Unregistered - V Posted April 19, 2007 Report Share Posted April 19, 2007 CORONA ASTRALIS В мирах любви - неверные кометы, - Закрыт нам путь проверенных орбит. Явь наших снов земля не истребит, - Полночных солнц к себе нас манят светы. Ах, не крещен в глубоких водах Леты Наш горький дух, и память нас томит. В нас тлеет боль внежизненных обид — Изгнанники, скитальцы и поэты! Тому, кто зряч, но светом, дня ослеп, Тому, кто жив и брошен в темный склеп Кому земля — священный край изгнанья, Кто видит сны и помнит имена, — Тому в любви не радость встреч дана, А темные восторги расставанья! I В мирах любви неверные кометы, Сквозь горних сфер мерцающий стожар — Клубы огня, мятущийся пожар, Вселенских бурь блуждающие светы, — Мы вдаль несем... Пусть темные планеты В нас видят меч грозящих миру кар, — Мы правим путь свой к солнцу, как Икар, Плащом ветров и пламени одеты. Но странные, — его коснувшись, — прочь Стремим свой бег: от солнца снова в ночь — Вдаль, по путям парабол безвозвратных... Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит В багровой тьме закатов незакатных... Закрыт нам путь проверенных орбит! II Закрыт нам путь проверенных орбит, Нарушен лад молитвенного строя... Земным богам земные храмы строя, Нас жрец земли земле не причастит. Безумьем снов скитальный дух повит. Как пчелы мы, отставшие от роя!.. Мы беглецы, и сзади наша Троя, И зарево наш парус багрянит. Дыханьем бурь таинственно влекомы, По свиткам троп, по росстаням дорог Стремимся мы. Суров наш путь и строг. И пусть кругом грохочут глухо громы, Пусть веет вихрь сомнений и обид, — Явь наших снов земля не истребит! III Явь наших снов земля не истребит: В парче лучей истают тихо зори, Журчанье утр сольется в дневном хоре, Ущербный серп истлеет и сгорит, Седая зыбь в алмазы раздробит Снопы лучей, рассыпанные в море, Но тех ночей, разверстых на фаворе, Блеск близких Солнц в душе не победит. Нас не слепят полдневные экстазы Земных пустынь, ни жидкие топазы, Ни токи смол, ни золото лучей. Мы шелком лун, как ризами, одеты, Нам ведом день немеркнущих ночей, — Полночных Солнц к себе нас манят света. IV Полночных Солнц к себе нас манят светы... В колодцах труб пытливый тонет взгляд. Алмазный бег вселенные стремят: Системы звезд, туманности, планеты, От Альфы Пса до Веги и от Беты Медведицы до трепетных Плеяд — Они простор небесный бороздят, Творя во тьме свершенья и обеты. О, пыль миров! О, рой священных пчел! Я исследил, измерил, взвесил, счел, Дал имена, составил карты, сметы... Но ужас звезд от знанья не потух. Мы помним все: наш древний, темный дух, Ах, не крещен в глубоких водах Леты! V Ax, не крещен в глубоких водах Леты Наш звездный дух забвением ночей! Он не испил от Орковых ключей, Он не принес подземные обеты. Не замкнут круг. Заклятья не допеты... Когда для всех сапфирами лучей Сияет день, журчит в полях ручей, — Для нас во мгле слепые бродят светы, Шуршит тростник, мерцает тьма болот, Напрасный ветр свивает и несет Осенний рой теней Персефонеи, Печальный взор вперяет в ночь Пелид... Но он еще тоскливей и грустнее, Наш горький дух... И память нас томит. VI Наш горький дух... (И память нас томит...) Наш горький дух пророс из тьмы, как травы, В нем навий яд, могильные отравы. В нем время спит, как в недрах пирамид. Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит Не создадут незыблемей оправы Для роковой, пролитой в вечность лавы, Что в нас свой ток невидимо струит. Гробницы Солнц! Миров погибших Урна! И труп луны и мертвый лик Сатурна — Запомнит мозг, и сердце затаит В крушеньях звезд рождалась мысль и крепла, Но дух устал от свеянного пепла, — В нас тлеет боль внежизненных обид! VII В нас тлеет боль внежизненных обид. Томит печаль, и глухо точит пламя, И всех скорбей развернутое знамя В ветрах тоски уныло шелестит. Но пусть огонь и жалит, и язвит Певучий дух, задушенный телами, — Лаокоон, опутанный узлами Горючих змей, напрягся... и молчит. И никогда ни счастье этой боли, Ни гордость уз, ни радости