Особый Случай Горыныча

[Bagirka]

Не нашла подходящего подраздела, - помещаю свой очередной опус сюда.

Edited August 30, 2008 by Bagirka

[Kars]

Не нашла подходящего подраздела, - помещаю свой очереднгой опус сюда.

А почему не в «Литературу»?

[Bagirka]

Она мне снится с первого дня, как я впервые написал ей. Я тогда даже не знал, как она выглядит, потому что объявление, которое она поместила на сайте знакомств, было без фотографии. Однако, что-то необъяснимое вызвало во мне полнейшую уверенность в том, что это именно та девушка, с которой я был бы счастлив... не познакомиться, не дружить, не находиться и не жить, - а просто: счастлив. Объявление отличалось от прочих лаконичностью, сдержанностью и от него даже веяло безразличием. Словно помещала она его исключительно от нечего делать, и результаты ее совершенно не волнуют. Не знаю, как остальные мужики, наткнувшиеся на это объявление, а я просто не мог не прореагировать, что как минимум означало, что мужчины моего склада мышления и восприятия наверняка заинтересовались этой особой. Я написал ей так же коротко и с такой же корочкой льда, с которой была составлена ее анкета. "Нашел тебя, Преступница, на "Фантике". Заинтересован. Пиши". Нет, я не назвал ее преступницей. Так она назвала себя сама. То есть, выбрала для себя такой ник.

Ответа в тот день не последовало, но в ту же ночь она мне приснилась. Как это ни странно, в этом сне я увидел ее и себя в городе моего детства, который я покинул подростком, ровно тринадцать лет назад. Она сидела на качелях напротив нашего подъезда и, не качаясь, просто возя ногами по земле, словно задумалась о чем-то. А возле качелей собрались соседские мамаши с детишками, подростки, и с непонятной для меня терпеливостью они ждали момента, когда она покачается и освободит качели. К слову, ничего примечательного в ее внешности я для себя не увидел, однако знал совершенно точно: это именно та девушка, на чье объявление о знакомстве я откликнулся вчера. Я тогда подошел в ней и спросил ее: "Почему ты не ответила на мое послание? Тебе пришло слишком много откликов?". Она ответила, что написала мне. Так и сказала: "Я написала тебе". Однако, после этих ее слов я проснулся и увидел прямо перед своим носом - список покупок, который держала Танька.

- Что это?

- Зайди в "Копейку", сделай вот эти покупки, - я написала тебе, что взять. Кладу на стол на кухне, слышишь? Я вернусь не раньше восьми, у нас квартальный и годовой.

Самое отвратительное для меня - это аромат духов вперемежку в дезодорантом с после пробуждения. Я уткнулся носом в одеяло, чтобы приглушить его.

Попытавшись снова заснуть, я надеялся увидеть продолжение сна, однако, ничего кроме грозы с молнией и "громом", которым оказалась хлопнувшая после танькиного ухода дверь, мне увидеть не удалось.

Что-то заставило меня подняться в эту рань, что для меня всегда было совершенно не свойственно, и направиться к компьютерному столу. Уставившись в окно, как обычно, в ожидании загрузки, я не увидел ничего кроме серой стены снега. Не видно даже голых ветвей берез, вымахавших до моего шестого этажа, - так густо и щедро шел снег. За все эти годы жизни в Москве я так и не смог свыкнуться с тем, что полгода подряд может либо валить снег, либо холодная грязная жижа хлюпать под ногами. Где ты, мое солнечное детство, с запахом моря и неповторимым, терпким ароматом яств, доносившимся из соседских квартир, бликами солнца меж тополиных листьев, когда от нечего делать задираешь голову и приступаешь к оптическим экспериментам, щурясь, косясь и жмурясь потом изо всех сил. Да вот же... вот же снова она, Преступница, - в моем коротком эпизоде из воспоминаний детства. Это с нее тогда бешеный ветер содрал небрежно повязанный пионерский галстук, и она, отчаянно взвизгнув, бросилась было его догонять, но вдруг остановилась, будто смутившись при виде меня, и, едва сопротивляясь порывам ветра, вошла в соседний подъезд.

Это воспоминание отражало совершенно реальное событие, о котором я не вспоминал ни разу до сего дня. Вспомнив же о нем, я ни минуты не сомневаюсь, что именно она, совершенно не знакомая, и ничем кроме помещенного объявления мне не известная, - и есть та самая девочка из моего детства. Однако, так ли это? Как это можно выяснить? Во-первых, проверить почту, - вдруг она ответила. Проверил. Ничего похожего; пусто. Нет даже коммерческих предложений. Найдя ее страничку на сайте, я написал ей снова: "Все понятно. Преступница решила проигнорировать бедного одинокого Горыныча. Она не оценила даже того, что он взалкал познакомится с ней, не зная как она выглядит". Вот так... это должно сработать. Девчонки, - они падки на разговоры о внешности. Особенно, красивые. Звонок. Мама. С чего вдруг именно сегодня, да еще в такую рань...

- Мама, привет, давно не общались. Что случилось?

- Это ты меня спрашиваешь? Вот до чего тебя довела твоя московская жизнь, твои русские сожительницы. Уже забываешь дни рождения родителей. Папа вчера так ждал твоего звонка, собрались гости, он так хвастался перед ними своим московским сыном, который всего добился в чужом городе... А сын так и не позвонил ему, представь как ему было стыдно перед людьми...

- Погоди, мама, вчера разве было... о Боже, я забыл. Я не хожу на работу последние два дня, и вот перестал следить за датами...

- Это все твоя неустроенность, твои русские подружки... - плакала мама.

- Мама, ладно, не придавай значения пустякам. И никогда не говори "подружки". Я уже больше трех лет с одной и той же девушкой живу.

- Тогда женись, за чем дело стоит? Квартира есть, работа есть, все в порядке. Пойми своих стариков, они хотят внуков повидать в жизни.

- Я не люблю ее, мама...

- Три года вместе и не любишь, - о чем ты думаешь, сколько это должно продлиться? Тебе уже пора перестать думать о любви и просто создать семью. Раз ты живешь с девушкой, раз вы до сих пор не расстались - с твоим-то характером, - значит, она тебя понимает, ценит, уважает...

Разговор этот продлился не менее сорока минут. Видимо, потому, что впервые в жизни мама вдруг стала настаивать на моей женитьбе на конкретной девушке - Таньке. До этого она лишь упрекала меня в том, что я встречаюсь абы с кем и не думаю о серьезных отношениях. Теперь же когда ей стало известно, что я в некотором роде остепенился и четвертый год живу с одной и той же, мать решила непременно это узаконить. Однако, я слегка шокировал мать неожиданным вопросом:

- Слушай, мам, что я спросить хотел: ты знала или помнишь кого-нибудь из армян, которые жили в четвертом подъезде?

- В четвертом... Там жили Ира с Грантом, ты дружил с их сыновьями. И там еще жили Андрей с Верой, но у них мальчики уже взрослые были, ты их, наверное, не помнишь. Других армян там не было.

- А дочка у них была?

- Была, старше тебя. Ты перешел в восьмой, а она уехала поступать.

- А как ее имя, мама, помнишь?

- То ли Илона, то ли Милена, что-то такое...

Преступница!! Ну конечно! Какое же еще имя может быть у нее! Именно Илона или Милена, и никак иначе. Я должен был догадаться сам... Сейчас я ее заинтригую еще сильнее, и тогда она точно не проигнорирует меня. Вдогонку предыдущему я отстучал ей следующий текст: "Если вас зовут не Илона и не Милена, - можете не отвечать мне. Общения, увы, не получится!"

Теперь она обязательно напишет, - хотя бы просто из любопытства.

Радостно вскочив со стула, именно так, как я это делал всегда в детстве, когда родители говорили "едем на пляж", я слегка оторопел от своего поступка и от ассоциации, которая при нем возникла. Не помню, когда у меня в последний раз возникала такая картинка из детства. Но как реакция, так и ассоциация меня вполне устроили, я почувствовал себя одуряюще обновленным и счастливым.

Танька позвонила, как обычно, сразу по прибытии на свое рабочее место. Это ее утренний ритуал, - звонить мне, чтобы рассказать, что солнце встало, что она меня любит, что мы с ней созданы друг для друга, и что нужно купить... вот тут бывают вариации. И впервые за все время нашего общения с ней, мне этот ее звонок был не просто приятен или безразличен, а показался чем-то излишним, навязчивым и даже возмутительным.

- Да какого... я открывал холодильник, там еды на месяц вперед. Никуда я не попрусь в такую погоду, - мне даже до гаража дойти влом.

Танька знала прекрасно, что в данную минуту не имеет никакого смысла спорить со мной или вступать в какие-то выяснения. Будет только хуже. Поэтому, она лишь спокойно согласилась со мной, еще раз напомнила о своей беззаветной любви, заявила, что нежно меня целует и повесила трубку, не дожидаясь моего молчания на это. Однако, она не могла остаться равнодушной к такой непонятной перемене во мне. Ей часто приходилось наблюдать мое раздражение, но она всегда четко сознавала причины каждого из этих случаев. Здесь же, боюсь, я оставил ее в полном недоумении. Прекрасный интимный вечер накануне, просмотр сериала в обнимку, травля свежих анекдотов и несколько совместно выкуренных сигарет в подъезде, - ни малейшей зацепки для нее, чтобы понять, что со мной не так, и ее отчеты на работе явно от этого пострадают.

Не удивление вызвало во мне равнодушие по поводу последней мысли, а какое-то подростковое злорадство. Я даже скривил дразнящую рожу в сторону телефона, и с лицом шестиклассника, улизнувшего с урока, поспешил на кухню. Смахнув со стола составленный и оставленный Таней список, я поставил на его место чашку и стал готовить себе кофе. Сравнив свои нынешние жесты и мысли с реакциями шестиклассника, я вдруг увидел яркую картинку того как мы, пацаны-шестиклассники, срывались именно с урока географии и именно для того, чтобы успеть спуститься по лестнице первыми, чтобы потом снизу наблюдать как несколько старшеклассниц в самых коротко подобранных платьях школьной формы будут спускаться по той же лестнице на свой следующий урок. Помню, что вся школа была в восторге от Дианы Симоновой.

Мало того, что природа одарила ее необычайно пышной грудью, она к тому же носила школьный фартук какой-то новой модели, с очень тонкими, без оборочек, плечиками и полностью отсутствующей нагрудной частью. Кроме того, у Дианы были большие глаза, густые ресницы и пышные, модно подстриженные каштановые волосы. Как ни странно, не влюбленность и не увлеченность собой вызывала она, а именно восторги и любование; скорее всего потому, что наверняка отличалась очень несносным и заносчивым характером. Она обычно ходила в компании с двумя не менее привлекательными подружками - в платьях такой же длины. Одну из них звали Анжела, а другую... Вот она! Преступница! Это, конечно, именно ты была одной из тех трех див нашей школы, которые не обращая внимания ни на какие взгляды, комментарии мальчишек, сплетни девчонок и замечания директора, носили коротенькие юбки и не заметно для преподавателей, но очень заметно для учеников подкрашивали ресницы тушью. Это именно вы таскали в школу выпуски "Бурды" и собирали вокруг себя толпу девчонок в раздевалках, примеряя обновки. Почему я никогда раньше не вспоминал о тебе, Преступница? Нет, ничем ты не была для меня примечательна кроме того, что всегда ходила в компании Дианы. Но даже этим ты мне не запомнилась. Лишь сейчас ты то и дело всплываешь в моих воспоминаниях мелкими эпизодами.

Раза два подходил я к компьютеру, но никаких "событий" в виде послания от Преступницы я так и не обнаружил. День прошел в деловых звонках, в просмотрах телепередач и поедании всяких сластей. Часа в три зашел Завен, как мы и договаривались с ним. Он работает с англичанами в международной финансовой организации, и несмотря на свою молодость зарекомендовал себя у них настолько хорошо, что человек десять этих самых англичан присутствовали со своими женами на его свадьбе с Машей. Каждый раз, когда мы его спрашиваем, "как жизнь женатая?", он делает насмешливое лицо а потом с наигранной скукой отвечает: "Все по-старому. Раньше я жил с шикарной женщиной гражданским браком, а теперь мы женаты официально, вот и вся разница". С "шикарной женщиной"... Это он о Машке, которую я никогда на дух не переносил из-за ее крикливого, скандального характера. Она на первых порах публично, самым отвратным образом донимала Завена своей пьяной ревностью к его бывшей подружке, - армянке Лиане. Я даже подозреваю, что именно она, Машка, и расстроила их отношения. Однако я до сих пор думаю, что именно Лиана, а не Машка, была бы идеальной парой для Завена. Впрочем... огурец он и есть огурец.

Именно так его называли в школе, где мы оба учились, когда я переехал в Ереван перед восьмым классом. Завен был самым низеньким, самым худеньким, самым тщедушным и робким из всех восьмиклассников, и кличка "огурец" на армянском сленге отнюдь не делала чести ее обладателю, хотя не означала ничего конкретного. Так, ни рыба ни мясо. Однако здесь и сейчас факт в том, что "Огурец" работает в международной организации, полностью упакован в Москве, как, впрочем и я. Но он, в отличие от меня, большого и красивого, безмерно, просто невообразимо счастлив со своей Машей. Я же - коротаю безмятежно однообразные, лишенные ярких эмоций дни с замечательной девушкой, которую не люблю. Такая вот несправедливость. Когда Завен в порыве искренности и фамильярности советовал мне создать семью с Танькой, главным его аргументом было то, что она хороша собой. Вот и сегодня:

- У нее настоящая русская красота, как раз оздоровишь своих потомков, и вообще, она прекрасный человек, разве не так? Что тебе еще нужно?

- Завен, уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Это ты-то мне говоришь о красоте и о прекрасных человеческих качествах, а сам бросил Лиану и женился на Маше...

- Ты прав, Гор джан, но пойми меня, это был особый случай.

- Так вот, я ничем не хуже тебя, мне тоже нужен "особый случай".

Прoдолжение следует.

[Bagirka]

А почему не в «Литературу»?

Да вот, посчитала пока нескромным.... какая литература, - так, беллетристика....

Edited August 30, 2008 by Bagirka

[Bagirka]

- А вот и девочка твоя синеглазая уже дома!

Действительно, явилась не в восемь, как грозилась утром, а практически в шесть... да еще и с покупками из "Копейки", ого! Может быть, мне действительно создать уютное гнездышко с тобой, такой понимающей и услужливой! Бросающей работу и мчащейся ко мне на крыльях безответной любви...

- Как тут мой любимый Горыныч без меня? Как мое самое родное солнышко провело без меня день?

- Прекрасно без тебя день провело, - сострил я, - что жрать будем сегодня?

Через две минуты, после того как в ванной прожурчал и умолк кран, я, сидя в раскладном кресле перед телевизором, почувствовал затылком щекотливое прикосновение волос и нежные поцелуи. Ну, началось. Знает ведь, что не устою. Но сознает ли, что не любовь это для меня и не власть надо мной для нее...

И охота же ей каждый день вот так выкладываться по полной, не понимаю. Эта изысканная сервировка, эти "салатики", эти рюшечки на салфетках, эти выглаженные скатерти и неизменные свечи.

- Ну что, уже можно приступать к торжественной трапезе или помолиться еще может быть? - съязвил я.

Танька промолчала, все еще храня на лице следы счастливой и довольной улыбки. Кажется, она решила не давать мне никаких поводов для конфликта. Ну что ж, по крайней мере, это уже новый этап отношений на критической их стадии.

Отправив Таньку спать, хотя предстоял уикенд, я для начала сделал вид, что собираюсь смотреть телевизор, и даже умудрился с неподдельным любопытством уставиться на экран, где Владимир Вольфович вступил в очередной поединок у Соловьева. Нет, я никогда не скрывал от Таньки, что у меня куча дел на Интернете, да и "погонять стрелялки" я всегда был не дурак. Но этой ночью что-то вроде "авантюрной совести" заставило меня притвориться, что к компьютеру я даже не подойду. Еще что-то необъяснимое заставило меня заглянуть в спальню, чтобы убедиться, что Танька крепко спит. Беззвучно рассмеявшись своим заговорщическим действиям, я осторожно, но основательно приложил дверь в спальню и с кучей "бабочек в животе", как сказали бы англичане Завена, чуть ли не порхая по воздуху, оказался у компьютерного стола. Черт побери, откуда все эти подростковые реакции у здоровенного лба, которому вот-вот тридцатник оттарабанит? На чем они основаны? На безликой объяве и случайных снах и воспоминаниях? Есть! Есть послание через сайт знакомств!

