Jump to content

Левон Овсепян. Ахлатци Карапет


Recommended Posts

Левон Овсепян

Ахлатци Карапет

Февраль 1918 г. Тифлис

Сегодня, как обычно, я бродил по городу. Мои коллеги по перу давно уже считают меня чудаком. А эти мои вылазки в город, по их мнению, дело и вовсе опасное... ладно, если надобность какая есть, а вот так просто бродить по городу целыми днями — безумие.

В Тифлисе и впрямь неспокойно. Меньшевистское правительство доживает последние дни. В России революция крушит все старое! А у нас разгулялись бандиты, носятся по городу на фаэтонах, прохожих стреляют, всюду грабежи, насилие. Город опустел. Ну не могу я сидеть дома, когда такое творится за окном. Именно сегодня и произошло это событие, заставившее меня взяться за перо... С утра бродил по Тифлису. У Винного подъема попал в перестрелку. Все врассыпную, а я — в духан. Подвальчик был небольшой и уютный, а кухня — не из худших... духанов теперь осталось — по пальцам перечесть. Как тараканы, разбежались хозяева по деревням, до лучших времен... Присел за свободный столик, заказал вина, закуски...

Я как раз принимался за цыпленка, как отворилась дверь, и свет ослепил меня. Место мое было не из самых удобных. Я пересел. Старик, каких много сейчас слоняется по духанам, еле ноги волочил.

Когда добрался до низу, оглядел все вокруг, оценил... и выбрал меня.

— Ах, ноги мои, ноги — совсем не держат...

И сел. Было видно, что у него ни гроша. Висели на нем лохмотья. Лицо заросшее. Волосы черные с проседью. Брови густые. И горькие-горькие глаза из-под них... Он осмотрел меня. Потом стол. Взгляд остановился на бутылке. Я сразу понял: старик немало историй может рассказать о жизни... И быстро налил ему вина. Пил он с достоинством. Не торопясь, нежадно...

Я попросил его рассказать о своей жизни, но он наотрез отказался...

— Что такое жизнь жалкого старика? Пшик! И все... Я вам про Карапета расскажу! Вот человек был...

Лишь выпив изрядно, начал старик свой рассказ. Вот он, каким его я запомнил, а потом записал в тот вечер. И Бог мне свидетель, что все это правда! Старик же сказал еще определеннее:

— Пусть вырвут язык мой, если здесь хоть слово неправды...

Давно это было. И не поверит никто! Жил на благословенной земле Ахлата Карапет. Богом клянусь, известный в наших местах человек был. А звали его Ахлатци, потому что из Ахлата он. И странная судьба выпала этому Ахлатци Карапету... Жил себе, никому не мешал. Село наше Урдап, на земле Ахлата, богатым было. И был у него дом, большой, места хватало. Все тут жили: и деды, и прадеды... Жениться было собрался — семьей обзавестись. Да налетели курды-разбойники. Не свои... Не местные... И откуда только они про Шушаник его пронюхали?.. Никто не знает...

Наутро прибежали соседи, сказали Карапету:

— Нет твоей Шушаник! Курды! С собой увезли, а отца и всех ее братьев порубили...

— Спеши, Карапет, — женщины плачут...

Кинулся к дому возлюбленной — четыре обезображенных трупа. Старая Шалва, мать, волосы рвет на голове.

Остальные — плачут, раскачиваясь из стороны в сторону...

Карапет домой вернулся, ружье взял, кинжал... И вдогонку. Шел Карапет по следу. Никак догнать не мог.

Увозили его Шушаник курды, будь они прокляты! Что с нею будет? Что с ними будет? Пока село нашел, стемнело. Могуч был Карапет — за версту видно. А что теперь делать — не знал... Вот и крутился вокруг, как лисица, вынюхивал. И стыдно было, не по-мужски это! А они как?! Звери! По-мужски разве? Что теперь с Шушаник будет? Как вызволить!? Ночью незаметно подкрался. Ждал притаившись, может, выскользнет... И они убегут! Как только знать дать? Здесь он, ее Карапет ненаглядный! Здесь! Ждет! Ночь уходила... Собаки лаяли.

Ворвался в дом. Женщины крик подняли! Увидал он Шушаник свою. Подхватил на руки и бегом. Только отъехали, курды повыскакивали с ружьями, пальба началась.

— Помоги, господи! — шептала Шушаник.

