те времена желание у всех было одно - воссоединение. А я именно в том году поступил в консерваторию. Я вместе с остальными студентами присоединился к этой демонстрации. Потом создали хор. И решили поехать в Карабах - воодушевлять людей. Давали концерты в детских садах. В школах, на фабриках. Объездили весь Карабах. Какая была атмосфера, какое царило воодушевление!.. *** На войне невозможно без песни. Я пел, и пел охотно. Таких слушателей я больше нигде не видел, и такого уже не будет. Люди желали, жаждали песни! Наверное, не было такого дня, чтобы я не надрывал связок. Кусок хлеба, который вкушали вместе по вечерам, превращался в подлинный пир и действо. Кто-то декламировал, кто-то пел. Представьте - 300 человек, и все мы были как одно целое! Так или иначе, почти каждый день у кого-то был день рождения, а если и нет, то повод мы всегда находили. В те годы мы ощущали себя людьми. Это и поддерживает нас до сих пор. Вспоминаем былое и живем. Много чего было. Шуток тоже было немало, и сегодня мы вновь вспоминаем и смеемся. Среди наших парней был один бакинец - он очень плохо говорил по-армянски и вечно путал окончания, Або его звали. Была у нас противотанковая установка, один из наших бойцов, Хачик, постоянно перекатывал ее с одной позиции на другую - расстояния там были небольшие, метров 100-200, так что он успевал. Как-то раз Або кричит ему: «Хечо, Хечо, на меня идет танк!». А тот в ответ: «Ничего, Або джан, я вижу, потерпи немного». А танк все приближается. Або снова зовет: «Або, танк идет на меня!». Хачик ему: «Да ничего, ничего!». Або уже вопит: «Ничего - это когда он на тебя идет, а когда на меня, это уже совсем не ничего!..». *** Были сектанты, отказывались военную форму надевать. Мы ходили, беседовали с ними. Как-то и я пошел к одному такому. Семь лет я пел в хоре Первопрестольного Святого Эчмиадзина. Объясняю, что порядок такой, а он: грех, мол, не могу и не буду. Раз, второй, третий, а все никак не могу убедить. Был у нас парень апаранский, Азат, так вот, он сказал, что сам поговорит. Мы все удивились: что он может сказать? Простой парень, только воевать и умеет, от всяких таких идей далек. Не успели мы сказать, что не его это дело, как он пошел к тому сектанту. Через пять минут этот сектант в военной уже форме выскочил из дома, на лбу кровь. Вслед за ним вышел Азат. Спросили - что ты ему сказал, Азат? Отвечает: «Он теперь в меня верит!». *** В Геташене была церковь, внутри склад картошки и зерна. Мы ее вычистили, уложили плиты нормально, написали объявление о том, что в следующее воскресенье церковь откроется. Татул Крпеян, мой студенческий друг, сказал мне: ты со священниками общался, съезди в Армению, привези кого-нибудь из них, пусть церковь откроет. Я поехал, но никого не смог уговорить. Ну, в те времена Геташен со всех сторон был окружен, только на вертолете и можно было добраться. Духовные лица говорят мне: как же мы доберемся, ведь окружено все!.. Я им: какое это имеет значение? На вертолете доставим вас, совершите обряд, и - обратно. Не согласились. Ну, я взял свечей, ладана и вернулся обратно. Парни пришли меня встречать, видят, священника нет. Сидим и не знаем, что делать. Народу проповедуем: за родину, за веру, а сами одного священника привезти не смогли… Татул рассердился. Делай что хочешь, говорит, это на тебе, ты же все-таки семь лет в церковном хоре пел! А я ведь недавно в Геташене, месяц всего, для многих я тут еще незнакомец. Да кто здесь тебя знает, говорит Татул, свечи есть, все остальное есть, так что давай!.. На окнах нашего дома висели синие занавески, сняли, притащили, прорезали в середине круглую дырку, чтобы голова пролезала и я мог ее как рясу надеть. Простыню новую на полоски нарвали, сделали два креста, нашили один спереди, другой сзади, а под «рясу» я сорочку белую надел. А вечером сижу и думаю: вся ответственность ведь на мне, надо постараться, чтобы все чин-чином вышло. Написал на листке очередность своих действий. Утром отправились в церковь. Два автоматчика впереди, двое сзади сопровождают, а я посередине со свечами под мышкой шествую. Какая-то бабушка подошла, к моей рясе приложилась. Я аж вспотел от смущения, от стыда сгораю. Глаза опустил, головы не поднимаю, чтобы никто не заметил, а то ребята ведь потом наверняка высмеют. В церкви и церковном дворе яблоку негде упасть. Пошел, встал перед алтарем, свечи зажег. Кадило разжег, воскуряю ладан, пою, потом опять ладан заправляю, снова пою… Наступила пора проповедь читать. Татул мне объяснил: ты проповедь должен прочитать так, чтобы народ напугать: мол, если вдруг решите уйти, бросить свои дома, то Бог вас не простит! Ну, я в этом духе и произнес речь. Все закончилось, мы вернулись к себе. И только тут отпустило - хохочу, просто ржу! Выпили, настроение до небес поднялось. Только в 2 ночи лег спать. Была у нас одна тахта, жутко раздолбанная, дыхни - уже скрипит! Но я любил эту тахту, на нее и лег. Уже ближе к рассвету, часов в пять утра, кто-то из ребят задел ногой тахту, я от ее скрипа и проснулся. А друг мне: вставай, святой отец, русские идут! А в те времена был объявлен паспортный режим. Мы договорились, что как только придут русские, мы покинем село. Из наших только Татул был прописан в селе как учитель, все остальные были «незаконными». Словом, встали мы, собрали свои манатки и потянулись к лесу. Раннее утро, идем мимо хлевов. Селяне занимаются своими повседневными делами: кто сено носит, кто навоз выносит... Оказалась среди них одна бабуля, и когда мы проходили мимо нее, один из наших подошел ко мне и сказал: «Слышал, что бабушка сказала? Приложила ладонь ко рту и прошептала: ой, а священник-то фальшивый...». *** Первый бой для каждого большое испытание. Но очень быстро наступает время, когда ты преодолеваешь свой страх. И даже начинаешь наслаждаться всем этим. В Геташене я в первый раз встал на пост. Вокруг хлева вся земля в навозе, а после дождей она превратилась в отвратительное месиво. И тут слышу какое-то посвистывание рядом. Вроде под самым ухом посвистывает. Ребята орут мне: «Мко, ложись, ложись!». И только тут я догадываюсь, что это пули свистят вокруг. Надо бы лечь, да только как - навоз же везде!.. Метрах в 15-20-и дерево стояло, под ним вроде как почище. Побежал туда. Подоспели ребята, ругаются: ты что, сдурел, чего не ложился? Говорю им: в навоз, что ли падать? Отвечают: а если бы пулю влепили?.. В Шаумяновском районе я впервые участвовал в боевых действиях. Наша задача - войти в село Тодан, занять его, вывести жителей. Вошли, заняли. Это было первое мое село, первое боевое крещение. А самое интересное заключалось в том, что село мы заняли, но воодушевление было настолько велико, что выходить из него просто не хотели! Какая там политика - все трын-трава! Освободили, значит, наше оно, и все! А потом это стало уже привычным. Кстати, мы никогда не говорили «будет бой», только «предстоит дело». Думаю, сколько бы мы ни жили на этой земле, эти четыре года будут лучшими. Это были наши самые осмысленные годы. Правда, во время войны были и ужасающие трудности. Но был дух, который мог сто раз поднять тебя на гору и спустить вниз, а ты все равно не чувствовал бы усталости. Сейчас я очень тревожусь за наше настоящее. Если мы хотим оставаться государством и нацией, то надо будет очень многое снова оттеснить на задний план. Я понимаю: в политическом плане наши власти всего лишь прислужники: как пожелают великие державы, так наши и поступают. Но есть ведь вещи, которые наши власти могут и должны делать сами. Посмотрите, какая сейчас сложилась морально-психологическая атмосфера: коррупция, монополии… Мы гоняемся за какими-то идиотскими вещами. Воруют, убивают, грабят, тащат по своим домам. Ну ладно, скажем, нажил ты миллион, утроил его - ну а дальше? Что изменится? Я хочу понять, живем ли мы еще как нация, или состарились и пора умирать? Вот в чем весь вопрос! *** Очень многих достойных ребят уже нет. Но я смотрю и вижу: есть они, это нас нет. Они сражались за родину. И ушли - расширив родину, освободив земли. А мы остались. И сейчас сами же рушим свой дом. Каждый день сталкиваемся с такими людьми. Я хочу понять, сколько еще они будут набивать пузо, чтобы успокоиться наконец? Хочу понять, будет этому конец или нет? Собеседник Армении Edited December 28, 2009 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted January 1, 2010 Report Share Posted January 1, 2010 (edited) Подарок Приближался к концу декабрь 1991 года. Некогда грозный и всемогущий Советский Союз натужно и с хрипом испускал последние вздохи, оставляя населению страны многочисленные проблемы. Арцахская страна продолжала оставаться во враждебном окружении азербайджанской военщины. Каждый день сотни снарядов взрывались над населенными пунктами Арцаха и практически не умолкали стрекоты пулеметов и автоматов разных калибров. Смертоносный огонь по Степанакерту велся со всех сторон и, особенно, со стороны вознесшегося ввысь, но находящегося в плену города Шуши. Для арцахских детей стрельба и разрывы снарядов и бомб превратились в обыденное явление. Живя в этом адском грохоте, скрываясь в сырых и холодных подвалах, они позабыли об играх, книжках, мультипликационных фильмах. Подзабыли они также, что в мире существуют Дед Мороз, Снегурочка, что скоро Новый Год. Самые маленькие дети и понятия не имели о веселых феерических праздниках, некогда столь любимые их родителями и старшими товарищами. Младшие забыли, а взрослые только вздыхали тяжко: порадовать детей в лихую годину войны не было никакой возможности. Накормить бы хоть раз досыта: это уже была удача. А вот командиры добровольческих отрядов Леонид Азгалдян и Владимир Балаян не забыли о самом любимом празднике детворы. Будучи людьми деятельными, они решили преподнести детям сюрприз, раздобыть им подарки. Отцовским инстинктом они понимали, необходимо предпринять что-нибудь, чтобы детство малышей в голодном и блокадном Арцахе хоть на день стало бы похоже на детство ребят других стран, на их собственное детство. Чтобы армянские малыши, кроме обстрелов и разрывов снарядов, сохранили в своей памяти светлые минуты детства, уверовали детскими сердцами в добрые чудеса, сохранили в своих воспоминаниях детства веру в новогоднее чудо. Командиры прекрасно, лучше, чем кто-либо другой, сознавали: доставить детские игрушки в Арцах, находящийся в плотном кольце осады, и поддерживающий связь с внешним миром лишь посредством вертолетного сообщения,– задача не из легких. Но разве армянские командиры могли позволить себе отступить перед трудностью! Они вызывают Манча, Манука Саркисяна, который готовился к вылету в Ереван за медикаментами и боеприпасами, и дают специальное задание – привезти новогодние подарки детям. В конце инструктажа Леонид отводит Манча в сторону и просит достать также маленький велосипед для сына Владимира Балаяан. В то время Алексею было 4 годика и он, как и все арцахские дети, мужественно переносил все тяготы войны и блокады. Достать подарки холодной зимой в Ереване, столице пострадавшей от землетрясения Армении, втянутой в расширяющийся с каждым часом военный конфликт, утратившей практически все экономические связи и находящейся в преддверии жутких последствий от уже начавшейся блокады, было практически невозможным делом, но Манч справился. Однако подарки еще надо было переправить в Арцах! Командиры вертолетных экипажей, ежедневно с риском для жизни перевозившие грузы боевого и гуманитарного назначения в отчаянно защищающееся от агрессора молодое государство, и для которых каждый грамм взятого на борт груза имел особое значение, просто не были в состоянии осознать стратегическое значение представленного Манчем «багажа». Но Манч все же вернулся в Арцах выполнившим спецзадание командиров, и новогодние подарки, даже чудесный трехколесный велосипед, были доставлены в Мартакерт. И, ко всеобщему удивлению, в воюющем Арцахе состоялось новогоднее чудо. Дети получили подарки от Деда Мороза! Только Дед Мороз не имел привычной знаменитой седой и окладистой бороды; не было у него и длиннополой красной шубы. Дед Мороз времен Арцахской войны являлся перед радостными и счастливыми детьми чернобородым и в пропахшем пороховой гарью бушлате. Леонид Азгалдян, Владимир Балаян и Манч разъезжали на военной автомашине по деревням и раздавали новогодние подарки детям. Тем самым детям, которым в скором времени посчастливится получить от Дедов-героев главный подарок в своей жизни: освобожденную, победившую Родину. От этого новогоднего чуда исторического 1992 года остались только честные детские воспоминания и полинявший фотоснимок, сделанный Героем Арцаха Монте Мелконяном. Арусяк Симонян Edited January 1, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Asatryan Posted February 21, 2010 Report Share Posted February 21, 2010 (edited) Командир секретного взвода «X» Александр Таманян, внук Александра Таманяна, в героической Арцахской борьбе Страница новейшей истории Армении началась с национального пробуждения. С взволнованных площадей. С воздетых кулаков. С духа единства. С твердой решимости восстановить утраченную в начале века независимость. С могучего желания вновь сделать армянским дарованный нам самим Богом Арцах. Армянин пробудился. Победа была предрешена. «Мы верили в нашу победу. Мы сражались с верой. Мы победили прежде всего благодаря нашей вере». Это слова Александра Таманяна - внука гениального зодчего Александра Таманяна. Немногие знают, что кандидат физико-математических наук, автор и соавтор 75-и научных работ, заведующий подземной низкофоновой лабораторией ереванского Института физики, основатель в конце 1990-х группы лазерных микроразработок того же института Александр Таманян-младший или, как его звали близкие, Шурик, был несгибаемым воином героической Арцахской борьбы, что он участвовал в разработке, производстве и испытании самодельных видов оружия, помогал своему однокурснику, преданному борцу за освобождение Арцаха Леониду Азгалдяну создавать «Освободительную армию» и был одним из самых активных членов этой армии. В 1992 году он сформировал и возглавил секретный взвод «Х», который позже вошел в состав полка «Смертники». Участвовал в боях за Мохратах, Арцвашен, Члдран, Аскеран, Кушчилар, Гюлибейли, Мардакерт, в освобождении Кашатаха и Карвачара. Награжден медалью «За отвагу», памятной медалью «Орел-смертник». Своими исключительными человеческими качествами, обликом истинного интеллигента, готовностью без раздумий пожертвовать жизнью во имя освобождения родной земли он на собственном примере доказал: победа выковывается преданностью, самоотверженностью, безраздельной отдачей, а также внутренним светом и чистотой, умением любить ближнего и дальнего, делиться благодатью Божьей и удовлетворяться этим. Подобно своему деду Он был одним из тех немногих людей, которые имеют право называться интеллигентами. Такими словами охарактеризовал Александра Таманяна его сын Гайк Таманян. И действительно, он был интеллигентом в самом широком и возвышенном значении этого слова. Он родился и вырос в семье, где слова «родина» и «преданность» не были пустым звуком. Он хорошо помнил своего деда, архитектора Александра Таманяна. И никогда не забывал, что создатель многих великолепных архитектурных сооружений Москвы и Петербурга Таманян, друживший с не менее знаменитыми архитекторами Щусевым, Фоминым, Щуко, в 20-х годах прошлого века оставил все и поехал в Армению - восстанавливать родину. Поэтому вовсе не удивительно, что Александр Таманян-младший в 1988 году, с самого начала Движения оказался в первых рядах. Начался период его бурной общественной деятельности - он был одним из самых деятельных членов предвыборного штаба Галины Старовойтовой, выдвинутой в депутаты Верховного Совета СССР от Армении. В 1990-м работники Аванского солерудника выдвинули его кандидатом в депутаты Верховного Совета Армении. «Но, к моей радости, я не прошел»,- признавался потом Таманян-младший. Предвыборной агитацией он практически не занимался, поскольку по большей части находился в Нагорном Карабахе: «Там мое присутствие было более необходимым». О своем намерении пойти воевать он не сказал никому в семье. «И лишь случайно мы узнали, что он время от времени отправляется в Карабах»,- вспоминает его сын Гайк. Мать, что и говорить, волновалась за сына, а отец, архитектор Геворг Таманян, сожалел, что не может пойти с сыном на войну, поскольку ему было уже 94 года и он был прикован к постели. Если же сын вдруг больше обычного задерживался в Ереване, отец укорял его и его друзей: если вы здесь, то кто же воюет за вас? «Труба» 88-й год. Ураган. Взрыв. Требование. Наступил миг - сегодня или никогда! Дух национального пробуждения многих вытащил из уютных квартир, оторвал от будничного ритма и привел на площадь, на трибуну. Многие помнят пламенные выступления Леонида Азгалдяна, бессменного командира «Освободительной армии». Но наступил момент, когда он махнул рукой и сказал: «Это выльется в вооруженную борьбу»,- и пошел «ковать» оружие. И хотя военные действия тогда еще не начались, нехватка оружия и боеприпасов вызывала серьезную тревогу, особенно если учесть, что против только-только формирующихся армянских добровольческих отрядов стояла не только азербайджанская, но и вооруженная до зубов Советская армия. А значит, создание и производство пусть даже самодельного оружия имело не только военное и техническое, но и большое психологическое значение. Война еще не началась, а они - Леонид Азгалдян, Александр Таманян, Карен Григорян и еще несколько подвижников уединились в санатории на Арагаце и начали разрабатывать и испытывать первые образцы своего оружия. Одними из первых стали неуправляемые ракеты 82-миллиметрового калибра. Вместе с другими учеными Таманян принял участие в разработке и других видов оружия. Сотрудник Института радиофизики Грант Азизбекян создал миномет, который назвали «труба». Его изготавливали из примерно двухметрового отрезка не очень толстой трубы, на одном из концов которой устанавливалась заглушка. Впоследствии «труба» или, как ее еще называли, «швабра», была усовершенствована: к ней приделали приклад и прицельное приспособление, превратив в ручной гранатомет. 