Раскрыв рот от счастья и еле сдерживая крик восторга, я несколько раз стукнул себя кулаками по бедрам, прежде чем "распечатать" послание. "Так Илона или Милена?" Это было все, что написала мне Преступница. Ни приветствия, ни слова о внешности, о фото и вообще о знакомстве. Непроста, ой непроста. Господи, что ей написать? "Умоляю Вас не прерывать общения. Мне кажется, я Вас знаю. Развейте мои сомнения! Вы до 17 лет жили в четвертом подъезде, на седьмом этаже, в сорок втором доме. Скажите, так это или нет?". Отправив это сумбурное послание я вдруг пожалел о содеянном. Что ты натворил, дурья башка, что за муть ты ей написал, а вдруг это не она... Кто "не она"? Не Преступница? Это именно Преступница. Да, но вдруг она не та самая девчонка? "Если Вы разыскиваете кого-то, обратитесь в соответствующую службу. А в каком подъезде жили Вы?". Ну что я говорил! Она и есть! Иначе с какого прикола она бы стала меня спрашивать...

С бешено колотящимся сердцем, глубоко дыша, я стал прикидывать, что ей написать. Она у компьютера, а это значит, что сейчас может получиться более-менее реальный диалог.

О эта влюбленность! В кого, как, почему? Но это самая настоящая эйфория влюбленности, причем совершенно не похожая ни на какую из прежних. У меня никогда не было армянки. Слишком юным покинул я блокадный Ереван, где прожил всего три года после переезда, едва окончив там русскую школу. Может быть, в этом дело, - в том, что она из наших? А вот и тема для вопроса. Только спокойно, Горыныч, не проявляй особой восторженности, это их раздражает, особенно, когда они не уверены, кто на том конце коммуникации. "Жил я в пятом. И я на три года моложе Вас. Кажется, уже в пролете. Вы ведь написали, что знакомитесь только с теми, кто старше Вас. Впрочем, наше знакомство все равно вряд ли состоится, потому что я ищу для себя именно армянку. А вы, возможно, и не армянка вовсе". Отправлено. И дуролом же ты, Горыныч, честное слово. Ну и текстик! Ладно, неважно, она уже в контакте. Что-нибудь да отстукает.

Я носился в перерывах между посланиями на кухню, хватая там то я яблоко, то крекер, то картонку с молоком.

- Что с тобой, малыш мой? - Танька, совершенно обнаженная, прищурившись от света, стояла в дверях спальни, когда я возвращался из кухни, держа тарелку с печеньем, - почему ты так громко смеялся?

- Смешно было и смеялся, чего выставилась? Ну-ка свалила...

Провоцируешь скандал, Горыныч? А не рискуешь ли ты? Рискую - чем? Тем, что она поссорится со мной и бросит меня? А разве ты забыл, как год назад, отправляясь по твоему указанию на второй аборт, она обещала, что не вернется к тебе, и что же? Вот она, во всей красе, вытянулась тут...

- Горыныч, родной, поговорим? - Танька забрала у меня тарелку и прошествовала с ней в гостиную, где орал телевизор и мерцала на мониторе страница моего личного ящика.

Нет, она вообще не смотрит в строну компьютера. Она ласково и даже жалобно смотрит прямо на меня.

- Не могу я больше так, маршрутка, метро, потом пешком, и эта погода... Ну почему ты не купишь мне машинку, ну хоть какую...

- Танька, не беси меня, я тебе уже все сказал про машину, - ездишь общественным транспортом и сопишь в две дырочки. Иди спать.

- Погоди, я еще не все сказала... - голос ее стал нейтральнее и даже тверже.

Однако, эта перемена в ее интонации мне была сейчас совершенно фиолетова, и она не могла этого не почувствовать.

- Ну что там у тебя еще? Купить завтра итальянских сухарей для твоих котлет? - еле сдерживая бешенство, я уже сидел у монитора.

- Нет... сухарей не нужно...Но в третий раз я не пойду на аборт.

Так... снова-здорова. Эта особа всерьез решила меня захомутать. И, черт побери, после разговора с матерью, зная ее настрой, я бы, возможно, и подумал над этим, если бы не... Ты о чем, Горыныч? Об этом безликом объявлении и паре-тройке эпизодов из детства? Ну, вроде бы да. Как это ни странно, ни абсурдно, ни глупо... а не встреть я этой объявы, все мое поведение, тем более, после маминого одобрения, было бы совершенно иным. Да не волнуйся ты так. Где два раза, там и три. Не хочу и не могу думать о будущем с ней. Не мог раньше, а теперь - тем более.

- Ты ведь на таблетках...

- Но иногда бывают осечки... - промямлила она.

- И что ты предлагаешь?

- Ну... мы ведь так хорошо живем.... душа в душу... Мне кажется, мне не будет ни с кем так хорошо...

- Таньк, нет, я тебя прошу, я не готов. Честное слово, я не держу тебя, ты можешь создать семью, если считаешь что готова, но я не готов.

- Говоришь сам не понимаешь что! - Танька расплакалась и бросилась в мои объятия. Я не мог устоять против ее слез.

Гладкое белоснежное тело судорожно тряслось в моих руках, и я, наткнувшись пальцами на шрамик на ее плече, стал отвлекаться на мысли о нем, чтобы не попасть снова в этот омут страсти, поглощающий, отупляющий и бессмысленный. Шрамик, который Танька схлопотала в подростковом возрасте, - будучи еще в Липецке, поцарапавшись о торчавший из забора гвоздь. А к забору-то небось тебя какой-нибудь пацан припер в порыве сперматоксикоза. Вот и сидела бы, Танька, в своем Липецке и не доставала тут меня. Москва-то не резиновая...

Продолжение следует

[Bagirka]

Как ни печально, в эту ночь Преступница не написала мне больше. Однако, она мне приснилась снова. Точнее, приснилась та бакинская девчонка, которую я твердо и четко с ней проассоциировал. Она в компании нескольких одноклассников возвращалась из фотоателье, где они снимались на комсомольский билет, а я, одиннадцатилетний пацан, пытался перейти улицу. Когда я, уверенный что опасности нет, сделал шаг на проезжую часть, одна из тех девчонок испуганно вскрикнула, и сильные руки семиклассника стащили меня с дороги за долю секунды до того, как выскочившее из-за поворота такси, визжа тормозами, пробуксовало прямо передо мной. Мне спасли жизнь, и это был реальный случай, однако тогда я его не запомнил, и никогда после этого о нем не вспоминал, и тут он мне приснился. Что же было потом? Ох уж эта Танька со своими вечными ночными пинками... такая милая и спокойная в жизни, а когда спит - егозит немерено.

Посмотрев на часы, я решил, что лучше встану в пять утра, зато днем отосплюсь спокойно, без пинков. Потом вдруг я почувствовал необычайный прилив энергии и одновременно с ним - желание включить компьютер. Несмотря на внеурочный час, я был уверен, что есть от Преступницы ответ. Однако, меня ожидало разочарование. И на что ты рассчитывал, интересно... что она не спит ночами, просиживая у монитора? При мысли о бессоннице я вдруг вспомнил, как в одну из новогодних ночей моего детства, когда выпал редкий для моего южного города снег, народ повалил на улицы - играть в снежки. Люди практически не различали кто есть кто, и искренне, по-детски радовались происходящему. И она, Преступница, тоже была во дворе, только, в отличие от всех остальных, опять сидела на качелях неподвижно и уставившись в одну точку.

"Почему ты не качаешься?".

"А зачем мне качаться?".

"Качели - для того, чтобы качаться!".

"А жизнь для чего?".

"Для того, чтобы ее проживать!"

"А почему же мы ее не прожили?"

"Что?"

Минуточку, это что, снова сон? Неужели я задремал? Ведь только что был полон бодрости и энергии.

Наскоро одевшись и схватив с комода ключи от машины, я галопом направился к гаражу, завел машину и поехал на Проспект Мира, в тренажерный зал моего близкого друга, Олега. Зал работал круглосуточно, и я мог быть уверен, что даже в шесть утра смогу позаниматься. Хотя на самом деле сюда меня всегда приводило нечто иное, чем просто потребность размяться физически. Я тут бывал каждый раз, когда возникали серьезные неурядицы в бизнесе или волнения иного рода. В последний раз я был тут месяц назад, когда арестовали моего школьного друга по Еревану, Ашота, за махинации с поддельными корочками и регистрацией в Москве. Он, конечно, очень скоро откупился, но только занятия в этом зале позволили мне не сорваться в те дни и отвлечься от мысли, что факт нашей с ним дружбы может "всплыть" в ненужный момент. Точно так же был обеспокоен и Завен. Однако все обошлось как нельзя лучше. А еще я был тут после того, как Танька отправилась на второй аборт, заявив, что не вернется. Не скажу, что отнесся тогда равнодушно к ее словам. Все-таки, не каблук оторвался. В конце концов, она действительно прекрасный человек и замечательная подруга. Я не хотел тогда, чтобы она так вдруг просто исчезла из моей жизни. Именно поэтому я и поехал за ней. И даже взял букет. Возможно, сейчас я уже и думаю, что не должен был тогда возвращать ее. Однако, судя по той легкости с которой она меня простила, я имею основания считать, что она бы вернулась и сама, - под каким-нибудь предлогом.

Заставляя себя признаться самому себе в том, что мне хорошо с ней, что она - идеальный вариант для меня, я то и дело наталкиваюсь на какой-то необъяснимый внутренний протест. Потом я заставляю себя усиленно выискивать у нее недостатки, но что бы я ни обозначил, в итоге оказывается лишь следствием ее любви ко мне, ее женственности и хозяйственности. Более того, я буду чудовищно неправ, если скажу, что она неинтересна в общении или с ней не о чем говорить. Но чем дольше и больше я думаю о ее качествах, тем более отчаянно мое желание изменить свою жизнь, - изменить так, чтобы Таньке в ней не было места.

- Перебарщиваешь, парень...

Возле меня стоял поджарый русский мужик высокого роста и, постукивая по бедру рукой с болтающимся в ней полотенцем, встал в выжидательную позицию.

- Да, пожалуй, - заметил я и освободил тренажер.

Вот и народ начал подгребать, - деловой свет Москвы нового поколения, - здорового и лишенного неподобающих комплексов. Перед рабочим днем - непременно зарядиться. Я стал направляться к беговой дорожке на другом конце зала, у входа, и уже почти дошел до нее, когда увидел, как в зал вошла дамочка, от вида которой я невольно замедлил шаг и остановился. Нет, она не была яркой красавицей или какой-то известной личностью. Она даже не была одета для зала, - на ней было облегающее джинсовое платье и высокие сапожки на большой платформе. Я даже успел удивиться тому, что ее вообще пропустили сюда в таком виде. Однако не это заставило меня застыть, еле скрывая внешние признаки бешеного волнения. Дело было в том, что я будто узнал ее, и с какой-то странной обыденностью решил для себя, что это она, Преступница. Однако, посмеявшись над своей впечатлительностью и над нулевой вероятностью того, что это может быть она, я оттолкнул от себя эту мысль. Впрочем, это не помогло мне отвести от нее глаза. Я все еще взглядом провожаю ее.

Увидев, с какой спокойной уверенностью она прошествовала по залу, я понял, что она скорее всего жена или подруга одного из совладельцев. Подойдя к Поджарому, она нежно поцеловала его, получив в ответ не менее нежный, но довольно короткий поцелуй, словно он не желал марать ее своим атлетическим потом. Потом они в обнимку направились к выходу, разговаривая вполголоса.

- Тебя отвезти?

- Да, только поторопись.

- А дети?

- Их уже отвезли.

В тот момент, когда они на пару секунд остановились возле двери, чтобы приноровиться к выходу, что-то заставило меня выкрикнуть:

- Преступница!

После этого я продолжал смотреть на нее, не обращая внимание на присутствие мужа. Внешне мой выкрик никого из них не впечатлил. Поджарый-то наверняка считал меня не вполне нормальным уже тогда, когда ему пришлось дожидаться меня у силовой машины.

Он пропустил ее первой в стеклянную дверь, а она, дожидаясь его, одарила меня через стекло коротким, но настолько многозначительным взглядом, что я - снова с заметной обыденностью! - осознал: нет других Преступниц. Преступница - одна, и я не мог не узнать ее.

Продолжение следует.

[Bagirka]

Сегодня суббота, выходной, но присутствие Таньки ничуть не помешало мне преспокойно усесться за компьютер и ринуться в почтовый ящик, даже для вида не погоняв стрелялки. Во-первых, во мне возникло чувство полнейшего безразличия к тому, как она прореагирует, прознав о моих "интернетовских похождениях". Во вторых, она занялась стиркой и уборкой, что никак не могло позволить ей сколько-нибудь сосредоточенно и осмысленно пронаблюдать за моими действиями. Кроме того, я уже могу писать Преступнице прямо из своего почтового ящика, не залезая на яркий и мерцающий сайт знакомств, - так как у меня уже есть несколько сообщений от нее.

Не обнаружив от Преступницв послания, я решил написать ей с новой интригой: "Вот как, - Преступница, оказывается, замужем! Странно-странно для замужней дамы оставлять объявления на сайтах знакомств. К тому же, как я успел понять из увиденного, вы в прекрасных отношениях с мужем. Как все это понимать?". Ответ пришел минут через сорок. "А вы разве не женаты?". Вот-вот. Ни малейшего недоумения, на капли смущения, никаких попыток оправдаться. Какие теперь могут быть сомнения в том, что я видел сегодня именно ее? Разволновавшись как от ее реакции, так и от самого ее вопроса, я встал и принялся прохаживаться по комнате. Потом вдруг схватил сигарету с зажигалкой, прикурил и... сел снова к монитору. Стоит ли удивляться тому, что через минуту в комнату влетела ополоумевшая от столь невероятной моей выходки Танька и, остановившись на полпути ко мне, словно вовремя вспомнив, что со мной не пройдут те же номера, какие она наблюдала у себя дома между своими родителями, - замерла с вопросительным взглядом.

- Да, мне неохота выходить в подъезд, у меня здесь срочные дела, принеси пепельницу, - произнес я в ответ на ее остолбенение.

- Горыныч, пожалуйста, не кури в квартире...

- Танька, пепельницу тащи и не умничай...

Кажется, смирившись с ситуацией, она решила снять напряженность:

- А волшебное слово?

- "Бегом"!

Как ответить на вопрос о том, женат ли я? А женат ли я? Нет! Значит, пишем, "нет"? А не женат - стало быть, свободен? А свободен ли, если вокруг тебя снует вот это прелестное создание, которое тебя безумно любит, которое создает тебе нечеловеческий уют, и которое ты время от времени поимёбываешь, и в данный момент оно носит под сердцем результат этого фееричного действа?.. Итак, свободен? Несостыковочка однако. "Горыныч вынужден признаться Преступнице, что, хоть и не женат, но находится сейчас в довольно удручающей, хотя и не лишенной приятных моментов связи".

- Горыныч, ты знаешь, Светка пыталась покончить с собой, а сейчас ее поместили в стационар для психически неуравновешенных.

Танька стояла за моей спиной, держа пепельницу.

- Не понял... твоя Светка, которую уволили из офиса Сафарова?

- Ну да, кто же еще...

- Кто сказал тебе? - отправив послание, я забрал пепельницу, поставил ее слева на компьютерный стол и свернул страницу моего почтового ящика.

- Ее мать звонила, сообщила. Сказала, что она пыталась вскрыть вены. Я предложила заехать, навестить ее, но мать ответила, что она уже в клинике, и к ней пока нельзя.

- А что вообще случилось, почему она так?

- Ты знаешь, ее мать сама хотела это выяснить именно у меня, как у ее самой близкой подруги. Но я, честно говоря, теряюсь... ну, не из-за увольнения же!

- Ну хорошо, а что она говорила, чем проявила то, за что ее в клинику замели?

- Мать рассказывает, не в себе была, говорила, что жить теперь не хочет, что ее жизнь теперь лишена смысла...Кричала, рвала на себе волосы, представляешь?

- Светлана? - я опешил.