Карапет же молчал. Одной рукой уздечку держит, невесту свою обнимает, другой коня хлещет. Тяжело коню, голодному, исхудавшему, под двумя-то... тащится еле... У ущелья догнали их курды... Закружил конь с беглецами, зафыркал от злости, зафыркал от страха... Три десятка озверевших курдов налетели и смяли их... Что они сотворили с ними, язык рассказать не возьмется!

Замучили ее до смерти, изверги... На глазах его, Шушаник, любимую... А он, на камнях лежал, связанный... и разорвать не мог пут. Крутился. Кричал. Его пинали, кололи ножами, ятаганами... Но не добивали... Чтобы видел. Чтобы мучился. Чтобы смерть принял, как избавленье... Когда его на край ущелья поставили, только и успел плюнуть беку в лицо — да сам вниз бросился... Не принял Бог от него жертвы этой. Карапет падал по склону так, что, весь израненный, застрял посредине где-то... Когда очнулся — луна, и кто-то шепчет, шепчет на ухо:

— Карапет! Кровь за кровь!

Кто шептал, Карапет не знает. Про раны забыл, про боль свою забыл, Шушаник вспомнил.

— Кровь за кровь! Умру, но отомщу за тебя, Шушаник! За себя отомщу. За отца твоего и братьев твоих — тоже!

Как застонал он — все ущелье слышало. Эхом отозвалось... Взвыл, как зверь! Крикнул в ущелье:

— Кровь за кровь! — и потерял сознание...

Полгода не появлялся он на ахлатской земле. Полгода в горах скрывался. Выжидал, вынюхивал, вылавливал... по-одному. Потом отвозил к тому самому месту... Один Бог знает, о чем говорил Карапет с ними перед смертью. По-разному они умирали: кто стоя, кто на коленях... Полгода жил, как зверь в горах... только поймать его, убить его курды уже не могли. Ускользал, убивая... Всех почти перебил... Горстка осталась. Разбежались, как тараканы! Кто куда! А сам бек в столицу подался, защиту искать у султана от Ахлатци Карапета, гяура, безбожника... убившего сорок его родичей и до него — самого бека — добирающегося!

Недолго радовался Эдъяджит-бек кривым улочкам Инстанбула, пестрому и многоликому базару, морю Мраморному, дворцам султана, величественному храму Айя Софие... Отыскал его Карапет, кинжал вонзил в самое сердце, по рукоять, а труп в море сбросил...

— Вот и все, — сказал Карапет из Ахлата, — теперь и домой можно...

Это были его последние слова в ту зиму.

А к весне слухи поползли... Турки идут... Резня будет...

Когда они пришли, Карапета уже не было в селе. В горы ушел. Ружье взял. Еды побольше. И ушел... Ворвались турки, перевернули весь дом, а Карапета нет! Кто за смерть бека ответит?

— Сын где? — спрашивают у отца.

— Не знаю, — отвечает старик.

Голова с плеч.

— Сын где? — у матери спрашивают.

— Не знаю, — отвечает старуха.

Голова с плеч. Никого не тронули в селе на этот раз, только родню Карапета. Вот и остался Карапет из Ахлата один-одинешенек на белом свете.

Узнал о такой беде он — чуть с ума не сошел. Головой о землю бился. Плакал. Все себя проклинал! Судьбу свою несчастную...

— Господи, Господи... — вымолвил он напоследок да вдогонку!

Отыскал в горах тот самый отряд, поводил по тропам, в ущелье заманил и завалил камнями. Всех! А перед тем как камень свалить, самый первый, от которого все остальные лавиной скатятся вниз... вышел так, чтобы видно было, и крикнул во все горло:

— Искали, собаки?.. Вот я — Карапет из Ахлата!

И камень свалил... С тех самых пор и стали его бояться! Двадцать три года скрывался Карапет в горах! Чего только не перевидел!

Со смертью в прятки играл. Ускользал от погонь и ловушек... Не человек — тень одна только... Никак не давался туркам!

Вот и стали там, в Истанбуле, большие начальники думать:

— Сперва один ружье возьмет. Потом, смотришь, и другие... оглянуться не успеешь, весь народ поднимется! Пора с этим Карапетом кончать!

Хорошо сказать, да сделать трудно. Подумали они еще да цену за его бедную голову назначили!

"Кто Ахлатци Карапета поймает и приведет — тому 1000 лир! Тому, кто укажет, где скрывается, — 250". Написали на двух языках, развесили в деревнях.

