Unregistered - V
-
Posts
2,112 -
Joined
-
Last visited
Content Type
Calendar
Profiles
Forums
Gallery
Posts posted by Unregistered - V
-
-
CORONA ASTRALIS
В мирах любви - неверные кометы, -
Закрыт нам путь проверенных орбит.
Явь наших снов земля не истребит, -
Полночных солнц к себе нас манят светы.
Ах, не крещен в глубоких водах Леты
Наш горький дух, и память нас томит.
В нас тлеет боль внежизненных обид —
Изгнанники, скитальцы и поэты!
Тому, кто зряч, но светом, дня ослеп,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп
Кому земля — священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, —
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
I
В мирах любви неверные кометы,
Сквозь горних сфер мерцающий стожар —
Клубы огня, мятущийся пожар,
Вселенских бурь блуждающие светы, —
Мы вдаль несем... Пусть темные планеты
В нас видят меч грозящих миру кар, —
Мы правим путь свой к солнцу, как Икар,
Плащом ветров и пламени одеты.
Но странные, — его коснувшись, — прочь
Стремим свой бег: от солнца снова в ночь —
Вдаль, по путям парабол безвозвратных...
Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит!
II
Закрыт нам путь проверенных орбит,
Нарушен лад молитвенного строя...
Земным богам земные храмы строя,
Нас жрец земли земле не причастит.
Безумьем снов скитальный дух повит.
Как пчелы мы, отставшие от роя!..
Мы беглецы, и сзади наша Троя,
И зарево наш парус багрянит.
Дыханьем бурь таинственно влекомы,
По свиткам троп, по росстаням дорог
Стремимся мы. Суров наш путь и строг.
И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, —
Явь наших снов земля не истребит!
III
Явь наших снов земля не истребит:
В парче лучей истают тихо зори,
Журчанье утр сольется в дневном хоре,
Ущербный серп истлеет и сгорит,
Седая зыбь в алмазы раздробит
Снопы лучей, рассыпанные в море,
Но тех ночей, разверстых на фаворе,
Блеск близких Солнц в душе не победит.
Нас не слепят полдневные экстазы
Земных пустынь, ни жидкие топазы,
Ни токи смол, ни золото лучей.
Мы шелком лун, как ризами, одеты,
Нам ведом день немеркнущих ночей, —
Полночных Солнц к себе нас манят света.
IV
Полночных Солнц к себе нас манят светы...
В колодцах труб пытливый тонет взгляд.
Алмазный бег вселенные стремят:
Системы звезд, туманности, планеты,
От Альфы Пса до Веги и от Беты
Медведицы до трепетных Плеяд —
Они простор небесный бороздят,
Творя во тьме свершенья и обеты.
О, пыль миров! О, рой священных пчел!
Я исследил, измерил, взвесил, счел,
Дал имена, составил карты, сметы...
Но ужас звезд от знанья не потух.
Мы помним все: наш древний, темный дух,
Ах, не крещен в глубоких водах Леты!
V
Ax, не крещен в глубоких водах Леты
Наш звездный дух забвением ночей!
Он не испил от Орковых ключей,
Он не принес подземные обеты.
Не замкнут круг. Заклятья не допеты...
Когда для всех сапфирами лучей
Сияет день, журчит в полях ручей, —
Для нас во мгле слепые бродят светы,
Шуршит тростник, мерцает тьма болот,
Напрасный ветр свивает и несет
Осенний рой теней Персефонеи,
Печальный взор вперяет в ночь Пелид...
Но он еще тоскливей и грустнее,
Наш горький дух... И память нас томит.
VI
Наш горький дух... (И память нас томит...)
Наш горький дух пророс из тьмы, как травы,
В нем навий яд, могильные отравы.
В нем время спит, как в недрах пирамид.
Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит
Не создадут незыблемей оправы
Для роковой, пролитой в вечность лавы,
Что в нас свой ток невидимо струит.
Гробницы Солнц! Миров погибших Урна!
И труп луны и мертвый лик Сатурна —
Запомнит мозг, и сердце затаит
В крушеньях звезд рождалась мысль и крепла,
Но дух устал от свеянного пепла, —
В нас тлеет боль внежизненных обид!