1989-й год. Задумали производить «трубы» и в Карабахе. Только вот как? Решили, что изготовление тех частей, которые можно производить в Карабахе, перенесут туда, а что невозможно будет делать там, станут производить в Ереване и доставлять в Карабах. Ответственное и сверхопасное дело доставки деталей оружия взял на себя Александр Таманян. Как ни пытались друзья переубедить его, он остался непоколебим. В те времена в Карабахе царил режим, установленный главой Оргкомитета по вопросам Нагорного Карабаха Виктором Поляничко. Каждая поездка туда была сопряжена с огромным риском. Чтобы приезд Таманяна в Карабах не показался подозрительным, решили оформить ему командировку. Спрятав запальные приспособления «трубы» в потайной карман, Таманян добрался до Степанакерта, где немедленно был задержан азербайджанскими омоновцами: «Раз в кроссовках, значит, боевик!» Таманяна обыскали, ничего не нашли, но двое суток держали в подвале КГБ и подвергали пыткам. К счастью, известие об аресте Таманяна дошло до Георгия Петросяна - ныне министра иностранных дел НКР. Он немедленно обратился к представителю Карабаха в Верховном Совете СССР, а тот задействовал свои московские связи. И только после этого Таманяна выпустили. Эта история, однако, не сломила решимости Таманяна. Уже потом он с удивлением скажет: «Не знаю, что произошло со мной, но с того дня я стал более дерзким, более решительным». Кстати, покушение на Поляничко было совершено именно с помощью «трубы». Покушавшегося арестовали, два месяца мучили в азербайджанской тюрьме, а потом обменяли на попавшего к нам в плен сынка какого-то высокопоставленного азербайджанского чиновника. Свой отряд После смерти Леонида Азгалдяна Александр Таманян решил принять более активное участие в войне и создал свой отряд. В Институте физики вывесили объявление: требуются люди, желающие овладеть противотанковым оружием. Вскоре отряд был сформирован и стал называться «Истребительный отряд «X» инструкторов противотанкового оружия». Он целиком состоял из представителей интеллигенции. Командиром был Александр Таманян. В отряде состояли кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики ЕГУ Валерий Пахалов, кандидат физико-математических наук, доцент Института физики Арам Коцинян (сейчас он известный ученый, работает в Италии), кибернетик, знаток народной песни и музыки Гагик Гиносян и многие другие. А врачом отряда был Гагик Кочинян - младший сын бывшего первого секретаря ЦК КП Армении Антона Кочиняна. Этот «интеллигентский» отряд сыграл огромную роль как своим моральным примером, так и делами. В том же 1992 году прозвучал призыв Вазгена Саркисяна сформировать особый отряд «Смертники». Одним из первых в состав батальона «смертников» вошел отряд Александра Таманяна. Вспоминает Александр Таманян: «Мы получили задание остаться в Столичном полку и научить добровольцев батальона стрелять из «Фагота» (переносной противотанковый ракетный комплекс советского производства.- Ред.). В нашем распоряжении было все - полигон, тренажеры, пульты, телевизор. Даже самые неподготовленные добровольцы очень быстро научились уничтожать вражеские танки из самых трудных положений». Впоследствии взвод «X» получил важное задание - испытать новое секретное оружие. Именно с этой целью подразделение было переименовано в «Секретный взвод «X». Кстати, новое оружие было довольно громоздким и перевозилось в кузове грузовика, а при применении на поле боя его оператор превращался в настоящую мишень для врага. Таманян лично испытывал это оружие, рискуя жизнью,- лишь бы не подставлять друзей под пули вражеских снайперов. В батальоне «Смертники» 31 августа 1992 года батальон смертников, дав на Ераблуре торжественную клятву, отправился в Карабах, а точнее - в Мардакерт, половину которого уже захватили азербайджанцы. По решению командира батальона Овсепа Овсепяна несколько взводов, в том числе и взвод «X», были переброшены в район села Члдран. Местные жители были подавлены и находились в отчаянии. И хотя их предупредили, что помощь послана, они колебались, не зная, оставить село и уйти или же подождать. Противник несколько дней подряд обстреливал Члдран. Бывало, что за день на село обрушивалось до 400 ракет «Град». То был подлинный ад. Если падет Члдран, на очереди оказывалось село Ванк, а затем и сам Гандзасар, куда никогда не ступала нога турка. В Члдране взвод «X» уничтожил два танка противника, в результате чего наступление врага захлебнулось. Азербайджанцы поняли, что перед ними опытные бойцы, серьезная сила, владеющая противотанковым оружием. После успеха взвода «X» последовал контрудар армян - были освобождены Члдран, Вагуас, наши продвинулись до Дрмбона. «Есть отряды, которые, может быть, сделали больше, но заслуга «смертников» состоит в том, что организованная ими линия обороны сыграла роль Сталинграда и внесла перелом в ход всей войны»,- считает уничтоживший два неприятельских танка Гагик Гиносян. Впрочем, это мнение не одного лишь бойца взвода «X». Высоко оценив роль взвода «X» и лично его командира в удержании села Члдран, Вазген Саркисян подписал приказ о представлении взвода к государственной награде. Отметим с сожалением, что приказ этот так и повис в воздухе… Первый Самым важным на поле боя для солдата является, наверное, его командир, его человеческие и профессиональные качества. Каков командир, таким вольно или невольно становится и боец. Своим благородным патриотизмом Александр Таманян завоевал безоговорочный авторитет и стал образцом для многих. Вспоминает Гагик Гиносян: «После полуночи в наших окопах появились два парня и сказали, что наши позиции выданы, что азербайджанская артиллерия знает все наши точки и утром просто перепашет нас, поэтому надо как можно скорее отступить хотя бы на ближайшую гору. В окопах началась паника. «Смертники» собрались возле блиндажа командира этого участка фронта Юры Ованнисяна («Юры из 26-го»). Протестующие голоса становились все громче. Люди негодовали: мы записались в смертники, но не в жертвы на заклание, что это творят с нами? Командир пытался успокоить собравшихся. Дело дошло до того, что он даже вытащил оружие и сказал, что расстреляет каждого, кто дезертирует. Решающее значение в этот роковой момент сыграл Таманян. Своим моральным обликом он сумел завоевать доверие и уважение каждого. Он встал рядом с Юрой и сказал: я со своим отрядом поднимаюсь на позиции, кто хочет, пусть идет с нами. И когда наш отряд тронулся к позициям, остальные тоже, хоть и с бурчанием, но последовали за нами. А самое интересное - что утро нового дня оказалось беспрецедентно мирным». Кстати, Таманян той ночью выступил раненым, причем на рану его даже не был наложен шов - бойцы отряда просто перевязали ее. Для того чтобы уйти, у него был самый что ни на есть весомый аргумент, но даже в этот миг он нашел в себе силы остаться и не дать уйти бойцам. На войне знамя, нацию, родную страну и все ее святыни символизирует для воина его вождь, поэтому истинный вождь должен быть с войском и воином, рядом с ними и впереди их. Эти слова Гарегина Нждэ полностью применимы к Александру Таманяну. В каждое только что освобожденное село Таманян входил впереди отряда, входя в любой дом, он первым открывал дверь, всегда старался принять удар на себя и уберечь своих бойцов. Он ощущал величайшую ответственность за каждую доверенную ему жизнь. Может быть, именно поэтому взвод, которым командовал Таманян, не понес ни одной потери. Не корысти ради В наши времена слова «родина», «патриотизм» стали самыми расхожими, звучат к месту и не к месту, поэтому, наверное, и девальвировались в определенной степени, получив несколько иной оттенок. А ведь прав был великий поэт: родина - это твоя совесть. Ты любишь свою родину, если в мире со своей совестью, когда делаешь то, что любишь, когда отдаешься без мысли о воздаянии и не требуя компенсаций. В дни войны и после нее появились, так сказать, «асфальтовые фидаины» - на улицах Еревана замелькали люди в камуфляже и с автоматами, даже не нюхавшие Карабаха. Были и такие, кто участвовал в войне, внес свой посильный вклад в общее дело, а после окончания освободительной войны, не получив того, чего ожидали, обиделись… Было, хоть и немного, и таких, кто прошел войну, освободил землю, а потом вернулся и продолжил жить и созидать, в мире со своей совестью и с самим собой. Александр Таманян никогда не козырял своим участием в войне. Даже в трудные 90-е не воспользовался хоть и невеликими, но все же привилегиями азатамартика, возможностью получить крохотную материальную помощь. После войны он не стал стучаться ни в какие двери, не стал требовать квартиру, машину, должностей. Более того, когда стали предлагать, отказался: война же была, вот и участвовал в ней, а теперь продолжаю работать по своей специальности. Он и на войне был так же честен и бескомпромиссен. После освобождения Карвачара он сказал своим бойцам: оружие и боеприпасы брать разрешаю, но если увижу, что кто-то взял лишнее, расстреляю собственноручно! Как ученый Александр Таманян-младший был одним из немногих людей, обладающих государственным сознанием, человеком, все помыслы которого направлены на укрепление родины, защиту ее границ. Целью этого беспокойного, находящегося в вечных поисках человека было по возможности помочь Армении. И это вовсе не было его какой-то особой идеологией, а образом жизни. Способом чувствовать себя хорошо. Обычным делом. После окончания войны Александр Таманян вернулся в Институт физики, где работал с 1967-го. Вернулся и решил: нужно внедрить в производство последние достижения науки, новые технологии, причем производить следует компактный товар, чтобы не возникало проблем с транспортировкой. Рассказывает друг Таманяна, физик Гагик Григорян: «С проживающим в США Рубеном Налбандяном они обсудили, что можно сделать. Решили заняться лазерной микрообработкой микродеталей. По результатам исследований в лазерной сфере они должны были производить микродетали для микроприборов. Получили грант, на который должны были осуществить предварительные исследования». Тем самым в 1997-98 годах в Институте физики было заложено начало лазерной микрообработки. Но, как оказалось, не все было так просто. Понадобились огромные усилия, могущественные связи и знакомства для того, чтобы воз сдвинулся с места. Рассказывает физик Генрик Варданян: «Для новосозданной лаборатории нужно было оборудование. Он решил поехать в Дубну. Попросил и меня поехать с ним. Вы даже не представляете, как нас встретили! В Дубне его очень любили, и мы без всяких трудностей получили все необходимое». Благодаря своей энергии, Таманян собрал вокруг себя талантливых специалистов, возникла группа по лазерной микрообработке. А когда группа заработала, Таманян заболел. Но воодушевление и ощущение значимости сделанного никогда не покидало его. Даже больной, он ходил в институт, интересовался ходом работ, да и друзья часто навещали его, рассказывали, что и как. Сегодня члены группы, да и все сотрудники института подтверждают: начало лазерным работам положил Шурик. И добавляют: в этой сфере мы достигнем значительных результатов, потому что это перспективное и очень важное для государства направление. На дачу нет денег и времени Таманян пытался по мере сил своих задействовать и свои зарубежные связи и знакомства. Встречаясь с зарубежными армянами, более или менее успешно работавшими в интересующей его области, всячески пытался направить их возможности на благо Армении. Так, Миша Казарян, давний друг Таманяна и изобретатель лазера на парах меди, проживает в Москве. Задумав начать в Армении лазерные работы, Таманян тут же обратился к другу, и очень скоро исследования лазеров на парах меди начались и в ереванском Институте физики. Как ни странно, но зарождение гомеопатии в нашей стране также связано с именем Александра Таманяна. Он пригласил в Армению из Швейцарии уроженца Стамбула Арутюна Куртчуоглу. Был основан союз гомеопатов, а Арутюн до сих пор работает в Армении. Много времени уделял Таманян и благотворительным программам. Опять же благодаря его связям, в Абовянский район были посланы компьютеры из США. Распределять их должен был Таманян. Но еще до того, как компьютеры попали к Таманяну, некие ловкачи заменили их старыми и испорченными. «Будучи сам честным и благородным человеком, он никогда не думал плохо о других, из-за чего и оказывался в таких ситуациях»,- вспоминает Гагик Григорян. Как-то раз из Америки вновь прислали детские вещи. В последний момент американцы добавили тетради и ручки, которых в предварительном списке не было. И когда груз пришел в Армению, Таманяна обвинили в… контрабанде. Началась пустопорожняя судебная волокита, продлившаяся около года. Можно только диву даваться, как у некоторых повернулся язык обвинить такого человека в контрабанде. Таманян все делал бескорыстно, не ожидая вознаграждения. Об этом свидетельствует хотя бы то, что его отцовская еще дача в Птгни до сих пор не достроена - на это у Таманяна не было денег. Горение Друзья и сотрудники Таманяна в один голос подтверждают: он жил до предела насыщенной жизнью, не зная ни секунды покоя. Он горел, воспламеняя и согревая окружающих, и быстро сгорел сам. Это случилось в 2005 году... Рассказывает друг Таманяна, физик Левон Погосян: «В последние месяцы жизни он обдумывал глобальный проект. Говорил друзьям и знакомым, что следует провести железную дорогу в Иран. До Вардениса железная дорога имеется, он хотел, чтобы линия протянулась до Ирана. Такая идея существовала еще во времена Первой республики, но тогда это было невозможно. И Шурик, уже больной, думал об этом, встречался с ответственными лицами…» Таманян пребывал в постоянных поисках. Для него не было важных и неважных задач. В начале 80-х Ереван на целых 10 дней оказался погружен в туман. И Таманян начал искать пути избавления от него. Есть такое физическое явление: мощный поток снизу вверх уносит туман в верхние слои атмосферы, а уже воздушные течения развевают его. И Таманян занялся исследованиями: какое устройство и какой мощности нужно, чтобы осуществить задуманное. Оказалось, слишком мощное и слишком шумное, так вреда от него будет больше, чем пользы. Была у него и еще одна идея - покрыть берега Севана металлической сеткой, чтобы оседавшие на них капельки росы не испарялись, а сливались и пополняли озеро. Кстати, этой идеей сейчас вроде бы занимаются. А когда с деревьев начинали осыпаться семена, Таманян собирал их и разбрасывал в пустынных местах. Трудно сказать, сколько деревьев выросло из таких семян, но факт, что мало кому приходило в голову заниматься таким «лесоводством». Рассказывает друг Таманяна, химик Васак Джавалян: «Его повсюду встречали тепло и уважительно. И это зависело не от нас, а от него самого. Порой, встретившись с человеком и пообщавшись с ним, думаешь: а стоит ли встречаться с ним еще раз. В его случае такое исключалось. Я всегда с недоверчивостью относился к людям, которых все любят. Думал: если ты человек с собственным лицом, то не можешь быть любим всеми. Как-то раз я сказал Шурику: Шурик джан, тебя вроде бы любят все. А он: как хорошо, что сказал «вроде бы»! Он был свободомыслящим и очень хорошим человеком. Отличался от всех. Его отсутствие я ощущаю до сих пор». Мечта Предоставим право последнего слова самому Александру Таманяну. «Когда закончилась Арцахская национально-освободительная война и исполнилась величайшая мечта карабахцев, мне показалось, что пришло время сбыться и моей мечте. Я альпинист со стажем, но всегда мечтал подняться на вершину Арарата. В прошлом году (1996 г.- А. С.) собрали группу единомышленников из Армении и США, добрались до самого Догу-Баязида. Однако курды, окопавшись на склоне нашей священной горы, вели жестокие бои с турками, и неизвестно было, когда и чем они завершатся. И поскольку нам не хотелось становиться жертвами нелепого случая, пересмотрели свой маршрут и посетили Ардвин, Байбурт, Эрзерум, Артамет, Ардаган, Ван, Игдир, Сарыкамыш, Карс. Ясное дело, что побывали и на острове Ахтамар. Это было невероятное блаженство. Но моя мечта до сих пор остается прежней - подняться на вершину Арарата». Edited February 21, 2010 by Asatryan Quote Link to post Share on other sites