Эта молодая женщина - не только близкая подруга моей Таньки, не только одна из сотрудниц в офисе моего делового партнера Гариба Сафарова, - она вообще одна из самых уравновешенных и здравомыслящих людей, - не женщин, а именно людей! - каких я когда-либо знал. Новость о ее поступке оказалась насколько неожиданной для меня, настолько и невероятной, даже абсурдной.

- Хорошо, Танька, я свяжусь с Гарибом, постараюсь узнать, что там произошло. Мне самому уже стало интересно.

- Ты, все-таки, думаешь, что это связано с работой, Горыныч?

- А с чем же еще? Личной жизни у нее ведь не было никакой...

- Да, не было... Я просто теряюсь, Горыныч, мне даже страшно...

Я промолчал в ответ, и Танька, кажется, сочла возможным перейти на эмоциональный шантаж.

- А знаешь, я ведь тоже иногда думаю... что могла бы вот так же как Светка... особенно теперь... - она сделала самый ненавистный для меня жест - погладила рукой свой живот, как если бы это уже был живой ребенок.

- Бергеру позвонила уже? - со скучающим видом, пропустив мимо ушей ее слова и не проявив внимания к ее жестам, я сделал последнюю глубокую затяжку и загасил сигарету, - договорилась, когда на аборт? Или мне это самому сделать?

Танька опустила глаза и, казалось, вот-вот расплачется.

- Сразу видно, что ты не понимаешь, о чем говоришь... помнишь, я давала тебе читать...

- Танька, не будь занудой. Все эти твои околонаучные фильмы об абортах и беллетристические статейки для средних умов меня никогда не трогали и не убеждали. Не пытайся снова со мной поссориться, прошу тебя...

- Ты знаешь, пока тебя не было, звонила твоя мама, мы познакомились, поговорили... она все знает, и она хочет, чтобы мы...

С какой-то невиданной силой кровь хлынула мне в голову. Я встал прямо перед ней и схватил ее за плечи.

- Моя мать... она сегодня же от меня узнает, что все, что ты ей наговорила - твои дешевые выдумки, поняла?

- Но ведь это не выдумки...

- Нет, это выдумки! Все это плод твоего воображения.

- Как? То, что мы прожили и пережили столько вместе...

- Так было лишь потому, что тебе этого до смерти хотелось, а меня более-менее устраивало. Но это не предел моих мечтаний, запомни. И ребенок тебе никак не поможет, а лишь покалечит жизни нам обоим... Оцени то, что я честен с тобой.

Наконец, Танька не выдержала и расплакалась. Вот что я никогда не мог спокойно воспринимать. Усевшись за монитор с лицом человека, выполнившего свой долг, я снова открыл почтовый ящик. Есть послание. Но я не стал его "вскрывать". Как я могу читать послание от самого желанного для себя собеседника под отчаянные рыдания несчастной девушки?

- А твоя мама... твоя мама сказала, что ты такой замечательный... она меня обещала научить готовить то, что ты любишь!..

Продолжение следует.

Edited August 31, 2008 by Bagirka

[Usta_Valod]

Bagirka, Вы очень хорошо пишите!

Несмотря на то, что я давно перестал читать серьезную прозу, я заинтересовался, и, с интересом буду ждать продолжения.

Спасибо за ваш труд!

[Serega]

Ждем продолжения!!!

Заинтересовади однако

[Bagirka]

Ох уж эти женские приемчики! Ох уж эти нелепые поговорки о пути к сердцу через желудок! Ох уж эти мамы, готовые нахлобучить на шею любимому сыну какой угодно хомут, только бы иметь возможность "понянчить внуков"! И почему они, женщины, так примитивно рассуждают о нас, венцах природы... Они уверены, что с легкостью могут помыкать нами, играть на наших слабостях, шантажировать своими эмоциями. Простите уж меня и мать и Танька, но если я и позволю какой-либо женщине помыкать собой, то это будет исключительно "особый случай". Все эти мысли пронеслись у меня в голове в то время, как я набирал ереванский номер, чтобы поговорить с мамой, пока они еще не легли спать, - там время на час опережает московское.

- Отец... поздравляю, родной, с прошедшим днем рождения. Мне так стыдно, что я расстроил вас...

- Ничего, Горик, о чем ты говоришь, разве мы не понимаем, что ты человек занятой, что у тебя много других проблем в жизни, не переживай так за нас, ты и без того много для нас делаешь.

Уважаю тебя, отец. Ты настоящий друг. Знаю ведь, что рискуешь наслушаться упреков от нашей мамы за такую "непедагогичную снисходительность" к непутевому сыну, за несоответствие между ее "показаниями" и твоими. И еще больше благодарю тебя за эти слова. А если быть до конца честным, то именно мысль о тебе и твоих чувствах доставляет мне радость и умиротворение, когда я думаю о будущей семье. Может быть, ради тебя я готов бы был... ну скажи мне это, скажи! Быть может, это и есть танькин шанс!

- Ты что-то сказал, пап, я не расслышал, что-то шипело в трубке...

- Я сказал, самое главное, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты был здоров, - весело повторил отец.

- У меня все отлично, пап, не сомневайся, - я сделал выдох облегчения, - может быть, весной приеду к вам, в апреле-в мае.

- Правда? Ну, отлично. Один приедешь?

- Да, папа, один, мне не с кем приезжать, - я покосился на Таньку, жадно прислушивавшуюся к нашему разговору, и заметил, как она обмякла от последних моих слов.

- Ну, приезжай один, Горик, приезжай. Главное, что мы тебя увидим, а там видно будет.

- Что видно будет, папа? - рассмеялся я.

- Что нам покажут, то и видно будет, - отец рассмеялся тоже.

- Ну что ж, пусть покажут, я не против, вдруг что-то из этого получится!

Как ни странно, мысли о неизбежном сватовстве при щедром выборе из нескольких ереванских девушек, которые сочтут манной небесной замужество за обеспеченным москвичом, мне совершенно не претили. Они мне были даже приятны.

- Как ты сам, папа, здоров?

- Я всегда здоров, Горик джан, когда у нас все хорошо, мне больше не на что жаловаться.

- Ну смотри, папа, держись.

- Твоя мама у меня трубку отбирает, давай, не пропадай надолго, звони.

- Папа, здоровья тебе, береги себя. Мама... нет, мама ты послушай...Мама, не говори этого там, при отце, я не хочу, чтобы он слышал эту ерунду... Да, да, именно ерунду... Да ничего похожего, все это ее фантазии... Мама, ты женщина, и тебе виднее, на что способны девчонки, но я тебе повторяю: ничего подобного нет. Я - да, я сказал все как есть, но кроме того я сказал, что... что не люблю, а это все меняет... Да просто так, перебиваюсь, неужели не понятно? Заставляешь произносить это вслух... - покосившись в сторону кресла, где сидела Танька, я обнаружил его пустым. Пройдя с телефоном в спальню, я увидел, что она яростно швыряет одежду в чемодан, - Ну все, мама, мы потом поговорим, сейчас у меня дела, я позвоню как только смогу. Целую вас.

Татьяна Михайловна решила устроить очередную сцену расставания. На этот раз - ночную. Прекрасно сознавая, что никуда я ее ночью выпускать не стал бы. Премиленько! А может быть, пусть катится? А, Горыныч? Э, нет, дорогой. Это как-никак твоя жертва. Ты приручил ее, вот теперь и неси за нее ответственность.

- Танька, если ты хочешь со мной расстаться, я не против, честное слово. Только не сию минуту. Я не желаю нести пожизненную ответственность за твои безрассудства. Поэтому, пока не сделаешь аборт, - ты из поля моего зрения никуда не денешься. И это лучше прежде всего для тебя.

Остановившись на пару секунд с кучей сумочек в охапке, она потом как попало пошвыряла их в чемодан и, рассовывая по щелям между одеждой, туфлями и книгами, с искаженным от отчаяния лицом бормотала:

- А вот этого ты меня не можешь заставить сделать. Если я расстаюсь с тобой не по своей воле, то наш ребенок - это уже только мой ребенок.

Слыхал? Что делать? Они ведь всегда так говорят поначалу, но на уме-то у них одно! Этот "только ее ребенок" станет твоим пожизненным клеймом. Она будет одолевать тебя звонками о его первых зубках, о его коклюше, о его первых шагах, первых словах, о его вопросах про папу, о его первой драке, первой сигарете, о его женитьбе... Действовать силой или хитростью? Какой к чертям силой? Приковать ее к трубе?

- Погоди, о каком вообще расставании "не по своей воле" ты говоришь? Я, кажется, тебя не гнал. Я лишь ясно и четко дал понять своей матери и тебе заодно, что все, что вы с ней там напрограммировали без моего ведома - это чушь. И я прав.

Погляди-ка, кажется сработало. Как они податливы и доверчивы, эти безнадежно влюбленные девчонки! Малейший признак внимания - и они готовы растаять и, вдохновленные новой зыбкой надеждой, броситься в тот же омут, из которого можно было уже много раз выбраться - пусть даже с кровью и болью, - но выбраться! - и начать новую жизнь.

- Ты можешь оставаться со мной, тебя никто не отвергает как подругу, как партнершу, как близкого человека. Ложись-ка лучше спать, утро вечера мудренее.

Я потратил еще более часа на то, чтобы урезонить Таньку, успокоить ее и уложить спать, предварительно продемонстрировав ей, как она умеет меня возбудить и удовлетворить. Около двух часов вне контакта. Неужели Преступница все еще на линии? Ведь если не отходить от рисующихся мне картин, то у нее семья дети, а время сейчас как раз... "семейное". Однако, нужно еще прочесть нераспечатанное послание...

"В наше время каждый уважающий себя человек может состоять в не лишенной приятных моментов, хотя и удручающей временами связи. Это не в счет. Стало быть, Вы свободны!"

"Если Вы столь демократичны в этих вопросах, то, пожалуй, я свободен, тем более, для Вас! Однако, мне не дает покоя мысль о Вашем замужестве. Ведь у Вас наверняка и дети есть, насколько я понял..."

"Вы собрались на мне жениться?"

"Я допускаю все что угодно, Преступница (кстати, Вы так и не звали своего имени). Я уже имел удовольствие прожить с бездетной незамужней личностью, замечательным человечком, доброй подругой, безумно красивой и нежной как мягкая игрушка. Это не принесло мне удовлетворения. Мне все еще недостает чего-то".

"Понимаю. Бесимся с жиру, причем оба. Ну что ж, бывает. Спокойной ночи".

Итак, она больше не напишет сегодня, наверняка ушла спать. Но ответить ей - нужно. Хоть завтра и воскресенье, она, надеюсь, найдет время посидеть у монитора с полчасика и прореагировать на мои слова. А для того, чтобы она наверняка прореагировала, нужно написать что-нибудь эдакое.

"Понимаю Вашу иронию, однако вынужден с прискорбием констатировать, что на самом деле красота и личные качества женщины, как оказывается, не способны дать мне внутреннего удовлетворения. Мне нужны шторм, буря, страсть. Причем, страсть не столько телесная - она преходяща, - сколько личностная. Почему бы нам с Вами не поделиться общими воспоминаниями? Вы помните меня? Я, как я уже говорил, жил в пятом подъезде Вашего дома в Баку, меня зовут Гор, и я на три года младше Вас. Мы оба учились в четыреста шестой школе. А сегодня ранним утром Вы видели меня в "Аяксе". Вспомнили?"

Да, рискованное послание, но пусть отправляется. Я почти уверен, что не ошибаюсь. Хотя бы потому, что не логически и не намеренно обдумывал и рисовал себе ее образ. Картинки и ассоциации приходили сами, и сны тоже. Если это не она, не Илона-Милена из моего детства, то... мне эта Преступница не нужна!

Во сне же я ругался с мамой. Только не с нынешней мамой, а с той, из города моего детства. Она требовала, чтобы я был дома не позднее десяти. Она кричала: "Ты доведешь меня до могилы своими выходками! Думаешь, поступил в институт, и можно теперь до ночи гулять с женщинами?"

- Я не с женщинами, мам, ты же знаешь, с кем я и почему.

- Я ничего не желаю знать. Тебе сейчас не до любви, ты в Армию идешь в мае, два года тебя здесь не будет, она тебя что, ждать станет? Она старше тебя, у нее живо найдутся другие кавалеры!

- Мама, я побежал, если буду поздно не волнуйся!

Потом вдруг я переношусь в пустой ночной вагон бакинского метро, где жадно и по-юношески нелепо целуюсь с Преступницей. Я знаю точно, что она уже на четвертом курсе. Но я намного выше ростом, я плечист, я выгляжу вполне достойно рядом с ней. Она то уворачивается от моих поцелуев, то вдруг нежно и робко отвечает на них. Я испытывал во сне ощущение самой что ни на есть реальной жизни и самых ярких чувств.

Продолжение следует

[Bagirka]

И во сне я ни на секунду не задумался о том, что я вообще-то делаю в таком возрасте - да в вагоне бакинского метро? И с какой стати Преступница - на четвертом курсе филфака в Баку, если на самом деле она уезжала поступать в Ереван.

Затем наступил какой-то провал, и я вдруг вижу себя сидящим за металлическим столом - солдатом в Армии, - пишущим в Красном уголке письмо - родителям, в Баку. И передо мной возникают строчки, а я лишь после их обвожу. "Спасибо, мама что ты дала мне эту жизнь. Я люблю эту жизнь, я не хочу никакой другой жизни". Стоит ли говорить, что на самом-то деле служить по призыву в Армии мне так и не пришлось.

- Позвонила Бергеру? - спросил я Таньку сразу, как только вышел из спальни и застал ее готовящей на кухне кофе.

- Нет, я только что проснулась, - спокойно ответила она, - тебе кофе сделать?

- Позвони, пока он не ударился в свои дела, уже почти одиннадцать...

- Но сегодня ведь воскресенье, - Танька пытается хоть на один день оттянуть разговор, словно от этого что-то изменится, и я за этот день воспылаю неземной любовью к ней и к ребенку.

- Ничего страшного, он свой человек, поймет, тем более, дело житейское, - что я так завелся, в самом деле. Я так спешу, будто боюсь, что за этот день успеет родиться ребенок.

- Малыш мой... а что если после этого я больше не смогу быть матерью? Мне Бергер говорил в прошлый раз, что...

- Танька, врачи, - они любят мудрить и наставлять. Перестраховщики. Ничего тебе не сделается, ты здорова как лошадь.

- Но дело не в этом, как ты не понимаешь...

- Короче, Танька, либо ты будешь делать аборт, рискуя никогда не стать матерью, либо будешь матерью одиночкой. Не сомневайся в этом. Ребенком ты меня не привяжешь.

- А я разве собиралась тебя привязывать...

- Не знаю, Танька, тебе виднее, что ты там собираешься или нет, но я честен с тобой.

Немного помолчав в задумчивости, она вдруг произнесла:

- А почему ты не можешь меня полюбить, Горыныч? Скажи, может быть, тебя раздражает что-то...

- Я не знаю, Таня, не спрашивай меня... ты ведь такая умница, - я скривил лицо в нелепой улыбке.

- Да я-то умница, - Танька улыбнулась, впрочем, не без грусти в глазах, - и я прекрасно вижу, что у тебя что-то случилось на работе... и ты, наверное, уже не уверен в своем будущем, потому и не хочешь ребенка.

- Танька! - я не смог удержаться от смеха, услышав столь нелепую версию, - Ты что, с дуба рухнула? - у меня никогда еще не шли дела так прекрасно как сейчас! - я со знанием дела постучал по дереву. Однако, Таньку, кажется, не особо обрадовало это мое заявление.

- Я не понял... где мой кофе?

- Но я ведь тебя спросила, ты ничего не ответил.

- Раз не ответил ничего - значит, молча наливаешь, разве не понятно?!

- Как?

- Каком кверху! - проорал я, - если бы я не хотел, я бы сказал "нет, не наливай"!

Наступило напряженное молчание, и перед моими глазами вдруг снова возникла картинка из школьного детства, которую я никогда раньше не вспоминал. Это был день самоуправления в школе, когда старшеклассникам из девятых и десятых классов позволили выполнять всю работу взрослых: учителей, вахтеров, техничек, буфетчиков, кроме, пожалуй, поваров в буфете. Учителя же и остальной персонал находились в учительской и лишь время от времени прохаживались по коридорам, чтобы убедиться, что школа как минимум не растаскана по кирпичикам.

