И. Ф. Паррот «Путешествие на Арарат»

[Pandukht]

Предлагаю вашему вниманию книгу «Путешествие на Арарат» российского естествоиспытателя немецкого происхождения, человека, впервые ступившего на вершину Большого Арарата – Фридриха Паррота (Иоганн Якоб Фридрих Вильгельм фон Паррот, 1791-1841). Ниже приводятся выдержки из глав, касающихся «армянской» части путешествия Ф. Паррота.

Перевод с немецкого, комментарии и послесловие А. С. Асланяна.

--------------------------------------------------------------------------

Фридрих Паррот

ПУТЕШЕСТВИЕ НА АРАРАТ

д-ра Фридриха Паррота, профессора физики в Дерпте, российского императорского государственного советника, кавалера ордена Св. Ан­ны второй степени с императорской короной и пр., предпринятое в сопровождении господ: кандидата философии Василия Федорова, студента-минералога Максимилиана Бехагеля фон Адлерс-Крон, студентов-медиков Юлиуса Хеена и Карла Шиимана

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Изображения Арарата

Мое непреодолимое желание подобраться ближе к почтенной вершине свя­щенной горы не позволяло мне долго прохлаждаться и медлить в тиши монастыря. Побуждающим к действию мотивом была и обеспокоенность надвигающейся осе­нью; вот потому безоблачное небо быстро укрепило меня в намерении не мешкая, прямо на следующий же день после моего прибытия¹ совершить рекогносциро­вочное путешествие на вершину. Если я при описании этой и последующих попы­ток, вопреки нормам благовоспитанности, буду говорить о значительных трудно­стях, то лишь только потому, чтобы задержать на этом внимание тех читателей, которые, взглянув на мои рисунки, сразу же решат, что крутизна горных скло­нов не могла стать серьезным препятствием восхождению. В основе подобного небезвредного заблуждения лежит часто встречающийся оптический обман, коего, по возможности, должен избегать каждый человек, путешествующий в горах. Де­ло в том, что всякий раз перед восхождением, находясь у подножия горы, угол ее подъема оцениваешь намного больше, чем в действительности (если определить его отвесом). Эта ошибка совершенно естественна, и потому прикидка почти в два раза превышает реальную величину угла; в основе же этой ошибки лежит эф­фект оптического сокращения расстояний в перспективе. Таким образом, карти­ну крутизны склона, возникшую в нашем воображении, мы прямо переносим на профильный рисунок горы — вот отсюда и преувеличенные формы почти всех рисунков горной местности, выполненных от руки в свободной манере. Если бы горы были столь круты, как обычно изображаются, то лишь немногие из них бы­ли бы покорены, и если на рисунке угол подъема свыше 60° и обозначает профиль восходимой горы, то следует иметь в виду, что в действительности склон крутиз­ной 35-40° практически невосходим, ежели, разумеется, не прибегать к помо­щи ступенек и веревок или, по счастливой случайности, склон не покрыт соразмер­ными гранитными скалами наподобие огромной лестницы.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Первый поход к вершине Большого Арарата

Я двинулся в путь 12 сентября в 7 часов утра в сопровождении господина Шиимана. Мы взяли с собой одного из наших казаков, а также сведущего в вопросах охоты крестьянина из Аргури² и направились сначала на дно долины, затем по ее правому отвесному крылу вверх до места, где возвышались, непосредственно примыкая друг к другу, два маленьких строения, сложенных из тесаного камня. Один из этих домиков был прежде часовней, а другой построили для защиты почитаемого священным целебного источника. Армяне считают эту часовню очень древнего происхождения, поминают ее, пожалуй, сразу же после имени Св. Григора и направляются сюда порою из мест довольно отдаленных; при мне здесь часто собирались молиться армяне из Баязета; после завершения обряда в часовне паломники спускались с шутками да прибаутками, разнообразными проявлениями радости и веселья подальше в долину, где обычно продолжали развлекаться.

Источник, бьющий в этом месте из скалы, бурлит прозрачнейшей питьевой водой, необычайно чистой, и уже поэтому вполне достоин всеобщего преклонения, потому что не высыхающих родников на Арарате не так уж и много, во всяком случае, мне во время всех моих вылазок, к величайшей досаде, в других местах ключи с питьевой водой не встречались, я даже не слышал о них. Этот родник, по-видимому, в стародавние времена понравился нескольким набожным монахам и дал им повод поселиться в этой местности отшельниками, а репутация святости монахов была перенесена и на источник, наделенный молвой чудодейственной целительной силой; однако бег времени и политические бури спугнули даже мирных отшельников, но чудодейственный ключ остался среди армян, сколь это воз­можно широко, объектом всеобщего почитания и слепой веры.

Легенда же о волшебной силе воды из этого родника гласит: саранча, истин­ное бедствие в этих краях, нередко проносится неисчислимыми полчищами и опу­стошает огромные пространства земли по ту и эту сторону Кавказа, и никто не способен ее истребить или изгнать, кроме одной птицы (до сих пор я ее не встречал, по описанию она напоминает разновидность дрозда, но проживающие здесь русские называют ее скворцом). Птичка эта невелика, черного цвета, на грудке и спинке желтовато-белая; когда созревают ягоды шелковицы - «тут», она не­ведомо откуда появляется у Аракса огромными стаями и, уничтожив весь уро­жай «тута», наносит сельскому хозяйству серьезный ущерб. Армяне зовут пти­цу «тарм» или «тетагуш». т. к. «гуш» по-татарски значит «птица», а «тета» — производное от армянского названия шелковицы — «тут»; татары же кличут птицу «газырчах». Если же тарм залетит в район, где есть саранча, то можно быть уверенным, что местность будет спасена, ибо тетагуш преследует саранчу, как заклятого врага. А чтобы завлечь птицу-благодетельницу, необходима вода именно из святого источника. Для этого достаточно всего лишь одной большой кружки или бутыли воды, наполненной в святом ключе и доставленной туда, где ищет пристанище саранча. Однако по пути следует очень осторожно обращаться с сосудом - ведь стоит его только поставить на землю, как вода в мгновение ока улетучится. Выставленная же в необходимом месте, вода тотчас приманивает стаю тетагуш и, тем самым, спасает местность от набега саранчи. И не только простой народ, не только армяне, но и вполне образованные люди, с положением в обществе, не исповедующие армянской веры, убеждали меня в истинности этой легенды, приводя даже в качестве доказательства случай, когда несколько лет тому назад саранча появилась в районе Кизляра, севернее Кавказа, и местность была спасена бутылью этой воды, которая в отчаянной спешке была доставлен из святого источника, сопровождаемая стаей птиц. В окрестностях Арарата и в Тифлисе каждый знает, откуда была привезена вода, а в Кизляре можно найти подтверждение этой успешной акции - бутыль с остатками чудодейственной воды стоит в церкви.

От часовни, изнывая от жары, мы двинулись поросшим травой холмом по правому скату долины; пекло так сильно, что мы вынуждены были отослать назад одного казака, который мог скакать в степи три дня, не вылезая из седла, но здесь, прокарабкавшись в этот зной два часа по скалам, полностью обессилел и валился с ног в изнеможении. К шести часам вечера, усталые, мы довольно близко подошли к линии снегов и выбрали среди осыпей место для ночлега. Мы достигли высоты 11675 парижских футов (3792 м)³; нашим лагерем стали холодные горные породы, и единственное, что согревало нас, - неподвижная ледяная шапка го­ры; вокруг нас в затененных местах лежал уже кое-где свежий снежок, темпера тура воздуха была близка к точке замерзания. Господин Шииман и я устроились довольно сносно, нас ведь согревала еще радость начатого предприятия, но вот атлетически сложенный Саак (Исаак), охотник из Аргури, совершенно расклеил­ся от холода, так как на нем не было ничего, кроме летнего платья, вся шея и ноги от колен до сандалий были обнажены, голова обмотана старым платком. Я абсолютно упустил это из виду и перед началом пути не позаботился о его гар­деробе, теперь я чувствовал себя просто обязанным помочь ему в пределах возможного; коль скоро дополнительной одежды не было у нас самих, я, к его радос­ти, обернул все обнаженные части тела большими листами промокательной бу­маги, предназначенной для сушки образцов растений.

Как только ночная темнота сменилась рассветными сумерками, мы продол­жили наш путь по восточной стороне горы и очутились в скором времени перед длинным склоном, который тянулся непосредственно до самой вершины, — его можно увидеть слева за кругловатыми, покрытыми травою холмами на картине, где изображен монастырь Св. Якова. Этот склон образуется сплошными зубчаты­ми скальными контрфорсами, которые спускаются сверху и имеют между «зубь­ями» огромные расщелины, куда как бы проваливаются значительные части ле­дового покрова вершины и отдельных ледников. Между нами и той стороной го­ры, куда мы стремились, громоздилось множество таких скальных гребней с ле­довыми ущельями.

Мы благополучно перевалили через первый гребень и следующий за ним глетчер, затем поднялись на вершину второго гребня, и тут Саак утратил муже­ство и больше не мог следовать дальше — он ведь так и не отогрел свои окоче­невшие конечности после холодной ночи, а зона льдов, которая после наших про­ворных переходов оказалась совсем рядом, не сулила надежд на тепло. Так вот и отстали двое — один от жары, другой от холода, и только господин Шииман, хоть и новичок в этом трудном деле, ни на минуту не терял мужества и желания быть рядом: он с юношеской силой и мужским терпением делил со мной все тя­готы и опасности, коих выпало на нашу долю необычайно много.

На глазах отставшего охотника мы перебрались через расположенный пе­ред нами второй ледник и вышли на третий контрфорс; двигаясь одновременно по косой и вверх в нужном направлении, мы достигли таким образом высоты 13180 пар. ф. (4281 м) — это была уже нижняя граница льдов, которые тяну­лись далее до самой вершины, не прерываясь.

Теперь нам предстояло восхождение по укрытому вечными льдами склону. По прямой угол подъема не составлял и полных 30^о, но для двух мужчин это было уже за пределами возможного. Мы решили тогда добраться вверх и наис­косок до зубчатого гребня, который тянется высоко до самой вершины и слегка заметен с левой стороны горы на рисунках, сделанных в монастыре Св. Якова и в Сирбагане. Подъем нам удался потому, что в леднике, припорошенном тонким слоем свежего снега (а этот рыхлый снежный покров не обеспечивал необходи­мую уверенность передвижения), мы прорубали стальными прутьями порядоч­ные углубления. Таким способом мы счастливо добрались до гребня и, перейдя в место, где намело сравнительно много свежего снега, очутились прямо перед вершиной. Хотя и со значительным напряжением наших сил, вероятно, уже тог­да, вопреки ожиданиям, нам все-таки удалось бы достичь высшей и желанной цели, но за день было сделано слишком много, а на часах было три часа пополу­дни. И следовало еще позаботиться об укромном местечке для предстоящего ноч­лега. Мы находились почти на самой высокой точке гребня по его верхней кромке на высоте 14550 пар. ф. (4726 м) над уровнем моря, то есть приблизительно на высоте Монблана⁴, но вершина Арарата в абсолютной прозрачности неба продол­жала возвышаться над нами в значительном отдалении. Я полагаю, что вряд ли какое-либо непреодолимое препятствие помешало бы нашему дальнейшему про­движению вперед, но использовать на достижение этой цели оставшиеся несколь­ко часов светового дня было бы крайне опрометчиво, тем паче, что на вершине не нашлось бы ни единого обломка скалы, под которым можно было бы укрыть­ся ночью, да и взятые нами припасы не были рассчитаны на столь долгий путь.

Вполне удовлетворенные достигнутым и выяснив, что с этой стороны гора доступна для восхождения, мы, произведя некоторые барометрические наблюде­ния и измерения, столкнулись с опасностью, о которой при восхождении и не по­дозревали: дело в том, что при спуске с любой горы каждый шаг гораздо опас­нее, чем при подъеме; и это действительно очень тяжело — контролировать каж­дое движение, если сверху донизу более чем на версту перед глазами тянется, ничем не пересекаясь, снежно-ледовый склон, и если поскользнешься и упадешь, то единственное, что остановит твой стремительный полет вниз, — это острозу­бые обломки скал... Большая опасность здесь таилась именно в кажущейся прос­тоте, обычности, а не в реальных трудностях.

Самообладание моего юного друга, впервые поднявшегося в горы, его си­ла и мужество выдержали множество жестоких испытаний, но к последнему ис­пытанию он не был готов — один неловкий шаг при спуске поверг его вниз; лишь потому, что я шел шагах в двадцати впереди, у меня было время вонзить в лед сколь возможно глубоко свой железный посох, крепко утвердиться на своих от­личных, покрытых шипами специальных подошвах и, держась правой рукой за по­сох, схватить скользящего мимо господина Шиимана. Мое положение было дос­таточно устойчивым и выдержало натиск скользившего, но ремни моих ледовых «кошек», очень прочных и намертво прикрученных к сапогам, не выдержали; крепления (накрест и по косой), плотно прижимавшие «кошки» с шипами к сапо­гам, были срезаны как ножом, а на одних голых подметках удержать двойной груз я не сумел — меня тоже потащило вниз.

Господин Шииман зацепился за несколько камней чуть раньше меня, мой же путь, который практически не контролировался сознанием, продолжался бо­лее полуверсты и завершился среди обломков лавы недалеко от нижнего края глетчера. Трубка барометра разлетелась вдребезги, полухронометр развалился и был забрызган моею кровью, другие вещи, влекомые центробежной силой, воз­никшей во время моего беспорядочного вращения при падении, вылетели из сум­ки, но сам я при этом существенно не пострадал.

Придя в себя после испытанного ужаса и поблагодарив господа за поддерж­ку, мы тотчас же приступили к поискам самых важных из наших вещей. Затем, вырубая ступеньки во льду, продолжили свой путь, прошли еще один маленький глетчер и были рады услышать невдалеке у скальной осыпи голос нашего добро­го Саака, который оказался столь рассудителен, что точно рассчитал наш мар­шрут и ждал нас именно в этом месте. Уже в его сопровождении мы дошли до ночного лагеря в зоне трав, где постоянно мерзнувший Саак, чтобы хоть немного согреться, разложил костерик из пучков сухой травы.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Легенда о Святом Якове

На третий день утром около 10 часов мы вернулись в долгожданный мона­стырь, где сразу же подкрепились сочными персиками и отличным завтраком; происшедший с нами несчастный случай от армян мы тщательно скрывали, да­бы они не расценили его как божье наказание за наше дерзкое стремление к вер­шине, на которую со времен Ноя по религиозным законам ступать простому смертному было запрещено, ибо все армяне живут в твердой убежденности, что Ноев ковчег по сей день находится на вершине Арарата и, чтобы сохранить его вечно, людям нельзя приближаться к вершине.

Основание последнему предположению дают нам армянские исторические книги интересной легендой об одном монахе по имени Яков (Акоп — А. А.), ко­торый позднее стал патриархом Нисибуса и был, вероятно, современником и род­ственником Св. Григора (Григор Лусаворич — А. А.). Этот монах в пору воз­никших в то время разногласий о достоверности событий, изложенных в Священ­ном писании, а именно — истории с Ноем, дабы прекратить эти споры, решился лично доказать, что ковчег по сей день находится на вершине Арарата. Но при каждой попытке восхождения он в изнеможении погружался в сон на склоне го­ры, а очнувшись замечал, что находится намного ниже того места, до которого с таким трудом добирался. Когда же господь сочувственно заметил его неутомимые, но бесплодные усилия, то послал ему во сне ангела с вестью о том, что тщетны все его старания, ибо вершина недостижима, а в награду за столь ревностное стремление и для удовлетворения любознательности людей шлет он ему кусок от находящегося на вершине корабля Ноя, именно тот кусок, который хранится в кафедральной церкви Эчмиадзина как одна из превосходнейших священных ре­ликвий. Среди армян этот санкционированный церковью рассказ о недостижимос­ти вершины Арарата стал своеобразным догматом веры, которому они очень охот­но следуют, ибо этот догмат ограждает их от многих хлопот, помогает не отречь­ся от этой иллюзии; и если даже кого-то из них привести на вершину, он не отре­чется от догмы, — что же говорить об остальных?

Один паша из Баязета (отец и предшественник нынешнего Мехмета Бехелюля), при котором религиозные предрассудки армян не брались во внимание, неудачной попыткой восхождения на Арарат еще больше утвердил мнение о не­досягаемости его вершины. Дело в том, что паша довольно серьезно приказал покорить вершину; для осуществления этого плана была даже установлена денеж­ная премия, но первые восходители продвинулись недалеко: они добрались до от­метки почти на 2400 ф. (780 м) ниже границы снегов, куда можно дойти при большой нужде верхом на проворных персидских лошадях; и несмотря на назна­ченную самим владыкой Персии премию, среди его подданных не оказалось ни одного охотника покорить вершину; да и вообще привыкшие жить в тепле и ком­форте персы были не из тех людей, кто способен осуществить столь рискованное предприятие.

В ученом мире также бытовало весьма авторитетное свидетельство, подт­верждающее неприступность Арарата; я говорю не о тех путешественниках, ко­торые из-за недостатка времени, желания, средств, либо напуганные народной молвой не отваживались на попытку покорения вершины (ведь сам вид могучей горы, в действительности на удивление величественной и впечатляющей, легко склонял путешественника к мысли о недосягаемости его серебряной главы), нет, я имею в виду Турнефора⁵, на которого ссылается особенно часто Мориер⁶ в сво­ем втором путешествии, говоря: «Никто после всемирного потопа не ступал на вершину Арарата; впрочем, мне кажется, что сами крутые склоны его снежной главы делают любые усилия попасть туда излишними. Мы совершенно уверены, что в новые времена никто на вершину не поднимался. И если сам Турнефор, упорный и мужественный путешественник, не испытал этого счастья, как могли испытать его нерешительные и суеверные местные жители?»⁷ Необходимо, одна­ко, ознакомиться с тем, что сам Турнефор написал о своем путешествии и как он описывает попытку восхождения на Арарат, дабы убедиться: меньше всего его заботило стремление покорить вершину⁸, он это и выразил в довольно наивной форме: «Чтобы заслужить славу мученика на поприще ботаники, — пишет он, — ...мы заверили нашего проводника, что нам будет вполне достаточно добраться до островка снега, который мы ему показали и который издалека казался не боль­ше куска пирога. Но когда мы пришли к этому островку, выяснилось, что он да­же намного больше, чем надо, и имеет в поперечнике более тридцати шагов. Каждый из нас съел столько снега, сколько пожелал; и здесь, с всеобщего согла­сия, было решено дальше не идти. Мы бодро двинулись в обратный путь, радуясь тому, что исполнили свой обет, что нам больше ничего не осталось, как вернуться в монастырь». Читаем дальше текст, посвященный крайне комично описанной и, разумеется, не очень серьезно продуманной экспедиции; вот еще один образец: «Целый час мы ползли и скользили на спине по этой зелени и попали на чудесный лужок, оказавшись, тем самым, намного дальше, чем если бы шли пешком. ...По­том мы заскользили на спине дальше, сколь долго это позволяла почва, а когда пошли камни, которые не очень-то понравились нашим плечам, мы стали ползти на животе или передвигаться на всех четырех, но не ничком, а навзничь». Сразу видно, что Турнефор совершенно не амбициозен, не причисляет себя к тем, кто приложил много сил и упорства для покорения вершины Арарата; он вообще не испытывает никакого энтузиазма, находясь в местности, которая волновала в бо­лее поздние времена всех путешественников и ни один из которых не подписался бы под таким пассажем Турнефора: «Эта гора, расположенная к югу и юго-вос­току от трех церквей, являет собою самое печальное и неприятное зрелище, что только может быть на земле».

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Второй поход к вершине Большого Арарата

В день моего возвращения, по-видимому, как следствие сильных душевных и телесных потрясений, испытанных во время спуска, у меня поднялась температура, и следовало всерьез подумать о лечебных средствах. Я определил у себя перемежающуюся лихорадку, но хинин, целая унция которого была в моей по­ходной аптечке, применять не стал, ограничив себя строгой диетой: ни грамма мяса, фруктов, молока — только простой чай и, в качестве лекарства, уже ранее использовавшийся мною с поразительным успехом чеснок, который я съедал с солью и небольшим количеством хлеба. Лихорадка не отпускала, но я продолжал придерживаться диеты; одновременно я «лечил» свой барометр, восстановление которого с помощью взятых про запас трубок, термометра и ртути вскоре было завершено. Вообще, я занимался по существу подготовкой к восхождению: нани­мал проводников и вьючных животных, заботился о съестных припасах, готовил прочную свинцовую плиту с надписью, которую задумал взять с собой и, достиг­нув вершины, закрепить ее на кресте. Сам же крест был изготовлен в Эчмиадзине из пихты, длина его составляла 10 футов (3,2 м) при ширине бруска 6 дюй­мов (16,2 см), крест был выкрашен в черный цвет и разобран на две части.

Ранним утром 18 сентября мы были готовы к путешествию. Я собрал крест, который находился в одном из дворовых помещений монастыря; крест был освя­щен почтенным архимандритом по всем правилам армянского религиозного ри­туала с чтением молитв и миропомазанием, затем крест был снова разобран и за­креплен на вьючных животных; я заметил, что занятые этим армяне тщательно старались не задеть наклеенные в трех местах и пропитанные священной мазью кусочки шерсти.

В половине восьмого группа была уже в пути. В нее входили, кроме меня, господин фон Бехагель, господин Шииман, дьякон Абовян, четверо армянских крестьян из Аргури, три русских солдата из 41-го Егерского полка и один погон­щик для четырех быков. Но главным лицом в экспедиции был, ранее уже упоми­навшийся, староста села Аргури Степан Мелик, который сам вызвался принять участие и, как вскоре выяснилось, оказался как нельзя, кстати, уверенно руково­дя нашим продвижением вперед.

Я охотно последовал совету этого 53-летнего многоопытного мужа начать в этот раз восхождение с северо-западной стороны горы, путь этот был явно длин­нее, но в целом не так крут, как с восточного склона. Пройдя около версты по левому краю долины, мы стали подниматься в западном направлении поперек северного склона без особых затруднений, поскольку на почве не было значи­тельных неровностей и можно было идти по тропке, которая там же и обнаружи­лась. Вначале вокруг была одна лишь высохшая трава и только изредка попада­лась сочная зелень, потом мы попали на участок, покрытый вулканическим пес­ком и осыпями, похожими по составу на пемзу; видимо, их и имел в виду Турнефор, написав не без гиперболизации: «Надо сознаться, что человек очень сильно обманывается, если измеряет свой путь на гору, глядя снизу вверх, особенно, еже­ли потом приходится тащиться по песку, который так же неприятен, как в ог­ромных пустынях Африки. По этому песку, находящемуся на горе, невозможно сделать ни одного твердого шага, отчего человек устает несравненно больше, чем двигаясь по земле. Вот уж действительно веселенькое путешествие для людей, имеющих запас воды лишь в желудке и находящихся по щиколотки в песке».