Garegin Posted February 24, 2010 Report Share Posted February 24, 2010 Гаспарян Мясник Командир взвода, лейтенант. Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted March 15, 2010 Report Share Posted March 15, 2010 (edited) Готовы продолжить освобождение остальных наших территорий В годы Движения множество молодых армян без раздумий взяли в руки оружие, чтобы защитить и освободить родную землю. «Это было не решение. Вопрос самолюбия!» Эти слова принадлежат Гнелу (Гагику) Манукяну, командиру отряда «Зоравар Андраник». Формировался отряд в селе Мармарашен Масисского района. Свои подразделения у него имелись на всей территории Армении - в Арарате, Ереване, Иджеване, Кировакане, Шамшадине, Варденике. Отряд всегда с честью носил имя полководца Андраника, не проиграв ни одного боя и одерживая победы даже в самых сложных ситуациях. 56 бойцов отряда награждены медалью «За мужество», еще четверо - орденом «Боевой крест». По словам командира, трудными были все дни и ночи. Война действительно была нелегкой. Но всего важнее были два вопроса. Первый - вооружить парней настоящим боевым оружием, второй - чтобы рядом был верный и надежный друг. «Случалось, что несколько раз попадали в окружение, но выходили без погибших и раненых. Если друг ненадежен, если не доверяешь ему, то не следует идти с ним - бессмысленно. Потому что если ты идешь умирать, то должен знать, с кем будешь умирать», - убежден Г. Манукян. После войны у него была возможность найти работу получше, но он отказывался. Был даже депутатом Верховного Совета, а потом и Национального Собрания. И все же он считал, что его место - армия. «Или я должен был стать директором завода или начальником цеха ради того, чтобы моя семья жила получше? А что бы я тогда ответил тем женщинам, чьи мужья погибли? Разве не сказали бы они мне: ты воевал ради того, чтобы работать на этом месте и хорошо жить?» Сегодня Г. Манукян - военный комиссар Масисского территориального военного комиссариата. Полковник. *** Хороших воспоминаний от войны остаться не может. Война - это погибшие, раненые друзья, взрывы, крик детей. А победа - это стратегия. В любой войне один побеждает, а другой проигрывает. Нашу победу выковали добровольцы-азатамартики. Правда, командиры руководили, но основную работу сделали азатамартики. В 1989-м мы создали отряд самообороны. А в 1990-м по предложению Военного совета, в который входили академики Геворг Гарибджанян и Парис Геруни, а также Ильич Бегларян, Жора Манукян и Баграт Гарибджанян, мы назвали отряд «Зоравар Андраник». Мы сражались всей нацией, как фидаины. Естественно поэтому, что отряд должен был носить имя героя - чтобы освежить память, чтобы народ крепко стоял на ногах. Кроме этого, имя Андраника многое говорило и неприятелю. Слава Богу, мы не посрамили имя Полководца. Между прочим, освобождение Ходжалу мы посвятили Андранику, поскольку 25 февраля - день его рождения. В ночь с 25 на 26 февраля 1992 года мы освободили этот населенный пункт. Даже договорились с генералом Далибалтаяном переименовать Ходжалу в Андраникаван. *** Военный совет по многим вопросам оказывал нам поддержку. Помогали нам и отдельные люди. Всемирно известный тяжелоатлет Юрий Варданян оказал отряду помощь на многие миллионы. Помогал и оружием, и обмундированием, и деньгами. Он не только спортсмен, но и великий патриот. Другие друзья отряда также помогали чем могли. Особо хочется отметить помощь ученых. Я встречался с сотрудниками Института физики, которые предлагали производить новые виды оружия. Были созданы 63-миллиметровый миномет с дальностью стрельбы 4, 5 и 8 км, мини-автоматы, оружие типа карабина. Было разработано и секретное оружие. Все, что тогда имелось, все было очень важным. Я очень благодарен всем. Без их помощи отряд не мог бы существовать. *** Самым воодушевляющим мигом стало подписание перемирия: это означало, что больше уже не будет жертв, мы больше не будем терять товарищей, родных. Нет ничего превыше мира! А вообще-то запомнились все эти 4-5 лет. Командиру же вообще не могло быть легко. Труднее всего ведь приходится ему: надо было нести ответственность за каждого бойца отряда, обеспечивать их оружием, питанием, обмундированием и снаряжением, выбирать наиболее выигрышную тактику, освобождать, защищать… Командир должен иметь холодный ум и уметь быстро ориентироваться в любой обстановке. И не должен делать разницы между воинами - мол, это мой родственник, а это простой боец. При захвате горы Гочаз на моих глазах погиб мой родной племянник, сын моей сестры,- он упал, но я приказал продолжить наступление, потому что если б нам пришлось во второй раз штурмовать гору, то потери могли бы быть вдвое или даже втрое больше. Командиром быть легко, а вот руководить - трудно. Да еще таким неопытным, как мы. Еще одна проблема - многие бойцы отряда были плохо знакомы с военным делом. Но что касается дисциплины, то это дело в нашем отряде было на высоте. Каждый шаг совершался только с ведома и разрешения командира. Хорошо была поставлена и разведка. Начальником разведки был Мисак Саакян. Правда, он был уже человек в возрасте, но разведчиком был умелым, поскольку отлично владел азербайджанским и турецким. Я тоже ходил с ними в разведку - мне тоже было интересно. В конце концов, мне нужно было этому научиться, ведь если ты командир, то должен уметь все. *** Не было случая, чтобы мы начали какую-либо операцию и провалили ее. Были очень тяжелые операции, но мы все равно одерживали победы. Случалось, находили выход даже из, казалось бы, безвыходного положения. Вот, скажем, надо было решить важную стратегическую задачу - занять гору Гочаз, расположенную в Лачинском коридоре, у дороги к Кельбаджарскому туннелю. Это была третья или четвертая попытка штурма горы. Командиром этого участка фронта был генерал Саргсян. Я сказал: разрешите нам штурмовать гору. Он сказал, что это невозможно: 500 человек не смогли ее взять, а вы и подавно не сумеете! Но я все-таки настоял. Ночью выслали разведчиков, они осмотрели все, принесли сведения. Мы решили не вступать с врагом в открытый бой: они окопались на высоте, имели технику - танк, пулеметы. И хотя их было всего 30-40 человек, но позицию они занимали очень удобную - сверху могли легко перебить всех нас. И мы решили обойти гору. Всего два выстрела мы и сделали. Как только они поняли, что мы у них в тылу, тут же спустились с горы и удрали. Мы взяли гору фактически без выстрелов. В тот день мы освободили Гочаз, село Маис, Сонасар и Мишни, а также захватили большое количество горючего и боеприпасов. И все это - всего за полтора дня. А было нас 170 человек. *** Что и говорить, по численности враг намного превосходил нас, но было тут одно обстоятельство: мы сначала думали, потом стреляли, а они сначала стреляли, потом думали. Мы пошли воевать добровольно, их же пригнали насильно. Мы освобождали свою землю и должны были продолжать это дело. И сегодня тоже мы не можем удовлетвориться достигнутым. В любой момент, как только поступит приказ верховного главнокомандующего, мы будем готовы продолжить освобождение остальных наших земель. И пусть не разоряется там Алиев: «Война, война!» Один раз они испытали судьбу, что ж, пусть попробуют во второй раз. Мы поможем ему вспомнить его прошлое. Он еще явится к нашему президенту просить политического убежища! Пусть только попытается начать - сразу убедится, как близок этот день. *** Сегодня наш отряд действует. И увеличился еще больше. К нам присоединились 28 больших и малых отрядов. Все остальные отряды тоже сегодня существуют. Может быть, кое-кто малость разочарован, может заявить: все, мол, во второй раз не пойду. Но это не так: кто же тогда защитит его дом, семью? Может быть, не пойдут воевать денежные мешки, потому что им есть что терять, но те парни, кто воевал, снова возьмут в руки оружие. 88 человек из наших уже нет. А почему? Наступил момент, мы взяли автоматы и пошли - то был наш долг, и мы обязаны были его выполнить. А многие другие этого не поняли, разбежались по россиям, а потом вернулись и заняли должности. Вот поэтому-то многие и разочаровались. Сегодня очень актуальны социальные проблемы азатамартиков. Азатамартик обязательно должен иметь место в этом мире, потому что если вдруг начнется война, то воевать опять же пойдет он. А то что же это такое - кое-кто наел шею аж в 46 сантиметров и разъезжает на десяти машинах… Где же они были тогда? Хоть бы помогли сегодня семьям погибших и раненых… Опыт азатамартиков нужен молодым. Пусть организуют курсы, занятия - я попрошу ребят, они поделятся опытом. Давайте готовить для завтрашнего дня профессиональную армию. Мы страна воюющая, а перемирие - явление временное. Так о чем же думают некоторые? Только о том, чтобы набить карманы! Ума хватает только на то, чтобы зарабатывать деньги. А все остальные вопросы?.. *** 21 сентября мы были на Ераблуре. Смотрю, в каком положении ребята, прямо плакать хочется! А генералы приезжают и поздравляют друг друга. Можно подумать, что это они одержали победу! Творцы победы - это голодные и нищие сегодня простые бойцы - подойдите же к ним, обнимите, поздравьте!.. Несколько раз в год организую ребят, ездим на Ераблур, приводим территорию в порядок, чистим, сажаем деревья, обрезаем ветви. Так что же, мы можем это делать, а они - нет? Или их погоны блестят иначе? Есть генералы, которым можно только поклониться - они были в одних окопах с бойцами, настоящие герои. Но что сказать о тех, кто тогда просто слонялся по улицам, а теперь стал генералом? Даже Карабах на карте показать не могут! За что я уважаю Сейрана Оганяна? За то, что превосходно командует армией, знает всех - от солдата до генерала! Всю войну прошел, прекрасно знает психологию солдата. Солдат ведь даже полученной в награду простой ручке радоваться готов, а кое-кому, черт знает до каких высот случайно добравшемуся, хоть из золота ручку отлей - все равно мало будет… *** В последнее время много говорится об уступках на переговорах по урегулированию нагорно-карабахского конфликта, о сдаче каких-то территорий. Ни один руководитель не готов отдавать территории. Если же собираются уступать, то пусть сначала повернутся лицом к Ераблуру, взглянут на могилы парней и только потом подписывают, если надо. Но я не думаю, что повидавший войну президент или министр отдадут территории. Да и какие могут быть разговоры о сдаче земли? Такого не может быть! В те времена я говорил ребятам: где убьют, там меня и похороните, не увозите домой. Придет время, говорил я, и возникнут связанные с землей проблемы. А если вы верные товарищи, то эти территории станут для вас священными. Вы вынуждены будете защищать ее. Не отдадите! Арпи Саакян Edited March 15, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Чёрный Змей Posted April 21, 2010 Report Share Posted April 21, 2010 Вершина горы Бовурхан будто охраняет могилы семи отважных свободоборцев. Перед нашими взорами кинолентой проходит вся их жизнь, их биографии — такие разные и вместе с тем такие похожие... Рома Симонян, Армен Ишханян, Сема Айриян, Варужан Абрамян, Гагик Ишханян, Гурген Цатрян, Артавазд Гаспарян... Это семеро сыновей твоих, Шош!.. Они, увы, больше не будут пить из прозрачного родника Лалик, не будут шагать по склонам горы Шагасар, не будут участвовать в восстановлении родных очагов... Они стали воспоминанием... Рома Симонян Армен Ишханян Сема Айриян 1992 год, 26 января. Рано утром в казарме села Шош звонит телефон. Командир объявляет тревогу. За считанные минуты рота отправляется в Каринтак. Рома и Армен, как всегда, «перекидываются» остротами и шутками. ...Прошагали совсем немного, и вдруг на противоположном берегу реки, среди скал заметили нескольких тюркских солдат. Заняв удобную позицию, они метким огнем уничтожили врагов и, окрыленные первым успехом, двинулись дальше. Однако их ждала западня. Не успев принять бой, от очередей автоматов пали Армен, Рома и Сема.. Спустя несколько часов находящиеся в засаде турки были полностью обезврежены. Варужан Абрамян Гагик Ишханян Варужан Абрамян и Гагик Ишханян погибли в июне прошлого года на боевом посту, не подпустив врага к селу. Варужан окончил сельскохозяйственный техникум в Степанакерте. Когда он добровольно явился в роту, боевые товарищи в шутку сказали: — Варужан, тебе ведь не подходит автомат, лучше бы подождал до пахоты.. — Нам без автомата никак не пахать, — ответил он. А за день до гибели, рассказывают, он во сне видел жену Мариетту, всю в черном. Гагик по характеру был противоположностью Варужана — шутник и сорвиголова. Он часто говорил: — Я в политике ничего не смыслю, но твердо знаю одно: рубежи отважных — их оружие. Это, между прочим, знал и Мовсес Хоренаци в пятом веке. Гурген Цатрян Артавазд Гаспарян ...Пожалуй, труднее всего писать о Гургене. Мы росли в одном квартале, играли в прятки, делили кусок хлеба и все же... лицом к лицу лица не увидать. Он превзошел все oжидания. Гурген участвовал в героической битве при селе Каринтак, в уничтожении вражеских опорных пунктов в Малибейли, Ходжалу, Гушчуларе, в освобождении Шуши, в операции по пробиванию Лачинского коридора, в обороне Аскерана, в освобождении сел Даграз и Сарнахпюр... — Командир взвода Гурген Цатрян был бесстрашным и отважным свободоборцем. Он во всех боях проявил себя как настоящий мастер атаки. Гурген был душой нашей роты, — рассказывает боевой товарищ погибшего — Карен Джалавян. — Гурген как будто страха не ведал. В течение одного боя он уложил нескольких турок, а затем подполз к их позициям и бросил в окоп несколько «лимонок». Не прошло и месяца со дня гибели Гургена, как в село прилетела новая черная весть — погиб Артавазд Гаспарян... Добровольно вступив в роту села, Артавазд стал одним из самых добросовестных и дисциплинированных бойцов. Вначале он дежурил на постах. Затем уже на линии огня... И боевые товарищи знали: что бы ни случилось, Артавазд не оставит друга в беде. Зная его твердый и непоколебимый нрав, командиры всегда посылали его на самые ответственные задания. И он погиб при спасении жизни товарища, в окрестностях села Неркин Оратаг, когда защищали высоту с названием «Пушкен ял» («Холм пушки»)... Семеро отважных из села Шош... Горестно сознавать, что их больше нет среди нас — молодых, жизнерадостных, прекрасных. Но когда враг посягает на святая святых, у тебя лишь одна сверхзадача — любой ценой отстоять отечество. И сверхзадача была выполнена с честью, ценою жизни... Гарик ХАЧАТРЯН, Руслан АБАРЯН. Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted May 11, 2010 Report Share Posted May 11, 2010 (edited) Батальон Сурена Адамяна От деда моего, дедушки Маркоса, я впервые узнал истину, что месть – это блюдо, которое нужно есть в холодном виде. И всю жизнь я думал о том, что формулу эту вывел, скорее всего, армянин. Кстати, не раз в своей жизни я ловил себя на том, что всегда придерживаюсь формулы дедушки Маркоса. Обидел кто-нибудь, оскорбил, донес (да мало ли что еще), не торопитесь с ответом, а прежде разберитесь в происшедшем. Как тут не вспомнить высказывание выдающегося полководца и государственного деятеля Отто фон Бисмарка: «Жизнь научила меня много прощать, но еще больше – искать прощения». Вспомнил обо всем этом я вовсе не случайно. На днях я узнал, что в издательстве «Амарас» планируется издание книги воспоминаний о человеке, который в свое время (в апреле 1975 года) на партийном пленуме Нагорно-Карабахского обкома партии, организованном Г. Алиевым, оклеветал меня и моих соратников, обвиняя нас в пресловутом национализме. Собственно, он слово в слово повторил абзацы из доклада первого секретаря обкома партии Б. Кеворкова, а затем то же самое повторил уже на районной партконференции Мартунийского района. Это был овеянный легендами человек, председатель чартарского колхоза «Коммунизм», Герой Социалистического Труда, четырежды кавалер ордена Ленина. Это был Сурен Арутюнович Адамян. Тот пленум стал предтечей очередной чистки армянской интеллигенции Арцаха. Справедливости ради надо признаться, что мы были, если можно так выразиться, благодарны Алиеву за его гнусную провокацию, ибо тотчас же объявили настоящую войну Баку. Удары в основном были направлены против самого Алиева. Немало досталось и Кеворкову. Письма, послания нескончаемыми потоками шли в Кремль. Особенно старался незабвенный Леонид Гурунц. Трудно переоценить в той борьбе роль Сильвы Капутикян, Серо Ханзадяна, Грачья Ованесяна и многих других деятелей культуры. По сути, борьба эта продолжалась до перестройки, когда она обрела более действенные формы. И еще: злополучный тот партийный пленум вовсе не расколол, а скорее сплотил наши ряды. И самое удивительное то, что в ряды борцов постепенно вливались даже те, кто, казалось, активно поддерживал официальный курс, навязанный Арцаху Алиевым. Помнится, сразу после алиевско-кеворковского пленума на партийном собрании в Союзе писателей Армении Вардгес Петросян предложил опубликовать в «Гракан терт» заявление и заклеймить позором не только главных организаторов провокации, но и тех, кто потом в сельских районах повторял «грязные инсинуации, прозвучавшие на областном пленуме». Секретарь первичной парторганизации союза Серо Ханзадян озвучил проект заявления. Потом выступил Грачья Ованесян и выразил уверенность, что Главлит (госцензура) непременно искромсает текст письма и, как он выразился, наше совместное заявление получится кастрированным. Начались споры. Неожиданно для меня Мушег Галшоян предложил, чтобы выступил я, хотя бы потому, что на всех пяти районных конференциях говорилось о моей публикации в «Дружбе народов». Я готовился к выступлению и заранее написал текст на русском. Думаю, есть необходимость привести здесь фрагмент того выступления: «...