Во время обеда на Большой перемене мы, семиклассники, сидели в ряд за столами в школьном буфете и уже доедали "второе". Когда за моей спиной весело прозвучал снисходительный вопрос : "Налить еще компота?", я растерялся и ничего не ответил, но мой пустой стакан все равно был снова наполнен компотом из сухофруктов.

Аромат кофе из чашки, которую Танька поставила передо мной, вернул меня в реальность, и я почувствовал, насколько он мне нов и неприятен.

- Сухофрукты есть у нас?

- Что? Сухофрукты? Нет, малыш, а что?

- Как же так вышло что в доме нет сухофруктов?

- Горыныч, милый, я очень терпелива и покладиста, но зачем делать из этого спектакль, тем более, когда зрителей нет.

- Не заморачивайся, это я так, просто спросил. Подумал, если есть сухофрукты в доме, то хорошая хозяйка, - женюсь. А нет сухофруктов - значит, не судьба...

На Таньку было жалко смотреть. Она не знала, воспринимать ли ей мои слова всерьез, но и не смела спросить об этом.

- Почему именно сухофрукты? Может быть, грецких орехов или семечек нажарить...

- Ладно, проехали. - Я встал из-за стола с целью направиться к компьютеру.

- А кофе?

- Не хочу, передумал.

Однако, до компьютерного стола я так и не дошел. В дверь позвонили. На пороге стояла Агнесса Викторовна, мать Светланы. На эту красивую, всегда элегантную и слегка высокомерную даму сейчас было страшно смотреть. Она словно постарела лет на двадцать. Хотя, как я понял, она просто не выполнила сегодня своего традиционного утреннего туалета, который наверняка занимал у нее не менее трех часов. И вполне понятно: такая история с дочерью...

- Мне нужно поговорить с Татьяной... и, возможно, с Вами тоже, Гор.

- Пожалуйста, не стесняйтесь, добро пожаловать, Агнесса Викторовна, я только оденусь, простите меня за такой вид, я только проснулся...

Когда я, более-менее прилично одевшись, - в джинсы и свитер, а не в спортивку, как обычно дома, явился в гостиную, Танька уже накрыла кофейный столик для Агнессы Викторовны.

- Как жаль, что у вас нельзя курить...

- Что вы! - Танька смущенно покосилась на меня, наверняка вспомнив вчерашний "прецедент" - у нас уже можно курить.... с некоторых пор.

- Спасибо... Татьяна, я уверена, что вы что-то знаете... то есть, больше, чем говорите, - она сделала затяжку, и я тоже потянулся за пачкой сигарет.

- Я сама в растерянности, Агнесса Викторовна. Просто не знаю что и предположить.

- А вы, Гор, что думаете? Все-таки, вы близкий друг Сафарова...

- Я бы не назвал себя именно другом, те более, близким... - Сафарова. Но знакомство у нас достаточно долгое и мы регулярно встречаемся в одних и тех же компаниях...

- Я не могу находиться в неведении, мне непременно нужно знать, как моя дочь могла так поступить с собой, со мной, со всеми, кто ее любит...

Агнесса Викторовна, при всем моем уважении и восхищении ее элегантностью, статью и стилем, никогда не вызывала во мне восторгов как мать. Светлану она с детства держала в ежовых рукавицах, девочка росла без отца, - тот наверняка не выдержал нудного и педантичного поведения своей "высокопарной" супруги и нашел себе что-то попроще. Светлана же училась наотлично, и прилюдно плакала из-за любой четверки или даже "пятерки с минусом". Мать заставляла ее десятки раз переписывать любой ошибочно написанный пример или предложение. Контроль этот не прекращался никогда, и я уверен, что о каждом своем шаге Светка вынуждена была докладывать матери, - возможно, даже не без удовольствия. Между ними при этом каким-то странным образом воцарились достаточно теплые отношения, в личная жизнь у Светланы так пока и не сложилась, как, впрочем, и у ее матери после развода с отцом. Мужчины не увлекались Светланой, - и это при хорошей внешности, домовитости, тихом и мягком характере, образованности, многогранности, - играет на фортепино и гитаре, рисует и даже танцевала когда-то в балетном классе.

- Агнесса Викторовна, я просто не представляю, как ваша дочь могла бы что-то от вас скрывать, - заметил я, решив по возможности порадовать ее "комплиментом" по поводу их теплых и искренних взаимоотношений.

- Но тем не менее, скрывала! - отчеканила она в ответ настойчиво и даже с упреком в голосе, будто я в чем-то виноват, - вот я была сегодня с утра в клинике...

- Вы видели Свету? Как она? - воскликнула Танька, чуть ли не подскочив от "новости" - Я бы поехала с вами, если бы вы меня предупредили!

Уязвленная тем, что ее перебили, Агнесса Викторовна сделала торжественно-недовольное лицо, выдержала многозначительную паузу и продолжила свою фразу, повторив ее сначала:

- Я была сегодня с утра в клинике, Светлана спала, ей сделали укол. Мне разрешили посидеть с ней и, когда действие успокоительного стало сходить на нет, моя дочь стала бредить... но я уверена, что она имела в виду реальные события. И если я смогу, когда она поправится, выпытать у нее все до мелочей.... а я смогу, не сомневайтесь, - лишь бы она поправилась, - то этим людям не поздоровится, - ее лицо сделалось зловещим, но уже через миг снова обрело мученическую печать.

- Каким людям, о ком вы? - переспросил я.

- Она называла имена... не очень разборчиво, я не смогла запомнить все, но одно из них - Милена - я услыхала четко.

Продолжение следует.

[Bagirka]

Оооо, благодарю вас за отзывы, господа! Рада стараться!

К тому же - не без интереса ознакомилась бы с замечаниями и пожеланиями, если таковые появятся.

Спасибо еще раз!

Edited September 5, 2008 by Bagirka

[Bagirka]

Кофейная чашка у меня выскользнула и звонко стукнулась о блюдце.

- Да,-да, именно Милена! - воскликнула Агнесса Викторовна, сверля меня взглядом так, будто ей было известно обо всех обстоятельствах последних моих двух дней. - И я уверена, что вы ее знаете.

- Кто, - я? - растерявшись как мальчишка, я стал переводить недоуменные взгляды с Таньки на Агнессу Викторовну, давая им лишний повод заподозрить меня черт-те в чем.

- Не отпирайтесь, Гор, я вижу по вашим глазам, вы что-то знаете.

Танька, кажется, напряглась не меньше, остановив на мне вопросительный взгляд. Вот это пассаж! И "знаю" - не правда и "не знаю" неправда. Что же им сказать? Ладно, говори как есть... но вмеру.

- Ну, я знал одну Милену, но это было, извиняюсь, в девятьсот лохматом году. С тех пор никого с таким именем я не встречал... А... в каком контексте упоминалась эта Милена у Светланы?

Агнесса Викторовна еще несколько секунд вглядывалась в мое лицо, словно ища на нем признаки обмана или недосказанности, прежде чем приняла решение снизойти до ответа на мой вопрос.

- Я слышала, как моя дочь повторяла в бреду, что Милена все разрушит. Она просила Милену не делать этого. Так и говорила: "Не надо, не надо Милена!". Что я, по-вашему, должна подумать об этой Милене хорошего?

- Даю вам слово, что мне нечего сказать по этому поводу, и я озадачен не меньше вашего, - произнес я, а про себя подумал: "я бы даже сказал, намного больше". - Тань, ты, я думаю, проводишь Агнессу Викторовну и, возможно, переночуешь у нее, чтобы ей не было одиноко, - если она не возражает, конечно.

Агнесса Викторовна еле заметно улыбнулась и, кокетливо наклонив голову вбок, ответила, глядя на Таньку:

- Если только ей не сложно и если вам, Гор, не будет одиноко без Татьяны.

- Уверяю Вас, Агнесса Викторовна, что ради Вашего блага я готов пойти на эту невообразимую жертву, - я широко улыбнулся, встал из-за стола и направился к компьютеру.

Танька сидела с отвисшей челюстью и не знала как ей реагировать на это "сватовство". Оглянувшись на нее, я резко остановил движение по водружению себя в компьютерное кресло и добавил:

- Танька, у тебя, кажется, даже саквояж приготовлен со вчерашней ночи, так что и времени попусту терять не придется.... - я бухнулся в кресло.

К тому моменту, когда компьютер загрузился, женщины уже поднялись со своих мест, и старшая, стоя в прихожей, ожидала, когда же будет готова младшая. Поскольку на Таньку Агнесса Викторовна производила тот же эффект, что и удав на кролика, я мог быть вполне спокоен за практически полностью свободный воскресный день, ночь на понедельник и весь день, пока Танька не вернется с работы.

"Вы готовы на все с женщиной старше Вас, у которой дети и которую вы видели вчера утром? Забавно. Остается только дождаться, когда такая же готовность появится и у нее".

"Что может ускорить появление у нее такой готовности? Я готов посодействовать. Может быть, приедете ко мне в гости сегодня?".

"Боюсь, что Ваша удручающая, но не лишенная приятности половинка этого не одобрит".

"Об этом можете не беспокоиться. Она сейчас составляет компанию маме своей подружки. Которая пыталась покончить с собой, которую спасли, и которая пока не пришла в себя после успокоительных."

Вот так. Мило и честно начнем прощупывать ситуацию. Поглядим, что она на это скажет. Я почти уверен, как это ни странно, что она причастна к случившемуся, и что именно ее имя произносила в бреду Света.

"Странная, однако, штука жизнь, Вы не находите? Примерно такая же история произошла с одной из служащих моего мужа. Ее уволили, и она пыталась покончить с собой. И как раз сейчас под успокоительными".

Вот как... разговорилась, однако, Преступница. Только несостыковочка. Светлана-то работает не у твоего мужа, а у... Гариба Сафарова.

"А Вам, случайно, не известно имя этой сотрудницы?"

"К сожалению, нет. Она не находится под непосредственным началом мужа. Она работала в одном из дочерних офисов, который возглавляет другой человек".

Таааак... А вот это вполне реально. Сафаров возглавляет один из офисов и, возможно держит какой-то процент бумаг. Но фирма-то, вполне может принадлежать Поджарому.

"Тогда противоположный вопрос: а этой женщине... девушке - могло ли быть известно Ваше имя?".

"Мое? С какой стати... а впрочем, вполне возможно. Если только она была заинтересована в сохранении существующей ситуации в том офисе".

"А Вы, насколько я понял, заинтересованы в том, чтобы эта ситуация прекратилась?".

"Именно так. Я организовала расследование, чтобы прояснить ситуацию".

"Вы меня интригуете. Там, по-Вашему происходит что-то незаконное? Какие-то махинации, которые вредят фирме?"

"Вся проблема в том, что махинаций как раз нет никаких. Это крыло работает очень качественно и продуктивно. И это стало поводом для меня посетить тот офис и попытаться выяснить "секрет успеха". Однако, я обнаружила там нечто странное, что заставило меня усомниться в корректности ситуации".

"Умоляю Вас, не прерывайтесь на самом интригующем моменте. Если Вы мне доверяете, расскажите все и сразу. Уверяю Вас, я никому не выдам нашей беседы. Что именно показалось Вам странным в офисе Сафарова?".

Черт побери, что ты сделал? А что если это не о Сафарове речь? Да так, машинально получилось написать, перед глазами все время стоял его офис, вот я и написал, да и отправил, не задумываясь... Преступница молчит. Вот уже десять минут как ни звука. Еще бы, чего ж ты ждал?! Так ошеломить женщину!

"Вы не удивляйтесь моему столь конкретному вопросу - это просто совпадение. Я ведь говорю, что наша знакомая после увольнения попыталась покончить с собой. Вот я нечаянно, машинально и сопоставил..."

"Ну что ж, в свою очередь вынуждена признать, что никакого совпадения нет. Это действительно тот самый офис. И странным мне показалось то, что работали там только женщины. Да-да, шестнадцать женщин. Но даже не это странно. Они все всегда бывали одеты в одно и то же. Все! Все они были и есть примерно одного роста и одной комплекции. И у всех - одинаковые прически, и волосы выкрашены в один и тот же, каштановый цвет. То есть, их можно было бы перепутать. А еще, - самое главное - все они незамужние, и никакой личной жизни никто из них не имеет. Меня это заинтриговало, и я решила подсадить на эту фирму своего человека, чтобы она мне докладывала о происходящем. Впрочем, это история двухлетней давности. Поскольку офис был полностью укомплектован, мне пришлось слегка поинтриговать, чтобы одна из сотрудниц уволилась, и на ее место - посадить свою женщину. Мне это удалось. И моя Светлана вначале справлялась вполне прилично, лояльно снабжая меня информацией, однако... увы, здесь я вынуждена прерваться, так как меня уже зовут, мне пора бежать. Дo связи."

Продолжение следует.

[Bagirka]

Теперь мне попросту нечего делать. То ли поехать в "Аякс", то ли к ребятам - поиграть в преферанс. Но ни то ни другое особого вдохновения не вызывало. Мало того, что я весь был одержим каким-то безудержным стремлением непременно и как можно скорее познакомиться с Преступницей и - о ужас! - построить с ней далеко идущие отношения, так еще и обстоятельства неудавшегося самоубийства Светланы, в которых Преступница сыграла свою роль, не дают мне теперь покоя. Я включил телевизор. Воскресный день изобиловал интересными передачами, но я почему-то остановил выбор на фильме с Мягковым и Пляттом. Расположившись в кресле в бутылкой пива, я довольно скоро опустошил ее, а еще через несколько минут уже спал под нудные философствования тестя с зятем на экране.

- Почему ты сомневался, что я дождусь тебя? - спрашивала меня во сне Преступница, когда мы стояли на балконе, отделившись ненадолго от многочисленных родственников и друзей, собравшихся у нас дома в честь моего дембеля. - Разве ты не понимал, что я серьезно?

- Я просто не думал, что настолько везуч, чтобы ты меня дождалась.

И мы снова целуемся, то и дело косясь на окна и дверь, - не вышел ли кто за нами. Ощущения от этих поцелуев настолько реальны и приятны, что я практически живу в этом сне и чувствую себя именно тем 20-летним парнем, именно в том Баку 1995 года, которого никогда не было и быть не могло, потому что в 1995 году он был давно уже другим, без нас.

Однако, это длится недолго, мы возвращаемся в квартиру, а там уже и не квартира вовсе, а ресторанный зал гостиницы "Интурист". И мы с Преступницей - жених и невеста. И мне уже не двадцать, а двадцать три. И я прекрасно помню, что все эти три года мы боролись за это право быть вместе. Я ругался с мамой, папа меня поддерживал. Родственники разделились во мнениях. Родители невесты были ошарашены известием о наших намерениях, но, поскольку наши семьи жили по соседству и хорошо знали друг друга, они прекрасно поладили со мной и не имели возражений против такого молодого жениха. Однако, мне пришлось на определенный период, по какой-то надуманной матерью причине, отправиться в Ереван к одному из родственников на юбилей - как представителю нашей семьи. Надуманность состояла в том, что родители не только не поехали сами, но еще и попытались перевести мои бумаги из бакинского вуза в аналогичный ереванский, мотивируя это какими-то уму не постижимыми соображениями. В общем, была сделана попытка нас разлучить.

Пока же я находился в Ереване, меня то и дело представляли как свободного жениха всем знакомым семьям с девушками на выданье. Было ужасно неудобно, когда вдруг накрывали стол, сажали меня с родственниками на самое почетное мсто, а девчонка то и дело усердствовала по сервировке и обслуживанию, демонстрируя свои навыки домашней хозяйки. Все это было, поскольку я это прекрасно помнил во сне, и ничего этого не было в реальности, поскольку студентом я жил уже в Москве, а не в Ереване, и, тем более, не в Баку. Однако свадьба наша - моя с Преступницей - происходила в Баку и была более чем замечательная, а пребывание свое там я воспринимал как реальность, - и физически, и внутренне. И в то же время, сознавая что сплю, я во сне мечтал не проснуться, - остаться здесь, в этом измерении, навсегда. Однако, когда громкая музыка, звучавшая на нашей свадьбе, - веселая, танцевальная, зажигательная, - странным образом сгармонировала в какую-то торжественно-тревожную классику в оркестровом исполнении, я проснулся. Оказалось, то эта классическая музыка звучала в фильме с Пляттом. Я спал, возможно минут 40. Начало темнеть, хотя не было еще и пяти часов, а я чувствовал себя на редкость бодрым и готовым к каким-то неведомым великим делам.

