Из архива Pandukht-а

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Деятельность Республики"

Период независимости длился два с половиной года, с 28-го мая по 2 декабря 1920 года.

В такой короткий проме­жуток времени, в течение которого все внимание было отвлечено на военные опера­ции и международные проб­лемы, ждать ощутимых ус­пехов не приходилось. В наи­большей мере их удалось до­стичь при правительстве А. Хатисяна, в самый счастли­вый период истории респуб­лики между 1919 и 1920 го­дами, да и то лишь после то­го, как в бытность правитель­ства Качазнуни главой пра­вительства были заложены основы государства, и появи­лась возможность организо­вать местную власть и на­чать восстанавливать эконо­мику.

В течение последних ме­сяцев (5 мая 1920 г. — 2 декабря 1920 г.), не отказы­ваясь от проведения реформ, правительства, возглавляемые А. Оганджаняном, а затем С. Врацяном, были вынужде­ны бороться против внутрен­ней оппозиции и внешних вра­гов.

Из-за недостатка времени, денег, компетентных кадров деятельность республики ос­талась незавершенной, но прогрессивные решения, при­нятые ею — право голоса для женщин, прогрессивный налог на прибыль, админи­стративное самоуправление, национализация крупной соб­ственности, создание аграр­ных комитетов, поддержка кооперативного движения, обязательное обучение — позволяют утверждать, что «дашнакцаканы» республики, получившие подготовку в рус­ской школе или в европей­ских университетах, облада­ли волей и знаниями, необходимыми для модернизации Ар­мении.

Потеряв свои самые бога­тые территории, оставшись на высокогорных засушливых землях, отягощенная бежен­цами, Армения 1918 года была безнадежно бедна. Го­лод и эпидемии косили лю­дей. Составляя 1 млн. в 1913 году, население, дос­тигшее в 1918 году 1 млн. 206 тыс., сократилось в 1919 году до 961 тыс. 700, а в 1921 году - до 780 тыс. человек.

В республике с традици­онной сельскохозяйственной экономикой, 90 процентов на­селения которой составляли сельчане, ощущался большой дефицит земли. В 1919 году возвращение Карсской обла­сти и некоторых других рай­онов позволило довести пло­щадь Армении до 42 тыс. квад­ратных километров, что да­ло возможность принять репатриантов с Кавказа и при­вело к существенному улуч­шению ситуации.

Руководимое А. Саакяном, а затем С. Врацяном, Ми­нистерство сельского хозяйст­ва взяло на себя самую боль­шую ответственность. Его деятельность развивалась в двух направлениях: помощи армянским крестьянам в восстановлении уничтоженного хозяйства и проведении инвентаризации естественных богатств и запасов гидравлической энергии в Армении.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Сельское хозяйство и природные богатства"

Во время войны и при царской администрации об­рабатываемые площади умень­шились на одну треть, а уро­жайность — на 40 процен­тов. Турецкая оккупация 1918 года была гибельной - деревни разграблены, 200 ты­сяч голов скота угнаны, ви­ноградники выкопаны.

Весной 1919 года из-за отсутствия семян, сельхозорудий, тягловых животных (80 процентов крестьянских семей не имели лошади, а 50 процентов — быка) смог­ли засеять только четвертую часть культивируемых зе­мель, и прибыль от сельско­хозяйственного производства упала до шестой части уровня 1913 года.

Необходимо было срочно провести аграрную реформу. Программа АРФ предусмат­ривала общинную собствен­ность на землю и ее периодическое перераспределение среди крестьянских семейств. Был принят декрет о национа­лизации больших наделов земли, но (за исключением нескольких монастырских владений) таковых в Армении почти, что не оказалось.

Аграрным комиссиям было поручено провести инвента­ризацию и ограничить размер земельной собственности с целью ликвидации разницы между «богатыми крестьяна­ми» и безземельным «бед­ным крестьянством». Но эти структурные реформы оста­лись на бумаге. На деле же было осуществлено изъятие только нескольких наделов вокруг Эчмиадзина, Каракилиса. Вообще же чиновники Министерства сельского хо­зяйства, хотя и компетентные и преданные идее независи­мости, столкнулись с недове­рием и отсутствием граждан­ственности у сельского на­селения. Постоянный голод, головокружительное повы­шение цен создали благопри­ятную почву для коррупции: крестьяне стали прятать уро­жай, отказывались отдавать в наем скот и платить налоги. Сельскому хозяйству ока­зывалась помощь в различ­ных формах. Была создана сельскохозяйственная школа, организовано несколько по­казательных ферм в Карсе и Лори, мастерских сельскохо­зяйственного инвентаря, про­ведена кампания по вакцина­ции скота. Стали поощрять благодаря дотациям внедре­ние культур винограда и хлоп­ка. При содействии государ­ства был создан коньячный завод «Арарат».

Кампания, начатая в 1920 году по обеспечению полно­го засева всех земель, увенча­лась успехом: в этом году урожай достиг предвоенного уровня.

Инвентаризация природ­ных богатств проводилась под руководством инженера Вавалини, которому были от­пущены кредиты и дано пра­во собрать команду из 70 топографов и техников, часть которых прибыла с Кавказа, из России и Европы, чтобы служить Армении. После пе­реписи гидравлических и гид­роэлектрических ресурсов были составлены проекты строительства плотин на ре­ках Зангу, Арпа, Казах, Гарни, Апаран.

В то же время была про­ведена первая инвентариза­ция недр: уголь в Олти, солерудник в Кагызмане, Гор­бе, Нахичеване. Наконец специальный комитет стал за­ниматься организацией про­дажи продуктов сельского хозяйства (хлопка, кожи) с тем, чтобы выручить валюту и приобрести строительные материалы.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Промышленность"

В противоположность сель­скому хозяйству успехов в промышленности по существу не наблюдалось. До войны от 6 до 7 тысяч ремесленников трудились в мастерских и мануфактурах, были заняты переработкой продуктов сельского хозяйства на вин­ных, кожевенных, текстиль­ных предприятиях. Во время войны работа их почти пол­ностью прервалась. В 1919 году некоторые предприя­тия возобновили свою дея­тельность по инициативе ре­месленников, прибывших из Вана и Муша. Около 5000 рабочих снова получили ра­боту в 300 — 400 малень­ких предприятиях. По иници­ативе бывшего специфиста Давида Анануна стало по­ощряться кооперативное дви­жение «Айкооп», и 1 июля было провозглашено Днем кооператора.

В подобных условиях было трудно говорить о существо­вании армянского рабочего класса. Тем не менее, верная своей программе, сильная опытом армянского рабоче­го движения в Баку АРФ, желая сохранить связи со II Интернационалом, стреми­лась к тому, чтобы эти ра­бочие имели свои профессио­нальные союзы. Это было сдачей позиций, полупоражением.

Напротив, большевистское влияние росло среди служа­щих железных дорог, в боль­шинстве своем русских по национальности, и радикально настроенных почтово-те­леграфных работников.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Новая юридическая система"

Под руководством минист­ра внутренних дел Абраама Гюлханданяна была вырабо­тана действительно либе­ральная программа админи­стративного устройства.

Самоуправление местных коллективов, городских и сельских, составлявшее общий пункт программ армянских либералов и социали­стов во время революции 1905 года, наконец, было осу­ществлено. Муниципалитеты получили широкие полномо­чия в области коммунально­го хозяйства, путей сообще­ния и продовольственного снабжения. Новое муниципальное законодательство было проведено в жизнь сна­чала в Карсе, Игдире, Дилижане и т. д. В январе 1920 года, наконец, прошли выбо­ры в земства в Эчмиадзине, Ереване, Александрополе.

Министерство юстиции, руководимое сменившими друг друга С. Арутюняном, А. Гюлханданяном и А. Чилингаряном, сделало все, что­бы преодолеть недоверие на­рода по отношению к судам, поставить закон и справедли­вость на службу человеку.

С декабря 1918 года нача­лась разработка новой юри­дической системы. Она пре­дусматривала создание судов примирения для слушания дел несовершеннолетних, су­дов присяжных для разбора гражданских дел и вынесе­ния приговора по особо тяж­ким преступлениям, целой иерархии судебных инстан­ций, возглавляемых апелля­ционным судом и кассационным судом в Ереване.

Поначалу было нелегко положить конец злоупотреб­лениям юридической систе­мы, унаследованной от ца­ризма (грубость, дискрими­нация, употребление русско­го языка). Однако злоупот­ребления эти стали еще бо­лее вопиющими, когда АРФ начала вводить свое «собственное правосудие». И все же с августа 1919 года положение начало выправляться. Правосудие стало более объективным, уважающим человеческое достоинство.

С 15 ноября, кроме Ардагана, судам первой инстанции было вменено в обязанность, принимать к слушанию свидетельские показания на армянском языке. Эта прогрессивная «гармонизация» правосудия породила серьезные проблемы. Большая часть юристов, судей и адвокатов, получивших образование в России или в Европе, не говорили или едва говорили по-армянски. Приш­лось организовать для них курсы армянского языка и создать новую терминологию на основе старых армянских и западных кодов. По прось­бе правительства Еревана, Армянская ассоциация пра­воведов Тифлиса, под редак­цией Манука Абегяна, нача­ла составлять армяно-русский словарь юридических терминов. 15 марта 1920 го­да впервые в Армении состо­ялся процесс с участием при­сяжных заседателей. Пресса следила за ним с большой заинтересованностью. Поли­тические деятели публично высказывались в пользу су­да присяжных и употребле­ния армянского языка в ходе судопроизводства, подчерки­вая важность этих нововведе­ний для углубления и развития демократического процесса в стране.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "За светское образование и культуру"

Руководители республики принадлежали к той интелли­генции, которая в течение почти века доказывала, что народное образование и куль­тура составляют основу ос­вобождения армянского народа. Национальное просвещение занимало все их вни­мание.

Никол Агбалян, министр народного образования и культуры, был настоящим «светским святым», глубоко осознающим свой священный долг перед народом.

Осенью 1919 года он пред­ставил проект реорганизации народного образования, по которому прежние приход­ские школы предлагалось преобразовать в учебные за­ведения с обязательным пятиклассным начальным образованием. Предполагалось построить 900 таких школ. К сожалению, этот проект так и не был реализован. Бывшие школьные здания были разрушены или приспособлены под больницы, детские приюты и дома для беженцев. Правда, в 1920 году удалось импортировать доски из Карса, оконное стекло из Италии, школьные при­надлежности из Европы и на­чать ремонтные работы, но поскольку не было налажено отопление помещений, из-за отказа азербайджанцев от поставок мазута, на зиму школы были закрыты. От­сутствие учителей явилось еще одним препятствием к открытию новых классов.

Н. Агбалян радушно встре­тил представителей армян­ской большевистской интел­лигенции, изгнанных из Тиф­лиса грузинскими меньше­виками, тем самым, способст­вуя «большевизации» молодых армянских учащихся.

Несмотря на эти объектив­ные трудности, в начале 1920 года число средних школ в Ереване, Александрополе, Дилижане, Каракилисе до­стигло 22 с 283 учителями и 5162 учащимися. Тогда же насчитывалось 1420 армян­ских начальных школ с 38 тысячами учащихся и тысячей учителей, из коих половина была дипломирована. Пред­ставители других народов, проживающих в Армении, имели 25 мусульманских, 22 русские и 10 греческих школ.

В октябре 1919 года Аг­балян начал кампанию по ликвидации неграмотности взрослых, одобренную пар­ламентом и приведшую к созданию в Иджеване, Дили­жане, Каракилисе, Александ­рополе и в Ереване народных университетов, открытых для всех желающих без раз­личия пола, расы или воз­раста.

В Ереване плеяда интелли­генции взялась вести вечер­ние курсы для взрослых. Ма­нук Абегян преподавал ар­мянский язык и литературу, Лео и Акоп Манандян — ис­торию, Ерванд Франгян — философию, Сиракан Тигранян — право, Симон Врацян и Ваан Минахорян — полито­логию, Давид Ананун, Бахши Ишханян, Ваан Тотомянц и Аршак Джамалян — экономику и социологию. Но сельские жи­тели были лишены этих воз­можностей ввиду отсутствия местных ресурсов и кадров.

По сравнению с Тифлисом, Баку или Константинополем Ереван являл собой куль­турную пустыню. Несмотря на вопиющую нищету, труд­ности в настоящем и неуверенность в будущем, пра­вительство дало приоритет мерам сохранения националь­ного достояния. Библиотека Армянского этнографического общества была переведена из Тифлиса в Ереван. Созданная в сентябре 1919 года Дирекция древностей взяла на себя задачу сохранения исторических памятников и предотвращения экспорта древних рукописей и предметов искусства. Под руководством указанной дирекции архитектор Торос Тороманян, известный своими работами в Ани, возобновил раскопки в Звартноце, модель которого воспроизведена на две­рях церкви Сент-Шапель в Париже. Парламент выделил фонды для создания нацио­нального театра и школы драматического искусства. В Константинополь была на­правлена комиссия для отбо­ра актеров и преподавателей. Октябрь 1919 г. стал датой основания Национальной кон­серватории, руководителем которой стал Григор Сюни. Состоялась первая выставка пластических искусств, ядро будущей Национальной га­лереи. Парламентом было санкционировано создание Национальной библиотеки Армении. Тогда же Агба­лян обратился к армя­нам за рубежом с просьбой репатриировать древние ру­кописи и культурные ценно­сти, рассеянные за рубежом. Эта благородная деятель­ность увенчалась провозгла­шением 26 декабря 1919 го­да армянского языка офици­альным языком республики и созданием Государственного университета, торжественно открытого 31 января 1920 года в Александрополе.

Университет имел факуль­теты: исторический, филологический, юридический, медицинский и физический. Юрий Гамбарян, бывший ди­ректор Тифлисского политехнического института, был назначен ректором, а Да­вид Завриев, профессор хи­мии того же института, — проректором. Занятия нача­лись на следующий день и велись восемью профессора­ми для 200 студентов. Уни­верситет был переведен в Ереван осенью 1920 года, накануне советизации.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

Edited June 10, 2008 by Pandukht

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Финансы"

Принимая портфели мини­стров финансов и снабжения, Саркис Араратян взял на се­бя тяжелейшую ответствен­ность, если иметь ввиду аб­солютную бедность страны. 90 миллионов рублей, имев­шихся в бюджете Министер­ства снабжения на 1919 год, представляли всего 2 про­цента стоимости товаров, присланных американскими организациями помощи. Сло­вом, выживание Армении находилось в полной зави­симости от иностранной по­мощи. Скандал, разразив­шийся в связи со спекуля­цией на пшенице, купленной на Северном Кавказе, уско­рил ликвидацию этого мини­стерства (1920 г.).

Проблемы, с которыми сталкивалось Министерство финансов, тоже были не из легких: экономическая разруха, хаос в денежном обра­щении, астрономическая ин­фляция, нищенские поступ­ления в бюджет — таким было реальное положение дел. В июне 1920 года был принят закон, позволивший выпустить внешний заем, с целью создания денежного фонда и кассы резервов. Уже было собрано 20 миллионов долларов, когда падение рес­публики остановило эту опе­рацию по оздоровлению фи­нансов.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Муки эмиграции и ужасы войны"

Министерство здравоохра­нения и труда, руководимое А. Бадаляном (врачом, имев­шим женевское образова­ние), с получением в апре­ле 1919 года новых полно­мочий, касающихся репатриа­ции и социального обустрой­ства населения, стало важ­нейшим в республике. На его долю выпало непосильное бремя обеспечения лечением и питанием сотен тысяч ин­валидов.

С осени 1918 года по вес­ну 1919 года (до прибытия американской помощи) оно организовывало пункты снаб­жения и раздавало горячую пищу.

Точных статистических дан­ных, касающихся армянских беженцев, сконцентрировав­шихся на территории респуб­лики, не было. По прибли­зительным подсчетам, их количество в 1919 году равня­лось 360 тысячам, из коих одну треть составляли армяне с Кавказа, бежавшие из Карса, Нахичевана и Азербайджа­на. Согласно цифрам, представленным Министерством здравоохранения в начале 1920 года, две трети насе­ления (311 тысяч беженцев и 270 тысяч коренных жите­лей) ежедневно получали по­мощь. В 1914 году армянскими беженцами из Турции в коли­честве 50 тысяч человек были забиты случайные бараки в Ереване, в то время как ко­ренное население столицы насчитывало всего 27 тысяч жителей. В Эчмиадзине и в Александрополе их соответ­ственно насчитывалось 30 и 100 тысяч человек.

Ослабленное муками эми­грации, холодом и недоеда­нием, потрясенное ужасами войны, население станови­лось жертвой эпидемий ма­лярии, холеры, тифа и грип­па. За пределами республи­ки, как и внутри нее, сироты — скелеты в лохмотьях, вы­зывали всеобщее чувство со­страдания. В самой Армении чиновники, комиссары рай­онов, дашнакские комитеты, ассоциации помощи поддер­живали деятельность мини­стерства по оказанию всяче­ского содействия стражду­щим. Но крайняя бедность в свою очередь породила коррупцию и насилие. Дашнакская пресса разоблачала преступников.

Резко осуждала она и ве­ликие державы, не думающие сдержать свои обещания о возвращении территорий и репатриации.

Но, как только появилась возможность, армянское на­селение стало предпочитать самую тяжелую работу по­лучению помощи со сторо­ны. Под руководством инже­нера Агумяна и с помощью американцев начали откры­ваться мастерские и цеха по пошиву обуви, одежды, из­готовлению мебели в Ереване, Александрополе, Карсе, дру­гих городах, а также в дерев­нях. Их реконструкция про­водилась под руководством А. Таманяна.

Наличие более 40 тысяч сирот стало основной забо­той властей. Молодой респуб­лике так и не удалось дос­тичь поставленной цели — поместить в детские прию­ты всех потерявшихся детей. В них не хвата­ло топлива, одежды, меди­каментов, хлеба. Многие дети продолжали бродяж­ничать, гибли от голода и болезней. Вот почему с вес­ны 1919 года правительство вынуждено было перевести 13 тысяч «своих» сирот в детские американские прию­ты, которые хорошо снабжались, и где выживание детей было гарантировано.

В конце 1919 года американцы взяли на себя заботу о 21 тысяче сирот, распределенных в 80 приютах и 26 больницах, расположенных в школах и бараках. Хорошо было поставлено дело также в 16 государственных приютах, основанных Армянским комитетом Москвы.

В итоге, всего сделанного оказалось достаточно для того, чтобы правительство после хорошего урожая 1920 ­года пришло к заключению, что армянское население более не нуждается в помощи извне и само в состоянии обеспечивать свои потребности.

С 1 января 1921 года Министерство здравоохранения было ликвидировано. И все же в конце 1920 года бедность еще оставалась уделом Армении. Значительные успехи, достигнутые в период независимости, носили скорее моральный, чем материальный характер.

Но как отмечал Оливер Вардроп, руководитель миссии, направленной форейн-оффис, армяне были работящими, способными к энергичным усилиям и проявляли несомненные склонности к «свободной политической жизни».

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

[Pandukht]

Анаит Тер-Минасян "Большие надежды в трудные времена"

Можно задаться вопросом, была ли Армения действующим лицом на международной арене XX века и могла ли она существовать самостоятельно? Препятствия к этому были велики. Истребление армян в 1915 году, армяно-турецкая война 1918 года, борьба за Карабах и Зангезур, мусульманские восстания в Армении приве­ли к постоянным конфлик­там с Азербайджаном. Вско­ре территориальные требова­ния кемалистской Турции, виды Москвы на всю терри­торию Закавказья свели к минимуму шансы на создание независимого Армянского государства, напомнив о том, что геополитический фактор играет здесь определяющую роль. Несмотря на чрезвычайную жизнестойкость, проявленную армянами, несмотря на укрепление национального самосознания, несмотря на огромные жертвы и усилия выдающихся деятелей, проявивших себя в этот период, Армения не могла жить свободно без поддержки извне. Твердая про­западная ориентация армянской дипломатии зиждилась на убеждении, что экономическая и военная помощь одной или нескольких союзных держав была непременным условием для создания объединенной Армении, ее дальнейшей жизнеспособности.

