Иосиф Вердиян.

[Nazel]

Четыре года назад 9 апреля не стало замечательного журналиста Иосифа Вердияна.Ему был всего лишь 61 год.Его большое сердце не могло вместить всего и не выдержало.

Я хочу представить несколько его статей,которые актуальны и сегодня.

Edited April 18, 2008 by Nazel

[Nazel]

Акраму Муртазаеву:

"....А в общем-то у нас по-прежнему неважнецки. Пустеют города и села. Как в России, на Украине, как на всем Кавказе... Но не странно ли, чем больше пустуют, тем теснее и обиднее жить. Пол-Армении покинуло родные пенаты. Кто куда. Лет десять назад довелось побывать в Лос-Анджелесе — для армян он дом родной. Живут, не зная английского. А зачем? Врач — армянин, почтальон — армянин, что бензин отпускает — тоже, армяне и продавцы в супермаркете, и соседи, и электрики, и дворники... Но главное даже не в том, что все общаются по-армянски, главное в том, что и молчат они по-армянски.

Сейчас ты скажешь, что молчание не имеет национальных признаков. Дудки! Смотри, как молчал десятки лет Микоян! А как держит паузу Армен Джигарханян! А как безмолвны наши горы — тысячелетия немы, суровы и черта с два хоть слово процедят. Нет, дружище, молчание переполнено судьбой и историей. Особенно минута молчания. Разговор наш всю дорогу идет вокруг отношений людей разных национальностей и вероисповеданий. Глупо недооценивать национальный фактор, а еще глупее осуждать публичное признание (пусть хвастливое, пусть бравирование) в принадлежности к тому или иному народу. Мир неделим вообще. Но мир делим в частности — по характеру обитателей определенного географического пространства. Слушай, даже яблоки разных сортов — разные по аромату, вкусу, форме, сахаристости. А уж людей сам Бог создал неодинаковыми. Отчего же я буду утаивать свое происхождение и наступать на горло собственной песне о племени, меня взрастившем? Да, я родом из Матенадарана, да, я из тех мест, где впервые построили купол на квадрате, столь восхитившем Леонардо да Винчи, да, мои предтечи первыми приняли христианство, первыми высказали мысль о шарообразности Земли, возможно, кто-то из них был матросом Колумба, и уж доподлинно известно, что один мой сородич едва не стал Папой Римским... Разве этим я унижаю чье-либо достоинство? Более всего люблю заглядывать в указатель имен. Грош цена истории с анонимными действующими лицами! Если география обладает пятым пунктом, то почему мы отказываем в этом праве истории?

Дружище, приятно сообщить тебе, что десять византийских императоров были либо полностью, либо частично армянами. Просто отлично! Манускрипты древности Брюсов назвал патентом на благородство армян. А нынче у нас критические дни, а еще точнее, геомагнитная буря — как-то измельчали, больше стали суетиться, нервничать, делать не то, говорить невпопад. Ну и что? Биография наша есть умение черную полосу невезения превращать во взлетную полосу. Сила духа черпается в прошлом — вот почему сегодня больше, чем когда-либо, «ветки» вспоминают «корни».

Киоскер, где я по утрам покупаю свежую периодику, — беженец из Баку. Пару дней назад он признался:

— Вечером по проспекту прошлись участники панармянских игр. До чего же красивое было факельное шествие! Армяне-спортсмены со всего мира на родине, они были веселы, народ им хлопал. Знаете, я еле унес ноги из Баку, оставив хорошие апартаменты на 5-й Завокзальной, но вчера я был счастлив!

И я встречал спортсменов на рынке — в шортах, волосатые ноги, сияющие глаза. «Почем?» «Для тебя бесплатно, брат-джан», — отвечали прожженные торговцы. Сентиментально? Конечно. Но правда, приятно?

У того переводчика, что позвонил рано утром, я уточнил имя автора запомнившихся строк, вычитанных в мемуарах несколько лет назад:

И адрес все тот же старинный,

Все тот же отель «Париж».

Он сказал: «Ваан Терьян. А чем они тебе приглянулись?» «Не знаю, — ответил я и добавил:

— Бывают же люди без глубоких знаний и интеллекта, а настроение хорошее создают одним своим молчанием. Это — добрые люди.

Стало быть, дорогой Акрам, молчание бывает добрым и недобрым. Нескромно, конечно, напомню, однако, одну свою сентенцию: молчание — знак согласия с текущей минутой. Минута молчания — знак согласия с вечностью. Опять я о своем (у медведя семь песен, и все они о груше): почти вся литературная Турция молчала, когда армян истребляли. Не молчал только Назым Хикмет. Пишет Илья Эренбург: «Однажды я ему рассказал, что Элюар, узнав об Орадуре, в первую минуту усомнился, действительно ли гитлеровцы собрали детей в школе и там их сожгли. Назым сказал: «Я его понимаю. У нас в Турции очень много диких людей, бывала страшная резня, кто-то рассказывал, резали даже детей, и всегда мне казалось — может быть, выдумка, то есть преувеличивают...»