Между тем, мы продолжали двигаться дальше в восточном направлении по этому, на мой взгляд, не очень тяжелому грунту все выше и выше, дойдя до ка­менистого региона, который как бы обнимал всю гору пониже вечных снегов ши­рокой полосой, сплошь усыпанной в хаотическом беспорядке большими и малы­ми острогранными обломками вулканической породы темного цвета - то в виде шероховатых стен, то в виде зубчатого гребня, сменяющихся узкими расщелина­ми или ледниковым полем. Здесь нам весьма пригодилась узенькая тропка, про­топтанная, наверное, небольшими стадами животных, которые в поисках корма забираются летом в столь отдаленные места на горе. Тропа привела нас на до­вольно большое, заросшее травой и почти горизонтальное плато, которое прерывало бархатной ступенью скалистый склон с северо-западной стороны.

Господа фон Бехагель, Шииман и я выехали из монастыря на верховых, но с началом скалистого склона мы сочли необходимым отослать лошадей с одним казаком, потому что животные не были в состоянии перешагивать через остроконечные обломки горных пород. Вместе с тем, я смотрел с восхищением, как малорослая персидская лошадка Степана неустанно и проворно, без приключений несла своего достопочтенного господина по чрезвычайно трудным и опаснейшим участкам, иногда по такой крутизне, что просто глазам не верилось.

Горное плато, которого мы достигли, именовалось по-татарски Кип-Гел, то есть источник Кип; названо оно так из-за спроектированного персидским правительством канала, предназначенного для сбора и отвода талой воды с Арарата; этот ручей протекал прежде через деревню Горган, что существовала когда-то на пути в Баязет, но теперь она покинута и пришла в упадок, потому что, по неизвестным причинам, вода в ручье постепенно иссякла. Всем нам было очень при­ятно после беспрерывного пятичасового подъема очутиться в таком месте, которое напомнило нам о живой природе.

Пока наши вьючные животные пощипывали полузеленую травку, мы подкрепились очень простым, но питательным обедом: нам удалось даже сварить себе суп, потому что в этой местности, которая, по всей видимости, использовалась как летнее пастбище, лежало очень много сухого навоза — отличного горючего материала. Прямо с этого плато, расположенного на высоте 10862 пар. ф. (3528 м) над уровнем моря, уходил очень круто ввысь склон Арарата, но, несмотря на крутизну, для подъема он был довольно удобен, так как склон был покрыт землей, а на ней росла трава; вскоре, однако, поднимаясь все выше и выше, мы вновь вступили в безжизненный скальный регион, с которым можно было распрощаться уже лишь на границе вечных льдов. На этом пути недалеко от Кип-Гела нам повстречался значительный глетчер, скрывшийся вскоре из глаз путешественников, потому что гора, как и все до сих пор, и этот ледник укрыла таким слоем лавового песка да обломками скал, что лед сохранился только в глубоких трещинах; все это невольно напоминало покрытые пышной растительностью айсберги в проливе Коцебу (по ту сторону Берингова), открытые Эшшольтцем⁹. Этот глетчер, по-моему, не был продолжением ледниковой вершины Арарата и не являлся его частью, если не предположить, конечно, что он, укрывшись толстым каменным одеялом, не тянулся к самому леднику вершины; об этом я не смог получить достаточно сведений, так как подойти к глетчеру не было возможности.

Нижний край снежной косы, примыкавшей непосредственно к леднику вершины, был обнаружен мною на высоте 11844 пар. ф. (3847 м) над уровнем моря.

Около 6 часов вечера, когда мы поднялись на высоту 12346 пар. ф. (4010 м) и находились недалеко от границы снегов, подумал я о необходимости использо­вать для оборудования ночного лагеря одно особенно большое и удобно располо­женное скопление скал, тем более, что трудности все возрастали и вряд ли было возможно тащить дальше вверх отложенный на всякий случай небольшой запас дров, да и сильные, терпеливые вьючные животные несли уже свою поклажу с невероятным напряжением, так как, чтобы поспеть за нами, они вынуждены бы­ли нередко петлять. Устала даже лошадь Мелика, которая успешно дошла со своим седоком, преодолев при этом тысячи препятствий и расщелин в скалах, до столь значительной высоты. После того, как бедные животные были развьючены, распряжены и отпущены искать корм в настоящей каменной пустыне, где для утоления голода росли лишь жалкие былинки, а для утоления жажды имелся спрессованный снег соседнего ледника, их общая участь вызвала мою искреннюю жалость.

Запылал небольшой костер, но воздух от этого не стал теплее, и в лагере было холодно; сон мой меня на этот раз не удовлетворил, я скорее испытывал тревогу, чем надежду достичь нашей цели. Не берусь судить точно, откуда взя­лось у меня это предощущение, возможно, то был голос моего тела, моего физи­ческого состояния: хоть и поверхностные, еще не зажили ушибы, полученные во время падения 13 сентября, в особенности беспокоила меня всю дорогу травма правого бедра; ослабел я и от лихорадки: разумеется, я не плелся в хвосте нашей экспедиции, и привалы специально из-за меня не требовались, но, вместе с тем, для того, чтобы, приняв на себя большую часть хлопот по скорейшему достижению цели, совершить на следующий день переход по ледовому региону — я ведь уже побывал там однажды — мне не доставало необходимых сил и бодрости.

Тем временем ночь прошла, и в 7 часов утра при полутора градусах моро­за наша группа продолжила путь. Через два часа мы достигли непосредствен­ной границы вечного льда и снегов, то есть такого места, где ледяной и снежный покров является не результатом похолодания в низинах на относительно малых высотах, а равномерно и не прерываясь покрывает полностью весь склон и тянет­ся до тех пор, пока не встречается с теплом из долин. Здесь эта граница была на высоте 13448 пар. ф. (4368 м) над уровнем моря. Путь сюда с места нашего ночного лагеря из-за крутизны скал был осложнен, прошли мы его лишь потому, что скалы сцеплялись друг с другом, а их острые края и выступы давали опору рукам и ногам, но вот с подъемом наверх креста возникли серьезные затрудне­ния: тщетны оказались попытки нести длинную часть креста вдвоем, потому что на местности, где выбор каждого шага всегда был ограничен определенной точ­кой опоры, движение одного носильщика мешало и было опасным для другого, кроме того, десятифутовый брусок на скалистой и извилистой тропе каждое мгновение на что-то натыкался. Но религиозное рвение одного из армянских крестьян было столь велико, что, когда возникла необходимость отправить крест назад, он взял этот огромный брус на плечи, ухватившись руками за полы своего платья, которые он предварительно протянул с тыльной стороны бруса поверху вперед (тем самым он одновременно защищал пропитанные священной мазью кусочки шерстяной ткани); этот крестьянин, как атлет, с поразительной сноровкой шел со своим грузом, не страшась трудностей опасного пути.

Мы приостановились на мгновение у подножия огромной снежной пирамиды, которая с этого места прекрасно вырисовывалась на фоне безоблачной небесной голубизны, и вынули ненужные вещи, оставив их под скалой и, важно и спокойно, не без определенного священного трепета двинулись туда, где со времен Ноя наверняка не ступала нога человеческая. Поначалу движение вперед давалось легко, потому что склон не отличался особой крутизной и был, кроме того, покрыт удобным при восхождении снегом; при этом значительное количество поперечных трещин без труда преодолевалось из-за их несущественной ширины. Это удовольствие, однако, длилось недолго, ибо через сотню-другую шагов угол подъ­ема настолько возрос, что не было возможности твердо стоять на снегу, не скользя при этом по находящемуся под снегом льду; пришлось прибегнуть к помощи вспомогательных средств - именно для подобной нужды я приготовил зара­нее себе и своим спутникам приспособления для вырубания ступенек во льду. Хотя и то, что в такого рода горах называется льдом, как правило, только на­ледь, образующаяся при таянии и повторном замерзании снега и не сохраняющая долго твердости настоящего льда, но, тем не менее, под тяжестью человека этот натечный лед, как и настоящий, не продавливается, требуя при сильном накло­не прорубания ступеней. Для этой цели у некоторых из нас были маленькие кир­ки, у других - топорики, третьи пользовались стальными прутьями; общим для всех являлось следующее правило: идущий первым выдалбливал ямку, доста­точную только для его продвижения вперед, а каждый следующий был обязан расширить эту ступеньку с тем, чтобы облегчить работу идущему следом, и с учетом того, что для безопасного спуска нужны значительно большие углубления. Благодаря такому способу передвижения, продиктованному необходимостью и приобретенным опытом, впредь мы обходились без лишних шагов, даже если по маршруту возникали новые препятствия, мешавшие нести крест; во время оста­новки выяснилось, что мы за один час поднялись по вертикали почти на 600 фу­тов (195 м) выше, чем за такое же время по столь же труднопроходимому скаль­ному участку, где нам удалось пройти всего 1000 футов (325 м). Мы перевали­ли через довольно внушительный «горб» на склоне и прямо за ним уткнулись в пересекавшую нашу дорогу поперечную трещину шириной 5 футов (1,62 м), кон­цов которой не было видно и обогнуть ее не представлялось возможным; нам в утешение нашлось одно место, где в трещину намело так много снега, что она была почти заполнена; здесь мы, помогая друг другу, и перебрались на другую сторону, но очутились сразу перед новым препятствием: кромка ледника, куда следовало подняться, была значительно выше нашего местоположения. Как толь­ко эта не очень большая работа была выполнена и пройдена еще одна часть скло­на, мы вышли на практически абсолютно ровную снежную равнину, которая сос­тавляла как бы подошву купола Арарата с этого боку и видна на всех моих ри­сунках - первый от вершины почти горизонтальный участок склона на правой стороне картины. Эта высота и оказалась на сей раз пределом наших стремле­ний; нам оставалось на глаз еще добрых три часа работы, но, к несчастью, под­нялся сильный влажный ветер, надвигалась буря, которая «развеяла» все наше мужество и все надежды покорить вершину. Я решил установить крест на этой равнине и подыскивал для него такое место, чтобы он был заметен из монастыря или, по меньшей мере, из Эривана; такое место мы нашли в малой версте к западу, куда специально подниматься уже не пришлось. В то время как некоторые из нас с помощью стальных прутов и кирок долбили во льду дыру глуби­ной 2 фута (0,65 м), другие сбивали вместе с помощью двух больших деревян­ных клиньев обе части креста и привинчивали крепкими шурупами к крестови­не свинцовую плиту весом 27 фунтов (11,07 кг). Только общими усилиями крест был выпрямлен и закреплен, основание его было зафиксировано в яме куска­ми льда и снегом; плоскость креста была приблизительно сориентирована в нап­равлении Эривана, имея за собой снежную стену вершины, что при черном цве­те креста позволило бы разглядеть его из города в хорошую подзорную трубу. На свинцовой плите были выбиты слова:

Nicolао Раuli filiо

totius Rutheniaе аutосrаtоrе jubеntе

hос аsylum sасrоsаnсtum

аrmаtа mаnu vindiсаvit fidеi Сhristiаnaе

Jоаnnеs Friеdеrici filius

Раskеwitsсh аb Еrivаn

Annо Dоmini МDСССХХVI

(«По велению Николая Павловича, высочайшего самодержца всея Руси, сим для веры христианской священным местом овладел оружием Иван Федорович Паскевич-Эриванский в 1826 году от Р. X.»).

Я привесил к кресту свой барометр, чтобы определить высоту над уровнем моря; от уровня Черного моря она составляла 15138 пар. ф. или почти 4 и две третьих версты (4917 м), мы находились выше Монблана приблизительно на 350 футов (114 м).

Движимые единым порывом, мы еще раз повернулись к вершине, и уже не было необходимости подавлять вопрос, должны ли мы сейчас в действительности отказаться от дальнейшего восхождения? Взгляд на часы, отметившие полдень, на мрачнеющее небо, на средства, явно недостаточные для проведения еще одной ночи среди вечных льдов вершины, давали нам в ответ категорическое «нет»; свое объяснение было и у нашего отважного вожака Степана Мелика: нам прос­то не хватило времени. Впрочем, будем считать, что мы побывали на вершине, — успокоил он совсем павших духом, но об одном не сказал Мелик: только на­дежда на новую и более успешную попытку принесет утешение.

Ступени, которые вели наверх, помогли так же спуститься вниз, и мы еще до наступления полной темноты достигли без неприятностей места нашего дневного привала, в самом деле очаровательного для усталых путешественников Кип-Гела; здесь мы нашли лошадь Мелика, быков и погонщиков, которые сочли бла­горазумным не покидать это негостеприимное царство скал и глетчеров, где их оставили, и дождаться нас. Мы тоже были рады погреться у хорошего костра, тем более, что почти одновременно с нашим выходом из региона вечных снегов на всей местности до самого Кип-Гела выпало довольно много мокрого снега, который, однако, на следующий день растаял. После того, как мы подкрепились чаем и ужином, каждый занялся поиском среди огромных скал, разбросанных в изобилии, защищенного местечка, приюта на ночь, а на следующий день 20 сентября в 10 часов утра мы добрались до Св. Якова.

Edited April 10, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Обстановка в Св. Якове

Я еще не познакомил читателя с окружавшей нас обстановкой и образом жизни в монастыре, которые, между тем, были довольно просты, но представля­ют интерес для будущих путешественников¹⁰. Монастырь Св. Якова расположен на высоте 6000 пар. ф. (1949 м) над уровнем моря на правом берегу речки Аргури, берег возвышается над водой футов на 25 (8 м); монастырь находится между скалистыми и заросшими травой склонами огромного ущелья в нижней его части, где глубина ущелья составляет от 600 до 800 пар. ф. (195-260 м). Рисунок монастыря с окрестностями сделан с Большого Арарата; весь комплекс состоит из маленькой крестообразной церкви с почти шаровидным куполом по­середине; церковь от основания до крыши построена из камня и отвердевшей лавы. Но главный вход из-за многочисленных пристроек так основательно укрыт, что даже при свете дня не избежать ушибов в узком и разбитом проходе, который идет вдоль северной части церкви по темному притвору на западную сторону храма, где и находится вход. С восточной стороны комплекс завершался продол­говатым покоем с камином, это помещение являлось в первые дни после нашего прибытия общей спальней и жилой комнатой одновременно, вскоре, однако, оно стало нашей кухней, а позднее эту функцию приняла на себя гораздо большая и более сухая комната с двумя окнами рядом с кельями архимандрита, который, познакомившись с нами поближе, без задержек распорядился вынести несколько находившихся там мешков с зерном и отдать помещение в наше полное распо­ряжение.

Нашу общую постель составляли захваченные с собою одеяла, меха, накид­ки и подушки; нашим обеденным столом было причудливое сооружение из рас­щепленных и переплетенных дощечек, высота которого была пониже обычного стула; в качестве рабочего стола оно не годилось из-за шаткости; мы писали охотнее на колене или лежа на постели, а если требовалась особая тонкость — на штативе наших инструментов. Кто не желал есть стоя, имел в распоряжении в качестве скамьи огромный камень. Все эти помещения вокруг церквушки бы­ли пристроены к довольно толстой глиняной стене и имели сплошную, общую, со­вершенно плоскую, но крепкую крышу; в середине каждого покоя заранее была предусмотрена опора; на этих опорах очень удобно пристраивались взятые про запас кирки, а на них, в свою очередь, размещался наш гардероб. Но для мно­жества наших важных инструментов здесь было слишком тесно и темно; прибо­рам нашлось более подходящее место в довольно большой палатке, сшитой из парусины и шерстяной ткани; каждый раз, после употребления, инструменты сносились в разбитую посередине двора палатку, где я для их охраны по описан­ному выше способу устроил себе такую же, как у моих спутников, постель.

Господин Федоров опорной точкой для измерений с помощью теодолита вы­брал подходящий обтесанный камень недалеко от палатки, выпавший из перего­родочной стены во дворе, а завершил он оборудование «обсерватории» тем, что для удобства наблюдений устроил траншею вокруг камня.

Забота о пропитании и других жизненно необходимых вещах была, среди прочих, не самой последней. Нас было пятеро ученых, молодой священник, фельдъегерь, шесть казаков и четыре солдата — всего 17 человек, при нас бы­ло 11 лошадей, пять из коих были собственными. Двух казаков мы получили в Тифлисе, четырех определили нам по приказу военного коменданта Эривана, ко­торый прикрепил к нам еще четырех солдат 41-го Егерского полка. Для приоб­ретения продуктов питания и совершения некоторых других покупок я, находясь еще в Эчмиадзине, отрядил в Эриван господина фельдъегеря Шютца, снабдив его деньгами и необходимыми бумагами; после завершения моей первой экспе­диции на гору одновременно с нами в монастырь прибыл, закупив все в достат­ке, господин Шютц. Один из наших солдат оказался довольно сведущим в ку­линарном искусстве и сослужил нам во время всего пребывания на Арарате добрую службу. Второй солдат, уже пожилой, отлично справлялся с ролью стар­шины всего этого маленького отряда, распределяя в то же время рацион и пор­ции; кроме того, каждый вечер и каждое утро он в лучшем виде по-военному ра­портовал о дневных и ночных происшествиях. Лошади кормились частично ячме­нем (в этих местах овес не культивировался вообще), а также паслись где попа­ло, жуя без всякого для себя ущерба колосья необработанного ячменя; перепадало лошадям и сено, доставка которого требовала хлопот, поскольку в это вре­мя года в особенности из-за засушливого лета трав было очень мало.

Наше питание было устроено следующим образом: недостатка в баранине мы не ведали, ибо столь часто, сколь это было необходимо, покупали овцу в Аргури; мы получили также двух овец в подарок — одну в день нашего прибытия от почтенного архимандрита в знак уважения, а вторую — несколько позднее от Степана Мелика; но несравненно вкуснее и питательнее было мясо диких сви­ней, которых казаки стали вскоре убивать в камышовых топях Карасу (Черная речка), мясо диких свиней иногда даже засаливали, используя для этого огром­ный глиняный таз, нашедшийся в монастыре. Для господина Шиимана наш стол был скудноват, и он по возможности добавлял к рациону дичь, а позднее поку­пал засушенную рыбу, в особенности поразительно вкусную разновидность ло­сосевой форели из озера Гокча. Яйца, молоко и куры были в Аргури; но здесь я с самого начала установил по отношению к деревне строгие карантинные меры, потому что там была чума или, по меньшей мере, встречались еще выздоравлива­ющие после болезни¹¹, посему все покупки совершались с величайшею осторож­ностью. Приходящим из деревни людям не разрешалось задерживаться в мо­настыре дольше, чем это было необходимо; купленные овцы опрыскивались хлорной известью, точно так же обрабатывались и мешки с ячменем, доставляе­мые для лошадей из соседних деревушек. Немного сливок предоставлял нам лю­безно сам архимандрит, которого мы ежедневно угощали чаем и вином. Крупы, чечевицу, сушеные абрикосы, кишмиш (то есть изюм без косточек), рис, лук, соль, перец, сахар, чай и ром мы получали из Эривана; названные в конце про­дукты стоили дорого, в частности, за фунт (0,41 кг) сахару платили от 2 до 3 рублей. Незначительная роскошь, которую я позволял только себе, — это чашеч­ка черного кофе после обеда, если я находился в это время дома.

Порою мы получали полную корзину винограда и других фруктов; ереван­ского вина было хоть отбавляй, а вот хорошей питьевой воды не хватало, потому что неизменно мутная вода речки Аргури устраивала только лошадей и пова­ра; даже для стирки она не годилась из-за большого количества взвешенных час­тичек почвы; и два раза, когда намечались большие стирки, наши люди вынуж­дены были спускаться на две версты вниз по Аргури, где из-под скалы во мно­гих местах били кристально-чистые ключи; оттуда мы и пополняли ежедневно наши запасы питьевой воды.

С важнейшим продуктом ежедневного пользования, хлебом, дела поначалу обстояли неважно. Дело в том, что у армян употребляется особый род хлеба, который некоторым очень нравится, но для неба и желудка европейца в нем не­достаточно смака и энергии—это так называемый «лош» (разумеется, лаваш; Ф. Паррот многие армянские реалии передавал так, как слышал — А. А.), по­хожий на большие тонкие куски полотна длиною с один локоть, шириною пол-локтя и толщиною с незаточенную часть лезвия ножа; слабо заквашенное тесто раскатывается, укладывается на кожаную подушку и с ее же помощью придав­ливается ко внутренней стенке раскаленной печи: тесто прилипает, выпекается и через несколько минут — за это время раскатываются вторая и третья порции — хлеб, местами подгоревший, отдирается от стенки. Конструкция печи этой пекарни совершенно необычна: в одной из комнат дома или пристройке выкапы­вается яма, узкая кверху и широкая внизу, тщательно штукатурится очень мяг­кой глиной, а затем обжигается хворостом — это и есть печь, которая, по мень­шей мере, имеет одно преимущество: она не занимает в помещении места, потому что, за исключением времени выпечки хлеба, печь постоянно плотно прикрыта. Этот самый лош употребляется всеми армянами и используется по-всякому, на­ходя порою совершенно для хлеба неожиданное применение; дело в том, что во время обеда стол покрывается этим хлебом, и каждый гость имеет целый лош в качестве салфетки (прежде чем он его полностью съест); когда подается кислое молоко, следует оторвать кусок лоша, согнуть его как ложку, зачерпнуть немно­го молока из миски и съесть молоко вместе с ложкой; на столе у армян всегда лежат свежие и маринованные коренья и стебли съедобных растений, которые заворачиваются вместе с мясом и рыбой в кусок лоша, а потом весь пакет вмес­те с содержимым и оберткой направляется куда следует. Вот так: просто, по-деревенски, и вовсе не плохо! Могу заверить, что я не раз получал подобным об­разом удовольствие от лоша и, тем не менее, мы тосковали по куску обычного питательного хлеба; другой сорт хлеба, которым армяне пользуются значитель­но реже и называют его «бокон», не мог заменить нам привычного, так как тес­то для бокона бралось почти совершенно не заквашенное, раскатывалось до тол­щины пальца и выпекалось на углях или в печи.

Наши военные, по крайней мере, должны знать о такого рода суррогатах; для нас же вопрос стоял в иной плоскости: как можно выпекать хлеб на европей­ский манер, но без квашни, без печи, без разделочного стола? Ведь ни в мона­стыре, ни в деревне невозможно было раздобыть какой-нибудь деревянный или достаточно большой глиняный сосуд; дело в том, что в этих краях дерево повсюду очень дорого, и поэтому деревянная посуда почти совершенно неизвестна. Только у русских в Эриване можно было бы получить что-либо подходящее, но в са­мом начале мы о такого рода трудностях и не задумывались. Так вот, наши ка­заки нашли выход из положения без долгих раздумий. Прямо рядом с монасты­рем был один почти отвесный пригорок из глинистого песка. На его склоне и была вырыта глубокая и длинная нора-печь; дверкой печи стал подходящий ка­мень, корытообразное углубление рядом было хорошо обмазано глиной и прев­ратилось в квашню, в которой тесто месилось и оставлялось заквашиваться на два дня; некоторые другие естественные плоскости служили в качестве разделочных столов, — и таким образом не только наши бравые молодцы, но и мы имели весьма вкусный и здоровый хлеб из хорошей ржаной муки.