Разумеется, стоило бы разоблачать всех тех, кто, проявляя на первый взгляд трусость, льстиво глядя в рот выкормышу Алиева, поливал всех нас грязью. И в первую очередь, казалось бы, речь идет о председателе чартарского колхоза Сурене Адамяне. Однако насколько верна будет такая точка зрения? И насколько это честно и справедливо, находясь здесь, в Армении, клеймить позором тех, кто живет и работает в жутких условиях в Карабахе, держась зубами за родную землю?» Мысль эта впоследствии переросла в идеологию начального этапа Карабахского движения. Забегая далеко вперед, скажу, что в годы Арцахской войны, навязанной нам Азербайджаном, жизнь показала, что настоящими героями всегда являлись в первую очередь те, кто жил и живет в Карабахе. Для меня лично героями всегда были даже надгробные плиты, хачкары и, конечно, Гандзасар, Амарас, Дадиванк и Казанчецоц. Для меня также настоящими бойцами были туфовые «Папик и Татик», ставшие впоследствии символами Карабахского движения. Так что я не мог позволить себе задеть и хоть одним словом оскорбить человека, который превратил родное село в настоящее боевое подразделение, А теперь представим, что Сурен Адамян на том злосчастном кеворковском партийном пленуме принял бы другую позицию - скажем, выступил бы против линии Алиева. Конечно, он стал бы народным героем, а вот Чартар постепенно зачах бы, как зачахли сотни армянских населенных пунктов со времен Мирджафара Багирова. Просто при Багирове расстреливали тотчас же, а при Алиеве медленно душили армян и армянские хозяйства. Уже тогда я убедился, что Сурен Адамян, говоря сегодняшним языком, никогда не занимался популизмом. Об этом не раз говорил один из самых мужественных и активных провозвестников Карабахского движения Леонид Гурунц. Незадолго до трагической гибели Сурена Адамяна мне стало известно, что легендарный председатель Чартарского колхоза не оставил без ответа провокационную реплику Алиева. Произошло это в самом Чартаре во время визита Алиева, давно ставшего партийным шахом Азербайджана. Уникальное здание театра, целый административый корпус, добротные каменные дома с ухоженными дворами и огородами, школы, предприятия, колхозные поля, памятники погибшим чартарцам в Великой Отечественной войне, пять тысяч жителей – это Чартар. Все это в Баку вызывало зависть и злость и не могло не бесить новоявленного шаха, который не сдержался и выпалил вслух едкую мысль о том, что Адамян добивается одного: убедить мир, что армяне на этой земле были всегда. На что хозяин земли лишь сказал, что «нет никакой надобности убеждать мир в этом». Алиев весь побагровел, но улыбнулся лисьей улыбкой, давая понять, что никогда не забудет дерзость человека, которого он доселе считал верноподданным слугой. И ведь не забыл. Сурен Арутюнович нигде не хвастался этой своей дерзостью, проявленной по отношению к всемогущему шаху, который вскоре перерос в эдакого шахиншаха, когда сразу после смерти Брежнева был избран членом Политбюро и переведен в Москву на должность первого заместителя председателя Совета министров СССР. Тогда же мне стало известно, что Алиев действительно не забыл ту адамяновскую дерзость. Еще до переезда Алиева в Москву Адамян чувствовал неприкрытый холод, который исходил от многочисленных инстанций Баку и от самого Кеворкова. Уже не помогали ни золотая звезда Героя Социалистического Труда, ни должность председателя Верховного Совета Азербайджанской ССР, ни многолетнее депутатство в Верховном Совете СССР. Он стал поговаривать о своей отставке, хорошо понимая, что в конечном итоге пострадает Чартар. Не мог он не думать и о том, что неминуема также физическая расправа. В начале 1983 года, когда уже громко звучало имя новоиспеченного члена Политбюро Гейдара Алиева, незабвенный Егише Асатрян мне и Баграту Улубабяну выразил беспокойство по поводу судьбы Сурена Адамяна. В воздухе пахло грозой. Но никому тогда и в голову не могло прийти, что преступление свое, злодейское убийство, Алиев осуществит руками армянина. Впрочем, этот метод был традиционным для профессионального кагебешника ...В пасмурный и зябкий февральский день похорон в Чартаре во время траурной церемонии первый секретарь Карабахского обкома партии Кеворков, не скрывая гордости за оказанное ему царское доверие, театрально прочитал текст телеграммы, отправленной из Москвы Алиевым. Нельзя было не обратить внимание на типично алиевский цинизм и неприкрытую лесть. Для автора текста куда важнее был тот факт, что в Чартаре в горестный час прилюдно озвучат его новую должность – член Политбюро ЦК КПСС, первый заместитель председателя Совета Министров СССР. Вряд ли тогда Алиев знал, что через год в Чартаре будет возведен бронзовый бюст, который возвестит о том, что Адамян встал в боевой строй теперь уже навечно. Мне рассказывали Гурген Габриелян и Вардан Акопян, которые часто встречались со знаменитым председателем колхоза «Коммунизм», что дядя Сурен постоянно выражал беспокойство по поводу того, что на глазах растут новые азерские поселения, как правило, вдоль магистральных дорог или в непосредственной близости от армянских населенных пунктов. Села эти тотчас же начинали разрастаться, расцветать. Так турки решали свои стратегические задачи не только в Арцахе, но и в Армянской ССР. Вот только один пример: чуть поодаль от районного центра Мартуни был построен пастуший дом, вокруг которого в течение нескольких лет выросли, как грибы после дождя, десятки азерских жилищ. А вскоре целый поселок со своей местной властью получил название Ходжавенд и постепенно влился в состав Мартуни. Адамяна беспокоило и то, что по другую сторону Мартуни вмиг выросли села (будущие огневые точки) Куропаткино, Амиранлар и Муганлу. И, конечно, Алиева, как и его предшественника Ахундова, а также его преемника Багирова, бесило, что в пятитысячном Чартаре нет ни одного азербайджанского дома. Это не было проявлением национализма со стороны Адамяна. Это было осознание перспективы. Да, Адамян, как никто другой, видел эту перспективу. ...В самом начале Карабахского движения, когда благодаря гласности раскрылся подлинный образ провокатора Алиева, когда Кеворков был выдворен из Арцаха и оказался в застенках Азербайджана, в самом центре Чартара в зелени парка стоял в строю Адамян, провожая своих питомцев в бой. Пять тысяч чартарцев, а еще точнее, тысячи чартарских выпускников пяти сельских школ влились в самый мощный и самый многочисленный строй в составе Армии самообороны Арцаха. Чартарским отрядом командовал профессиональный военный, прошедший крещение в Афганистане, накопивший опыт и знания в Академии Генерального штаба Вооруженных сил СССР чартарец Мовсес Акопян. Ополченские отряды вскоре переросли в самостоятельный батальон в составе уже регулярной Арцахской армии - батальон, который смело можно назвать Адамяновским. И командир батальона (будущий заместитель легендарного Монте Мелконяна и будущий министр обороны Нагорно-Карабахской Республики) Акопян не раз признавался, что экономическим и людским ресурсами всего восточного направления мы во многом обязаны стратегической мудрости Сурена Адамяна, человекa, который сорок лет председательствовал в Чартаре. Достаточно напомнить, что за освобождение родины отдали свои жизни около 160 чартарцев. И, думаю, в этот священный список по праву входит сам Сурен Арутюнович Адамян. Зорий Балаян Edited May 11, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted May 21, 2010 Report Share Posted May 21, 2010 (edited) Жил такой парень Юрий Вагаршакович Погосян - Герой Арцаха и Армении, кавалер двух орденов «Золотой Орел», «Боевой Крест» I степени, награжден медалью НКР «За освобождение Шуши». «Вообще-то на прессу я несколько обижен», - сразу же огорошил нас Артур. Мы пришли к нему домой, предварительно с ним договорившись. Артур Аракелян - военнослужащий Армии обороны НКР. Майор, служит в одном из танковых подразделений. Мы встретились с ним для того, чтобы он рассказал нам о своем шурине, погибшем летом 1992-го. Тогда он и объяснил свою обиду. Как-то к нему, как к начальнику штаба, приходили телевизионщики - брать интервью. Попросили рассказать о себе. Боевых заслуг у Артура за минувшую войну немало. А он о себе рассказывать не стал. Поведал о своем шурине, герое войны. Однако в эфире это почему-то не прозвучало. Потом Артуру было неловко перед женой и тещей. Тогда и зарекся - никаких интервью больше не давать. Нам все-таки сделал исключение. Как истый карабахец подготовился к нашей встрече основательно. Во дворе дома дымился мангал. Там и завязалась беседа, которая получила свое продолжение за столом, в присутствии жены и детей. Дополняя друг друга, они рассказывали о Юре, и у нас постепенно вырисовывался образ человека, которому словно и было предопределено стать героем. Признаться, нас более всего интересовала военная составляющая его биографии. Эта составляющая оказалась по-военному лаконичной и жестко сконцентрированной. Он ведь мог и не погибнуть. Во всяком случае, там, где его настигла пуля. Сестра Ира вспомнила, что как-то он, уже во время войны, сказал: «Если меня и ранит, то ничего страшного. Куда бы пуля не попала, все равно выживу. Лишь бы не в сердце». Пуля-дура именно в сердце и попала. Случилось это в начале лета 92-го. Спустя месяц с небольшим после освобождения Шуши, когда наши позиции захлестнула некая эйфория. Казалось, что войне конец. Юре, который к тому времени уже командовал ротой, это страшно не нравилось, и он всегда говорил: «Возьмите себя в руки, это еще не победа». И действительно. Азербайджанская армия предприняла широкомасштабное наступление со стороны Агдама. Ситуация складывалась весьма серьезная. Противник стоял уже в окрестностях Аскерана. Надо было подтянуть силы, чтобы оказать решительное сопротивление. Для рекогносцировки местности потребовалась группа. Эту задачу взял на себя Юра со своими ребятами. Там, на вершине холма, его и сразило... Удивительно, как устроены люди, которым суждено стать героями. Прежде всего, они - беспокойные натуры. Командос (Аркадий Тер-Тадевосян), который любил Юру за многие достоинства, всячески его оберегал, поскольку в армии он славился прежде всего своими золотыми руками и был нужен как специалист. Еще в начале войны Юра, прекрасно разбиравшийся в технике, начал изготовлять пистолеты, восстанавливать неисправное оружие. Артур рассказал, как однажды Юра показал ему два «макарова», попросив найти отличия. Увы, ему это не удалось. Хотя сам Артур отнюдь не новичок в обращении с огнестрельным оружием. Позднее Юра смастерил пулемет, который прекрасно зарекомендовал себя в боях. Откуда в парне, имевшем всего лишь среднее образование, такое знание техники? Сестра рассказывает, что и школу он, собственно говоря, своим вниманием особо не жаловал. Потом они в семье как-то узнали, что Юра предпочитал «получать образование» в одной из автослесарных мастерских Степанакерта. Что ж, каждый выбирает по своему призванию. В городе Юру ценили как прекрасного автомастера. Машины из-под его рук выходили как новенькие, словно только что сошедшие с заводского конвейера. Талант он везде и всегда талант. Это уже от Бога. Впрочем, Артур считает, что, возможно, и от генов. «Может, в нем немецкая кровь сказалась?» - говорит Артур. Мама у Иры с Юрой - Эльвира Вильгельмовна - из поволжских немцев. Юра там и родился - в поселке Котово. Может, оттуда Юрина дотошность, четкость, умение до всего доходить самому и до конца. А подобные качества, как правило, никогда не существуют сами по себе, а зачастую предполагают и иные человеческие добродетели. По рассказу сестры, Юру всегда отличали обостренное чувство справедливости, неумение, да и нежелание прятаться за чужими спинами. Удивительно, но Артур говорит, что от Юры нельзя было услышать не единого скверного слова, хотя мат в армии - словно непременный атрибут. После беседы с родными Юры у нас и в мыслях не было представить его этакой иконой. Отнюдь. Наоборот, в рассказах его родных ломался привычный стереотип книжного, лубочного героя. Это был обыкновенный человек - живой, со своими страстями. Трудяга с натруженными мозолистыми руками, имевшими дело с металлом. Человек, твердо стоявший на земле и находивший смысл жизни в простых человеческих делах. Так же и на войне. Он поступал так, как и в мирной жизни. Сообразно своим жизненным принципам. Мы долго искали в семейном альбоме военные снимки Юры. К сожалению, их не оказалось. Ира с Артуром сказали, что Юра не любил фотографироваться. Разве что для паспорта. Но мы выбрали другой снимок, на котором он запечатлен, пожалуй, в самую счастливую для себя пору. У Юры Погосяна - трое детей. Когда он погиб, младшему из них было всего два года... Карен Захарян Леонид Мартиросян «Карабахский экспресс», (№2, 2005) Edited May 21, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted July 12, 2010 Report Share Posted July 12, 2010 (edited) Генерал-майор Григор Геворкович Григорян родился в 1935 г. в райцентре Гадрут Нагорного Карабаха. В 1958 г. с дипломом отличника окончил юридический факультет ЕГУ. С 1958 по 2005 гг. работал в ЕГУ, в органах национальной безопасности, в Министерстве внутренних дел и Министерстве обороны. Занимал ряд руководящих должностей: был заместителем министра внутренних дел, заместителем министра обороны и первым заместителем главы службы национальной безопасности. В 1990-1991 гг. был комендантом чрезвычайного положения Горисского и Мегринского районов. Летопись долга и чести На моем письменном столе лежит вышедшая в свет книга генерала Григора Григоряна «После долгого пути», часть вторая. Прочитав заключительную часть воспоминаний генерала-чекиста, не могу не откликнуться на эту книгу. Весной 1969 года я получил из Египта письмо от самого Тура Хейердала, который в ту пору строил папирусную лодку «Ра» и подыскивал членов интернационального экипажа. Врача для своей экспедиции он решил найти в Советском Союзе. Так уж совпало, что в каирской армянской газете «Джаагир» в те дни был опубликован материал АПН о длительном плавании на самодельных лодках «Вулкан» и «Гейзер» трех камчатских путешественников, среди которых я был в качестве врача. Узнав из печати о планах Тура Хейердала, наши соотечественники из «Джаагира» посетили великого мореплавателя и рассказали обо мне. Через них и отправил мне письмо Хейердал, заодно обратившись и к президенту Академии наук СССР М. В. Келдышу: он прекрасно знал, что в СССР вряд ли частным путем можно решать подобного рода вопросы. Тотчас же я ответил Хейердалу согласием... Долгие годы спустя я случайно узнал, что соответствующие органы из Москвы и Петропавловска-Камчатского обратились к своим ереванским коллегам с предложением дать сведения обо мне. Самым смешным было то, что к тому времени я ни разу не бывал в Армении и вряд ли кто мог дать хоть какие-нибудь сведения обо мне. Однако выяснилось, что на улице Налбандяна решили помочь мне и отправили в Москву рекомендательное письмо. Документ тот составил оперативный работник КГБ Армении Григор Геворкович Григорян. Десятилетия спустя Григор, с которым мы подружились, признался, что он тогда затребовал из Баку и Степанакерта материалы о репрессированных (отец мой в 1956 году был официально реабилитирован, а мать после сталинских лагерей даже была приглашена в Баку в качестве свидетельницы на суде над самим Багировым). Что касается моей персоны, то, как сказал Григор, для него достаточно было знакомства с моими рассказами и повестями, которые тогда печатались не только в Москве, но и в Ереване. Ради того, чтобы его соотечественник оказался в интернациональном экипаже папирусной лодки «Ра», он попросил своих коллег и родственников из Гадрута поднять архивные документы о моем отце – бывшем заведующем облоно Карабаха и председателе Гадрутского райисполкома. Но зачем надо было Григору Григоряну столь обстоятельно браться за это непростое дело, если он четко знал, что ничего у меня не получится - ни Кремль, ни Лубянка не позволят, чтобы я участвовал в плавании. И однажды я спросил об этом Григора. Он улыбнулся и, вмиг посерьезнев, сказал: «Это был мой долг. Да и потом я тогда думал: а чем черт не шутит?» Вот так: долг и уважение к собственной профессии. Никогда не позволял, чтобы кто-нибудь посмел иронизировать, а тем более оскорблять его профессию, его службу. Что же касается сталинских репрессий, то он прекрасно знал: больше всего было уничтожено чекистов. И уверен, вовсе не случайно, уйдя в отставку по возрасту, генерал Григорян остался в строю - взялся за книгу, раскрывающую образ времени... Чуть ли не раз в неделю, а то и чаще он звонил мне и расспрашивал о каких-то датах и именах. Уточнял. Я понимал, что неспокойный этот человек взялся не просто за мемуары, а за историю. Явление нормальное, особенно если учесть, что сама биография автора насыщена богатыми событиями, которые воистину были судьбоносными для нашего народа. Достаточно сказать, что практически все руководители начавшегося в годы перестройки Карабахского движения постоянно находились в контакте с Григором Григоряном уже потому, что именно в то время на него была возложена обязанность обеспечения общественного порядка - в первую очередь в приграничных районах республики, где совершались организуемые азерами провокации. Его можно было видеть во всех тех районах, где ситуация была обострена. Руководители молодого нашего государства и подполья не могли не считаться с огромным профессиональным опытом Григоряна, который стоял у истоков рождения армянской армии. Нет сомнения, что автор книги «После долгого пути» не мог остановиться на первой своей попытке поделиться воспоминаниями именно о пройденном долгом пути. Дело в том, что волею судеб и жизненной логики он уже после рождения свободной Армении, после окончания навязанной нашему народу войны оказался в гуще самых острых событий. Помнится, завершив свои мемуары, он часто признавался, что есть необходимость продолжить своеобразный монолог о себе и нашем времени. Дело в том, что сегодня почему-то вспоминается только сама Арцахская война. А между тем война наша началась на территории Армянской ССР – здесь шли жестокие боевые действия в Ерасхе, на всем протяжении нахиджеванской границы, в Мегринском районе. И всюду можно было видеть Григора, который имел правительственные полномочия вести переговоры с противником. То же самое можно сказать о Шамшадинском, Ноемберянском, Горисском, Капанском и Иджеванском районах. Многие, думаю, помнят, что профессиональный, если даже не сказать потомственный кагэбэшник Григор Григорян в середине 80-х годов работал заместителем министра внутренних дел Армении. Однако мало кто знает, что генерал Григорян в самое тяжелое для страны время, в 1992 году, был назначен на должность заместителя министра обороны республики и командующим пограничными войсками. А вскоре он уже руководил управлением военной контрразведки Министерства обороны Армении. Все это к тому, что у автора действительно был огромный материал для