Дашнакские руководители не были «предвестниками империализма», в чем их обвиняли, но они совершили ошибку, приняв всерьез Пакт Лиги Наций, которая проповедовала сотрудничество между нациями и поддержание отношений солидарности, завязанных во время войны между союзными и ассоциированными державами. И эта помощь — кроме гуманитарной помощи, давшей возможность спасти сотни тысяч человеческих жизней, — не была оказана.

1 июня 1920 года американский сенат, ссылаясь на финансовую и военную стоимость операции, 52 голосами против 25 отказал в просьбе президента Вильсона принять мандат над Арменией, что заведомо ставило под сомнение проведение в жизнь Севрского договора.

Разгром Добровольческой армии в начале 1920 года, смещение Деникина в апреле, оставление Батума союзниками в июле, оставление Крыма Врангелем открывали большевикам дорогу на Кавказ.

Глава из книги "Армянская республика 1918 - 1920 гг. - память века".

Перевел с французского С.Симонян.

[Pandukht]

Известный современный французский историк, армянка по происхождению, член партии Дашнакцутюн, Анаит Тер-Минасян специализируется по новой и новейшей истории армянского народа.

Круг ее интересов широк. Наряду с научно-исследова­тельской деятельностью, она отдала много времени и сил преподаванию в Парижском университете, много лет вела семинар по современной истории армянского народа в высшей школе социальных наук.

Анаит Тер-Минасян является автором ряда моногра­фий и множества статей по истории Армении, опубликован­ных за рубежом на французском и английском языках.

Так, в 1980 г. вышла в свет ее монография «Нация и ре­лигия».

Двумя годами позже в числе ряда зарубежных автори­тетных авторов, представляющих разные страны, Анаит Тер-Минасян приняла участие в создании интереснейшей книги — «История армян», изданной во Франции по ини­циативе ее составителя Жерара Дедеяна.

В 1983 году на суд читателей было представлено новое исследование французского историка — «Национализм и социализм в армянском революционном движении» (1887 — 1912 гг.).

Последним в этом внушительном книжном перечне занял достойное место труд нескольких лет — «Армянская рес­публика 1918 — 1920 гг. — память века», вышедший в свет в 1989 году. В нем идет речь о деятельности правительства Ар­мянской республики (1918—1920 гг.) в то нелегкое и про­тиворечивое время.

На основании глубокого изучения и анализа первоис­точников, а также специальной литературы, автором дана подробная и объективная картина событий сложнейшего периода в истории Армении, того самого, на долю которого пришлось провозглашение столь долгожданной, но такой кратковременной независимости, к которой шел наш народ долгие шесть столетий.

[Pandukht]

Не так давно в теме «Армянский костюм» всплыло имя ирландского журналиста Эмиля Диллона. Хочу предложить Вашему вниманию статью Эмиля Диллона «Положение дел в Турецкой Армении». Статья написана в 1884 году, но многие исторические параллели в ней отчетливо прослеживаются.

Эмиль Диллон

Положение дел в Турецкой Армении

I.

Существует премилый рассказ о маленькой девочке, которая, боясь оставаться спать в темной комнате, просила мать не уносить свечи, пока она не заснет. «Чего ты боишься, милая?» — спросила строгая родитель­ница. «Темноты», - отвечал ребенок. «Но помни, дорогая моя, что Бог здесь в комнате с тобою, а Бог есть свет». Молчание, последовавшее за этой догматической сентенцией, по-видимому, показывало, что желаемое впечатление произведено, но вдруг молчание было нарушено нежным голоском: — «В таком случае, мама, возьми Бога и оставь свечу».

Отношение армянского населения Турции к цивилизованным народам За­падной Европы, со стороны которых жестокие пытки и кровавые избиения свое­временно вызывают обнадеживающие выражения справедливого негодования и морального сочувствия, представляют большое сходство с оборотом мыслей этого невинного ребенка. «Мы можем обойтись без вашего сочувствия и ваших соболезнований, если вы гарантируете нам безопасность жизни и имущества». Так рассуждает благодарный армянин. Беспристрастный посторонний наблю­датель, знакомый с ужасным положением страны и ее жителей, естественно пошел бы дальше и смело утверждал бы, что выражение сочувствия на публичных собраниях, за которым следует полная бездеятельность, не только хуже, чем действительная материальная помощь, но положительно вредно. Прежде турки не любили армян и Сасунская резня представляет яркий образчик силы чувства. Теперь после позорного унижения, которому подвергли их европейские друзья их жертв, турки ненавидят самое имя Армении и считают, что никакие насилия не могут удовлетворить их оскорбленного самолюбия. Когда иностранные консулы в Эрзеруме недавно обратили внимание вали (губернатора) на исключительно резкий случай несправедливости, он сказал драгоманам, что турецкое правительство и армянский народ находятся по отношению друг к другу в положении мужа и жены, и посторонние, питающие сострадание к жене, с которой муж дурно обращается, лучше бы сделали, если бы воздержались от вмешательства. И это замечание совершенно справедливо, если супруги предполагают жить вместе, потому что жестокий муж всегда может найти время и место, чтобы выместить злобу на своей беспомощной подруге. Именно это и происходит в настоящее время в Турецкой Армении.

На глазах русских, английских и французских делегатов в Муше, свидетели, имевшие мужество говорить правду представителям держав, заклю­чались в тюрьму, и ничья рука не поднялась, чтобы защитить их, и в на­стоящее время на расстоянии брошенного камня от иностранных консулов и миссионеров верноподданные армяне вешаются за ноги со связанными вместе волосами на голове и бороде, а тела их жгутся раскаленным железом и уродуются такими способами, о которых в Англии нельзя ни рассказать, ни дать понятие; при этом жены их в их присутствии подвергаются позору, а дочери на их глазах уводятся. И все, что филантропическая английская нация может предложить своим протеже, это красноречивое негодование и пустое сочувствие. Не лучше ли было бы замолчать Сасунскую резню и закрыть глаза перед ужасами смерти, чем раздражить турка до бешенства и затем предо­ставить ему свободно вымещать свою злобу на христианах, единственной за­щитой которых служит наше сентиментальное красноречие? По каким мотивам армяне относятся с благодарностью к Англии — это тайна, которая была бы неразрешима, если бы мы не понимали под благодарностью чувство, вызванное представлением о будущих благодеяниях. Ибо сущность результатов, достигнутых нашим вмешательством с 1878 года, с точки зрения чисто филантропической, заключалась в том, что в пяти армянских провинциях утвердилась зверская система управления, по сравнению с которой жестокости рабовладельческой системы южных штатов представляются незначительными злоупотреблениями. Мы торжественно уничтожили чистилище и заведомо содействовали устроению ада. Мы взялись наблюдать за тем, чтобы зло, порожденное дурным управлением в армянских округах Турции, было скоро и окончательно искоренено; и мы не только не выполнили этого обяза­тельства, которое добровольно взяли на себя, отказавшись доверить его России, но допустили, чтобы беспорядочная система дурного управления постепенно развивалась в дьявольскую политику беспощадного истребления; и мы допустили это, не решившись показать нашей силы, и не осмелившись признать собствен­ное бессилие. Даже Сасунская резня, вызвавшая такие бурные порывы негодования в народах, употребляющих английский язык, оказала единственное ощути­тельное влияние на наше последнее либеральное правительство, именно — побудила его увеличить число писем, телеграмм и консульских отчетов. Совершенно достоверно, хотя, быть может, не всем известно, что либеральный кабинет еще в прошлом сентябре месяце знал о главных фактах этой резни и не упустил никаких мер для того, чтобы скрыть эти факты до своей отставки; при этом достойно внимания, что злополучные армяне подвергнуты в настоящее время еще более жестокой травле и вивисекции. Мы все-таки беспечно ждем чего-то, чтобы подняться. Ответственность за эту позорную трату времени, как заявляют нам некоторые хорошо осведомленные политики, падает на плечи России, «подпольная интрига» которой делает, по их словам, бессильными энергические стремления Англии. Пресловутые козни «московских дипломатов» слишком хорошо известны, чтобы на них нужно было останав­ливаться, — туманного намека совершенно достаточно; можно быть уверенным, что догадливая публика сама нарисует себе вполне точную картину. Армянский вопрос имеет, несомненно, политическую сторону, в виду которой невозможно сказать, какое положение займет Россия, но естественно предполагать, что нынешний Царь будет руководствоваться в своей политике только соображениями справедливости и желанием добра. Могут, однако, не колеблясь сказать, что Великобритания должна рассматривать Армянский вопрос на почве или чистой политики, или исключительно гуманных побуждений. Мы не можем делать и то и другое. Мы не должны открыто предлагать милостыню и тайно пытаться получить ходячий процент на сумму, которая как будто была подарена нами; мы не должны, строя дом для бесприютного, требовать, чтобы этот дом служил нам самим защитой и преградой против наступления возможных врагов, с которыми мы продолжаем обращаться, как с друзьями и которых мы приглашаем к участию в этой постройке. Отношение России вполне корректно; более того, она весьма благосклонна, ибо она оказала гостеприимство почти 20 тысячам армянских беглецов, между тем как мы, несущие нравственную ответственность за невообразимый хаос, существующий у ее границ, оттолкнули страдальцев, выразив им пустое, но шумное сочувствие и надавав им громкие обещания. Между тем обязанность этой страны в высшей степени проста; мы должны или быстро положить конец ужасам турецкой Дагомеи, или публично признать свою неспособность выполнить наши обязательства в Армении и тем отступить от гигантской задачи поддержания целости Турецкой империи в Азии. Если мы сделали серьезную ошибку, возбудив прошлой зимой Армянский вопрос прежде, чем удостоверились, что можем удовлетворительно разрешить его, то мы совершаем почти преступление, давая туркам необходимое время для выполнения их преступных планов и упорно отказываясь взглянуть фактам прямо в глаза. Те, которые знакомы с положением пяти провинций и их христианского населения, без колебания присоединятся к такому взгляду на вопрос; для тех же, которые не обладают таким знакомством, следующий краткий очерк может быть поучительным.

[Spirit_martial]

Теперь у армян есть собственное государство и армия. Наш народ не беззащитен перед турками и их выблетками с Апшерона.

[Pandukht]

II.

Владычество турок в Армении фактически началось в 1849 году, когда Осман-паша нанес соuр dе grасе зверской власти курдских деребеков в 5 юго-восточных провинциях (Ван, Битлис, Муш, Баязет и Диарбекир). Этот длинный промежуток времени, почти в 50 лет, разделяется совер­шенно ясно на два периода: период позорного управления (1847 — 1891) и период (после1892) открытого истребления. Советы и убеждения могут иметь большое значение как средство против злоупотреблений, вытекающих из первой системы; но против последней действительна только сила. В этом смысле взгляд, высказанный недавно по этому предмету лордом Салисбюри, совершенно верен. В 1891 году Блистательная Порта, опасаясь серьезных затруднений для себя от обещанного введения реформ в Армении и возможной во время войны враждебности христиан, живущих в провинциях, пограничных с Россией, решила убить двух зайцев одним выстрелом и организовала, так называемую, кавалерию Гамидие, составленную исключительно из курдов. План, пред­ложенный некоторыми высшими сановниками империи, заключался в том, чтобы вытеснить армян из пограничных земель, как, например, Алашкерт, и за­менить их магометанами, чтобы число их во всех пяти провинциях было сокращено до таких размеров, при которых исчезла бы надобность в специальных реформах для армянского населения и чтобы в случае войны курды действовали как противовес казакам. Эта открытая политика истребления была точно осуществляема и значительно расширена с того времени, и если ей не положат скорого конца, то она, без сомнения, приведет к окончательному разрешению армянского вопроса; но это разрешение будет позором для христианства и презрительной насмешкой над цивилизацией. Курды, записанные в войска, были оставлены в своих родных местах, освобождены от службы, снабжены оружием, облечены неприкосновенностью посланников и обеспечены жалованием, которое уплачивалось с регулярностью, характеризующей Блистательную Порту. И они исполнили свою миссию с щепетильной точностью: грабили богатых армян, разрушали дома, жгли хлеб и корм, уничтожали деревни, резали скот, уводили молодых девушек, позорили замужних женщин, истребляли целые поселения и убивали всех, кто был настолько мужествен или безрассуден, что пытался оказать противодействие. Армяне принадлежат теперь к самым бедным и несчастным народам на земном шаре. Но, быть может, турецкие власти не предвидели, а турецкое правосудие не одобряет этих результатов? Напротив, власти не только ожидали таких последствий, но содействовали и помогали тем, которые производили их; они побуждали и вознаграждали виновников; и когда какой-нибудь армянин осмеливался жаловаться, то чиновни­ки, которым он платил за то, что они должны были защищать его, не только не слушали его, но заключали его в грязную тюрьму, мучили, оскор­бляли самым ужасным и необыкновенным образом за его дерзость и нахальство. Теперь доказано, что Сасунская резня была сознательным делом представителей Блистательной Пор­ты, — делом, которое было заботливо подготовлено и беспощадно выполнено, несмотря на то что эти ужасы вызывали содрогание даже в курдских разбойниках и чувство сострадания даже в сердцах турецких солдат. Следовательно, жаловаться на необеспеченность жизни и имущества в Армении, до тех пор, пока эта страна находится под безответственным управлением Блистательной Пор­ты, это все равно, что солдату жало­ваться на серьезную опасность от неприятельских пуль во время кровавого столкновения. Результат, со­ставляющий предмет жалоб, являет­ся именно той целью, к которой стремятся, и совершенство, с которым достигается этот результат, служит убедительным доказательством действительности употребляемых мер. Один выдающийся иностранный государственный деятель, обыкновенно считающийся убежденным туркофилом, недавно заметил в частном разговоре со мною, что турецкое владычество в Армении можно было бы правильно опре­делить, как организованное разбойничество, узаконенное убийство и вознагра­ждаемая безнравственность. Протесты против этой системы могут быть справедливы и уместны, но их едва ли можно считать полезными. Филантроп при посещении тюрьмы может испытать большое огорчение, увидев, что у одного из заключенных связаны руки и ноги, но он едва ли будет тратить время на принесение жалобы по этому поводу, если узнает, что этот арестант присужден к смерти и скоро будет повешен. Первый шаг к осуществлению плана истребления заключался в том, чтобы систематически разорить народ. Это естественно в стране, где чиновники по восьми или десяти месяцев ждут своего жалованья и затем должны до­вольствоваться только частью того, что им следует. «Я не получал и одного пара в течение двенадцати недель; я не могу даже купить себе платья», — воскликнул чиновник, которому поручено было следить за мною день и ночь в Эрзеруме. «Платили ли вам правильно жалованье?» — спросил я начальника телеграфной конторы в Кутеке. «Нет, эффенди, — отвечал он, — теперь я не получал ничего в течение восьми месяцев; впрочем, я получил месячное жалованье на байрам». — «Как же вы живете в таком случае?» — «Бедно». — «Но ведь вам нужно же хоть сколько-нибудь денег, чтобы не умереть с голо­ду?» — «Конечно, я имею несколько денег, но недостаточно. Аллах милостив. Вы сами теперь дали мне немного денег». — «Но ведь эти деньги не для вас, они заплачены за телеграмму и принадлежат государству». — «Я беру эти деньги себе в возмещение жалованья, это составит не очень много, но, сколько бы денег ни составилось таким образом, я кладу их себе в карман». Эти люди, конечно, мелкие чиновники, но их положение по существу не отличается от положения их начальников: судьи, офицеры, вице-губернаторы, вали и т. д., и т. д. находятся в таком же безденежье, но и отличаются нередко боль­шою жадностью. Тасик-паша, бывший генерал-губернатор Битлиса, представляет отличный образчик высокого турецкого сановника эпохи истребления. Он имел обыкновение заключать в тюрьму множество богатых армян без всякого основания к обвинению в чем-нибудь или хотя бы какого-нибудь предлога. Затем им предлагалась свобода за большие суммы, представляющие большую часть их состояния. Отказ от платежа имел своим последствием для заключенных такое обращение, по сравнению с которым пытки, применявшиеся к евреям в средневековой Англии или мучения евнухов принцессы Уды в современной Индии, представляются мягкими и благотворными наказаниями. Некоторые заклю­ченные должны были держаться на ногах целый день и целую ночь, причем им не давали ни есть, ни пить и запрещали двигаться. Если они теряли силы и сознание, то холодная вода или раскаленное железо скоро приводили их в себя, и пытка продолжалась. Так как время и настойчивость были на стороне турок, то вообще кончалось тем, что армяне обыкновенно жертвовали чем угодно, чтобы только спастись от страшных страданий. Им приходилось или принести в жертву все, или сделаться самим жертвами, и они, конечно, вы­бирали наименьшее из зол. В вилайете Битлиса несколько сот армян, имевшие деньги, скот и хлеб, подверглись произвольному аресту и были освобождены за крупную взятку. Некоторые из них не в состоянии были тотчас заплатить деньги, поэтому их держали в мрачных темницах до тех пор, пока они не добыли требуемой суммы, а некоторые из них были умерщвлены. Около ста армян погибло в одной Битлисской тюрьме. Следующая петиция с подписями была отправлена мне и, если не ошибаюсь, то одновременно также иностранным делегатам в Муше; эта петиция, исходившая от одного хорошо известного человека, имя и адрес которого я сообщаю, поможет составить себе идею о том, как вали Битлиса управлял своими провинциями и в то же время благодетельствовал: «Мы, служившие турецкому правительству с безусловною верностью, подвергаемся особенно в последние годы, дурному обращений и гнету то со стороны правительства, то со стороны курдских разбойников. Так, в прошлом году (1894) я был внезапно арестован в моем собственном доме турецкой полицией и жандармами, которые отвели меня в Битлисскую тюрьму, где я подвергся оскорблениям и самым ужасным пыткам. Просидев там четыре месяца, я был освобожден под условием, что заплачу 440 фунтов стерлингов. Для таких действий не было представлено никакого основания или повода. По возвращении домой, я нашел свое хозяйство в беспорядке, свои дела расстроенными и мои средства к жизни исчезли. Моя первая мысль была обратиться к турецкому правительству с просьбой о возмещении моих потерь, но я отказался от этого плана, чтобы не подвергнуться осуждению. Услышав, что вы явились в Армению для того, чтоб исследовать положение народа, я умоляю вас именем Бога отметить мое дело. Подписано: Богос Дарманян из деревни Икнакаджиа в казе Манаскерд». В 1890 году старшина деревни Одантжиор в Буланике, по имени Абдал, был богатым человеком по понятиям, господствующим в этой местности. У него было 50 буйволов, 80 быков, 600 овец, не считая лошадей и прочего. Женщины его семьи носили золотые украшения в волосах и на груди и он платил 50 фунтов стерлингов налогов в казначейство. Это было в 1890 году. В 1894 году он был бедным поселянином, хорошо знакомым с нуждой и подвергавшийся голодной смерти. Его селение и жители всего округа подверг­лись грабежу, у них отняли решительно все, между тем как турецкие власти смотрели на это грабительство с одобрительною улыбкой. В течение 1894 года в округах только Буланика и Муша более 10 тысяч голов рогатого скота и овец были уведены курдами. Эта система господствовала во всей стране; раз­ница сводится только к подробностям, зависящим от местных условий, но средства и цель никогда не изменялись. В результате благосостояние совершен­но исчезает и быстро распространяется нищета, которая достигает таких размеров, так безнадежна и так ужасна по своим нравственным и физическим действиям, что жертвы ее охватываются тем диким мужеством, приближающимся к безумию, которое всегда возникает под влиянием отчаяния (Я писал в другом месте о сравнении между благоденствием армян, живших в эпоху дурного управления, и негодованием тех, которые томятся в нынешнюю эру истребления; но этот интересный предмет никогда не был рассмотрен с необходимою пол­нотой. Прим. Автора). Между вали или генерал-губернатором и заптием или сборщиком по­датей существует много ступеней административной лестницы и к каждой из них и ко всем им вместе взятым прилипает часть имущества предприимчивых армян. Без сомнения, существуют худшие бедствия, чем потеря иму­щества, и бесстрастные англичане скорее приберегут свое сочувствие для тех, которые испытали такие бедствия. Но без сомнения, и утрата имущества — не малое бедствие, когда причиной его является не преступление, случай или беспечность, а бесстыдная и наглая несправедливость, и если потерпевший имеет семью в 15 или 20 человек. Следующие факты показывают, что потеря имуще­ства очень часто влечет за собой гораздо большие бедствия. В июле 1892 года один капитан кавалерии Его Величества Гамидие, по имени Идрис, — гордость племени Гасснакли, явился со своим братом требо­вать корма от жителей Гаменшейка. Они обратились к двум армянским старшинам Ало и Хачадуру и приказали им приготовить требуемое сено. Те отвечали, что у них во всей деревне не найдется такого количества сена. «Доставьте сено без разговоров, или я застрелю вас», - сказал Идрис. «Но его не существует, и мы не можем создать его». — «Ну, так умрите», - закричал доблестный капитан и тут же на месте, убил армян. Против Идриса подана была формальная жалоба, и каймакам, к своей чести, арестовал его и продержал в тюрьме 4 недели, но затем, когда благородный курд дал обычную взятку, его выпустили на свободу. В том же округе Буланика и в том же году было совершено также, открыто и безнаказанно около 30 подобных убийств.