Вся наша кухня состояла из пары железных котлов и одной сковороды, ко­торая без особых церемоний прямо с огня ставилась на накрытый стол; для за­кусок у нас имелось несколько луженых мисок грузинского образца, приготов­ленных для путешествия, и полдюжины луженых тарелок. У каждого была своя серебряная ложка, свой нож, своя вилка и свой стакан, которые каждый из нас, вопреки философии Диогена, носил во время путешествия с собой. Дрова для кухни приходилось получать из довольно-таки отдаленного места, при этом сос­тояли они из одних кривых сучьев и коряг; для камина в нашей комнате, кото­рый в последнее время надо было уже растапливать почти ежедневно, мы ис­пользовали высушенный навоз — в этих краях жители запасаются на зиму вы­сушенным навозом точно так же, как у нас дровами; высушенные навозные пла­стины складываются в большую пирамиду, как можно видеть на рисунке, где изо­бражен монастырь Св. Якова (эти пирамиды похожи на маленький забор внутри монастырского двора); просто удивительно, сколь быстро и бездымно разгора­ется и какое тепло излучает это топливо.

Немного отдохнув, приступил я сразу к магнитным наблюдениям, которы­ми в новые времена усердно и с большим прилежанием занимаются многие пу­тешественники, потому что эти наблюдения уточняют наши знания о Земле в аспекте столь важной магнитной силы. Употребляющиеся для таких целей ап­параты, однако, отличаются от обычных компасов и служат главным образом для точного определения того или иного места по отношению ко всем сторонам света с помощью высокочувствительной магнитной стрелки; и, коль скоро это довольно сложно сделать одним прибором, потому что магнитная стрелка легко принимает любое положение, следует пользоваться двумя магнитными аппара­тами: первый подвешивается всегда горизонтально и в таком положении без ос­ложнений указывает направление северного и южного полюсов; другой, нахо­дясь в вертикальном положении, также может указывать на север и на юг, но особенно хорошо в этом приборе стрелка колеблется вверх-вниз, как очень чувстви­тельные весы. Но подобные наблюдения я не мог производить в пределах мона­стырской ограды, мне пришлось выбрать несколько точек вне забора, чтобы из­бежать влияния железа на результаты измерений — магнитная стрелка при наличии железа, как известно, изменяет свое положение; и хотя, вероятно, во всех обозримых частях монастырской постройки невозможно было обнаружить и полфунта железа, мы с собой навезли его в таком количестве, которое не мог­ло быть несущественным для компаса и не повлиять на положение магнитной стрелки.

Пока я занимался компасами, господа Бехагель и Шииман предприняли интересную экскурсию на большой солерудник Кульпи, расположенный прибли­зительно в 90 верстах (96 км) от Арарата вверх по течению Аракса на границе турецкого пашалыка Эрзерум; здесь под небольшой горой находится удивитель­но крупная (с гипсовыми прослойками) залежь отличной каменной соли; несмот­ря на то, что местные жители уже давно и не особенно целесообразно использу­ют ее, нет ни следа, ни даже намека на истощение этой богатейшей сокровищ­ницы.

Тем временем небо полностью очистилось, воздух стал прозрачен и тих, да и на самой горе было уже поспокойнее — все реже слышался короткий рокот несущихся вниз масс льда и камней; казалось, все подсказывало нам, что, не­смотря на столь позднее время года, в погоде происходит очень выгодный для нас перелом, и нельзя было мешкать, нельзя было не воспользоваться этой сме­ной погоды для третьей попытки покорения вершины; разумеется, предприятие такого рода следовало бы заранее и тщательно подготовить, но мы решили без промедления использовать сей чрезвычайно подходящий момент.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Третий поход к вершине Большого Арарата

25 сентября после обеда я отправил человека спросить Степана, не желал бы он принять участие в экспедиции; ответ был отрицательный. Степан Мелик сам пришел в монастырь и сказал, что чувствует себя разбитым после труднос­тей первого похода и не в состоянии совершить новый. Однако он пообещал вы­полнить мою просьбу и послать четырех крепких крестьян, а также нанять для нас трех быков с погонщиком. На следующий день с утра для участия в экспе­диции явилось в монастырь вместо четырех пятеро крестьян; пятого, прибыв­шего по собственной воле, без приглашения, я приветствовал вместе с осталь­ными и присоединил крестьян к двум нашим солдатам. На этот раз в нашем от­ряде был и дьякон, а господин Хеен для ознакомления с вегетацией на больших высотах следовал с нами без намерения вступать в снежный пояс. Опыт пре­дыдущего восхождения показал: в первый раз — от этого все зависит — надо заночевать по возможности ближе к границе снегов, чтобы потом успеть за один день достичь вершины и вновь вернуться в лагерь. Поклажа для животных и то, что мы несли на себе, должно было состоять лишь из самого необходимого. По­этому я разрешил погрузить на трех быков только теплую одежду, необходимый провиант и небольшой запас дров; взяли мы также маленький крест из брусков диаметром около двух дюймов, вырезанный из дуба таким образом, что длинная часть могла использоваться носильщиками как прочный посох. Мы выбрали путь именно по той стороне горы, по какой шли в прошлое восхождение; чтобы сбе­речь по возможности силы, на этот раз я и Абовян, пока позволял рельеф мест­ности, ехали верхом почти до травянистого плато Кип-Гела. Но в этот раз мы не оставили наших лошадей там, как это сделал Степан Мелик, а отослали их на­зад с казаком, специально для того следовавшим с нами; здесь начиналась до­рога назад и для господина Хеена. Еще не было и двенадцати часов, когда мы достигли Кип-Гела, где съели взятый с собою завтрак, и после полуторачасово­го отдыха двинулись дальше наверх по маршруту, немного отклонявшемуся от нашей прежней попытки; вьючные животные не могли следовать за нами так­же быстро, в особенности один из быков, который казался слабее других и гро­зил существенно замедлить наше продвижение; нам не хотелось и дальше ос­таваться зависимыми от него: перед очередной крутой возвышенностью, состоя­щей из нагромождения скальных обломков, по которым животные не смогли бы пробраться, мы сделали остановку, сняли с быков поклажу, разделили ее поровну, так, что каждый получил свою часть теплого платья и дров, а быков с их хозяином отправили назад.

К вечеру, в половине шестого, мы были не так далеко от границы снегов и значительно выше того места, где ночевали в прошлый раз; высота наша над уровнем моря составляла 13036 пар. ф. (4234 м)¹². Имевшиеся поблизости большие обломки скал утвердили меня во мнении остановиться здесь на ночевку. Вскоре запылал костер, а для наших желудков было приготовлено кое-что горя­ченькое: для меня то был луковый суп, употребление которого могу порекомен­довать в сходных случаях всем путешествующим в горах как пищу, отлично согревающую, укрепляющую, и даже более полезную, чем мясной суп и мясные блюда, потому что для их усвоения необходимо больше сил; мясо, конечно, ор­ганизму эти силы возвращает, но не так быстро, чтобы человек за столь непро­должительный срок после употребления мог это почувствовать. К сожалению, Абовян не смог принять участия в этой замечательной трапезе, потому что ка­кой-то церковный праздник заставлял его поститься. Вот так, еще и постись при таком напряжении и таких трудностях! Вдобавок ко всему, делай это без види­мых усилий, запросто; Абовян даже не предупредил меня о посте, иначе я бы позаботился о подходящей для него по такому случаю пище и не был бы свиде­телем того, как он, стараясь не нарушить церковный запрет, пытается подкре­пить свои силы то ли настойкой, то ли чаем из растолченного перца. И осталь­ные армяне, строго придерживаясь предписаний поста, удовлетворяли голод од­ним лишь припасенным хлебом и лично мною поднесенной небольшой порцией водки: применение данного укрепляющего средства там, где силы при ряде об­стоятельств быстро тают, как, например, при восхождении на гору, должно про­изводиться с особенной осторожностью, потому что иначе очень легко можно добиться не ожидаемого, а противоположного эффекта, то есть чувства усталос­ти и тяги ко сну; наши люди оказались в меру скромны и благоразумны, не тре­буя у меня водки больше, чем я им предложил.

Это был для меня один из замечательнейших вечеров: я смотрел на моих спутников, пребывающих в хорошем настроении, на прекрасное небо с удивитель­но изящно отпечатавшимся контуром вершины, устремлял взор в серую ночь, которая разлеглась далеко внизу, — и меня охватывало вновь непередаваемое чувство покоя, печали, любви, благодарности и смирения, мне как бы слышался тихий зов прошлого и виделся кроткий взгляд в будущее; это было неописуемое чувство покоя и благодати, что нисходит на путешественников высоко в горах при благополучных внешних обстоятельствах; и пока мои спутники, сидя у ко­стра, еще некоторое время вели задушевный разговор, я улегся спать под навис­шей скалой из лавы при весьма благоприятной и немалой для моего местона­хождения температуре 4,5° тепла.

Как только забрезжил рассвет, мы свернули лагерь и в половине шестого продолжили наше путешествие. Последние перед снегами осыпи были преодо­лены за полчаса; мы пересекли границу вечных снегов приблизительно в том же самом месте, что и в прошлый раз, а затем разгрузились и оставили ненужную часть предметов у самой верхней груды камней. Однако снежный регион пре­терпел одно не очень для нас удобное изменение: свежевыпавший снег, который начал идти во время нашей прошлой попытки, из-за подступивших масс теплого воздуха подтаял и образовал такую наледь, что мы сразу, от самой кромки сне­гов, несмотря на незначительную крутизну склона, вынуждены были вырубать ступени. Продвижение вперед осложнилось, отнимая у нас с самого начала много сил.

Одного из крестьян после ночевки мы отослали назад, так как он чувствовал себя неважно; двое других, изнуренные во время подъема по леднику, полностью обессилели и остались поначалу лежать, а позднее также потянулись вниз к ночному лагерю. Не позволяя себе ни малейшей передышки, мы, оставшиеся, преодолевая все трудности, скорее бодрые, чем павшие духом, двигались без остановок к нашей цели. Вскоре мы вновь оказались у большой трещины, обоз­начавшей верхнюю границу большого глетчера, преодолели ее и в 10 часов очу­тились в том месте, куда попали в прошлый раз лишь к обеду — это была ог­ромная снежная площадка, выглядевшая первой большой ступенькой к ледя­ной вершине Арарата. С расстояния в одну версту мы увидели крест, установ­ленный 19 сентября, однако он, быть может, из-за своего черного цвета пока­зался мне необычайно маленьким, я даже засомневался в том, что его можно най­ти и увидеть из долины Аракса, пользуясь обыкновенной подзорной трубой.

В направлении вершины лежал перед нами очередной подъем, он был кру­че, но и короче только что пройденного; между ним и шапкой горы была заметна лишь одна небольшая возвышенность. После коротенького перерыва мы дви­нулись вверх по первому, самому крутому отрезку склона, постоянно вырубая ступени, потом поднялись на следующую возвышенность и вместо того, чтобы увидеть конечную цель наших стараний, обнаружили возникший перед глазами целый ряд холмов, скрывших от нас саму вершину. Это несколько охладило наш пыл, хотя в течение всего восхождения, борясь с трудностями, мы ни на мгнове­ние не утрачивали веры, не сомневались, что даже после изнурительного выру­бания ступенек сохраним еще наши силы, и надежда на покорение невидимой вершины все более возрастала. Приблизительная прикидка того, что уже сде­лано и что еще предстоит сделать, близость следующих друг за другом холмов, взгляд на моих крепких спутников окончательно рассеяли мою озабоченность, и — вперед, не теряя бодрости! — зазвенело у меня в груди.

Мы прошли без пауз еще несколько холмов — и тут повеяло дыхание вер­шины; я перелез через очередной снежный горб склона, и — перед моим пьяным от радости взором, без сомнения, лежал ледяной шатер вершины Арарата. Одна­ко было необходимо последнее напряжение сил, чтобы с помощью ступенек прео­долеть еще один ледник. И вот мы стоим на вершине Арарата — 15 часов 15 минут, 27 сентября 1829 года!

Первое мое желание и первое наслаждение — отдых: я расстелил под со­бой накидку и улегся на нее. Я находился на слегка выпуклой, почти круглой площадке, имевшей около двухсот шагов по окружности; с краев площадка об­рывалась довольно круто, особенно на юг и северо-восток; это была твердая, образованная из вечного льда, без единой скалы и без единого камня серебря­ная глава древнего Арарата. В восточном направлении верхушка горы заканчи­валась более плавно, чем в любом другом, она как бы располагалась посередине плоского, также покрытого вечным льдом приспущенного плато, связанного со вторым, чуть пониже находящимся пиком; расстояние до этого пика от места, на котором я расположился, показалось мне приблизительно с версту, но после три­гонометрических измерений господина Федорова выяснилось, что оно составляет 1022 фута (332 м), то есть что-то около трети версты¹³.

Это седловидное углубление можно увидеть также невооруженным глазом из долины Аракса, однако оттуда оно кажется наблюдателю намного меньше; а здесь маленькая возвышенность, находящаяся перед большой, представляется даже выше последней и с некоторых пунктов вообще ее заслоняет, делая неви­димой. Господин Федоров тригонометрическими измерениями из долины Аракса в северо-восточном направлении установил, что передняя часть «седла» на семь футов (2,27 м) ниже, чем задняя, то есть расположенная западнее; когда я был на вершине, мне эта разница показалась более существенной. Сама седловина представляет собой пологую снежную впадину с небольшим наклоном к югу, по впадине легко можно перейти от одного пика к другому.

И если какая-либо часть вершины может быть принята за то место, на ко­торое опустился Ноев ковчег, то только эта седловина; площадь ее такова, что ковчег, имевший по книге Бытия (6,15) 300 локтей длины и 50 локтей ширины, занимал бы менее одной десятой ее поверхности. Кэр Портер предлагает одно очень остроумное наблюдение, из которого следует, что Ноев ковчег не мог опус­титься на вершину Арарата, а только на какое-нибудь более низкое место горы, ибо в книге Бытия (8,5) говорится: «В первый день десятого месяца показались верхи гор», а ранее (6,16) сообщается: окно в Ноевом ковчеге находилось на крыше, и Ной в окно мог увидеть лишь то, что было над кораблем, из этого и сле­дует: ковчег должен был остановиться ниже вершины; на этом основании Кэр Портер склонен считать, что местом остановки Ноева ковчега следует рассмат­ривать широкую долину-перешеек между Большим и Малым Араратами. Одна­ко при этом, приводя соответствующее место из Священного писания, Портер интерпретирует цитату переносно, но не в прямом значении, а ведь в Библии не говорится о том, что Ной увидел возвышающиеся вершины, там просто и без ухищрений рассказывается: после того, как ковчег опустился на твердую землю и вода спала, в первый день десятого месяца уже показались верхи гор, снача­ла «по прошествии сорока дней Ной открыл сделанное им окно ковчега. И вы­пустил ворона...» (Бытие, 8, 6-7), а еще через три недели «открыл Ной кровлю ковчега и посмотрел, и вот, обсохла поверхность земли» (Бытие, 8, 13) — об этом Ной, находясь на высоком месте с широким кругозором, мог судить лучше и точнее, чем из долины.

Что же касается вопроса о вероятности нахождения остатков ковчега на Арарате, то физика такую возможность не отвергает; учитывая, что вершина Арарата вскоре после всемирного потопа вновь начала покрываться вечными льдами и снегом, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что ледовый и снежный покров до 100 футов (32 м) толщиной в высоких горах доволь­но обычное явление, нет никаких убедительных оснований сомневаться, что и на вершине Арарата легко мог возникнуть ледовый покров, достаточный для пог­ребения ковчега высотою в 30 локтей.

С вершины открывалась широко простирающаяся панорама, но из-за огром­ных расстояний отчетливо различались только большие массивы. Вся долина Аракса была покрыта серой туманной дымкой, сквозь которую Эриван и Сардарапат казались темными пятнами величиною с ладонь; яснее вырисовывалась на юге гора, под которой должен был лежать Баязет. На северо-северо-востоке красовалась зубчатая вершина Алагеза со значительными снежными массами во впадинах — вероятно, этот пик непокорим¹⁴. Ближе к Арарату, особенно на юго-востоке и на значительном отдалении на западе тянется большое количест­во малых гор с пирамидальными вершинами и впадинами посередине, похожих на бывшие вулканы; восточнее юго-восточного направления находится Малый Арарат, чей купол отсюда уже не кажется обычным острием правильного кону­са, как это видится из равнины, а представляется поверхностью четырехгранной, чем-то подпираемой с одной стороны пирамидой с большими и малыми скальны­ми наростами на ребрах и посередине. Но что меня просто поразило — это ви­димая отсюда огромная часть озера Гокча: озеро, словно прекрасная мерцаю­щая равнина, проступало на севере за высокой горной цепью, непосредственно замыкающей водную гладь с юга, эта горная цепь очень высока, и я никогда не предполагал, что спрятанное за нею зеркало воды можно увидеть с Арарата.

После этих наблюдений я посмотрел на моих спутников и заметил отсутст­вие преданного и верного Абовяна, — я догадался: он устанавливает крест. Я же предполагал все сделать сам непосредственно в центре круглой площадки, где крест находился бы в наиболее надежном и достойном месте. Но Абовян в свя­щенном рвении взял эту миссию на себя и нашел площадку для креста на северо­-восточном краю вершины, потому что здесь, посередине, как он правильно дога­дался, крест было бы невозможно увидеть из долины, ибо высота его составля­ла всего пять футов. Дьякон отошел настолько, чтобы крест был виден не только из долины, но также из Аргури и монастыря Св. Якова: для этого он с опас­ностью для жизни рискнул продвинуться по крутому скату так далеко, что стоял ниже центра площадки на добрых 30 футов, отчего я его и не видел; я нашел Абовяна усердно работающим — вырубающим яму во льду для закрепления креста. Быть может, это место для установки креста было не самым лучшим, так как крутизна склона подсказывала, что из-за происходящих часто смеще­ний льда, подвижек или неожиданных разломов ледника, как это происходило с глетчерами на многих вершинах, уже, вероятно, через несколько лет сей единст­венный знак нашего пребывания на вершине исчезнет безвозвратно. И все-таки во мне победила мысль, что этому знаку, видимо, пришлось бы ждать прибытия нового путешественника долго и напрасно, и тем самым будет не менее почетно, если уже сейчас можно подать видимый из долины сигнал об успехе и о счастли­вом завершении нашего предприятия; а что было превосходно без всяких сомне­ний — это возможность для господина Федорова, как я надеялся, использовать находящийся в этом месте крест для тригонометрических измерений. Таким об­разом, я оставил дьякона заниматься крестом, а сам приступил к наблюдениям с помощью барометра, который установил в самом центре вершины: ртутный столбик показывал не выше 15 дюймов и трех четвертей одного деления в па­рижских мерах при температуре 3.7^оС ниже нуля. Сравнив эти наблюдения с теми, которые очень любезно совершил в то же время господин Федоров в мо­настыре, удалось установить высоту вершины по отношению к монастырю — 10272 пар. ф. (3336 м), значит высота Арарата по вертикали над уровнем моря составляет 16254 пар. ф. (5279 м) или около 5 верст.

На вершине нас было шестеро. Кроме меня:

2. Хачатур Абовян, дьякон из Эчмиадзина, сын земледельца из Канакера у Эривана;

3. Алексей Здровенко из 41-го Егерского полка;

4. Матвей Чалпанов из 41-го Егерского полка;

5. Ованнес Айвазян, крестьянин из Аргури;

6. Мурат Погосян, крестьянин из Аргури.

Дьякон, несмотря на свои 20 лет и привычку к спокойной монастырской жизни, ни разу и не пытался избежать трудностей, связанных с нашим пред­приятием, и на протяжении всего пути постоянно доказывал свое мужество и свою выдержку, свое огромное воодушевление успехом сегодняшнего дела. То священное рвение, которое буквально бросило его к нам в Эчмиадзине, вело дьякона к вершине по скалистым гребням и крутым глетчерам Арарата, невзирая на то, что ему очень мешала монашеская одежда, состоявшая из трех длинных ряс; это же чувство не давало ему ни минуты покоя на вершине, когда он сразу начал заботиться об установке креста, а потом завернул в платок взятый в нуж­ном месте большой кусок льда, который он донес до монастыря, дал ему растаять и слил воду со священного места в бутылочку.

Алексей Здровенко — храбрый воин, награжденный за участие в жарких кампаниях нашей закавказской армии против врагов христианской веры; у не­го была простая, открытая душа и верное сердце, в котором нет места подлости; скромный и спокойный, он, как и во время предыдущего восхождения, и в пос­ледний раз переносил каждую трудность и каждую опасность с мужской силой и терпением.

Матвей Чалпанов был еще молодым героем; очень предупредительный и скромный, как и его однополчанин, лишенный низкой угодливости, он уважи­тельно и по достоинству относился к моему чину, был восприимчив к оказывае­мому ему дружелюбию и самоотверженно помогал мне при восхождении. Он то­же, разумеется, в соответствии со своим возрастом и положением, нес в своем сердце понимание того, сколь высока и значительна наша цель, и вел себя в этот день по-своему: оказывается, у Чалпанова под шинелью во время восхож­дения была не ожидаемая мною и подходящая к случаю какая-нибудь удобная и теплая одежда, а парадный мундир, надраенный и начищенный до блеска, слов но он шел на парад!

Ованнес Айвазян, 26-летний молодой человек необычайной физической силы и сноровки; он был строен и высок, с приятными чертами лица; в этот раз на него выпала наибольшая нагрузка, так как он дольше всех и чаще всех шел впереди нашей цепочки.

Мурат Погосян, тридцати лет, отличался от общего типа своих соплемен­ников малым ростом и округлыми чертами лица, он был именно тем незваным гостем, кто пришел в монастырь Св. Якова по собственному желанию, чтобы участвовать в экспедиции; когда дело касалось физической работы, он свое при­сутствие ничем не проявлял, но, хотя вел себя при этом как посторонний, труд­ностей нам не создавал, стремясь, однако, сколь это возможно, облегчить себе путь, отчего и был он постоянным замыкающим в нашей группе, пользуясь уже готовыми большими ступенями, выкраивая время на отдых, пока мы рубили дорогу наверх; впрочем, благодаря его здоровому юмору, он был желанным гос­тем в нашей компании, — этакий балагур, который все время поддерживал у своих товарищей хорошее настроение разными шутливыми замечаниями.

После пребывания на вершине около трех четвертей часа нам следовало подумать о возвращении; мы предварительно слегка перекусили и в благодарность праотцу Ною позволили себе небольшое возлияние припасенным для такого слу­чая «виноградным соком». Потом начался быстрый спуск с использованием глу­боких ступенек, вырубленных нами при восхождении, однако, несмотря на сту­пеньки, спуск оказался утомительным, а для меня еще и особенно болезненным из-за колена; но мы спешили, потому что солнце находилось уже низко, и пока мы достигли снежного плато большого креста, солнце уже шагнуло за горизонт. Это был великолепный спектакль: сначала мы увидели темные тени, которые от­брасывали на долину расположенные западнее нас горы, затем у нас на глазах тихая ночь обняла все низменности и все выше и выше поднималась по Арарату; вскоре вне мрака оставалась одна лишь ледяная вершина, освещенная лучами закатного солнца. Чуть позже лучи солнца не касались даже вершины, и тропа погрузилась бы в опасную для нас темноту, если бы ночное прозрачно-нежное сияние небесной сферы не освещало нам в утешение наш путь.