А вот недавнее сообщение радиостанции Би-би-си: в Анкаре состоялся митинг с требованием реабилитировать поэта Назыма Хикмета, единственного турецкого поэта, который в 1915—1923 гг. выступил против властей Османской империи, планомерно осуществлявших геноцид армян.

Поэтесса Сильва Капутикян рассказала, что чуть меньше полувека назад за обильным тбилисским столом Назым Хикмет поднял тост за нее, лирического поэта, и теплым словом вспомнил армянский вклад в турецкую культуру: «С бокалом он подошел ко мне, чтобы поцеловать. «О, нет, Назым, сперва земли, потом объятья», — улыбнулась я. Славный был человек».

Мир делим географически, но един нравственными истоками. И, превознося собственную семью, далек от мысли ущемить чье-то самолюбие и чувство национального достоинства. Если у какого-либо народа плохая успеваемость в школе человеческой цивилизации, то он потому не успевает, что поздно начал. Выражение «молодо-зелено» — оно ведь и к нациям относится. Аттестат национальной зрелости по справедливости выдается после тысячелетий усвоения уроков мудрости и страдания.

А Назым Хикмет прекрасен, ибо отверг ятаганный взмах пера и предпочел встать рядом с народом-жертвой, отвернувшись от палачей. Любовь к поэту в какой-то мере способна растопить араратские льды ненависти.

Ты прав на все сто: извиняются за геноцид не перед всеми. Важно не только, кто убил, но и кого убили. При этом в числителе — убийца, в знаменателе — жертва. Я не склонен ставить знак абсолютного равенства между разными трагедиями. И дело не в масштабах: просто трагедии — национальные или одной отдельно взятой личности — не похожи по мотивам и последствиям. Как правило, оглянись вокруг — непризнанные геноциды порождают террор. Этот способ возмездия нынче стал моднейшим прикидом отчаявшихся, политическим шлягером, модной стрижкой патриота, национальным башмаком со скрипом.

Страшно? Еще бы! Жертва только тогда жертва, когда она безвинна. Способен ли Китай на теракты? Нет, всякого своего обидчика он публично сотрет в пыль. А как быть тем, у кого силенки не те? Террор — уродливое дитя малых чисел. Беда в том, что большие числа воспринимают малые как нули. Высокомерие держав вызывает желание плюнуть им в борщ или на люля-кебаб. Аналогично выражен и протест верблюда — он против тех, кто издевается над его столь естественно и целесообразно возвышающимся горбом. Не так ли, дружище?

Будь здоров!

Иосиф ВЕРДИЯН

30.08.2001

Edited April 18, 2008 by Nazel

[Nazel]

Акраму Муртазаеву:

Дружище Акрам!

Давай условимся не затрагивать тему законченных идиотов. Ну приписал какой–то дурак садизм сына мусульманину–отцу. В той же Москве всяк по–своему интерпретирует слово "армянин" – в первой части сложного эпитета сплошная чернота. Один мой аспирантский приятель, принц голубых кровей из Нигерии Адесанья Адемола, как–то доверительно сказал:

– Ты знаешь, почему к нам неравнодушны русские девушки? Потому что и ты и я черные!

Обижался ли я? В общем–то, нет. Разве русские когда–нибудь заикались построить общество без дурака? Без эксплуататоров и эксплуатируемых – да, без дурней – никогда. На знаменах великих революций начертано столько демагогий! Ну хоть бы одна исполнилась. Французы: "Свобода, равенство и братство". Если в равенстве перед законом, то понятно, а если о социальном общественном равенстве – извини, гусь свинье не товарищ. Какое может быть равенство между Альбертом Эйнштейном и еврейским мошенником из Бердичева, между Арамом Ильичом Хачатуряном и армянским проходимцем из Лос–Анджелеса, между Антоном Павловичем Чеховым и Скабичевским? Всеобщее равенство – без преувеличения – мечта раба. (Эзоп и Спартак не в счет.)

По моему глубокому убеждению, нет равенства и среди наций, велика та, которая внесла больший вклад в мировую цивилизацию. Отсюда – гордость. На весах прогресса доля, допустим, итальянцев перевешивает долю, опять же к примеру, конголезцев. (Не кажется ли тебе, что нации, как женщины, интересны своим прошлым, а государства, как мужчины, своим будущим?) Как же можно не гордиться своим национальным происхождением? Я сказал гордиться, а не фордыбачиться. И замечено давно: кто любит – тот больше недоволен своими. Госчиновники пели осанну России, а Герцен страдал от ее несовершенства.