[Pandukht]

III.

Сначала армяне были склонны жаловаться, когда их родственники или друзья подвергались убийству; ими руководила при этом надежда, что хотя в некоторых случаях правосудие покарает убийство и таким образом устрашит других. Но они скоро отказались от этой системы, потому что на них повлияли факты вроде следующего: в июле 1892 года один курд, по имени Ахмед-Оглы-Батом, приехал в Говандук (округ Кнусс) и увел с собой четырех волов, принадлежавших одному армянину, по имени Муко. В 1892 году закон, запрещающий христианам носить оружие, еще не соблюдался со всей строгостью, и Муко, имея револьвер и видя, что курд также намерен стрелять, прицелился и спустил курок. Оба выстрела раздались в одно мгновение и оба человека упали мертвыми на месте. Затем произошло следующее: девятнадцать армян этого селения, из которых никто не имел представления о случившемся, были арестованы и затем им объявили, что их выпустят, если они заплатят большую взятку. Десять из них заплатили и были немедленно освобождены; остальные же, отказавшиеся исполнить это требование, еще долго содержались в тюрьме. Из курдов же никто не был привлечен к ответственности. «Разве магометане должны подвергаться наказанию за убийство армян? — сказал мне один курдский разбойник, состоящий при этом офицером Гамидие: — это невозможно». В самом деле, возможно ли это? Магометанскому уму представляется вполне естественным и понятным (потому, быть может, что это обычное явление), чтобы родственники убитых подвергались строгому наказанию за то, что они жалуются на тех, которые сделали их вдовами и сиротами. В августе 1893 года курды Джибрани напали на селение Каэкик, разграбили его и ранили купца, по имени Оаннес, который был занят своим делом в лавке. На другой день Оаннес явился к вице-губернатору (каймакаму) в Кнуссаберде и принес ему жалобу, но каймакам заключил его в тюрьму, обвиняя во лжи. Страдания, которым он подвергся в этом очаге тифозной горячки, превосходят всякое воображение, но это уже другая история. Через восемь дней его соседи привели к каймакаму курда, который подтвердил их заявление о том, что Оаннес действительно был ранен, как он рассказывает, и что он не лжет. Тогда и только тогда дозволили пришедшим заплатить взятку в 10 фунтов за освобождение Оаннеса. Жители Кртабоза (селение в Бассене) рассказали мне несколько ужасных историй о том, что им пришлось вытерпеть от курдов, которые увели у них 23 быка, 28 лошадей, 60 коров и 20 овец. Одна из этих историй, иллюстрирующая способы турецкого правосудия, даст читателю представление о всех этих рассказах. "В истекшем мае месяце (1894 г.) 12 конных гамидие напали на наше селение и схватили нашего священника Тер-Давида. Они обещали освободить его, если он заплатит 6 фунтов. Он занял эту сумму, отдал ее курдам и был освобожден; при этом солдаты стреляли по другим жителям селения, которые убежали. На другой день Гиль-Бек отправился в Гассанкале, чтобы жаловаться властям. Там он подвергся оскорблениям, его назвали лжецом и арестовали. Просидев сорок дней в ужасном вертепе, называемом тюрьмой, он получил дозволение заплатить 7 фунтов в виде взятки и тогда идти домой". Христианин, потерпевший от магометан, не имеет никаких средств добиться правосудия и не потому, чтобы судьи были беспечны или недеятельны, но потому, что они сознательно стремятся к этому. Доказательство этого мнения, если только требуется какое-нибудь доказательство, заключается в том, что жалобщики сами подвергаются наказанию за то, что свидетельствуют против своих обидчиков. Но если курд или турок является жертвой преступления или хотя бы несчастного случая, энергия правительственных чиновников не знает границ. Весною прошлого года, когда снег начал таять и вода поднялась высоко в реках и потоках, несколько бедных курдов шли по берегу реки около Хусснакара. Это были бедные нищие, просившие милостыню и боровшиеся с нуждой. Во время попытки перейти в брод реку они были унесены течением и утонули. Вследствие этого против поселян было начато дело по обвинению их в убийстве курдов и четыре армянских старшины были арестованы и посажены в тюрьму в Гассанкале; при этом нисколько не скрывали цели этого несправедливого обвинения. По истечении семи или восьми месяцев армянам сказали, что арестованные будут выпущены на свободу за взятку в 75 фунтов. Деньги эти были собраны по мелочам и уплачены начальству, после чего заключенные были освобождены. Я сам видел двух из них — Атама и Доно. Налоги, собираемые с армян, чрезмерно велики; взятки, которыми всегда сопровождается их взимание, берутся заптиями и могут достигать невероятных размеров, принимая самые отвратительные формы; что же касается способов, при помощи которых происходит собирание податей, то они сами по себе составляют достаточное основание для уничтожения оттоманскаго господства в Армении. Для того чтобы привести подходящий пример различного уровня обложения христиан и магометан в городах, достаточно будет сказать, что в Эрзеруме, где существует 8 тысяч магометанских домохозяйств, мусульмане платят 395 тысяч пиастров, между тем как христиане, которых по числу домохозяйств насчитывается только 2 тысячи, вносят 430 тысяч пиастров. В сельских округах все без исключения очень высоко обложено правительством, но самое тяжелое податное бремя, взимаемое на законном основании, легко по сравнению с вымогательствами заптиев. Предположим, например, что семья должна платить 5 фунтов, которые она и вносит должным образом. Но заптии требуют еще 3 или 5 фунтов для себя; им решительно отказывают в этом; начинаются переговоры, сопровождаемые резкими и оскорбительными выражениями, и спорящие сходятся, наконец, на 1 фунте. Но заптии не могут успокоиться: через неделю они возвращаются и снова требуют те же налоги. Армяне выходят из себя, протестуют и показывают расписку, но заптии смеясь, заявляют, что предъявляемый документ не расписка, а несколько стихов из одной турецкой книги. Поселяне ссылаются на свою бедность и умоляют о пощаде. Жадность, а не сострадание, побуждает заптиев согласиться на 3 фунта, но этих денег не оказывается наготове. Тогда заптии требуют, чтоб им предоставили молодых женщин и девушек семьи для удовлетворенья своих грубых влечений, и отказ влечет для несчастных в виде наказания такие мучения, от описания которых приходится воздержаться ради приличия и чувства гуманности. Похищение и всякого рода грубые оскорбления, могущие возникнуть только в больном уме восточных развратников и непонятные обыкновенному европейцу, а иногда даже убийство завершают инцидент. Я видел жертв этих представителей Блистательной Порты и говорил с ними; я осматривал их раны, расспрашивал их семьи, обращался к их священникам, преследователям и тюремщикам (некоторые из них посажены в тюрьму за то, что принесли жалобы) и я без колебания утверждаю, что подобные ужасы составляют не только действительные факты, но явления часто случающиеся. Нижеследующее представляет перевод подлинного документа, находящегося у меня в руках; этот документ за подписью и печатью жителей Меликана (каза Кеги) не далее как 26 марта нынешнего года был отправлен к его преосвященству, ученому и святому иерарху архиепископу Эрзерумскому, который пользуется уважением, как друзей, так и врагов: «Много времени тому назад 4 или 5 заптиев, которым поручено было собирание государственных налогов, избрали нашу деревню своей главной квартирой и заставляют жителей прилегающей местности являться сюда для уплаты податей. Эти заптии едят, пьют и кормят своих лошадей на наш счет, не скрывая, что они решили довести нас до нищенства. Недавно 7 других заптиев, не имеющих даже предлога в форме собиранья податей, явились в нашу деревню, избили жителей, оскорбили христианскую религию и опозорили наших жен и дочерей; затем они схватили трех человек, заявляющих протесты, по имени Погос, Мардиг и Крикор, связали их двойною цепью и повесили на брус за ноги. В таком положении они оставили несчастных, пока у них из ноздрей не пошла кровь. После такой пытки эти три человека заболели. Между тем заптии публично заявили, что руководились в своих действиях только специальными приказаниями начальника полиции. В виду изложенного, мы обращаемся к правосудию, чтобы оно спасло нас от этого невыносимого положения. Жители селенья Меликан, каза Кеги. Подписано: Катгере 26 марта 1895». Вот другая петиция от другого селения той же каза, также направленная к архиепископу Эрзерумскому: «Несколько заптиев, под предлогом сбора податей, прибыли в наше селенье в 5 часов по турецкому времени (около 10 часов пополудни), взломали двери наших жилищ, ворвались во внутренние комнаты, схватили наших жен и детей, бывших полураздетыми и выбросили их на улицу вместе с постелями. Затем они крайне жестоко били их. Наконец, выбрав более 30 из наших женщин, они заперли их в сарай и исполнили над ними свое преступное желание. Прежде чем удалиться, они, по своему неизменному обыкновению, захватили всю пищу и весь корм, который был у нас. Мы просим вас обратить ваше внимание на эти факты, и умоляем об императорской милости. Жители деревни Арек, каза Кеги. Подписано: Мурадян, Россян, Берговян, Мелконян. 26 марта 1895». Я сам находился в доме одного армянского поселянина в деревне Кипри-Кие, когда туда явились несколько конных заптиев; они вызвали хозяев и грубо потребовали, чтоб им дали поесть, накормили лошадей и устроили ночлег. Я не знаю, чего бы еще они потребовали, но я выручил из затруднения моего хозяина, заявив, что я снял все его помещение на ночь. Неудивительно, если поселяне Кнусского округа жалуются в петиции, которую они просили меня представить «благородному и гуманному английскому народу», на то, что страна, некогда благоденствовавшая и плодородная, теперь опустошена, разорена и сожжена». Вот каковы те ужасы, о которых некоторые просвещенные англичане говорят в таких легкомысленных выражениях: «Эти армяне и курды вечно ссорятся между собой и, конечно, при обычном положении дел в этой стране безразлично, будет ли пролито немного больше или меньше крови». Это замечание справедливо в том смысле, что овцы и волки находятся в постоянной войне друг с другом; но этим справедливость приведенных слов и ограничивается. Армяне от природы миролюбивы: в сельских округах они страстно преданы земледелию; а в городах совершенно поглощены торговлей. Но чтобы их враждебное отвращение к кровопролитию не было подавлено чувством долга, инстинктом самосохранения, и глубокой привязанностью к близким и дорогим для них существам, им запрещено иметь оружие, и мучения, которым подвергают немногих нарушителей этого закона, вызвали бы краску стыда на щеках соотечественника Конфуция (Один из состоятельных жителей Прхосса около озера Нацига (округ Аклат) явился в этом отношении счастливым исключением. Правда, у него не было ружья, но его заподозрили в том, что оно у него имеется. Дом его был обыскан, пол поднят, чердак осмотрен, но без результатов. Тогда его арестовали на месяц и дозволили ему купить свою свободу за 70 фунтов, причем он дал подписку в том, что никогда не имел никакого огнестрельного оружия). Армяне должны рассчитывать только на защиту турецких солдат и турецкого закона. Характер защиты, которую оказывают императорские войска, достаточно обнаружился в минувшем августе и сентябре в Сасунском округе, на склонах Фафркара и высотах Андока, в деревнях Дальвокира и долине Геллиегузана. Селенья Оданджар, Гамзашейк, Какарлуб, Карагюль, процветавшие и пользовавшиеся благосостоянием в 1890—91 годах, не имели ни одной овцы, ни одного буйвола и ни одной лошади в 1894 году. Хлева и конюшни были пусты, а пепел 70-ти громадных стогов хлеба досказывал эту печальную историю. Это было дело курдов, друзья которых, турецкие солдаты, были расквартированы в числе 200 конных в Ионджали, в получасовом расстоянии от Оданджара, в таком же числе — в Копе и 100 человек — в Шекагубе. Войска действительно оказали защиту, но только курдам и в вознаграждение получили часть добычи. Защита, которую дает турецкий закон, носит такой же характер, но только несравненно более гибельный для армян, которым приходится прибегать к нему. Два-три примера, подтвержденных толпой свидетелей, прольют достаточно света на странные формы турецкого правосудия в армянских провинциях. Кеворк Вартанян из деревни Манкассар (санджак Алашкерт) между прочим, показал следующее: «В 1892 году один курд, по имени Антон, сын Кереваша (из племени Тшалала) явился со своими товарищами в мой дом и взял 5 фунтов золотом, которое я сберег для того, чтобы купить на них семена. Я подал на него жалобу, но начальство презрительно отвергло ее. Антон, узнав о моей попытке привлечь его к ответственности, явился однажды ночью с 12 людьми, взобрался на крышу и выстрелил через отверстие. Пуля попала в мою сноху, Иезеко, которая тут же упала мертвой. При этом же случае были убиты два ее мальчика и мой двухлетний ребенок, Миссак. Затем курды вошли в дом и забрали мебель, платье, четырех волов, и четырех коров (Коровы, лошади и другой скот часто стоят в том же помещении, где живут и спят хозяева. Я провел много беспокойных ночей в большой комнате вместе с лошадьми, буйволами, быками, овцами и козлами). Я поспешил в деревню Каракилиссе и жаловался Рахиму-паше. Выслушав меня, он сказал: «Курды гамидие — слуги султана. Поступать так это их право. Вы, армяне, лжецы». Нас арестовали и выпустили только тогда, когда мы заплатили 2 фунта золотом. На следующую зиму в нашу деревню явились 200 солдат под предводительством самого Рахима-паши. Он нам сейчас же заявил, что жаловаться на действия курдов незаконно. Затем он поместился у нас со своими войсками и потребовал, чтобы мы ежедневно доставляли им 8 овец, 10 мер ячменя, кроме яиц, живности и масла. В течение 40 дней жители нашей деревни доставляли эти продукты безвозмездно, получая за труды ругательства и удары. Рахим-паша рассердившись на своего хозяина Перу за то, что он ворчал, велел разогреть медную посуду и, когда она накалилась, поставил ее на голову Пера. Затем он раздел его догола и щипцами вырвал куски мяса из его дрожащих рук. Едва эти разбойники покинули нашу деревню, как Аине-паша с 60 конными занял их место. Увидев, что у нас не осталось больше овец, они убивали и ели наших коров и волов и, причинив нам много страданий в течение 6 дней, они уехали. К кому мы могли обратиться с нашими жалобами, если в наших глазах законные власти сами совершали подобные деяния? Нам оставалось только покинуть страну, что мы и сделали». Вот другой случай, жертвою которого была жена армянского миссионера-протестанта, г-жа Сукиасян из деревни Тодоверан (округ Бассен). Я лично знаком с этой семьей и имею у себя портреты всех ее членов, в том числе и госпожи, которая впоследствии была умерщвлена. "12 сентября 1894 года, — сообщил Арменак Сукиасян, сын убитой, — мы сидели за столом в доме моего отца, как вдруг вбежал мальчик и сказал нам, что турки и курды явились, чтобы напасть на нас, христиан. Мой брат пошел на другую сторону улицы, где находилась его лавка, чтобы взять револьвер. Между тем 16 курдских всадников въехали на улицу, взобрались на крыши и начали стрельбу. Мы забаррикадировали дверь, но они выломали ее. Пуля попала моей матери в шею, но не нанесла ей серьезной раны. Она находилась на крыше и защищалась, бросая камни. В это время один магометанин поднял ружье, прицелился и выстрелил. Пуля попала в щеку и вышла под ухом, вырвав часть лица. Она упала, мы внесли ее вовнутрь и дали ей воды, которую пришлось влить, подняв верхнюю челюсть. На следующее утро она умерла. Мы жаловались, но никто не подвергся наказанию". Еще один типичный пример, и я окончу с этой частью предмета. Случай, о котором я намерен рассказать теперь, почерпнут не только из сообщений заинтересованных сторон, но также из официальных отчетов, подписанных, с приложением печати, правительственными чиновниками, которых я сам видел. Он лучше самой красноречивой диатрибы освещает состояние турецкого правосудия и служит полезнейшим уроком для тех, которые до сих пор честно верят турецким обещаниям. В июне месяце 1890 года селенье Алиджакрек было сценой двойного преступления. Армянские пастухи, пасшие деревенские стада, прибежали в сильном волнении, прося помощи. "Курды Ибиль, Оглу и Ибрагим явились со своими овцами и согнали нас с деревенского пастбища". Это одно из заурядных явлений сельской жизни в турецкой Армении. Четыре молодых человека выступили, чтобы начать переговоры с мусульманами и заявить о своем праве собственности; но едва они дошли до места, как курды открыли огонь и тут же убили одного из юношей, по имени Госеп. Другой был смертельно ранен; его имя Гарутюн. Их товарищи в ужасе убежали в деревню; поселяне в страхе бросили работу; сельский священник и несколько главных представителей местного населения бросились к месту, где происходило убийство; другие — побежали, чтобы предупредить жандармов. Действительно заптии (жандармы) в сопровождении одного чиновника не замедлили явиться. Они нашли Госепа мертвым, а сельского священника Тер-Оганеса читающим отходную умирающему Гарутюну. Они прекратили молитву и угрожающе спросили: «Где курды, которые совершили убийство?» — «Они скрылись», - был ответ. — «Да, вероятно, вы, собаки, убили их и зарыли подальше от глаз. Я всех вас арестую (обращаясь к священнику) — и вас также!» И их всех повели в Гассанкале, где они были заключены в отвратительную темницу. Через некоторое время их перевели в эрзерумскую тюрьму. Сельский священник Тер-Оганес был состоятельным человеком. Процесс систематического разорения тогда только начинался. Его брат, Карапет, и их 10 товарищей по несчастью также были достаточными людьми, и властям желательно было перевести их имущество в другие руки. Поэтому они оставили армян в смрадной тюрьме. Время тянулось медленно, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, так что, казалось, их совершенно забыли. Их семьи находились в постоянной агонии страха, дела их пришли в полное расстройство, здоровье оказалось в конец подорванным. В этом адском состоянии они провели год — самый ужасный период их жизни. Тогда они начали почтительнейше ходатайствовать перед своими гонителями, чтобы те помогли им добиться освобождения и просили назначить цену. Условия были установлены и им посоветовали послать курдов для розыска убийц, в убийстве которых были обвинены армяне. «Если их найдут, вы будете освобождены». Цена этого совета и расходы по осуществлению его достигли почти 400 фунтов стерлингов, которые были добыты армянами. Розыски, конечно, увенчались успехом, потому что курды и турки, убившие христиан, не имеют надобности скрываться и приходить в уныние. Все, что они сделают — хорошо. Герои этой истории оказались солдатами в одном из батальонов любимой кавалерии султана — гамидие Алашкертского округа. Они сознались в своем преступлении, и целая толпа свидетелей, разумеется, турок и курдов, потому что свидетельство христиан не принимается, дали на суде показания в пользу 12 армянских узников, которые и были затем освобождены, разоренные и с надорванным здоровьем. Судебный приговор гласил, что армяне, обвиненные в убийстве нескольких курдов, убивших двух армянских поселян, доказали свою невинность, так как упомянутые курды оказались живы и здоровы и были разысканы на службе главы правоверных в войсках гамидие. Убийцы-курды, из-за драгоценных жизней которых было поднято столько шума, остались нетронутыми и до сих пор еще продолжают служить Его Величеству султану с тем же усердием и таким же презрением к последствиям, как и раньше. Собака будет лаять, если в ее присутствии застрелят другую собаку. Эти же армяне даже не жаловались; они просто пригласили на место преступления представителей закона и правосудия, а последнее обошлись с ними как с убийцами. Христиане в Армении не смеют рассчитывать на такое отношение к себе, каким пользуются собаки со стороны хороших хозяев.