Так достигли мы без приключений в половине седьмого вечера места наше­го ночного лагеря — там приятно потрескивал костер из оставленных дров, был приготовлен небольшой поздний ужин; ночлег на этот раз был гораздо теплее, чем прошлой ночью. Здесь мы нашли также наших отставших спутников и все наши отложенные вещи.

Следующим днем в 6 часов утра мы вновь тронулись в путь; достигли Кип-Гела, где нас ждали вьючные животные, в половине девятого и, счастливые, 28 сентября к обеду добрались до монастыря Св. Якова; как прародитель Ной четы­ре тысячи лет тому назад «и сыновья его, и жена его, и жены сынов его с ним», спустились мы с горы Арарат; в день нашего возвращения после воскресной мо­литвы мы возблагодарили Господа жертвоприношением, наверняка не очень да­леко от места, где Ной «устроил жертвенник Господу; и взял всякого скота чис­того, и из всех птиц чистых, и принес во всесожжение на жертвеннике»; вечером же мы отметили наше возвращение несколькими ракетами, которые нам любезно предоставил господин фон Дунант, артиллерийский капитан из Эривана¹⁵.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Солерудник Кульпи

Незадолго до моей последней экспедиции к вершине Арарата господа Шииман и фон Бехагель, как уже сообщалось, совершили небольшую экскур­сию на широко известный во всей Армении и до самого Тифлиса солерудник; вернулись они в монастырь буквально через несколько часов после меня. Об этом предприятии имеется следующая запись — описание вылазки в письме гос­подина Шиимана, адресованном его другу (это письмо было предоставлено мне для публикации).

«Мы так много слышали о солеруднике близ деревни Кульпе¹⁶, находящей­ся в двух днях пути от нашего монастыря, что решили сами осмотреть его. Коль скоро проф. Паррот не имел ничего против, мы, господин фон Бехагель и я, в сопровождении 4 казаков двинулись 24 сентября в путь. Один из казаков, кото­рый бывал в Кульпе и понимал также по-татарски, стал нашим проводником и переводчиком. Мы доехали верхом до Аракса, потом продолжили движение по правому берегу. Правобережье Аракса довольно обустроено. Мы проехали не­сколько деревень, жители которых смотрели на нас с любопытством. Здесь уви­дели мы много ивовых деревьев, на которых гнездились аисты, почитаемые, кстати, в этих местах за священных птиц. Вся местность представляла собой пес­чаную степь, на которой только местами росла разновидность астрагала. Земля в округе настолько суха, что жители вынуждены буквально заливать свои поля во­дою, дабы иметь хоть какой-нибудь результат от своей многотрудной работы. Полив осуществляется следующим образом: несколько деревень объединяются и прорывают маленький узкий канал вдоль своих полей, имеющих частые и глу­бокие борозды-канавки; каждый использует канал в определенное время, пол­ностью заливая участок водой, затем он перекрывает маленькую траншею, по которой вода шла на поле, а второй, открыв собственную траншею, начинает по­лив своего участка, и так далее друг за другом.

Вечером мы прибыли в большую армянскую деревню Ташбурни. Мы реши­ли здесь переночевать, так как следующая деревня, по словам нашего казака, была слишком далеко, и туда до ночи мы не добрались бы. Позвав агу — ага, так называют у армян деревенского старосту, — мы попросили о ночлеге, кор­ме для лошадей, а также немного фруктов, дынь и арбузов. Он предоставил нам все. После того, как мы выпили чаю, к нам вновь пришел ага, принеся с собою дыни и арбузы, затем он с помощью толмача начал беседу с нами. В это время на полу был расстелен красивый ковер, а на ковре появилось несколько мисок с приготовленной различными способами курицей и рисом. Наш дружелюбный хозя­ин настойчиво приглашал нас к еде; мы заметили, что не голодны, что не проси­ли его об этом, но он сказал: мы для него столь дорогие и редкие гости, что он в доказательство хочет сделать для нас все, что в его силах, и будет до крайности расстроен, если мы откажемся. Мы расселись вокруг стола; наш хозяин с удив­лением смотрел на то, как мы ели рис ложками, которые в этих краях неизвест­ны, здесь вместо ложки пользуются пальцами. После ужина нам принесли еще несколько ковров, и мы устроили наш ночлег сколь это возможно удобно.

На следующее утро мы снова позвали агу и спросили, сколько должны за­платить за фураж и т. п. Наш вопрос огорчил его, и он ответил: это была честь для него, что мы проездом остановились и переночевали в его доме, поэтому он не позволит ничего платить и что мы на обратном пути из Кульпе должны не­пременно вновь остановиться у него. Мы поблагодарили старосту за дружеский прием.

Далее наш путь большей частью пролегал мимо полей с арбузами и дыня­ми, на которых крестьяне собирали урожай. На Араксе, который часто дробился на несколько русел, мы видели большие стаи уток, гусей, цапель, розовых пели­канов, журавлей и несметное количество бекасов, но все они были настолько пуг­ливы, что я, как ни старался, не мог подойти к ним поближе. Здесь встретил я также многочисленные следы глухаря, описанного Темминком и Палласом¹⁷, — эти красивые птицы носятся вокруг большими стаями, наполняя воздух совер­шенно своеобразным гортанным клекотом; ты найдешь изображение глухаря в «Путешествии» Палласа, поэтому я не буду его описывать.

В полдень мы сделали остановку в татарском селе под названием Ахмамет и попросили отвести нас к юзбаше (юзбаша — так называют сельского старосту татары); староста принял нас, однако, очень холодно, слегка кивнув головой в знак приветствия. Мы потребовали за плату корма для наших лошадей, но по­лучили его с большим трудом. Довольно скоро вокруг нас собралась большая толпа татар, они глазели на нас с огромным любопытством. Особое внимание возбуждала моя двустволка с перкуссионным (бойковым) затвором; для них бы­ло непостижимо, что ружье, в котором не кремень, а сталь должна выбить искру и воспламенить порох, вообще может стрелять. Чтобы подкрепить мое объясне­ние примером, я застрелил летящую мимо ласточку, после чего их удивление еще больше возросло, так как они полагали, будто я попал в нее пулей, в то вре­мя как ружье было заряжено дробью; я не стал разубеждать их в последнем, коль скоро уважение жителей деревни ко мне в связи с моей меткостью сразу возрос­ло. Знатные татары любят охоту, но самую удобную, а именно соколиную. Наш теперешний хозяин также имел сокола (мне показалось, что это сокол-шерстя­ник, во всяком случае, он мышковал точно так), с которыми в наших краях мож­но было бы охотиться разве что на воробьев.

То, что я нюхаю табак, бросилось всем сразу в глаза, и татары заинтересо­вались этим. Я объяснил, что к чему, и предложил на пробу понюшку, но никто не решился. Тут я расскажу историю, которая, как мне сообщили, произошла в действительности. Когда в 1827 году татары и курды напали на немецкую коло­нию Катариненфельд (недалеко от Тифлиса¹⁸), часть жителей была перебита, а часть захвачена в плен, среди плененных был также один старый человек. Курд, захвативший старика, пользуясь обстоятельствами, присвоил табакерку, напол­ненную нюхательным табаком, однако не имел понятия, как им пользоваться. Старый колонист, любивший нюхать табак, вначале не осмеливался попросить, позднее, когда ближе сошелся со своим хозяином, то попросил понюшку, что очень удивило и рассмешило хозяина до слез. Вернувшись после набега на ро­дину, этот курд водил своего пленника, как диковинное животное, к своим женам и давал ему при них нюхать табак, сей процесс развлекал жен до такой степени, что когда запас табака истощился, они сами сушили табачные листья, растирали в порошок и заполняли табакерку, да и вообще очень хорошо относились к ко­лонисту. Вот таким образом дурная привычка не только облегчила существова­ние бедного старика в плену, но, возможно и сохранила ему жизнь.

Когда мы собирались отъезжать, я спросил, сколько мы должны заплатить. Юзбаша назвал 1 абас (1 абас равен 80 коп. сер.), и господин фон Бехагель дал ему деньги. Тотчас же множество татар, стоявших вокруг, подступили к юзбаше и начали горячо что-то обсуждать. Юзбаша в растерянности подошел к нам, оседлавшим к тому времени лошадей, и покорно попросил взять деньги обратно. Этого делать мы абсолютно не желали и сказали, что деньги причитаются ему законным образом, что он может их оставить себе. Но остальные татары присое­динились к его просьбе, и мы были вынуждены принять деньги назад.

До сих пор мы ехали по песчаной равнине, теперь же земля стала каменис­той и холмистой; огромные куски лавы громоздились причудливыми группами, создавая для лисиц и волков, которые должны здесь водиться в большом коли­честве, подходящие убежища. Мы переночевали в татарской деревне под назва­нием Арахпери, где нас приняли дружелюбно и от денег не отказались.

26 сентября, то есть на третий день нашего путешествия верхом, прибыли мы в армянскую деревню Кульпе, рядом с которой и находились соляные горы. Мы попросили отвести нас к расквартированному отряду русской армии, к офи­церу; им оказался армянин, лейтенант русской службы, с ним было несколько русских солдат и местных уроженцев, также состоящих на русской службе; зва­ли его Серфазен (Срвазян? Сафразян? — А. А.), он здесь командовал отрядом, присматривая одновременно за рудником. После того, как лейтенант ознакомил­ся с нашими документами, полученными перед путешествием в Айзасе, он очень сердечно приветствовал нас и сказал, что готов быть полезным во всем без ис­ключения, и новел нас к себе на квартиру. Это была круглая двухэтажная баш­ня с одной комнатой на каждом этаже, на нижнем проживало несколько солдат. Чтобы достичь верхнего этажа, где жил офицер, мы должны были вскарабкать­ся по деревянной стремянке, которые бывают у нас обычно на сеновале, и про­лезть в четырёхугольное отверстие в потолке, прикрываемое откидывающейся дверью. Комната имела четыре несимметричных проема в стенах для воздуха и света. Крыша была настолько тонка и слаба, что когда по ней начинали скакать сразу несколько воробьев, вниз осыпалось множество маленьких камешков с из­весткой. Офицер был настолько любезен, что, введя нас в комнату, сам вышел.

Кульпе — это очень крупное село, но и здесь испытывается большой не­достаток в древесине, жители пользуются вместо дров навозом, который снача­ла увлажняют, затем формуют в виде больших круглых плоских кусков и сушат на солнце. Здесь эти навозные лепешки пришлепывались для сушки ко внешней стене дома, отчего стена выглядела весьма своеобразно.

Соляные горы, — а это действительно соляные горы, так как под незначи­тельным слоем глины и гипса сразу начинается каменная соль, — могут принес­ти большой доход. Горы, из которых добывают соль, имеют в окружности более 15 верст. Соль вырубается в виде больших четырехугольных глыб весом 2-3 пуда. Этим делом заняты почти ежедневно 300 человек. Жители Кульпе обяза­ны рубить соль, получая за каждые пять глыб 1 абас. Добывается здесь белая и красная соль. Вот уже несколько лет эти рудники сданы в аренду за 12 тысяч руб­лей армянскому купцу из Эривана.

Мы двинулись в обратный путь 27 сентября во второй половине дня после осмотра солерудника; вновь ночевали в деревне Арахпери, а 28 сентября приеха­ли в деревню Ташбурни к уже знакомому нам аге, которого звали Ашу (Ашот — А. А.) и который очень любезно принимал нас два дня тому назад. Чтобы про­демонстрировать ему нашу признательность, я подарил ему вместе с несколь­кими рижскими вагштафами (трубками хорошей отделки — А. А.) два изящных белых кремня и огниво, сказав, что они из Петербурга — это был единственный город в России, название которого было известно нашему хозяину. Мне показа­лось, что подарку он обрадовался. Утром 29 сентября мы продолжили свой путь и прибыли этим же вечером в наш монастырь Св. Якова»¹⁹.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Восхождение на Малый Арарат

26 октября мы вновь собрались в монастыре Св. Якова и, с учетом того, что погода обещала быть благоприятной, было решено совершить восхождение на Малый Арарат, более того, нам говорили о находящихся на вершине каменных плитах с надписями, смысл которых никто из побывавших там путешественни­ков разобрать не сумел.

Эту небольшую экспедицию совершили со мной господин Бехагель, господин Шииман, дьякон и фельдъегерь Шютц, взял я с собой еще одного казака и сол­дата Чалпанова. Мы дошли пешком до Аргури, где нашли заранее заказанные пять верховых и одну вьючную лошадь; двое армян, а именно мой прежний вожатый Саак и его брат Ако, служили нам проводниками. От Аргури, которое мы покинули в половине четвертого, наш путь лежал в юго-восточном направле­нии. Мы должны были попасть к подножию Малого Арарата, преодолев около шести контрфорсов; эти гряды тянулись с Большого Арарата и были ничем иным, как лавовыми массами, лава это лежала частично открыто, частично — под об­ломками, но имела в своей основе компактную группу пород. В этих скалах встре­чаются часто отвесные стены; значительные возвышенности сужают перспекти­ву, и нередко возникает ощущение, что ты присутствуешь при зарождении не­обычайных гор. Если бы в этих местах росли еще деревья, хоть редкими группа­ми, то это был бы один из красивейших горных ландшафтов.

В половине седьмого, одновременно с выглянувшей луной, мы достигли не­большого березняка у северного подножия Малого Арарата; рощица имела в периметре около 3 верст, деревья были разной высоты, самые высокие достига­ли 10 футов (3,25 м). Никаких существенных забот у нас не предполагалось, по­этому мы, сгрузив оружие, инструменты, приборы и т. п., начали собирать хво­рост. Вскоре к нашей всеобщей радости в прозрачном и тихом воздухе высоко запылало чудесное пламя, призванное согреть нас ночью; каждый из нас устраи­вался поудобнее ближе к огню, готовя хорошую постель из сухих листьев и взя­той с собою одежды. Большое количество огнестрельного оружия, которое мы прихватили с собой, было сложено рядом, готовое к употреблению, хотя в целом со времени присутствия здесь русской армии, банды разбойников еще не выпол­зали из своих далеких убежищ, но мы находились в опаснейшем месте, прямо в пункте их перехода из Персии в Армению — на плоском, покрытом травою гор­ном перевале, связавшем друг с другом Большой и Малый Арарат.

Прежде чем улечься, предстояло сварить хороший суп, что при уже чувст­вительном похолодании было особенно необходимо. Воду для супа мы прихвати­ли с собой из речки Аргури в большом винном бурдюке, потому что, как нас уже предупреждали, на всем пути нам не встретился ни один подходящий источник. Однако ночью было до того холодно, что к утру вода в бурдюке частично замерз­ла.

Еще ночью, просыпаясь и оглядывая наш маленький лагерь, я с огорчени­ем заметил, что до сих пор ясное и спокойное небо заволакивается тучами, ко­торые тянулись вверх из-за двуглавой горы и предвещали моему путешествию к вершине дурное начало.

27-го утром в 7 часов, после легкого горячего завтрака, двинулись мы, за исключением казака и армянина Саака, в путь; Саак с казаком остались у вещей с настоятельным советом не выходить из лесочка. Вскоре я смог непосредствен­ным визуальным наблюдением убедиться, что Малый Арарат также является горой вулканического происхождения, так как он полностью — от подошвы до вершины — состоит из вулканических масс различной степени твердости, цвета и качества. Особенно хорошо виден отсюда верхний покров горы, состоящий из лег­кой, раскрошившейся лавовой породы; чем дальше вниз по горе, тем толще и шире слой этого крупного и легкого лавового песка, о котором я уже упоминал; и здесь становится ясно, что спадающие с вершины вниз полосы, которые изда­лека очень своеобразно и красиво характеризуют Малый Арарат, — настоящие борозды-морщины этой рыхлой земли, возникающие, весьма вероятно, при таянии снегов весною и по указанной причине продолжающиеся или полностью меняющие свое направление и ложе.

Северо-западный склон горы, по которому мы поднимались, в большей своей части не так крут, как восточный, однако его крутизна все равно была достаточ­на, чтобы осложнить наше продвижение вперед; дело в том, что нога в этой мел­кой осыпи не находила опоры и почти всегда приходилось делать три шага, что­бы продвинуться хотя бы на один. Вместе с тем подъем таким способом был не­сравненно легче, чем если бы склон был покрыт льдом, так как в последнем слу­чае для успеха необходимо вырубать ступени, а при большой крутизне льда все это сопряжено с серьезной опасностью, как уже бывало на ледяной крыше Боль­шого Арарата. Ближе к вершине мелкая осыпь встречалась в большом количестве только в углублениях, внизу же она покрывала все, даже шероховатые остробокие скалы.

Мы взобрались на один из гребней и остановились на огромном отроге ска­лы, фунтов на 40-50 (12,8-16 м) возвышающемся над общей линией рельефа; этот отрог заметен из долины Аракса и производит впечатление обычного камня средней величины, различим он и на рисунках недалеко от вершины. Отсюда к вершине, не прерываясь, вел довольно прямой гребень с резко падающими скло­нами по обе стороны; гребень был настолько узок, что мы могли двигаться толь­ко гуськом, а высокогорный пронизывающе холодный западный ветер ставил под сомнение самую возможность перехода, так как без пальто было невыносимо хо­лодно — пальцы цепенели даже в шерстяных перчатках. И тем больше удивлял­ся я молодому солдату Чалпанову, который в одном лишь мундире, без шинели и перчаток, не выражая недовольства, так же бодро, как и при восхождении на Большой Арарат, следовал за нами.

В 11 часов вершина была покорена. Но погода подпортила нашу радость: шел снег, дул сырой холодный западный ветер, небо заволокло напрочь, невоз­можно было определить даже положение солнца, а туман, в довершение всего окутавший вершину, был настолько плотен, что его можно было буквально раз­резать; тем самым все мои надежды осмотреть местность сверху оказались нап­расны. Сама вершина горы была именно такой, какой она мне представлялась с высоты Большого Арарата, а именно — верхушкой немного усеченной четырех­гранной пирамиды; собственно сечение составляло четырехугольную, почти квад­ратную плоскость со стороной длиною в 150 шагов, но с одиночными очень боль­шими скальными наростами, в особенности по краям, где высота их превышала 50 фунтов (16,2 м). Я сделал замеры с помощью барометра на самой высокой по краю точке Малого Арарата — на барометре было всего лишь 17,5 дюйма, а термометр показывал 6,4° мороза. Господин Федоров в это же время весьма лю­безно снимал ежечасно барометрические показания в монастыре Св. Якова, что позволило определить высоту Малого Арарата по вертикали над монастырем в 6302 пар. фута (2047 м), а над уровнем моря — 12284 (3990 м) или три и три четверти версты, то есть на 3970 футов (1289 м) или полторы версты ниже вер­шины Большого Арарата.

Когда я более основательно занялся рассмотрением встречавшихся на вер­шине геологических пород, то обнаружил почти рассыпчатые, желтовато-серо-коричневые лавовые массы вулканического стекла - частью в виде собственно по­роды, частью разбрызганной в каплях, капли эти имели отличный блеск, просве­чивали и были зелено-коричневого цвета, как самое обыкновенное бутылочное стекло, разве что не такое прочное; это было несомненным доказательством не только вулканического происхождения горы, но также и наличия подземного пламени, которому, выбивая верхушку конуса, удалось расплавить выбрасывае­мые породы. Химический анализ этой стекломассы выполнил со свойственной ему любезностью мой ученый коллега господин профессор Гебель и установил состав стекла: 63,25% — кремнезем, 29,25% — глинозем, 3,50% — известь, 2,80 % — оксид железа, 1,00% -- сода и 0,20% — следы оксида марганца, подтверждающие, что вулканические массы большей частью произошли из по­левого шпата.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Могилы и надписи на каменных плитах на вершине Малого Арарата

Едва толстое одеяло, укрывшее от нас небо, прорвалось на несколько мгно­вений в стороне Большого Арарата, я снова увидел к юго-востоку от него группу конусообразных гор, которые бросились мне в глаза еще 27 сентября, когда я был на вершине Большого Арарата; и теперь, наблюдая их во второй раз, я уви­дел совершенно отчетливо углубления на их вершинах, являющиеся остатками кратеров, насколько я мог заметить, поросших сейчас травою.

Так называемые могилы находились в нескольких местах вершины, где меж­ду скальными наростами земля была поровнее и порыхлее. Внешне, во всяком случае, они выглядели как магометанские захоронения, т. е. венки из прилегаю­щих друг к другу камней (обломков тамошней лавы величиною с человеческую голову), и образовывали на голой земле окружности диаметром не более 3 фу­тов (1 м). Там была выложена целая масса таких окружностей, но только одна, самая большая, имела еще одно отличие, а именно — две установленных нак­лонно каменных плиты почти одинаковой величины: высотою около 2,5 фута (0,8 м), шириною в один фут (0,32 м), с шершавыми краями; сама поверхность камня обработана крайне грубо, либо не обработана вообще, и плита является естественным обломком породы; природа камня была та же, что и у встречавшей­ся на вершине желто-коричневой лавы, подпорченной порфирными вкрапления­ми другой породы, возникшими из-за огня. На этих плитах имелись татарские письмена, выполненные арабскими буквами, которые от начала были вырублены довольно небрежно и неглубоко, но на письменах не было заметно ничего от раз­рушительного воздействия времени, не было даже следа рубашки из лишайника, почти полностью покрывавшего многие скалы вершины.

Дьякон сделал по возможности точную копию этих надписей, и в Тифлисе я показал эту копию двум очень сведущим в восточных языках мужам — действи­тельному статскому советнику Влангали и майору Аббасу Кули, сыну бывшего карабахского хана; оба находились на дипломатической службе у Его Сиятельст­ва господина графа Паскевича. По их заключению, на обеих копиях удалось про­честь и понять только часть записи, это объяснялось тем, что по-татарски пи­шут иногда без так называемой точки, без гласных, как и оказалось в нашем случае, что сама надпись, а также и копии, выполненные в холод, в снежную бурю окоченевшими пальцами, содержали неточности. На одной плите в начале надписи можно было распознать слово «Арсалан», которое было фамилией гос­подствующей в VI веке персидской династии, но такая фамилия встречается часто и сегодня на Востоке у самых простых людей; далее внизу стояло: «Писал Махмуд из Маку».

Другая надпись, также оставшаяся местами непонятной, содержала следую­щее: «Господи, милость твоя над Мохаммедом». «Основатель этой могилы — Осман; написано в месяц шевал 650 года». Эта дата указана в турецком летос­числении и соответствует приблизительно 1292 году христианского летосчис­ления. То, что эти камни не старее 650 лет, заметно и без оглядки на надпись: масса камня такова, что столь долгое воздействие выветривания не могло пройти бесследно, по меньшей мере, это коснулось бы камней, уложенных в окружности, но они лежали так упорядочено, так равномерно, на таких ровных мес­тах, словно их так расставили несколько дней или месяцев тому назад. Поэтому я охотно разделяю утверждение Степана Мелика, старосты села Аргури, уве­ренного в том, что эти камни с надписями не являются могильными памятника­ми, а были привезены, как он очень хорошо помнит, лет восемь тому назад и подняты наверх по приказу персидского сардара, который видел, что чужезем­цы там и сям устанавливают камни с надписями, рьяно стремясь этими мону­ментами придать высокое значение своему существованию, одновременно Мелик довольно прозрачно намекнул, что в поступке сардара могла быть и доля иронии²⁰.