Приняв душ и одевшись, я решил, пока не поздно, съездить навестить Светку. Агнесса Викторовна говорила, что посещения там разрешены до семи вечера. Это минут пятнадцать езды от нас, так что я все успею.

Купив наскоро пятнадцать белых роз, мягкую игрушку и ананас, я вернулся в машину и, включив дворники, чтобы очистить стекло от мелкого, но колючего мокрого снега, тронулся с парковки. Подъезжая к клинике, куда привезли Светку, я успел приметить редкий даже для Москвы черный "Хаммер" там же, у крыльца. "Наверное, главврача хам" - подумалось мне.

В ту минуту, когда я попросил дежурную в регистратуре дать мне информацию о Светлане, ко мне подошел молодой врач и, видимо, услышав мой громогласный вопрос, ответил, что она пришла в себя, но у нее посетители.

- А, наверное, ее мать к ней пришла, - предположил я.

- Нет, не мать. И, кстати, кто Вы? Боюсь, что если она не согласится вас видеть...

- Я друг, - просто друг и уверяю Вас, она не откажется меня видеть. Меня зовут Горыныч... то есть, Гор.

- Простите, Егор? - переспросил врач.

- Без "е" - просто Гор.

- Понятно, я ей так и передам, но имейте в виду, что до семи Вам нужно с ней закончить.

- Это вполне реально, спасибо.

Конечно, Света не отказалась меня видеть, и я радостно, и в то же время с осторожностью вошел в ее палату, и медсестра закрыла за мной дверь. У кровати, поправляя трубочку от капельницы, стояла Преступница. Она оглянулась на меня, слегка насторожившись, потом посмотрела на Светлану и, заметив, как у нее просияло лицо при виде меня, будто решила, что волноваться не о чем, никакой опасности я не представляю. Пройдя к кровати с двойственными чувствами и движимый этикетом, я первым делом подошел к Светке и вложил ей в руку игрушку. Затем, поздоровавшись с Преступницей, присел на кожаную скамью у стенки. Скамья стояла недалеко от кровати, можно было дотянуться рукой. Преступница спокойно, словно мой приход был чем-то обыденным, села с другой стороны кровати, на стул.

- Светлана, я не ожидала, что это окажешься ты, - произнесла она.

- Да... Вам сказали, что сотрудница какая-то ваша... но не сказали кто...

- Это сказали не мне, а мужу, а он потом поручил заняться мне. Будь там я, я бы сразу спросила, кто именно.

- Кстати, это Гор, мой друг... точнее, он бойфренд моей близкой подруги.

- Гор? - произнесла Преступница, с улыбкой переведя на меня взгляд.

Когда наши глаза встретились, я наверняка переменился в лице, оно у меня сделалось каким-то отчаянно-беззащитным, даже умоляющим. Однако, взгляд ее был коротким, и она, кивнув и чуть шире улыбнувшись, снова обратилась к Светке.

- Домой хочешь?

Я продолжал смотреть на Преступницу, рассматривать ее, выжидать еще одного пристального взгляда. Что она думает? Неужели не догадывается? Неужели не узнает во мне вчерашнего крикуна в тренажерном зале?

- Преступница, - произнес я вполголоса...

Продолжение следует.

Edited September 12, 2008 by Bagirka

[Bagirka]

Кажется, сказанное мной было проигнорировано. Лишь Светка, переведя на меня взгляд, пожала плечами, - подумав, вероятно, что этим словом я упрекнул ее за попытку самоубийства.

- Гор, я не знаю, как я буду жить дальше. Я не могу все рассказать, но... - она снова посмотрела на Преступницу, на этот раз настороженно, словно боясь проговориться, - если я не смогу вернуться туда на работу - я не знаю, как мне дальше жить.

- Света, ты уверена, что можешь говорить об этом сейчас при нас обоих? - не строго, но с металльцем в голосе вмешалась Преступница.

- Послушай, Светка, я вообще ничего не понимаю, а мать твоя так и вовсе в мандраже. Танька сейчас у нее. Что случилось, - объясни.

Поерзав слегка на кровати, Светка стала переносить настороженные взгляды с Преступницы на меня, будто решая, одобрит ли Преступница ее откровенный рассказ в моем присутствии. Я решил подсобить Светке, и заодно раскрыть еще одну карту перед Преступницей.

- Мне уже известно, что на фирму ты попала не случайно, - про это можешь не говорить. Расскажи только то, что было на самой фирме.

Почувствовав на себе взгляд Преступницы, я встретился с ней глазами, и на этот раз ее личико не выглядело таким уж нейтральным. Однако, поскольку Преступница понимала, что ей нужно подать Светке знак, эта встреча глазами не была долгой. Повернув к Светке голову, Преступница еле заметно кивнула ей со словами:

- Расскажи именно то, что было уже на фирме.

- И тогда Вы меня там восстановите?

- Не обещаю.

- Тогда не стану рассказывать. Я боюсь, что Вы положите этому конец. И девчонки с фирмы меня прикончат за то, что я выдала все.

Услышав такую тираду от Светки, я от неожиданности выпрямился на скамеечке.

- Вы что-нибудь понимаете, Гор? - покачивая головой, и не сводя со Светланы недоумевающе-сочувственного взгляда, произнесла Преступница.

С ее спокойным и по-женски сильным обликом, она особо необычно смотрелась в этой ситуации.

- Я уверен, что Света нам все расскажет, и мы постараемся сделать так, чтобы ей не пришлось пожалеть об этом, - ответил я громовым голосом, уверенно и твердо.

- Прошу Вас восстановите там меня. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! - похоже, Светлане не по себе при одной мысли, что она не будет больше работать у Гариба.

Ей сделали укол, и она заснула, а мы с Преступницей стояли в коридоре растерянные и недоумевающие. Я подошел к ней на расстояние, которое уже можно было счесть интимным. Она даже отклонилась слегка.

- Ты совсем-совсем не помнишь меня?

- Честно говоря... наверное много времени прошло... - она, под видом задумчивости, решила "пройтись взад-вперед", таким образом избавившись от моей близости. Ну что ж, это показатель: она не может спокойно смотреть мне в глаза, находясь на близком расстоянии. Значит, - уже неравнодушна, насколько это возможно на данном этапе.

- А ты знаешь, что если бы мы не уехали из Баку, то мы были б сейчас женаты с тобой?

- Мистика какая-то... сейчас это модно. Это что-то из каббалы?

Спокойствие и лед. Не шокирована даже тем, что я обратился к ней на "ты". Но это она. И Преступница, с которой я общаюсь по почте, и моя неприметная соседка из бакинского двора, и моя несостоявшаяся жена - в одном лице.

- Да нет, каббала тут ни при чем. Все намного проще, ты снишься мне. Помнишь, ты заняла качели, задумалась о чем-то, а народ стоял и ждал, когда ты освободишь их...

- Да, мне потом сделали замечание... - улыбнулась она.

- Вот видишь!

- Такое случалось с каждым в детстве - возразила она.

- Ну, а галстук твой когда улетел, - бы сильный ветер, - это тоже с каждым случалось?

- Баку - город ветров... - ее улыбка сделалась озорной.

- А помнишь Диану Симонову? Ты всегда ходила в ее компании.

- Что Вам от меня нужно, Гор? - остановившись у стены, она пристально и спокойно смотрела на меня, - Вы ведь видите, что я... ой, я не надела обручального кольца сегодня... такое у меня бывает, я часто его снимаю...

- Когда ты была моей женой, я тебе не разрешал снимать обручальное кольцо, - произнес вдруг я, удивившись этим словам, но ничуть при этом не сомневаясь в их правдивости.

- Странно... - она пожала плечами, - мне иногда кажется, что все вокруг тронутые рассудком.

- А ты?

- А что я? Я себя судить объективно не могу.

- Но ведь ты думаешь что-то о своем рассудке...

- Думаю... думаю, что не настал еще тот момент, когда у меня будет основание для... съезжания крыши.

- А влюбленность - это разве не съезжание крыши? - я снова приблизился к ней и ловко, по-хозяйски, уже зная из снов каждую линию ее тела, обхватил руками ее талию.

Она ахнула еле слышно от неожиданности, но потом вдруг уверенным движением рук оттолкнула меня. В затуманенных бездонных глазах читались и возмущение и страсть. Однако, это продлилось не более трех секунд, - затем она глухо рассмеялась и, видимо не в силах сдержать эмоции, сделала медленный оборот вокруг своей оси, глядя куда-то в потолок, чтобы я не замтил лукавства и озорства на ее лице.

- Так съезжание или не съезжание? - повторил я свой вопрос, подхватив волну ее веселья.

Остановившись все там же у стены, она медленно но верно сменила выражение лица на более спокойное и приземленное, сохранив лишь тень улыбки и еле заметный налет ироничности, и стала совершенно бесцеремонно и даже критически меня рассматривать.

- Говорите, мы поженились бы?

- Да, это совершенно точно.

- А дети бы у нас были?

- Дети... - я задумался, - насчет детей пока неизвестно. Я пока знаю лишь то, что мы поженились.

- Что значит "пока"?

- Я ведь сказал: мне снятся сны. С тех пр, как я увидел твое объявление и написал тебе - все эти три ночи и даже днем, стоило мне вздремнуть ненадолго...

Выражение ее лица сменилось на такое, какое бывает у людей, которым нечего возразить, которых вынудили если не согласиться, то как минимум промолчать с покорно-обреченным видом, хотя они не уверены в том, что ты говоришь.

- Скоро семь, мне уже пора ехать.

- Я могу тебя подвезти, не стесняйся.

- Не надо, мне далеко.... и потом, я с водителем.

- А... так это твое хамло там стоит прямо у крыльца? Ну что же, все с тобой понятно. С замужествами тебе везет по жизни.

- Почему с "замужествами"? Это ведь мой единственный муж...

- А я как же? Будь ты моей женой, тебе повезло бы не меньше, будь уверена, - широко улыбаясь, заявил я.

- Всего доброго, до связи, - сказала вдруг она, резко повернувшись, и направилась к выходу.

Достав мобильный телефон из кармана, я медленно пошел вслед за ней, - не для того, чтобы догнать ее, а просто - потому что пора было отсюда уходить. Я хотел набрать номер Завена, чтобы уточнить у него контакты Сафарова и выяснить у последнего все обстоятельства произошедшего со Светланой. Однако, едва я собрался это сделать, как увидел послание от Таньки: "Не ищи меня, я уезжаю, и приеду только когда родится наш ребенок".

Продолжение следует.

[Bagirka]

Замерев в коридоре с пунцовым лицом, я на несколько секунд уставился в пустоту, и в голове у меня пробежало: "Бред!". Затем я перечитал послание... "Не ищи меня, я уезжаю, и приеду только когда родится наш ребенок". И даже после второго прочтения - бред! Ей на работу завтра. У нее отчет квартальный... и годовой! У нее карьера в Москве как раз пошла в гору. И дорого же ты стоишь, Горыныч, если девчонка променяла все на зыбкую надежду быть с тобой. Черт побери, я ее разыщу и верну, она не иголка и не бомжиха. Набрав домашний номер Светланы, я не дождался ответа.

- Агнесса Викторовна, это я, Гор, звоню Вам, чтобы понять, что случилось с Танькой. Вы ушли вместе, она должна быть у Вас, но только что я получил от нее сообщение, что она уезжает и чтобы я не искал ее. Перезвоните мне как только сможете, я буду ждать, - наговорив дрожащим от волнения голосом эту тираду, я продолжал стоять в коридоре клиники, не зная, как мне действовать дальше. Домой не хотелось совсем, а для гимнастического зала я не был одет. Друзья. Кто как не они сейчас могут мне помочь морально или даже на деле.

- Завен, ты дома? Никуда не собираетесь? Я сейчас подъеду к вам. Нет, ничего... то есть, не по телефону. Вам привезти чего-нибудь? Только хлеба? Я еду.

Завен жил на Лесной, и это было неблизко, но в этот час особого трафика в Москве не предвиделось, и я направил колеса в Центр.

- Привет, а Маха дома? - поинтересовался я прямо с порога, в надежде на то, что смогу поговорить с приятелем без вмешательства его женушки, которую я на дух не переношу.

- Дома, конечно, где еще может быть замужняя армянская женщина, - улыбнулся Завен мне в ответ.

- Кому Маха, а кому Марья Петровна, единственная и любимая жена всеми уважаемого Завена Григорьевича! - Машка выглянула из-за угла коридора и как есть, в пестром халате и махровых тапочках, направилась меня приветствовать.

- Ну, привет, привет, свет-Петровна, - я подыграл ей, хотя единственным моим желанием было ее придушить и швырнуть в помойку.

- Я сейчас кофе пойду сварю, - засуетился Завен, - или ты голоден?

- Кофе, говоришь, пойдешь варить? А твоя "армянская жена" что же? - язвительно заметил я, - а впрочем, мне не до еды и не до кофе. Покурить бы только.

- Я принесу пепельницу, - Завен отправился куда-то на кухню за пепельницей, сопровождаемый моим презрительным взглядом, в то время как Маха стояла в своем растрепанном виде и инспектировала пакет с продуктами, которые я привез в ответ на просьбу Завена прикупить хлеба.

- Оо-о, вот этот творожок я обожаю! А вот эти груши - они вкусные, интересно? Хм-м! А вот эту колбаску Завен очень любит... и вот такой рахат-лукум...

"И где ты только была, когда я уже знал, какую колбаску любит твой Завен!" - глядя на нее с издевательской улыбкой, я плюхнулся на их кожаный диван и придвинул журнальный столик поближе к себе.

Когда я на армянском языке объявил Завену о том, что моя Танька сделала ноги, он сделал влсклицание, которое не могло остаться для Машки незамеченным.

- Что случилось, Завен?

- Как так она ушла? - переспросил Завен по-русски, не желая оставлять любопытство своей женушки неудовлетворенным.

- Кто ушел? Танька, что ли? - Машка уселась на валик его кресла и, с детсадовским любопытством на угловатом лице впилась в меня глазами.

Глядя на эту несуразную, но несомненно счастливую парочку, которая в данную минуту сверлила меня четырьмя глазами в ожидании моих объяснений и рассказов, я в иной момент наверняка мог разразиться хохотом, но сейчас меня просто бесило это Машкино присутствие.

- Танька... Завен, мне нужны координаты Сафарова. Они у меня где-то дома есть, но я уже точно не найду, а нужно срочно.

- Погоди, Сафаров потом, ты про Таньку... - нетерпеливо отозвался Завен.

- Танька смылась куда-то, не знаю, где теперь ее искать... - мне совершенно не улыбалось сейчас распространяться о подробностях.

- Как смылась... а на работе завтра не появится?

- Скорее всего нет. Во всяком случае, в эсэмэске написала, не ищи мол, нет меня больше.

- Исключено, Гор джан, я не верю. Там явно что-то н6е так, или ты не договариваешь.

- Да не могла она уйти, - подхватила Маха, - она ж в тебе души не чает... Это, может быть, кто-то с ее мобильника тебе прислал липу... Как же она может так просто уйти, после стольких лет. Вам вообще пора бы уже пожениться, она столько лет тебе одному посвятила!

Я смотрел на Завена жалкими глазами, умоляя его услать куда-нибудь эту болтливую липучку, чтобы можно было спокойно поговорить. Однако, ни он, ни сама Маха моего взгляда не поняли или не до того им было. Оба были шокированы моей ситуацией.

- Значит так, Маш... поди-ка нам кофе сделай, я без чашечки кофе этого рассказать не смогу.

- А чего кофе-то, может быть... - Маха хитро кивнула в сторону бара.

- Я за рулем, Маша, делай что тебе говорят... - еле сдерживая раздражение, возразил я и, не дожидаясь даже, пока Маша выйдет из комнаты, продолжил на армянском:

- Она в положении, и я ей твердо сказал, что ребенка не будет, что срочно организую аборт. И вот она смылась и написала мне, что пока не родится ребенок, я ее не увижу, и не надо ее искать. Как это тебе? И вообще, не говори пока ничего своей этой... своему этому "особому случаю".

- Ну ты тоже хорош, - отвечал мне по-русски Завен, - как можно так говорить женщине... которая тебя любит, которая тебе молодость отдала...