VII
В нас тлеет боль внежизненных обид.
Томит печаль, и глухо точит пламя,
И всех скорбей развернутое знамя
В ветрах тоски уныло шелестит.
Но пусть огонь и жалит, и язвит
Певучий дух, задушенный телами, —
Лаокоон, опутанный узлами
Горючих змей, напрягся... и молчит.
И никогда ни счастье этой боли,
Ни гордость уз, ни радости неволи,
Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы
Не отдадим за все забвенья Леты!
Грааль скорбей несем по миру мы, —
Изгнанники, скитальцы и поэты!
VIII
Изгнанники, скитальцы и поэты, —
Кто жаждал быть, но стать ничем не смог...
У птиц — гнездо, у зверя — темный лог,
А посох — нам и нищенства заветы.
Долг не свершен, не сдержаны обеты,
Не пройден путь, и жребий нас обрек
Мечтам всех троп, сомненьям всех дорог...
Расплескан мед, и песни не допеты.
О, в срывах воль найти, познать себя
И, горький стыд смиренно возлюбя,
Припасть к земле, искать в пустыне воду,
К чужим шатрам идти просить свой хлеб,
Подобным стать бродячему рапсоду —
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп.
IX
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, —
Смысл голосов, звук слов, событий звенья,
И запах тел, и шорохи растенья, —
Весь тайный строй сплетений, швов и скреп
Раскрыт во тьме. Податель света — Феб
Дает слепцам глубинные прозренья.
Скрыт в яслях Бог. Пещера заточенья
Превращена в Рождественский Вертеп.
Праматерь-ночь, лелея в темном чреве
Скупым Отцом ей возвращенный плод,
Свои дары избраннику несет —
Тому, кто в тьму был Солнцем ввергнут в гневе,
Кто стал слепым игралищем судеб,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп.
Х
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,
Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп,
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы,
Так видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.
Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум, без мысли “почему?”,
Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля — священный край изгнанья.
XI
Кому земля священный край изгнанья,
Того простор полей не веселит.
Но каждый шаг, но каждый миг таит
Иных миров в себе напоминания.
В душе встают неясные мерцанья,
Как будто он на камнях древних плит
Хотел прочесть священный алфавит
И позабыл понятий начертанья.
И бродит он в пыли земных дорог, —
Отступник-жрец, себя забывший бог,
Следя в вещах знакомые узоры.
Он тот, кому погибель не дана,
Кто, встретив смерть, в смущенье клонит взоры,
Кто видит сны и помнит имена.
XII
Кто видит сны и помнит имена,
Кто слышит трав прерывистые речи,
Кому ясны идущих дней предтечи,
Кому поет влюбленная волна;
Тот, чья душа землей убелена,
Кто бремя дум, как плащ, приял на плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена,
Кто не пошел искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях Менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,
Кто, как Орфей, нарушив все преграды,
Все ж не извел родную тень со дна, —
Тому в любви не радость встреч дана.
XIII
Тому в любви не радость встреч дана,
Кто в страсти ждал не сладкого забвенья,
Кто в ласках тел не ведал утоленья,
Кто не испил смертельного вина.
Страшится он принять на рамена
Ярмо надежд и тяжкий груз свершенья,
Не хочет уз и рвет живые звенья,
Которыми связует нас Луна.
Своей тоски — навеки одинокой,
Как зыбь морей пустынной и широкой,
Он не отдаст. Кто оцет жаждал — тот
И в самый миг последнего страданья,
Не мирный путь блаженства изберет,
А темные восторги расставанья.
XIV
А темные восторги расставанья,
А пепел грез, и боль свиданий — нам.
Нам не ступать по синим лунным льнам,
Нам не хранить стыдливого молчанья.
Мы шепчем всем ненужные признанья,
От милых рук бежим к обманным снам,
Не видим лиц и верим именам,
Томясь в путях напрасного скитанья.
Со всех сторон из мглы глядят на нас
Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,
Ни светом звезд, ни солнцем не согреты,
Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы,
В себе несем изгнанье мы —
В мирах любви неверные кометы!