Если бы погода была не такой скверной, я все же попытался бы при помо­щи кирки и лопаты произвести небольшие раскопки вокруг этих памятников, хо­тя почва своим внешним видом не давала мне ни малейшего основания для пред­положения, будто она когда-либо раскапывалась или могла быть раскопана до существенной глубины; легко прикинуть: доставка покойников на вершину - это такая работа, реальное исполнение которой весьма сомнительно — для тех, кто побывал на горе, ясно, что даже живым сюда подняться очень сложно; от­сутствие захоронений может быть доказано более вескими аргументами, нежели их наличие, обосновываемое лежащими здесь вышеупомянутыми плитами с не­сколькими, выполненными во исполнение религиозного обета, надписями.

Было воскресенье, и место для воскресной молитвы невозможно было на­звать неподходящим: под широким небосводом, недалеко от вершины великого Арарата, в окружении сурового цирка скал, в снежную бурю мы слились в еди­ное целое, вознося господу нашу глубочайшую жертвенную благодарность; и благовестие воскресенья, как и тысячам христиан, явилось и нашим сердцам.

В 12 часов пустились мы в обратный путь, и каждый спешил вниз по самой короткой дороге; вскоре утомительный скальный регион остался позади; в одной из горных складок, заполненных лавовым песком и тянущихся к подножию, один из армянских крестьян, оседлав посох, заскользил далеко вниз по песку, он скользил легко и споро и быстро достиг цели; используя этот способ спуска, мы около двух часов дня соединились в нашем березовом лесочке, где нашли в полном порядке все, что оставили, так как курды не показывались, а несколько человек против Большого Арарата, которых мы видели с горы, были, наверное, мирные пастухи.

Хотя позднее время года не особенно располагало к ботаническим исследо­ваниям, я, тем не менее, определил на Малом Арарате многие разновидности рас­тений, находящихся в той же степени вегетации, что и на Большом Арарате, но с одним лишь различием: на последнем всеобщей вегетационной границей была граница вечных снегов, здесь же эта граница определялась крутизной горы и рыхлостью осыпей. Барометрическими наблюдениями после спуска была установ­лена высота березняка — 1807 пар. ф. (587 м) над уровнем монастыря Св. Яко­ва и 7789 пар. ф. (2530 м) над уровнем моря.

В три часа пополудни мы оседлали своих лошадей и двинулись в обратный путь, миновав по дороге руины совершенно заброшенной деревушки под назва­нием Велиджан. Персидский сардар считал целесообразным в этом месте, где в очень давние времена стояла армянская церковь, и жили люди, вновь основать поселение, для чего он переселил сюда 30 семей из Аргури. Тем самым сардар приобретал отличных сторожей и рачительных пользователей березняка у под­ножия Малого Арарата и другого лесочка, расположенного, вероятно, восточнее. Небольшая речушка, что струилась между двумя Араратами, давала жителям питьевую воду, пользовались ею и для полива. Но уже через пять лет — во вре­мя последней войны — жители покинули новое поселение, иссяк и источник, чье русло в нашу там бытность было действительно совершенно сухим. Остатки этого нового поселения состояли из довольно глубоких, вырытых в земле комнат с небольшой каменной кладкой над землей; Саак показал нам свое бывшее жили­ще, так как и он принадлежал к переселенцам.

Дорога вела нас все ниже, где веял легкий ветерок и, несмотря на позд­ние сумерки, наш путь верхом был очень приятен, так как тучи рассеялись, и луна разлила свой радостный свет по всей местности. А когда чередование хол­мов и долин, по которым вела нас тропа, завершилось долиной Аргури, нас ожи­дало вдали замечательное зрелище: на высоких горах около озера Гокча на се­веро-востоке, на темном ночном фоне сверкали огромные пространства, охвачен­ные чудесным заревом. Ночью перспектива отсутствует: черные предметы и пы­лающие пространства не позволяли составить мнение об их отдаленности, и я был вынужден первоначально (столь долго, пока мне не стали известны причины это­го свечения) доверяться обманчивым, подсказываемым силой моего воображе­ния впечатлениям и заблуждениям в отношении расстояния до этого сияния и его размеров в действительности. Это явление длило свое магическое очарова­ние до тех пор, пока я сам спокойным размышлением и после слов своих спут­ников не убедился, что это на самом деле горят склоны Гегамских гор; позднее, после нашего отъезда, в районе Памбака на Арагаце я увидел на склоне горы, разумеется, не очень хорошо и красиво выглядящие следы подобного огня — чу­довищные по размеру пространства сгоревших трав. Я так и не смог разузнать, поджигается ли сухая трава местными жителями преднамеренно, или пожары — это случайность либо следствие небрежности, «игры с огнем», но все в один го­лос утверждают, что на месте этих пожарищ вырастает позднее лучшая, чем прежде, трава.

В 7 часов вечера мы прибыли в Аргури и спешились на часок у Степана Мелика, который выразил свою радость по поводу нашего посещения тем, что угостил нас истинно армянским сытным ужином, приготовленным для нас зара­нее, а в 8 часов мы были уже в наших любимых монастырских кельях.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

Поляризованные скалы у Св. Якова

Отныне наши мысли были направлены на предстоящее вскоре расставание со ставшим для нас столь дорогим местом пребывания. Господин Федоров зани­мался упаковкой астрономических инструментов, работой, для которой при всех его знаниях и сноровке только из-за сложности укладки райхенбаховского теодо­лита потребовалось два полных дня. Господин Бехагель с целью проведения не­которых еще отсутствующих барометрических наблюдений выразил желание уже 30 октября в сопровождении казака и проводника из Аргури отправиться через Эчмиадзин в Эриван. Я тоже полагал, что мой дневник научных наблюдений на Арарате можно считать завершенным, когда случайность позволила мне сделать одну очень важную находку. Я еще не бывал на расположенных прямо напротив монастыря высотах правого склона долины, и хотя ничего особенного там не ожи­далось, у меня возникло желание подняться туда, чтобы и оттуда посмотреть еще раз на обе горы; когда я смотрел на Арарат, я всегда ощущал какую-то омо­лаживающую радость, чувство внутреннего подъема. Я вышел на участок прямо к югу от монастыря, находящийся на 894 ф. (290 м) выше Св. Якова или на вы­соте 6876 пар. ф. (2233 м) над уровнем моря, здесь я решил всего лишь уточ­нить с помощью компаса местоположение Малого Арарата; когда же для удоб­ства я установил прибор на большой обломок лавы, то обнаружил совершенно ошибочное направление; я щелкнул по стрелке и при этом случайно сдвинул компас на другое место, выяснив, что здесь стрелка застыла в другом направ­лении: на небольшом участке величиною с ладонь на северном конце камня стрелка показывала то на север, то на северо-запад, то на юг, то на восток, — короче, во все возможные стороны света. Не было сомнений, что передо мною на­ходится магнитная скала; я поспешил к другой скале — их поблизости было ог­ромное количество — и обнаружил у большинства из них это магнитное свой­ство. Сие открытие меня очень обрадовало, но я был раздосадован, что не со­вершил его раньше, так как оно было достойно самого тщательного изучения; одновременно во мне заскреблась мысль-сомнение, что, возможно, глыбы вокруг Св. Якова и, вероятно, даже обтесанные плиты обладают магнитной силой и что тем самым все мои ранние многотрудные исследования, основанные на отклоне­нии стрелки компаса, окажутся непригодными; и, тем не менее, я уже не мог вы­брать время, дабы глубже изучить мое открытие и восполнить данную потерю; к этому времени вернулся господин Бехагель, и наши одновременные измерения в последние часы перед моим отъездом были подсчитаны и подытожены. Правда, меня утешала мысль, что измерения по компасу проводились мною не только в большом зале на значительном и почти одинаковом отдалении от четырех стен, окружавших монастырский двор, но и неоднократно вне его стен, и всегда ре­зультаты этих измерений совпадали с точностью до минуты. Вскоре тщательная проверка показала, что холм рядом с монастырем, где я работал с компасом, не содержит ничего от магнитных пород, а полностью покрыт вулканическим пес­ком, землей и обломками красной рассыпчатой лавы, которая также никак не воздействовала на магнитную стрелку. В монастыре я подносил очень чувстви­тельный компас непосредственно ко многим камням в стенах церкви, но также не обнаружил ни малейшего магнетизма; обтесанные камни кладки и по внеш­нему виду не были похожи на виденные мною магнитные скалы.

Дабы получить более точные сведения о распределении магнитных полюсов на поляризованных камнях, я устанавливал свой компас посередине камня и ви­зировал северный конец стрелки непосредственно на вершину Малого Арарата, которая была расположена по отношению ко мне почти прямо на юг; на семи больших камнях я проделал одинаковые измерения, перемещая компас в разных направлениях и наблюдая показания стрелки... Эти камни имели три-четыре фу­та (1-1,2 м) в диаметре, но точки, в которых магнитная стрелка меняла свое направление, как бы входили в круг диаметром в пол-локтя, основные же колеба­ния стрелки можно было заметить в пределах окружности диаметром в локоть; к краям камня магнитное влияние на стрелку в основных направлениях также фиксировалось, но на расстоянии нескольких локтей от камня полностью исче­зало. Обломки скал, обладающие магнитным полем, были среди прочих следую­щие: черноватый порфир с довольно нежно вкрапленным стеклянным полевым шпатом и другими невыясненными следами расплавленной вулканической лавы. Все эти массы были настолько тверды и прочны, что я так и не сумел отбить из нужного места хоть один кусок; мне удалось это сделать только с острогранными глыбами, чья поляризованность была меньше, чем у валунов, хотя и два по­люса при этом отчетливо различались; и даже сейчас, спустя годы, этой магнит­ной силы достаточно, чтобы, поднеся образец породы к магниту, добиться от­клонения стрелки на 15—20°.

На некоторых камнях, которые были очень похожи внешне на исследуемые мною и находились неподалеку, я ничего не обнаружил, на иных — очень слабую поляризацию, может быть потому, что та часть камня, которая обладала большей магнитной силой, находилась в момент измерения внизу, под камнем; внешний вид камня, вероятно, не имел никакого значения, так как я находил круглые, многогранные и плоские камни с поляризацией и без оной. Это, однако, не означает, что все скальные массы сходной породы обладают магнитной по­лярностью; подтверждение этому я получил измерением многих обломков, лежа­щих в беспорядке на скалистом склоне долины и не обладавших ни малейшей полярностью; не было магнитной силы и у толстого слоя черной лавы, растекшей­ся далеко и широко в долине реки.

Господин профессор Гебель был столь любезен, что проверил на содержание железа два равных по величине и внешне очень похожих обломка, один из кото­рых обладал магнитной силой, а другой нет, и обнаружил, что оба образца по­роды содержат железо в значительной мере: обладающая полярностью порода имела в составе 10,7%, а порода, не обладающая магнитным свойством, — 10,4% окиси железа. Что касается наличия в камне железа как окисла, то, соответственно — 9,58% и 9,33%. В любом случае это еще одно оче­видное доказательство того, что хотя железо является всеобщим условием для наличия в горной породе магнитной силы, величина этой силы больше зависит от степени оксидации металла и его агрегатного состояния в отношении к осталь­ным составным частям, нежели от его массы.

31 октября все было готово к отъезду...

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Pandukht]

КОММЕНТАРИИ

1 — Экспедиция Ф. Паррота прибыла в монастырь Св. Якова на Арарате вечером 11 сентября 1829 года.

2 — «Аргури для правоверных армян имеет в религиозном смысле особое значение. Дело в том, что согласно легенде — это место поселения Ноя после того, как он со своей семьей и всеми животными вышел из ковчега и спустился с горы (Бытие, 9, 20): «Ной начал возделывать землю, и насадил виноградник».

И вот что примечательно: сооружение церкви относится хотя и к неизвест­ным, но очень древним временам; отчетливую связь с этим эпизодом имеет и армянское название деревни — «арганел» по-армянски означает «сажать, са­дить», «арг» — «он посадил», а «урри» — лоза, то есть по меньшей мере вы­шеупомянутая легенда не является современной выдумкой» (Ф. Паррот, сс. 109-110).

Для уточнения написания названия деревни Акори Ф. Паррот делает не­большую сноску: «Армяне из простых произносят Акури, татары — Ахури, по­этому многие чужестранцы говорят и пишут так же, а у древних писателей бы­ло Аргури» (с. 110).

Здесь и далее для сохранения верности подлиннику названия армянских реа­лий переданы в транскрипции Ф. Паррота.

Стилистически первая часть книги Ф. Паррота в отличие от второй, строго научной, выдержана в пределах жанра научно описанного путешествия; язык первой части традиционно академичен, с большими периодами-предложениями на полстраницы, столь свойственными немецкому языку науки начала и середины XIX века. В то же время, отдавая дань требованиям жанра путешествий, Ф. Пар­рот нередко ориентируется на существовавший в этой сфере литературный этикет практически на всех уровнях организации текста и языковой иерархии, смягчая ритуальные композиционные ходы и выражения, свойственные жанру путешест­вий, небольшой дозой иронии.

Расценивая «Путешествие на Арарат» Ф. Паррота как научно-литературный памятник во всем комплексе его культурно-исторического бытования, в перево­де не предпринимались попытки осовременивания, беллетризации либо «приче­сывания» текста из эстетических, политических и прочих соображений. Верность подлиннику, как в плане содержания, так и в плане выражения представлялась переводчику наиболее важной, что, вероятно, и объясняет наличие в переводе синтаксических и стилистических германизмов, которые, несомненно, мало спо­собствуют его занимательности и удобочитаемости. Однако в какой мере удалось сохранить стиль без стилизации — судить уже читателю.

3 — Пар. ф. — парижский фут. Используемая Ф. Парротом система мер и весов не соответствует принятой сегодня в большинстве стран мира метрической, а произведенные им измерения в пересчете на метрическую систему и в сравнении с современными данными содержат нередко определенные погрешности, объ­ясняемые качеством измерительных приборов. Для измерения расстояний и высот Ф. Паррот употребляет:

1 верста = 500 саженей = 1066,8 м (величина версты в зависимости от величины сажени неоднократно менялась);

1 парижский дюйм = 27,07 мм;

1 парижский фут = 12 пар. дюймов = 32,48 см;

1 русский дюйм (короче французского, соответствует английскому) = 25,4 мм;

1 русский фут = 1/7 сажени = 12 дюймам = 0,3048 м, отменен в 1918 г.

Ф. Паррот использует французский фут как наиболее стабильный, так как, например, немецкий фут имел в разных районах Германии разную величину, су­ществовало до ста величин немецкого фута.

Для удобства читателя в тексте перевода в скобках даются при необходимо­сти все расстояния и высоты в метрической системе мер.

Барометрические и тригонометрические измерения производились в основ­ном Ф. Парротом и В. Ф. Федоровым, учеником акад. В. Я. Струве, будущим профессором астрономии, с 1837 г. ректором Киевского университета, основате­лем Киевской обсерватории. Как утверждают специалисты-географы, университет снабдил экспедицию Ф. Паррота первоклассным по тому времени оборудованием — двумя точными хронометрами, купленными у Адмиралтейства, астроно­мическим теодолитом, секстантом, телескопом и прочими инструментами, приоб­ретенными у Петербургской Академии наук. С их помощью было возможно про­изводить точное астрономическое определение места, барометрическое и триго­нометрическое определение высоты, наблюдать качание маятника. Большую часть физических приборов экспедиции изготовил тартуский университетский механик Брюкнер: совершенный маятник, десятидюймовый компас, три путевых барометра и небольшие весы.

Экспедицию финансировало правительство, отпустив 1600 рублей серебром на покупку инструментов и оплату дороги В. Федорова, так как последний вос­питывался в университете за счет государства (Э. Ю. Брик. Араратская экспеди­ция Ф. Паррота. В журнале: «Вопросы истории естествознания и техники», выпуск 1 (34), М., 1971, с. 53). Э. Ю. Брик здесь не совсем права в отношении финанси­рования. Действительно, правительство полностью взяло на себя обеспечение путешествия, а 1600 рублей серебром — это сумма, обозначавшая стоимость ин­струментов и дорожные расходы В. Ф. Федорова, о чем сказано в начале книги Ф. Паррота: «Одновременно поступило 1600 рублей серебром на инструменты и дорожные расходы для господина Федорова» (с. 5). Денег же на путешествие по­требовалось, разумеется, значительно больше: издержки университета на участие в экспедиции В. Ф. Федорова составили 4940 рублей серебром, на научное обес­печение всей поездки — 12000 рублей серебром, а остальная сумма, видимо, порядка 50-60 тысяч рублей была субсидирована не университетом и в его до­кументах не отражена, — вся эта сумма выделялась по специальному распоря­жению императора (см.: Ф. Паррот. Праздничная речь по случаю дня коронации его императорского величества, самодержца всея Руси Николая Павловича, с. 14). Речь эта была произнесена Ф. Парротом в его бытность ректором Тартуского университета 22 августа 1831 года по случаю пятилетия коронования Николая I-го. В речи много места уделено финансовому состоянию университета.

4 — Высота Монблана 4807 м.

5 — Турнефор, Жозеф де Пит (1656-1708), французский ученый, про­фессор ботаники и медицины, член Парижской Академии наук; путешествовал по Западной Европе, Турции, Армении, Грузии, собрал и описал свыше 1300 новых видов растений. По материалам путешествия издал в Лионе в 1717 г. «Со­общение о путешествии Пита де Турнефора на Левант» в трех томах.

6 — Мориер, Джеймс (1780-1849), английский дипломат, писатель, мно­гие годы формировавший английское общественное мнение в отношении Персии. Родился Дж. Мориер в Смирне, его отец был генеральным консулом в Леванте и в Константинополе. Дж. Мориер начал заниматься дипломатической деятель­ностью в 1807 г. в Тегеране. Перу Дж. Мориера принадлежат две книги путеше­ствий в Персию, Армению, Малую Азию, сатирическая повесть «Приключения Хайи Баба из Исфагана» и ее продолжение «Приключения Хайи Баба из Исфагана в Англии» (1824, 1828); «Путешествие в Персию, Армению, Малую Азию и Константинополь, совершенное в 1808-1809 гг.» (Париж, 1813); «Второе пу­тешествие в Персию, Армению и Малую Азию, совершенное в 1810-1816 гг.» (Париж, 1818).

7 — Дж. Мориер явно недооценил местных жителей: из шести человек, впер­вые поднявшихся на Арарат, трое были армяне, двое — русские, один — немец.

8 — Задачей Турнефора являлось описание флоры Армении, восхождение на Арарат в его основные планы не входило.

9 — Эшшольтц, Иоганн Фридрих, принимал участие в качестве корабель­ного врача во второй (1815-1818) и третьей (1823-1826) исследовательских экспедициях Отто фон Коцебу.

10 — Принадлежащее Ф. Парроту описание монастыря Св. Якова является, бесспорно, чрезвычайно интересным, так как через десять лет монастырь был раз­рушен землетрясением и погребен горным обвалом в 1840 г.

11 — По пути в Армению Ф. Паррот задержался на 3 месяца в Тбилиси из-за чумы, которая свирепствовала во всем Закавказье. В Армению Ф. Паррот прибыл через пять с лишним месяцев после выезда из Тарту.

12 — Ночной привал во время предыдущего восхождения был устроен на высоте 12346 пар. ф. (4010 м).

13 — Швейцарский ученый Эдуард Имхоф, работавший в Турции консуль­тантом-топографом, совершил в 1954 г. восхождение на Арарат и дал очень ин­тересное описание вершины: «Арарат — ни с чем несравнимая гора. Разумеет­ся, всего 5165 метров высоты, но она уникальна по форме и расположению. Ара­рат возвышается над широкой равниной как огромный конус. Его основание с западной стороны имеет 1700 м над уровнем моря, а с восточной — всего 800. ...Профильная линия горы с западной стороны повышается сначала медленно, а потом круто на 3500 метров и ниспадает с другой, восточной стороны на 4500 метров до самой долины Аракса. Древнейшая вершина этого конуса, по всей ве­роятности, еще в доисторические времена была уничтожена в результате извер­жения и эрозии. Сегодняшняя вершина напоминает по форме разрушенную и от­шлифованную зубную коронку. Полукруг волнообразно подымающихся и опус­кающихся ледовых холмов окружает фирн вершины, который к северо-западу и северу истощается. Две самых высоких точки — куполообразный Пик Паррота и находящаяся двенадцатью метрами ниже восточная вершина, имеющая форму плато, связаны между собой снежным коромыслом. Лед, покрывая вершину со всех сторон ледяным панцирем, как бы растекается маленькими глетчерами по склонам на флангах и по ущелью скального разлома подошвы. Особенно крута и сильно изрезана северо-восточная сторона. Огромный котел, образовавшийся в результате эрозии, — долина Якова, здесь она глубока и обнажает чуть ли не внутренности вулкана, кратер которого находится метров на тысячу выше.

Склоны Арарата в нижней части более пологи, потому что здесь лавовым потоком вынесло на скальную основу каменный мусор и щебенку. То, что изда­лека напоминает выкроенный подол платья, состоящий из осыпей и пастбищ, оказывается вблизи нагромождением сотен бугров, маленьких хребтов и гребней. Здесь и там возвышаются до удивления хорошо сохранившиеся малые кратеры.

Арарат стоит на перекрестке двух тянущихся дальше вулканических цепей. Рядом, северо-западнее от вершины, включаясь в основной массив горы, лежит плоская головка Кип-Гела с высохшим озером в кратере. На юго-востоке возвы­шается силуэт горы, еще более сужающейся к вершине, — правильный конус Малого Арарата (3925 м). Все три возвышенности лежат на протянувшемся с северо-запада на юго-восток разломе. Заметным следствием этого геологического сдвига является поразительная разница в высоте поверхности нагорья по обе сто­роны горы. На втором разломе, идущем с северо-востока на юго-запад, находят­ся, кроме Арарата, вулканы Тендюрек Даги, Супан Даги и Немрут Даги на озе­ре Ван.

Возникновение и основной период деятельности Арарата падает на ранний третичный период (плиоцен). Вулканические отвалы покрыли и «укутали» гору большими и малыми альпийски подвижными третичными глыбовыми и фалдовы­ми горами из девонического и карбонического материала. Вулкан состоит из черной горной породы, 80% которой — стекло; из-за выветривания вулканическая порода приобретает темно-фиолетово-коричневую или красноватую окраску. В некоторых местах обнаруживается в большом количестве серный колчедан (пи­рит), выветрившийся до светлого порошка. Как показывают верхние слои лавы, Арарат был в делювиальный период еще действующим вулканом. В исторические времена нет сведений ни об одном извержении. Вышеупомянутый Тендюрек, что означает «дымящийся очаг», находится всего в 50 км к юго-западу и курится по сей день». (По книге: Ф. Паррот. Путешествие на Арарат. Лейпциг, 1985, сс. 255-256).