- Завен, ты в своем ли уме, - какую еще молодость? Ей же 24 всего! Молодость... Неизвестно еще, кто кому что дал... Почему все всегда говорят только о женских жертвах. А то, что я столько лет с ней рядом - по ее желанию и настоянию прозябаю, - это норма?

- Не понимаю тебя вообще, Завен джан. Что тебе еще нужно в жизни. Умница, на хорошей работе, хозяйственная, характер такой мягкий, неконфликтный, о красоте я вообще молчу...

- Завен, на вкус и на цвет как говорится...

- Но она ведь нравилась тебе.

- На безрыбье...

- Заговорил пословицами и поговорками?

- Что делать, Завен? - я перешел на армянский, - родит ведь, и повесит мне на шею пожизненно...

- Думаю, не рискнет, Гор джан. По-моему, она тебя просто напугать хотела. Ты звонил ей? Поговори...

- Набирал несколько раз, пока сюда ехал. Глухо.

- В общем, мой тебе совет, - возьмись за ум и женись на ней. Прими все как неизбежность, - пора нам всем потихоньку устраиваться.

- Я армянку ищу, ты ведь знаешь.

- Что-то я особых поисков с твоей стороны не заметил. Как жил с Танькой, так и жил, даже на сторону не ходил.

- Ну, значит, начну искать, - хватит с меня уже, - вон до чего уже дошло... - я загасил сигарету и тут же зажег новую.

- Гор, кто знает, кого ты найдешь, и как сойдутся ваши характеры. А на вас с Танькой смотреть же приятно, все ребята в восторге от ваших отношений, вы как идеальная пара у нас.

- Завен, что за бред. Идеальная пара - это та видимость, которую Танька создавала, и я ей не мешал. Но теперь она от меня поддержки в этом не получит, это уже позади с некоторых пор.

- С каких пор?

- С тех пор, как я убедился, что хочу жениться на нашей..

Завен развел руками и обреченно стукнул ими себя по коленям.

- Ну что ты заладил, наши-не-наши... Вот я с Машей - ты не представляешь какой это кайф. Вот Мика с Ольгой - вспомни, как счастлив. А Арто с Наташей...

- Да! - воскликнул я в ответ, - а наши девчонки тем временем выходят за русских или того хуже!.. Все, Завен, не хочу больше слушать о браке с ней, и о ребенке тоже. Что делать, скажи... В Липецк свой она вряд ли подалась, - я ж ее там вмиг разыщу...

- Ну, разыщешь, и что? Закон запрещает тебе вмешиваться в жизнь посторонней женщины - ты не заставишь ее силой идти на аборт.

- Ну, не силой, но уговорить я ее смогу... уболтаю и уломаю. Хотя... кто иx разберет, этих...

- А как ты ее вообще выпустил?

- Я ее к Агнессе отправил переночевать...

- А звонил туда?

- Никто не отвечает. Но сейчас попробую еще, - я достал мобильник и выбрал светкин домашний, - Наконец-то, Агнесса Викторовна, добрый вечер. Вы получили мои сообщения? Что с Танькой, куда она подевалась?

То, что я услышал тогда в ответ, до сих пор не укладывается у меня в голове. "Она рассказала мне вашу ситуацию, и я посоветовала ей сделать то, что она сделала. Она будет пользоваться моей помощью и поддержкой, а Вы, Гор, еще спасибо мне скажете за все это".

Продолжение следует.

[Serega]

а дальше?

[Bagirka]

Когда я, через час после этого разговора попытался зайти к Агнессе Викторовне, она не только не пустила меня на порог, но даже не открыла мне дверь. Более того, она пригрозила, что вызовет милицию. Все мои увещевания, уговоры и доводы "сквозь дверь" не действовали на эту железную леди. Я кричал, что она не имела права вмешиваться, что она калечит мне жизнь, что она ставит крест на моем счастливом будущем, что это похищение, воровство, принуждение к отцовству, - я выкрикивал все, что только приходило мне в голову. В ответ из-за двери звучали фразы вроде "пенсия на горизонте, а вы о будущем размечтались", "не калечу я вашу жизнь, а делаю ее осмысленной", "вы пока не способны это адекватно оценить, но потом благодарить будете", "все равно никогда не узнаете от меня, где Татьяна" - и прочие образцы абсурда и самодурства, на какие только может быть способна такая зануда и диктаторша как Агнесса Викторовна.

Оказавшись дома в подавленном, поганом, паршивом настроении, я почувствовал себя обведенным вокруг пальца, одураченным, и еще Бог знает чем. Как ни странно, сознание того что Танька не появится здесь долгое время, сильно расстроило меня само по себе. Я останусь совсем один, и мой привычный ритм комфортной жизни резко нарушится. Как бы там ни было, а забота и внимание ласковой и покладистой красавицы не могут оставаться незамеченными и неоцененными. Конечно, это не влюбленность и не одержимость Танькой. Это лишь эгоизм и прочие смертные грехи того же рода. Но мне от этого не легче. Тем более, когда думаю о будущем, которое мне решили уготовить. Нет, нет. При всех ее достоинствах и всей ее любви ко мне , Танька не та, с которой я хотел бы дожить до старости. Я и Завену с Машкой, когда они, расстроенные, провожали меня к Агнессе и уговаривали смириться и согласиться, что она мол замечательная, милая, тихая и покладистая, - так и сказал:

- Вот это-то мне и не нравится. Слишком уж она тихая и покладистая, - и, как видите, оказалась способна на такое вероломство. Прекрасно зная меня, и зная, что я никогда не откажусь от своего ребенка, что рано или поздно я растаю, она решила так мерзко меня купить, как раба на рынке. В тихом омуте - черти водятся, это теперь для меня не вопрос. Я еще не уверен, какой она была бы, будь у нее все на меня права, а не как сейчас, когда она полностью зависит от моего решения жениться или не жениться на ней. В таком положении для нее вполне логично было вести себя как ангел... с фигой в кармане.

- Гор джан, - возражал Завен, вместе с Махой сопровождая меня к лифту, - можно притворяться хорошей неделю, месяц, два, но вы уже столько времени вместе, вы прошли через все ситуации, через много проблем и конфликтов, она, кажется, заслужила с твоей стороны хотя бы благодарность.

- А в чем должна выразиться эта благодарность? В чем? - кричал я, - жениться на ней? Жизнь свою на нее положить? Да с какого перепугу, Завен? То, что я с ней жил, обеспечивал ее, пока она копила свою зарплату, позволял ей щеголять мной на своих корпоративках, и вообще, позволял себя любить - это не достаточная благодарность?

- Согласись, она терпела от тебя немало, ты не подарок, - Машка перешла уже к самым ничтожным доводам.

- Родные мои, Завен, Марья Петровна, - это был ее выбор, ее решение, ее желание, никто ее за хвост не держал...

Нет, нет, с этим нужно что-то делать и как можно скорее. Если не с самой ситуацией, то хотя бы с моим состоянием. Преступница! Она нужна мне и сию же минуту. Время позднее, и я надеюсь, что она уже освободилась от домашних дел, чтобы посидеть в Интернете.

"Вы нужны мне. Я расскажу Вам... то есть, ты нужна мне. После того, что было между нами сегодня, я не хочу больше обращаться к тебе на "Вы". Я расскажу тебе о своей проблеме, а ты мне помоги, ты нужна мне сейчас как воздух. Конечно, самым лучшим вариантом было бы, если ты могла бы сесть в свое хамло и приехать ко мне, но я в такую ненаучную фантастику не верю... В тот момент, когда мы расстались в этой клинике... где сконцентрированы люди со съехавшей крышей... и где мы не преминули "поговорить об этом"... о съезжании крыш, - я получил эсэмэску от своей не лишенной приятных моментов, но удручающей половинки. Она заявляла там, что исчезнет на время из моей жизни, и появится только тогда, когда родится наш ребенок. Она в положении, понимаешь? Была на таблетках, но все равно залетела. А я сказал, что... ну, неважно, ты понимаешь... И я ума не приложу, где мне ее искать... Кстати... позвони мне, просто позвони... мне это очень нужно сейчас".

Оставив в послании номера домашнего и мобильного телефонов, я отправил его и потянулся за сигаретой. Пачка оказалась пуста. Я встал, чтобы поискать на кухне. Потом я долго и упорно шмонал спальню, потом гостиную, потом комнату для гостей, потом коридоры, и, наконец, вернулся на кухню. Поиски оказались безуспешными, - даже танькиных "собраний" я нигде не нашел, хотя и эти зубочистки бы вполне сгодились для меня сейчас. Черт побери, никаких заначек в доме... "Хозяюшка!" - злобно проворчал я вслух и подумал о том, что придется выходить из дома ночью - за сигаретами. В гараж неохота, пробегусь до палатки пешком, это пара кварталов. Заодно и развеюсь... и Преступнице дам время на реакцию...

Погода выдалась не холодная, - около нуля, - но довольно мерзкая. В конце декабря могло бы быть и побольше снега, в Москве-то! Хлюпая по серому месиву, я быстрым шагом, не глядя по сторонам, устремился в сторону магазинчика на автобусной остановке, который был обычно открыт до глубокой ночи. Грузин который работал там, наверняка заметил мою очевидную нерасположенность к непринужденному обмену любезностями, и лишь коротко поздоровался со мной, хотя в данную минуту даже он мог бы стать для меня подходящей жилеткой.

- Блок Кэмэла дай, Звиад, только побыстрее, я спешу...

- Конечно, дорогой, сейчас, - он оглянулся на витрины и, не найдя там целого блока, полез под прилавок за коробкой.

Когда он, наконец, вылез с блоком в руке, его взгляд замер где-то у меня за спиной. Я невольно оглянулся, но не увидел ничего на улице.

- Что там было?

- Я думал, таких машин в России пока нет, но тут вообще все появляется раньше чем везде - рассмеялся он.

- Каких машин?

- Я своему племяннику как раз недавно наклейку купил с такой машиной, и говорил, что их пока нет в Москве. А теперь вот, оказывается, есть.

- Здесь все есть, как в Греции... ну, я пошел, Звиад, бывай...

Вернувшись домой, я кинул блок сигарет на диван, и он затерялся, проскользнув меж подушек. Курить уже не хотелось ничуть. Набегался-надышался. Наливая себе молока из холодильника, я почувствовал на секунду, как у меня защемило сердце при мысли, что его покупала Танька, и что она теперь долго еще не купит ничего для моего дома. Но эта "блажь" быстро прошла, и я, наполнив чашку, взял ее и направился к компьютеру.

Однако, не успел я сесть в кресло, как раздался звонок в домофон. Понятия не имея, кто бы это мог быть, я снял трубку.

- Кто это там?

- Та самая ненаучная фантастика, в которую Вы не верили, - ответил веселый голос.

Продолжение следует.

[Bagirka]

Как ни странно, я не был ни ошарашен, ни озадачен, - лишь невыразимые радость и внутреннее ликование в долю секунды заполнили все мое существо, и я, радостно воскликнув: "Да здравствует такой скептицизм вовеки веков!", ткнул кнопку допуска и сильно зажмурился то ли от радости, то ли от звеняще-свистящего звука, раздавшегося из трубки домофона. Потом я бросился к лифту, чтобы встретить гостью.

- Ты приехала одна?

- Нет, я с водителем, - Преступница улыбнулась и, войдя в указанную мной дверь, стала распахивать шубку.

Я подхватил ее верхнюю одежду и кое-как, млея и беснуясь от радости, запихал в стенной шкаф.

- Как тебе удалось из дома сбежать?

- То есть? Я ведь не рабыня!

- Но мужу-то нужно было как-то объяснить...

- А, вот Вы о чем... Мужа нет дома, он в отъезде.

Она смотрела на меня пристально и спокойно, словно рассматривала что-то давно и хорошо ей известное, и лишь хотела убедиться, что все так же, как и всегда. Я не выдержал ее взгляда и на долю секунды опустил глаза, подумав про себя, что упустил замечательный момент для поцелуя. Однако, - подумал я затем, - это дело поправимое, да и сейчас могло бы оказаться слишком рано и... пошловато даже.

- О чем-то подумали?

- Да, извини, задумался, - ты появилась так неожиданно, я просто растерялся...

- Ну, Вы одеты, никого не ждали... кроме ненаучной фантастики, в квартире идеальный порядок, так что стесняться нечего...

- Да... тут накануне была проведена генеральная уборка, так что порядок на несколько дней обеспечен... Хотя не обещаю, что сохраню его надолго. Моя...

- Ваша удручающая, но не лишенная приятных моментов связь оставила Вас, и теперь... - Преступница обошла меня, прошла в гостиную, однако, даже не оглядевшись там, вышла и направилась прямиком в спальню, - теперь Вы остались совсем один. Печальная история, да?

- Нет, не столько сама история... - я последовал за ней, как за экскурсоводом, - пойми, она мне до фонаря. Но ты забыла, что она увезла с собой моего будущего ребенка, и не собирается возвращаться, пока он не родится.

- А почему она решила так поступить?

- Почему? Потому что... потому что я сказал ей, что этого ребенка не будет, что я...

- Неужели Вы отправили бы ее на аборт? - она резко повернулась ко мне, и я увидел в ее глазах какой-то недобрый огонек.

- Но разве это не обычное дело? У нее уже были аборты... только со мной их у нее уже было два... я не столь сентиментален, если на то пошло.

Она опустила взгляд, но ее глаза продолжали оставаться широко раскрытыми, и вообще, весь ее вид выдавал в ней усиленное, экстренное переваривание этой ситуации.

- Простите, но Вы разве не знали, что... от этого получаются дети? Чем Вы думали?

- Я все прекрасно знал, родная моя... и поэтому я посадил ее на таблетки, я каждый месяц покупал ей новую упаковку.

Преступница продолжала смотреть на меня так, словно этих моих слов ей недостаточно, и она ждет продолжения мысли.

- Ну вот... а тут вдруг взяла да залетела...ну, бывают осечки. И я сказал ей, что не готов, и что пусть будет аборт...

- Какой ужас, Гор! - она смотрела на меня, качая головой, и на ее лице не просматривалось столь желанное мной сочувствие, - лишь упрек и недоумение.

- Господи, да в чем дело, Мильончик? Это ведь обычное явление для вас, женщин, разве не так?

Она отвела глаза и стала прохаживаться по спальне.

- Не знаю-не знаю. У меня было две беременности и двое родов.

- А сейчас как?

- Таблетки, - обыденно и даже насмешливо произнесла она в ответ.

- Вот как... и ты тоже. И что, давно?

- Пятый год, - она медленно и можно сказать, крадучись, передвигалась по моей спальне, ни к чему не прикасаясь и почти ни на что не глядя.

- И что же, не было осечек?

Вместо ответа Преступница вдруг выдвинула один из ящичков в Танькином комодике и, швырнув на кровать, в мою сторону, какой-то мешочек, произнесла, чеканя каждый слог:

- Ни-ка-ких!

- Что это? Что ты там накопала?

- Таблетки, надо полагать... - насмешливо отозвалась Преступница, - бережливая и домовитая девушка, отдам ей должное... могла ведь выбросить, а для чего-то хранила...

Я стоял возле кровати, не смея даже дотронуться до свертка, словно боялся того чувства омерзения, которое у меня возникнет, когда я убежусь в правдивости слов Преступницы. В то же время, для меня было яснее ясного, что там именно таблетки.

- Черт побери, она была себе на уме. Все было спланировано... - это было все, что я мог сказать, у меня все внутри защемило от ощущения, что меня предали, что меня водили за нос. Я жил с Танькой, доверяя ей на все сто, и этот случай оказался для меня неожиданно сильным ударом по всем основным чувствам.

- Что с Вами, Гор? Вы в порядке?

- Извини, моя хорошая... я просто лишний раз убедился в том, что тихоням никогда нельзя доверять. Тихоня в нашем мире - это мина замедленного действия...

- О, как я Вас понимаю... То же самое можно сказать и про мою Светлану. Я ей доверяла не все сто, а она вдруг отказалась мне сообщить, что происходит. Тогда я пригрозила ей, что организую ее увольнение, но даже это ее не остановило. Она продолжала упорно молчать. А как только я осуществила свою угрозу...

- Зачем ты это сделала?

- Ну... во-первых, из принципа, а во-вторых... там явно происходит что-то неправильное, и я не хотела, чтобы Света продолжала в этом участвовать.