Edited June 25, 2008 by Pandukht

[Pandukht]

IV.

Рассказы, передаваемые вообще о курдских офицерах гамидие и в частности одна из таких историй относительно офицера Мостиго, казались мне до такой степени невероятными, что мне стоило немало труда, чтобы проверить их. Узнав, что этот Фра-Дьяволо был арестован и содержится как опасный преступник в Эрзерумской тюрьме, где ему, по всей вероятности, предстояла виселица, я решил, если возможно, добиться свиданья с ним, чтобы узнать истину из его собственных уст. Моя первая попытка окончилась неудачей. Мостиго, как закоренелый убийца, находился под особенно строгим надзором, и если бы я привел в исполнение мой первоначальный план — посетить его переодетым, я не остался бы в живых. После трехнедельных хлопот, мне удалось, наконец, при помощи кошелька, расположить в свою пользу тюремщика. Затем я вступил в переговоры с самим разбойником, и результатом моих стараний было соглашение, по которому Мостиго получил дозволение тайно выйти из тюрьмы в ночное время и провести 6 часов в моей комнате, после чего он должен был вернуться в свою темницу. Когда наступил назначенный день, тюремщик отказался от исполнения договора на том основании, что Мостиго, зная, что участь его решена, вероятно, убежит, как только выйдет из пределов тюрьмы. После некоторых дальнейших переговоров, однако, я согласился оставить за него двух заложников, в том числе одного курда, жизнью которого разбойник не рискнул бы даже ради своей собственной. Наконец, он явился ко мне ночью, пробравшись по крышам, чтобы не быть замеченным полицией, которая постоянно держалась у моих дверей. Он провел у меня всю ночь, и я показал его двум наиболее почтенным европейцам в Эрзеруме; кроме того, чтобы мой рассказ не мог вызвать никаких сомнений, я сам утром снялся с ним на фотографической карточке. Рассказ, переданный мне этим курдским аристократом, представляет замечательнейшую иллюстрацию турецкого режима в Армении. Здесь не место передавать этот рассказ целиком. Одного или двух коротких извлечений будет достаточно. Вопрос. Мостиго, я желал бы услышать из ваших собственных уст о ваших удивительных деяниях и записать ваш рассказ. Я хочу сообщить об этом европейцам. Ответ. Да, да. Сообщите о них 12-ти державам (то есть всему свету). У Мостиго, очевидно, не могло быть мысли о нравственных последствиях или страха судебной кары. И, тем не менее, факт возмездия был налицо. Мостиго был приговорен к смерти. Желая выяснить этот пункт, я продолжал: — Мне очень прискорбно видеть вас в тюрьме. Давно ли вы в заключении? Ответ. Мне это также очень прискорбно. Пять месяцев, но это время кажется вечностью. Вопрос. Кажется, в том виноваты армяне? Ответ. Да. Вопрос. Мне рассказывали, что вы перебили огромное число их, уводили их жен, сжигали их селенья, и вообще жестоко пробирали их? Ответ (презрительно). Это не имеет ничего общего с моим тюремным заключением. Я не был бы наказан за ограбление армян. Мы все это делаем. Я редко убивал их, за исключением тех случаев, когда они сопротивлялись. Но армяне выдали меня, и я попался. Вот что я имею в виду. Если меня повесят, то за нападение на турецкий пост и ограбление его, а также за изнасилование жены турецкого полковника, находящегося теперь в Эрзеруме. Но совсем не за армян! Что они такое, чтобы я пострадал из-за них? Рассказав несколько своих приключений, во время которых он подвергал насилию христианских женщин, убивал армянских поселян, ограбил пост и бежал из тюрьмы, он сказал: «После этого мы совершили большие дела, такие, которые удивили бы 12 держав. Мы нападали на селенья, убивали тех, которые могли бы нас убить, грабили дома, захватывая деньги, одеяла, овец и женщин и нападали на путешественников... Смелы и велики были наши дела, и люди много говорили о них». Выслушав рассказ о многих из этих «великих дел», из которых некоторые стоили жизни 50 человек, я спросил: - Оказывают ли вам когда-нибудь армяне сопротивление, когда вы уводите их скот и женщин? Ответ. Нечасто. Они не могут, потому что у них нет оружия, и им хорошо известно, что убей они нескольких человек из наших, другие курды явились бы и отомстили за нас, так что армяне ничего не выиграли бы. Когда же мы убиваем их, никто этим не возмущается. Турки ненавидят их, мы же не питаем к ним ненависти. Нам нужны только деньги и добыча; а некоторые курды хотят также захватить их земли; турки же жаждут их крови. Несколько месяцев тому назад я напал на армянское селенье Кара-Клириу, и увел всех овец. Я не оставил там ни единой штуки. Жители в отчаянии на этот раз преследовали нас и несколько раз выстрелили по нам, но не причинили вреда. Мы угнали овец к Эрзеруму, чтобы продать их. Но по дороге нам пришлось иметь стычку около армянской деревни Шем. Поселяне знали, что мы увели скот их единоверцев, и напали на нас. Нас курдов всего было 5 человек, а их было много — вся деревня вышла против нас. Двое из моих людей, оба райи (Курды делятся на торенов или благородных, являющихся предводителями на войне и отдыхающих во время мира, и на райев, отдающих свою жизнь господам и находящихся в полной зависимости от них. Торен можетъ убить райю с такой же безнаказанностью, как и христианина), были убиты. Армянам удалось отбить 40 овец, остальные были удержаны нами и проданы в Эрзеруме. Вопрос. Убивали ли вы вообще много армян? Ответ. Да. Мы не желали этого. Нам нужна добыча, а не их жизни; от них нам нет никакой пользы. Но нам приходилось прибегать к пулям, чтобы усмирить их, когда они сопротивляются. Вопрос. Часто ли вы употребляли ваши кинжалы? Ответ. Нет, большею частью мы пользовались нашими ружьями. Нам нужно существовать. Мы добываем осенью столько хлеба и денег, сколько нам требуется на зиму. У нас есть скот, но мы не заботимся о нем. Мы отдаем его армянам, чтобы они смотрели за ним и кормили его. Вопрос. Но если они отказываются? Ответ. Тогда мы сжигаем их сено, хлеб и дома и уводим их овец; поэтому они не отказываются. Мы берем назад наш скот весною, и при этом армяне должны вернуть такое же число, какое получили. Вопрос. Но если число овец уменьшится от болезни? Ответ. Это дело армян. Они должны вернуть нам тот скот, который мы им дали, или равное число; и они это знают. Мы не можем нести потерь. Почему же они не могут взять их на себя? Почти все наши овцы от них. Выслушав целый ряд историй об их набегах, убийствах, грабежах и пр. и пр., я опять спросил его: «Можете ли вы, Мостиго, сообщить мне еще что-нибудь о ваших смелых деяниях для того, чтобы я довел о них до сведения 12-ти держав?» На что он дал следующий характерный ответ: «Однажды волку сказали: расскажи нам что-нибудь об овце, которую ты растерзал; а он ответил: я съел тысячи овец, о какой из них вы говорите? То же самое можно сказать о моих делах. Если б я говорил, а вы писали два дня подряд, все-таки многое еще оставалось бы недосказанным». Этот разбойник — курд, а курдам — имя легион. Ex uno disce omnes. И тем не менее курды оказались самыми мягкими из всех преследователей армян. Нуждаясь в деньгах, этот человек грабил; жаждая чувственных наслаждений, он подвергал позору женщин и девушек; защищая свою добычу, он убивал мужчин и женщин и, делая все это, он был вполне уверен в своей безнаказанности до тех пор, пока его жертвами были армяне. В таком случае, невольно спрашиваешь, значит, закона там не существует? Напротив, существует и даже очень хороший закон, если бы только он применялся; ибо стоило только Мостиго разграбить имперский пост и изнасиловать турецкую женщину — и он немедленно же был присужден к смерти. Поэтому законы, реформы и конституции, будь они составлены самыми мудрыми и опытными законодателями и государственными людьми, не стоят той бумаги, на которой они написаны, пока применение их будет вверено туркам без всякого контроля. Доказательством является жизнь и деятельность турецких чиновников в какой угодно период последних 50 лет. Вот, например, достойные подвиги энергического администратора, его прeвосходительства Гуссейна-паши, генерал-бригадира его величества султана. Этот рассказ может выдержать самую строгую проверку. Начальствуя над шайкой курдских разбойников, которая доходила в некоторых случаях до 2 тысяч человек, он постоянно тревожил мирных жителей провинции, грабя их, муча, насилуя и убивая, так что одно его имя вызывало у всех чувство ужаса. Армяне Патнотца так много терпели от его беззаконий, что они покинули свою деревню и переселились в Кара-Килиссе, где живет каймакам; тогда Гуссейн окружил значительной военной силой дом епископа Каракилисского и заставил его отправить народ обратно. Даже магометане были настолько возмущены его поступками, что мусульманский учитель Патнотца, шейх Нари, жаловался на Гуссейна эрзерумскому вали (генерал-губернатору). После этого Гуссейн командировал своих людей, которые убили шейха Нари и так испугали его невесту, что она умерла. Во время одной из своих экспедиций он увел 2.600 овец, много лошадей, коров и проч., захватил 500 фунтов, сжег 9 селений, убил 10 человек и отрезал правые руки, носы и уши у других 10 человек. В начале 1890 года он увел 5 христианских девушек из Патнотца, а в сентябре и октябре того же года он собрал с населения того же округа контрибуцию в 300 фунтов. Ни за одно из этих преступлений он не подвергся даже суду. В декабре 1890 года он отправил своего брата, чтобы собрать еще денег, и это было сделано посредством разграбления 21 селения Айнтабскаго округа, в результате чего получилась сумма в 350 фунтов и 200 батманов масла (3.000 фунтов). Один армянин Патнотца, по имени Хачо, не мог или не хотел внести требуемой суммы; вследствие этого его дом был разграблен, а жена и двое детей были убиты. В течение всего этого времени доблестный Гуссейн-паша занимал пост и «исполнял обязанности» мушира или вице-губернатора. Однажды он угнал из Патнотца и Кизилкоха 1.000 овец и 7 пар волов и продал их одному купцу в Эрзеруме; потом он захватил хорошую лошадь, принадлежавшую одному армянину из Кизилкоха, Мануку, и отправил ее в подарок сыну эрзерумского судьи. В одну ночь к концу февраля 1891 года Гуссейн, его племянник Рассул и другие ворвались в дом армянина Каспара для того, чтобы увести его красавицу-невестку. Но домашние начали звать на помощь; тогда Гуссейн вынул револьвер и убил молодую женщину. Эрзерумскому вали была подана просьба о привлечении Гуссейна к ответственности, но эта просьба была отклонена; после этого Гуссейн был вызван в Константинополь, где он встретил сердечный прием, получил орден от султана, был возведен в сан паши и назначен генерал-бригадиром. Когда войска явились в прошлом году в Муш и Сасун, Гуссейн был одним из героев и, по восстановлении «порядка», он вернулся в Патнотц с несколькими молодыми сасунскими девушками, которых он увел; теперь он пользуется благополучием и уважением. Без сомнения существуют поручения, которые могут быть вверены такому господину, как Гуссейн-паша, или ему подобным. Но можно ли им поручать управление христианским населением? Если мы предположим, что эрзерумские вали и другие администраторы края были люди гораздо более высокого нравственного уровня, то какая же все-таки польза от их благородства и прекрасных намерений, если они позволяли Гуссейну грабить, разорять, жечь и убивать безнаказанно? Возможно ли порицать Гуссейна-пашу за его дела, когда за исполнение их он был отличен и вознагражден верховным хранителем закона и порядка, главою правоверных? Не все начальствующие лица обладают такими же вкусами и такой же степенью мужества, как его превосходительство Гуссейн-паша. Другие, и, без сомнения, очень многие, независимо от своих личных склонностей, считают нужным из чувства служебного долга искать предлога для совершения проступков, для которых нельзя придумать никакого оправдания. Безумства, которые они совершают, в поисках за этой тенью, казались бы невероятными, если бы они не были общеизвестны. Следующий случай был расследован и проверен иностранными представителями в Турции. Весною 1893 года Гассиб-паша, губернатор Муша, стремясь найти какое-нибудь доказательство недоброжелательности армян Авзута и соседних селений, отправил туда полицейского капитана Решида-эффенди, чтобы произвести розыск относительно оружия. Решид отправился, произвел тщательное исследование, усердно искал в домах, на крышах и под землей, но тщетно. Нигде не оказывалось огнестрельного оружия. Он вернулся и доложил, что поселяне строго соблюдают закон, воспрещающий им иметь какое бы то ни было оружие. Но Гассиб-паша вышел из себя. «Как вы смеете утверждать то, что по моим сведениям совершенная ложь?» — закричал он.—«Сейчас же ступайте назад и найдите оружие. Не смейте возвращаться без него!» Полицейский капитан снова отправился в Авзут и перерыл все углы, то есть перевернул все дома вверх дном, но все-таки ничего не нашел. Тогда он позвал сельского старосту и сказал: «Меня прислали, чтоб отыскать спрятанное оружие. Скажите мне, где оно». — «Но у нас нет никакого оружия». — «Оно должно быть где-нибудь». — «Уверяю вас, вы ошиблись». — "Хорошо, теперь слушайте. Я должен найти здесь оружие, есть ли оно у вас или нет; я не могу вернуться без него. Если вы не дадите мне какого-нибудь оружия, я должен буду расположиться в вашей деревне вместе с моими людьми". Это предвещало, конечно, грабеж и разорение. Староста был смущен. «Что же мне делать! — спросил он. - У нас нет оружия». — «В таком случае ступайте и отыщите его, украдите, купите, но достаньте». В виду этого два или три лица были отправлены в ближайшую курдскую деревню, где они купили три воза старых кинжалов, кремневых ружей и заржавленных сабель, которые и были переданы Решиду. Он вернулся с ними ликующий к мушскому губернатору. Гассиб-паша, видя эту коллекцию, чрезвычайно обрадовался и сказал: «Вот видите, я был прав. Я говорил вам, что там было спрятано оружие. Вы не искали его, как следует вначале. Будьте впредь усерднее». Верто Папакян, житель селенья Калил-Чауш (Кнусс), рассказал следующую историю своих треволнений, бросающую свет на любопытные черты турецкого правосудия и армянской сельской жизни. «Один курд, по имени Джунди, пытался увести мою племянницу Назо, но мы отправили ее в Эрзерум и там выдали замуж за одного армянина. Мы нередко выдаем наших девушек замуж еще детьми, 11-ти–12-ти лет, или одеваем их мальчиками, чтобы спасти от изнасилования. Муж Назо был сын сельского священника в Гертеве. Курды хотели отомстить мне за то, что я спас, таким образом, девушку. Джунди так избил моего брата, что он пролежал в постели около 6 месяцев; затем тот же курд со своими людьми увел мой скот, сжег мой хлеб, солому и сено и окончательно разорил нас. Когда племянница приехала однажды к нам в гости, Джунди и его курды напали на наш дом и увели ее. Мы жаловались всем властям и местным, и эрзерумским. Когда они решили, наконец, опросить племянницу, она родила ребенка от курда, и стыд помешал ей вернуться. Она осталась магометанкой. Тогда мы купили для своей защиты ружье, так как в то время не существовало закона, запрещающего иметь оружие. В 1893 году мы продали ружье одному курду по имени Хаджи Дахо, но в 1894 году полиция явилась к нам и потребовала его. Мы сказали, что продали, и курд подтвердил наше заявление. Он даже показал полиции ружье. Тем не менее, меня с братом арестовали и заставили нас дать двух волов в обмен на два ружья, которые они забрали с собой, как вещественное доказательство нашей вины; затем мы отправлены были в эрзерумскую тюрьму. Нам пришлось просидеть там долго и терпеть большие страдания. По прошествии 8-ми месяцев мой брат умер от дурного обращения. Тогда мне обещали свободу за большую взятку, которая должна была привести меня в полную нищету. У меня не было выбора, и я отдал все, что у меня просили, оставшись с семьей без всяких средств. И после этого меня приговорили к шестилетнему тюремному заключению». Армянам строго отказывают в каких бы то ни было формах правосудия. Один тот факт, что армянин осмеливается обращаться к суду в качестве жалобщика или преследователя против курда или турка, всегда служит достаточным основанием для того, чтобы произошла метаморфоза, превращающая жалобщика в ответчика или преступника и обыкновенно приводящая его в тюрьму. В таких случаях тюрьма является не более как переходной ступенью от сравнительного довольства к полной нищете; заключенных дочиста обирают и затем выпускают на все четыре стороны. Но что представляет собою тюрьма, этого невозможно описать с достаточной ясностью. Если представить себе соединение из старой Звездной палаты в Англии, испанской инквизиции, китайского вертепа для курения опиума, больницы для желтой лихорадки и одного из самых мрачных уголков дантовского ада, то это соединение будет подобием турецкой тюрьмы. Грязь, вонь, болезни, безобразие, мучения в таких видах и размерах, которых в Европе не могут себе и представить, — вот характеристика ее внешних черт; психологическую обстановку составляют: полное отчаяние, бесовская дикая злоба, адское наслаждение человеческими страданиями, стоическое самопожертвование в поддержании омерзительных пороков, совершенное извращение нравственной природы, и все это воплощено в уродливых существах, человеческий образ которых составляет оскорбление божества. В этих ужасных темницах постоянно смешиваются вопли, вызванные утонченным терзанием с криками противоестественных наслаждений; грязные песни поются под аккомпанемент раздирающих душу стонов; и в то же время из тел, давно уже лишенных жизненных сил, отлетают души, неоплакиваемые никем, кроме сырых стен, на которых пары невероятных поранений и страшных болезней скопляются большими каплями и падают по камням на пол, поднимаясь оттуда в виде испарений. Поистине это чудовищный кошмар, превращенный в действительность. В прошлом марте месяце я просил одного своего друга посетить политических преступников в Битлисской тюрьме и просить их дать мне краткое описание их положения. Четверо из заключенных ответили коллективным письмом, которое производит потрясающее впечатление. Вот последние страницы этого документа, помеченного так: "Битлисская тюрьма, ад, 28 марта (9 апреля) 1895 года". «В Битлисской тюрьме 7 камер, из которых каждая может вместить от 10 до 12 человек. В действительности в них помещается от 20 до 30 человек. Санитарных приспособлений совершенно не существует. Отбросы и грязь, которым должно было лежать в особом месте, отведенном для этой цели, нагромождены в камере. Воду нельзя пить. Нередко арестантов-армян принуждают пить воду из таза, в котором мусульмане совершают омовения»... Затем следует краткое, но поучительное описание тех мучений, которым подвергались товарищи писавшего и от которых многие из них умерли. Вот пример: «Малкасс Агаджанян и Сероп Малкассян из Авзута (Муш) подвергались побоям до тех пор, пока не потеряли сознания. Первого в восьми местах прожгли раскаленным железом, второго — в двенадцати». Другое насилие, совершенное над Серопом, не может быть даже названо. «Гагор Серапион, из деревни Авзут, был бит до потери сознания; затем ему набросили на шею пояс и потащили в комнату заптия, где ему было наложено 16 клейм раскаленным докрасна железом». Описав другие мучения, которым он подвергся, например, выдергивание волос, продолжительное лишение пищи и питья при неподвижном стоянии на одном месте, рассказчик передает затем о таких пытках, для которых не существует названия на английском языке и о которых цивилизованный народ не может слышать. Потом он продолжает: «Сирко Макассяна, Гарабеда Леалкассяна и Изро Асдвадзадуряна из той же деревни жестоко избили и заставили неподвижно стоять в течение долгого времени, после чего им вылили на голову содержимое некоторых сосудов. Корки Мардаян, из деревни Семоль, подвергся жестокому избиению, у него вырвали волосы и заставили его простоять неподвижно в течение 24 часов. После этого Мулазин-Хаджи-Али и тюремщик Абдулкадир заставили его подвергнуться т. н. Sheitantopy (Буквально значит „дьявольское кольцо". Руки туго связываются и ноги, также связанные за большие пальцы, перетягиваются через руки. Остальные части Sheitantopy состоят из ужасной пытки и отвратительного преступления), окончившейся смертью несчастной жертвы. Ему было 45 лет от роду. Мекитар Сафорян и Катго Балобан из Какарлу (Буланик) подверглись такой же пытке. Мекитару было только 15 лет, а Катго всего 13. Сохо Шарайна из Алваринджи (Муш) был отведен из Муша в Битлисскую тюрьму в кандалах. В Битлисе его жестоко избили и заставили находиться в стоячем положении без пищи. Когда он падал в обморок, его приводили в сознание душами холодной воды и плетьми. Ему также рвали волосы и жгли тело раскаленным железом. Затем... (его подвергли мучениям, которых нельзя описать)... Гамбартзума Байджяна, после его ареста, держали в течение трех дней под лучами палящего солнца. Затем его перевели в Семаль, где он и его товарищи были избиты и заперты в церковь. Им не позволяли выходить даже для отправления естественных нужд и заставляли их осквернять крестильные купели и алтари... Где вы, христианская Европа и Америка?» В числе четырех лиц, подписавших это письмо, имеется подпись одного очень уважаемого и богобоязненного духовного лица (Так как трое из подписавшихся находятся до сих пор в тюрьме, то осторожность мешает мне сообщить их имена, известные однако Foreign Office). Я лично знаком с множеством людей, прошедших через эти тюрьмы. Истории, которые они рассказывают о своих испытаниях, так ужасны, что трудно было бы поверить им, если б они не были вполне подтверждены страшным зрелищем их помраченного рассудка, изуродованных тел, глубоких рубцов и чудовищных увечий, которые не исчезнут, пока могила или коршуны не поглотят их тел. В пытках и насилиях, изобретаемых турецкими тюремщиками и местными властями, есть нечто до такой степени отвратительно-фантастическое и дико-чудовищное, что простой неприкрашенный отчет о них представляется безумствованием больного дьявола. Но это такой предмет, который невозможно изложить вполне откровенно.