неволи, Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы Не отдадим за все забвенья Леты! Грааль скорбей несем по миру мы, — Изгнанники, скитальцы и поэты! VIII Изгнанники, скитальцы и поэты, — Кто жаждал быть, но стать ничем не смог... У птиц — гнездо, у зверя — темный лог, А посох — нам и нищенства заветы. Долг не свершен, не сдержаны обеты, Не пройден путь, и жребий нас обрек Мечтам всех троп, сомненьям всех дорог... Расплескан мед, и песни не допеты. О, в срывах воль найти, познать себя И, горький стыд смиренно возлюбя, Припасть к земле, искать в пустыне воду, К чужим шатрам идти просить свой хлеб, Подобным стать бродячему рапсоду — Тому, кто зряч, но светом дня ослеп. IX Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, — Смысл голосов, звук слов, событий звенья, И запах тел, и шорохи растенья, — Весь тайный строй сплетений, швов и скреп Раскрыт во тьме. Податель света — Феб Дает слепцам глубинные прозренья. Скрыт в яслях Бог. Пещера заточенья Превращена в Рождественский Вертеп. Праматерь-ночь, лелея в темном чреве Скупым Отцом ей возвращенный плод, Свои дары избраннику несет — Тому, кто в тьму был Солнцем ввергнут в гневе, Кто стал слепым игралищем судеб, Тому, кто жив и брошен в темный склеп. Х Тому, кто жив и брошен в темный склеп, Видны края расписанной гробницы: И Солнца челн, богов подземных лица, И строй земли: в полях маис и хлеб, Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп, В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы, Так видит он из складок плащаницы И смену дней, и ход людских судеб. Без радости, без слез, без сожаленья Следить людей напрасные волненья, Без темных дум, без мысли “почему?”, Вне бытия, вне воли, вне желанья, Вкусив покой, неведомый тому, Кому земля — священный край изгнанья. XI Кому земля священный край изгнанья, Того простор полей не веселит. Но каждый шаг, но каждый миг таит Иных миров в себе напоминания. В душе встают неясные мерцанья, Как будто он на камнях древних плит Хотел прочесть священный алфавит И позабыл понятий начертанья. И бродит он в пыли земных дорог, — Отступник-жрец, себя забывший бог, Следя в вещах знакомые узоры. Он тот, кому погибель не дана, Кто, встретив смерть, в смущенье клонит взоры, Кто видит сны и помнит имена. XII Кто видит сны и помнит имена, Кто слышит трав прерывистые речи, Кому ясны идущих дней предтечи, Кому поет влюбленная волна; Тот, чья душа землей убелена, Кто бремя дум, как плащ, приял на плечи, Кто возжигал мистические свечи, Кого влекла Изиды пелена, Кто не пошел искать земной услады Ни в плясках жриц, ни в оргиях Менад, Кто в чашу нег не выжал виноград, Кто, как Орфей, нарушив все преграды, Все ж не извел родную тень со дна, — Тому в любви не радость встреч дана. XIII Тому в любви не радость встреч дана, Кто в страсти ждал не сладкого забвенья, Кто в ласках тел не ведал утоленья, Кто не испил смертельного вина. Страшится он принять на рамена Ярмо надежд и тяжкий груз свершенья, Не хочет уз и рвет живые звенья, Которыми связует нас Луна. Своей тоски — навеки одинокой, Как зыбь морей пустынной и широкой, Он не отдаст. Кто оцет жаждал — тот И в самый миг последнего страданья, Не мирный путь блаженства изберет, А темные восторги расставанья. XIV А темные восторги расставанья, А пепел грез, и боль свиданий — нам. Нам не ступать по синим лунным льнам, Нам не хранить стыдливого молчанья. Мы шепчем всем ненужные признанья, От милых рук бежим к обманным снам, Не видим лиц и верим именам, Томясь в путях напрасного скитанья. Со всех сторон из мглы глядят на нас Зрачки чужих, всегда враждебных глаз, Ни светом звезд, ни солнцем не согреты, Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы, В себе несем изгнанье мы — В мирах любви неверные кометы! Max Volochine Quote Link to post Share on other sites