книги, которая, не сомневаюсь, станет важным подспорьем для историков. Книга вышла на армянском языке под редакцией талантливого литератора и переводчика, заслуженного журналиста Армении Раи Хасапетян . Как мне кажется, книга Григора Григоряна написана в жанре летописи. Он живым документальным слогом передал бумаге страницы нашей недавней истории конца ХХ века, в которых отражается жизнь страны - драматические события в Maсисе, Варденисе, в зоне бедствия, Геташене, Ерасхе-Садараке, Воскепаре, Зангезуре, Арцвашене и многих других географических точках. Автор подробно описывает злодейскую, кровавую провокацию 27 мая 1990 года у Ереванского железнодорожного вокзала. Вспоминает он и о том, что происходило в Ереване сразу после президентских выборов 26 сентября 1996 года. В пространной главе он рассказывает в подробностях о том, что произошло в Национальном Собрании вечером и ночью 27 октября 1999 года. Знакомясь со страницами жизни Григора Григоряна, я обратил внимание и на то, что он на всех ступенях занимаемых им ответственных должностей оставался каким-то неизменным. Оставался самим собой. Оставался человеком чести, выполняющим долг. И мне кажется, он книгой своей честно выполнил долг перед прошлым и будущим. Зорий Балаян Edited July 12, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted July 22, 2010 Report Share Posted July 22, 2010 (edited) Карабахская война - история патриота Нет ничего лучше, чем суметь убедить своего врага, что на поле боя можешь сохранить человеческие ценности 1988 году сумгаитские события потрясли все армянство. В результате этих зверских событий погибли десятки людей, большая часть которых была заживо сожжена после избиений и пыток, и сотни ранены, многие из них стали инвалидами. Были разгромлены свыше двухсот квартир, сожжены и разбиты десятки автомобилей, мастерских, магазинов, киосков и других объектов общественного назначения. Кроме этого, без крова остались тысячи беженцев, которые и по сей день не имеют своего дома. Этот год изменил жизнь многих людей, в том числе и жизнь 27-летнего Манвела Егиазаряна, в котором после сумгаитских событий «сломалось» самое главное – вера в мир и справедливость. Но, несмотря на это, карабахское движение 1988 г. заставило его бороться за мир с еще большей верой в победу армянского народа. Это история воина-освободителя, командира легендарного отряда «Арабо» Манвела Егиазаряна, это история патриота... «Я всегда представлял воинов-освободителей по-другому – они должны были быть истинными воинами. Солдаты стоят в ряд, они подтянуты, и всегда слушают своего командира. А командир в свою очередь должен был быть опорой для солдата, готовый в случае угрозы взять удар на себя, но защитить их жизни. К сожалению, я не видел этого в армянской национальной армии, люди шли добровольцами в армию, отпускали бороду, пытаясь испугать одним своим внешним видом», - с улыбкой заметил Егиазарян, чье правильное представление об образе воина и положило начало легендарному отряду «Арабо», когда 1989 году Манвел со своими единомышленниками и друзьями отправился в Карабах, чтобы защищать свой дом, свою страну. Создается впечатление, что, вспоминая годы войны, Егиазарян возвращается в прошлое, в деревню Хачик, в то время, когда все только начиналось, и кажется, что перед его затуманенным взглядом проплывают события прошлого: разрушенные дома, выжженные поля… и товарищи, с которыми ему предстояло пройти долгий путь. «Наверное, лучшим днем в годы войны был тот, когда мы взяли пленных и перевезли в Степанакерт. Среди них был один азербайджанский ребенок трех лет. Тогда мы все были сильно простужены, болел и этот ребенок. Он так сильно кашлял, что казалось, что его легкие готовы разорваться. Мне стало как-то не по себе, и я отдал свое лекарство его матери. Через два дня ребенок выздоровел, и его мать, поблагодарив меня, сказала: «Благослови Бог твоих детей». Нет ничего лучше, чем суметь убедить своего врага, что на поле боя можешь сохранить человеческие ценности», - с улыбкой заметил Егиазарян. По сей день, когда ему удается избежать несчастья, он приписывает это благословлению матери того ребенка. Но война оставила глубокий шрам в душе Манвела, когда летом 1992 года члены отряда «Арабо» пропали без вести. «Наверное, в этот день я обвинял всех, кого мог. Вопрос не в том, что они погибли, мы знали, на что идем, и были готовы к смерти. Смерти можно бояться, но нельзя ужасаться неизбежного. Смерть парней была очень неожиданной. Сознание того, что мы имели возможность, но не смогли их спасти, причиняет жуткую боль», - сказал он. Несмотря на все потери и горечь войны, Манвел не испытывает желания отомстить. Он говорит: «Я не воевал с азербайджанским народом, а всего лишь защищал свой дом». Даже вспоминая блокадный месяц в Лачине, он улыбается. «Это был, наверное, из тех редких дней, когда я решил хоть часок поспать, когда меня разбудили и сказали, что Лачин пал. Я сначала не понял, что происходит и начал смеяться, но когда осознал, что противник вошел в Лачин... Это очень длинная история, которую невозможно рассказать двумя словами, главное то, что мы выдержали и не сдались», - сказал Егиазарян. В условиях продолжающейся блокады Лачинский коридор является единственной дорогой, связывающей Карабах с Арменией, а через нее — с внешним миром. Сегодня Манвел сотрудничает с общественными организациями и, главное, делает все, чтобы быть в форме. Пойдет ли Егиазарян добровольцем в случае возобновления военных действий? На этот вопрос, Манвел ответил как настоящий лидер: «Вы понимаете, в случае возобновления войны, я не могу не пойти. А если я пойду, многие последуют за мной. Дело не в смелости или патриотизме, всегда можно уговорить человека. Если я захочу, через час вы оденете форму и пойдете за мной». Мариам Матнишян Edited September 14, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted July 30, 2010 Report Share Posted July 30, 2010 (edited) Памяти генерала Зиневича …«Как только закончится война, я низко покланяюсь этой земле и уеду домой в Россию. Есть такой город под Владимиром, Ковров, слыхали? А вообще я мечтаю стать «безработным»... Поеду в Ковров, возьму удочку и буду рыбку ловить», - в августе 1994 года мечтал о невозможном Анатолий Владимирович Зиневич. Война только кончилась, верилось в это с трудом, и отправлять генерала «на рыбалку» нельзя было никак. Когда я принесла свое первое с ним интервью, Зиневич внимательно прочел, скептически улыбнулся и сказал: «Вы что, на самом деле собираетесь все это печатать?» «Если вы не против, то да». «Да ради Бога, если это кому-нибудь интересно…» И вернул мне текст. Через год, в 1995 году он скажет: «Я не наемник. Я обыкновенный военный. Служу в карабахской армии и никаких привилегий, никаких наград у меня нет. Очень трудно выполнять свои обязанности и физически, и морально. Мечтаю о том дне, когда кончится война и… когда мои друзья мне скажут: «Анатолий Владимирович, спасибо, низко кланяемся тебе. Мы больше в твоих услугах не нуждаемся». Тогда я возьму удочку и поеду на Сарсанг или на Севан». Но «безработным» генералу армянской армии, замминистра обороны Армении Анатолию Зиневичу стать не удалось. Его жизнь оборвалась 1 августа 2000 года, когда он после долгих лет решил все же взять отпуск и отдохнуть в Дилижане... Профессиональный военный с опытом десяти лет активной войны, генерал-лейтенант Анатолий Зиневич родился в Украине 20 ноября 1932 года. Отец его простым солдатом прошагал всю войну, вернулся домой в 1946-м. В семье было двое детей, сестренка Света погибла во время бомбежки, когда ей было всего три годика, сам он с мамой чудом остался жив в тот день. 14 августа 1950 года Зиневич поступил в Проскуровское (Дальневосточное) танковое училище. Затем окончил Военную академию имени Фрунзе, Академические курсы высшего руководящего состава Вооруженных сил СССР. Почти восемь лет был начальником оперативного отдела штаба 40-й армии в Афганистане, где служил вместе с сыном Сергеем. Трижды был ранен, дважды ему приходилось выбираться из горящего вертолета. До службы в Афганистане был военным советником в Сомали, потом в Эфиопии. С 1978 года в Армении, начальником оперативного отдела штаба 7-й советской армии. В 1989 году, после второго инфаркта и коронарного шунтирования, ушел из Вооруженных сил, но остался в Армении. «Если бы кто-нибудь сказал, что после Афгана я снова возьму автомат, я бы никогда в это не поверил». Однако судьба распорядилась иначе. В июне 1992 года по просьбе первого министра обороны Армении Вазгена Саркисяна Анатолий Владимирович уехал в Карабах - «так, на три дня, посмотреть, как воюют карабахцы». И остался там до 1997 г. В 1994 г. генерал Зиневич был назначен начальником главного штаба Армии обороны НКР, а с мая 1997-го по август 2000-го занимал должность замминистра обороны РА. Награжден орденом «Боевого Креста» 1-й степени. «Зин, зенк (арм. оружие), Зиневич, я даже в Афганистане воевал в деревне Зинья. В общем, самый преданный Армении армянин», - любил шутить по поводу своей фамилии Анатолий Владимирович. «Да, это именно так. Будешь писать об этом человеке, не забудь самого главного - Зиневич наш учитель: мой, Сержа Саргсяна, Самвела Бабаяна. В самое тяжелое время Зиневич не покинул Карабах. Мы обязаны ему очень многим. В начале июня 92-го я попросил Анатолия Владимировича приехать на три дня посмотреть, как воюют наши ребята. Какой нынче год? А знаешь, сколько армянских офицеров я посылал в Карабах? Никто из них больше трех дней там не остался», - сказал мне в 1994-м Вазген Саркисян, прежде чем дать «добро» на публикацию интервью с генералом. Сейран Оганян, министр обороны Армении: «Анатолий Владимирович был одним из наших учителей и руководителей, но прежде всего он был нашим боевым товарищем и лично участвовал в боевых операциях. Ему принадлежит создание систем оперативной защиты и руководства Армии обороны НКР. Генерал Зиневич был не только блестящим знатоком военного искусства, но и умел передать свои знания и опыт офицерам, солдатам». «Я взял на себя ответственность» «Я, наверное, самый яростный сторонник немедленного окончания войны. Ведь сколько льется крови, сколько страдает людей. Война - это не романтика, это грязь. Я знаю всю подноготную того, что происходит, и, конечно же, несу ответственность перед своим народом. Раз люди мне поверили, я должен быть достоин этого доверия. ...К войне невозможно привыкнуть. Я всегда говорю, что нам не нужно больше побед, нам нужен мир. Самое трудное в войне - это смерть. Очень страшно терять друга, но еще страшнее сознание того, что вот этого человека послал в бой ты. Ты этого солдата не видел, но ты его послал решать поставленную тобой задачу. Задачу, за которую ты должен отвечать… А он погиб, потому что ты сделал что-то не так, ты не продумал все до конца, не так среагировал на действия противника. ... Мы прекрасно понимаем, что потеря любого солдата невосполнима. Но что делать? Война. Мы стреляем, они стреляют... Мы хотим жить мирно, своим народом, в своей семье, и чтобы нам никто не диктовал свою волю. Мы слишком маленькое по численности населения и по площади государство, а сложных задач у нас очень много. Весь народ в армии, и армия - в своем народе. Армия помогает народу, народ помогает армии - строить дороги, восстанавливать дома, сеять хлеб и охранять свою республику… Я взял на себя ответственность не помочь, а вместе с этим народом решать эту задачу, которую он перед собой поставил: создание своего государства, защита его границ. Я буду решать ее до тех пор, пока у меня будут силы» (1994 г.). «Я им сказал, что Карабах не Чечня» «Моя должность, мое положение в республике обязывают меня каждый день думать о том, что война не окончена, она продолжается, и активные боевые действия могут начаться в любую минуту. Основная задача министра обороны НКР, моя, как начальника штаба,- поддерживать обороноспособность республики и боеготовность армии на предельно допустимых возможностях государства, людей, техники. Я никогда и нигде не говорю о том, что война закончена. Наоборот, все время повторяю, что она - страшно тяжелая - продолжается и сейчас, только без кровопролития, без огня. ...Противника надо уважать даже в случае, когда он повержен. В любой игре, а война - это страшная, дикая игра,- выигрывает тот, кто просчитывает все слабые и сильные стороны неприятеля, играет на этом и добивается победы. Нельзя думать, что противник глупее тебя, что это какие-то неорганизованные отряды. В таком случае, какова цена наших побед? Как-то высокие иностранные гости попросили меня познакомить их с полевыми командирами. Я им сказал, что Карабах не Чечня, что у нас нет полевых командиров. Мы армия, у которой есть командующий, со всеми подвластными ему структурами. И мы осознаем, что воюем тоже с армией…» (1995 г.) Генерал Зиневич довольно иронично относился к журналистам вообще и, особенно к тем, кто пытался рассказать о войне и об армии. «Вы уже разрушили все, что могли, осталась армия». Однажды в Мартакерте к нему подошел офицер и начал жаловаться: солдатам, мол, нечего есть. Дед (так с любовью называли генерала в Карабахе) отчитал его по всем статьям: «Как он смеет при посторонних (имея в виду меня.- А. Б.) говорить мне такое? А вот ты возьмешь и напишешь в вашей газете». По возвращении в штаб был вызван начальник по снабжению, другие ответственные лица, и Зиневич «начал разбираться». Человек тонкого юмора, интересный собеседник, любящий поэзию, музыку, он становился жестким в вопросах, касающихся «агрессии армян», возврата так называемых «захваченных территорий» и т. д. «А кто сказал, что мы будем возвращать завоеванные кровью наши земли? Ну-ка пусть попробуют сунуться»,- как-то ответил начштаба карабахской армии голландским журналистам на вопрос о правомерности «армянской оккупации». «Тут двух мнений быть не может» «Я не верю, что мир согласится с тем, чтобы просто так подарить карабахцам право на самоопределение, на свою государственность, хотя они своей жизнью, неимоверно тяжелой борьбой заслужили это. Но что делать, коль такие им выпали соседушки? Карабахцам приходится требовать то, что им принадлежит по праву и что вполне реально с военной точки зрения. Любые попытки решить карабахский вопрос иначе, по-моему, да и не только по-моему, абсурдны. Тут двух мнений быть не может. Люди, взявшие в руки оружие, не позволят кому-то решать за них свою судьбу… Народ, изъявив свою волю жить самостоятельно, взял в руки оружие и научился его крепко держать. Да, действительно, и население, и территория Карабаха не велики по сравнению с Азербайджаном. Дай Бог, пусть себе живут рядом с нами. Кто им мешает? Но почему они не хотят позволить нам жить так, как мы этого хотим? Впрочем, кто у них будет спрашивать это разрешение? Те, кто взял в руки оружие? Оружия своего - пусть никто не надеется - мы не бросим» (1994 г.). Однажды на вопрос, не хочет ли генерал вернуться из Карабаха в Армению, он ответил: «Нет. Из этой страны у меня две дороги - или в Россию, или в землю-матушку». Потом замолчал, выкурил сигарету и добавил: «Уж очень хочется увидеть законченным дело, которое начал, ведь в советской армии все было худо-бедно устроено, в нашей же все приходилось начинать с нуля». В августе 1994-го мы встретились в Степанакерте, в штабе. Без предварительного звонка, кстати. Говорили долго: о солдатах, командирах, проблемах армии. И о том, как ему видимся мы, армяне. «Хватит уже хвастаться своей историей, повторять, что вам шесть тысяч лет. Нужно исходить из того, что мы, то есть вы представляете из себя сегодня». «И что же, Анатолий Владимирович?» - полюбопытствовала я. «У вас слабо развито чувство общей родины… Очаг, дом, земля - да. Но родина - это совсем другое. Вот когда ленинаканец или ереванский парень перестанут говорить, что они приехали защищать Карабах, будто это не их родина, тогда можно будет говорить об этом самом чувстве… Ну нет, не надо мне опять твердить о потере государственности. Сейчас же она есть? Вот и защищайте ее». «И нужно было отстоять независимость Карабаха» «Одним из решающих факторов этой войны явилось сознание того, почему люди взяли в руки оружие. Армия до мая 1992 года (если таковая, конечно, была) и близко не походила на ту, которую мы имеем сегодня. Тогда люди взяли оружие в руки, чтобы защитить свой дом, деревню, защитить Нагорный Карабах, в конечном счете - интересы всего армянства. Мы же хотели их всех собрать воедино, чтобы они поддавались управлению, без которого воевать нельзя, подчинились единой воле, служили единой цели. Сегодня мы имеем сильную, хорошо оснащенную, управляемую армию. В Армении на заре независимости сложились полувоенные организации, отряды, которые пошли в бой в июле-августе 1992 года. Обстрелы, бомбардировки, беженцы - очень сложное, страшное время потерь. Нужны были немедленные решения с учетом своих возможностей, ресурсов. Руководство НКР и Армении - два Саркисяна, Вазген и Серж, Роберт Кочарян - пришло к выводу, что для действенной обороны Карабаха не хватает организационного, разумного управления. Шла война, и нужно было отстоять независимость Карабаха. Все понимали, что сделать это может только армия. Благодаря неимоверным усилиям мы поправили сложившееся к августу 1992 года положение, когда мы подошли к черте, переступив которую, потеряли бы Карабах. Срхавенд, Вагуас, Нахичеваник - все было под контролем азербайджанских войск. Вот в этих условиях, с помощью этих молодых людей - Сержика, Само, Вито (Виталий Баласанян, командир Оборонительной Зоны Аскерана.