[Pandukht]

V.

Из того, что было уже сказано раньше, легко можно усмотреть, по каким основаниям люди попадают в турецкую тюрьму в Армении. Для этого достаточно, чтобы они обладали деньгами, скотом, хлебом, землей, женой или дочерью или, наконец, врагами. Мы возмущаемся, когда читаем о жестокостях диких курдов, совершающих набеги на деревни, нападающих на дома, уводящих овец, захватывающих все имущество, которое можно унести, позорящих женщин и спокойно возвращающихся домой с сознанием, что они исполнили за этот день доброе дело. Мы называем это оскорблением цивилизации, и, быть может, эта квалификация правильна. Но как ни дурны эти деяния, они представляются самой милостью по сравнению с турецкими приемами действия, основанными на законе и ужасах тюрьмы. Человек, который по бедности или даже вследствие полной нищеты оказывается не в силах заплатить воображаемые недоимки по податям, который не желает отдать заптиям в виде «бакшиша» свою корову или буйвола, или умоляет их пощадить честь его жены или дочери, попадает в одну из таких темниц и никогда не выходит оттуда неотмеченный неизгладимым клеймом этого места. Приведем для примера один из обычных, но отнюдь не самый возмутительный случай ареста. Молодой человек из деревни Авзут (округ Муш) отправился в Россию в поисках работы и нашел себе там занятие. Он женился, прожил в России несколько лет и к концу 1892 года он вернулся в свою родную деревню. Полиция, узнав, что прибыл «один армянин, живший в России», отправила в Авзут четырех своих агентов под начальством Исаака Чауша. Они приехали в деревню через 2 часа после захода солнца; трое остались стеречь дом снаружи, а начальник вошел в середину. Сейчас же послышались выстрелы, Исаак и молодой армянин лежали мертвые. Вследствие этого случая битлисские власти отправили в Авзут одного полковника заптиев для наблюдений за тем, чтобы «правосудие» было осуществлено, и его осуществили очень скоро. Полковник созвал всех жителей деревни, из которых ни один не был замешан в это дело, и посадил их в тюрьму. Затем начальство изнасиловало всех девушек и молодых женщин в Авзуте, после чего были освобождены все мужчины, кроме 20, отправленных в Битлисскую тюрьму. Некоторые из них там умерли, а 10 других были скоро выпущены. Наконец, решено было обвинить молодого учителя Маркара из деревни Вазетенис в убийстве Исаака Чауша, и так как против него не было доказательств, то другим арестантам приказано было давать показания против него. Армяне имеют репутацию лжецов, но они, без сомнения, не идут в этом отношении так далеко, чтобы давать клятвенные показания против невинного человека, особенно если от этого зависит его жизнь; в настоящем случае они отказались совершить двойное преступление лжесвидетельства и убийства. Для того, чтобы принудить их, были употреблены всевозможные усилия: их раздели и били плетьми, затем жгли раскаленным железом в разных частях тела до тех пор, пока они начали кричать от боли. Затем им не давали спать в течение нескольких ночей и потом опять мучили их до тех пор, пока они, корчась и дрожа от пыток, не обещали давать какие угодно показания, лишь бы их освободили от мучений. Тогда от их имени был составлен акт, в котором свидетельствовалось, что Маркар находился в деревне, когда туда прибыл Исаак Чауш, который и был убит им в присутствии их, свидетелей. Под этим документом они подписались. В это же время Маркара пытали в другой части тюрьмы. Когда началось разбирательство дела, и был прочитан этот документ, свидетели сняли одежду в суде, показали страшные знаки, оставленные на их теле железом и призывали Бога в свидетели того, что показание, исторгнутое у них невероятными пытками, ложно. С другой стороны Маркар заявил, что он не был в деревне Авзут в ту ночь, когда произошло убийство. Но эти заявления не были приняты во внимание; Маркар был повешен в прошлом году, а «свидетели» приговорены к заключению в крепостях на разные сроки. Некоторые из женщин, изнасилованных заптиями, умерли вследствие обращения, которому они подверглись. Все сведения о тюрьмах Армении, турецкие, курдские и христианские, согласуются в главных чертах. Я недавно пригласил к себе одного очень почтенного армянина, человека хорошо воспитанного и некогда состоятельного; он побывал в нескольких тюрьмах, куда его заключили из желания овладеть его имуществом. Я спросил его относительно обращения с заключенными, и он сказал мне следующее: «Армяне очень часто подвергаются пыткам; но многое зависит от местных условий. Некоторые тюрьмы крайне плохи и известны по ужасным фактам, совершающимся в их стенах; другие не так отвратительны. Эрзерумская тюрьма, например, далеко не так плоха, как Битлисская, хотя и там пытки применяются иногда самым бесчеловечным образом. Я полагаю, причина этого различия заключается в том, что иностранные консулы в Эрзеруме, почти всегда могут иметь сведения о том, что происходит в местной тюрьме, и власти, зная это, воздерживаются от крайних жестокостей. Вопрос. В Эрзеруме не применяются пытки? Ответ. Иногда применяются, но далеко не так часто, как в других местах. Я видел там «стоячий ящик» и знаю, что его употребляли несколько времени тому назад, но я думаю, что им пользуются нечасто и, во всяком случае, далеко не так часто, как в Битлисе. Вопрос. Что это такое «стоячий ящик?» Отв. Это — небольшой шкаф, как раз такого размера, чтобы в нем мог поместиться только один человек — по виду этот ящик напоминает караулку. Заключенный в нее не может ни сесть, ни прислониться, ни двигаться. Вопрос. Конечно, он может прислониться к стенкам? Ответ. Нет, потому что на стенках торчат острые железные гвозди, а на полу оставлено только место, необходимое для двух ног. Заключенного держат в таком ящике 24, 36, 48 часов, словом, сколько придется; иногда даже дольше указанных выше сроков. При этом на страже всегда стоят два заптия, которые следят за тем, чтобы операции производились должным образом. Человек, подвергшийся этой пытке, не получает никакой пищи и питья, и ему не позволяют даже выходить из ящика для отправления естественных надобностей. Это ужасная пытка. Она была применена к учителю Маркару и к некоторым моим друзьям и знакомым. Ей подверглись: слуга Дамадяна, Сохо Шаропан, а также Агоп Серопян из Авзута, Сирко Минассян, Карапет Молкассян, Корки Мардоян из Коссельди (Буланик), и многие другие. Но эта пытка не самая жестокая. Пытка Шейтантопи, составляющая вместе с тем насилие... Да, я знаю все, относящееся к ней. Армяне, приведенные из Муша в тюрьму Гассанкале (многие из них виноваты только в том, что давали показания перед комиссией, допрашивавшей их относительно избиения в Сасуне), являются жертвами самых возмутительных преступлений. Чиновники, совершающие над ними насилие, многочисленны, и их имена хорошо известны; у меня подробно записаны их фамилии и адреса, и я могу сослаться на множество свидетелей в подтверждение приведенного мною обвинения. Эти негодяи большею частью заптии. Я видел некоторых из них и говорил с ними, и они почти не старались скрыть страшные факты. Тюремщики богатеют благодаря деньгам, которые они вымогают от заключенных. Тюремщик в Битлисе, Абдулкадер, которого можно назвать человеком только потому, что он, нужно полагать, создание Божье, получает этим путем огромные суммы. Недавно он истратил на свой дом 500 фунтов и, говорят, два или три турецких купца ведут торговлю на его деньги, между тем он получает всего 50 шиллингов в месяц жалованья. Эти деньги получаются в виде взяток не за какую-нибудь услугу заключенным, а исключительно за освобождение их от пытки, предпринятой единственно в целях вымогательства. Следующий случай может дать понятие о характере той помощи, за которую приходится так дорого платить. Около 5 месяцев назад 3 человека из деревни Кртабаз были арестованы и заключены в тюрьму (Их имена Верет, Мартирос, Тер-Каспарян и Гульбег). То, что они были освобождены без суда через 10 недель, служит достаточным доказательством их невинности. Их заключили в тюрьму Гассанкале. Помещение, в котором их заперли, было переполнено. Понятие переполнения означает не одно и то же в Армении и в Европе. Армяне, о которых идет речь, за недостатком места не имели возможности даже лечь. Несколько курдов, помещавшихся в той же камере, пользовались особыми привилегиями, но и им было предоставлено пространство всего в два с половиной фута. В углу камеры дыра, проделанная в стене, заменяла отхожее место, и упомянутым троим армянам сказали, что они должны стоять около этой дыры и могут опираться о стену, чтобы спать. Они находились в таком положении в течение 15 суток подряд. Вонь, грязь, обилие насекомых превосходили всякое воображение. Через 15 дней, рискуя уморить себя от голода, они отдали часть своей пищи некоторым курдам, которые взамен того позволили им занять их места в течение дня. Это было немного, потому что курды сами имели в своем распоряжении всего два с половиной фута; но все-таки армяне получили некоторое облегчение. Но курды были жестоко наказаны за свою услугу или предприятие: их порция хлеба была сокращена и они были закованы в кандалы на несколько дней. Люди, которым курды помогли таким образом и которые обязаны им жизнью, были старейшины деревни, ни в чем неповинные: через несколько недель их выпустили, потому что «они не сделали ничего дурного». И, тем не менее, турок, говорят, истинный джентльмен, между тем армяне лжецы и воры. Имея в виду, как много зависит от терминов, можно допустить, что это мнение справедливо в каком-нибудь отношении. Но джентльмен не будет убивать бесчеловечным способом кошку или собаку, которые ему не нужны. Разве в таком случае нельзя требовать, чтобы оттоманский джентльмен убивал своих армян, не подвергая их мучениям? Разве не было бы делом человеколюбия со стороны последнего либерального министерства устроить так, чтобы армян с их женами и детьми убивали без мучений. Хлороформ, синильная кислота или электричество, конечно, составили бы улучшения по сравнению с «Шейтантопи», «стоячим ящиком» или раскаленным железом, и армяне и их друзья имели бы основание благодарить нас за что-нибудь. Эта мысль, правда, не вполне христианская, но, без сомнения, она относительно гуманна. Что бы ни думали об этом предложении в теории, на практике немногие, в положении армян, задумались бы предоставить своим сестрам, женам и сыновьям возможность положить конец страданиям. «Армяне могли бы улучшить свое положение, если бы они действительно хотели этого», - сказал мне недавно один англичанин с серьезным и убежденным видом; - им стоит только перейти в магометанство. Без сомнения, Бог не накажет их за это». Это, конечно, верно, что с того момента, как они приняли бы Ислам, их мучения прекратились бы, и что теперь, являясь по своим страданиям мучениками, они не получают мученического венца и считаются презренными «преступниками». Многие, силы которых были слабы, нарушили свое внутреннее убеждение и отказались от веры, другие готовятся сделать то же самое. Некоторые из тех, с которыми мне приходилось говорить, спрашивали меня, посоветую ли я им спасти свои семьи от позора и смерти, признав, что существует единый Бог и пророк его Магомет. Я отвечал выражением надежды, которую я питаю только отчасти, что христианская Европа вовремя придет им на помощь и избавит их от необходимости выбирать между такими альтернативами. Одно несомненно, — если они перейдут в магометанство, то должны сделать не только наружно. Отступления быть не может, потому что жестокая смерть в самой жестокой форме явилась бы наказанием за отступничество. Следующая история может показать, какой соблазн представляется для армян в отношении религии. Этот рассказ, кроме того, поучителен и в других отношениях. Мелик Ага был влиятельным и благородным армянином деревни Абра (округ Буланик); Бог благословил его сыновьями и внучатами, рогатым скотом, овцами, землей, хлебом и кормом. Это был своего рода армянский Иов в небольшом размере. Благородный магометанин той же деревни Кямиль Шейх, завидуя его богатствам, пожелал овладеть ими и, если бы это ему не удалось, то уничтожить их и их владельца. С этой целью он сжег сено и хлеб Мелика; потом люди Шейха пришли и увели 8 лошадей его, умертвив 150 овец и оставив их трупы на гниение там, где они были убиты. Эта потеря была очень велика для страны, население которой всегда бедствует и часто голодает. Поэтому Мелик отправился в Кон, где живет каймакам, и просил защиты закона. Пока он находился в Коне, а его сын был на работе, люди Шейха, постоянно находившиеся настороже, ворвались в дом, убили двух детей старшего сына Мелика и увели его жену, которая была в последнем периоде беременности. Мелик Ага, услышав об этом несчастии, отправился в Эрзерум, чтобы передать это дело властям вилайета. Результатом его жалобы было то, что Селим паша отправился для расследования этого дела и возвращения женщины; детей, конечно, нельзя уже было воскресить, и убийца остался безнаказанным. Похититель отказался возвратить молодую женщину, говоря, что она публично заявит о своем переходе в магометанство. Тогда паша, обратившись к Мелику, спросил: «Что вы скажете или сделаете, если ваша невестка публично признает Ислам?» — «Я скажу, что мы тоже сделаемся магометанами, чтоб у нас не отнимали наших жен и дочерей». Тогда привели женщину; но Мелик, видя, что она окружена шейхами и боится говорить правду, сказал паше: «Она больна; через несколько дней она будет матерью. Оставьте ее в покое до тех пор, и поместите пока в каком вам угодно турецком доме в Эрзеруме. Через две недели мы спросим ее, что она может сказать». Все согласились на это, и паша уехал. Через 3 дня муж этой женщины (старший сын Мелика) был убит слугами Кямиля среди бела дня. Даже турецкое семейство, в котором жила женщина, было охвачено ужасом и просило шейхов взять ее, так как оно не желает иметь никакого отношения к этому делу. Вскоре после этого второй сын Мелика, Мкиртич, застрелил в поле двух шейхов. Это был очень дурной нехристианский поступок; подобные случаи дают повод честным людям в Европе жаловаться на мстительность армян. Мы знаем, что Мкиртичу следовало пригласить шейхов к обеду или, по крайней мере, оставить их в покое; хотя существуют высокообразованные европейцы, даже служители христианской церкви, лично мне известные, которые говорят: да будет благословен Бог за всякий инстинкт, возмущающийся против такого порядка, при котором скот переживает человека. Как бы то ни было Мкиртич и его младший брат, сознавая, что они и их родичи погибли, скрылись в доме Муссабея и объявили себя магометанами. Затем они отправили посыльного к своему отцу, чтоб объявить ему, как они поступили, и посоветовать ему поступить так же; и он послушался их совета. Мулле было поручено преподавать новообращенной семье догматы Ислама и научить ее магометанскому богослужению, и случилось так, что мулла оказался бывший старый слуга Мелика, который гораздо больше был склонен принять христианство, чем его хозяин признать учение Корана. Мелик, обсудив план действий с дружески расположенным к нему муллой, отправил свою овдовевшую дочь с взрослой девочкой и тремя мальчиками в Россию. Когда они были уже недалеко от границы, в Гора-Гедуке, курды напали на них и хотели отнять девочку. Но она крепко держалась за мать и отказалась сделаться жертвой гнусных желаний этих дикарей. Тогда курды застрелили ее. Мать схватила труп дочери на спину и отнесла его в деревню Гайраванк, в трех милях от Кагнемана, где убитая девочка и была похоронена отцом Рафаилом. Через некоторое время сам Мелик и остальные члены его семьи убежали в Россию, покинув дом, земли, корм, хлеб, скот и прочее и захватив с собой только немного денег, которые курды отняли у них на пути. Но Мелик благодарил Бога за то, что ему удалось спасти свою жизнь. Мулла же отправился в знаменитый армянский монастырь в Эчмиадзине и принял христианство.

[Pandukht]

VІ.