Согласен с тобой: активный поиск своих знаменитостей во многом от сегодняшней "вялой" верхушки. В Ереване живет пожилой человек, кандидат технических наук Сергей Георгиевич Арутюнян – он помешан на известных армянах, повсюду их выискивает, благо владеет несколькими языками. Однажды я ему посоветовал написать об армянских пройдохах международного масштаба и предложил заголовок: "Без негодяев народ неполон". Он написал – а фактов оказалось предостаточно – и вроде (во всяком случае, для меня лично) демографическая ситуация в республике выправилась. Как бы устранился дисбаланс между нравственным и безнравственным в национальной действительности. Ведь и армяне никогда не обещали построить общество без недоумков и подлецов...

Любить отдельного человека, не любить народ... В розницу – да, оптом – нет? Не знаю, дорогой друг, как можно любить дерево и ненавидеть лес. Хотя обида твоя понятна, и вправду последние десятилетия мусульмане стали, так сказать, антигероями дня. Будучи в Лондоне, я обратил внимание на отсутствие мусорных урн. Выяснилось, что ирландские террористы облюбовали эти емкости для закладки бомб. И урны исчезли. (К слову, от этого лондонские улицы не перестали блистать чистотой.) В моем городе я тебе показал свежеотреставрированную мечеть, она как раз в двух шагах от корпункта. Стоит себе божий дом, великолепный памятник зодчества. Почти во всех мусульманских странах, где имеются армянские колонии, возведены церкви. Только в одном Иране их более десятка. Кто–нибудь из "исламских фундаменталистов" взрывал армянские церкви? Ни одного случая.

Из состояния всеобщего воинствующего безбожия мы в одночасье впали в некогда запретный и оттого сладкий религиозный экстаз. Бога признали до того, как принять в душу его заповеди. И пошел поиск виновников по цвету волос и разрезу глаз, по акценту и лица странному выражению. Чужая вера стала как бы дренажем для отвода гноя общества. Меня до сих пор смущает название объединения стран не по географическому или политическому, а по конфессиональному признаку – Конференция исламских государств. (Нечто далеко приблизительное, слабосинонимичное – Движение духовно близких народов, куда помимо славян и греков входят и армяне.) Ничего подобного нет ни у буддистов, ни у католиков или протестантов. Есть организации арабских стран, азиатских, африканских государств, Европейский союз и т.д. Эта Конференция исламских государств время от времени выговаривает армянской стороне, грозит пальчиком, что действует, как звуки военной трубы на полкового коня, во мне пробуждается внутренний Карабах, своеобразная реакция Вассермана на политическую инфекцию. В такую минуту я самоидентифицируюсь, ощущая собственную национально–родовую кость.

Поверь, после гневных выпадов из–под подобной крыши начинаешь осознавать, что Карабах – это вероисповедание.

Когда украинские наемники сбрасывали бомбы на Степанакерт, метя в школы и общежитие, пришло понимание простой истины, что Карабах – мужского пола, ибо несгибаем.

А в моем случае – продолжу анкету – это еще и возраст, и место рождения далеких предков: памятью детства помню плоские надгробные камни с крестом и датой – век восьмой, девятый...

Никогда еврей не устанет быть евреем, пока есть хоть один антисемит. Так же как мусульманин ни на йоту не поступится бесстрашием, покуда живы антимусульмане. (Кинострашилки о мусульманах, о которых ты упоминаешь в письме, – важнейшее из искусства провокации и подстрекательства.) Да разве не таковы и другие народы? Разве русский человек не ощущал на себе косой взгляд где–нибудь на Полтавщине, в кавказском или среднеазиатском ауле? Не думаю, что узбек столь наивен, чтобы пропустить мимо ушей обидные прозвища, приклеиваемые чужеродцами.

А Жоре Шакаряну наверняка грустно без Баку, и Баку грустно без Жоры. Но Жора никогда не будет жить в Баку, и мой коллега Исрафил Мамедов не будет жить в Ереване. А вот покой совсем скоро опустится на карабахские долины. Не знаю, как на расчлененном Турцией Кипре и в пропитанном палестино–израильской ненавистью Иерусалиме, однако в карабахских селах независимо от их этнической титульности армяне и азербайджанцы вместе будут скорбеть по общим потерям. В той войне, которую сами и затеяли. В порыве, как уверяли, в очередной раз создать интернационал добрых людей, общество без межеумков.

Сердечно Иосиф, Ереван

[Nazel]

<h1 class="bul">Особенности национальной неохоты. Путь к пьедесталу президента Армении лежит через Кремль?</h1>

На одно президентское кресло в Армении претендует больше людей, чем в медицинский институт. Да ведь не по знаниям лезут на олимп власти! Как раз наоборот: если учение - свет, то неучение у нас - портфель министра, депутатский мандат или, не исключено, президентское кресло. При первой же возможности едва ли не все лидеры 16 политических партий и организаций заявили о своем желании вытащить национальный обоз из трясины, насмерть стоять за народные интересы.