- А. Б.), Монте, всех остальных, кто взял на себя тогда огромную ответственность - защиту родины, и стала создаваться карабахская армия. Как единый организм она сегодня, можно сказать, уже создана. В ней, конечно, много проблем, но они есть в любой армии. В основном наши трудности связаны с материальными возможностями, с финансами. Но проблем в деле защиты своей Родины мы не имеем» (1999 г.). Анатолий Владимирович тяжело переживал гибель каждого солдата, и конечно, гибель друзей... К Вазгену Саркисяну он относился с особенной, отцовской любовью. «Что же мы, армяне наделали, я, старый дурак, хожу по земле, а он, молодой, в ней лежит»,- сокрушался он после 27 октября. Вазген Саркисян не раз говорил Деду в шутку, что подобрал ему хорошее место на Ераблуре (Евраблуре, как говорил Зиневич), но Вазген поспешил туда сам... А прах замечательного русского человека, генерала армянской армии с почти армянской фамилией - Зиневич - покоится в тихом российском городе Ковров, что под Владимиром. Алвард Бархударян Edited September 14, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 9, 2010 Report Share Posted September 9, 2010 (edited) Гагик Закарян Гагику Закаряну было 30 лет, когда он решил с семьей переехать из Краснодара в Арцах. Русская жена Светлана поддерживала мужа во всем и не испугалась с 5-ю детьми оставить родной дом и устремиться заново обживать незнакомое село Аракюл. Тогда, в далеком 1989 г., силами самообороны в Гадруте командовал Саро Маргарян, с которым познакомились еще в России. Многодетная молодая семья решила подать пример соотечественникам, заселяя армянское село. А сохранить очаг в военных условиях означало совмещать сельскохозяйственные работы в огородах, садах, на пастбищах с самой ответственной обязанностью - самообороной. Отряды добровольцев охраняли не только родное село Аракюл, но и соседние Кармракар (Бинятлу) и другие от врага. Однажды Гагика с 13-летним сыном Андреем остановил милицейский патруль Джабраильского РОВД. В коляске мотоцикла милиционеры обнаружили охотничью винтовку, несколько пуль и гранату. Азербайджанцы обрадовались находке, предвидя сенсацию. Один из них схватил подростка за горло. Надо было спасать сына. Гагик изо всех сил ударил по ноге одного из державших его и крикнул Андрею, чтобы тот бежал. Но сын словно окаменел и не двигался с места. Мальчик был не робкого десятка, наравне со взрослыми участвовал в операциях, проводимых отрядом, но теперь находился в оцепенении. Гагик неистово закричал на сына, чтобы тот ушел в лес. Сам же якобы подался вражеским угрозам и сел в их машину, чтобы отвлечь внимание от сына. Так Гагик оказался в руках азербайджанцев. Его долго и методично пытали. Потом отправили в Баку и засудили на 5 лет. Но через несколько месяцев его переправили в Армению отбывать наказание в тюрьме Кош Аштаракского района. Досрочно освобожденный Гагик Закарян вскоре отправился добровольцем в отряд «Арабкир», с которым в мае-июне 1992 г. освобождал мартакертские села Ванк и Ленинаван. С июля 1992 г. по февраль 1993 г. один из отрядов «Арабкир» под командованием Саро Маргаряна участвовал в оборонительных сражениях села Сарибек Гадрутского района, там же находилась и семья Гагика. Его жена и старший сын внесли посильную лепту в освободительную войну. Здесь же сложил голову Гагик. Вражеская пуля оборвала его жизнь холодным утром 24 февраля 1993 года. Похоронили Гагика в родном селе Далар Арташатского района. Марта Ахназарян Edited September 14, 2010 by Pandukht Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted September 14, 2010 Report Share Posted September 14, 2010 Человек настоящего и будущего Сурен Айвазян с Арменией в сердце Год назад 11 сентября ушел из жизни известный армянский ученый, один из национальных мыслителей нашего времени - Сурен Михайлович Айвазян. Кандидат геолого-минералогических наук, профессор, академик Российской академии медико-технических наук, действительный член Монреальской академии (Канада), почетный академик Международной академии энергетических инверсий, он всю свою жизнь посвятил служению отечественной науке. Его дерзкий талант и глубокие знания проявлялись в самых разных сферах - от научных исследований недр Земли и археологических раскопок до лингвистики и литературного творчества. Чем бы ни занимался на протяжении своей плодотворной жизни Сурен Айвазян, во всем он был движим одной идеей – прославлением родной Армении и ролью армянского народа в истории. Уроженец Тбилиси, С. Айвазян с золотой медалью окончил школу и в 1952 г. по собеседованию поступил на факультет геологии МГУ им.В.Ломоносова. Окончив университет с отличием, он по специальному решению АН СССР направляется на работу в Эльбрусскую экспедицию Института прикладной геофизики АН СССР. Молодому ученому было чуть больше 25 лет, когда он сделал свое первое открытие. Работая по оборонной тематике, С.Айвазян экспериментально обнаружил длину волны в инфракрасной области спектра по преимущественному прохождению радиации в замутненных средах. В 1959 г. открытие удостоилось закрытой Государственной премии. Неординарные способности Сурена Айвазяна были замечены маститыми учеными, из Москвы поступили серьезные предложения, способные стать для молодого специалиста началом солидной карьеры. По завершении Эльбрусской экспедиции Сурен оказался перед выбором: перебраться в Москву, где научная мысль била ключом, или вернуться в Тбилиси, к родителям. Однако он решил избрать другой и единственно верный для себя путь – обосноваться в Армении, любовь к которой с детских лет жила в его душе. В Ереване С. Айвазян поступает на работу в Академию наук Арм. ССР в качестве младшего научного сотрудника. По его инициативе и под руководством академика Армена Назарова в Ленинакане создается Институт геофизики и сейсмологии АН, научным секретарем которого назначается С.Айвазян. С начала 1960-х гг. он разворачивает в Армении активную научно-общественную деятельность. В 1969 г. он первым в СССР создает Совет молодых ученых при ЦК ЛКСМ Армении и становится его председателем. Сурен Айвазян активно участвует в работах по космической геофизике и ядерной геохимии, новейшей физике, новейшей физической математике и геоинверсии. Интересы Сурена Айвазяна неизменно выходили за рамки его специальности: история, лингвистика, геофизика, химия, литература – к этим и другим областям деятельности он подходил, проявляя недюжинную творческую интуицию. В 1959-60 гг. он сделал попытку расшифровки урартской клинописи, выдвинув гипотезу о ее древнеармянском происхождении (архаический грабар). В 1963 г. он обнаружил, а затем провел раскопки древнейшего горно-металлургического объекта Мецамор (III-I тысячелетие до н. э.), на основе которых стремился доказать справедливость соображений «отца армянской истории» Мовсеса Хоренаци о существовании древнейшей Армении. За работу в этом направлении он был награжден грамотой Верховного Совета Арм. ССР. Сурену Айвазяну также принадлежит работа по составлению атласа «Исторические карты Армении», охватывающего период с 2017 г. до н. э. по 428 г. и не имеющего аналогов в мировой исторической картографической практике. Нестандартно мыслящая, смелая, порой необузданная личность, Сурен Айвазян на протяжении всей жизни вступал в многочисленные трения с официальной наукой, что было неизбежно для человека столь обширных энциклопедических знаний и оригинального, нестандартного мышления. Тем не менее, сегодня, в век ускоренного развития науки, сенсационных археологических находок, все чаще подтверждаются гипотезы, о которых Сурен Михайлович говорил еще в прошлом столетии. «Человек настоящего и будущего», как охарактеризовал его математик и композитор Александр Азатян, С. Айвазян считал, что опередил свое время и спустя десятилетия его всевозможные открытия смогут быть использованы на благо родины, армянской науки. Пламенный патриот своего народа, он был из тех армян, которые в условиях советской системы не остались безразличными к судьбе отчизны. С. Айвазян неоднократно пытался донести до соотечественников важность исторической миссии армянского народа, мысль об исторической принадлежности территорий Нагорного Карабаха и Нахиджевана Армении, дать истинную оценку Геноциду 1915 г. Председатель комитета «Карабах» (1978-1988 гг.) и совета Арцахского движения (1988-89 гг.), автор гимна армянской освободительной армии, он не раз направлял письма руководителям СССР А.Косыгину, Л. Брежневу, М. Горбачеву, в которых подчеркивал армянство Арцаха и Нахиджевана. Один из активных идеологов Карабахского движения, Сурен Айвазян организовал сбор подписей в пользу присоединения Нагорного Карабаха к Армении, а также сбор средств на обеспечение оружием отрядов самообороны. Это послужило поводом для ареста Айвазяна: он был отправлен в Москву и три года содержался в Лефортовском изоляторе КГБ СССР. Неугомонная натура Сурена Михайловича и здесь дала о себе знать. В Лефортово он написал исторический роман «Мужи Отечества» («Айр Айреняц»), цикл стихов «1000 и 1 айрен», литературный цикл «Лефортовские наития», а также сделал несколько изобретений. Здесь же он начал вести «Карабахский дневник», который был у него отобран и уничтожен. Впоследствии Айвазян занялся журналистско-издательской деятельностью: под его редакторством выходили в свет газеты «Дашнакцутюн», «Арамазд» и, наконец, «Мецамор», которая издавалась вплоть до его смерти. Все свои сбережения он тратил на издание книг и газет. Сурен Айвазян прожил жизнь с Арменией в сердце, с мечтой об ее «освобождении от всякого ига», как выражался он сам. Лауреат Государственных премий, удостоившийся золотой медали Чижевского и золотой медали Ереванского филиала Московского нового юридического института (2007), он ждал, что однажды его заслуги перед наукой и родиной будут оценены по достоинству. На днях по случаю 19-й годовщины провозглашения Республики Арцах президент страны Бако Саакян подписал указ о посмертном награждении Сурена Михайловича Айвазяна медалью «Благодарность» за заслуги перед Республикой Арцах. Магдалина Затикян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 6, 2010 Report Share Posted November 6, 2010 Воспоминания вперемешку с молитвой Воспоминания бойцов, очищавших святую арцахскую землю от врага, останутся на новейших страницах армянской истории, как Молитва за Родину. На протяжении веков воспоминания наших отцов и дедов возносятся к небу, эхом раздаются в горах и ущельях и осторожно оседают в памяти очередного поколения. Эти воспоминания, ставшие молитвой, придают необоримую силу будущим поколениям, готовят их к новым свершениям, помогают отсечь руки очередному врагу нашей Родины. Наверное, нет на свете армянской семьи, которой не пришлось бы воевать против турок. Род армянского воина Мелса Агаяна исключением не является. Его предки – дед, прадед… также с оружием в руках боролись против турок. - Мой дед часто рассказывал, как наши воевали против турок, защищали мирное население от погромщиков и убийц. Наш род – род Агаянов, был довольно большим. Часть спасшихся от турецкого ятагана оказались за границей, другим удалось преодолеть Аракс и перебраться в Республику Армения. Кто куда успел. А потом, как правило, начали служить той стране, которая им дала идею родины. В нашем роду были генералы разведчики и французской армии, и русской царской армии. А потом и я стал разведчиком: наверное, передалось через гены. А сегодня полковник Мелс передает своим внукам собственные воспоминания, о том, как воевали против турок, и как в этот раз очистили нашу землю от пришлого элемента. И я, представив себя внучкой полковника Мелса Агаяна, попросила рассказать несколько эпизодов из Арцахской войны. Полковник сразу начал: - Сколько бы лет не прошло, но эту историю точно не забуду, - потом глубоко вздохнул и продолжил, - Быть командиром одно, а быть в окопах - другое: я преклоняюсь перед ребятами из окопов. Командир не является главным действующим лицом войны, эта роль отведена солдатам. Мы были в Горадизе: жаль, не помню, как звали того солдата, но его лицо и то, что он сделал, запечатлелось у меня в памяти. Честно говорю, вы не можете представить себе, насколько лично мне было трудно, долгое время его голос звучал во мне, и сейчас, наверное, тоже. Представьте, он рвет на себе рубашку, берет гранатомет, смотрит в небо и кричит: « Боже мой, мать моя, я за тебя умру, мамочка (մեռնե’մ ջանիդ)! Считай, что не родила...»,- потом бежит вперед, на танк врага... Спасает меня и ребят из моего отряда. Полковник тяжело дышит. Раны, полученные на поле битвы, и оставшиеся в теле осколки напоминают о себе. Мэльс Агаян с 1989 года принимал участие в операциях против ОМОНА, а затем и регулярных вооруженных сил Азербайджана. В 1990 году в составе отряда «Тигран Мец» участвовал в оборонительных бояхв Шаумяне, где и получил ранение. После выздоровления вернулся в строй, участвовал в боевых действиях в районе Хндзореска и Капана. Затем воевал в Манашите, Эркедже и Бухлухе, Мартакерте, принимал участие в освобождении Лачина. С 1993 г. Мелс Агаян – старший офицер военной разведки вооруженных сил РА. Участвовал в военных действиях в Карвачаре, Физули, Ковсакане. В 1994 г. в деревне Горадиз вновь был ранен: получив тяжелую контузию, разведчик 8 часов оставался под землей. Как говорит полковник Агаян: « Вытащили меня как труп, потом проснулся, затем снова заснул на месяц и до сих пор бодрствую». После выздоровления он служил в Национальной Армии РА до 2000 года. - Видел много геройства и много ужасных вещей, и еще не могу забыть одну маленькую девочку. Было начало войны, мы освободили армянское село, из которого турки уже бежали. Там мы стали свидетелями ужасающих сцен. Но этот случай был страшнее всех. Мы вошли в один дом, а там – зарезанные безжалостной рукой турка дети и их родители. Лишь маленькая 8-летняя девочка издала слабый звук. Мы подошли. Успела сказать только несколько слов. На глазах у родителей изнасиловали детей, потом еще и мать, а затем зарезали... Старый разведчик замолчал, потом продолжил: - «Не успели, не смогли спасти девочку». - Увидев все это, мы словно окаменели. Бывали дни, когда мы видели до 100-120 обезображенных тел. А теперь все эти воспоминания не дают спать. Один эпизод приходит на ум, и начинаешь все поочередно вспоминать... Я познакомилась с бойцом за свободу несколько недель назад, и успела узнать о его встрече с сыновьями на поле биты. Чтобы немного отвлечь полковника от тяжелых воспоминаний, попросила снова рассказать об этом. Полковник понял мой жест, улыбнулся и начал говорить: - Старшего своего сына я встретил в Хндзореске. Не удивился, я знал, что этот проказник придет. Для отца это большая гордость, но когда в отряде «Мстители» я встретил своего младшего сына, который был еще несовершеннолетним – 17 лет только, слегка рассердился: «Через год в армию пойдешь, иди домой, почему оставил мать и сестер одних, хоть этот год остался бы с ними». Но никто, как легко понять, возвращаться домой и не намеревался. Род у Агаянов такой! А самая интересная встреча у разведчика была со своим отцом. - Очень сильно бомбили Капан. Была ночь. Я зашел проверить наши посты в сторону Зангилана. Смотрю, все солдаты спят. Молча начал собирать оружие и связывать. И вдруг, кто-то приложил пистолет мне к затылку и сказал: «Положи оружие на место и развяжи!». Чувствую, если не послушаюсь, убьет. Я покорно положил оружие на место, развязал узел, все время при этом думая, что у этого человека знакомый голос. Повернулся, а это мой старик. Фактически, мой отец пришел постоять на посту, чтоб ребята поспали. Почему-то, каждый раз, когда беседую с армянскими воинами, мне кажется, что из глубины их глаз вылетают тысячи пуль, их души бушуют и снова летят на поле боя. А полковник рассказывает, что очень часто, после очередного «похода» в тыл врага, уже на обратном пути заходили на посты врага и собирали оружие. - Однажды мне удалось собрать прицелы вражеских минометов. 2 километра тащил их до наших, пробираясь ползком по бетонной дамбе вдоль реки. Когда добрался до ребят, весь был в крови, весь живот был исцарапан. От боли не мог дышать. Боль продолжалась несколько дней, но зато турки утром не могли стрелять, минометы превратились в бесполезные трубы. Я удивилась, как им удавалось пробираться на посты врага и собирать оружие. Понятно, что разведчики работают под невидимым колпаком, неслышно и осторожно, но все же. Полковник рассмеялся. - Девочка моя, они не родину защищали, турки только резали и насиловали беззащитных. По правде говоря, они даже не хотели воевать. При виде армянских воинов они только и делали, что бежали. А если и воевали иногда, то только под воздействием наркотиков. Однажды, завершив работу, я привез с собой один «Виллис». Когда мы уже были на своих постах, стал изучать, что там есть. Весь багажник был наполнен шприцами и наркотиками. Даже их персональная аптечка, обязательно имела какой-то наркотик. У них только «Серые волки», это отряды Искандера Гамидова, воевали. Но это были всего лишь бессмысленное пушечное мясо. Я попросила бойца за свободу, как опытного разведчика, дать совет нашим солдатам. Полковник улыбнулся и ответил: «Мне нечего им советовать, их так готовят, что это еще мне есть чему научиться у них. У нас прочная и сильная Армия, я с огромной любовью еще послужил бы, но, увы, здоровье не позволяет. Но если снова будет война, вернусь, конечно, со своими сыновьями, а теперь еще и мой внук придет, ему уже 15 лет. Мы обязательно выйдем против турок, еще не все освободили, они нам еще многое должны». Арусяк Симонян P. S. Если бы я была доброй феей, то по случаю праздника разведчиков раздала бы им всем невидимые шляпы и сапоги-скороходы, но поскольку я не добрая фея, помолчу. Хотя наши разведчики не нуждаются в этом. Для них невидимой шляпой и сапогами-скороходами является их любовь к Родине, сила гор и земли, наша многовековая история, ясное небо над головами их братьев, матерей и сестер, и ставшие молитвой воспоминания наших отцов и дедов. С праздником Вас, полковник Мелс Агаян, и бойцы нашего невидимого фронта. Я преклоняюсь перед вами. Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 17, 2010 Report Share Posted November 17, 2010 Своего первенца я назвал Давидом – в честь своего боевого товарища Интересно, какие мысли были у 14-летнего Сергея, присутствовавшего на нашей беседе с его отцом – армянским Воином Ашотом Торосяном. Сергей сидел в комнате вместе с нами, и внимательно слушал, видно было, как жадно он ловит и впитывает каждое слово, каждую оброненную мысль из воспоминаний отца. Мне показалось, нет, я уверена, что Сергею хотелось увековечить в себе всю ратную историю Воина, увековечить, чтобы передать все воспоминания отца своим внукам и будущим поколениям. История нашего народа сквозь призму воспоминаний своего отца-Воина. Конечно, все эти истории, все перипетии славного боевого пути отца были хорошо известны Сергею, но ему не хотелось упускать возможность заново все услышать, и наблюдать, как, образно выражаясь, взрываются бомбы в глазах отца. Сергей – младший сын воина, названный так в честь деда по отцовской линии. Мне стало интересно, почему они нарушили армянскую традицию, назвав именем деда младшего сына, а не первенца. Воин посмотрел на сына и слегка улыбнулся. Между отцом и сыном состоялся молчаливый, но им уже давно известный диалог. И тогда Сергей гордо сказал: «Имя дедушки они оставили для меня»,- и опустил голову, немного смутившись. А наш воин продолжил: - Своего первенца я назвал Давидом – в честь своего боевого товарища. Давид был тихим и скромным парнем: те, кто знали его вне поле боя, не могли представить себе, каким отважным и непоколебимым бойцом он был на фронте. Еще он был грамотнее всех нас. Если нужны были какие-либо расчеты, он тут же считал в уме, угадывал шаги противника и сам первым наносил контрудар. Был 1992 год, шли оборонительные бои за село Ваган. Мы попали под минометный обстрел, снаряд взорвался прямо рядом с нами. Многое не помню, но почувствовал, как Давид оттолкнул и прикрыл меня, взял удар на себя. В результате разрыва мины я перенес тяжелую контузию. В больнице узнал о гибели Давида. В это время моя жена была беременна: через несколько дней после рождения сына я приехал домой. Был уже декабрь месяц. Давид не был женат, и мне захотелось, чтоб мой сын носил его бессмертное имя. Слава ему, честь и слава всем нашим погибшим бойцам. Я слушала рассказ Ашота и удивленно смотрела на его жену Шогик. Ее словно не было с нами, она как будто снова оказалась в те тяжелые дни 1992 г., когда Ашот приехал в больницу и рассказывал историю имени их первенца. Я, как представитель женского пола, не могла не спросить, как она согласилась выйти замуж за воина, за жизнь которого никто не мог поручиться, и не было никаких гарантий, что он останется рядом с ней и ребенком. Они поженились в годы войны. Наш Воин и его жена дружили, когда Ашот ушел на войну, затем он вернулся, чтобы жениться и… поехать обратно на фронт. Она посмотрела на мужа, и они тихо улыбнулись. Я больше не нуждалась в ответе: настолько их взгляды были пропитаны любовью, счастьем и воспоминаниями тех дней, проведенных в бесконечном ожидании. Глаза жены Воина блистали гордостью за своего мужа, готового положить на алтарь Родины все, в том числе и собственную жизнь. Мне стало немного стыдно за свой девичий вопрос, и мой взор невольно устремился в сторону Сергея. Спасая меня от создавшейся ситуации, Сергей сказал: - Отец, расскажи историю, как ты стрелял из пулемета. Ашот посмотрел на сына и продолжил с улыбкой: - Был 1994 год, февраль месяц. Мы были в селе Гамшлу, отряд попал в окружение. Нашего пулеметчика убили, а огонь тюрок не прекращался. Я подошел поближе: впервые должен был стрелять из пулемета. Хотя, в таких ситуациях не задумываешься, чего ты знаешь и как должен поступить. И я просто начал стрелять очередями в сторону врага. Наверняка в эти минуты всеми нами владела какая-то необъяснимая сила. Если бы не я, так поступил бы любой другой солдат: просто я ближе всех находился к погибшему товарищу. Поразительно. У меня было столько встреч с истинными Воинами, но я ни от одного из них ни разу не слышала, чтобы выпячивали себя героем. Только чистые намерения выводили наших бойцов на фронт. Освобождение Родины, за которую они готовы были жизнь отдать, было зовом их горячих сердец. Их огромным желанием было очистить родную землю от врага. Какая разница между нашими Воинами и турецкими аскерами, умеющих лишь рубить топором спящих, да насиловать беззащитных пленных! А потом еще и восхвалять свои подвиги в прессе, прекрасно зная, что их поступки поспримутся соплеменниками как подвиг. Ашот Торосян родился в 1966 году в городе Ереване. В 1987 г. вернулся из армии, служил в Германии, в подразделении морского десанта. Принимал участие в спасательных работах после катастрофического землетрясения в Спитаке. В 1991 г. добровольцем ушел на фронт в составе отряда «Арагац», принимал участие в оборонительных боях в селах Баганист, Воскепар, Барекамаван Ноемберянского района. В 1992 г. принимал участие в оборонительных боях у села Ваган Красносельского района, где и получил ранение. После выздоровления вернулся на фронт и участвовал в освобождении Карвачара. В феврале 1994 г. отряд села Гамшлу попал под окружение. Ашот меткой стрельбой из пулемета сумел удержать врага до тех пор, пока отряд полностью вышел из окружения, за что и был награжден президентом РА Сержом Саркисяном медалью «Боевая Служба». Мне так хочется разыскать и побеседовать со всеми нашими бойцами, чтобы потом рассказать миру о них. Я хочу, чтоб весь мир узнал о наших мужественных ребятах, историю каждого нашего бойца, всех, кто, кровью и жизнью своей проложил дорогу к бессмертию, кто освободил нашу Святую Армянскую Землю. Арусяк Симонян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 21, 2010 Report Share Posted November 21, 2010 Два слова Ильхаму Алиеву Я не знаю, не могу объяснить словами, на что похожа любовь к Родине: какого она цвета, какой у этой любви вкус и запах? Не смогу передать трепетных порывов сердца, диапазона дрожащего голоса, возносящихся к небу и бумерангом возвращающихся воспоминаний. Но это необъяснимое явление имеет для меня свой неповторимый образ. Патриотизм, любовь к Родине – это Армянский Воин с полными слез глазами, готовый все положить на алтарь своей Родины, ни на мгновение не задумываясь пролить свою горячую кровь на теплую родную землю. Нет ничего для меня дороже слез, которые во время наших бесед с воинами-освободителями сверкают в их глазах. Полные слез глаза, видевшие разрывы снарядов, гибель друзей и поверженного врага. В каплях этих слез, прорубающих глубокие борозды на лицах наших Воинов и остающихся там в виде глубоких морщин, отражается история целого народа, умещается память многих поколений. Воспоминания впитываются в их тела, смешиваются с кровью и снова возникают в виде слез. Для нас, для наших будущих поколений. Сердце каждого Армянского Воина таит пропитанные гордостью и наполненные слезами воспоминания. Тому подтверждение – глаза Арамаиса Егиазаряна. Я попросила его рассказать о войне. А его сердце уже билось в такт пулемета, отражающего очередное наступление врага, бабахало в унисон с падающими с неба разрывающимися бомбами: Арамаис уже душой и памятью находится на фронте воспоминаний и историй, связанных со своими боевыми товарищами. - Трудно передать ощущения от войны. Когда мои деды рассказывали о боях с турками или о Второй мировой, мне тогда казалось, что я знаю, что такое война. Лишь когда я оказался на поле брани – это были бои за Ерасхаван – лишь тогда только я увидел, что такое настоящая война. Наш род из спасшихся армян Карса, кроме того, мой дед по отцовской линии был одним из солдат Андраника. Я просто обязан был отправиться на фронт, и с первых же дней я был там. Интересно, каждый раз, когда я беседую с нашими воинами-освободителями, я обязательно – словно наши защитники сговорились друг с другом – слышу эту фразу: я обязан был отправиться на войну. А память услужливо нашептывает мне слова песни «Колыбельная Назе», в которой убаюкивающая младенца мать поит его молоком, смешанным с родившейся в ее исстрадавшейся груди местью. Դալուկ շրթունքիդ իմ կաթն է սառել, Գիտեմ այն դառն է, չես ուզում, բալիկ, Ախ, վշտիս թույնն է քամվել նրա մեջ, Դու լաց մի’ լինի, ես շատ եմ լացել: Կաթիս հետ մեկտեղ սև թույնը ծծի, Եվ այդ թույնը թող գոռ վրեժ դառնա Աճի’ր, բո’յ քաշիր, բոյիդ ես ղուրբան, Դու լաց մի’ լինի, ես շատ եմ լացել: На бледных губах твоих застыло мое молоко, Знаю, горькое оно, не хочешь его, дитя мое, Яд скорби моей процежен в нем, Ты не плачь, я много плакала. Ты соси черный яд с молоком моим, И пускай этот яд гордой станет местью, Расти, вырастай, быть мне жертвой твоей, Ты не плачь, я много плакала... И хотя матери наших Воинов не пели для них эту колыбельную, но в их крови именно эти строки смешались с молоком матери и пробудили жажду мести, желание отправиться на фронт, чтобы отомстить за каждую слезу их бабушек и матерей, чтобы не видеть отныне слез в глазах своих дочерей. Удивительно, если чувство мести передалась нам не по крови, то как все это понимала 4-х летняя дочка воина Арамаиса Егиазаряна, когда выражала желание уничтожать турецких аскеров. - Всякий раз, когда приезжал домой, я брал свой автомат с собой. Однажды моя дочка спросила меня: «Папочка, а как надо прицеливаться?». И я стал показывать. В автомате, естественно, не было патронов: дома я их хранил отдельно, в целях безопасности. Так и научил ее «стрелять». Однажды гляжу, она стоит возле окна, прицелилась в сторону горы Масис и меня зовет. И говорит, мол, папочка, турки ведь находятся на той стороны Масиса, правда? Я ответил, что да, это так. Дочка воодушевилась и продолжила: «Папочка, а если я сейчас выстрелю, турки умрут?»... А потом, когда спустя несколько дней я возвращался на фронт, она плакала, мол, я тоже еду с тобой убивать турок. Кстати, автомат, из которого дочка Арамаиса Егиазаряна желала убивать турок, имеет свою отдельную историю: - В начале войны мы не имели ни оружия, ни военной одежды: каждый надевал что попадется под руку. Помню, был у нас один человек, который носил военную форму царской армии времен Николая. Еще мы надевали спортивную обувь: сапог тоже не было. Закавказские турки были вооружены до зубов и хорошо экипированы, а у нас в основном были охотничьи ружья, но и этого не хватало. Мой первый автомат вначале был оружием одного турка. Я когда-то занимался боксом, владею техникой удара. Зашли мы как-то в одну азербайджанонаселенную деревню на разведку: такого рода работу тоже приходилось выполнять. Увидели вооруженного турка, я и говорю своему фронтовому товарищу, мол, я неожиданно схвачусь за автомат, а ты выстрели ему в правое плечо, чтобы тот повалился на мое левое плечо, поскольку я левша. Турок не догадывался, что мы армяне. Итак, я взялся правой рукой за автомат, мой товарищ выстрелил ему в плечо, я ударил и турок грохнулся на землю, а автомат остался у меня в руках. Турка этого мы взяли в плен, а автомат я оставил себе в подарок. Вот так у меня появился этот автомат. Во время войны турки часто бросали оружие и бежали. Вообще, турки очень трусливы, хорошо у них получается только насиловать и резать беззащитных. Но во время войны бывало, что схватывались в рукопашном бою. Скажу без преувеличения: один наш боец стоит их десяти. Однажды схватились в рукопашную: я двоих ударил ножом, третий подоспел и приставил дуло пистолета мне к голове. Меня аж холодным потом обдало. Он выстрелил и… пистолет дал осечку. А в это время мой друг пристрелил его. Этого моего друга зовут Артур, он до сих пор служит в нашей могучей армии. Тот бракованный патрон я оставил себе, а пистолет отдал Артуру. До сегодняшнего дня я храню этот патрон дома. После войны я остался служить в нашей армии. Тем более, что одной из основ Армянской Армии явился наш «Особый полк». Служил до тех пор, пока не пришлось перенести тяжелую операцию на сердце. Славный фронтовой путь Арамаиса Левушевича Егиазаряна начался в 1989 году. Он принимал активное участие в боевых действиях в приграничных районах РА и НКР. 20-го сентября 1990г. записался добровольцем в военную часть Особого полка, в качестве бойца 4-й роты 1-го батальона. В его боевом листке можно встретить практически каждый населенный пункт Арцаха и пограничных районов Республики Армения. С октября по декабрь месяцы 1990г. участвовал в боевых действиях в окрестностях сел Корнидзор и Тех Горисского района. В январе – марте 1991г. принимал участие в боевых действиях в Геташене и Мартунашене. В апреле и мае 1991г. участвовал в боевых действиях у деревень Мовсес, Цахкаван, Чоратан, Чинар и Паравакар Тавушского региона. В 1991г. также принимал участие в широкомасштабных действиях в селах Манашид, Эркедж, Вериншен и Армянские (Хай) Борисы Шаумянского района. 17-го декабря 1991г. на подступах к селу Хай Борис Арамаис Егиазарян получил тяжелую контузию от разрыва минометного снаряда. Вернулся в строй уже через месяц и прошел войну до ее успешного завершения. Когда наша беседа завершилась, и я уже собиралась попрощаться с нашим воином, Арамаис Егиазарян внезапно попросил меня задержаться: - Я забыл одну важную деталь. Я, как прошедший войну армянский солдат, хочу сказать пару слов Алиеву, чтобы он положил конец диверсионным вылазкам в пограничных районах, и чтобы перестал озвучивать воинственные заявления: жалко их, иначе на этот раз мы дойдем до Баку. Алиев хорошо знает, что мы способны и в силах дойти до Баку. Если бы он не был в этом уверен, то давно бы уже возобновил вооруженную агрессию. Самозваный султан хорошо представляет себе мощь Армянского Воина, гул ударов кулаков наших бойцов доходил до его султанских палат. Арусяк Симонян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 23, 2010 Report Share Posted November 23, 2010 Воин в белом костюме Разрывы снарядов оглушают сказочные звуки природы. Не слышно ни стрекотания сверчков, ни щебетания неугомонных птиц, ни таинственного шелеста листьев. Все вокруг взрывается и горит. И земля будто тоже взрывается и уходит из под ног. Снаряды не щадят ни правых, ни виноватых, ни честных, ни бесчестных: они летят и забирают с собой души всех попавшихся на пути. Некто в белом костюме бежит по полю под разрывающимися снарядами и ловко, одним прыжком, оказывается в окопе. Там собрались мужчины разного возраста. - Андо, ты снял бомбежку? - спрашивает один из парней человека в белом костюме и продолжает стрелять из автомата. Как будто это не жизнь Андраника только что висела на волоске, как будто это не он минуту назад чудом спасся от разрывающихся авиабомб, а просто возвращался с какой-нибудь торжественной вечеринки. Отряхивая пыль со своего белого костюма, Андо отвечает с довольной улыбкой: - Конечно, снял, мне кажется, отличные кадры получились. Это героическая история нашего народа, пусть несколько кадров и от меня останется. Зря, что ли тащил я сюда фотоаппарат? А ну ка давай, и тебя тоже запечатлеем для истории. - Андо джан, дорогой, не время сейчас. Потом снимешь, мы ведь сюда пришли не фотографироваться. Андраник не слушается своего боевого товарища и фотографирует его. Потом бережно упаковывает фотоаппарат и складывает в рюкзак. Затем берет свой автомат и, вмиг сосредоточившись, начинает стрелять. Теперь, наверное, дорогой читатель, ты ждешь, что я напишу: «последовала команда режиссера: «Стоп! Снято!», и снаряды вмиг перестанут оглушать нас. А нашего героя в белом костюме пригласят на чай и будут делать ему новый грим для следующей сцены. Спешу разуверить: такого не произойдет. Мужчина в белом костюме не имеет ни малейшей связи с ремеслом актера: он – армянский Воин, солдат, который добровольцем отправился на войну. Записался и сразу же поехал, не успев даже зайти домой, попрощаться с родными. Попросил одного из друзей сообщить жене весть о его решении: отправиться на войну, защищать Родину. С собой у Андраника был только его фотоаппарат и несколько пленок. Оказавшись на фронте, ему пришлось еще несколько дней выходить против врага в своем праздничном костюме, поскольку военной формы не хватало. И как воина в самой торжественной форме, один из боевых товарищей сфотографировал на память Андраника в белом костюме и с автоматом в руках. Его же, Андраника, фотоаппратом. Улыбка на лице нашего героя доказывает, что армянский Воин не испытывает страха, и готов выйти на смертный бой во имя Родины. И победить, Ибо, как он сам говорит: «в войне за Родину проиграть просто невозможно». Человек в белом костюме на поле боя выглядит как-то невероятно, и напоминает какого-то бесстрашного героя из фильма, скажем, Джеймса Бонда. Но наш герой – Андраник Аракелович Казарян, в такой одежде поехал на истинную войну, освобождать свою родину. Возможно, эта его история когда-нибудь станет сценарием для одного хорошего фильма. Я, как студентка режиссерского факультета, подумаю об этом. Андраник Аракелович Казарян в составе отряда добровольцев Масиса участвовал в освободительных и оборонительных боях в жилых районах Ерасхавана, Лачина и Мартакерта. Я попросила Воина поделиться с читателями Voskanapat.info своими фронтовыми воспоминаниями. Он робко улыбнулся и сказал: - Ну, мое первое боевое крещение состоялось в том же белом костюме: это было 20 сентября 1991 года, когда мы летели в Шаумянский район. Мы пролетали над населенной турками территорией, как вдруг они начали обстреливать наш вертолет. Но он высоко летел, пули не доходили до нас. А у наших ребят также имелся пулемет, чтоб в случае чего, стреляли. Ну еще фотоаппарат оказался со мной, хорошо поснимал в первые дни, потом пленка закончилась. Некоторые снимки сохранились. Андраник затих. Как будто он снова бежал в своем белом костюме по полю боя и снимал сцены бомбежек. А вот и его друг, подшучивая: «ну как, дружок, не закончилась еще твоя пленка?». Я тоже старалась представить себе воина, бегущего в белом костюме по полю боя к победе. Внезапно Андраник вышел из комнаты, и через несколько минут вернулся с фотографиями. Он принес свою фотографию в том самом белом костюме, с автоматом в руке, и еще несколько других снимков. Он посмотрел на меня и сказал: - Любовь к Родине подтолкнула меня к этому шагу, что я поехал на войну: не могу передать словами свои чувства. Патриотизм непередаваемое и дорогое ощущение. У человека должна быть Родина, чтоб он сумел осознать, что это такое. Именно эта простая мысль привела меня и многих других ребят на поле боя. Турки, как в советское время только «выполняли» план по сельхозработам или, например, производству товаров, так и на поле боя: откуда им было знать о Родине, чтоб еще и воевать за нее. Кроме того, они не имели нашего армянского духа: их излюбленный метод – это нападение шайкой на безоружного человека: безжалостно резать и насиловать слабого и беззащитного. По дороге на фронт я думал, что если хоть одна моя пуля попадет в турка и убьет его, то я не зря родился. Теперь я знаю, что не зря появился на этом свете. Эти слова Андраника заставили меня задуматься: «если хоть одна моя пуля попадет в турка и убьет его, то я не зря родился». Я думала об армянских солдатах, об их миссии защищать святую армянскую землю, и пришла выводу, что к числу тех счастливцев, которые считают свою жизнь удавшейся, если посадили дерево, родили сына и построили дом, следует добавить армянского Воина, который за свою жизнь убил на поле боя хоть одного врага армянского народа. Арусяк Симонян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 26, 2010 Report Share Posted November 26, 2010 Для будущих поколений Жизнь 20-летнего егвардца Армена Иссакяна оборвалась на 20-м году жизни. Незадолго до установления режима прекращения огня в 1994 году в боях под Физули его настигла пуля снайпера. Несмотря на молодой возраст, он успел заручиться дружбой многих однополчан. На днях друзья и боевые товарищи Армена собрались в Егварде, чтобы в очередной раз вспомнить друга. 