Мы помолчали с полминуты, а потом она вдруг спросила:

- А кем она Вам приходится, Света, - она что-то говорила, когда представляла Вас мне, но я не запомнила... все это волнение, потом ее истерика, укол...

- Она - близкая подруга моей... ну, моей девчонки. Мы, можно сказать, дружим семьями. Кстати, из-за всей этой истории и случился ее побег... я отправил ее утешить несчастную мать Светланы, а в итоге эта самая несчастная мать сподвигла мою дурочку на такой безумный поступок. Что теперь будет, ума не приложу.

- Да ничего особенного не будет, можете спать спокойно, - слова эти прозвучали из уст Преступницы столь уверенно и безразлично, что я на секунду действительно почувствовал невероятное облегчение, но, быстро опомнившись, произнес:

- То есть? Как я могу спать спокойно?

- А что, извините, Вас волнует во всем этом? - вызывающим тоном, вскинув голову, поинтересовалась моя собеседница.

- Что волнует... - я растерялся на долю секунды, но потом, с праведным негодованием на лице, продолжил: - родится ребенок, которым она всю жизнь будет пытаться меня привязать, шантажировать, не давать покоя... в конце концов, я не смогу устроить свою жизнь ни с одной уважающей себя армянкой.

- Да-да, а Вам, разумеется, будет нужна именно армянка, именно из приличной семьи, именно девственница и все такое, - с напускным пафосом, но не без иронии, подхватила она мой тон.

Я остановил на ней взгляд, и дико пожалел о том, что между нами кровать. Вот именно сейчас был упущен второй момент для поцелуя, потому что, обойдя кровать, я уже теряю драгоценные моменты эффекта неожиданности.

- Ты знаешь, Милена, неделю назад я бы не поверил, но сейчас я точно могу сказать, кто мне нужен. Только ты, конечно, рассердишься.

- Ну вот что, Гор, - она решила остановить это романтическое отступление, - Ребенок этот родится... но Ваша связь... она будет всячески избегать Вас и мечтать о том, чтобы Вы никогда не появились в ее жизни и не заявили прав на ребенка.

- Не понимаю... как такое может быть, и почему... с чего ты это взяла?

- Она попросту выйдет замуж, и очень удачно. Прошу Вас, забудьте о ней, если не желаете с ней будущего. Вы больше не увидите ее.

- Ты что, гадалка?

- Просто послушайтесь меня, и все, договорились? - она улыбнулась и, спокойно пройдя мимо меня в коридор, направилась на кухню.

- Послушай, а как твой муж отнесется к тому, что ты побывала у меня ночью? - спрашивал я, следуя за ней.

- Муж скорее всего, не узнает об этом... Точнее, он наверняка узнает, что я куда-то выезжала, только и всего. - Она остановилась и повернулась ко мне. - Он поручил мне заняться офисом на Ордынке, и я им занимаюсь. Давайте поговорим о Светлане. Точнее, о Сафарове. Что Вам о нем известно?

- Мне? Парень как парень... трезвый, деловой, спокойный, здравомыслящий... холостой, - но это наверняка известно и тебе. Пойми, он мне не друг, но так, время от времени встречаемся в общих компаниях.

- Вы считаете для себя возможным поговорить с ним на эту тему?

- Если бы Светлана была мне никем, то не считал бы. А так - вполне даже логично будет с моей стороны поговорить с ним... Тем более, что один из моих друзей дал мне его контакты... они были у меня, но я их не сохранил.

- Ну, контактами я бы и сама могла Вас обеспечить. Значит, завтра и сделаем это?

- Попытаемся, Мильончик.

- Как Вы меня называете? - переспросила она.

- Так я тебя называл, когда мы были женаты.

Она глубоко вздохнула и, широко улыбнувшись, обмякла в радостно-кокетливом состоянии недоумения.

- Снова Ваши штучки...

- Отнесись к этому серьезно, прошу тебя. - Я перешел на шепот и сделал к ней пару шагов, однако она смогла каким-то непонятным мне образом остановить меня: я просто увидел, как преобразилось ее лицо, когда она вскинула голову.

- Я отношусь серьезно, Гор. Слишком серьезно, и именно поэтому...

- Что?

- Мне пора.

- Я бы, конечно, мечтал о том, чтобы ты осталась, но такого рода ненаучная фантастика...

- Фантастика тут ни при чем.

- Значит, нет желания?

Она стояла уставившись в пол, словно прикидывая что-то.

- Боишься, что муж узнает? Твой водитель ему доложит?

- Не знаю...

- А если ты попросишь, чтобы не докладывал?

- Тогда точно знаю: доложит.

- Значит, не будем просить?

Продолжение следует.

Edited September 23, 2008 by Bagirka

[Serega]

[Bagirka]

- Конечно, не будем, - рассмеялась Преступница, - там более, что я уже ухожу.

Но нет. Вот на этот раз я своего не упущу.

- А если я попрошу тебя остаться... хотя бы на пару часов? Попрошу как самую-самую нужную и желанную для меня сейчас...

- Не верю, Гор, извините. - Она спокойно, и даже слегка требовательно смотрела на меня, словно призывая уступить ей дорогу.

Настенные ходики, которые, к слову, Танька привезла из отцовского дома, пробили два часа. Я не мог и не хотел расставаться с Преступницей сейчас и вот так. Я чувствовал, что другой такой встречи у нас не будет. И, поскольку я знал, что на этот раз не упущу своего, я решил плюнуть на все приличия и пойти ва-банк. Пусть меня потом мордой в пол, лысиной об лед или ногами в цемент, - мне это сейчас по барабану. Я просто нейтрализовал ее руки и, придерживая их одной рукой, локтем другой обхватил ее шею и направил ее личико вверх, чтобы мне было удобнее наклониться и поцеловать ее. Этот поцелуй - по всем ощущениям, - в точности повторял те, что были у меня в снах. В тот момент, когда она обмякла, я высвободил ее и стал уже обеими руками тискать и ласкать через непроницаемый слой добротной одежды. Я решил дать ей время на то, чтобы почувствовать, как это замечательно и прекрасно, - то, что мы, наконец, вместе; поэтому, я не стал делать излишних телодвижений по избавлению от одежды. Сейчас важнее всего - не останавливаться, чтобы не дать ей шанса опомниться. Она должна по-настоящему загореться. И в тот момент, когда она стала осторожно отвечать на мои поцелуи, я не выдержал и начал произносить самые-самые нежные слова, на какие только был способен, и даже на какие не был. Они звучали словно не из моих уст, словно откуда-то из прошлого, которого не было, из дебрей моего сознания, - они попросту звучали впервые в жизни. Продолжая ее целовать, я почувствовал, что по ее лицу льются слезы.

- Что с тобой, родная моя? - я не мог не задать этот вопрос, но не переставал целовать ее, так как боялся, что она опомнится и оттолкнет меня.

Она ответила какими-то обрывками слов, из которых я понял, что уже очень давно она не слышала таких ласковых выражений на родном языке, и что это для нее много значит...

Я не видел, как она ушла. Прошедший воскресный день оказался настолько длинным и напряженным, что я моментально уснул как убитый, и мне продолжали сниться самые страстные и самые яркие сцены с моей женой, - с Преступницей, - в те времена, когда мы с ней уже не жили в городе, которого уже никогда не будет.

- А это что еще такое? Сейчас же сними этот идиотский фиолетовый лак! - кричал я ей, когда мы собирались на свадьбу наших друзей.

- Знаешь что... ты давай попросту не вмешивайся в то, о чем не имеешь понятия. Это сейчас модно, и я буду носить такой лак!

- Ошибаешься, Мильончик, ничего этого не будет, иначе мы поссоримся, - на полном серьезе возражал я.

О, узнаю себя в этих снах! Да, я такой!

- Нет, это ты ошибаешься, Горыныч...- она понизила голос и совершенно спокойно продолжала свои сборы.

Я же стоял и не знал, как действовать дальше. Мне уже было все равно, какой на ней лак, но я не мог смириться с тем, что она меня ослушалась. Кроме того, я увидел, как мама с упреком и сочувствием на лице наблюдает за всем этим, остановившись в коридоре у приоткрытой двери в нашу спальню. Я тогда резко подошел к двери и хлопнул ею прямо перед лицом моей матери. И это, пожалуй, было все, что я мог тогда сделать, чтобы выпустить пар.

Я страшно влюблен в свою жену, и это ощущение во сне настолько сильно и явно, что у меня сосет под ложечкой, и я отчетливо слышу стук собственного сердца - то ли того, что билось в том городе в то время, то ли того, что бьется у меня сейчас, когда я сплю в реальном городе в реальное время. Я не мог сдержать себя, и единственное, что я, как оказалось, всегда позволял себе со своей женой вне зависимости от ее настроения или мнения - стало для меня и на этот раз способом разрешить конфликтную ситуацию. Мы просто занялись любовью. И за эту пару лет совместной жизни я не помню ни единого случая, когда она мне отказала или оттолкнула меня, - даже если мы были в ссоре. Это для нее будто не имело абсолютно никакого отношения к акту любви. Она хороша, она искусна, она прекрасна, и я обожаю ее. И чем больше я ее люблю, тем холоднее и мрачнее становится моя мама, - она даже как-то заметила, что и любовь тоже должна иметь свои границы, иначе она губительна. Но я не понимал ее. Я не представлял себе, как можно жить без такой любви, какая есть у меня. Мама даже попробовала воздействовать на мое самолюбие, назвав меня подкаблучником, но я лишь рассмеялся ей в лицо, потому что прекрасно знал, что это вовсе не так. Моя жена хороша именно тем, что всегда послушна, когда это уместно и всегда упряма там, где это интересно.

Утро понедельника в декабрьской Москве выдалось солнечным и радостным. Я проснулся от того, что мне в лицо бьет солнечный луч, и это почему-то здорово развеселило меня. Прошедшая ночь для меня была самой прекрасной за долгие годы, и я проснулся необычайно бодрым и счастливым. Конечно, ощущение счастья быстро улетучилось, когда я осознал, что все пока остается на своих местах: Преступница - замужем за Поджарым, Танька - неизвестно где, а мой ребенок - у нее в чреве. Но бодрости не убавилось: меня ждут великие дела, - я должен переговорить с Сафаровым.

Набрав его номер, чтобы согласовать время встречи, я отправился с трубкой на кухню, с намерением приготовить кофе, когда увидел на полу у входа на кухню - электрошок. Я присел на корточки, взял его в руки и стал рассматривать. Вот как. Преступница в какой-то момент собиралась защититься от меня, но потом, оказывается, выронила эту игрушку и вовсе о ней забыла.

- Алло, Гариб, это вы?

- Да, это Гариб, а с кем я говорю?

- Вы, наверное, помните меня, я Гор... Горыныч.

- А, да, конечно, помню, очень приятно, давайте на "ты". Что-то случилось?

- Да вот даже не знаю, как и сказать, но явно случилось, - и нам надо это обсудить при личной встрече.

- Тогда давай прямо с утра, а то у меня на обеденное время назначена деловая встреча в Пирамиде, а дальше я не могу сказать, как сложится сегодня.

- Значит, если я через сорок минут подъеду, то у нас полчасика будет?

- Да, я распоряжусь, чтобы нам не мешали, мы все спокойно обсудим.

Вот и чудненько. Значит, я сейчас направлюсь прямиком в офис Сафарова и заодно пригляжусь к его сотрудницам, - может быть, смогу кое-что выстроить из увиденного. Однако, мое представление, составленное со слов Преступницы, оказалось весьма ошибочным. Ожидая увидеть сидящие в ряд копии Светланы в одинаковых одеждах и с одинаковыми прическами, я обнаружил несколько иную картину. Да, они были все одного примерно возраста. Ну, примерно одинаковой комплекции... но одежда, прически... Либо я мало что в этом понимаю, либо... у Преступницы свой, женский, более детальный взгляд на все это. Хорошо, я вполне допускаю, что ей могли показаться одинаковыми эти совершенно разные женщины. В конце концов, у нас, мужчин, взгляд несколько иной. Но все равно: на лицах этих молодых женщин было какое-то непонятное мне выражение одержимости и рвения. Именно это выражение я часто с недоумением замечал у Светланы, но был склонен приписывать его диктаторскому воспитанию, полученному от Агнессы.

- В общем так, Гариб, - начал я, усевшись напротив него в замечательно оформленном кабинете, - у нас беда. Наша очень близкая и дорогая нам подруга попыталась покончить с собой. Ее отвезли в психо-неврологическую клинику, и там она под препаратами говорила невесть что о работе в этом офисе.

Я вглядывался в лицо Сафарова и не мог не заметить легкой тени волнения, когда мной произносились слова о бреднях Светланы.

- Ну, мало ли что можно говорить в бреду, под наркотой, - Гариб пожал плечами и достал сигарету из пачки, - будешь курить?

- Давай... в общем, дело серьезное. Она хочет вернуться сюда, иначе по ее словам жизнь ее лишена смысла. Я видел ее состояние, и уверен, что она снова попытается покончить с собой, - это не театр у нее.

- Но что я могу сделать? Я лично не против взять ее назад, пусть работает, я был ею вполне доволен... просто нужно поговорить с шефом, он должен это решить. Не я ее увольнял, не мне ее восстанавливать.

- Это я знаю, но меня другое интересует. Скажи мне по секрету, что именно так дико привлекает Светлану в этой работе? Кроме того, она утверждает, что все остальные женщины здесь - тоже готовы кому угодно глотку перегрызть за эту работу.

Сафаров смотрел на меня так, будто пытался услышать что-то "между строк", но не услышал.

- Слушай, Горыныч, а ты это чисто для себя интересуешься или что-то другое?

- Конечно для себя! - совершенно искренне ответил я, подумав, что все, что нужно моей Преступнице, я делаю только для себя и ни для кого больше.

- Вот я чувствую, что ты парень простой и понимающий, - объяснил Гариб, - потому и думаю, что тебе можно это доверить. Но только с условием, что это останется между нами. Ты пойми, что никакого криминала нет, все по согласию.

- Я пока мало что понимаю, - ответил я, хотя у меня в голове стали возникать кое-какие дикие подозрения.

- Ты все поймешь... если увидишь сам. Но можешь мне обещать кое-что?

- Что?

- Ничего не предпринимать, ни во что не вмешиваться, а просто наблюдать и делать выводы. Понимаешь? Что бы ни происходило, - ты только наблюдатель и ничего больше.

Продолжение следует.

[Bagirka]

Мне ничего не оставалось, кроме как согласится, хотя, если честно, я был почти уверен, что стану свидетелем какой-то мерзости. Однако, я решил дать себе шанс:

- Послушай, Гариб, а на словах это объяснить никак нельзя? Обещаю, что я тебе поверю.

- Горыныч, дело как раз в том, что ты не поверишь. Ты должен это увидеть, - только так тебе станет все более-менее понятно.

- Ну, а предыстория какова, кто все это выдумал?

Сафаров загасил сигарету и налил себе минералки.

- Будешь?

- Давай...

- Понимаешь, это придумал я, причем изначально это было чисто экспериментом, одноразовым, индивидуальным, ну ты понимаешь... для разнообразия. И... это было давно, лет пять назад. А потом, постепенно это стало системой, причем, из индивидуального порядка дело перешло в массовый. Той, первой, уже давно нет в моем офисе, а все продолжается.

- Что с ней случилось?

- Не знаю, я ее за что-то уволил, и потом я узнал, что она погибла...

Наступило молчание, и я думал, что Сафаров готовится объяснить, как погибла девушка, но он перевел разговор на самозащиту.

- Понимаешь, в этой ситуации я стал жертвой. Я попал в ловушку, то есть, я просто-напросто вырыл себе яму. Не скажу, что мне это не по душе. Но у меня теперь нет будущего. Я не могу жениться. Не могу завести подружки, ничего подобного быть не может.

- Что за дикость, Гариб? Чем больше ты говоришь, тем меньше я понимаю.

- В общем так, Гор, оставь мне свой телефон и не отключай его в рабочее время. Я понимаю, что у тебя дела, но ты должен будешь приехать сюда по первому моему звонку, если хочешь все увидеть и кое-что понять. Знаешь, мне даже стало немного легче, когда я рассказал тебе, - важно, чтобы было с кем поделиться.

- Ты уверен, что готов все это мне продемонстрировать?

- Готов, если ты обещаешь сдержать слово и не делать ничего, кроме как просто наблюдать.