Длина Араратской долины составляет 90 км, высота — от 850 до 1000 м над уровнем моря. Основание Большого и Малого Арарата имеет в окружности около 130 км, снежный покров на Б. Арарате начинается с высоты 4250 м. На Б. Арарате около 30 ледников, самый крупный из которых (ледник Св. Якова) имеет более 2 км в длину. Что касается высоты Б. Арарата, то в словарях и эн­циклопедиях встречается разночтение, например, БСЭ (1970 г.), Энциклопедический словарь географических названий (1973 г.), Большой Лярусс (Франция, 1960), Польская энциклопедия (1979 г.) указывают 5165 м, а Краткая географическая энциклопедия (1960 г.), Шведская энциклопедия (1947 г.), Майер лекси­кон (ГДР, 1971 г.) — 5156 м.

14 — Алагез, тюркская форма названия армянской горы Арагац — самой высокой точки Закавказья (4090 м). Первое описанное восхождение на Арагац совершили X. Абовян и М. Вагнер в начале 40-х годов XIX века, до них на один из четырех пиков Арагаца — северный — поднялся чиновник русской горной службы Хартерон.

15 — Далее в продолжении главы «Третий поход к вершине Большого Ара­рата» рассказывается о попытке подставить под сомнение факт покорения вер­шины (см. подробнее: П. Акопян. Восхождение. «Литературная Армения», 1984, № 10, сс. 53-58).

16 — Ф. Паррот употребляет везде «Кульпи», а К. Шииман — «Кульпе».

17 — Темминк, Конрад Якоб (1778-1858), известный зоолог; Паллас, Петер Симон (1741-1811), медик, зоолог, натуралист.

18 — Для достижения своих геополитических целей царское правительст­во использовало разные средства. Одним из таких средств была политика куль­турной колонизации, активно применявшаяся со времен Петра I-го, для чего, соз­давая льготы вновь образованным колониям, правительство содействовало пере­селению тех или иных национальных групп в необходимые регионы. В частности, таким способом создавались армянские колонии в Крыму, на Дону, в Астрахани, немецкие колонии в Поволжье, в Крыму, на Северном Кавказе. В начале XIX века началась культурная колонизация Закавказья европейскими переселенца­ми. Кампания эта не приобрела той широты, на которую рассчитывало царское правительство, но, тем не менее, большая группа немецких вюртембергских ко­лонистов направилась в Закавказье. После двухлетнего нелегкого путешествия группа из 100 семей добралась до Тбилиси и расположилась в долине Борчала по дороге на Сигнахи, другая группа - в непосредственной близости от Тбилиси, третья — у Елизаветополя (Гандзак).

Фридрих Паррот встретил в первый раз немецких колонистов на ереванском базаре: «...По базару шли две вюртембергские женщины с пятью детьми и го­ворили между собой на чистейшем швабском диалекте, не подозревая, что в этой сутолоке и толчее может найтись чувствительное к их языку ухо» (с. 233). О бы­те немцев-колонистов и о своем посещении Катариненфельда Ф. Паррот рассказы­вает в специальной главе «Немецкие колонисты южнее Кавказа».

19 — Далее в оригинале следуют главы: «Курды», «Несториане», «Охота в долине Аракса», «Каменные плиты с надписями в Св. Якове», «Волки на Ара­рате», «Речка Аргури», «Следы всемирного потопа на Арарате», «Татарские се­ла», «Содержание соли в почвах долины Аракса», «Армянский обед», «Архиманд­рит монастыря Св. Якова».

20— Имеется в виду пародийно-ироническое отношение сардара к установ­ке мемориальных стел, знаменующих славу русского оружия.

Профессор Арцруни в докладе в Обществе геологии в Берлине в конце XIX века коснулся темы захоронения на дне кратера Малого Арарата. Об этом же писал и Макс Эбелинг: «Во время нашего восхождения мы достигли вершины конусовидного вулкана 5 октября 1897 года около 16 часов. Здесь представляли интерес многочисленные фульгариты (следы от ударов молний в горной породе), которые как сеть покрывали кратер». М. Эбелинг спустился в кратер и нашел там, в 80 метрах юго-восточнее пика, так называемое захоронение. Многочислен­ные призматические каменные плиты андезитовой лавы длиною от одного до по­лутора метров образовывали каменный холм высотою в два метра, на котором ряд камней стоял вертикально. В диаметре этот каменный холм составлял 6 мет­ров. М. Эбелинг обнаружил две плиты с арабскими надписями, которые просто перерисовал частично и отдал на расшифровку проф. Эйтингу из Страсбурга, прочитавшему конец надписи: «Исмаил», «1180 год», что соответствует 1774 го­ду нашего летосчисления. По М. Эбелингу, — это просто надгробный камень, но цель установки его на вершине Малого Арарата не совсем ясна, хотя можно предположить попытку «застолбить» исторически подтверждаемое право (нали­чие могил) магометан на территорию, искони заселенную армянами.

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[SAS]

Уважаемый Пандухт, если многие из нас здесь точат лясы, то вы ведете целенаправленную и очень полезную работу. Спасибо вам за это.

Но... Все ваши материалы разбросаны по разным разделам и со временем затеряются "в кипе бумаг".

Поэтому у меня есть предложение к вам и просьба Админу.

Адмн создает специальный ПОДРАЗДЕЛ(условное название- Библиотека Пандухта) для вас, а вы со временем переместите туда все эти материалы.

[Pandukht]

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Книга Фридриха Паррота¹ «Путешествие на Арарат» впервые вышла в свет на немецком языке в 1834 году в Берлине. В 1845 г. был издан английский перевод книги, в 1985 году в сокращенном виде сочинение Ф. Паррота было пе­реиздано в ГДР в серии «Классические путешествия» под редакцией и с после­словием Марианне и Вернера Штамс.

Оригинальное издание 1834 г. состоит из двух частей; первая часть (262 стр.) содержит описание путешествия с четырьмя иллюстрациями Ф. Паррота, вторая часть (198 стр.) посвящена научной программе путешествия, обобщению его результатов и представляет сугубо специальный интерес. В оглавлении к первой части Ф. Паррот делит содержание на 49 глав, однако поглавное члене­ние в самом тексте не сохранено (в издании 1985 г. редакторы наряду с сокра­щениями разделили текст на главы, давая им названия, редко соответствующие авторским). Армянский материал книги начинается восьмой главой «Путешест­вие из Тифлиса к Арарату» и завершается сорок второй главой «Возвращение в Тифлис» (всего около 150 страниц).

В главах 1-7 рассказывается о подготовке к путешествию, о маршруте (Дерпт, Псков, Витебск, Смоленск, Вязьма, Калуга, Орел, Курск, Харьков, Бахмут, Новочеркасск, затем остановка в калмыцких степях, измерения в Кума-Манычской впадине для выяснения, существовала ли ранее связь между Чер­ным и Каспийским морями, далее по Военно-Грузинской дороге до Тбилиси, по­ездка в Кахетию); много места уделено описанию Грузии, в частности Тбилиси и окрестностей, климата, культуры земледелия (Паррот даже прилагает собствен­норучные рисунки тех или иных сельскохозяйственных орудий). С Грузией свя­заны и последние главы 43-47, в которых описывается жизнь немецких коло­нистов Закавказья, путешествие Паррота через Имеретию и Мингрелию к Чер­ному морю.

Ниже приводится список «армянских» глав книги Ф. Паррота, который поз­волит читателю составить общее впечатление об их содержании и объеме.

8. Путешествие из Тифлиса к Арарату - 72

9. Долина Аракса - 76

10. Монастырь Эчмиадзин -77

11. Духовенство. Религиозная принадлежность армян - 98

12. Долина Аракса - 103

13. Село Аргури -108

14. Баязетский паша - 112

15. Монастырь Св. Якова на Арарате - 115

16. Всеобщее описание Арарата - 117

17. Изображения Арарата - 121

18. Первый поход к вершине Большого Арарата - 128

19. Легенда о Святом Якове - 134

20. Второй поход к вершине Большого Арарата - 137

21. Обстановка в Св. Якове - 147

22. Третий поход к вершине Большого Арарата - 154

23. Свойства скал на Арарате - 178

24. Вегетация на Арарате - 180

25. Граница снегов на Арарате - 185

26. Солерудник Кульпи - 188

27. Курды - 196

28. Несториане - 196

29. Охота в долине Аракса - 200

30. Каменные плиты с надписями в Св. Якове - 205

31. Волки на Арарате - 206

32. Речка Аргури - 206

33. Следы всемирного потопа на Арарате - 207

34. Татарские села - 209

35. Содержание соли в почвах долины Аракса - 213

36. Армянский обед - 215

37. Архимандрит монастыря Св. Якова - 216

38. Восхождение на Малый Арарат - 218

39. Могилы и надписи на каменных плитах на его вершине - 223

40. Поляризованные скалы у Св. Якова - 228

41. Эриван - 232

42. Возвращение в Тифлис - 234

Предложенные вниманию читателя отрывки содержат перевод из следующих глав оригинала: 17-22 (сс. 127-166), 26 (сс. 188-193), 38-40 (сс. 218-232).

Если бы Арарат не был в действительности одной из красивейших вершин мира, легендарное бессмертие обеспечило бы ему упоминание в Ветхом Завете как о месте остановки Ноева ковчега. Отсюда и естественное стремление уви­деть Арарат как послепотопную «колыбель человечества» и столь же естествен­ное для многих ученых и просто верующих желание найти подтверждение версии о ковчеге. Но сведения об Арарате в текстах древнего мира, античности, армян­ских рукописях были недостаточны и малодоступны, а попасть в Армению тогда, когда интерес к Арарату объяснялся религиозными интенциями, было до край­ности сложно — утратившая независимость христианская Армения из-за полити­ческого герметизма Турции и Персии находилась в железных тисках мусульман­ства, поэтому известия об Арарате в средние века носили в основном устный ха­рактер, передавались купцами и миссионерами.

У подножия Арарата был в 1254 г. фламандский путешественник Виллем Руйсброк; Марко Поло (1254 - 1324), проходивший через Армянское нагорье в начале 70-х годов ХIII века, упоминает о существовании ковчега и описывает Арарат как огромную гору, покрытую вечным снегом и по этой причине недоступ­ную, Марко Поло отмечает, что обойти гору вокруг можно лишь за два дня.

Один из миссионеров, мистик Йоганнес Руйсброк (1293-1381), писал: «Никто не может подняться на Масис, потому что это матерь земли»². Член дат­ского посольства в Персию, Адам Олеарий в своем «Описании нового восточного путешествия» (1647) отмечал: «Кавказ упирается в Армянские горы, где находится Арарат», «гора Арарат... на вид кажется выше Кавказа и самой высокой из гор, которые мы видели за все время путешествия; гора состоит сплошь из черного и грубого камня, летом и зимой ее вершина покрыта снегом». Французский путе­шественник Жан Шарден («Дневник путешествия шевалье Шардена в Персию и другие края Востока», 1711), направляясь в Персию, в марте 1671 года из зане­сенного снегом Тбилиси приехал в Ереван — «большой город на равнине, окру­женный со всех сторон горами» и «не имеющий ни одного красивого дома». «В двух милях от Эривана расположен известный монастырь трех церквей, величай­шая святыня армянских христиан — Ич-миазим». «В 12 милях от Эривана на­ходится знаменитая гора, на которой, как верит каждый, остановился Ноев ков­чег, но никто не имеет на то достаточных доказательств».

В 1700-1702 гг. Ж. П. Турнефор (см. прим. 5) вместе с немецким врачом Гунделсхаймером, французским художником Обрие совершили путешествие в Грецию и Малую Азию, после чего Ж. Турнефор издал трехтомную книгу о сво­ем путешествии. Как ботаник Турнефор поднялся на Арарат лишь до зоны веч­ных снегов — границы вегетации.

Имевшиеся к началу XVIII века сведения об Арарате были обобщены в «Большом универсальном словаре всех наук и искусств» (1732). В словарной статье значилось: «Знаменитая и очень высокая гора», «...расположена на пус­тынной равнине, свободная со всех сторон», «ландшафт на Арарате особенный, ,..в долине течет река. Земля здесь должна быть плодородной...»

В течение XIX века попытку покорения Арарата совершили, по меньшей ме­ре, 30 экспедиций, из коих 21 увенчалась успехом, и на вершине побывало более 100 человек. С 1833 по 1835 гг. на Арарат было совершено 5 восхождений. В 1833 г., видимо в мае, русский художник по фамилии Путилов один пытался подняться на вершину, но наступившая ночь, метель и усталость заставили его повернуть назад. В это же время, взбудораженный известием о покорении Монблана, решил направиться к Арарату чиновник из Тбилиси К. Спасский-Автоно­мов. В Тбилиси он встретился с Путиловым, последний посоветовал ему исполь­зовать для подъема более длинный, но удобный юго-западный склон. Группа К. Спасского-Автономова вышла из Акори 4 августа (по стар. ст.) 1833 г. и заноче­вала в том же месте, что и экспедиция Паррота. 5 августа в 6 часов утра К. Спасский-Автономов в сопровождении двух крестьян из села Акори начал восхожде­ние, в 12 часов дня группа достигла вершины. Араратская долина была в тума­не, но К. Спасский-Автономов отчетливо разглядел гору Арагац, озера Севан, Ван и Урмия.

Осенью 1834 года на Арарат поднялся известный английский археолог Генри Раулинсон (1810-1895) — в то время майор персидской армии. Летом 1835 года удачное восхождение на Арарат совершил немецкий колонист Карл Беренс, отметивший, что установленный Ф. Парротом крест почти по самую верхушку ушел под снег — это свидетельствовало о нарастании ледника.

В 1842-1843 гг. в 23 и 26 выпусках серии «Путешествия и описания стран в древние и новые времена» вышло «Путешествие по России за Кавказский гор­ный перешеек в 1836, 1837 и 1838 годах Карла Коха». К. Кох в двух больших томах (542 и 559 стр.) очень подробно описывает свое путешествие с того момента, как он сел 5 мая 1836 года в почтовую карету, отправляющуюся из Йены в Наумбург, и до возвращения в Йену 16 мая 1838 г. В предисловии к первой книге автор пишет: «Я был счастливее Диогена с фонарем и нашел в кав­казских странах... много настоящих людей и среди них много русских, которым дано предрасположенное ко всякому добру и чувствительное сердце. Им я бес­конечно благодарен...» (вып. 23, стр. IX). В мае 1837 года К. Кох находился у подножия Арарата, но болезнь уложила путешественника в постель на 16 недель. Восхождение не состоялось.

Почти одновременно на Арарате побывали натуралист Моритц Вагнер и геолог из Тарту Герман Абих. М. Вагнеру, находившемуся на Арарате в 1843 и 1844 гг. и беседовавшему с оставшимися в живых после землетрясения 1840 г. жителями Акори о разрушении монастыря Св. Якова и деревни, принадлежит версия о вулканической причине катастрофы: М. Вагнер считал, что землетрясе­ние и обвал сопровождались извержением потока лавы и сильным паровым вы­бросом через один из боковых кратеров. Отсутствие родников на Арарате (в от­личие от Арагаца, богатого ими), по мнению Вагнера, также подтверждало, что внутри горы происходят высокотермичные процессы, что под горой есть озеро, куда и просачивается ледниковая вода. Концепцию извержения из бокового кра­тера, имевшего место 2 июля 1840 г., когда подземные толчки были отмечены в Ереване, Нахичеване, Баязете и Маку, поддерживает Ф. Наварра, по мнению которого следы лавы были видны еще в 50-е годы XX века, Ф. Наварра указы­вает также, что в результате землетрясения в названных городах было разруше­но свыше 6 тысяч домов, полностью были уничтожены монастырь Св. Якова и село Акори, из 2 тысяч жителей последнего в живых осталось всего около 100 человек (Ф. Наварра. Я нашел Ноев ковчег. Франкфурт-на-Майне, 1957, сс. 62-65).

Герман Абих был одним из тех ученых, кто отдал изучению Кавказа и, в частности, Армении много сил и времени — 18 лет. Кроме трехтомного капиталь­ного труда и большого количества прижизненных публикаций работ Г. Абиха о Кавказе, вдовой ученого был издан в Вене в 1896 г. двухтомник его кавказских писем. Весной 1844 г. Г. Абих прибыл в Ереван. В письме матери от 24 апреля 1844 г. он сообщает о том, кто, кроме Карла Ценка, сопровождает его в Арме­нии: «...Абовян, о ком вы узнали из путешествия Паррота, — везде со мной; он в Армении в действительности высокоуважаемый и знаменитый человек, пылаю­щий любовью к своему народу и посвятивший всю свою деятельность без остат­ка его просвещению» (Герман Абих. Из кавказских стран. Письма путешествен­ника)³. В группу Абиха входили лейтенант Соколов, топограф Бугучин и перевод­чик — немецкий колонист Петер Ней. В следующем письме от 5 - 17 мая 1844 г. Абих делится с матерью первыми впечатлениями: «Сегодня утром я впервые увидел и полчаса рассматривал в подзорную трубу эту одинокую, но неописуе­мо красивую гору в ее величавом сиянии. Во всем мире не существует ничего прекраснее, чем эта двойная башня великолепной горной натуры. Все вулкани­ческие горы, которые мне приходилось видеть до сих пор, бледнеют от ее блес­ка: Этна тянет на прислужника-вассала, Везувий выглядит незначительным хол­миком. Где еще можно найти такое многообразие, такое — при всей соразмер­ности и упорядоченности — развитие целого? Где еще можно обнаружить подоб­ную гармонию двух горных вершин, образующих систему и (в смысле их взаим­ной отдаленности друг от друга) находящихся с поразительной точностью имен­но на границе, которая создает это гармоническое единство? Где еще, кроме Арарата? Может быть, в Андах? Но где еще, кроме Арарата, есть такая священ­ная земля, как эта, откуда ширится во все стороны мир памяти человеческой? У Алагеза? Нигде на белом свете» (т. 1, с. 73). Первую попытку покорения вер­шины 19 августа 1844 г. пришлось отложить из-за снежной бури; экспедиция Абиха покорила Арарат лишь через год — 27 июля 1845 года.

18 сентября 1846 г. впервые из чисто альпинистского интереса вершину покорил Данби Симур в сопровождении X. Абовяна. Научно-практические цели преследовала большая экспедиция под руководством И. И. Ходзько (впоследст­вии генерал-полковник), занявшаяся уточнением тригонометрических измерений. В июле—августе 1850 г. группа И. И. Ходзько в составе 6 офицеров и 60 сол­дат долгое время находилась на Арарате, определив при этом точную высоту 122 закавказских вершин. В экспедицию И. И. Ходзько входили: востоковед И. В. Ханников, этнограф П. К. Услар, капитан топографического корпуса Алек­сандров, директор физической обсерватории в Тбилиси А. Ф. Моритц, перевод­чик П. Шароян, топограф Сидоров и др. 25 июля на вершине тремя солдатами была установлена для тригонометрических измерений сигнальная штанга и на­чались многодневные метеорологические и тригонометрические исследования и расчеты. Затем группа с двумя армянами-проводниками, уже сопровождавшими Г. Абиха, — это были жители деревни Нор-Акори — пошла на восхождение. Од­нако снежная буря задержала восходителей, и лишь 6 августа Арарат был по­корен. На западной части вершины, носящей уже название Пик Паррота, был ус­тановлен деревянный крест с медной табличкой, на которой указывались имена участников экспедиции. С 7 по 12 августа группа вела на вершине соответствую­щие наблюдения и необходимые измерения. В это время члены экспедиции жи­ли в утепленных коврами палатках, установленных внутри ледяных келий-нор. По свидетельству И.. И. Ходзько, при ясной погоде обзор с горы был просто «фан­тастическим»: на севере на расстоянии 435 км был виден Эльбрус, а на расстоя­нии 340 км — Казбек. Было уточнено, что высота Арарата, определенная Парротом барометрическим способом, содержала погрешность в 408 пар. ф. (133 м), а погрешность тригонометрического измерения В. Федорова составляла 210 пар. ф. (68 м).

Три офицера английского штаба в Анатолии - А. Дж. Фрэзер, Джон Эванс, Роберт Стюарт и самостоятельно путешествующие Уортер Тэрсби и Джеймс Тиоболд в сопровождении проводника-курда по имени Иссак-бей начали 11 июля 1856 г. восхождение на Арарат с турецкой стороны. Дальше линии снегов про­водник идти отказался; Фрэзер начал штурм вершины по юго-восточному склону, Эванс, Тэрсби и Тиоболд — по южному, Стюарт — по северо-западному. 12 июля группа и Стюарт достигли вершины и к 18.30 вернулись в лагерь, а Фрэ­зер пришел только к полуночи. Новое восхождение совершили Тэрсби и Стюарт 13-14 июля в сопровождении двух молодых курдов.

Следующее восхождение начали через 12 лет опытные горновосходители (впоследствии они станут известны как покорители Казбека и Эльбруса), члены Лондонского альпклуба Даглас Фрешфилд и Такер в ночь 26 мая 1868 г. К ут­ру Фрешфилд ощутил приступы горной болезни и повернул назад, а Такер про­должил путь вместе с проводником из местечка Шамони Франсуа Девуассу и 27 мая достиг своей цели.

12 сентября 1878 г. в 14.25 покорил вершину без чьей-либо помощи Джеймс Брайс, шедшие с ним курды и казаки, испытывая трудности с дыханием, оставили его одного на высоте 13600 ф. (4417 м). Восхождение Джеймса Брайса от­личалось от всех предыдущих тем, что он впервые совершил его практически в одиночку за 24 часа без ночевки, хорошо проштудировав заранее материалы всех экспедиций. Джеймс Брайс заявил, что видел на высоте 4000 м между глыбами лавы «кусок дерева длиною приблизительно в 4 фута (1,3 м) и толщи­ною в 5 дюймов (13,5 см), было заметно, что дерево обработано...» (Цит. по указ. кн. Ф. Наварры, с. 72).

В 1879 г. покорил вершину Г. Персиваль-Бэйкер, 11 августа 1882 г. — И. Ф. Сиволобов с тремя курдами-проводниками, 13 августа 1888 г. — группа из девяти человек под руководством исследователя озера Севан Е. Маркова. Из­вестны также экспедиции Рафаловича (1889 г.), бельгийца Леклера — трениро­ванного альпиниста, совершившего восхождение в августе 1890 г. и заявившего, что если Ноев ковчег существует, то его следует искать не на вершине, а на склонах Арарата; три восхождения А. В. Пастухова (3 августа 1892, 1893, 1894 гг.), В. Рикмер-Рикмерса (август 1893 г.), X. Линча (19 сентября 1893 г.), А. Абеляна (14 сентября 1896 г.). Достигший вершины 30 сентября 1897 г. А. Освальд писал: «Сверху панорама просто потрясающая во все стороны... На се­вере в нежных тонах — Кавказская цепь с тысячью пиков и башен, перед нею — четырехзубый Алагез».