Ходят армяне, читают, диву даются:

Думали-гадали односельчане, что теперь с ними будет? Деньги-то большие... Вдруг кто позарится?!

А Карапет взял да сам пришел!

Увидел его сержант, один в участке был, закричал от страха:

— Уйди, Карапет! Уйди! Разве я тебе что-нибудь сделал?!

— Ах, Ахмед, Ахмед. Трясешься чего? Я что, убивать тебя пришел? За деньгами пришел.

Так и стребовал тысячу лир, обещанных за его голову.

А сержант с этого дня рехнулся. Целыми днями комаров лупил и приговаривал:

— Ну, Карапет, Бисмаллах!

Старик, рассказывая, разгорячился, речь его иногда сбивалась, он стал повторяться, но мне было интересно, и я даже подумал: какой неплохой сюжет для рассказа... А тут, кстати, старик упомянул прелюбопытный факт.

Оказывается, Карапет этот вовсе не мифическая личность, как я подумал вначале... и есть даже один документ, который мог бы подтвердить правдивость его слов. Это снимал в свое время заезжий специалист. Оно было размножено в большом количестве экземпляров и продавалось в России, на Кавказе. По замыслу авторов этого предприятия, фото Карапета должно было "иллюстрировать" российскому обывателю "типичного" армянского четника...

На улице опять раздались выстрелы, потом топот сапог, и в подвал ворвалось человек пять в форме. Облава. Искали большевиков. Их теперь постоянно искали. Начали проверять документы. Особенно не церемонились. Поставили всех к стенке. И грязными ручищами своими лазили по карманам, беззастенчиво обирая... Кто-то возмутился. Его избили. Потом обозвали "красным" и пристрелили. Чтоб и другие не задавали "глупых" вопросов, объяснили:

— За оказание сопротивления властям федерации!

Старик и так с трудом стоял, ноги не держали, а тут еще выпил... До него и не дошли, а он уже рухнул. Толстяк из "этих" пнул его раз, другой... Чертыхнулся про себя да оставил в покое... Потом они ушли...

Народ, посидев немного, стал расходиться... Я усадил старика на стул и стал приводить его в чувство.

Он застонал. С трудом открыл веки... Узнал ли он меня в эту минуту?

— Вай, вай! Что делают! Разве люди это? Там резали — здесь стреляют!

— После Андраника, — продолжил старик свой рассказ, — не было в Армении такого героя. Что вытворял! Плакали турки. Тряслись от страха. А поймать никак не могли. Скрывался Карапет с друзьями в горах. По пещерам прятались. Много их было... кого без крова турки оставили, у кого родичей поубивали. Вот и уходили оставшиеся в живых к Карапету.

Однажды зимой решили в Истанбуле: сколько терпеть можно такое, кончать надо с Карапетом этим! Войска нагнали. Горы все оцепили. Стоят ждут, пока Карапет с голоду подохнет. "Туда" соваться боялись. Обожглись уже. Скольких недосчитались. А четников нигде не видать. Вот и стоит охрана. Оцепила горы — мышь не проскочит. И ждет, пока Карапет околеет... Ей чего. Стоит себе и стоит — время идет. А продукты кончаются — исхудали четники, винтовку и ту в руках еле держат... Хорошо еще турки не знают толком, где укрылись они.

Но и в этот раз обманул Карапет басурман. Прошел мимо поста, следы оставил... Турки и клюнули. Пошли по следу. А Карапет гору обошел и в тыл им вышел, на пост. А что ему двое сделают? Карапет одного стукнул, другому кляп в рот, на глаза повязку, мешок с едой на него нагрузил да себе еще один — на плечи. Так и ушли... А турки с носом остались. Капитан их, сдуру-то стреляться хотел, да солдаты не дали...

***

Я с трудом разбирал слова старика. Он рассказывал, откинувшись на стул, веки его слипались... Было видно, что он устал, и каждое слово давалось с трудом. Но он почему-то решил рассказать эту историю про Карапета до конца...

— Храбрее Карапета один Андраник был. Никого не боялся Карапет из Ахлата. Все горы его были. Все село. И всем помогал он. Никого в обиду не давал!

Но случай один был...

— Все, пора с жизнью прощаться, — подумал Карапет.

Обложили его турки. Продал кто-то. Кто — и сейчас неизвестно. Зимой дело было.

Загнали его на скалу. Не проскочить теперь... Покрутился Карапет, покрутился да провалился. Под снег...