У армян все больше и больше укрепляется убеждение, что жизнь — это единственная божеская или человеческая милость, за которую им придется исповедывать чувство благодарности. Правда, их не раз утешали надеждой, и с этим утешением выступали даже мы, которые с самого начала помешали России придти армянам на помощь и дать им хорошее управление и вместе с тем предоставили Турции полную возможность устроить в пяти провинциях новую Дагомею. Действительно, иногда непроницаемый мрак является только провозвестником скорого рассвета; но для этих существ жизнь — вечная тьма неизведанных вертепов. Армяне — христиане и они обращают свои взоры к Богу, зная, что им нельзя надеяться ни на кого другого. Нелегко армянину перейти границу и вступить в пределы России, если у него имеется золотая или серебряная монета или какая-нибудь одежда; нелегко также женщине покинуть страну, не подвергшись сначала позору, одно упоминание о котором заставляет кровь кипеть от стыда и негодования. «Да, но эти вещи не чувствуются армянами с такой остротой, как они чувствовались бы европейцами», - сказала мне на днях одна английская дама. Может быть, но я говорил с сотнями и сотнями армянских женщин и не заметил подтвержденья этих слов. Какие бы пороки не приписывались армянкам, целомудрие должно считаться одной из их главнейших добродетелей. Они доводят ее до невероятной крайности. Во многих местностях армянки даже не разговаривают с чужим мужчиной иначе, как в присутствии мужа. Она даже не вступает в разговоры с родственниками — мужчинами, и чистота ее и в трущобах Эрзерума, и в долинах Сасуна стоит вне всякого подозрения. И, тем не менее, женщины подвергаются постоянным оскорблениям грубых курдов и гнусных турок, получая иногда освобождение только благодаря смерти. Но трудность выселения из Турции с деньгами, одеждой или женщинами яснее обнаружится на нескольких конкретных примерах. Не то, чтобы турки имели что-нибудь против ухода армян; напротив (и это служит лучшим доказательством существования плана истребления), они прямо выпроваживают их за границу и потом упорно отказываются пускать их обратно. Сара Гароян, спрошенный о причинах, по которым он и его семья в 10 человек эмигрировали из деревни Кетер (Баязетский санджак), сообщил следующее: «Мы не могли оставаться, потому что Резекам-бей, сын Джиафора-ага и его люди обращались с нами как с вьючным скотом, и мы не могли жаловаться на них, потому что они принадлежат к гамидие. Я эмигрировал к концу прошлого года, Резекам явился со своими людьми и зашел как будто в военное время в дома армян, изгнав их самих. Только семи семьям позволили оставаться. Остальные, не зная куда деваться, приютились в церкви. Нам пришлось кормить курдов в течение трех месяцев, отдавать им наш хлеб, овец и пр. и держать скот на пастбище. Мы должны были служить некоторым из них в качестве вьючных животных (Это нередкое явление в Армении). Сам Резекам еженедельно посещал деревню Каракилиссе и взимал в виде контрибуции 10 турецких фунтов, не считая корма, ягнят и пр., которые получали его люди. Наконец, будучи не в силах нести больше это бремя, мы обратились с жалобой к властям. Они прогнали нас. Тогда один курд, по имени Газаз Тимер, приказал нам подписать документ, в котором говорилось, что мы благоденствуем и чувствуем себя счастливыми. Этот документ должен был быть отправлен в Константинополь, так как названный курд желал получить место юзбаши гамидие. Никто не подписал бумаги, и Тимер так рассердился на это, что убил Авака и его брата. Через 5 месяцев он убил Микасса, сына Кре, из деревни Манкассар. Когда наступила прошлая зима, Резекам-бей арестовал нашего соседа Саркисса, сына Саха; он погружал ему голову в холодную воду и затем, дав ей высохнуть, облил керосином и зажег его волосы. Потом он пытался изнасиловать сестру Саркисса, Сару, но ее во время спрятали. Слуга Резекама, Кето, обесчестил жену Мурада, а через несколько дней, явившись в дом одного из жителей той же деревни, Авраама, приказал ему отправиться на работу к Резекам-бею. Жена Авраама, которая должна была скоро родить, просила, чтоб ее мужу позволено было остаться дома, но Кето ударил ее в живот, и она родила через час мертвого ребенка. Нет, мы не могли бы жить там, даже если б мы были животными, а не христианами». Мкиртич Мегаян, 35 лет, из деревни Купечеран (Баязетский санджак) заявил: «Я эмигрировал в 1894 году, потому что Аира-паша явился с 40 курдскими семьями, разрушил нашу церковь и забрал все, что у нас было». Такая же история с некоторыми вариациями сообщается из каждого санджака, почти из каждой деревни в 5 армянских провинциях. Петрос Коздян, 55 лет от роду, из деревни Арог (Ванский санджак), показал следующее: «Я покинул родную деревню и страну со своей семьей в августе прошлого (1894) года, потому что нас выгнали курды, находившиеся под командой Три, сына Гало, которого подстрекали к этому турецкие власти. Он, прежде всего, явился и изнасиловал трех девушек и трех молодых замужних женщин, которых он увел, несмотря на их крики и мольбы. Три армянина пытались защитить несчастных женщин, которые умоляли отнять их у злодеев. Но курды убили их на месте. Их имена были Саркисс, Кячо и Кеворк. На другой день Три со своими людьми угнал деревенских овец. Мы жаловались ванскому губернатору, но он сказал, что не может вмешаться в это дело. Через 10 дней курды снова явились и захватили с собой нашу пшеницу, ячмень и скот и сожгли корм, который не могли взять. Затем они разрушили алтарь в нашей церкви, надеясь найти под ним золото и серебро. Мы снова просили власти защитить нас, но нам сказали: «Мы перебьем вас как овец, если вы еще раз осмелитесь придти с жалобой на добрых магометан». Тогда мы взяли с собой, что могли, и направились в Россию. Когда мы достигли Сокака, на нас напали шесть вооруженных курдов; они отняли у нас все, что у нас было, так что мы перешли через границу, имея на себе только одежду». Саркисс Мартиросян из деревни Учкилиссе (Алашкертский санджак), сказал: «Я эмигрировал со своей семьей, состоящей из пяти человек, потому что не мог больше жить там. Курды явились к нам, сожгли весь мой корм и другие продукты, которых у меня было очень много. Затем они угнали 100 деревенских коров, 50 волов и 300 овец. Мы не могли больше платить пошлин и, боясь пыток со стороны заптиев, а также голода, мы решили уйти. В Кятукке курды отняли у нас все, что мы имели, и отправили нас через границу». Овэ Овьянц из деревни Лиз (Буланикский санджак) показал следующее: «Я эмигрировал со своей семьей, состоящей из восьми человек, потому что нас прогнали курды, находившиеся под командой Терпой-Неато, который действовал с согласия султанских властей. Он явился в нашу деревню и захватил три упряжи волов, 70 овец и двух мулов. Через месяц они угнали еще 70 овец и двух мулов, а впоследствии еще 17 моих овец. Нас было 250 армянских семейств, но мы ничего не могли сделать против шайки курдов, потому что не имели огнестрельного оружия. Однажды ночью они выломали мою дверь и унесли с собою одежду и украшения женщин и увели двух коров. Модего Тило, видя, что один из наших соседей имеет красивую дочь, увел ее и заставил перейти в магометанство. Отец девушки жаловался битлисскому вали, который приказал копскому каймакаму наказать плетьми жалобщика и посадить его на 7 дней в тюрьму. Это было исполнено, и когда его освободили, то предупредили, что он будет замучен досмерти, если еще раз явится с жалобой. Моя семья вместе с четырьмя другими переселилась тогда в Россию. В Акадзине курды напали на нас и отняли все, что у нас было». Качо Карапетян из деревни Кявурми (Кнусский санджак) заявил следующее: «Мне сорок пять лет. Причина, по которой я эмигрировал со своей семьей, заключается в том, что турецкие власти дозволили курдам под начальством Киасо ограбить меня, после чего турецкие заптии явились ко мне и потребовали податей, которых я не мог уплатить. Начальник заптиев сказал: «У вас нет денег, но есть красивая жена, отдайте мне ее и я вам выдам расписку в получении налогов». Я устроил так, что моя жена скрылась в другом доме, и когда турецкий чиновник увидел, что он не может ее обесчестить, он наказал меня. Сначала на меня лили холодную воду, потом лицо растирали навозом и грязью и, наконец, надели на шею ремень. Потом меня таскали по всей деревне; когда это окончилось, то у меня отняли вола, который составлял все мое имущество, и если б не этот вол, они лишили бы меня жизни. После этого я бежал со своей семьей; у нас было всего два турецких фунта денег, но солдаты остановили нас и отняли эти деньги, так что мы ступили в Россию, не имея при себе решительно ничего». План истребления, очевидно, действует регулярно и хорошо. Христианское население истребляется, деревни переходят в другие руки почти так же быстро, как меняются декорации в комической опере и вместе с тем исход в Россию и погребальное шествие на кладбище возрастают. Здесь не место давать список деревень, перешедших в магометанство, но один типичный пример поможет составить себе представление о том процессе, который теперь совершается. В провинции Алашкерт, граничащей с Россией, существует пять деревень на восток от Каракилиссе, а именно: Кедр (или Кетер), Мангосар, Джаджан, Зиро и Кубкеран. Эюб-паша послал своих сыновей, чтобы занять эти деревни. Они — курды из племени Залаили и все состоят офицерами гамидие. Генерал Эюб имеет трех сыновей — Ресго-бея, Канид-бея и Юсуф-бея, и эти доблестные офицеры со своими солдатами выступили прошлою весной и заняли названные деревни. Там было в то время около 400 армянских домов, то есть приблизительно около 3000 жителей христиан. Теперь в этой местности не осталось ни одного. Только один из прежних жителей по имени Аведис-Аса остался в стране, но и он живет в другой деревне, Юнджану. Он был богатым человеком, когда явились курды; теперь он нищий. Армяне были совершенно изгнаны в течение нескольких месяцев при помощи таких мер, которые должны быть отнесены к категории сильнодействующих средств. Вот пример: однажды курды встретили Маркара, сына Гуго, везшего с поля домой свой хлеб. Они потребовали, чтобы он дал им свою арбу, но он отвечал, что теперь занят, как они сами видят это, но позднее может исполнить их желание. Они убили его на месте за непослушание и бросили его тело на повозку. Тридцать поселян отправились со своими детьми в Каракилиссе, чтобы жаловаться каймакаму. Последний заставил их прождать на открытом воздухе одиннадцать дней; затем, выслушав их, сказал им, чтобы они отправлялись в Россию. В Битлисском вилайете (Буланикская каза и Мушский санджак) находится деревня по имени Хач, что значит в переводе деревня креста. Теперь это — деревня полумесяца. Средства, при помощи которых была произведена эта внезапная перемена, были те же, какие описаны выше. Магомет Эмин привел шайку курдов (из племен Джидракли и Каспакли) и занял деревню, то есть взял ее штурмом, и, по их собственному живописному выражению, «сел в ней». К счастью, она расположена всего на расстоянии пяти миль от места жительства турецкого вице-губернатора; но к несчастью для населения, он отказался двинуть пальцем, и все жители были изгнаны, как бараны. После этого победители принялись грабить соседние деревни и в особенности Пиран, расположенный на расстоянии одной мили. Эти деревни также перешли бы к магометанам, если бы у одного из деревенских старшин не явилась счастливая идея — предложить одному курду поселиться со своими людьми в Пиране; он получил двадцать пахотных полей, 10 лугов и большой двухэтажный дом, который был выстроен специально для него архитектором из Битлиса; за это этот курд взялся защищать армян от Магомета Эмина и его веселых молодцов. Когда я уезжал из Армении, триста шесть наиболее видных представителей населения Кнусского округа подали мне за своею подписью петицию, которую они просили передать «гуманному и благородному народу Англии». В этом документе они справедливо говорят: «Мы торжественно уверяем вас, что резня, бывшая в Сасуне составляет только каплю в том океане армянской крови, которая постепенно и безмолвно проливается во всей империи после русско-турецкой войны. Год за годом, месяц за месяцем, день за днем невинных людей, не исключая женщин и детей застреливают, закалывают и убивают в их домах и на полях, пытают варварскими способами в грязных тюрьмах или обрекают на гибель в изгнании под палящим солнцем Аравии. В то время как разыгрывалась эта длинная и страшная трагедия, не раздалось ни одного голоса во имя милосердия, и не протянулась ни одна рука, чтобы помочь нам. Эта трагедия продолжается до сих пор, но теперь она вступила уже в свою заключительную фазу, и армянский народ находится при последнем издыхании. Неужели европейское сочувствие должно выразиться только в форме креста на наших могилах?»

[Pandukht]

VII.

Я получил также два трогательных воззвания от женщин Армении, скрепленных их подписями и обращенных к их сестрам в Англии. То, чего они просят, очень скромно: это, чтобы их защитили от бесчестия. Но до тех пор, пока общие выборы не дали нам сильного правительства с определенными намерениями, казалось, что и эти женщины просят невозможного. Английский народ не имеет даже приблизительного понятия о том, в каких размерах молодые женщины и девушки во всей Армении подвергаются позору со стороны турецких солдат, заптиев, курдских офицеров и разбойников; причем позор их сопровождается такими страшными жестокостями, которые завершаются мучительной смертью. Девочки 11 или 12 и даже 9 лет вырываются из семьи и делаются жертвами насилий со стороны «людей», имена которых известны и которые встречают в своих поступках одобрение представителей закона и порядка. Эти представители — сами чудовища, — животные страсти которых своим убийственным ядом губят «нежную, чистую и невинную жизнь». Похищенья, насилия, оскорбления, не имеющие имени и совершаемые с неумолимой беспощадностью, сделались обычным явлением в повседневной жизни Армении. И турецкий «джентльмен» одобрительно улыбается. Я лично собрал сведения о 300 таких случаях и слышал о бесконечном числе их. В 1893 году солдаты гамидие явились в дом Кумаро (деревня Тортан), приказали приготовить им постели и затем заставили всех молодых женщин служить их гнусным инстинктам (Показание Акопа Тер-Марторосяна). В Байбурде, между Эрзерумом и Трапезундом, солдаты похитили дочь Хейерана, Фенедо и затем заставили ее перейти в магометанство (Показание Харутюна Харутюняна). В Думане (Кнусский санджак) Кало и его товарищи схватили молодую дочь армянского священника, изнасиловали ее и заставили признать ислам. В той же деревне Мушафи изнасиловал Варо, дочь Шебо, и заставил ее сделаться магометанкой. В Тортане молодая девушка Дильбар, дочь Ассо была похищена двумя курдами. Жалобы, обращенные к турецким властям, оказались тщетны. Через несколько дней сами турки, в числе 7 человек, похитили двух других молодых девушек, Тулеан и Ягуд, Мардиросса Иенгояна из деревни Бадивеган (санджак Гассанкале), заставили отдать 12 лошадей, содержать трех курдов и, наконец, предоставить им на позор свою жену (Его собственное показание). В прошлом году молоденькая девушка по имени Мариам, дочь Соломона из деревни Кортаз, похищена Кало, который увел ее и заставил перейти в магометанство. В 1893 году 6 курдов явились в деревню Геки, вошли в дом Карапета Киракосяна и заставили хозяина дать им самим много пищи, а лошадям корма. Наевшись, они пошли в сад и ели там зеленые фрукты и огурцы до тех пор, пока не заболели. Тогда они обвинили Карапета в том, что он отравил их, и принялись наказывать его достойным образом. Они крепко привязали его к одному из столбов в доме, затем схватили его жену и по очереди подвергли ее бесчестью. После этого они заявили несчастному человеку, что освободят его, если он заплатит им известную сумму денег. 7 ноября один турок из города Баязета потребовал от Аветиса Крмояна уплаты небольшого долга. Армянин не располагал в это время деньгами, просил своего кредитора подождать несколько недель. Турок отказался и заявил, что желает взять себе жену Крмояна, как залог по долгу. Мольбы и слезы оказались напрасны; женщину увели и заставили принять мусульманство. Она никогда не сможет вернуться к своему мужу. В деревне Кассо Веран (Бассен) одна девушка по имени Сильви была взята турком, как залог по долгу ее отца. Кредитор держал ее у себя три месяца и обесчестил; он не согласился отпустить ее, прежде чем Кирагос Оконисян не поручился за должника; но так как долг не был уплачен, то турок и до сих пор имеет право залога на дочь. Такие факты не могут считаться явлением совершенно исключительным: хотя мне лично известны только три подобных примера, я слышал более чем о 20 фактах этого рода в разных частях Армении. На другой день после Рождества прошлого года Сероп Сарксян, поселянин деревни Озаг (Муш), был внезапно превращен в нищего одним курдом по имени Магсон, которому, как и его товарищам, нет основания опасаться закона. Магсон сжег хлебные амбары Сарксяна и затем изнасиловал и увел двух его дочерей. Нужно заметить, что одной из этих девочек, Фидане, было ровно 12 лет, а сестре ее, Алиназде, только 9. А Магсон? Он пользуется глубоким уважением своих единоверцев, которые всегда ликуют, когда христиане, мужчины или женщины, обращаются от религиозного мрака к свету источника веры. Поэтому мусульмане только хвалили курдов, которые похитили 23 декабря прошлого года маленькую дочь Катгига из деревни Ионджалу (Буланик), и одобряли двух слуг курдского начальника Тиджина, которые, явившись в деревню Шерваншейг (Буланик), изнасиловали племянницу Серко Гушдяна, Вартухи, и заставили ее переменить веру. Такие деяния считаются заслугами. Не только совершенно бесполезно, но часто положительно опасно обращаться с жалобами к властям, которые от мала до велика сами принимают участие в этом восточном «спорте». Кятиб Алай среди белого дня вошел в дом Ованнеса Гулиляна (деревня Каратизубан в Кнуссе), похитил 15-летнюю дочь Ованнеса и отправил ее в Трапезунд. Отец ее жаловался, просил власти вернуть ему дочь, и, ради справедливости, нужно заметить только, что, насколько мне известно, он не был подвергнут наказанию. Вице-губернатор Арабсира арестовал и изгнал из города нескольких жителей, жены которых считались выдающимися по красоте во всей Армении. Затем он приступил к исполнению своего плана, но встретил заслуженный отпор. После этого несчастные женщины застрелились в своих домах, отказавшись впустить туда вице-губернатора и его людей, которые сказали своим жертвам, что их мужья будут возвращены только в том случае, если они удовлетворят желание своих мучителей. В следующем случае я принимал живейший интерес, потому что я хорошо знаком с жертвой и ее семьей. Ее зовут Люсина Мюссег, и родиной ее была деревня Кнуссаберд. Люсина родилась в 1878 году и в детстве ходила в армянскую миссионерскую школу в Эрзеруме, где ей преподавали учение евангелической церкви, к которой отец ее Агаджан Кемалян всегда чувствовал сильную склонность. Армянские девушки подвержены постоянной опасности похищенья со стороны турок и курдов и родители находятся в вечной заботе о том, как защитить своих детей от несчастья, оканчивающегося иногда смертью. Средства защиты, к которым прибегают армяне, заключаются в очень ранних браках или в переодевании девочек мальчиками (В деревне Ишку, например, дочь Тенана, Ага, одевалась мальчиком. Ее арестовали за это и продержали некоторое время в эрзерумской тюрьме, так как это тоже преступление). Я знал детей, которых брали из школы, венчали и потом через несколько месяцев их супружеской жизни снова отсылали в школу. Это именно случилось и с Люсиной; ее взяли из школы в 14-тилетнем возрасте, обвенчали с мальчиком такого же возраста, по имени Миликин, и когда она прожила с мужем под кровом его отца, ее снова отправили в протестантскую школу. Однажды ночью, во время отсутствия мужа она была схвачена несколькими людьми, которые волокли ее за волосы, заткнули ей рот и принесли в дом Гуссни-бея. Этот человек — сын местного вице-губернатора. Он обесчестил молодую женщину и на другой день отправил ее домой, но муж отказался принять ее, и теперь она лишена близких и одинока (Она вручила мне воззвание к английским женщинам за ее подписью и с ее фотографией). Отец Люсины обратился с жалобой к полковнику гамидие и подал просьбу приходскому священнику. Архиепископ эрзерумский также взял это дело в свои руки и обратился к генерал-губернатору вилайета и кнусскому суду. Но все оказалось бесполезно. Люсина теперь пария. В своем воззвании к английским женщинам, которое слишком длинно и наивно, чтобы приводить его здесь, она говорит: «Мы терпеливо выносили наши страдания, когда у нас отнимают наш хлеб, масло и мед и оставляют нас голодными бедняками; мы преклоняем головы с грустным покорством, когда курды и турки вырезали нашу родню. Но должны ли мы молчать и покоряться даже тогда, когда наша раса отравляется в самом корне, когда матери-дети и малютки-дочери подвергаются насилиям со стороны дикарей? Скажите, сестры-христианки, неужели, в самом деле, нет средства против этого зла?.. Мы не просим ни отмщений, ни привилегий; мы просим только, чтобы... но должна ли я объяснять это английским матронам, женам и сестрам?.. Хотя мы, армяне, но мы христиане; меня, как и вас, воспитывали в протестантской школе; как и вы, я черпаю свои нравственные правила из Библии; меня, как и вас, учили мыслить и чувствовать... Ради Бога, которому мы с вами поклоняемся, помогите нам, сестры-христианки, пока еще не поздно; и примите благодарность от матерей, жен, сестер и дочерей моего народа и с ними вместе от той, для которой, несмотря на ее юность, смерть явилась бы желанным избавлением».

Подписано: Люсина Мюссег.