Max Volochine
-
Давид Бурлюк:
Звуки на а широки и просторны
Звуки на и высоки и проворны
Звуки на у, как пустая труба
Звуки на о как округлость горба
Звуки на е как приплюснутость — мель
Гласных семейство смеясь просмотрел
Сравните с "Гласными" Артюра Рембо:
A noir, E blanc, I rouge, U vert, O bleu: voyelles,
Je dirai quelque jour vos naissances latentes:
A, noir corset velu des mouches éclatantes
Qui bombinent autour des puanteurs cruelles,
Golfes d'ombre; E, candeurs des vapeurs et des tentes,
Lances des glaciers fiers, rois blancs, frissons d'ombelles;
I, pourpres, sang craché, rire des lèvres belles
Dans la colère ou les ivresses pénitentes;
U, cycles, vibrements divins des mers virides,
Paix des pâtis semés d'animaux, paix des rides
Que l'alchimie imprime aux grands fronts studieux;
O, suprême Clairon plein des strideurs étranges,
Silences traversés des Mondes et des Anges:
– O l'Oméga, rayon violet de Ses Yeux!
Бибар джан, оцени!
Написано примерно в одно и то же время. Образы - через звуки. Попытки построения схожих многосложных ассоциативных рядов. У Бурлюка - звук + образ. У Рембо - звук + краска. В музыке Скрябин пытался сделать нечто схожее с Рембо, но с несколько меньшим, как мне представляется, успехом. Попытки Изаи и Дебюсси и французских художников-импрессионистов здесь не рассматриваются, дабы не усложнять. В другое время и в другом месте. И по просьбе читателей. Но - как интересно, вы не находите?
Конечно, писать о таких вещах можно было бы и в опенАрмения, но меня оттуда выгнали за матерщину и ссору с одним из админов (по имени Септик), который оказался гомосексуалистом. Поэтому приходится метать бисер
-
И распахнулись двери в бесконечность,
Кололи плоть иголочки перил,
И лестницы изгиб длинною в вечность
От Вас меня в изгнанье уносил.
И Ангел, наши судьбы расплетая,
Хранил печаль невыплаканных слез,
Пока молилась я, не замечая
Как погибал в рассвете отблеск звезд,
Чтоб только Вам дарить свое дыханье
И ограждать от жизненных потерь.
У Ваших ног молю о покаянии,
Не смея постучаться в Вашу дверь.
-
Закрой мою душу своими руками,
Мне больно увидеть твоими глазами
Размытые краски былой акварели,
Горячей любви ожоги на теле.
Не верь в мою слабость, кради мою волю.
Оставь мне немного, я большего стою.
Прости мою гордость, я стану умнее,
Забуду, что жить без тебя не умею.
Раздам по счетам, снова стану свободной,
Я снова вернусь целовать твои звезды.
Отдай якоря, я на дно опускаюсь,
Ты только держи, я в тебе потеряюсь.
Устала. Меня предала моя смелость
Когда полетать в облаках захотелось.
Так много и сразу, нельзя отказаться.
Мне страшно уйти, но страшнее остаться.
-
10 месяцев счастья дарю Вам, все ночи и дни,
Двести сорок рассветов и лето, и осень, и зиму.
Заблудившись в глухих переулках злодейки-судьбы,
Уходите на поиски света, свободой гонимы,
Растерявши себя в вихре выжженных временем душ,
Истончая запасы незрелой любви слой за слоем.
Пусть фанфары исполнят сегодня Вам праздничный туш,
Как фальшивят сегодня, увы, ведь оркестр расстроен.
Совершенными стройными фразами выложен день,
Безошибочно в цель попадают проклятия стрелы,
Вам сопутствуют ваши грехи, и усталость, и лень,
И обуглены мысли в висках, Ваше сердце истлело.
Тихим шепотом листьев скажу я во след Вам: ”Боюсь..”
И легонько о щеку потрусь вместе с северным ветром,
Вместе с солнцем взгляну Вам в глаза и в душе помолюсь
Чтоб в пути Вас хранили мои двести сорок рассветов.
-
Увези меня в Ереван, где из туфа дома, где горы,
И блестит под солнцем Севан и родник журчит по-родному,
Где в твоем дворе виноград, и дудук баюкает ночью,
Где нам пир заменит гранат, и вино - рекой, сколько хочешь.