16 лет назад они все были юнцами – первыми призывниками новообразованных вооруженных сил молодой независимой Армении. Сегодня им по 35-40 лет, а их друг так и остался в их памяти 20-летним пареньком с автоматом наперевес. С 10-12 лет, отмечают друзья Армена, он начал водить отцовский "КамАЗ". Здорово разбирался в технике, сам чинил отцовский грузовик, разбирал и собирал. И немудрено, что в армии после нескольких месяцев службы его определили водителем большегрузного "Урала". Однополчанин Армена из 97-й бригады Капанского десантно-штурмового батальона Арман Симонян – тоже из Егварда – вспоминает день, когда Армен был убит: "В тот день его машина испортилась и, чтобы не сидеть без дела, он пошел с нами в пехоте. Бой был жестокий, противник сосредоточил много сил и техники для сдерживания нашего наступления. В тот день погибли 4 наших товарища". В Егвард приехали и три командира батальона, в котором служил Армен. Это показательно, что 16 лет спустя они собрались почтить память одного из многих погибших в их батальоне солдат. Тогдашний комбат Арарат Манучарян (ныне занимает высокий пост в Министерстве обороны РА) запомнил Армена отчаянным парнем. "Когда водители отказывались ездить на передовую, ехал Армен. Под плотным огнем в ходе активной фазы боя Армен на своем "Урале" доставлял на передовую боеприпасы и вывозил раненых и тела убитых. Пытливый был у него ум – не только в грузовиках разбирался, но и в другой военной технике. Всегда был готов помочь во всем. Первый вызывался на то или иное дело, - вспоминает комбат. – В первые дни марта у нас были жестокие бои под Физули. За день до его гибели мы заняли населенный пункт, подбили вражеский танк и машину с боеприпасами. До утра она горела, освещая ночь взрывами. Наутро начали новое наступление, чтобы улучшить позиции и отрезать азербайджанцев от коммуникаций. В этих боях погибло многих славных парней". Однополчанин Армена, продюсер и режиссер Егиш Вердиян организовал в кинотеатре Егварда концерт с известными звездами армянской эстрады, средства от продажи билетов пошли на установление в честь Армена хачкара у входа на егвардское кладбище. "Сюзан Маргарян, Аида Саркисян, Алла Левонян, Арсен Сафарян, Вардан Бадалян, Паруйр Григорян и другие – все они высказали готовность безвозмездно выступить на концерте для сбора средств", - говорит Е. Вердиян. "Этот хачкар будет стоять здесь для будущих поколений, чтобы знали и помнили о наших героях, славных и храбрых сынах нашего народа", - отметил комбат А. Манучарян при открытии памятника. Роберт Тер-Аракелян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted November 28, 2010 Report Share Posted November 28, 2010 Песнь победы Рудика Керобяна Когда твоя жизнь продолжается в твоих детях, это означает, что ты еще жив и победил смерть. А если ты отдал жизнь за Родину, то твоя победа над смертью еще более значимее. Такая победа настолько велика и грандиозна, что людям не удалось дать соответствующего обозначения этому явлению. Это дано только Богу, поэтому правильнее сказать, что защитники Родины не погибают в бою, они возносятся к небесам. Их возвышение доходит до вершин родных гор, оседает, подобно молитве, на купола возведенных предками церквей, туманом пеленает дороги врага и становится силой для своих боевых товарищей и для будущего поколения. Рудик Амаякович Керобян также не погиб в бою, его душа продолжает жить в его детях; она бродит в заснеженных горах и темно-зеленых лесах Арцаха, в жилах дерева, под которым пролилась и впиталась в землю его горячая кровь. Он продолжает жить в стенах своего дома. Каждый день Рудик улыбается своим детям и жене, людям, которые в трудную минуту были рядом и поддерживали его семью. Наверное, он часто неслышно дает своим детям советы и силу, учит их быть похожим на него, уметь противостоять трудностям. А при виде слез и поседевших волос жены, он, наверное, заботливо и нежно утирает ее глаза и согревает душу, как бы прося прощения, что оставил ее одну. На одной из висящих на стене фотографий он, с автоматом в руках, отважный и гордый, сидит верхом на коне, и бдительно-строгим взглядом смотрит вдаль. Если бы во времена Давида Сасунского существовала камера и техника фотографирования, то я уверена, что у наших двух героев был бы один и тот же взгляд на поле боя. Суровый взгляд Давида Сасунского донесся до нас сквозь многие века и передался по крови нашим новым воинам. Как описывается в эпосе, один удар наших героев сильнее, чем три врага. Наши храбрецы, как Давид Сасунский, могут уважать и мать, и сестер врага, но только не самого врага, которого найдут и одним ударом разорвут на тысячи кусков, даже если он спрятался под сорока бычьими шкурами, как султан из нашего эпоса. Хотя, о чем я говорю? Наши враги лучше меня знают, насколько правдивы мои слова: могучий кулак наших Воинов опустился на их головы и нагнал такого страху, что они до сих пор прячутся в мышиной норе. И лишь во время собрания мышей становятся героями, готовыми вновь насиловать старушек и убивать безоружных и слабых. Для тюркских кочевых племен понятие «мужество» всегда ассоциировалось с убийством больного или спящего человека. Наш герой – Рудик из Масиса, положивший молодую жизнь свою на алтарь Родины, имеет свое духовное и биологическое продолжение. Рудик Керобян женился в октябре 1991 года, а уже в декабре того же года отправился на фронт. Его сын Гамлет родился в сентябре 1992 года. К рождению Гамлета отец вернулся домой, чтобы увидеть сына, и уже через неделю снова уехал: защищать Родину. Сегодня Гамлету уже 18 лет, и скоро он станет солдатом: после окончания учебы он отправится в армию, и будет служить своей Родине на земле, освобожденной от врага ценою жизни отца и его друзей, но уже под мирным небом. Беседуя с женой Рудика, госпожой Ерануи, невозможно не восхищаться ее силой воли, не проникнуться гордостью за наших армянских матерей; они, потерявшие мужей, не сломались, несмотря на все бытовые и социальные трудности нашли в себе силы вырасти и воспитать настоящих армян. 39 летняя женщина уже полностью поседела, глаза были задумчиво печальны. Я расспрашивала ее о муже. Она не смогла мне многого рассказать: если посчитать их совместно прожитые дни, наверное, получится всего несколько месяцев. - Мы поженились, и буквально через два месяца Рудо поехал на фронт. Когда возвращался домой, почти ничего не рассказывал о войне, только говорил: «ты беременна, тебе не стоит слышать о жестокостях войны». Несколько дней оставался и уходил обратно на войну. Очень скучали друг без друга: но он ни разу не остался дома даже одну неделю. В последний раз, когда приехал, было первое января 1994г., 5дней побыл дома, на шестой опять вернулся на фронт. Рудик каждый раз, возвращаясь домой, не доходя до нашего села, он несколько раз стрелял в воздух: я выскакивала из дома и летела к нему, как сумасшедшая. До сих пор, как слышу звуки, подобные стрельбе, хочется бежать на окраину села: кажется, вот он идет, мой родной, напевает себе какую-то песню, с автоматом на плече, с моей любимой улыбкой на лице... Тикин Ерануи повернула голову к фотографии мужа и нежно улыбнулась ему. Да, я не ошибалась, Рудик и в правду был жив. Если бы я задала вопрос его портрету, мне кажется, он бы ответил. Он рассказал бы о своем первом бое, о своих боевых друзьях и спел бы песню про победу. Но я не стала задавать вопросов: просто поблагодарила мысленно за то, что мы все сегодня живем в мирных условиях, и вышла из комнаты, оставив его наедине с женой. Я попросила рассказать о Рудике у его боевого товарища – Андраника Казаряна, того самого воина в белом косятюме. Андраник рассказал мне о его последней беседе с Рудиком. - 9-го января 1994 года, в 9 часов наш отряд Зоравара Андраника разделили на две части. Рудик с новой группой отправились в Акоб – Камари. Рудо успел сделать только несколько шагов, и я крикнул ему вслед: «Рудо джан, родной, цавд танем, будь осторожен. Помни, что скоро родится твой второй ребенок, ты обязательно должен его увидеть...» Он улыбнулся мне и ответил, что где бы ни был, он увидит его. В тот же день, 9-го января, в районе Мартакерта начались ожесточенные бои. Турок было раз в десять больше наших ребят, но они так и не сумели подавить наш дух, взломать нашу оборону. Все пространство перед нашими позициями было усеяно трупами врага. Сейчас в это верится с трудом, но только на четвертый день ожесточенных боев – 13-го января – мы дали две жертвы. Одним их них был наш Рудо, но мне, конечно, не сообщили: знали, что мы были близки. Потом нам сообщили, что на следующий день должны будем спуститься в «раздевалку», то есть должны были собраться в Метц Шене (так зашифровали место встречи, чтобы противник не узнал). И уже в Метц Шене мне сообщили, что один из погибших – это мой друг Рудо, а другой - один 19 летний храбрый парень. Очень тяжело переживал смерть Рудика. Слава тебе, Рудик джан, слава всем нашим ушедшим ребятам... Слезы невольно текли из глаз Воина. Он вытер глаза и продолжил: - Рудо так и не увидел своего второго ребенка. Его дочка родилась спустя два месяца после героической гибели отца. Я обещал поехать с ней и показать место, где пролилась кровь ее отца. Примерно 2 года назад поехали и поставили на этом месте камень с портретом Рудика. Затем воин в белом костюме тяжело вздохнул и больше ничего не сказал. Я тоже притихла. Но мне так хотелось заверить Андраника Казаряна, что Рудо до сих пор жив, что он сидит еще под тем деревом, где погиб, и ждет свою дочь. Или что он в этот момент находится с нами рядом, сидит тихонько и напевает себе песню победы. Арусяк Симонян Quote Link to post Share on other sites
Pandukht Posted December 3, 2010 Report Share Posted December 3, 2010 Последний патрон - мой Каждый раз, когда я знакомлюсь с нашими армянскими воинами, узнаю все новые истории о боевом прошлом наших бойцов, мне кажется, что они рассказаны устами одного и того же героя. Наша Армия – монолит, сформировавшийся из огромного множества яркий индивидуальностей. Все они без малейших колебаний вышли по зову сердца против врага, чтобы защищать нашу родную землю. Наши бойцы – освободители, все как один, поменяли свои удобные кровати на бессонные ночи в сырых и холодных окопах, где они выжидали врага с автоматами в руках. Для армянского солдата Родина превыше всего, даже самого себя. С самой минуты их рождения, а точнее даже до их появления на свет, они питаются идеей освобождения Родины. В каждой строке, дошедшей до нас через многовековую историю, нас ждет и молится за наши победы отрезанная, плененная часть нашей родной земли. И каждый Армянин носит в себе в первую очередь желание быть Воином, жажду испытать эту самую главную миссию Армянина. Все наши Воины были добровольцами на поле боя, но у каждого есть своя особая история. Сегодняшний наш герой - Ваник Аракелян – попал на войну после маленькой ссоры дома. Мне стали интересны подробности этой домашней размолвки, и Ваник пошутил: - Ты что, хочешь нас с женой окончательно рассорить? – а потом с улыбкой продолжил,- Ну, все женщины хотят мира. И моя жена – не исключение. Я и устроил ссору, якобы обиделся и отправился прямо на фронт. После, когда я через несколько месяцев вернулся домой, она уже и не помнила, что мы были в ссоре. Поскольку речь зашла о миролюбии женского пола, я не выдержала и спросила нашего воина, что он думает о наших женщинах, воевавших с оружием в руках. Ваник помолчал, улыбка, вызванная каким-то воспоминанием, на миг мелькнула на его лице, после чего ответил: - Ну, армянские женщины-воины – они другие, они были защитой и опорой для нас и на поле боя и дома... Я не стала дожидаться, пока Ваник перечислит все достоинства воевавших на поле боя мужественных армянских женщин. Обратилась к нему с новым вопросом – воевали ли азербайджанские женщины? Ваник ответил с легкой улыбкой на лице: - За четыре года я не встречал ни одной тюркской женщины с автоматом. Но отмечу, что с той стороны, на вражеских позициях, были снайперы из прибалтийских стран. А азербайджанок там не могло быть по логике: наши женщины Родину, свой родной очаг защищали, а что было там делать тюркским бабам!? Армянские женщины вышли, чтобы быть со своими сыновьями, мужьями и братьями и на равных с ними защищать свою Родину. Интересно, а на защиту чего вышли эти дамы из прибалтийских стран? Армянский солдат, не задумываясь, готов положить свою жизнь на алтарь своей Родины. Он готов воевать до предпоследнего патрона. А последний он оставит для себя, чтобы ни в коем случае не оказаться в плену, в руках врага. - Случалось во время ожесточенных боев патроны заканчивались, и пока приносили новые, мы должны были продержаться. В такой момент каждый думает о том, чтоб не попасть в плен, и оставляет последний патрон для себя. Однажды так случилось и с нами: в ходе боя патроны стали заканчиваться. Один из наших ребят отправился за новой партией боеприпасов. Когда он уже возвращался, турки поняли, в чем дело, и стали стрелять в этого парня. Он был вынужден залечь и отстреливаться, но никак не мог добраться до нас. Бой становится все ожесточенней, а у нас уже почти не осталось патронов. Я невольно проверил: на месте ли мой «последний» патрон. Все было на месте. И я продолжил стрелять. Некоторое время спустя взаимная стрельба ослабла, и патроны дошли до нас. Я всегда хранил в кармане предназначенный для меня патрон, чтобы, при необходимости, я бы смог быстро решить свои вопросы. До сих пор сохранился этот неиспользованный патрон. В этой невыпущенной пуле заложена жизнь нашего Воина и бесчисленные победы Арцахской войны. В годы войны, в случае неудачи, эта пуля должна была бы прервать жизненный путь нашего Воина, а сегодня это только символ победы. Этот патрон прошел вместе с Ваником по победным арцахским лесам и горам, и дошел до его родного дома. Ваник со своим последним патроном участвовал в 1991 г. в оборонительных боях у села Хачик Егегнадзорского района. В 1992 г. принимал участие в боях около горы Качаз Лачинского района. В 1993 г. служил в четвертом батальоне военной части №59016, участвовал в оборонительных боях горного перевала Омар. В 1994 г. подполковник Аракелян служил в составе отдельного мотострелкового батальона №45303, принимал участие в оборонительных боях Карвачара (Кельбаджара) и села Талиш в Мартакертском районе. После войны Ваник продолжил свою службу в рядах нашей победоносной Армии до 2006 года. Я попросила его несколькими словами описать нашу армию. Глаза нашего воина засверкали, и вместо ответа он спросил меня: - Деточка, как тебе кажется, почему Алиев не выполняет свои обещания? Не дожидаясь моего мнения, он продолжил: - Если бы Алиев был хоть на один процент уверен в вооруженных силах Азербайджана, он уже давно возобновил бы войну. Еще я сомневаюсь, настоящий ли он мужчина. Если настоящий мужчина говорит что-либо, то он держит свое слово. Мы способны стереть их с лица земли. Мы имеем очень сильную и стойкую, воспитанную на победах Армию. У наших ребят непоколебимый боевой дух. А это первый залог для победы. Именно наш боевой дух ведет наших солдат к победе, освобождая нашу святую землю от врага. А спины наших воинов защищают их матери, жены и сестры, которые не только молятся за них, но и реально выходят с ними воевать на линию огня. Арусяк Симонян Quote Link to post Share on other sites
Recommended Posts
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.