Я получил также скорбное воззвание к английским женщинам от нескольких сотен армянок из округа Кнусс; они молят, как о высшей милости, защитить их от жестокого обращения, которому их подвергают. Печатать это воззвание здесь бесполезно: писаные призывы редко оказывают сильное влияние. Если бы читатель видел самих этих несчастных женщин, как я их видел, и слышал их печальную повесть из их собственных уст, рассказанную простыми словами, подкрепляемую стонами и рыданиями и иллюстрированную их нищетой и бедствиями, он мог бы тогда составить себе понятие о положении дел в Армении, — положении, которое в добрые старые времена теократии привлекло бы на виновных небесный огонь. Например, в деревне Бегли-Ахмед я встретил женщину около 28 лет, одетую в лохмотья, с бледным, изнуренным мальчиком 12-ти лет, который страдал от страшного кашля и выглядел тифозным больным лет 6-ти или 7-ми. Я просил ее рассказать мне ее историю, и вот что она сказала: «Меня зовут Агиласс Манукян. Я из деревни Кырт (округ Кнусс). Мы отлично жили, но курды отобрали у нас все, что мы имели — все, эффенди; тем не менее, мой бедный муж продолжал работать на меня и моего ребенка, хотя нам приказали уходить. Однажды, когда я несла пищу моему мужу в поле, они ударили меня по голове и обесчестили... Это было днем... — Это случилось в полдень, мама, когда ты несла отцу хлеб! — перебил ребенок-призрак. Я никогда в жизни не видел более печальной картины, чем эти два родные безнадежные существа, дрожавшие от холода, и этого умирающего ребенка, который так просто сообщал о том, что несколько соседних курдов на его глазах обесчестили его мать (У меня есть фотография несчастной женщины). Потом она продолжала: — Я жаловалась старшему офицеру, шейху Мураду, но бимбаши жестоко бил меня по голове и спине и вытолкнул вон. Затем, прошлой весной, когда мой муж снял хлеб, Али Махмед явился и убил его. — Убил осью, мама, — перебил ребенок... — Мы теперь одиноки на свете, блуждаем и нищенствуем, и никто нас не знает, — сказала женщина. Дав ей несколько монет, я поспешил прочь, тщетно стараясь отделаться от страшного впечатления, которое как ужасный призрак преследовало меня потом целые недели. Сасунская резня заставила содрогнуться самые холодные сердца. Но это избиение было небесною милостью в сравнении с адскими деяниями, которые совершаются каждую неделю и каждый день в течение года. Жалобные стоны голодающих детей, стенанье стариков, которым привелось увидеть дела, не поддающиеся описанию, страшные крики насилуемых девушек и нежных малюток, вопли матерей, лишившихся детей, благодаря преступлениям, по сравнению с которыми убийство было бы благодеянием; нечеловеческий визг женщин, извивающихся под лозами, эти тщетные голоса крови и мучения, умирающие в пустыне, не встретив отклика ни на земле, ни на небе, — все это вместе взятое оставляет в тени Сасун и все его ужасы. Таковы дела, за которые мы несем нравственную ответственность; и несмотря на то, что либеральному правительству были известны эти факты и другие аналогичные им, лорд Кимберлей не нашел возможным выступить против них и счел неудобным их обнародовать. К счастью, существуют серьезные основания ожидать, что лорд Салисбюри, который только один из всех английских государственных людей, по-видимому, понимает все трудности этого вопроса, усыпанного терниями, найдет (?) действительные средства, чтобы сразу положить скорый конец армянскому аду.

Эмиль Диллон.

[Pandukht]

Из Соntеmроrаrу Rеviеw 1895, август. — Автор этой статьи являет собою при­мер боевого, неустрашимого служения печатному слову. С неимоверными трудностями и опасностями выполнил он многотрудную роль расследователя зверств турецких, встре­чая на каждом шагу, при выполнении своей благородной миссии, противодействия со сто­роны турецкого правительства. Приводим со слов „Нового Обозрения" данные из биографии Диллона: „Эмиль Диллон — по происхождению ирландец: он родился в Дублине 9-го марта 1856 года. Закончив первоначальное свое образование в родном городе, г. Диллон для получения высшего образования отправился в Англию, а затем слушал лекции по философии и восточным языкам в лучших французских и немецких университетах. Между прочим, в Соllegе dе Frаnсе он слушал лекции Ренана, а в университетах Тюбингенском и Лейпцигском специально занимался изучением сравнительной филологии. Из Германии Дил­лон прибыл в Россию, где получил в Петербургском университете звание магистра восточных языков и был приглашен в Харьковский университет на кафедру сравнитель­ной филологии. Последнюю должность г. Диллон отправлял в течение четырех лет. Посвятив свое особенное внимание изучению древнеармянского языка и литературы, г. Диллон вскоре перевел на русский язык и издал книгу Егише „Война армян с пер­сами", а также напечатал собственный этюд — „Отношение армянского языка к иранской группе языков". Для более основательного изучения армянского языка и литературы, г. Диллон отправился в Венецию, где занимался этими предметами в ученой конгрегации мхитаристов, а в 1886 году, издав свое исследование об армянском языке, он получил звание члена этой конгрегации. Вернувшись из Венеции в Англию, г. Дил­лон напечатал в английских ученых журналах целый ряд специальных статей по сравнительной филологии — об армянском языке и литературе — и приобрел имя солидного ученого. Кроме родного языка, г. Диллон основательно владеет языками: русским, французским, немецким и древнеармянским. В качестве корреспондента, г. Диллон стяжал себе завидную славу: его корреспонденции, отличающиеся основательным знанием трактуемого предмета и правдивостью изложения, приковали к себе всеобщее внимание в Англии и вызвали сочувствие к положению Армении, ужасы которой, по авторитетному заявлению Гладстона, превосходят ужасы Болгарии до последней войны".

[Pandukht]

Константин Захарян "МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ"К вопросу об установлении современных государственных границ в Закавказье и в Малой Азии (1917-1923 гг.) Мы поставили целью высветить один из самых трагических периодов армянской истории с 1917 по 1923 гг., когда происходило формирование современных национально-территориальных границ в Закавказье и в Малой Азии. Подбор значительной части источников по рассматриваемой теме диктовался стремлением привести наиболее характерные образцы литературы, долгие годы вырабатывавшие продуманно тенденциозный взгляд на данный вопрос. Читатель, следуя хронологически последовательному изложению событий и сопоставляя цитируемые источники с рассуждениями и обобщениями автора, получит возможность воссоздать правдивую картину прошлого и сделать собственные выводы. Ведь за последние семьдесят лет история была до неузнаваемости деформирована, покорно служила спущенным сверху весьма сомнительным идеологическим постулатам и на сегодня нуждается в кардинальном пересмотре, в непредвзятости и объективности совершенно иного, нового подхода. Мы попытались выявить то, что по причине несоответствия примитивным стереотипам осталось за пределами официальной историографии и дать правильное толкование различного рода фальсифицируемым фактам. Как известно, подразделение Армении на Западную и Восточную берет начало с 1639 года, с договора между Персией и Турцией, зафиксировавшего в частности раздел Армении между этими двумя государствами. В 1828 году после русско-персидской войны Восточ­ная Армения вошла в состав России. Иная судьба постигла Западную Арме­нию. Долгий и болезненный распад возникшей и существовавшей в резуль­тате и за счет грабительских захватни­ческих войн Османской империи начал­ся еще в XVII веке. Самые сокрушительные удары по султанскому госу­дарству на протяжении двух веков на­носила российская экспансия с севера, чему свидетельство многочисленные русско-турецкие войны XVIII—XIX веков. После войны 1877-78 годов к России была присоединена Карсская область. Первое тотальное избиение армян (1894-96 гг.), придерживавшихся рус­ской ориентации, произошло при сул­тане Абдул-Гамиде II (1876-1909 гг). И исчисляется оно в 300 тысяч челове­ческих жизней. Турецкие правящие круги, смертельно напуганные освобождением от османского ига большей ча­сти балканских стран, видевшие в Ар­мении «пятую колонну», способную окончательно развалить Блистательную Порту, начали проводить организован­ный геноцид. Сменившие режим Абдул-Гамида младотурки сделали программной частью апологизированного ими пантюркизма полное уничтожение армян. Чудовищный план, разработанный при помощи старшего союзника - Гер­мании, также несущей прямую ответ­ственность за это невиданное преступле­ние стал возможным для осуществле­ния в годы первой мировой войны. В результате массовых убийств, проводи­мых под видом депортации армянского населения, погибло 1,5 миллиона чело­век. Итак, можно с уверенностью сказать, что основными причинами учиненного младотурками варварского истребле­ния армян были как русская ориента­ция последних, так и каннибальское по­ложение идеологов пантюркизма о том, что Армения является препятствием в «правоверном» стремлении турок на восток, обосновываемом идеей созда­ния Великого Турана.

Edited July 6, 2008 by Pandukht

[Pandukht]

Боевые действия на Кавказском теа­тре начиная с 1914 года и проходившее с переменным успехом наступление рус­ских армий привели к тому, что в 1917 году фронт проходил по линии Трапезунд – Эрзинджан - Хныскала - южный бе­рег озера Ван - персидская граница (Энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР», 1987 г., с. 145) В ноябре после декрета Советской власти о мире и особенно после заклю­чения перемирия русские солдаты ста­ли в повальном порядке покидать пози­ции и возвращаться в Россию. Возникла угроза турецкой агрессии. Организованный 15 (28) ноября 1917 года в Тифлисе Закавказский комиссариат на­чал спешно формировать армию для ее отражения. Но различные платформы внутри комиссариата, объединившего Грузию, Армению, Азербайджан с пра­вящей ролью, соответственно, меньше­виков, дашнаков, мусаватистов, выяви­лись сразу после его возникновения. «Мусаватисты проповедовали пан­тюркизм и отказывались воевать с еди­новерцами; меньшевики ориентирова­лись на Германию и рассчитывали, что она защитит Грузию от турецкой ин­тервенции» (там же). 29 декабря 1917 года в Петрограде вышел декрет Совета Народных Комиссаров «О Турецкой Армении»: «... Совет Народ­ных Комиссаров объявляет армянскому народу, что рабоче-крестьянское прави­тельство России защищает право армян оккупированной Россией Турецкой Ар­мении на свободное самоопределение вплоть до полной независимости...» ("Геноцид армян в Османской империи", 1966 г., с.436) Однако декрет носил сугубо декла­ративный характер. Россия, занятая ре­волюцией и контрреволюцией, была да­леко. Армения оставалась фактически один на один с грозным противником. Нужно сказать, что уходящие рус­ские части разоружались Закавказским комиссариатом. Для Армении, а пона­чалу и для Грузии, это было жизненно необходимо в целях обороны. По свиде­тельству маршала И. X. Баграмяна (И.Х.Баграмян "Мои воспоминания", 1979 г., с. 52), русские солдаты в ряде случаев добровольно сдавали оружие армянским формированиям, дравшимся в рядах русской армии в первую мировую вой­ну. В Азербайджане же, находившемся в руках мусаватистов, разоружение русских частей вылилось в кровавое побоище: «9 - 12 (22 - 25) января 1918 года у станции Шамхор (близ Гянджи) и Хачмаса (около Баку) вооруженными бандами националистов были убиты и ранены тысячи солдат» («Гражданская война и военная интервенция в СССР, с.213). Турецкое командование нарушило соглашение о перемирии 30 января (12 февраля) 1918 года и начало наступление в эрзерумском, ванском и приморском направле­ниях. «Интервентам противостояли грузинский (около 12 тыс. чел.) и армянский(около 17 тыс. чел.; командир корпуса - генерал Назарбекян, комиссар - генерал Драстамат Канаян (Дро)) корпуса. Турецкие войска заняли 30 января (12 февраля) Эрзинджан (эрзерумское направление), 12 марта(по новому стилю) Эрзерум. Грузинские войска отступали почти без боя, вся тяжесть вооруженной борьбы легла на армянские войска. В развернувшейся армяно-турецкой вой­не отпору интервентам противодейст­вовали мусаватисты, которые разжига­ли среди населения межнациональную вражду, создавали из местных мусуль­ман вооруженные отряды» (там же, с.145). 10 (23) февраля 1918 года Закавказским ко­миссариатом в Тифлисе был созван как орган высшей государственной власти Закавказский сейм, руководящие посты в котором заняли грузинские меньшеви­ки. Советская историография указывает, что сейм по контрреволюционным соображениям уклонился от участия в Брест-Литовских переговорах и не при­знал подытожившего их мира (заклю­чен 3 марта 1918 года Германией, Австро-Венгрией, Османской империей, Болга­рией с одной стороны и Советской Россией с другой). Это не так. Не следует забывать, что если Россия, вследствие Бреста, лишалась части своей террито­рии, то есть по Ленину, теряя второстепенное, сохраняла главное - завоевания Октября и получала мирную передышку, то для Армении добровольное принятие договорных условий, неприемлемых в начале марта 1918 года, когда не был сдан еще и Эрзерум, означало не что иное, как добровольно поставить под прямую угрозу свое национальное существование. Границы в Закавказье, оговоренные в Брест-Литовске, в общем, совпадали с нынешней советско-турецкой границей, исключая малую часть грузинских земель также отходивших к Турции. Надежды же на успех в боевых действиях, даже после ухода русских войск и получения османской армией значительного перевеса в силах, могли быть гораздо большими, если бы не пассивная позиция грузинского корпуса и капитулянтское поведение командующего Кавказской армии генерала Одишелидзе, продиктованные меньшевистским руководством Закавказского сейма. Армянским фор­мированиям пришлось по существу в одиночку вести тяжелые арьергардные бои, дабы прикрыть поспешный уход мирного населения, ведь целью Турции являлась не просто оккупация страны, а полное уничтожение армян (огром­ную роль в прикрытии беженцев сыграли части под командованием генерал-майора Андраника Озаняна). Следовательно, в факте неприятия Брестского мира не может быть и речи о какой бы то ни было контрреволю­ции, во всяком случае, со стороны Ар­мянского национального совета, так как руководство Армении не имело ни мо­рального, ни политического права при­нимать вышеназванный акт, отдавав­ший без боя смертельному врагу не только 5/6 исконной исторической тер­ритории, но и оставлявший многие ты­сячи человеческих жизней на милость турецкого ятагана. В такой катастрофический момент Сейм в ущерб интересам фронта пере­бросил вооружение из Карса и Александрополя в Тифлис. 5 марта председа­тель Закавказского правительства Гегечкори потребовал доставить из Александрополя специальным поездом в Тиф­лис следующие огнестрельные припа­сы: патроны для пулемета «Льюис» - 20 миллионов штук, винтовок - 5 мил­лионов, а также шрапнельные снаряды, бомбы и гранаты. Затем из Александрополя в Тифлис было доставлено 40 тысяч винтовок и 60 миллионов патронов. Экономическое и военно-политическое положение Армении еще более ухудши­лось в связи с тем, что мусаватисты, помогая наступлению турок, с помощью «дикой дивизии» не пропускали грузы, идущие из Тифлиса на юг через стан­ции Сандар, Ашага-Сераль, Садахло, что прекращало снабжение фронта. 12 марта генерал Одишелидзе сдал Эрзерум, 14 апреля турецкие войска без боя вошли в Батум, 25 апреля по распоряжению министра-председателя Закавказского сейма Чхенкели был ос­тавлен Карс, несмотря на протесты ге­нерала Назарбекяна, утверждавшего, что имеются все необходимые средства для обороны города. Вверяя себя кайзеровской Германии, которая, приняв под свое покровитель­ство Грузию, санкционировала отдачу всей Армении во власть Турции, меньшевики не желали воевать. По сведе­ниям, почерпнутым из книги Ш. Гиорхелидзе, М. Немировой «Пятьсот шагов до родины» (1970 г.), Грузия пользовалась осо­быми симпатиями кайзера Вильгельма, возжелавшего увидеть на возрожденном грузинском престоле своего любимого младшего сына.

Edited July 7, 2008 by Pandukht

[Pandukht]

«27 апреля 1918 г. немцы принудили турок заключить в Константинополе секретное соглашение о разделе сфер влияния: Турции отводилась занятая ею территория Грузии и почти вся Арме­ния, остальная часть Закавказья - Гер­мании. 28 апреля по требованию Герма­нии Турция объявила о согласии приступить к мирным переговорам с Закав­казским правительством, но начались они лишь 11 мая в городе Батуме. 14 мая Грузинский национальный совет принял инспирированное немцами решение про­сить у Германии покровительства. Гер­манский империализм, завладевший к этому времени российскими черномор­скими портами, согласился «помочь» Грузии. В начале мая через организа­ции Красного Креста Германия доби­лась сосредоточения своих военноплен­ных в пунктах вдоль железной дороги под видом подготовки для отправления на родину, намереваясь использовать их, вооружив вновь. 25 мая из Крыма в Поти прибыл первый 3-тысячный эшелон германских войск» (там же). Еще в марте 1918 года Закавказский сейм юридически оформил отделение Закавказья от России. Проходившие в апреле между представителями Сейма и Турции переговоры в Трапезунде ре­зультатов не дали - Турция отвергла предложение о признании границ 14-го года. Позже она отвергла и предложение о признании границ по Бресту. 22 апреля Сейм сложил свои пол­номочия. Была провозглашена Закав­казская Демократическая Федератив­ная Республика (ЗДФР), права прези­дента в которой получил меньшевик Чхеидзе; министр-председатель и ми­нистр иностранных дел - Чхенкели. После того, как 14 мая Грузинский национальный совет запросил у Герма­нии покровительства, 15 мая турецкие войска, нарушив перемирие, перешли в наступление, овладели Александрополем, стали наступать на Караклис и Эривань. 21 мая передовые части ин­тервентов заняли Сардарапат, созда­вая непосредственную угрозу захвата Эривани. Оставшаяся в полном одино­честве Армения стояла на грани исчез­новения с карты мира. Именно герои Сардарапата, Баш-Апарана, Караклиса в те критические дни спасли нацию от неминуемой гибе­ли. Безусловно, главным, определяющим звеном этих сражений была битва под Сардарапатом, где общее командование армянскими частями и народными опол­ченцами осуществлял генерал-майор Мовсес Силикян, по мнению маршала Баграмяна (И.Х. Баграмян «Мои воспоминания» 1979 г., с. 90), наиболее талант­ливый армянский военачальник того периода. 24 мая 1918 года в пламенном обращении к нации он писал: «Армяне! Спешите освободить Отечество! Пробил час, когда каждый армянин, забыв свое личное, во имя великого де­ла - спасения Родины и защиты чести своей жены и дочерей должен прило­жить последнее усилие - ударить по врагу. Мы не хотели воевать, во имя мира и согласия готовы были пойти на любую жертву, однако наш вероломный враг продолжает идти по намеченному пути, он хочет не только поработить нас, он хочет стереть с лица земли нашу мно­гострадальную нацию. Но если нам су­ждено быть уничтоженными, не лучше ли с оружием в руках попытаться за­щитить самих себя. Может нам удастся в бою завоевать право на существова­ние... Вставайте! К делу, на священную вой­ну! Все мужчины, способные держать оружие, обязаны явиться в Эривань к генералу Бежанбеку, а все собранные продукты передать местным Националь­ным советам» (там же, с. 82). Главные силы Эриванской группы армянского корпуса - Сардарапатский отряд под началом полковника Даниэла Бек-Пирумяна, в составе, в частности, 5-го стрелкового полка полковника Погоса Бек-Пирумяна, укомплектованного целиком карабахцами, дравшимися с отчаянным мужеством, Игдырский и Партизанский пехотные полки, 1-й особый армянский конный полк, Хзнаузский отряд подполковника Гасан-Пашяна и отряды народного ополчения в кровопролитных боях, отстояв серд­це Восточной Армении - Эривань, раз­громили противника и к 28 мая отбро­сили на запад до реки Арпачай. В то же время под Баш-Апараном, опорным пунктом на пути к Аштараку, падение которого означало бы прорыв врага в Араратскую долину с севера, Армянский стрелковый полк полковни­ка Долуханяна, Армянский конный полк полковника Залиняна, Партизанский конный полк подполковника Королькова и Пограничный полк подполковника Силина под общим командованием генерала Драстамата Канаяна, одного из виднейших деятелей партии «Дашнакцутюн», сражаясь с беззаветной храб­ростью, при активном участии добро­вольцев и ополченцев решительным уда­ром сначала остановили наступление захватчиков, а затем освободили Баш-Апаран и отшвырнули турок к Спитак­скому перевалу. Не менее драматично развивались события на Караклисском направлении. Там 20 мая противник, преодолев Джаджурский перевал, овладел крупным населенным пунктом Амамлу и вышел на дальние подступы к Караклису. Ге­нерал Назарбекян, не оказывая долж­ного сопротивления турецким частям, с основным ядром своих войск отошел в район Дилижана. По словам марша­ла Баграмяна (там же, с. 87), только благо­даря упорному сопротивлению арьер­гардных частей и отрядов ополченцев удалось удержать Караклис. Лишь по­сле получения известий об успехах, до­стигнутых под Сардарапатом и Баш-Апараном, генерал Назарбекян органи­зовал возвращение войск в район Ка­раклиса, где продолжались ожесточен­ные бои. С 24 по 28 мая в ходе упор­ного сражения здесь также удалось це­ной беспримерного самопожертвования и огромных потерь вынудить интер­вентов к отступлению от Караклиса в сторону Амамлу на четыре-пять километров. Главнокомандующий турецки­ми войсками на Кавказском фронте Мамед Вехиб-паша позже говорил по это­му поводу: «Это была редкая битва в истории войн... Под Караклисом армяне показали, что они могут быть луч­шими солдатами мира» (там же, с. 88). Севернее же Александрополя в нап­равлении Тифлиса у станции Воронцовка турецкие войска встретили реши­тельный отпор со стороны отрядов ге­нерала Андраника Озаняна и народных ополченцев из Лорийского района. Подведем итоги. Итак, в ходе сраже­ний в период с 22 по 28 мая под Сардарапатом, Баш-Апараном и Караклисом не ведающий пощады враг был не просто остановлен, но разбит и отбро­шен. Восточная Армения избегла опус­тошения, а армяне тотального уничто­жения. Важнейшую роль в Сардарапатской эпопее сыграл один из лидеров партии «Дашнакцутюн», руководитель знаме­нитой самообороны Вана (1915 г.), вы­дающийся национальный деятель Арам Манукян. В марте 1918 года, после паде­ния Эрзерума (12 марта) Армянский на­циональный совет вручил ему полномо­чия единоличной гражданской и военной власти на всей территории бывшей Эриванской губернии. В майские дни большинство военных из высшего ко­мандного состава предлагали временно оставить Эривань и принять бой на гористом Котайкском плато. Они мотиви­ровали это крайней опасностью судьбо­носной схватки с превосходящими си­лами противника в условиях равнинной местности на подступах к Эривани. Арам Манукян настоял на том, чтобы дать сражение в Араратской долине. Впос­ледствии он занимал пост министра внутренних дел в первом правительст­ве Республики. Умер в январе 1919 года от тифа. Невозможно переоценить решающее значение событий весны 1918 года. Необ­ходимо лишь напомнить о трагическом конце многих и многих из тех, кто от­стоял тогда право армян на националь­ное существование. Немало героев Сар­дарапатской битвы были расстреляны в начале 20-х в результате преступного произвола, иные солдаты Отечества по­гибли от рук палачей в страшные годы сталинского террора. Остается спросить - где увековеченные имена этих людей, спасителей нации в роковые дни, людей, которым все последующие поколения армян обязаны, если не жизнью, то уж во всяком случае, Родиной?