Хорошо, метель началась! Следы замела... Турки два раза проходили мимо! Все саблями кривыми да штыками тыркали... Вот один у самой его головы и прошуршал... Турки до ночи прокрутились: все саблями своими кривыми тыркали, штыками... да так и ушли ни с чем. А Карапет, говорят, всю ночь просидел, боялся шелохнуться... А утром снег разгреб, по сторонам поглядел — нет никого, и бегом...

Вот так избежал Карапет смерти! Несколько дней он отлеживался в пещере. Зарылся в овечьих шкурах. Пытался согреться... Но непонятная дрожь — дрожь не от холода... все мерещился штык, протыкающий снег в пальце от бедной головушки, — не давала согреться, прийти в себя. Его бил озноб. И воспоминанья: Шушаник... Небо из детства, голубое, бездонное... загадочное. Воспоминания давили его... Своей пестротой и однообразием... Смерти, трупы, кровь... Потом вспомнилось детство. Жизнь и в ту пору была невеселой, но тяготы касались только взрослых... Только взрослых. Дети же смотрели на мир удивленными глазами! Все вокруг было прекрасным...

Султан вскоре отрекся от власти... Амнистия на всех вышла. Вот и спустились четники с гор. Двадцать три года Карапет и его друзья не давали сельчан в обиду... Турки не трогали их... помнили, как Карапет с убийцами родных расправился. Это один Карапет! А теперь их сколько? Только курды иногда налетали... Да Карапет со своим отрядом спуску им не давал... Село и богатело. Повсюду армяне от гнета турок и курдов-разбойников обнищали совсем... а его Урдап богатело. После амнистии бунтовщики вернулись в село.

Все приспособились. А Карапет — нет! Не мог... Ни землю обрабатывать... ни скот пасти... Он рожден был для другого дела... — для борьбы был рожден. А теперь ходил по селу, с соседями разговаривал, выпивал, дебоширить начинал... А то еще что придумал! Ко всем по очереди в гости ходить... Есть ведь надо! Сначала пускали. Потом надоело! Раз выгнали... другой... Он скандалить! Напьется, по селу ходит, всякие турецкие ругательства извергает, как вулкан...

— Что вы без меня?! — кричит. — От вас бы мокрое место осталось!

И впрямь бы осталось... А сейчас — времена другие. Конституция! Как думали? Не дадут младотурки армян в обиду... Вот и гоняли Карапета односельчане: от двора ко двору. Был героем — стал отщепенцем. Ему бы сейчас ружье, он бы показал им, чего стоит горячая кровь...

Скучно ему. Нет для него дела. Никакого. Нет и все! Богатым село стало. Жизнь поспокойней. Люди и расхрабрились! Забыли про времена старые. Про султана Абдул-Гамида, кровавого...

Тут за соседним столиком до того певшие дружно мужчины повздорили из-за какого-то пустяка. Началась драка. Я не успел увести старика. Ему попали бутылкой по затылку.

Бутылка не разбилась, но вино пролилось...

— Что со стариком сделали?! — закричал я.

В духане сразу стало тихо. Старик лежал у стола с пробитым черепом, медленно вытекала кровь из раны, но он был еще жив и тяжело дышал. Кто-то подогнал фаэтон, мы быстро вынесли старика, уложили на сиденье.

— В больницу! — крикнул я кучеру. — В Михайловскую.

Фаэтон застучал по брусчатке мостовой. Лицо старика, уже уходящее в мир иной, тряслось в ритм колес... Чувство вины раздирало меня:

— Не встреть я его сегодня, не задержи своими дурацкими расспросами — жить бы ему еще сто лет.

А сейчас... В этот момент он очнулся, старческая его рука нащупала мою:

— Дослушай меня. Если я умру, кто же людям про Карапета расскажет? В августе четырнадцатого года Ахлатци Карапета убили в драке. Свои же, армяне... Богатей местный, Ашот. Взял дубину и сзади... Был герой — и нет героя. Эх!.. А в пятнадцатом, вы и сами знаете, что началось. Вот тут-то о Карапете и вспомнили! Поплакали, погоревали, да поздно было... Вырезали все селение. Урдопци Ашот откупиться хотел, золото туркам предлагал. Золото взяли, а Ашота с семьей сожгли в доме его каменном! Карапета только не тронули! Могилу его. Побоялись. Село вырезать рука у них не дрогнула, а вот могилу Карапета стороной обошли. Поганить не стали. Помнили, знать, что вытворял он с басурманами... покуда жив был, покуда рука ружье держала да ятаган...

