Unregistered - M Posted July 16, 2005 Report Share Posted July 16, 2005 Մարիամիկ, ո՞ւր ես կորել, քեզ արդեն կարոտում եմ... ← ՍԱՍ, փոփոխության կարիգ ունեի: Համբուրգ քաղաքում էի, գեղեցիկ էր... Quote Link to post Share on other sites
Unregistered - M Posted July 16, 2005 Report Share Posted July 16, 2005 Ոչ, որ մտածեմ սխալ չանլու մասին, սխալ չեմ անի Չեմ կարում էլի՛ էդ մասին մտածեմ, ուղեղիս էդ ծալքը երևի դեռ դպրոցում հարդուկել են :lol: Ակսելից Մարիամին Գիրս անկատար Քո սրտի համար Մի դարիր ինձ սիրելիս Խա՛ռն է, խա՜ռըն է հոգիս: ← Խնդրում եմ, մտածեք այդ մասին: Հենց իմացա դարելը որն է, էլ չեմ անի Quote Link to post Share on other sites
Aksel.V Posted July 16, 2005 Report Share Posted July 16, 2005 Խնդրում եմ, մտածեք այդ մասին: Հենց իմացա դարելը որն է, էլ չեմ անի ← մտածեցի՛, ր ու տ տառերը կլավիատուրաում իրար կողք են, փուստ էի տվել Գիրս անկատար Քո սրտի համար Մի դատիր ինձ սիրելիս Խա՛ռն է, խա՜ռըն է հոգիս: Quote Link to post Share on other sites
Unregistered - M Posted July 16, 2005 Report Share Posted July 16, 2005 Եթե ամեն անգամ դատելուց ինձ մի քառյակ նվիրեն, ես դատավոր կդառնամ :lol: Quote Link to post Share on other sites
Aksel.V Posted July 16, 2005 Report Share Posted July 16, 2005 Եթե ամեն անգամ դատելուց ինձ մի քառյակ նվիրեն, ես դատավոր կդառնամ :lol: ← Ես արդեն ցմահ դատապարտյալ եմ :lol: Quote Link to post Share on other sites
Aksel.V Posted December 26, 2005 Report Share Posted December 26, 2005 Անդրեյ Բիտով հեղինակի Հրանտ Մաթևոսյան հերոսը http://www.azg.am/?lang=AM&num=2005122411 Անահիտ Խաչատրյան Quote Link to post Share on other sites
Nazel Posted April 16, 2008 Report Share Posted April 16, 2008 В Хоторджуре играли свадьбу. Валил декабрьский снег и покрывал белой фатой горы, дома и деревья. После 1915 года жители деревни перебрались на тот берег Аракса и укрылись в Шираке, однако следующей весной, когда прогнали врага, люди вернулись в родные места. И над деревней опять поплыл колокольный звон, а над погасшими очагами завился дымок. Металл и стекло не выдерживают резких переходов от жары к холоду, а человек выдерживает. Как ему удается, пережив лютое горе, вновь распрямить плечи, приказать своему сердцу радоваться жизни? (Я вспомнил поразившую меня надпись на ленинградском кладбище: «Камни, будьте стойкими, как люди!») Хоторджурцы радовались, дудукисты играли. Как они играли! Пронзительно и победно взвизгивала волынка, все девушки были красавицы как на подбор, все мужчины — удальцы. Свадьба в чем-то была и местью, «Вы надеялись уничтожить нас? — взвывала зурна, — ха-ха! Слушайте, смотрите, вот они мы, живем, веселимся, и этой ночью после свадьбы будет зачат новый хоторджурец, а через девять месяцев он появится на свет с памятью и болью в крови!» Рассевшись вокруг небольшого камина — бухарика, старики вспоминали другие шумные свадьбы, лукаво подмигивали своим сухоньким старушкам, а те принарядились, помолодели, наверно, былые времена взыграли в них. ...Декабрь 1917 года... Если бы на крови расцветали цветы, то в Западной Армении даже зимой распускались бы красные гвоздики. В горах и ущельях действовали армянские гайдуки — фидаи, парни, отказавшиеся от дома, очага, даже от отдаленной надежды иметь когда-нибудь семью, детей. А в Хоторджуре справляли свадьбу... И вдруг... Тревожно и зычно, как крик из горячей человеческой глотки, ударили колокола церкви Азнвахач. На миг волынка умолкла, старики перестали разматывать клубок воспоминаний. Церковный был то колокол или показалось?.. Все село — стар и млад — собралось здесь. Кто мог быть там, возле церкви? Да и сам колокольный звон не радостный. Послышалось или в самом деле был звон?.. Но колокола снова загудели над недоуменным и зловещим молчанием. Может, кто-нибудь, спасшийся от смерти, дает знать, что он еще жив, и молит о помощи? Может, услышал свадебную музыку? Подумали, посовещались самые почтенные старики села, и вскоре пятеро крепких мужчин уже взбирались на укрытую снегом гору. Веселье прекратилось. Невеста под белой фатой плакала — если бы она была на дворе, слезы застыли бы на морозе и жемчугом украсили фату. Жених не мог спокойно усидеть на месте: он ведь должен быть с теми, кто ушел. Возле церкви не оказалось ни души. Только чьи-то еще не занесенные снегом следы. Внутри церкви — пустота и холод, горела только одна свеча. Словно с неба, а не с купола свисала веревка колокола. Вышли на воздух, и вдруг в глаза бросилась надпись углем на двери. «Это по-русски, — сказал кто-то, — ну-ка, попробуем прочитать». Поправляя друг друга, помогая и мешая, кое-как разобрали: «Христиане! Этой ночью на вас нападут. Спасайтесь!» Мужчины