[Pandukht]

Еще не отгремели майские залпы, еще решалось быть или не быть Арме­нии, а дальнейшее существование лос­кутного государства, пышно окрещён­ного Закавказской Демократической Федеративной Республикой, стало со­вершенно бессмысленным. У тех, кто входил в эту федерацию, не оставалось больше и формальной общности инте­ресов, впрочем, мнимой с самого нача­ла. 26 мая 1918 года грузинская фракция заявила о выходе из Сейма и констати­ровала возникновение Грузинской республики под эгидой Германии. 27 мая азербайджанские мусаватисты, открыто выступавшие на стороне Турции, объя­вили о создании Азербайджанской рес­публики. Кстати, именно 27 мая 1918 года можно считать датой появления в исто­рии государственного образования под названием Азербайджан. 28 мая, в день, когда Армения силой оружия утвердила свое право на жизнь, Армянский национальный совет заложил основы созда­ния Республики Армении. А посему 28-е число - победоносное окончание жесточайшей схватки и возрождение армянской государственности после бо­лее чем пятисотлетнего перерыва (падение Киликийского царства - 1375 г.) никак не заслуживало столь ярого иг­норирования, что имело место до пос­леднего времени. Но достигнутые успехи, увы, не уда­лось развить. Силы оказались слишком неравными. 4 июня 1918 года Порта навя­зала Армении грабительский мирный договор (заключен в Батуме), по которому за Арменией со­хранялась территория около 12 тыс. кв. км., отторгалась часть Эриванского и Эчмиадзинского уездов. Резервы страны были исчерпаны, продолжение военных действий сулило весьма сомнительный исход, потому несомненно, что при той катастрофической ситуации никто не имел права на риск, чреватый непопра­вимыми последствиями. И здесь вот вполне приемлемо провести аналогию с бесспорным значением Брестского ми­ра для Советской России. Подобно пос­леднему, Батумский договор «да, по­зорный, да, унизительный» явился вы­нужденным необходимым актом, также дававшим насущную, как воздух, мир­ную передышку новорожденной республике. Судьба Четверного блока (то есть Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции) к лету 18-го ясно предопределилась. Ну­жно было выиграть время, чтобы вы­жить. Последующие события подтвер­дили правильность выбранного решения. Правительство Армении, сформиро­ванное дашнаками, 20 июня переехало из Тифлиса в Эривань. Высшим зако­нодательным органом страны стал пар­ламент (90 процентов мест имела пар­тия «Дашнакцутюн»). Премьер-министры Республики Арме­нии: О. Качазнуни (май 1918 г. - июнь 1919 г.). А. Хатисян (июнь 1919 г. - май 1920 г.). А. Оганджанян (май 1920 г. - 23 ноября 1920 г.), С. Врацян (23 ноября 1920 г. - 2 декабря 1920 г.). После распада ЗДФР и образования трех государств Турция вела перегово­ры с каждым из них в отдельности. «Главным пунктом в договоре о «ми­ре и дружбе» с мусаватистами стоял пункт о совместной борьбе против Со­ветской власти в Баку и Дагестане. В этих целях мусаватистское правитель­ство Хан-Хойского (образовано в Гяндже) обратилось к турец­кому правительству с просьбой оказать военную помощь в борьбе против Совет­ской власти в Баку. Это обращение, между прочим, было использовано госу­дарственными деятелями и историками Турции для утверждения, будто турец­кие войска были направлены в Баку на помощь азербайджанским братьям по их просьбе. Для похода на Баку младотурецкое правительство сформи­ровало 9-ю армию под командованием Якуба Шевки-паши. В Гяндже под ко­мандованием брата Энвера Нури-паши (прибывшего туда 25 июня 1918 г.) сформировалась "армия ислама"...» («СССР и Турция 1917 – 1979», 1981 г., с. 20). 31 июля 1918 г. Бакинская коммуна пала. 15 сентября турецкие войска и мусаватистские части заняли город. В массовом погроме армянского населе­ния, учиненном ими, погибло 30 тысяч человек. 30 октября 1918 года после разгрома англича­нами османских войск в Месопотамии и Палестине империя признала себя побеж­денной в войне еще до старшего союзника Германии (11 ноября 1918 г.) и под­писала Мудросское перемирие, аннули­ровавшее Батумский мирный договор. По условиям перемирия Турция обязы­валась очистить шесть армянских ви­лайетов. Началась эвакуация турецких войск. Энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР» (с.43) указывает: «Антанта, объявившая себя покровителем Армянской буржуазной республики, передала ей Карсскую об­ласть и отторгнутые ранее уезды Эриванской губернии» (уточним лишь, что территория, составляющая ныне Нахичеванскую АССР, находящуюся в составе Азербайджана, была частью Эриванской губернии). Вслед за поражением Четверного со­юза развернулось множество событий, исход которых в нестабильной, быстро меняющейся обстановке невозможно было предугадать.

[Pandukht]

Книга «СССР и Турция 1917 - 1979», заслуживающая сама по себе особого разговора, вышедшая в издательстве «Наука» (Главная редакция восточной литературы, Москва) в 1981 году под об­щим руководством члена-корреспонден­та Академии наук СССР Г. Ф. Кима, сообщает: «Судьба Турции, казалось, была предрешена и союзные державы приблизились к осуществлению своей вековой цели - разделу, а по существу уничтожению турецкого государства. На Парижской мирной конференции (Проходила с января 1919 г. по 1920 г.) оТурции речь шла как о стране, пере­ставшей существовать. "Турция, - говорил премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, - окон­чательно разделена, и мы не имеем ни­какого основания сожалеть об этом. Перед нами стоит вопрос, кем заменить Турцию. Единственными европейскими державами, способными выполнить эту миссию, являются, по нашему мнению Великобритания, Италия и Франция". ...Лишь в центральной Анатолии сохранялось небольшое турецкое государство во главе с султаном, но под контролем держав Антанты» (с. 23). 30 января 1919 года державы Антанты объявили, что Османская империя официально перестает существовать. Именно с этим, казалось, гибельным для Турции периодом, связано выдвижение на политическую арену, безус­ловно, наиболее крупной фигуры в ту­рецкой истории, Мустафы Кемаль-паши, ставшего вскоре лидером новой Турции. В первую мировую войну он сыграл важную роль в обороне Дарданелл, при неудачной попытке высадки там англо-­французского десанта (1915 г.), затем занимал высшие командные посты на Кавказском (1916 - 17 гг.) и сирийско-палестинском фронтах (1917 - 18 гг.). С конца 1918 - начала 1919 годов сул­танские власти капитулировавшего Стамбула не имели никаких реальных полномочий и вынуждены были покорно выполнять директивы победителей., Как же возникло кемалистское дви­жение? «СССР и Турция 1917 - 1979»: Лидером освободительного движения стал один из видных военных деятелей Турции бригадный генерал Мустафа Кемаль-паша (в 1934 году он получил фамилию Ататюрк), прибывший из Стамбула в Анатолию 19 мая 1919 года в качестве инспектора 3-й армии «с поруче­ниями государственного и военного ха­рактера» (с. 24). «Поручения государственного и во­енного характера» выражали волю тех кругов ликвидированной империи, ко­торые судорожно искали спасения от близящегося краха, поскольку 14 мая 1919 года на Парижской мирной конференции «Совет четырех» в составе Ан­глии, Франции, Италии, США одобрил резолюцию, согласно которой президент США, при условии согласия Совета, брал от имени Соединенных Штатов мандат на Армению, Константинополь и проливы. То были первые конкретные шаги по расчленению территории поверженного врага. И действительно, поначалу США намеревались получить мандат на Ар­мению, чего по нескольким ниже приво­димым причинам не произошло. «В мае 1919 года с целью поставить перед фактом участников Парижской конференции и воздействовать на них, в Ереване в день первой годовщины Армянской республики Армения была провозглашена объединенной - «Еди­ной и независимой». Таким образом, армянское правительство предъявило свои претензии в отношении Западной Армении и Киликии» (Д.С. Киракосян «Младотурки перед судом истории», 1986 г., с. 314) (Антанта возражала против занятия Арменией этих территорий до официального оформления мирного договора по разделу Турции). Обстановка была следующей: анг­лийские войска стояли в бывших владе­ниях Порты Багдаде и Мосуле, они так же высадились в Сирии и Киликии (Англичане находились в Сирии и Кили­кии до октября 1919 года. В октябре их сме­нили французы). 4 греческие дивизии 15 октября 1919 года заняли Измир. Все вышеперечисленное как нельзя лучше объясняет прибытие в Анатолию (19 мая) Мустафы Кемаля. Нужно отме­тить, что в это время в центральной и восточной частях страны скопилось не­малое количество армейских подразделений, начавших эвакуацию с Кавказ­ского фронта после Мудросского пере­мирия. Объединением этих раздробленных сил и созданием регулярной ар­мии, так же, как и возглавленное им движение, получившей наименование кемалистской, занялся Мустафа Ке­маль-паша. Ядро его воинства состави­ли 19-тысячное соединение Якуба Шевки и 22-тысячное соединение Али Исхана-паши.

[Pandukht]

«СССР и Турция 1917-1979» (с. 24-25): «Убедившись в большом размахе на­родного стихийного движения в Анато­лии, Мустафа Кемаль решил исполь­зовать его для спасения страны от им­периалистического расчленения. Под его руководством в городе Эрзеруме с 23 июля по 7 августа 1919 года состоялся конгресс Общества защиты прав вос­точных вилайетов. Конгресс принял ре­шение об организации борьбы за независимость и о созыве всетурецкого кон­гресса, который состоялся 4 - 12 сен­тября в городе Сивасе. Несмотря на сопротивление некоторой части делегатов, отвергавших вооруженную борьбу с оккупантами и предлагавших добиться соглашения с Антантой «мирным» пу­тем или путем установления над Тур­цией американского мандата, была вы­работана программа освободительного движения и избран (под председатель­ством Кемаля Ататюрка) Представи­тельный комитет, который фактически выполнял функции временного прави­тельства и руководил борьбой за независимость. Державы Антанты, пытавшиеся за­душить освободительную борьбу турецкого народа руками султанского прави­тельства, не добились успеха. Нацио­нальным силам удалось уничтожить карательные отряды султана, «халифат­скую армию» и ликвидировать мятежи, спровоцированные султанскими кругами против освободительного движения». Думается, столь откровенное излия­ние в пояснениях не нуждается. От се­бя добавим, что конгрессы в Эрзеруме и Сивасе, в частности, постановили - не уступать армянам ни пяди земли (Д.С. Киракосян «Младотурки перед судом истории», с.322). Армения не могла решить вопрос за­падных территорий собственными си­лами. Это во многом определялось отношениями с соседями: враждебными - с Азербайджаном и натянутыми - с Грузией. Суть трений с Грузией зак­лючалась в оспаривании Грузинской и Армянской республиками прав на Ахалкалакский уезд и на армянскую часть (ныне в пределах Армении) Борчалинского уезда, с преобладающим армянским населением в обоих указан­ных районах. Кроме того, памятна бы­ла позиция Грузии в недавней армяно-турецкой войне, предшествовавшей тя­желейшему для Армении Батумскому миру. 5 декабря 1918 года после ухода турок, ого­воренного Мудросом, грузинские вой­ска вступили в Ахалкалакский уезд. Правительство Армении потребовало их немедленного вывода. 9 декабря начались боевые действия; 14 декабря армянские войска перешли в наступление. Бои также развернулись у Санаина в Борчалинском уезде. После вмешательства англичан военные действия 31 декабря 1918 года прекратились. «В январе 1919 года на конференции в Тифлисе было достигнуто соглашение, по которому до решения Верховным сове­том Антанты вопроса о границах меж­ду Грузией и Арменией северная часть Борчалинского уезда передавалась Гру­зии, южная Армении, а средняя (в ней находились Алавердские медные рудни­ки) объявлялась «нейтральной» зоной и административно подчинялась англий­скому генерал-губернатору» («Гражданская война и военная интервенция в СССР», с.42). Но, несмотря на достигнутое согла­шение, напряженность в отношениях продолжала сохраняться. Так и нераз­решенный конфликт в итоге тоже сыграл роковую роль для независимости обе­их республик. Что же касается военных действий с Азербайджаном, они за все время с 1918 по 1920 годы, приобретая попеременно то локальный, то глобальный характер, почти не прекращались. В территори­альном аспекте спор шел вокруг Нахичевана, Карабаха и Зангезура - искон­ных исторических областей Армении. В Нахичеване после ухода турок мусава­тисты провозгласили марионеточную Аракскую республику, павшую в июне 1919 года под ударами армянских войск при участии английских офицеров. Тем не менее, поначалу успех оказался крат­ковременным. В августе армянские войска были вытеснены из Нахичевана. Затем снова туда вошли. Естественно, что при постоянном на­личии столь недоброго соседства, обус­ловливавшего ненадежность тылов, да и по причинам внутренних трудностей, предпринимать что-либо действенное на западе было гораздо сложнее. Остава­лось к проблеме Западной Армении, не­разрешимой силой оружия, подходить дипломатическим путем.Но союзные державы, всецело заня­тые подведением итогов своей победы в Европе и распределением германских ко­лоний, отводили задачу раздела Турции на задний план. Практические шаги в этом направлении делались крайне медленно и нерезультативно, что привело позже к трагическим для армян послед­ствиям. Такую позицию можно отчасти объяснить недальновидностью европей­ских политиков, считавших Турцию окон­чательно разбитой и неспособной под­няться, хотя вряд ли кто мог предуга­дать, что движение кемалистов, изна­чально казавшееся локальным недолговременным мятежом, станет сущест­венной опасностью.

[Pandukht]

В связи с событиями, происшедшими вскоре, небезынтересно отметить отношение Мустафы Кемаля к большевиз­му в 1919 году. «Это учение неприемлемо для нашей страны, если принять во внимание нашу религию и обычаи, а также наше соци­альное устройство, препятствующее его проникновению к нам. В Турции нет ни капиталистов, ни миллионов рабочих. Мы не стоим также перед аграрной проблемой. С социальной точки зрения наши религиозные принципы мешают нам принять большевизм. Турецкий народ готов даже оспаривать это, если придет время», - говорил он (Д.С. Киракосян «Младотурки перед судом истории», с. 295). В 1919 году кемалисты все еще надеялись пробить брешь в лагере союзников. Не удалось. Отношение Антанты было пока непреклонным. Конечно, державы-победительницы не интересовало благополучие Армении само по себе. В возрожденной под их эгидой армянской государственности они видели, прежде всего, реализацию своих интересов в Малой Азии и на Кавказе, намереваясь продуктивно использовать периферийное географическое положе­ние Армении между стратегически важ­ными Средиземноморьем и Закавказьем. Но многовековой «долине слез» (слова А. Мясникяна) нужны были справедливые исторические границы, и в этом устремления совпадали. Отвлекаясь, можно предположить, что проект американского мандата на Армению был для Соединенных Штатов чем-то вроде прообраза будущего Израиля. Однако сенат США счел нецелесооб­разным делать ставку на страну, полу­тора миллионов населения которой более не существовало. Мандат провалил­ся. В общем, забегая вперед, нелишне сказать, что Армения оказалась пешкой в сложной политической партии, при­чем, пешкой, которая, в какой-то момент, дойдя до седьмой горизонтали, все-таки, увы, так и не прошла в ферзи. Кемалисты же, конвульсивно пытаясь спасти агонизирующую Турцию, не су­мев расколоть «версальцев» (то есть Антанту), вынуж­дены были обратить взоры к России. Альтернативы не существовало. И сбли­жение двух давних врагов, еще вчера немыслимое, в новых условиях стало естественным. С одной стороны Совет­ская Россия была заинтересована в зак­рытии черноморских проливов, делавших уязвимыми южные тылы для враж­дебной ей Антанты, а получить это представлялось возможным лишь при наличии неслабой дружественной Тур­ции, с другой - Советская власть выдвинула известный тезис о «руке друж­бы народам Востока», перекликавшийся с популярной тогда идеей мировой ре­волюции (создание мусульманских ко­митетов, организаций народов Востока и пр.). И Кемаль-паша сделал очень тонкий, единственно спасительный ход. Чтобы выйти на союз с Россией и противопоставить реальную силу Западу, он прос­то на время стал «революционером», взял на вооружение левую фразу, а впоследствии, ловко спекулируя на страхе Европы перед «красной опасностью», время от времени подыгрывая то ей, то северному соседу, максимально исполь­зуя их неутихающее противоборство, добился желаемых результатов, прове­дя и тех и других.