Где горячий лаваш с утра, и детишки гурьбой повсюду,
Где на каждом столе толма, и соседи песнями будят.
Увези меня в Город мой, задыхаюсь среди березок,
Он согреет меня зимой даже в минус двадцать мороза.
Там мне каждый прохожий – брат, каждый камень – далекий предок,
И в окно каждый день Гора, а не серый бетон до неба.
И когда-нибудь я дождусь, нам Масис даст примерить шапку,
Я в долину к нему спущусь, соберу васильков охапку,
И оставлю цветы лежать у подножья его вершины
И вернусь в Ереван, назад, и уже никогда не покину.
© Sunshinik
-
Саншайничек - мы тебя слушаем!
-
Если б стал я невидимым и крылатым, --
Не искал бы наживы, пользуясь этим.
Я и так считаю себя богатым,
Потому что живу я на белом свете.
На шестой этаж в переулке тесном
Я б к окну твоему подлетал с рассветом;
Если ты еще не совсем одета,
От тебя отворачивался бы честно.
Голубей с карниза я не сгонял бы,
И, как воздух, был бы я незаметен, --
Я стихи тебе о тебе читал бы,
А тебе бы казалось -- пропел их ветер.
Был бы я невидимым верным другом.
Если б ты в самолете летела к югу,
То с кабиной вровень, сквозь гром и тучи,
Я летел бы рядом, на всякий случай.
А когда по бульвару легкй походкой
К остановке троллейбусной ты б шагала,
Я тебе подбрасывал бы находки,
Чтобы ты счастливой себя считала.
Я тебе подбрасывал бы подарки --
Голубые капроновые косынки,
Ожерелья и серьги пластмассы яркой
И живые маки в ночных росинках.
Саншайничек, очень жду стихов, - твоих собственных, - об Армении, и не только!
-
Не со старго снимка и не во сне --
Эти выдумки не для нас, --
Ты возникнешь из памяти, как цветок,
Пробивающий снежный наст.
Опустив ресницы, ты скажешь мне:
"Позади пути, города.
Я всю жизнь с тобою рядышком шла,
Только ты был слеп иногда.
Я такая, какою была всегда,
Но такой я не буду впредь, --
Я сияю, как падающая звезда
Перед тем, как совсем сгореть".
-
Ты мне приснилась на рассвете,
И, пробуждаясь, наяву
Глаза в глаза я взор твой встретил --
Чуть дымчатую синеву.
В окно глядел рассвет весенний,
Капель стучала в тишине, --
И самых светлых сновиедний
Светлей ты показалась мне
-
Ты гордая, как все, что расцвело!
Ты среди нас, но ты от нас далеко.
Тебя ничто со мною не свело,
Твоя дорога - не моя дорога.
Душа твоя летит на чьи-то голоса,
Но отчего отдаться им не может?
Тебя преследуют мои глаза,
Моя тоска тебя тревожит.
И ты, причесываясь перед сном,
Со шпилькою в зубах скрежещешь:
"Надоело! Зачем я думаю о нем?
Какое до него мне дело?"
О, этого ты не прощаешь мне!
Ты вся возмущена недоуменно,
Ты днем недосягаемо надменна,
Но я дышу с тобой в твоем горячем сне.
-
Для всех других ты просто человек.
Войдешь - никто не вспомнит о комете.
Вошел, как говорится, "имярек".
Тебя не обнаружат, не отметят.
Но боль моя отметит... Но игла
Вопьется в сердце... Но душа заплачет...
Никто не понимает, что вошла
Стихия женственности в сером платье.
Не понимает эта пестрота,
Что серое - ярчайшее на свете,
И что вошла ты вовсе не как та:
Что ты вошла, как море или ветер.
-
Счастье - это утоление боли.
Мало? Но уж в этом все и вся:
Не добиться и ничтожной доли,
Никаких потерь не понеся;
Гнев, тоска, размолвки и разлуки -
Все готово радости служить!
До чего же скучно было б жить,
Если б не было на свете муки...
-
Dino, Thanks very much for this, very educating indeed!
Angelou, - what a peculiar Greek name for a black lady to bear, don't you think? With many thanks again, V -
Простите, непосредственно выше - это, конечно, Бенедикт Лившиц
-
Кафе. За полночь. Мы у столика —
Еще чужие, но уже
Познавшие, что есть символика
Шагов по огненной меже.