Не знаю я, что привезли мы в больницу, труп или живого человека. Санитарам я ничего толкового сказать не мог... Но остался в приемной. Через час вышел врач, нашел меня и тихо сказал:

— Умер.

Через два дня старик был похоронен за счет городской казны.

* * *

Прошло некоторое время, я уже заканчивал литературную запись всей этой странной истории про Карапета, как мне почему-то захотелось посетить могилу старика. Уже вечерело, когда я нашел сторожа. Долго объяснялся с ним. Наконец, он понял, какая именно могила нужна, и провел в дальний угол, где по обычаю хоронили безродных...

Могила была засыпана наспех, земля провалилась кое-где... Крест покосился и вот-вот должен был упасть... Я подошел поближе, вытащил его и вновь воткнул в землю и только тогда увидел маленькую дощечку, на которой коряво, по-армянски кто-то написал: "Ахлатци Карапет". Я не верил своим глазам! Неужели этот старик и есть легендарный Карапет? Этот жалкий старик? Не может быть! Карапет умер. Был убит. А может, старик все соврал? Может, завидовал ему, хотел сам быть похожим на него, но свою жизнь прожил трусом? Вот и назвался его именем перед смертью... А может, просто бредил в последний час?..

Нет уже следов могилы старика, ничего не известно об авторе рукописи... Достоверно только одно: жил на благословенной земле Ахлата человек по имени Карапет. Вот и все.

Edited by Pandukht
Link to post
Share on other sites

Сильный рассказ. Я с разрешения автора перевела его, сильно сократила-адаптировала и использовала в учебнике "Крунк Айастани" как материал для чтения. Вот какой отрывок у меня получился:

Ախլաթցի Կարապետը

– Անդրանիկից հետո, – սկսեց իր պատմությունը ծերունին, – Հայաստանում էլ այդպիսի հերոս չկար։ Կարապետից քաջ միայն Անդրանիկն էր։ Ոչ ոքից չէր վախենում Ախլաթցի Կարապետը։

Ինչե՜ր էր անում։ Թուրքերը լաց էին լինում։ Ահից դողում էին։ Իսկ բռնել ոչ մի կերպ չէին կարողանում։ Թաքնվում էր Կարապետն ընկերների հետ սարերում, քարանձավներում։

Շատ էին ... Մեկին թուրքերը անտուն էին թողել, մեկի ազգ ու բարեկամին էին կոտորել... Ով կենդանի էր մնացել և դեռ ուժ ուներ, եկել միացել էր Կարապետին։

Գյուղի, սարերի տերն էր։

Եվ բոլորին օգնում էր, ոչ ոքի թույլ չէր տալիս նեղացնել։

Քսաներեք տարի սարերում մնաց։

Մահվան հետ պահմտոցի էր խաղում։ Մարդ չէր, ստվեր էր միայն, թուրքերի ձեռքը չէր ընկնում։

Ստամբուլում սկսեցին մտածել.

– Առաջ մեկը զենք կվերցնի, հետո մյուսները ... ժողովուրդը մեր դեմ դուրս կգա։ Հարկավոր է Ախլաթցի Կարապետի վերջը տալ։

Ասելը հեշտ էր, անելն էր դժվար։

Մի քիչ էլ մտածեցին ու նրա գլխին գին նշանակեցին. «Ով Ախլաթցի Կարապետին բռնի ու մեզ հանձնի 1000 լիրա կստանա, իսկ ով նրա տեղը ցույց տա՝ 250։»

Երկու լեզվով գրեցին, գյուղերում տարածեցին։

Հայերը կարդում, զարմանում էին.

– Վա՜յ, վա՜յ, վա՜յ, խեղճ Կարապետ։ Տեսնես՝ ի՞նչ է արել։

– Ի՜նչ էլ մեծ գին են նշանակել։ Հանկարծ մեկն ու մեկը գնին նայելով տեղը չասի՞։ Վա՜յ, վա՜յ, վա՜յ։

Իսկ Կարապետը հանկարծ ինքը հայտնվեց։

Օնբաշին նրան տեսավ, վախից գոռաց.