В той картине про разные приключения Шурика на заявку песчаного карьера "граждане хулиганы, алкоголики и тунеядцы" ответили гробовым молчанием, а вот призыв мясокомбината и ликероводочного завода нашел живейший отклик. Так и приближающиеся выборы нового главы государства: политики встрепенулись, языки развязались, обещания полились рекой. Да и сам действующий президент заспешил в народ, заулыбался, стал ближе по-человечески. Так бы всегда? Но ведь избирают один раз в пять лет.

Выходит, шестнадцать против одного. Роберт Кочарян как бы в сеансе одновременной игры в шахматы на шестнадцати досках. Это если не считать террориста Наири Унаняна, расстрелявшего парламент 27 октября 1999 года и также домогающегося поста главы государства. Более того, на суде он пригрозил, что если ему не дадут возможность развернуть предвыборную кампанию, то ситуация станет взрывоопасной с непредсказуемыми последствиями.

Это заявление главаря убийц кто воспринял с юмором, а кто - гневно. Но вот недавний съезд Народной партии развеселил публику тональностью иных выступлений, заслуживающих быть включенными в сборники съездовских материалов застойных лет.

Какой там застой! Монарший Восток во всей своей первозданности! Партия эта создана бывшим первым секретарем ЦК КП республики, бывшим спикером Национального собрания Кареном Демирчяном, павшим от рук террористов в тот октябрьский день 1999 г. После гибели отца знамя партийной борьбы подхватил сын - Степан Демирчян, которого съезд избрал своим кандидатом на президентский пост. Сын и впрямь ростом пошел в отца, хотя и без присущей последнему харизмы - умения обаятельно улыбаться, находить язык с собеседником… Внешнее сходство с покойным лидером умиляло делегатов… А взгляд, взгляд - вылитый отец!

Конечно, подобный подход исключает строгий отбор претендентов по критериям политических и нравственных достоинств. Даже при их наличии кандидат рискует стать жертвой языческих восторгов и неумеренных восхвалений - поистине услуга медвежья.

На предвыборном марше предостаточно и блефа - в популистской упаковке и без. Так, неожиданно для электората всплыл на поверхность доселе мало кому известный политолог, представляющийся основателем центра стратегических исследований "Перспектива", Арам Карапетян. На одной из пресс-конференций он заявил, что является "близко стоящим к аппарату Путина" человеком. А вот на прямой вопрос… дарил ли ему Путин часы, он хитро отмолчался: "Я бы не желал отвечать на этот вопрос". Из чего был сделан однозначный вывод: дарил, иначе опроверг бы слух. Часы в период выдвижений и самовыдвижений стали сквозной фигурой и обрели символичность. Один из студентов на встрече в медвузе попросил Роберта Кочаряна уступить ему свои часы. Недоумение сменилось улыбкой, и президент снял часы и протянул дерзкому студенту.

Пока кандидаты раскачиваются, пока парочка-другая крупных партий определяются в приоритетах, пока по-всякому нагнетается ажиотаж. Разумеется, ближе к финишу - а это февраль будущего года - претенденты пройдут отсев, и в пульке останутся человек пять-шесть. Если не меньше, учитывая способности нынешней властной команды разделять и властвовать. В политике, как ни в какой другой сфере, торг уместен. Кстати, благодаря ему в стане оппозиции рано или поздно кристаллизуется единый кандидат. Остальные - ловцы дармового счастья. Халявщики от политики.

[Nazel]

Табачок - врозь

Несколько преувеличивая, правомерно утверждать, что путь к пьедесталу президента по-прежнему лежит через Кремль. Трудно представить главу армянского государства, который находился бы в конфронтации с российскими властями.

Вы думаете, случайно, что именно накануне смены караула в Ереван прибыл премьер Михаил Касьянов? Формальный повод - реструктуризация нашего долга России почти в 100 млн долларов. Взамен суммы РФ получила Разданскую ГРЭС, ЗАО "Марс", научно-исследовательские институты материаловедения, автоматизации систем управления и математических машин.

Оппозиционный лагерь забил тревогу: друг называется, тащит себе имущество, так скоро армянам в Армении ничего не будет принадлежать. Местные коммунисты отнеслись философски: лучше русским, чем Западу. Крупные парламентские фракции одобрительно закивали головой. Михаил Касьянов выразился в том духе, что за имущество выплачена его красная цена, а Роберт Кочарян ту же, пожалуй, мысль сформулировал следующим образом: "Речь идет о взаимовыгодном деле, а не решении проблем одной стороны за счет другой". Добавим, что обслуживание российского долга обошлось бы нам ежегодно примерно в 20 млн долларов.

На встрече с российским премьером председатель постоянной комиссии парламента по вопросам национальной безопасности, обороны и внутренних дел Ваан Ованнисян выразил обеспокоенность тем, что обострившиеся антикавказские настроения в России после теракта на "Норд-Осте" могут стать причиной проявления насилия в отношении армян. Естественно и вполне ожидаемо высокий гость заверил, что правительство не допустит попрания прав и т.д. и т.п. Свежо предание, даже слушать скучно.