Unregistered - V Posted April 19, 2007 Author Report Share Posted April 19, 2007 Мы родились в чужие времена Далекие и гибельные годы, Откормленные праздностью природы, Кровавой просветленностью вина. Испили чашу боли мы до дна, Сгибаясь под репризами погоды. Так одари ж нас благостным исходом На жалость обреченная луна. И на покой друг друга променять Мы не посмеем в падающем мире, В святую музу веру потерять. Все краски жизни нам дано объять, Когда на звуки отрешенной лиры Наложим страсти алчную печать. 1 Мы родились в чужие времена Нас разделяли дни и расстоянья, Пока жила в преддверье обнищанья И пела праздник сонная страна. И той эпохе я была верна. Листала опаленные страданьем Страницы вековых повествований, Не забывая музыке внимать. Ты так же рос, завороженный рвеньем Недетские писать стихотворенья. Так ощутим же дерзости размах – Заполним ум терзаньями свободы, Помянем в серых, беспокойных снах Далекие и гибельные годы. 2 Далекие и гибельные годы Восполним мы, влюбленные в печаль Полутонов падений и начал, Поэзию звенящего восхода. И сотворим восторженную оду Садам ночным, среди которых, жаль, Уже не встретить странную деталь На испещренной глади небосвода, Не разглядеть в разгуле темноты Субстанцию загадочной породы, Бросающую искры на цветы… Но погружаясь в паводок дремоты, Воображенье станем мы будить, Откормленные праздностью природы. 3 Откормленные праздностью природы, Вновь заживем забытою игрой. И вступят величаво в песни строй Горячие от нетерпенья ноты. В запале ностальгических мелодий Взорвется голос, тихий и сухой, Замучит связки сдавленной тоской По отгоревшим встречам и уходам. Истерзанные притяженьем лиц И бесноватой влажностью ресниц, Забудемся, в бездействии покаясь. В квадрате запотевшего окна Зажжем свечу, неспешно упиваясь Кровавой просветленностью вина. 4 В кровавой просветленности вина Видна родства опальная бездонность. Она сочится сквозь беседы томность И воспевает наши имена. Не в силах одиночества унять, Перекроим сюжета обреченность На ветреного взгляда неуемность, Чтоб глаз мерцанье бережно познать. В твоих зрачках – свечная тишина И страх постичь любовь мою… Одна Тупая дрожь предплечия сковала. Не разгадать, на ком лежит вина За то, что в пик минутного накала Испили чашу боли мы до дна. 5 Испили чашу боли мы до дна, Не раз пытая молодость смиреньем. Ты вил надежду в пылком упоенье, А я была в наивности вольна. На берегу щемящая струна Срывалась в небо под набеги пены. И ужасом пронизывала вены Полоска ускользающего дна. Мы пили боль, глотков не замечая, Пока под солнцем гордо умирали Медузы на расплавленном песке, И застывали, словно комья соды… В мозгу брюзжал натянуто фальцет, Сгибаясь под репризами погоды. 6 Сгибаясь под репризами погоды, Мы пели о весне, как о войне, Когда на брови сыпал мокрый снег И обозленный ветер дул на воду. И подоконник, скользкий и холодный, Готовил птицам траурный ночлег, Согбенный ясень доживал свой век, К земле кренясь все ближе, год за годом. Так были мы с тобою далеко, Так предавались бедам и заботам, Что ощутить сумели дивный ток, Коснувшись взглядами на повороте. Прости же нас за данность эту, Бог, И одари нас благостным исходом. 7 Так одари ж нас благостным исходом, Закат мечты нездешней синевы. Когда-то были мы с тобой на вы, В ином обличье… Но теперь изводит, И в ненасытном вдохе скулы сводит Пушистой ожидание травы. Из мягких стебельков мы станем шить Лоскутья узнаваемых мелодий. От сладкой боли нежна и пьяна, Я откушу зажаренного лета Сухой кусочек. И венок сонетов Возьмется рифмы медленно ласкать, Зальет глаза раскаявшимся светом На жалость обреченная луна. 8 На жалость обреченная луна Нас укачает ржавыми руками, Колючими от хвои рукавами Зашелестит высокая стена Ночного леса. И начнет летать Большая птица с умными глазами. Мы будем наблюдать за ней часами, Из губ упрямых пламя выжимать, И на видений запредельность множить. Непроясненных образов заряд Оставим сохнуть каплями на коже, Рассвета изнуряющую власть Не пожелаем в прозе уничтожить И на покой друг друга променять. 