- Ты бы мог на моем месте сдержаться?

- Говорю честно: понятия не имею. Вот так. Договорились?

- Договорились, - во всяком случае, визитку свою я тебе оставлю, а вот приеду или нет, не знаю, но ты звони.

Я решил вначале созвониться с Преступницей, рассказать ей о том, что услышал от Гариба, посоветоваться и построить догадки...

Она сказала, что может вырваться только во вторник вечером, и мне пришлось коротать остаток понедельника на работе, где и без меня все шло прекрасно, потом в "Аяксе", а потом - дома, за компьютером, бесцельно бродя по Интернету и не найдя там ни слова от Преступницы, что лишний раз убедило меня в том, что она действительно сильно занята.

Потом мы снова занимались с ней любовью, - во сне, - как муж и жена.

- У меня задержка...может быть, на этот раз получится... - произнесла она, когда я, обессиленный, повалился рядом с ней, уткнувшись носом в ее шею.

- М-м? Ты не ошиблась? - я стал выпутывать свою руку из одеяла, чтобы откинуть волосы с ее глаз и продолжать смотреть ей в лицо и ласкать ее.

- Нет, что ты... я слежу за этим очень тщательно. Тем более, твоя мама все время спрашивает меня...

- Не обижайся на нее... я единственный сын, и они хотят, чтобы у меня все было нормально. Может быть, врачу покажешься, чтобы понять, почему нет детей?..

- Ну что ты, дурачок, - она перешла на шепот и стала покрывать поцелуями мое лицо и плечи, - я в полном порядке. Говорю же, у меня задержка. А то, что не было детей... это у нас семейное. Никто из наших женщин не рожал в первые два-три года. Честно-честно.

- Ты рада, Мильончик, ты счастлива?

- Да, жизнь моя, очень-очень рада. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, как я хочу детей.

- Но все равно надо показаться врачу... чтобы подтвердить... и чтобы маму, наконец, обрадовать.

Если верить моим снам, то я в той, настоящей, несостоявшейся жизни, только и делал, что занимался любовью с Преступницей. Только эти сцены мое подсознание выдавало мне, - в основном в нашей спальне, - ночью или утром, а было еще, оказывается, и в поезде Баку-Ереван, и в моей машине на диком пляже, когда мы выбрались туда ночью, и даже на кухне, когда родители уехали к родным в Пятигорск. Лишь несколько сцен в моих снах не были связаны с сексом, но это не делало их менее приятными или волнующими.

Вот она, на пятом месяце беременности, влезла на шелковичное дерево в Карабахе, сидит на нем, весело смеясь и покачивая босой ножкой, и моя мать с истеричным криком пытается заставить ее слезть.

- Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? А что, если ты упадешь? Ты преступница, поняла? Преступница!! Я тебя под суд отдам!

- Зачем под суд, может быть, тогда сразу под трибунал? - рассмеялась моя жена...

Черт побери, где же я был в тот момент? Меня ведь не было при этом, но сцену я вижу отчетливо. Вот же она, моя прекрасная, наглая и удивительно добрая женушка, которая по странному совпадению возбуждала и восторгала меня всем тем, чем приводила мою мать в бешенство.

Вот уже полдеревни собралось под деревом, и все они, разумеется, в курсе, что наша невестушка, после двух с лишним лет "бесплодия" благословленная, наконец, долгожданной беременностью, столь цинично и бесцеремонно влезла на тутовое дерево и, не обращая никакого внимания на крики и призывы к благоразумию, ест сочные черные ягоды, весело мурлыча себе под нос какую-то мелодию. Люди держали в руках банки с ягодами, - белыми, красными, черными, а кто-то принес даже жаркое из ягненка, зная, как она его любит. Другая соседка принесла под дерево молозиво от отелившейся коровы, потому что ей стало известно, что моя женушка обожает "бламу". Ее сманивали с дерева, как котенка, а она напевала, ела и в какой-то момент, посмотрев вниз, расхохоталась так, что все замерли от страха: только бы не упала.

- Ну, расходитесь, товарищи, - крикнула она и перешла потом на карабахский диалект: - я не слезу, пока вы не уйдете, мне ведь неудобно будет, если вы увидите мои панталоны!

- Какая у тебя избалованная невестка, Жасмин, - говорила моей матери соседка, когда народ стал медленно расходиться из-под дерева.

- Ну, это не ее вина, это родители так ее воспитали, - долгожданная дочь после двух сыновей, - возражала другая соседка.

- Мой сын слепой, просто слепой, - сокрушалась моя мать и, ободряемая сочувствующими комментариями, еще раз оглянувшись на дерево, вошла в дом.

Затем эта сцена померкла, и я уже вижу себя у озера, куда привел свою жену посидеть вдвоем.

- Ты так расстроила и напугала маму...

- Почему она у нас такая чувствительная и пугливая, Горыныч? Ну, ясное дело, любит она тебя, но неужели же она думает, что я не люблю своего ребенка... то есть, нашего... я никогда бы не подвергла его жизнь опасности...

Я крепко обнял ее и произнес задумчиво:

- Я знаю, Мильончик. Но если честно, я бы тоже за тебя испугался...

Когда я во вторник вечером, после работы, поехал в Турандот, на встречу с Преступницей, мне в первую очередь хотелось задать ей вопрос, никак не относящийся к делу Сафарова.

Она приехала вовремя, и мы прошли в отдельный кабинет. Рассматривая ее кружевные манжеты, скрывавшие почти полкисти, я сидел с какой-то полудурочной улыбкой, какую у себя в прошлой своей реальной жизни не припоминаю, но к которой настолько привык во сне, что она уже перекочевала в настоящее. И, главное, ничего не могу поделать с этой дурацкой миной. Не могу и не хочу. Черт побери, я сейчас наверняка похож на Завена, когда он смотрит на свою Машу... Марию свет-Петровну... и мне она сейчас почему-то вовсе не кажется такой уж заразой...

- О чем Вы снова задумались, Гор? - бархатным голоском осведомилась моя Преступница.

- О том, Мильончик, что есть на свете женщины, способные приносить невероятное, невиданное, неслыханное счастье.

Кажется, ей не очень понравилось это признание. Она прокашлялась и, сменив выражение лица, стала нервно постукивать ногтями по пустому бокалу.

- Это не имеет отношения к тому, для чего мы здесь...

- Один только вопрос, Мильончик, и мы сразу перейдем к Сафарову.

- Ну, спрашивайте, - улыбнулась она.

- Откуда вообще такой ник.... Преступница?

Продолжение следует.

__________________

[Аида Суреновна]

Продолжение следует.

Спасибо. Ждемс.

А что такое "блама"?

Другая соседка принесла под дерево молозиво от отелившейся коровы, потому что ей стало известно, что моя женушка обожает "бламу"

[Bagirka]

Карабахцы так назывют молозиво.... то есть то, что выдаивается у коровы после родов.... Это очень густая, быстро застывающая жижа, ее потом можно резать как брынзу.

[Bagirka]

Разочарованная столь банальным вопросом, она поморщилась и нетерпеливо стукнула по столу обеими ладонями.

- Откуда-откуда... так просто сидела в момент оформления своего этого дурацкого объявления... и вдруг услышала, как глюк, голос такой сердитый: "Ты преступница, поняла? Преступница!"... Ну вот, я и подумала, что вспомнила, наверное, какую-то фразу из кино или еще откуда-то... и написала такой ник.

Я вздохнул и хотел было рассказать ей свой сон, но подумал, что она мне не поверит. Однако, я решил все же немного развлечь ее.

- Знаешь, у меня для тебя новость: ты беременна...

Ее личико расплылось в кокетливой улыбке, но, по-видимому, ей еле удавалось сдерживаться, - во всяком случае, через пару секунд она разразилась звонким смехом. Я продолжал смотреть на нее спокойным и слегка печальным взглядом, видя в этой чужой женщине - самое близкое и родное существо в своей жизни. Заметив выражение моего лица, она резко прервала смех и, прокашлявшись, поинтересовалась:

- Ну и... кто же у меня родился?

- Пока неизвестно. Но если ты будешь продолжать лазать по тутовым деревьям, то, боюсь что роды будут под вопросом...

- Хм... а жаль, я люблю... любила лазать по тутовым деревьям.

- Серьезно?

- Угу...

- Мильончик, я хочу ту жизнь. Ты просто представить себе не можешь, как я ее хочу...

- Какую?

- Ту, настоящую, нашу.

- Странно. Я-то думала, что настоящая - эта та, которую мы проживаем.

- Ну да, да, она настоящая, но...она мне нравится меньше чем, та, которая могла бы быть. Мне кажется, та была бы правильнее...

- Мало ли что кому нравится или кажется... случилось так как случилось.

- Но у меня теперь не будет жизни никакой... без тебя мне ничего не нужно.

- Ну вот что, Гор... Вы говорите чушь. Все это Ваши фантазии, и мы тут по совсем другому делу.

- Да какие к черту фантазии, - рассердился я, - если я в первый же день, в первом же воспоминании понял, что ты - это ты.

- Не кричите, я не выношу такой тон...

- Все ты прекрасно выносишь, я тебя знаю как свои пять пальцев... ты даже когда в ссоре - все равно нежна и покладиста как котенок...

Она смотрела на меня исподлобья - хорошо знакомым мне из снов взглядом, - в нем были и страсть, и обида, и недоумение и снова страсть.

- Ты моя, понимаешь? Жизнь не начать заново, но ты предназначалась для меня.

Я произносил фразы, над которыми бы наверняка пренебрежительно насмехался, прочти я их в романе или услышь в фильме.

- Если бы я "предназначалась" - она произнесла это слово особо тщательно, наверняка передразнивая меня, - я бы была с Вами. Но, как видите... - она резко прошлась по волосам руками, словно выметая из головы неуместные мысли и давая понять, что этот бессмысленный разговор окончен. - Итак, на чем мы остановились... Сафаров.

- Сафаров, кажется, решил выставить себя жертвой во всей этой ситуации... Во всяком случае, он заявил, что теперь не может ни жениться, ни даже завести постоянную подружку.

- Что за бред...

- Пойми, он там, кажется, заварил какую-то невообразимую кашу. Представь себе... - мне пришлось сделать паузу, чтобы дождаться, пока уйдет официант, принесший закуску, - он сказал мне, что я могу за всем понаблюдать, но при условии, что не стану вмешиваться или что-либо предпринимать.

- Значит, там действительно происходит что-то неправильное...

- Он утверждает, что все по согласию... - боюсь даже предполагать... но от девчонок с такими выражениями лиц как у него в офисе...

- Вы тоже заметили? - с воодушевленным выражением на лице прервала она меня, - Вот! Я обнаружила и в Светлане эту перемену. Она не была такой...

Я кивнул, мы помолчали, и я решил покончить с вопросом о Сафарове, чтобы остаток ужина провести в более важном и приятном разговоре.

- Так мне рискнуть и стать безмолвным и бездействующим свидетелем неизвестно чего?

- Ну... как я понимаю, все там живы и здоровы, никто не помер... пока что. И, как говорит сам Сафаров, все "по согласию" - она усмехнулась, произнося эти слова и пристально посмотрела на меня, - в конце концов, кто-то должен в этом разобраться... ну не мне же идти и смотреть на его делишки.

- А я, значит, самая подходящая фигура для этого, - скандальным тоном заявил я, и мы почему-то с ней рассмеялись, и я вспомнил, как часто мы вот так хохотали по всякому пустяку, когда были женаты...

Разговора о "более важном и приятном" не получилось. Как только она доела десерт, в кабинет вошел какой-то тип и с каменным выражением лица встал у входа. Спокойно оглянувшись на него, Преступница звонко стукнула ложкой по тарелке и со словами "ну, мне пора, звоните, как только будет что сообщить", встала из-за стола и покинула кабинет. Я остался сидеть за накрытым столом в полном одиночестве, и после выкуренной сигареты во мне проснулся зверский аппетит, благодаря которому я выел все, что оставалось на тарелках, после чего, нажав кнопку вызова официанта, заказал себе еще по разу закуски и десерта. Пока я дожидался заказа, раздался телефонный звонок. Как ни странно, это звонил Сафаров.

- Горыныч, как дела, не помешал?

- Да нет, не помешал, Гариб...я ужинаю, но пара минут у меня есть.

- Мне больше не нужно, - слегка смущенным голосом заметил Сафаров, - я просто хотел сказать тебе, что завтра будет у тебя возможность... когда будет в следующий раз сказать не могу. Так что советую прийти завтра, если тебе действительно интересно, если ты не передумал, и если...

- Если...

- Если ты соблюдешь условия.... ты ведь помнишь...

- Я сделаю все, что в моих немалых силах, Гариб.

- И все останется между нами...

- Надеюсь... надеюсь, что так и будет, Гариб. Ну, а восколько?

- Приходи к одиннадцати, - это у нас перед обедом обычно.

- Оки-доки, до завтра.

Я набрал номер Преступницы и сообщил ей о том, что завтра в это время у нас не будет "белых пятен" в "деле Сафарова".

******

Я просто сидел в кресле в самом темном углу сафаровского кабинета, он даже не попросил меня как-то скрыться или что-то в таком роде. Он просто прошел к своему столу и что-то наклацал на клавиатуре. Через полминуты в кабинет вошла девушка с торжественным и в то же время мученическим выражением лица. Она, демонстративно не обращая внимания на мое присутствие, выдвинула одну из полочек в столе, достала оттуда что-то непонятное, положила на тол, потом попросту задрала себе юбку, под которой не оказалось никакого белья, наклонилась над столом и застыла. Мое сердце забилось и я почувствовал напряжение в нижней части туловища. Только этого мне не хватало. И зачем я только здесь? Можно было запросто догадаться, что тут происходит и не унижаться такими наблюдениями. Однако, все оказалось намного "изысканнее" даже того, что я мог предположить. Гариб встал из-за стола, направился к "месту действия" и, взяв со стола предмет, который девушка вытащила из ящика, и который, к слову, оказался банальным ремнем, стал медленно и довольно ритмично хлестать ее по голому заду.

Здесь идет подробное описание происходящего. И, хотя мата нет, и в современной широко публикуемой литературе можно прочесть штучки и покруче, я не готова постить это здесь без предварительной отмашки Администрации

У меня застучало в висках, и я почувствовал, как мои штаны увлажнились, как у самого завзятого подростка- девственника.

- Черт побери, Гариб, ты бы хоть предупреждал, - отдуваясь, проворчал я, когда девушки удалились, - эдак можно, знаешь...

- Я тебя предупреждал... разве нет? И что ты теперь скажешь на это? Ты знаешь, что они все живут в ожидании этого сеанса. Все, понимаешь? И не дай Бог мне забыть и вызвать кого-то два раза подряд. Та, первая, с которой я это начал.... там ведь не было всех этих "кучерявостей" - это они уже сами потом наслоили.

- Боюсь, что на очереди наслоение того, что они тебе ремень-то в зубах и на четвереньках подносить станут, - съязвил я, - Обычный мазохизм, но как тебе удалось собрать в одну кучу столько извращенок?

- Поверишь, Горыныч, все это вполне нормальные девушки... были, во всяком случе. Уверяю тебя, что при определенных условиях до такого может докатиться практически любая.

- Ну, хорошо, а вот это, с подносом, что это вообще такое, - это, по-моему, чересчур.

- Гор, дело в том, что я никогда не делаю с ними ничего такого в обычной форме. То есть, залететь от меня нереально. А однажды какая-то из них поделилась с подружками способом... мол можно и "оттуда" извлечь семя и заморозить, и потом...

- Гариб, у вас тут у всех поехала крыша... - я встал и направился к выходу.

- Ну что, все между нами, так ведь? Ты сам видел, что никакого криминала, никакого насилия, все...

- Да, да, все по согласию, Гариб, будь спокоен, обещаю, что я могила.

"Еще бы не могила!" - подумалось мне - разве я стану рассказывать Преступнице все это паскудство... так, наверное, опишу в общих чертах. Не могу я рассказывать собственной любимой женушке такие истории. После того, что я увидел своими глазами и услышал от Сафарова, - а не доверять его словам у меня нет оснований, - я уже не был уверен, что и она не заставит меня выделывать с ней такие штуки. Однако, я очень скоро приземлил себя тем, что никакая она мне не женушка, и что если она и заставит кого-то выделывать с ней такое, то это буду не я, а Поджарый.

Продолжение следует