Цветы неведомые, ранние
В тревожном бархате волос,
Порочных взоров замирание,
Полночных образов хаос,
Боа, упавшее нечаянно,
И за окном извивы тьмы —
Все это сладкой тайной спаяно,
И эту тайну знаем мы.
Ты хочешь счастья? Так расстанемся
Сейчас, под этот гул и звон,
И мы с тобою не обманемся,
Не разлюбив возможный сон.
-
И когда друг друга проклинали
В страсти, раскаленной добела,
Оба мы еще не понимали,
Как земля для двух людей мала,
И что память яростная мучит,
Пытка сильных - огненный недуг! -
И в ночи бездонной сердце учит
Спрашивать: о, где ушедший друг?
А когда, сквозь волны фимиама,
Хор гремит, ликуя и грозя,
Смотрят в душу строго и упрямо
Те же неизбежные глаза.
-
Гмм, - весеннее обострение продолжается!
Был он ревнивым, тревожным и нежным,
Как Божие солнце, меня любил,
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил.
Промолвил, войдя на закате в светлицу:
"Люби меня, смейся, пиши стихи!"
И я закопала веселую птицу
За круглым колодцем у старой ольхи.
Ему обещала, что плакать не буду,
Но каменным сделалось сердце мое,
И кажется мне, что всегда и повсюду
Услышу я сладостный голос ее.
-
А! это снова ты. Не отроком влюбленным,
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,
Врученным мне навек любовью и судьбою.
Я предала тебя. И это повторять -
О, если бы ты мог когда-нибудь устать!
Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,
Так ангел смерти ждет у рокового ложа.
Прости меня теперь. Учил прощать Господь.
В недуге горестном моя томится плоть,
А вольный дух уже почиет безмятежно.
Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,
И крики журавлей, и черные поля...
О, как была с тобой мне сладостна земля!
-
Выше приводился Шекспир в переводах Самуила Яковлевича и Аполлинер в оригинале. Из несравненной Анны Андреевны:
Шелестит о прошлом старый дуб.
Лунный луч лениво протянулся.
Я твоих благословенных губ
Никогда мечтою не коснулся.
Бледный лоб чадрой лиловой сжат.
Ты со мною. Тихая, больная.
Пальцы холодеют и дрожат,
Тонкость рук твоих припоминая.
Я молчал так много тяжких лет.
Пытка встреч еще неотвратима.
Как давно я знаю твой ответ:
Я люблю и не была любима.
-
Bibarik-djan, ma cherie, c'est pour toi, naturelement!
Bises, NSous le pont Mirabeau coule la Seine
Et nos amours
Faut-il qu'il m'en souvienne
La joie venait toujours après la peine
Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure
Les mains dans les mains restons face à face
Tandis que sous
Le pont de nos bras passe
Des éternels regards l'onde si lasse
Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure
L'amour s'en va comme cette eau courante
L'amour s'en va
Comme la vie est lente
Et comme l'Espérance est violente
Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure
Passent les jours et passent les semaines
Ni temps passé
Ni les amours reviennent
Sous le pont Mirabeau coule la Seine
Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure
-
К ххх
Едва лишь ты, о музыка моя,
Займешься музыкой, встревожив строй
Ладов и струн искусною игрой, -
Ревнивой завистью терзаюсь я.
Обидно мне, что ласки нежных рук
Ты отдаешь танцующим ладам,
Срывая краткий, мимолетный звук, -
А не моим томящимся устам.
Я весь хотел бы клавишами стать,
Чтоб только пальцы легкие твои
Прошлись по мне, заставив трепетать,
Когда ты струн коснешься в забытьи.
Но если счастье выпало струне,
Отдай ты руки ей, а губы - мне!
-
Ты еще не устала ли от меня, Солнышко?
Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.
Любовь - над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь - звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь - не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любви - и нет стихов моих!
-
Саншайничек, это тоже тебе. Не от меня, конечно же, но от старины Билла, и - все же
Моя душа, ядро земли греховной,
Мятежным силам отдаваясь в плен,
Ты изнываешь от нужды духовной
И тратишься на роспись внешних стен.