[Nazel]

Последний мазок

На дворе пора национальной неохоты: почти свыклись с клановостью и расцветом коррупции, безразличны к межпартийным баталиям, общественно индифферентны к выборам в парламент ли, в местные ли органы самоуправления, к критике слева или справа… И все же уважим читателя, снедаемого любопытством: кому отдадут предпочтение избиратели?

Дискуссии аналитиков вокруг персоны Степана Демирчяна как наиболее приоритетной напоминают разговор двух русских мужиков, оценивающих рессорную бричку гоголевского Чичикова. "Вишь ты, - сказал один другому, - вон какое колесо. Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву, или не доедет?" - "Доедет", - отвечал другой. "А в Казань-то, я думаю, не доедет?" - "В Казань не доедет".

Нет, так далеко Демирчян, сын Демирчяна, не доедет: колесо Фортуны - оно ведь тоже изнашивается

[Nazel]

СЛУШАЙ, КАК Я ДУМАЛ, ЧТО Я ОДИН?

памяти Мгера Мкртчяна-Фрунзика

Судьба распорядилась так, что мы стали соседями по зданию. Торопясь в корпункт, поднимал руку в приветственном взмахе, а Фрунзик как-то просто поднимал бровь, всегда печально изогнутую: «Привет». Без восторга, деланного ликования. Вообще когда человек отстранен от текущего момента и живет словно бы в диалоге с вечностью, он вопиюще старомоден. Так кажется.

Ровно двадцать лет назад, в день его пятидесятилетия, я навестил Фрунзика в больнице «скорой помощи» и помню рассказ об одной актерской находке.

— Слушай, азербайджанцы пригласили меня сняться в фильме. Ну, поехал в Баку. Режиссер дает наставление: «Фрунзик, ты по роли инвалид войны. Входя в райсобес, поэтому тут же начинай права качать: я, мол, фронт прошел, ногу потерял, а вы машину никак не выделите».

— Но это уже не фронтовик, а демагог.

— Вот-вот! То же самое я сказал режиссеру. Он подумал и согласился.

— И что же?

— Решение нашел такое: резко открываю дверь собеса, вытягиваю протезную ногу и двумя руками указываю на нее: «Война!».

Одно слово, один жест — вместо целого монолога. Зрелый талант скуп. Если талант многословен, значит, он молочной спелости.

Фрунзик Мкртчян — актер великой и трагической судьбы. Сын болен, первая жена по той же причине стационарно больная (она играла в фильме «Кавказская пленница» роль жены Фрунзика, который играл водителя Саахова), дочь в прошлом году скончалась в Аргентине... Несчастный был человек, несчастье на лбу было написано.

Через пару недель после похорон Фрунзика я пригласил его брата, известного кинорежиссера Альберта Мкртчяна, к себе, и мы несколько часов кряду проговорили на кухне о его великом брате. Запомнилось: «Фрунз желал смерти, он рвался к ней, он мечтал о ней, жестоко гася в себе жизненные инстинкты. Его не время погубило и не пристрастие к вину и табаку... Нет, он сознательно шел к своей погибели, не имея сил пережить болезнь сына и жены — огромное семейное горе».

Пусть так. Однако как быть с той непреложной истиной, что трагические случайности только кажутся случайностями, но на самом деле вписываются если не в природу общества, то в естественный круговорот? Впрочем, они где-то взаимосвязаны: война уносит мужчин — и в то же время женщины рожают мальчиков больше, нежели девочек. Ибо из огромного количества парней выходят единицы мужчин. Из шестидесятых — Гагарин, Окуджава да Фрунзик Мкртчян. Из девятнадцатого века России — Чехов да Толстой, мужчины Слова...

Теперь Фрунзику было бы семьдесят лет, но сознание не хочет мириться с невеселым воображением, рисующим замечательного артиста шаркающим стариком с провалами в памяти, мучающегося, безумно страдающего от безумия близких.

О нет! Он веселил наши сердца десятилетия и лишь однажды омрачил праздник — умер аккурат под Новый год, и тридцать первого ночью армяне пили первый бокал без звона и молча... Было блокадное время, в дома не подавалось электричество, и всем казалось — конец света.

[Nazel]

Из статьи"Любите как в последний день".

О тех, кто в гробу видал все споры.

Эту тему подобает выносить на газетную полосу ногами вперед. Впрочем, каким бы местом ее не выпячивали - всегда жутковато. Один гроб, даже пустой, еще не освоенный, в сознании моментально персонифицируется: живое воображение быстро переводит в разряд неживых тех, кто по параметрам подходит прислоненному к стене гробу, как бы прилаживая к нему.

И в нежилом гробе - мертвый дух.