9 Да, на покой друг друга променять Погибели нелепой равносильно. Как птица разворачивает крылья, Так образ твой готова я обнять, К груди твоей прижаться и молчать О тошной нестерпимости бессилья Перед судьбы причудами, и тыльной Ладони стороной нектар вбирать Безвременно отверженных идиллий, Туманных атрибутов красоты… Границы утра все теплей и шире И грезит дух свободой высоты. Сойти с безумья призрачной черты Мы не посмеем в падающем мире. 10 Мы не посмеем в падающем мире На смех сатирам реквием пропеть. Признанья хлещет яростная плеть По неба обнаженному сапфиру, В котором облака слюдой застыли, Навязчиво мечтая умереть. В моих сомнений мнительную сеть Врываются загадки цвета ила. Но суждено ль их смысл разгадать, Когда так глуп и страшен быт поэта, Надрывно воспевающего лето, Моментами привыкшего дышать, Когда неумолим сигнал запрета В святую музу веру потерять? 11 В святую музу веру потерять И душу выжать под ноги прохожим Присуще ль тем, кто взлетом обезножен На зависть провожающим. Признать Придется нам неповторимость «ять» В стихиях изречений многосложных, Наплывы излияний осторожных Величьем бренных выводов венчать. Ах, истину б душой удержать! Да в кандалах обыденности тесно. Второстепенных оборотов кладь Терзает исповедную тетрадь. В оцепененье дремлющего зверства Все краски жизни нам дано объять. 12 Все краски жизни нам дано объять С тобой красиво, сочно, постепенно. Потом другие нам придут на смену Сердца других страстями выжигать. Но не устану слепо погибать В тебе печалью… С отпылавшей сцены Стекает свет, и оживают стены Невозведенной хижины… Как знать, Не лучше ль тлеть в сознании экстаза, Чем загореться и погаснуть сразу В огне весны, в безветрии минут? В разгаре лет отравленного пира Отыщем чувствам праведный маршрут Под волны звуков отрешенной лиры. 13 Когда на звуки отрешенной лиры Вдруг наслоится наш заветный стон О том, как тих и тягостен урон От бесприютной немощи, чернила Квадратных туч заполонят постылый, Размытый ветром мрачный небосклон. И вмиг слетятся ото всех сторон Скопленья насекомых суетливых. Небрежна их наигранная спесь – Напившись крови, улетят за смертью. А ты, вкусив меня сегодня, здесь, Не уходи. Размокнем в круговерти Скупых дождей. И луж зеркальных гладь Поглотит страсти алчную печать. 14 Наложим страсти алчную печать На рук и губ разбуженное пламя. Что совершится с огненными нами Лишь голос углей сможет прошептать. И прозвища сокрытые назвать Не преминет изгибами на ткани Касаний трепет. С быстротою лани Нас в забытье случайное умчат Капроновые нити беспредела Неутоленной жаждою по телу. Их натяженье ввек не изорвать. Мы в наважденье странного синдрома С тобой единой страстию влекомы, Хоть родились в чужие времена. Анна Светлова Quote Link to post Share on other sites
ardhanarishvara Posted April 19, 2007 Report Share Posted April 19, 2007 (edited) был сперва сонет... потом его удаление... в следующем посте, собсно, объяснение. А как вообще удалить пост? Edited April 19, 2007 by ardhanarishvara Quote Link to post Share on other sites
Unregistered - V Posted April 19, 2007 Author Report Share Posted April 19, 2007 Адханаришвара - венок сонетов состоит из 15 стихотворений, где последняя строка каждого из 14 сонетов является началом следующего, - так осуществляется связь между строками. Заключительный сонет воспроизводит первые строки всех 14 предыдущих сонетов, заключая в себе как бы итоги всего венка. Сонет вижу. Все 14 строк. И ямб правильный. Все верно. Но - где венок, душенька? Quote Link to post Share on other sites
ardhanarishvara Posted April 19, 2007 Report Share Posted April 19, 2007 А я не следовала правилам))))) Намек понят, умолкаю... Quote Link to post Share on other sites
Unregistered - V Posted April 19, 2007 Author Report Share Posted April 19, 2007 Что Вы - я не намекаю, вовсе нет. И прошу Вас не прекращать писать в этой теме - Вы мне весьма интересны Quote Link to post Share on other sites
ardhanarishvara Posted April 19, 2007 Report Share Posted April 19, 2007 Я, видимо, погорячилась с выводами... как обычно... но, я подумаю над Вашей просьбой) Quote Link to post Share on other sites