– Գնա՛, Կարապետ, հեռացի՛ր։ Ես քեզ ի՞նչ եմ արել։

– Է՜հ, Ահմե՜դ, Ահմե՜դ, ի՞նչ ես այդպես դողում։ Ես, ի՛նչ է, քեզ սպանելու՞ եմ եկել։ Ես փողի ետևից եմ եկել։

Իր գլխի գինը՝ հազար լիրան, առավ ու հեռացավ։

Փողը աղքատներին բաժանեց։

Քսաներեք տարի Կարապետի ահից թուրքերը գյուղացիներին ձեռք չտվեցին։

– Ախլաթցի Կարապետի լուսանկարը, – շարունակեց ծերն իր պատմությունը, – նույնիսկ Ռուսաստանում էին վաճառում, Կովկասում։ Որպեսզի Ռուսաստանում էլ իմանան, թե ի՛նչ տեսք ունեն հայ ֆիդայիները։

Լավ էր, սուլթանը շուտով իշխանությունից հրաժարվեց։ Սահմանադրություն ընդունեցին։ Բոլորին ներում շնորհվեց։ Ֆիդայիները սարերից իջան, զենքը հանձնեցին։

Կյանքը մի քիչ թեթևացավ, գյուղացիները մի քիչ հարստացան, ծանր ժամանակները, արյունարբու սուլթան Աբդուլ-Համիդին մոռացան։

Կարծում էին, թե երիտթուրքերը հայերին չեն նեղացնի։

Կարապետը տնից տուն հյուր էր գնում. ինքը տուն չուներ, ընտանիք չուներ։ Բոլոր տները, բոլոր դռներն իրենն էին։ Ժամանակին բոլորին օգնել էր։

... Բայց ժամանակները փոխվել էին։

Տասնչորս թվականի օգոստոսին գյուղում, կռվի ժամանակ սպանեցին Ախլաթցի Կարապետին։

Յուրայինները, հայերը։

Տեղացի հարուստը՝ Աշոտը։

Մահակն առավ ու ետևից ...

– Իսկ տասնհինգ թվականին դուք ինքներդ էլ գիտեք, թե ի՛նչ սկսվեց, – մի քիչ լռելուց հետո նորից խոսեց ծերունին։ Ա՛յ այդ ժամանակ հիշեցին Կարապետին, բայց արդեն ուշ էր ...

Ամբողջ գյուղը կոտորեցին։ Մեծահարուստ Աշոտը թուրքերին փրկագին՝ ոսկի առաջարկեց, որ ազատվի։ Թուրքերը ոսկին առան ու իրեն ընտանիքի հետ իր տանը վառեցին։ Ոչ մեկին չխնայեցին։

Միայն Կարապետին ձեռք չտվեցին։ Գերեզմանն այսինքն։ Վախեցան։

Այս պատմությունը Թիֆլիսում ինձ մի ծերունի պատմեց։ Ես նրան չեմ ճանաչում, նրա մասին ոչինչ չգիտեմ։ Գիտեմ միայն, որ Ախլաթի օրհնյալ երկրում Կարապետ անունով մի քաջ ֆիդայի է եղել։

Այսքան բան։

ըստ Լևոն Հովսեփյանի

Link to post
Share on other sites

На секунду не сомневаюсь в правдивости этой истории. Даже у нас на форуме присутствуют потомки того чертово Ашота - два брата акробата, один из них "самый читаемый всеармянский грох", а другой тоже самое только с голубой мечтой.

Link to post
Share on other sites
Сильный рассказ. Я с разрешения автора перевела его, сильно сократила-адаптировала и использовала в учебнике "Крунк Айастани" как материал для чтения.

Erekheqy snts baner kardan, hogebanutyunnery kkkhakhtvi, Louis V.-ic kdarnan...

Link to post
Share on other sites
Erekheqy snts baner kardan, hogebanutyunnery kkkhakhtvi, Louis V.-ic kdarnan...

Понимаю.

Ашотика хочется защищать, гены зовут, кровинушка тянет, прадед как никак! Аветян, надеюсь дети твои пошли другим путем, надеюсь они любят свою историческую родину!

П.С. Помнится у меня был спор с одним ярым армянским патриотом о казне армян самыми армянами. Вот пожалуйста, на примере Вахе Аветяна четко видим ущербность той теории.

Армян нельзя убивать и сын за отца не отвечает!

Link to post
Share on other sites

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Guest
Reply to this topic...

×   Pasted as rich text.   Paste as plain text instead

  Only 75 emoji are allowed.

×   Your link has been automatically embedded.   Display as a link instead

×   Your previous content has been restored.   Clear editor

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.

×
×
  • Create New...