Гробы в армянской столице делают на улице нар-доса. Но никто эту улицу не называет улицей нар-доса, не потому, что нар-дос был писателем весьма посредственным, а потому, что специфика улицы своей потусторонностью вытеснит любое название - толстого ли, достоевского ли. Даже кафку. И я иду вдоль гробовой улицы, лузгая семечки, - не заказчик, не посредник, не потенциальный покупатель, а так себе, праздношатающийся, решивший заглянуть в замочную скважину чужого траурного дома.

Это не рассвет. А просто взошла печаль на вывеске крупно и, разумеется, черным по белому выведено одно короткое, как последний выдох, слово: "гроб". Внизу поменьше - "мастерская по изготовлению гробов. Круглосуточно". Мой спутник, восьмидесятилетний профессор медицины саркис арташесович мушегян, предлагает спуститься в цокольный этаж, откуда доносится пронзительный звук электропилы. Вдоль ступенек выставлены разные гробы - разные по величине, фактуре, окраске, форме. Нет, конечно, это не какой-либо дантов круг, но, согласитесь, его можно считать прихожей в адово пространство.

- Мамикон, здравствуй.

Мастер молча кивает. Весь высохший, вряд ли он перекричит пилу. Да и вообще "здравствуй" в окружении скорбных изделий звучит... Не звучит... Черт знает, как может быть воспринято. - Почем гробы? - ортопед фамильярно похлопывает по полуфабрикату.

- В разную цену, - уклончиво отвечает старик-мастер, подозрительно косясь на меня. Профессора-то он знает, тот ему, похоже, какой-то сустав вправлял. Пила выключена, и в мастерской в самом что ни на есть прямом смысле гробовая тишина. - А из какого дерева делаете это? - я намеренно опускаю наименование атрибута печальных дней. - Дуб, бук, они поздно сгнивают, лет через пятьдесят. Может, и больше.

Пальцем указываю на недоконченную работу из прессованной древесно-стружечной плиты: - ничего, - улыбается мамикон, - ее-то черви не продырявят.

"Сколько времени человек пролежит в земле, пока не сгниет?" - спрашивает шекспировский гамлет. "Да что ж, - отвечает первый могильщик, - если он не сгнил раньше смерти - ведь нынче много таких гнилых покойников, которые и похороны едва выдерживают, - так он вам протянет лет восемь, а то и девять лет..." Природа - производство безотходное, иначе она была бы затратной. Даже мерзавцы органично вписываются во всеобщую схему переработки... Мопассан предпочитал сожжение на костре, как у индусов: "человек ускоряет медленную работу природы, а не замедляет ее еще более, как тогда, когда тело умершего заключено в отвратительный гроб, где оно разлагается целыми месяцами".

Что за улица! через каждые полста метров - мастерские по изготовлению этого специфического изделия n 1, конторы по его продаже. Улица без праздников, без флажков и смеха, без беготни, философское пространство, где зримо обозначены скоротечность жизни и зряшность дальних перспектив. - В москве гробы продолговатые и неуклюжие, как "чайки"-членовозы. Почему - ты не знаешь? пожимаю плечами, откуда мне знать.

- Странно, - как бы про себя произносит владелец лавки и, сморщив лоб, крупно задумывается. - Гробовщикам, наверное, всегда грустно. Работа такая, да?

он пропускает вопрос мимо ушей. Сперва. Потом, после непродолжительной паузы, заговаривает: - нам грустно, когда нет работы.

- А когда ее больше всего?

- когда воды мутнеют и травка начинает пробиваться.

- Весной, стало быть.

- Весной.

Сейчас на исходе поздняя осень - значит, можно выпить во здравие. Они сие превосходно осознают и спустя некоторый промежуток времени полностью расслабляются, одаривая друг друга восточными притчами и максимами собственной конструкции. Послушать неторопливые монологи иногда любопытно, иногда не очень, и я незаметно перешагиваю порог похоронного магазина и вступаю в посюстороннее царство гробов. Один из них, самый крупноформатный, прикрыт крышкой. Костяшкой среднего пальца стучу по ней: кто там? гробовое молчание. Стук повторяю. Со стороны посмотреть - сумасшедший. Никто не откликается, а я-то думал - крышка откинется и оттуда появится лохматая борода леонардо да винчи. А почему нет? через двадцать лет и три года в руки гамлета попал череп королевского шута. О, бедный йорик! сколько же миллионов черепов шутов и красоток, виночерпиев и трезвенников, солдат и полководцев схоронено в родных недрах. Поблизости от нас, в арташате, ненасытному римскому полководцу крассу глотку залили расплавленным золотом: о, богатый красс! в 85-м году в буэнос-айресе никак не удалось пробиться к великому борхесу - теперь он покоится в земле. Бедный борхес! а уильям сароян завещал перевезти частицу его праха в ереванский пантеон, другую - предать земле во фресно, а третью - в битлисе, когда это будет возможно, городке детства, который на турецкой карте. Бедный, бедный сароян! на ваганьковском кладбище нашел последний приют друг и коллега по двум московским газетам виктор горленко. Бедный витя! и еще остроязычный бедный ювенал, и бедный, очень бедный ованес туманян, и очень-очень бедные те ребята, что заживо погребены на дне моря, в отсеках черной субмарины... Гроб - единственный транспорт для путешествия в вечность.