Unregistered - V Posted April 19, 2007 Author Report Share Posted April 19, 2007 Вот совершенно великолепно выстроенный венок от Калугина. Простой и гениальный одновременно! Мой голос тих. Я отыскал слова В пустых зрачках полночного покоя. Божественно пуста моя глава, И вне меня безмолвие пустое. Cкажи, я прав, ведь эта пустота И есть начало верного служенья, И будет свет, и будет наполненье, И вспыхнет Роза на груди Креста? ...Но нет ответа. Тянется покой, И кажется - следит за мной Другой, Внимательно и строго ожиданье, И я уже на грани естества, И с губ моих срываются слова, Равновеликие холодному молчанью... * * * Равновеликие холодному молчанью Струились реки посреди равнин. Я плыл по рекам, но не дал названья Ни берегу, ни камню средь стремнин. Я проходил, я рекам был свидетель, Я знал совет - не выносить суда, И я не осквернил вопросом рта И ничего сужденьем не отметил. Лишь дельты вид мне отомкнул уста, Я закричал, и гулко пустота, Слова мои разбив об острова, Откликнулась бездонным тяжким эхом... Я слышал крик и понимал со смехом - Слова мертвы. Моя душа мертва. * * * Слова мертвы. Моя душа мертва. Я сон, я брег арктического моря. И тело, смертно жаждущее рва, Скрутило в узел судорогой горя. Но там, на дне, у ключевых глубин, Я ощущаю слабое биенье, Сквозь сон мне тускло грезится рожденье Иных, пока неведомых вершин. Я жду сквозь боль, так исступленно жду, Когда рассвет предел положит льду, Когда мой дух вернется из скитанья... До тканей сердца мглою поражен - Я полон исполнением времен, Я не ищу пред Небом оправданья. * * * Я не ищу пред Небом оправданья, Я начинаю призрачный разбег, В священной эпилепсии камланья Нетопырем кружусь над гладью рек. Я проницаю горы и лощины, Я различаю сущности стихий, Схлестнувшиеся в танце теургий И каждый миг являющие Сына... Се, время правды. Суть обнажена, И льется в полночь полная Луна, И плоть моя не властна надо мной, И пламя звезд, сквозь призму вечных вод Пронзает ночь и дарит мне полет Над опьяненной ливнями Землей... * * * Над опьяненной ливнями землей Царят седые призраки тумана, И вечер тих настолько, что порой Я слышу плач далекой флейты Пана. Бреду рекой, по горло в тростниках, Сам плачу от покоя и бессилья, А лунный свет лежит епитрахилью В крестах поденок на моих плечах. И ветви ив касаются волны, И каждое мгновенье тишины Стремительно, как тень бегущей лани. И, преломлен речною глубиной, По темным водам шествует за мной Агат Луны - томительно туманен... * * * Агат Луны, томительно-туманен Скользит по перьям черного орла, Что распростер, от грани и до грани Над миром исполинские крыла. И отражает аспидная влага Ночных озер, плывущих подо мной, Свет облаков, пронизанных Луной, И Млечный Путь в кристаллах Зодиака. За мглою гор, за лезвием хребта Легла реки хрустальная черта, Чуть видимы огни в далеком стане. И луч звезды, подобный нити льда, Влачит меня неведомо куда На тонком и мерцающем аркане... * * * На тонком и мерцающем аркане Мой дух печально следует за мной. Мне не коснуться прободенной длани Цветком стигмата вспыхнувшей рукой. Мне не подняться в огненном потоке К пределам света, к сердцу бытия, Мой путь бесплоден, словно лития В устах давно забывшего о Боге. Я тот, кто умирает на пороге, Мне не принять в сияющем чертоге Одежды, что струятся белизной. Вдали порог, стремящийся к вершине, Меня по сердца выжженной пустыне Полночный ветер водит за собой... * * * Полночный ветер водит за собой Скитающихся пленников забвенья, Чей горний взлет преодолен Луной И преломлен в потоках сновиденья. Мой Бог! Ужель и мне предрешено Носить в веках подобием надкрылий Камзол в узорах бражников и лилий И пить больное лунное вино?.. ...