В июле 1899 г. восхождение совершил В. Докучаев, дважды поднимались на Арарат группы под руководством А. Евангуляна (1902, 1903); швейцарец Луи Сейлаз (1910). 30 августа 1912 г. 35 естествоиспытателей из Швейцарии под руководством М. Рикли прибыли к подножию Арарата; вскоре группа раздели­лась: ботаники начали подъем на Малый Арарат, а 17 восходителей (среди них были армянская женщина-ученый и епископ Месроп из Эчмиадзина) с проводником-курдом Ахмед-беем двинулись к Большому Арарату, вершины достигли только 10 человек.

Новая волна восхождений на Арарат началась уже после второй мировой войны. Летом 1954 г. Эдуард Имхоф, швейцарский ученый, работавший в то время картографом-советником в Турции, поднялся на Арарат с двумя коллега­ми-швейцарцами (15 августа 1954 г.). Находясь на Арарате, Эд. Имхоф сделал большое количество рисунков и фотографий, дал описание горы (см. прим. 13).

В своей нашумевшей книге «И все-таки Библия права» западногерманский публицист Вернер Келлер, собравший воедино огромный историко-археологическо-легендарный материал, долженствующий подтвердить историческую досто­верность библейских событий, не обошел вниманием и Арарат. В. Келлер срав­нивает ветхозаветный текст о конце всемирного потопа с текстом дошедших до нас шумерских эпических песен о Гильгамеше⁴ (конец III — начало II тысячеле­тия до н. э.), полулегендарном правителе, который, опечаленный смертью друга Энкиду, в поисках бессмертия встречается со своим пережившим потоп предком Утнапиштимом (Дюссельдорф, 1956, сс. 45-47).

«Утнапиштим рассказал потрясенному Гильгамешу, что произошло, когда катастрофе пришел конец:

Я открыл окно, и дневной свет упал на мое лицо.

Корабль приплыл к земле Низир; он сел на го­ру Низир, и гора не от­пускала корабль.

...гора Низир все не отпускала корабль.

По прошествии сорока дней, Ной открыл сделанное им окно ковчега.

Бытие, 8.6

И остановился ковчег в седь­мом месяце, в семнадцатый день месяца на горах Араратских.

Бытие, 8. 4

Древневавилонские клинописные тексты очень точно описывают место, где следует искать гору Низир: между Тигром и рекой Заб в нижнем течении, где испещренные расщелинами горные цепи Курдистана круто возвышаются над плоскими берегами Тигра. Предполагаемое место остановки соответствует нап­равлению движущегося с юга потопа. Утнапиштим сообщает, что его родным го­родом был Шуруппак. Он располагался недалеко от сегодняшнего Фараха посе­редине образованной наносами ила долины, где Тигр и Евфрат, выгнувшись ог­ромными дугами, как бы стремятся друг к другу. Волна наводнения из Персид­ского залива должна была потащить корабль именно к горам Курдистана!

Несмотря на точные указания в эпосе о Гильгамеше, гора Низир никогда не привлекала любознательных, здесь не искали остатки огромного корабля. Вмес­то этого предпочтительной целью серии экспедиций стала упоминаемая в Библии гора Арарат.

Арарат находится в восточной Турции, вблизи ирано-советской границы. По­крытая вечным снегом вершина горы возвышается на 5156 м. В прошлые столе­тия, еще до того, как археологи в первый раз вонзили лопаты в землю Месопо­тамии, к Арарату уже отправлялись экспедиции. Поводом их служила одна пас­тушеская история.

У подножия Арарата лежит маленькая армянская деревня Баязет, жители которой из поколения в поколение рассказывают о случае с одним пастухом, который однажды весною увидел в горах огромный деревянный корабль.

В сообщении турецкой экспедиции 1833 года история, рассказанная пасту­хом, подтверждается, а именно: говорится о деревянном носе корабля, который показался летом из-под южного глетчера.

Следующий, кто пожелал увидеть ковчег, был доктор теологии Ноури, ар­хидьякон Иерусалима и Вавилона. Это энергичное высокопоставленное духовное лицо предприняло путешествие к истоку Евфрата с раскопками. По возвраще­нии Ноури сообщил об обломках корабля в вечном снегу: «Внутри все было в снегу; с внешней стороны стенка была темно-красного натурального цвета».

Во время первой мировой войны русский офицер-авиатор по фамилии Росковитцкий докладывал, что видел с борта своего аэроплана на южной стороне Арарата⁵ «обломки значительного по величине судна». Война была в разгаре, но царь Николай II тотчас же послал научную группу, которая должна была не только осмотреть корабль, но и сфотографировать его, однако все доказательства существования ковчега исчезли во время Октябрьской революции.

Со времени второй мировой войны имеется больше сведений о наблюдении ковчега с воздуха, их начало положили советский летчик и четыре американских пилота.

Последние сообщения подвигнули американского историка и миссионера Аарона Смита из Гринсборо, эксперта по теме всемирного потопа, собрать в ре­зультате многолетней работы полную историю Ноева ковчега в письменных па­мятниках. О всемирном потопе на 72 языках существует 80 тысяч произведений, из коих в 70 тысячах встречается легендарный корабль.

В 1951 г.⁶ Аарон Смит с сорока спутниками провел 12 дней на ледяной вер­шине Арарата в тщетных поисках. «Хоть мы и не нашли следов Ноева ковчега, — сказал он позднее, — моя вера в библейское описание потопа еще более ок­репла. Мы еще вернемся».

Взволнованный поисками А. Смита, в 1952 году молодой французский ис­следователь Гренландии Жан де Рикэ поднялся на вершину, однако и он ничего не добился. Но, несмотря на неудачи, на Арарат снаряжаются все новые и но­вые экспедиции».

О научном обосновании проблемы потопа и об археологических поисках ков­чега пишет французский археолог Андрэ Парро в книге «Потоп и Ноев ковчег. Вавилонская башня. Ниневия и Ветхий Завет»⁷ (Невшатель, 1953). Главу «По­иски ковчега» А. Парро не без иронии начинает словами: «Его действительно ищут и время от времени, как правило, находят вновь. Он, как магнит, неизмен­но притягивает людей, которые не совсем четко ощущают границу легендарного и действительного» (с. 50).

В 1956 г. вышла, переведенная сразу же на немецкий, книга Фердинанда Наварры «Я нашел Ноев ковчег. С женой и ребенком к Арарату» (1957). В пре­дисловии, которое начинается словами «Я нашел Ноев ковчег», автор объясняет одну из причин возникновения у него интереса к Арарату: «Тогда (в 1937 г. — А. А.) я был на военной службе на Ближнем Востоке, в свободное время я зани­мался тем, что с моим армянским другом Алимом поднимался на вершины гор, окружавших Дамаск». «Он (Алим — А. А.) родился в 1907 г. на острове озера Ван. С сестрой и родителями жили они счастливо до 1920 г. Потом пришли турки. Схоронившись в какой-то ларь, дети видели, как солдаты зарезали мать и повесили отца. Ночью им удалось прокрасться на корабль, потом, прячась днем и передвигаясь в темное время суток, они пришли в Сирию, где нашли прибежи­ще в одном монастыре» (СС. 8-9). Рассказ Алима, бывавшего в деревне Баязет у подножия Арарата и поведавшего армянскую легенду о ковчеге, надолго запом­нился французскому офицеру. Далее в своей книге Ф. Наварра сравнивает све­дения о потопе из Библии с ассиро-вавилонскими, греко-латинскими, исландскими, литовскими, финно-угорскими, персидскими, индийскими, китайскими, афри­канскими, североамериканскими, мексиканскими, южноамериканскими, океаний­скими источниками и легендами; рассматривает довольно поверхностно проблему научного обоснования потопа, его причин; уточняет, является ли ковчег симво­лом или реальным плавательным средством; дает описание Арарата по источ­никам, коротко пишет об истории восхождений под определенным углом — по­иски ковчега. Во второй части книги описаны первая и третья экспедиции Ф. Наварры; в качестве приложения автор публикует, кроме выдержек из Библии и эпоса о Гильгамеше, текст результатов трех экспертиз по образцу дерева — предполагаемой части ковчега (Ф. Наварра обнаружил на Арарате дубовую бал­ку черного цвета со следами обработки).

Во время первой экспедиции вершина была покорена 14 августа 1952 г., в группу восходителей входили; Жан де Рикэ, спортсмен Реймон Зюбири, бывший офицер генштаба Мишель Велан, кинооператор Жан-Клод Се, кинооператор Ро­же Киршнер, Фердинанд Наварра и несколько турков, однако поиски ковчега успехом не увенчались, хотя на вопрос: «Видели ли вы Ноев ковчег?» - Ф. Навар­ра ответил: «Нет, но я знаю, где он находится». Ничего утешительного не дала и экспедиция 1953 года. Тогда летом 1955 года Ф. Наварра решил совершить но­вое путешествие на Арарат. Еще перед первым и вторым путешествиями у Наварры возникали сложности с оформлением паспортов на въезд в Турцию и по­сещение Баязетского района, так как это была запретная военная зона. Перед третьим путешествием выяснилось, что турецкое правительство «в обиде» на Ф. Наварру, который, дескать, представил Турцию в своем документальном филь­ме в не очень лестном свете. В результате Ф. Наварра был объявлен нежела­тельной для Турции персоной, в визе ему было отказано, и он лишился поддерж­ки турецкого правительства. Ф. Наварра, очень хорошо знавший местность в об­ласти восточной Турции, решился на рискованный шаг: совершить путешествие без разрешения, а для отвода глаз взял с собой всю свою семью — жену и троих сыновей в возрасте 9, 11 и 13 лет. Введя в заблуждение относительно цели сво­его приезда турецкого консула в Алеппо, Ф. Наварра получил разрешение въе­хать в Турцию из Сирии и с разного рода приключениями доехал до Эрзерума. 3 июля 1955 года впервые показался Арарат. «Вид этот был для меня не столь нов, как для моей жены и моих детей, но свежесть впечатления у меня оказалась точно такой же. Когда б ты ни увидел Арарат, — это всегда в первый раз. Две горы стоят рядом друг с другом, и вторая как бы подчеркивает величие первой, царит всеобщая гармония, не нарушаемая ни единой несоразмерностью вокруг, покрытая снегом белая вершина ...как бы парит свободно над землей, — все это вкупе делает Арарат единственным и неповторимым. Трудно представить себе, что есть на земле человек, которому ничего не говорит название «Арарат», что этот человек не ощущал ауры Арарата — не поддающегося определению мистического нимба, заманчивого и тревожного одновременно» (с. 141).

Оставив жену с двумя младшими сыновьями в гостинице города Каракесе, Ф. Наварра со старшим сыном Рафаэлем двинулся к Арарату. 6 июля в 7 часов утра, как свидетельствует Ф. Наварра, он вместе с сыном нашел в расщелине обработанную деревянную балку. Многочисленные экспертизы образца балки с Арарата показали, что это разновидность дуба, что дерево ранее обрабатывалось, что возраст древесины около 5 тысяч лет и соответствует, по библейской хроноло­гии, в целом, времени потопа.

Экспедиции на Арарат снаряжаются и по сей день, однако научно достовер­ных сведений о Ноевом ковчеге пока не существует.

--------------------------------------------------------------------------

¹ Читателя, интересующегося личностью Ф. Паррота, мы отсылаем к интересной документальной повести П. Акопяна «Восхождение»; много сведений о Парроте содержится и в послесловии М. и В. Штамс к книге Friеdriсh. Раrrоt: Rеisе zum Аrаrаt. Lеipzig, 1985; в энциклопедии Аllgеmеinе dеutsсhе Вiogrаphiе. Вd. 25, 1887, ss. 184-189; в книге История Тартуского университета (Тал­лин, 1983).

² Здесь и далее, если источники особо не оговорены, при цитировании использо­ваны частично сведения из послесловия М. и В. Штамс к книге: F. Раrrоt. Rеisе zum Аrаrаt. Leiрzig, 1985, ss. 218-239; все остальные источники изданы на немецком языке.

³ Г. Абих. Из кавказских стран. Вена, 1896, т. 1, с. 64.

⁴ Одно из самых основательных и непревзойденных по полноте исследований ми­фа о всемирном потопе в Ветхом Завете и фольклоре народов мира принадлежит Дж. Фрэзеру (Фольклор в Ветхом Завете. 1918; наиболее полное русское издание — М., 1985).

⁵ По другим источникам — на западной стороне Арарата. Полет Владимира Рос

ковитцкого состоялся в августе 1916 г. По его сообщению, он увидел голубое пятно, ко­торое при подлете характеризовал как озеро, а на краю озера остов большого корабля, на четверть вмерзшего в лед. Известие о полете В. Росковитцкого было впервые опуб­ликовано в «Женевском журнале» в 1949 г. и, став сенсацией без единого доказатель­ства, облетело весь мир, однако ни один из научных журналов на эту сенсацию не среагировал, сочтя публикацию лишенной основания в научном смысле. Андрэ Парро в своей книге, речь о которой пойдет ниже, сказал об этой сенсации: «Ее можно воспринять только как склонность человека верить в то, во что охотно верится» (с. 52).

⁶ По свидетельству А. Парро, экспедиция А. Смита, в которую входили врач У. Огг, инженер У. Вуд, художник-декоратор Э. Дж. Ньютон и др., состоялась летом 1949 г. и «завершилась абсолютно безуспешно, о чем наши газеты сообщали не без юмора» (с. 52).

⁷ А. Парро считает, что экспедиция Рикэ-Наварры 1952 г., водрузившая на высшую точку Арарата турецкий флаг, к археологии ни малейшего отношения не имела (сс. 53-54).

Edited April 9, 2009 by Pandukht

[Galgai]

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Книга Фридриха Паррота¹ «Путешествие на Арарат» впервые вышла в свет на немецком языке в 1834 году в Берлине. В 1845 г. был издан английский перевод книги, в 1985 году в сокращенном виде сочинение Ф. Паррота было пе­реиздано в ГДР в серии «Классические путешествия» под редакцией и с после­словием Марианне и Вернера Штамс.

Оригинальное издание 1834 г. состоит из двух частей; первая часть (262 стр.) содержит описание путешествия с четырьмя иллюстрациями Ф. Паррота, вторая часть (198 стр.) посвящена научной программе путешествия, обобщению его результатов и представляет сугубо специальный интерес. В оглавлении к первой части Ф. Паррот делит содержание на 49 глав, однако поглавное члене­ние в самом тексте не сохранено (в издании 1985 г. редакторы наряду с сокра­щениями разделили текст на главы, давая им названия, редко соответствующие авторским). Армянский материал книги начинается восьмой главой «Путешест­вие из Тифлиса к Арарату» и завершается сорок второй главой «Возвращение в Тифлис» (всего около 150 страниц).

В главах 1-7 рассказывается о подготовке к путешествию, о маршруте (Дерпт, Псков, Витебск, Смоленск, Вязьма, Калуга, Орел, Курск, Харьков, Бахмут, Новочеркасск, затем остановка в калмыцких степях, измерения в Кума-Манычской впадине для выяснения, существовала ли ранее связь между Чер­ным и Каспийским морями, далее по Военно-Грузинской дороге до Тбилиси, по­ездка в Кахетию); много места уделено описанию Грузии, в частности Тбилиси и окрестностей, климата, культуры земледелия (Паррот даже прилагает собствен­норучные рисунки тех или иных сельскохозяйственных орудий). С Грузией свя­заны и последние главы 43-47, в которых описывается жизнь немецких коло­нистов Закавказья, путешествие Паррота через Имеретию и Мингрелию к Чер­ному морю.

Ниже приводится список «армянских» глав книги Ф. Паррота, который поз­волит читателю составить общее впечатление об их содержании и объеме.

8. Путешествие из Тифлиса к Арарату - 72

9. Долина Аракса - 76

10. Монастырь Эчмиадзин -77

11. Духовенство. Религиозная принадлежность армян - 98

12. Долина Аракса - 103

13. Село Аргури -108

14. Баязетский паша - 112

15. Монастырь Св. Якова на Арарате - 115

16. Всеобщее описание Арарата - 117

17. Изображения Арарата - 121

18. Первый поход к вершине Большого Арарата - 128

19. Легенда о Святом Якове - 134

20. Второй поход к вершине Большого Арарата - 137

21. Обстановка в Св. Якове - 147

22. Третий поход к вершине Большого Арарата - 154

23. Свойства скал на Арарате - 178

24. Вегетация на Арарате - 180

25. Граница снегов на Арарате - 185

26. Солерудник Кульпи - 188

27. Курды - 196

28. Несториане - 196

29. Охота в долине Аракса - 200

30. Каменные плиты с надписями в Св. Якове - 205

31. Волки на Арарате - 206

32. Речка Аргури - 206

33. Следы всемирного потопа на Арарате - 207

34. Татарские села - 209

35. Содержание соли в почвах долины Аракса - 213

36. Армянский обед - 215

37. Архимандрит монастыря Св. Якова - 216

38. Восхождение на Малый Арарат - 218

39. Могилы и надписи на каменных плитах на его вершине - 223

40. Поляризованные скалы у Св. Якова - 228

41. Эриван - 232

42. Возвращение в Тифлис - 234

Предложенные вниманию читателя отрывки содержат перевод из следующих глав оригинала: 17-22 (сс. 127-166), 26 (сс. 188-193), 38-40 (сс. 218-232).

Если бы Арарат не был в действительности одной из красивейших вершин мира, легендарное бессмертие обеспечило бы ему упоминание в Ветхом Завете как о месте остановки Ноева ковчега. Отсюда и естественное стремление уви­деть Арарат как послепотопную «колыбель человечества» и столь же естествен­ное для многих ученых и просто верующих желание найти подтверждение версии о ковчеге. Но сведения об Арарате в текстах древнего мира, античности, армян­ских рукописях были недостаточны и малодоступны, а попасть в Армению тогда, когда интерес к Арарату объяснялся религиозными интенциями, было до край­ности сложно — утратившая независимость христианская Армения из-за полити­ческого герметизма Турции и Персии находилась в железных тисках мусульман­ства, поэтому известия об Арарате в средние века носили в основном устный ха­рактер, передавались купцами и миссионерами.

У подножия Арарата был в 1254 г. фламандский путешественник Виллем Руйсброк; Марко Поло (1254 - 1324), проходивший через Армянское нагорье в начале 70-х годов ХIII века, упоминает о существовании ковчега и описывает Арарат как огромную гору, покрытую вечным снегом и по этой причине недоступ­ную, Марко Поло отмечает, что обойти гору вокруг можно лишь за два дня.

Один из миссионеров, мистик Йоганнес Руйсброк (1293-1381), писал: «Никто не может подняться на Масис, потому что это матерь земли»². Член дат­ского посольства в Персию, Адам Олеарий в своем «Описании нового восточного путешествия» (1647) отмечал: «Кавказ упирается в Армянские горы, где находится Арарат», «гора Арарат... на вид кажется выше Кавказа и самой высокой из гор, которые мы видели за все время путешествия; гора состоит сплошь из черного и грубого камня, летом и зимой ее вершина покрыта снегом». Французский путе­шественник Жан Шарден («Дневник путешествия шевалье Шардена в Персию и другие края Востока», 1711), направляясь в Персию, в марте 1671 года из зане­сенного снегом Тбилиси приехал в Ереван — «большой город на равнине, окру­женный со всех сторон горами» и «не имеющий ни одного красивого дома». «В двух милях от Эривана расположен известный монастырь трех церквей, величай­шая святыня армянских христиан — Ич-миазим». «В 12 милях от Эривана на­ходится знаменитая гора, на которой, как верит каждый, остановился Ноев ков­чег, но никто не имеет на то достаточных доказательств».

В 1700-1702 гг. Ж. П. Турнефор (см. прим. 5) вместе с немецким врачом Гунделсхаймером, французским художником Обрие совершили путешествие в Грецию и Малую Азию, после чего Ж. Турнефор издал трехтомную книгу о сво­ем путешествии. Как ботаник Турнефор поднялся на Арарат лишь до зоны веч­ных снегов — границы вегетации.

Имевшиеся к началу XVIII века сведения об Арарате были обобщены в «Большом универсальном словаре всех наук и искусств» (1732). В словарной статье значилось: «Знаменитая и очень высокая гора», «...расположена на пус­тынной равнине, свободная со всех сторон», «ландшафт на Арарате особенный, ,..в долине течет река. Земля здесь должна быть плодородной...»

В течение XIX века попытку покорения Арарата совершили, по меньшей ме­ре, 30 экспедиций, из коих 21 увенчалась успехом, и на вершине побывало более 100 человек. С 1833 по 1835 гг. на Арарат было совершено 5 восхождений. В 1833 г., видимо в мае, русский художник по фамилии Путилов один пытался подняться на вершину, но наступившая ночь, метель и усталость заставили его повернуть назад. В это же время, взбудораженный известием о покорении Монблана, решил направиться к Арарату чиновник из Тбилиси К. Спасский-Автоно­мов. В Тбилиси он встретился с Путиловым, последний посоветовал ему исполь­зовать для подъема более длинный, но удобный юго-западный склон. Группа К. Спасского-Автономова вышла из Акори 4 августа (по стар. ст.) 1833 г. и заноче­вала в том же месте, что и экспедиция Паррота. 5 августа в 6 часов утра К. Спасский-Автономов в сопровождении двух крестьян из села Акори начал восхожде­ние, в 12 часов дня группа достигла вершины. Араратская долина была в тума­не, но К. Спасский-Автономов отчетливо разглядел гору Арагац, озера Севан, Ван и Урмия.

Осенью 1834 года на Арарат поднялся известный английский археолог Генри Раулинсон (1810-1895) — в то время майор персидской армии. Летом 1835 года удачное восхождение на Арарат совершил немецкий колонист Карл Беренс, отметивший, что установленный Ф. Парротом крест почти по самую верхушку ушел под снег — это свидетельствовало о нарастании ледника.

В 1842-1843 гг. в 23 и 26 выпусках серии «Путешествия и описания стран в древние и новые времена» вышло «Путешествие по России за Кавказский гор­ный перешеек в 1836, 1837 и 1838 годах Карла Коха». К. Кох в двух больших томах (542 и 559 стр.) очень подробно описывает свое путешествие с того момента, как он сел 5 мая 1836 года в почтовую карету, отправляющуюся из Йены в Наумбург, и до возвращения в Йену 16 мая 1838 г. В предисловии к первой книге автор пишет: «Я был счастливее Диогена с фонарем и нашел в кав­казских странах... много настоящих людей и среди них много русских, которым дано предрасположенное ко всякому добру и чувствительное сердце. Им я бес­конечно благодарен...» (вып. 23, стр. IX). В мае 1837 года К. Кох находился у подножия Арарата, но болезнь уложила путешественника в постель на 16 недель. Восхождение не состоялось.