Между прочим, прелюбопытнейший случай совсем недавно имел место в армянской столице. Некий его житель - впрочем, имя оригинала уже предано гласности - восьмидесятилетний амаяк арутюнян велел после смерти обвезти по ереванским достопримечательностям. Прогулка по памятным местам заняла несколько часов, благо, таковых невообразимое множество. И всякий раз у знатного объекта гроб поднимали на вытянутых руках, желая угодить покойнику и устроить его потухшему взору широкий, по возможности полный обзор. Родичи от усталости и, чего греха таить, раздражения валились с ног, но не сбавляли скорости, дабы затемно успеть похоронить чудака. Вы, конечно, подумали, что усопший был архитектором или музейным экскурсоводом? если б хоть так! он был электриком и, как видим, с божьей искрой виртуального воображения. Еще факт из многоколоритного бытия. Ереванский пенсионер р. М. Решил вложить скромные денежки в нечто, что могло бы уберечь их от инфляции. И додумался вот до чего: на сбереженную сумму он приобрел недвижимость, которая в любой печальный день может стать движимостью. Старик заказал себе... Гроб. Как ни кощунственно выглядит этот факт, но в практичности пенсионеру не откажешь. Сильно дорожают ритуальные услуги, а на близких теперь надежды мало. Вот и прикупил большой оригинал и ткань для обивки гроба, и белую простыню, а с весенним теплом собирается собственноручно вырыть себе могилу. Ждет мужик скорбного зова трубы. Такие долго живут.

А пока гроб стоит в передней, пугая всяк входящего. Старику нипочем, привык он к невеселому ящику - пыль стирает с него тряпкой, переставляет во время уборки квартиры... Сжился, что ли. Глазу привычней его видеть, чем не видеть. Никого нет у забытого человека - гроб да и только. Все имущество и вся живность. Не скрою, серьезно, я искал этого мрачного философа, чтобы посидеть с ним у его пустого гроба. Понять ли душу человека, стоящего одной ногой в гробу и потому загодя обзаведшегося экипировкой для дальнего похода? глядя на небо, предусмотрительно захватываем зонт, чтобы уберечься от возможного дождя. Сиротливый оригинал застраховал себя от неминуемого как мог. Из великого леса жизни он взял себе свое единственное дерево, распилив его на четыре продольные части. Один и тот же замысел объединяет оба поступка: не быть застигнутым врасплох неотвратимым и неизбежным.

Не так уж глупо, если подумать.

[Nazel]

Если бы Путин не пришёл к Арарату, к этой горе пришёл бы Магомет

Послесловие к визиту президента РФ в Армению

Жаловали ли русские правители армянский маршрут?

Как сказать. Ленин ограничился одним знаменитым письмом

коммунистам Кавказа, где излагал примитивные советы возрождения региона (типа: орошение больше всего воссоздаст край…), одной запиской о легендарном эксе Камо («лично известен» — это ли не протекционизм!)… Короче, не был он в Армении.

Не посетил нас и верный ленинец Сталин. А зачем? Видел он лучших армян в гробу.

А вот Никита Сергеевич Хрущев приехал и помог перебросить воды реки Арпа в мелеющий Севан. За что и спасибо.

Леонид Ильич лично побывал в Ереване на круглом юбилее советизации. Говорят, не стоялось ему на трибуне, он часто спускался вниз — отходил душой и, причмокивая, снова занимал свое место.

Менее всего повезло Михаилу Горбачеву: он из Штатов прилетел в печальную Армению 88-го года.

А Владимир Путин приехал в момент, когда не то что Армения — весь мир пребывал в растрепанных чувствах. Ереванцы думали-гадали: приедет или нет? Он взял и приехал, и это понравилось — стало быть, российский президент не из робкого десятка (хотя один эпизод насторожил, но об этом ниже).

Протокольная часть визита главы РФ не блистала оригинальностью: поездка на озеро Севан, посещение Матенадарана — Института древних рукописей, встреча с католикосом и т.д. Два момента напрягали общество.

Первый — сольются ли Армения и Россия в экономическом экстазе (подобно военному) и второй — определится ли кремлевский гость по отношению к армянскому президенту

Роберту Кочаряну. Дело в том, что последнего его политические оппоненты обвиняют в прозападной ориентации и, собственно, на этом контрапункте строят свою концепцию противостояния.

А легко ли было на душе у российского лидера? Вряд ли. Грузия уходит в сторону, Азербайджан, сами понимаете. Да и северокавказские республики как бы в ожидании чего-то. В таком пестром политическом пасьянсе Армения приобретала особую значимость как надежный форпост на юге. Короче, если Путин вышел из пункта А, то из пункта Б ему навстречу пошли с той же стремительной скоростью. Тот самый случай, когда для того, чтобы хлопать, нужна вторая ладонь.