Мерцает край магического круга, Я созерцаю черный ветер Юга, Проколотый Полярною Звездой. И, растворяясь в ливнях Лейванаха, На грани озарения и страха Я как дитя играю пустотой... * * * Я как дитя играю пустотой, Взметнувшейся к пределам осознанья, Моя душа жемчужною волной Скользит над океаном мирозданья. И в этот миг, до корневых глубин Я постигаю сущность соответствий, Зависимость причины от последствий И торжество последствий вне причин. Я посвящен. Я принял взгляд извне. Так зеркало, уснувшее на дне, В себя приемлет отблеск ледяной Склонившейся над бездною печальной Планеты снов, чей лик пронизан тайной, Струящейся за каждою чертой... * * * Струящейся за каждою чертой Cферических взaимоотражений, Совокупившей бездну с высотой, Триумф побед с позором поражений, Единой, Верной, Внутривременной, Предмирной, Сильной, Славной, Милосердной, Немыслимой, Возлюбленной, Безмерной, Предельной, Полной, Явственной, Пустой - Греми, моя хвалебная мольба! Ты есть премудрость корня и плода, Премудрость сердцевины и убранства, Я прозреваю Tвой священный лик За каждым стеблем, что к земле приник, За каждой гранью зримого пространства!.. * * * За каждой гранью зримого пространства Проявлен полдень. Властвует покой, Лишь кружево стремительного танца Стрекозы расплетают над рекой, Да в дебрях стрелолиста и осоки Запутался безвольный ветерок... Приостановлен времени поток, Безмолвствуют Начала и Итоги. Я нежусь на прогретом мелководье, Отпущены стремления поводья, И я - лишь часть полуденной поры. И нет во мне ни памяти, ни речи, Я вырвал корень всех противоречий. Я отворил в себе исток игры. * * * Я отворил в себе исток игры. Мне ведомо Акации цветенье. Моя ладонь слепящие дары Приемлет в знак повторного рожденья. Я - император муравьиных львов, Я прорекаю облакам и птицам, Ликует звоном на моих ключицах Цепь времени со звеньями веков. Гремят литавры, бубны и тимпаны, К моим стопам склоняются тюльпаны, Сплетаясь в бесконечные ковры. Я - кесарь Солнца, трав и междуречий, Я произнес Глагол Семи Наречий, Я властен жечь и созидать миры... * * * Я властен жечь и созидать миры, Бессилен отказаться от творенья. Я предпочел безмолвию - порыв, Безумству сна - святыню пробужденья. Я был в приделе, я стоял у Врат, Но, ослеплен последним предстояньем, Низринулся тропою предстоянья И воплотил в себе кромешный ад. Я слышал речи выше темноты, Я наблюдал как падают цветы, Но утерял ключи добропризнанства. И се, опять гряду юдолью мук И не стремлюсь покинуть этот круг. Я различил в движенье постоянство. * * * Я различил в движенье постоянство: Так в древний путь вливаются следы, Так странствуют взыскующие Царства Дорогами священной простоты. Теперь я вижу только то, что вижу, И знаю только то, что знал всегда - Реки не остановят невода, Утерян смысл понятий "дальше", "ближе"... Я повторяю, говорят иное, Я двигаюсь как остаюсь в покое, Забыта цель и потому права. Я тот, кто отвечает на вопросы, Моя рука спокойно держит посох, Мой голос тих - я отыскал слова. К Л Ю Ч Мой голос тих, я отыскал слова, Равновеликие Холодному молчанью. Слова мертвы. Моя душа мертва. Я не ищу пред небом оправданья. Над опьяненной ливнями Землей Агат Луны, томительно туманен, На тонком и мерцающем аркане Полночный ветер водит за собой... Я, как дитя, играю пустотой, Струящейся за каждою чертой, За каждой гранью зримого пространства. Я отворил в себе исток игры. Я властен жечь и созидать миры. Я различил в движенье постоянство. Quote Link to post Share on other sites
Nazel Posted December 18, 2007 Report Share Posted December 18, 2007 Генрих Сапгир Сонеты из Дилижана. Монастырь Гош. Паленым пахнет...Безбородый- Гош Здесь книги прятал-свод блестит от копоти. Да!Тимур-Ленг прошел в огне и топоте- И до сих пор здесь дух горелых кож. Внизу селенье:свиньи,трактор,грязь И дом из туфа-розовый Дом Быта. Века назад все брошено,забыто- Дымится и живет не торопясь- Но черные небритые мужчины На площади стоят не без причины- И вот старик похож на книжный знак. Любой из них(придурковатый самый) Хранит в себе и смысл,и пряность храма Хоть самый храм их -брошнный очаг. Quote Link to post Share on other sites
Recommended Posts
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.