Недолгий гость, зачем такие средства
Расходуешь на свой наемный дом,
Чтобы слепым червям отдать в наследство
Имущество, добытое трудом?
Расти, душа, и насыщайся вволю,
Копи свой клад за счет бегущих дней
И, лучшую приобретая долю,
Живи богаче, внешне победней.
Над смертью властвуй в жизни быстротечной,
И смерть умрет, а ты пребудешь вечно.
Венки сонетов
in In Foreign Languages
Posted
Мы родились в чужие времена
Далекие и гибельные годы,
Откормленные праздностью природы,
Кровавой просветленностью вина.
Испили чашу боли мы до дна,
Сгибаясь под репризами погоды.
Так одари ж нас благостным исходом
На жалость обреченная луна.
И на покой друг друга променять
Мы не посмеем в падающем мире,
В святую музу веру потерять.
Все краски жизни нам дано объять,
Когда на звуки отрешенной лиры
Наложим страсти алчную печать.
1
Мы родились в чужие времена
Нас разделяли дни и расстоянья,
Пока жила в преддверье обнищанья
И пела праздник сонная страна.
И той эпохе я была верна.
Листала опаленные страданьем
Страницы вековых повествований,
Не забывая музыке внимать.
Ты так же рос, завороженный рвеньем
Недетские писать стихотворенья.
Так ощутим же дерзости размах –
Заполним ум терзаньями свободы,
Помянем в серых, беспокойных снах
Далекие и гибельные годы.
2
Далекие и гибельные годы
Восполним мы, влюбленные в печаль
Полутонов падений и начал,
Поэзию звенящего восхода.
И сотворим восторженную оду
Садам ночным, среди которых, жаль,
Уже не встретить странную деталь
На испещренной глади небосвода,
Не разглядеть в разгуле темноты
Субстанцию загадочной породы,
Бросающую искры на цветы…
Но погружаясь в паводок дремоты,
Воображенье станем мы будить,
Откормленные праздностью природы.
3
Откормленные праздностью природы,
Вновь заживем забытою игрой.
И вступят величаво в песни строй
Горячие от нетерпенья ноты.
В запале ностальгических мелодий
Взорвется голос, тихий и сухой,
Замучит связки сдавленной тоской
По отгоревшим встречам и уходам.
Истерзанные притяженьем лиц
И бесноватой влажностью ресниц,
Забудемся, в бездействии покаясь.
В квадрате запотевшего окна
Зажжем свечу, неспешно упиваясь
Кровавой просветленностью вина.
4
В кровавой просветленности вина
Видна родства опальная бездонность.
Она сочится сквозь беседы томность
И воспевает наши имена.
Не в силах одиночества унять,
Перекроим сюжета обреченность
На ветреного взгляда неуемность,
Чтоб глаз мерцанье бережно познать.
В твоих зрачках – свечная тишина
И страх постичь любовь мою… Одна
Тупая дрожь предплечия сковала.
Не разгадать, на ком лежит вина
За то, что в пик минутного накала
Испили чашу боли мы до дна.
5
Испили чашу боли мы до дна,
Не раз пытая молодость смиреньем.
Ты вил надежду в пылком упоенье,
А я была в наивности вольна.
На берегу щемящая струна
Срывалась в небо под набеги пены.
И ужасом пронизывала вены
Полоска ускользающего дна.
Мы пили боль, глотков не замечая,
Пока под солнцем гордо умирали
Медузы на расплавленном песке,
И застывали, словно комья соды…
В мозгу брюзжал натянуто фальцет,
Сгибаясь под репризами погоды.
6
Сгибаясь под репризами погоды,
Мы пели о весне, как о войне,
Когда на брови сыпал мокрый снег
И обозленный ветер дул на воду.
И подоконник, скользкий и холодный,
Готовил птицам траурный ночлег,
Согбенный ясень доживал свой век,
К земле кренясь все ближе, год за годом.
Так были мы с тобою далеко,
Так предавались бедам и заботам,
Что ощутить сумели дивный ток,
Коснувшись взглядами на повороте.
Прости же нас за данность эту, Бог,
И одари нас благостным исходом.
7
Так одари ж нас благостным исходом,
Закат мечты нездешней синевы.