Почти одновременно на Арарате побывали натуралист Моритц Вагнер и геолог из Тарту Герман Абих. М. Вагнеру, находившемуся на Арарате в 1843 и 1844 гг. и беседовавшему с оставшимися в живых после землетрясения 1840 г. жителями Акори о разрушении монастыря Св. Якова и деревни, принадлежит версия о вулканической причине катастрофы: М. Вагнер считал, что землетрясе­ние и обвал сопровождались извержением потока лавы и сильным паровым вы­бросом через один из боковых кратеров. Отсутствие родников на Арарате (в от­личие от Арагаца, богатого ими), по мнению Вагнера, также подтверждало, что внутри горы происходят высокотермичные процессы, что под горой есть озеро, куда и просачивается ледниковая вода. Концепцию извержения из бокового кра­тера, имевшего место 2 июля 1840 г., когда подземные толчки были отмечены в Ереване, Нахичеване, Баязете и Маку, поддерживает Ф. Наварра, по мнению которого следы лавы были видны еще в 50-е годы XX века, Ф. Наварра указы­вает также, что в результате землетрясения в названных городах было разруше­но свыше 6 тысяч домов, полностью были уничтожены монастырь Св. Якова и село Акори, из 2 тысяч жителей последнего в живых осталось всего около 100 человек (Ф. Наварра. Я нашел Ноев ковчег. Франкфурт-на-Майне, 1957, сс. 62-65).

Герман Абих был одним из тех ученых, кто отдал изучению Кавказа и, в частности, Армении много сил и времени — 18 лет. Кроме трехтомного капиталь­ного труда и большого количества прижизненных публикаций работ Г. Абиха о Кавказе, вдовой ученого был издан в Вене в 1896 г. двухтомник его кавказских писем. Весной 1844 г. Г. Абих прибыл в Ереван. В письме матери от 24 апреля 1844 г. он сообщает о том, кто, кроме Карла Ценка, сопровождает его в Арме­нии: «...Абовян, о ком вы узнали из путешествия Паррота, — везде со мной; он в Армении в действительности высокоуважаемый и знаменитый человек, пылаю­щий любовью к своему народу и посвятивший всю свою деятельность без остат­ка его просвещению» (Герман Абих. Из кавказских стран. Письма путешествен­ника)³. В группу Абиха входили лейтенант Соколов, топограф Бугучин и перевод­чик — немецкий колонист Петер Ней. В следующем письме от 5 - 17 мая 1844 г. Абих делится с матерью первыми впечатлениями: «Сегодня утром я впервые увидел и полчаса рассматривал в подзорную трубу эту одинокую, но неописуе­мо красивую гору в ее величавом сиянии. Во всем мире не существует ничего прекраснее, чем эта двойная башня великолепной горной натуры. Все вулкани­ческие горы, которые мне приходилось видеть до сих пор, бледнеют от ее блес­ка: Этна тянет на прислужника-вассала, Везувий выглядит незначительным хол­миком. Где еще можно найти такое многообразие, такое — при всей соразмер­ности и упорядоченности — развитие целого? Где еще можно обнаружить подоб­ную гармонию двух горных вершин, образующих систему и (в смысле их взаим­ной отдаленности друг от друга) находящихся с поразительной точностью имен­но на границе, которая создает это гармоническое единство? Где еще, кроме Арарата? Может быть, в Андах? Но где еще, кроме Арарата, есть такая священ­ная земля, как эта, откуда ширится во все стороны мир памяти человеческой? У Алагеза? Нигде на белом свете» (т. 1, с. 73). Первую попытку покорения вер­шины 19 августа 1844 г. пришлось отложить из-за снежной бури; экспедиция Абиха покорила Арарат лишь через год — 27 июля 1845 года.

18 сентября 1846 г. впервые из чисто альпинистского интереса вершину покорил Данби Симур в сопровождении X. Абовяна. Научно-практические цели преследовала большая экспедиция под руководством И. И. Ходзько (впоследст­вии генерал-полковник), занявшаяся уточнением тригонометрических измерений. В июле—августе 1850 г. группа И. И. Ходзько в составе 6 офицеров и 60 сол­дат долгое время находилась на Арарате, определив при этом точную высоту 122 закавказских вершин. В экспедицию И. И. Ходзько входили: востоковед И. В. Ханников, этнограф П. К. Услар, капитан топографического корпуса Алек­сандров, директор физической обсерватории в Тбилиси А. Ф. Моритц, перевод­чик П. Шароян, топограф Сидоров и др. 25 июля на вершине тремя солдатами была установлена для тригонометрических измерений сигнальная штанга и на­чались многодневные метеорологические и тригонометрические исследования и расчеты. Затем группа с двумя армянами-проводниками, уже сопровождавшими Г. Абиха, — это были жители деревни Нор-Акори — пошла на восхождение. Од­нако снежная буря задержала восходителей, и лишь 6 августа Арарат был по­корен. На западной части вершины, носящей уже название Пик Паррота, был ус­тановлен деревянный крест с медной табличкой, на которой указывались имена участников экспедиции. С 7 по 12 августа группа вела на вершине соответствую­щие наблюдения и необходимые измерения. В это время члены экспедиции жи­ли в утепленных коврами палатках, установленных внутри ледяных келий-нор. По свидетельству И.. И. Ходзько, при ясной погоде обзор с горы был просто «фан­тастическим»: на севере на расстоянии 435 км был виден Эльбрус, а на расстоя­нии 340 км — Казбек. Было уточнено, что высота Арарата, определенная Парротом барометрическим способом, содержала погрешность в 408 пар. ф. (133 м), а погрешность тригонометрического измерения В. Федорова составляла 210 пар. ф. (68 м).

Три офицера английского штаба в Анатолии - А. Дж. Фрэзер, Джон Эванс, Роберт Стюарт и самостоятельно путешествующие Уортер Тэрсби и Джеймс Тиоболд в сопровождении проводника-курда по имени Иссак-бей начали 11 июля 1856 г. восхождение на Арарат с турецкой стороны. Дальше линии снегов про­водник идти отказался; Фрэзер начал штурм вершины по юго-восточному склону, Эванс, Тэрсби и Тиоболд — по южному, Стюарт — по северо-западному. 12 июля группа и Стюарт достигли вершины и к 18.30 вернулись в лагерь, а Фрэ­зер пришел только к полуночи. Новое восхождение совершили Тэрсби и Стюарт 13-14 июля в сопровождении двух молодых курдов.

Следующее восхождение начали через 12 лет опытные горновосходители (впоследствии они станут известны как покорители Казбека и Эльбруса), члены Лондонского альпклуба Даглас Фрешфилд и Такер в ночь 26 мая 1868 г. К ут­ру Фрешфилд ощутил приступы горной болезни и повернул назад, а Такер про­должил путь вместе с проводником из местечка Шамони Франсуа Девуассу и 27 мая достиг своей цели.

12 сентября 1878 г. в 14.25 покорил вершину без чьей-либо помощи Джеймс Брайс, шедшие с ним курды и казаки, испытывая трудности с дыханием, оставили его одного на высоте 13600 ф. (4417 м). Восхождение Джеймса Брайса от­личалось от всех предыдущих тем, что он впервые совершил его практически в одиночку за 24 часа без ночевки, хорошо проштудировав заранее материалы всех экспедиций. Джеймс Брайс заявил, что видел на высоте 4000 м между глыбами лавы «кусок дерева длиною приблизительно в 4 фута (1,3 м) и толщи­ною в 5 дюймов (13,5 см), было заметно, что дерево обработано...» (Цит. по указ. кн. Ф. Наварры, с. 72).

В 1879 г. покорил вершину Г. Персиваль-Бэйкер, 11 августа 1882 г. — И. Ф. Сиволобов с тремя курдами-проводниками, 13 августа 1888 г. — группа из девяти человек под руководством исследователя озера Севан Е. Маркова. Из­вестны также экспедиции Рафаловича (1889 г.), бельгийца Леклера — трениро­ванного альпиниста, совершившего восхождение в августе 1890 г. и заявившего, что если Ноев ковчег существует, то его следует искать не на вершине, а на склонах Арарата; три восхождения А. В. Пастухова (3 августа 1892, 1893, 1894 гг.), В. Рикмер-Рикмерса (август 1893 г.), X. Линча (19 сентября 1893 г.), А. Абеляна (14 сентября 1896 г.). Достигший вершины 30 сентября 1897 г. А. Освальд писал: «Сверху панорама просто потрясающая во все стороны... На се­вере в нежных тонах — Кавказская цепь с тысячью пиков и башен, перед нею — четырехзубый Алагез».

В июле 1899 г. восхождение совершил В. Докучаев, дважды поднимались на Арарат группы под руководством А. Евангуляна (1902, 1903); швейцарец Луи Сейлаз (1910). 30 августа 1912 г. 35 естествоиспытателей из Швейцарии под руководством М. Рикли прибыли к подножию Арарата; вскоре группа раздели­лась: ботаники начали подъем на Малый Арарат, а 17 восходителей (среди них были армянская женщина-ученый и епископ Месроп из Эчмиадзина) с проводником-курдом Ахмед-беем двинулись к Большому Арарату, вершины достигли только 10 человек.

Новая волна восхождений на Арарат началась уже после второй мировой войны. Летом 1954 г. Эдуард Имхоф, швейцарский ученый, работавший в то время картографом-советником в Турции, поднялся на Арарат с двумя коллега­ми-швейцарцами (15 августа 1954 г.). Находясь на Арарате, Эд. Имхоф сделал большое количество рисунков и фотографий, дал описание горы (см. прим. 13).

В своей нашумевшей книге «И все-таки Библия права» западногерманский публицист Вернер Келлер, собравший воедино огромный историко-археологическо-легендарный материал, долженствующий подтвердить историческую досто­верность библейских событий, не обошел вниманием и Арарат. В. Келлер срав­нивает ветхозаветный текст о конце всемирного потопа с текстом дошедших до нас шумерских эпических песен о Гильгамеше⁴ (конец III — начало II тысячеле­тия до н. э.), полулегендарном правителе, который, опечаленный смертью друга Энкиду, в поисках бессмертия встречается со своим пережившим потоп предком Утнапиштимом (Дюссельдорф, 1956, сс. 45-47).

«Утнапиштим рассказал потрясенному Гильгамешу, что произошло, когда катастрофе пришел конец:

Я открыл окно, и дневной свет упал на мое лицо.

Корабль приплыл к земле Низир; он сел на го­ру Низир, и гора не от­пускала корабль.

...гора Низир все не отпускала корабль.

По прошествии сорока дней, Ной открыл сделанное им окно ковчега.

Бытие, 8.6

И остановился ковчег в седь­мом месяце, в семнадцатый день месяца на горах Араратских.

Бытие, 8. 4

Древневавилонские клинописные тексты очень точно описывают место, где следует искать гору Низир: между Тигром и рекой Заб в нижнем течении, где испещренные расщелинами горные цепи Курдистана круто возвышаются над плоскими берегами Тигра. Предполагаемое место остановки соответствует нап­равлению движущегося с юга потопа. Утнапиштим сообщает, что его родным го­родом был Шуруппак. Он располагался недалеко от сегодняшнего Фараха посе­редине образованной наносами ила долины, где Тигр и Евфрат, выгнувшись ог­ромными дугами, как бы стремятся друг к другу. Волна наводнения из Персид­ского залива должна была потащить корабль именно к горам Курдистана!

Несмотря на точные указания в эпосе о Гильгамеше, гора Низир никогда не привлекала любознательных, здесь не искали остатки огромного корабля. Вмес­то этого предпочтительной целью серии экспедиций стала упоминаемая в Библии гора Арарат.

Арарат находится в восточной Турции, вблизи ирано-советской границы. По­крытая вечным снегом вершина горы возвышается на 5156 м. В прошлые столе­тия, еще до того, как археологи в первый раз вонзили лопаты в землю Месопо­тамии, к Арарату уже отправлялись экспедиции. Поводом их служила одна пас­тушеская история.

У подножия Арарата лежит маленькая армянская деревня Баязет, жители которой из поколения в поколение рассказывают о случае с одним пастухом, который однажды весною увидел в горах огромный деревянный корабль.

В сообщении турецкой экспедиции 1833 года история, рассказанная пасту­хом, подтверждается, а именно: говорится о деревянном носе корабля, который показался летом из-под южного глетчера.

Следующий, кто пожелал увидеть ковчег, был доктор теологии Ноури, ар­хидьякон Иерусалима и Вавилона. Это энергичное высокопоставленное духовное лицо предприняло путешествие к истоку Евфрата с раскопками. По возвраще­нии Ноури сообщил об обломках корабля в вечном снегу: «Внутри все было в снегу; с внешней стороны стенка была темно-красного натурального цвета».

Во время первой мировой войны русский офицер-авиатор по фамилии Росковитцкий докладывал, что видел с борта своего аэроплана на южной стороне Арарата⁵ «обломки значительного по величине судна». Война была в разгаре, но царь Николай II тотчас же послал научную группу, которая должна была не только осмотреть корабль, но и сфотографировать его, однако все доказательства существования ковчега исчезли во время Октябрьской революции.

Со времени второй мировой войны имеется больше сведений о наблюдении ковчега с воздуха, их начало положили советский летчик и четыре американских пилота.

Последние сообщения подвигнули американского историка и миссионера Аарона Смита из Гринсборо, эксперта по теме всемирного потопа, собрать в ре­зультате многолетней работы полную историю Ноева ковчега в письменных па­мятниках. О всемирном потопе на 72 языках существует 80 тысяч произведений, из коих в 70 тысячах встречается легендарный корабль.

В 1951 г.⁶ Аарон Смит с сорока спутниками провел 12 дней на ледяной вер­шине Арарата в тщетных поисках. «Хоть мы и не нашли следов Ноева ковчега, — сказал он позднее, — моя вера в библейское описание потопа еще более ок­репла. Мы еще вернемся».

Взволнованный поисками А. Смита, в 1952 году молодой французский ис­следователь Гренландии Жан де Рикэ поднялся на вершину, однако и он ничего не добился. Но, несмотря на неудачи, на Арарат снаряжаются все новые и но­вые экспедиции».

О научном обосновании проблемы потопа и об археологических поисках ков­чега пишет французский археолог Андрэ Парро в книге «Потоп и Ноев ковчег. Вавилонская башня. Ниневия и Ветхий Завет»⁷ (Невшатель, 1953). Главу «По­иски ковчега» А. Парро не без иронии начинает словами: «Его действительно ищут и время от времени, как правило, находят вновь. Он, как магнит, неизмен­но притягивает людей, которые не совсем четко ощущают границу легендарного и действительного» (с. 50).

В 1956 г. вышла, переведенная сразу же на немецкий, книга Фердинанда Наварры «Я нашел Ноев ковчег. С женой и ребенком к Арарату» (1957). В пре­дисловии, которое начинается словами «Я нашел Ноев ковчег», автор объясняет одну из причин возникновения у него интереса к Арарату: «Тогда (в 1937 г. — А. А.) я был на военной службе на Ближнем Востоке, в свободное время я зани­мался тем, что с моим армянским другом Алимом поднимался на вершины гор, окружавших Дамаск». «Он (Алим — А. А.) родился в 1907 г. на острове озера Ван. С сестрой и родителями жили они счастливо до 1920 г. Потом пришли турки. Схоронившись в какой-то ларь, дети видели, как солдаты зарезали мать и повесили отца. Ночью им удалось прокрасться на корабль, потом, прячась днем и передвигаясь в темное время суток, они пришли в Сирию, где нашли прибежи­ще в одном монастыре» (СС. 8-9). Рассказ Алима, бывавшего в деревне Баязет у подножия Арарата и поведавшего армянскую легенду о ковчеге, надолго запом­нился французскому офицеру. Далее в своей книге Ф. Наварра сравнивает све­дения о потопе из Библии с ассиро-вавилонскими, греко-латинскими, исландскими, литовскими, финно-угорскими, персидскими, индийскими, китайскими, афри­канскими, североамериканскими, мексиканскими, южноамериканскими, океаний­скими источниками и легендами; рассматривает довольно поверхностно проблему научного обоснования потопа, его причин; уточняет, является ли ковчег симво­лом или реальным плавательным средством; дает описание Арарата по источ­никам, коротко пишет об истории восхождений под определенным углом — по­иски ковчега. Во второй части книги описаны первая и третья экспедиции Ф. Наварры; в качестве приложения автор публикует, кроме выдержек из Библии и эпоса о Гильгамеше, текст результатов трех экспертиз по образцу дерева — предполагаемой части ковчега (Ф. Наварра обнаружил на Арарате дубовую бал­ку черного цвета со следами обработки).

Во время первой экспедиции вершина была покорена 14 августа 1952 г., в группу восходителей входили; Жан де Рикэ, спортсмен Реймон Зюбири, бывший офицер генштаба Мишель Велан, кинооператор Жан-Клод Се, кинооператор Ро­же Киршнер, Фердинанд Наварра и несколько турков, однако поиски ковчега успехом не увенчались, хотя на вопрос: «Видели ли вы Ноев ковчег?» - Ф. Навар­ра ответил: «Нет, но я знаю, где он находится». Ничего утешительного не дала и экспедиция 1953 года. Тогда летом 1955 года Ф. Наварра решил совершить но­вое путешествие на Арарат. Еще перед первым и вторым путешествиями у Наварры возникали сложности с оформлением паспортов на въезд в Турцию и по­сещение Баязетского района, так как это была запретная военная зона. Перед третьим путешествием выяснилось, что турецкое правительство «в обиде» на Ф. Наварру, который, дескать, представил Турцию в своем документальном филь­ме в не очень лестном свете. В результате Ф. Наварра был объявлен нежела­тельной для Турции персоной, в визе ему было отказано, и он лишился поддерж­ки турецкого правительства. Ф. Наварра, очень хорошо знавший местность в об­ласти восточной Турции, решился на рискованный шаг: совершить путешествие без разрешения, а для отвода глаз взял с собой всю свою семью — жену и троих сыновей в возрасте 9, 11 и 13 лет. Введя в заблуждение относительно цели сво­его приезда турецкого консула в Алеппо, Ф. Наварра получил разрешение въе­хать в Турцию из Сирии и с разного рода приключениями доехал до Эрзерума. 3 июля 1955 года впервые показался Арарат. «Вид этот был для меня не столь нов, как для моей жены и моих детей, но свежесть впечатления у меня оказалась точно такой же. Когда б ты ни увидел Арарат, — это всегда в первый раз. Две горы стоят рядом друг с другом, и вторая как бы подчеркивает величие первой, царит всеобщая гармония, не нарушаемая ни единой несоразмерностью вокруг, покрытая снегом белая вершина ...как бы парит свободно над землей, — все это вкупе делает Арарат единственным и неповторимым. Трудно представить себе, что есть на земле человек, которому ничего не говорит название «Арарат», что этот человек не ощущал ауры Арарата — не поддающегося определению мистического нимба, заманчивого и тревожного одновременно» (с. 141).

Оставив жену с двумя младшими сыновьями в гостинице города Каракесе, Ф. Наварра со старшим сыном Рафаэлем двинулся к Арарату. 6 июля в 7 часов утра, как свидетельствует Ф. Наварра, он вместе с сыном нашел в расщелине обработанную деревянную балку. Многочисленные экспертизы образца балки с Арарата показали, что это разновидность дуба, что дерево ранее обрабатывалось, что возраст древесины около 5 тысяч лет и соответствует, по библейской хроноло­гии, в целом, времени потопа.

Экспедиции на Арарат снаряжаются и по сей день, однако научно достовер­ных сведений о Ноевом ковчеге пока не существует.

--------------------------------------------------------------------------

¹ Читателя, интересующегося личностью Ф. Паррота, мы отсылаем к интересной документальной повести П. Акопяна «Восхождение»; много сведений о Парроте содержится и в послесловии М. и В. Штамс к книге Friеdriсh. Раrrоt: Rеisе zum Аrаrаt. Lеipzig, 1985; в энциклопедии Аllgеmеinе dеutsсhе Вiogrаphiе. Вd. 25, 1887, ss. 184-189; в книге История Тартуского университета (Тал­лин, 1983).

² Здесь и далее, если источники особо не оговорены, при цитировании использо­ваны частично сведения из послесловия М. и В. Штамс к книге: F. Раrrоt. Rеisе zum Аrаrаt. Leiрzig, 1985, ss. 218-239; все остальные источники изданы на немецком языке.

³ Г. Абих. Из кавказских стран. Вена, 1896, т. 1, с. 64.

⁴ Одно из самых основательных и непревзойденных по полноте исследований ми­фа о всемирном потопе в Ветхом Завете и фольклоре народов мира принадлежит Дж. Фрэзеру (Фольклор в Ветхом Завете. 1918; наиболее полное русское издание — М., 1985).

⁵ По другим источникам — на западной стороне Арарата. Полет Владимира Рос

ковитцкого состоялся в августе 1916 г. По его сообщению, он увидел голубое пятно, ко­торое при подлете характеризовал как озеро, а на краю озера остов большого корабля, на четверть вмерзшего в лед. Известие о полете В. Росковитцкого было впервые опуб­ликовано в «Женевском журнале» в 1949 г. и, став сенсацией без единого доказатель­ства, облетело весь мир, однако ни один из научных журналов на эту сенсацию не среагировал, сочтя публикацию лишенной основания в научном смысле. Андрэ Парро в своей книге, речь о которой пойдет ниже, сказал об этой сенсации: «Ее можно воспринять только как склонность человека верить в то, во что охотно верится» (с. 52).

⁶ По свидетельству А. Парро, экспедиция А. Смита, в которую входили врач У. Огг, инженер У. Вуд, художник-декоратор Э. Дж. Ньютон и др., состоялась летом 1949 г. и «завершилась абсолютно безуспешно, о чем наши газеты сообщали не без юмора» (с. 52).

⁷ А. Парро считает, что экспедиция Рикэ-Наварры 1952 г., водрузившая на высшую точку Арарата турецкий флаг, к археологии ни малейшего отношения не имела (сс. 53-54).

Я совсем недавно узнал что АРАРАТ самая высокая гора в мире.

Она находится ныне в Турции . Вы спорите с ними изза неё?

[Gorec]

Galgai, а сколько вам годиков? Если вы спрашиваете спорим ли мы с турками из за Арарата,и что утверждаете ,что это самая высокая гора в мире.

[Galgai]

Galgai, а сколько вам годиков? Если вы спрашиваете спорим ли мы с турками из за Арарата,и что утверждаете ,что это самая высокая гора в мире.

Вы поверите мне или нет Горец но я совсем недавно узнал, что Арарат самая высокая гора в мире относительно уровня земной поверхности. До этого я как и многие думал что это Джомолунгма.

А насчёт спора я прочитал статью в которой было написано что турки запретили печатать изображение Арарата на армянском коньяке.

[Ghazaryan]

Вы поверите мне или нет Горец но я совсем недавно узнал, что Арарат самая высокая гора в мире относительно уровня земной поверхности. До этого я как и многие думал что это Джомолунгма.

А насчёт спора я прочитал статью в которой было написано что турки запретили печатать изображение Арарата на армянском коньяке.

Запрещать многое они даже курдов зачастую не могут, что уж говорить о независимой Армении. Кстати, Арарат так-же изображен на Гербе Армении. Им нужно понять, что Арарат для армянина, это как Мекка для мусульман, никто не может запретить нам изображать наш святой Арарат.