мрачно переглянулись. Кто мог написать это?.. Наверное, та же рука, что недавно била в набат. Те, кто взобрался на гору, снежными комьями скатились вниз, торопясь в точности передать то, что прочитали, и каждый повторял в уме выведенную углем фразу. С невозмутимой, безучастной высоты все еще сеялся снег. Но был он уже не белым, а цвета крови, и на вершинах гор лежала уже не свадебная фата, а черный головной плат матери, потерявшей сына. «Значит, завтра ночью, — нахмурились старики, — завтра ночью...» «Что случилось с шафером? — спросил отец жениха. — Когда начнут танцевать жених с невестой?» Танец жениха и невесты должны были сопровождать зурна и визгливая волынка, но со сдержанным весельем и несдержанной болью сыграли лишь дудукисты. И невеста станцевала — стыдливо и растерянно. Жених стоял за ее спиной — и на их головы, как и положено, с нежным перезвоном сыпались золотые монеты, серебро и снег... Потом невеста покорно ушла в спальню, а жених, сменив нагрудную алую ленту на патронташ, шагнул вперед, чтобы присоединиться к старшим. «Ступай к ней, — мягко, но непреклонно произнес отец, — ты должен пойти к ней, врагу только того и надо, чтобы ты не пошел... к ней». Были, конечно, и сомнения — а вдруг ложная тревога, может, кто-то зло подшутил над ними? Но... «христиане... завтра ночью... спасайтесь». «Добрая рука написала это, — решили хоторджурцы. — Добрая и праведная». Готовились всю ночь и весь следующий день, пересчитали наличные патроны, ружья достались даже девушкам. Враг мог подойти к деревне только через перевал, поэтому крестьяне вскарабкались на скалы и спрятались в снегу, завернувшись в белые простыни. Клещи мести готовились сомкнуться. Хмурая ночь сошла на землю — без луны, без звезд. И это было хорошо. Около полуночи раздался шум, снег был мягкий, но все же явственно слышался перестук лошадиных копыт. Да, то были враги, они приближались молча, надвигались, подобно черной туче. Наверное, человек триста или четыреста. Человек? Никто не назвал бы их этим словом, разве они были люди? Тот, кто углем написал предостережение на церковной двери, — он человек. Сразу все подумали об этом неизвестном, безымянном для них человеке, нет, не человеке, о добром ангеле, и еще сильнее сжались кулаки. Аскеры были уверены, что их не видят, и, как и предполагали хоторджурцы, они действительно съехались .в ущелье, спешились, бросили на землю ружья... Надо же немного передохнуть перед «работой». И именно в этот миг полыхнули выстрелы. Растерявшиеся аскеры забегали, пытались укрыться в снегу. Но хоторджурцы били без промаха. А через несколько дней к деревушке подошла регулярная армия. Целый полк. В центре вражеских позиций хоторджурцы вдруг увидели крест и на нем тело распятой женщины. Выслали разведчиков, те вернулись потрясенные: убитой оказалась украинка Шура, Александра, ее знали все, — жена турецкого офицера. В Хоторджуре Шура бывала не один раз, приходила в армянскую церковь. Значит, это она звонила в колокол и, конечно, она же предупредила их. (Как выяснилось позже, случайно услышала разговор офицеров, собравшихся у них дома.) Решение сверкнуло как молния — бесповоротное, незыблемое, священное, — хоторджурцы должны отнять тело Шуры. «Может быть, все мы умрем, — сказал старейшина, — но...» Ему не дали закончить. «Умрем, но отобьем ее». И отбили. Сто восемь из трехсот тридцати семи вооруженных армян остались на снегу, а тело растерзанной женщины отняли. Враги были ошеломлены, они знали точное число хоторджурских мужчин — втрое меньше, чем у них. «Должно быть, подкрепление получили, чертовы дети, — сказал полковник, — делать нечего, придется свернуть действия, подождем подкрепления. Куда они денутся, эти армяне?» А пока что Шуру похоронили в той же церкви Азнвахач, гудели колокола, и все, кто остался в живых — от годовалого ребенка до стосемилетнего патриарха Навасарда, — склонились и поцеловали ее светлый лоб. Ночью хоторджурцы прорвались через турецкие позиции и вновь перешли Аракс. 5 ...Новорожденная была девочкой, и имя ей нашли сразу — Шура. Все это не легенда, а история. И если сегодня в обновленной Армении живет несколько поколений хоторджурцев, наверное, этим они во многом обязаны Шуре, чья могила, увы, осталась на той стороне Аракса. Многие дома еще были живы, деревья гнулись под тяжестью плодов, в траве жужжали пчелы, в воздухе звенели птицы. А людей не было. Стояла осень, и природа не знала, что напрасно воспроизводит себя. Не для кого. Quote Link to post Share on other sites
Recommended Posts
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.