Когда-то были мы с тобой на вы,
В ином обличье… Но теперь изводит,
И в ненасытном вдохе скулы сводит
Пушистой ожидание травы.
Из мягких стебельков мы станем шить
Лоскутья узнаваемых мелодий.
От сладкой боли нежна и пьяна,
Я откушу зажаренного лета
Сухой кусочек. И венок сонетов
Возьмется рифмы медленно ласкать,
Зальет глаза раскаявшимся светом
На жалость обреченная луна.
8
На жалость обреченная луна
Нас укачает ржавыми руками,
Колючими от хвои рукавами
Зашелестит высокая стена
Ночного леса. И начнет летать
Большая птица с умными глазами.
Мы будем наблюдать за ней часами,
Из губ упрямых пламя выжимать,
И на видений запредельность множить.
Непроясненных образов заряд
Оставим сохнуть каплями на коже,
Рассвета изнуряющую власть
Не пожелаем в прозе уничтожить
И на покой друг друга променять.
9
Да, на покой друг друга променять
Погибели нелепой равносильно.
Как птица разворачивает крылья,
Так образ твой готова я обнять,
К груди твоей прижаться и молчать
О тошной нестерпимости бессилья
Перед судьбы причудами, и тыльной
Ладони стороной нектар вбирать
Безвременно отверженных идиллий,
Туманных атрибутов красоты…
Границы утра все теплей и шире
И грезит дух свободой высоты.
Сойти с безумья призрачной черты
Мы не посмеем в падающем мире.
10
Мы не посмеем в падающем мире
На смех сатирам реквием пропеть.
Признанья хлещет яростная плеть
По неба обнаженному сапфиру,
В котором облака слюдой застыли,
Навязчиво мечтая умереть.
В моих сомнений мнительную сеть
Врываются загадки цвета ила.
Но суждено ль их смысл разгадать,
Когда так глуп и страшен быт поэта,
Надрывно воспевающего лето,
Моментами привыкшего дышать,
Когда неумолим сигнал запрета
В святую музу веру потерять?
11
В святую музу веру потерять
И душу выжать под ноги прохожим
Присуще ль тем, кто взлетом обезножен
На зависть провожающим. Признать
Придется нам неповторимость «ять»
В стихиях изречений многосложных,
Наплывы излияний осторожных
Величьем бренных выводов венчать.
Ах, истину б душой удержать!
Да в кандалах обыденности тесно.
Второстепенных оборотов кладь
Терзает исповедную тетрадь.
В оцепененье дремлющего зверства
Все краски жизни нам дано объять.
12
Все краски жизни нам дано объять
С тобой красиво, сочно, постепенно.
Потом другие нам придут на смену
Сердца других страстями выжигать.
Но не устану слепо погибать
В тебе печалью… С отпылавшей сцены
Стекает свет, и оживают стены
Невозведенной хижины… Как знать,
Не лучше ль тлеть в сознании экстаза,
Чем загореться и погаснуть сразу
В огне весны, в безветрии минут?
В разгаре лет отравленного пира
Отыщем чувствам праведный маршрут
Под волны звуков отрешенной лиры.
13
Когда на звуки отрешенной лиры
Вдруг наслоится наш заветный стон
О том, как тих и тягостен урон
От бесприютной немощи, чернила
Квадратных туч заполонят постылый,
Размытый ветром мрачный небосклон.
И вмиг слетятся ото всех сторон
Скопленья насекомых суетливых.
Небрежна их наигранная спесь –
Напившись крови, улетят за смертью.
А ты, вкусив меня сегодня, здесь,
Не уходи. Размокнем в круговерти
Скупых дождей. И луж зеркальных гладь
Поглотит страсти алчную печать.
14
Наложим страсти алчную печать
На рук и губ разбуженное пламя.
Что совершится с огненными нами
Лишь голос углей сможет прошептать.
И прозвища сокрытые назвать
Не преминет изгибами на ткани
Касаний трепет. С быстротою лани
Нас в забытье случайное умчат
Капроновые нити беспредела
Неутоленной жаждою по телу.
Их натяженье ввек не изорвать.
Мы в наважденье странного синдрома
С тобой единой страстию влекомы,
Хоть родились в чужие времена.
Анна Светлова