Пол-Еревана стояло на ушах, беспокоясь за близких в Нью-Йорке и Вашингтоне, как-никак тысяч тридцать армян там проживают из полуторамиллионной армянской диаспоры США. Трехминутные звонки туда бесплатные для любого армянина до конца сентября. А тут — президент Российской Федерации и заявление его больше об американской трагедии, чем об армяно-российских отношениях. Что, впрочем, вполне понятно.

Оба руководителя, по всему, были настроены конструктивно, сие определило успех. Российский президент пообещал активное участие российского капитала в оживлении армянской экономики, солидные инвестиции. Надо полагать, львиная доля придется на предприятия военно-промышленного комплекса. После отъезда, на следующий день, в воскресенье (!), Путин собрал команду министров и по горячим следам дал указания, так сказать, на армянскую тему.

В Ереване же московский гость обласкал Кочаряна приятными словами, отметив его прогрессивность и хорошее знание проблем современной экономики. Чем, собственно, и выбил едва ли не единственный козырь из рук армянской оппозиции — Кочарян-то, оказывается, прорусский больше, нежели они.

Теперь о странном факте, обещанном в начале. Гостей, сколь высокого ранга они бы ни были, католикос всех армян по обыкновению принимал в своей резиденции, в первопрестольном Эчмиадзине. Естественно, программа пребывания Владимира Путина предусматривала и встречу с Его Святейшеством. Однако, на удивление общественности,

не глава Российского государства навестил духовного пастыря в св. Эчмиадзине, а католикос приехал к Путину на дачу Управления национальной безопасности. По мнению

сведущих людей, место встречи было изменено из соображений безопасности гостя…

Куда лиричнее была дорога, избранная Людмилой Путиной и Беллой Кочарян. Маршрут, похоже, подсказал известный московский предприниматель, глава «Союза армян России» Ара Абрамян, пригласив первую даму России и первую даму Армении в родное село, где его стараниями возведена прекрасная церковь. Скорее всего, по этой

причине Людмила Путина не посетила музей Сергея Параджанова, как предусматривалось раньше.

Однако дар музею от имени президентской четы преподнесли — поистине царский дар: живописный холст кисти великого режиссера «Два грузина».

Стало общим местом: чем ближе Армения к России, тем больше дистанция между страной араратской и Турцией. Правило это и на сей раз сработало безотказно. И вот что дает основание так говорить. Пару месяцев назад внезапно обрел публичность факт создания и тайной деятельности некоей неофициальной комиссии «турецко-армянского примирения», куда от армянской стороны входил и политолог Андраник Мигранян. Деятельность означенной комиссии подверглась резкому осуждению армянской общественности. На первых порах «Союз армян России» как бы не замечал общественного переполоха вокруг создания пресловутой комиссии, но именно в эти дни «Союз» сделал заявление, выразив свое негативное отношение к подобным политическим играм: «Столь неординарное событие не позволяло поспешных суждений, основанных на эмоциональном восприятии. Потребовалось время, чтобы получить некоторое представление о позициях и мнениях участников этой комиссии».

М-да, а ведь член этой комиссии Андраник Мигранян далеко не последний человек в «Союзе армян России», и он сам в интервью зарубежной радиостанции косвенно признался, что вошел в комиссию, дескать, поставив об этом в известность российские власти. Чем объяснить задний ход? Верно, информация о работе комиссии из первых рук не представляла особой ценности, и игра была прекращена. Более того, «Союз армян России», немало сделавший для диаспоры, рисковал своей незапятнанной репутацией.

Теперь, конечно же, ясно, сколь естественно вписывается этот, по существу, антитурецкий демарш в мягкое вхождение Армении в такой знакомый и обжитый столетиями фарватер российской политики.

А вообще, симметричность в разумных пределах Владимиром Путиным, несомненно, будет соблюдена: в Ереване он возложил венок к обелиску жертв геноцида 1915 года так же, как месяцами раньше в Баку он принес венок на аллею шехидов, погибших в карабахской войне… Он увидел Арарат из армянской столицы, он будет иметь возможность созерцать старожила земли и с той, турецкой, стороны. Утверждают, что библейская гора с армянской точки обозрения выглядит красивее. Впрочем, это зависит от точки зрения на историю древнюю, новую, новейшую и текущего политического момента.

[Nazel]

ТЕМ, КТО НЕ КРИЧАЛ: «МАЙРИК!»

Каждая душа проходит испытание жизнью

Парижское утро. Девяносто первый год. Мой замечательный друг Микаел Кочарян (он вошел во французскую энциклопедию) вытянул из охапки газет одну и небрежно сказал: «Ищи в заголовках Армению». Я стал лихорадочно просматривать названия материалов в пределах своего аспирантского минимума.

— Да будут еще нас в заголовки выносить!

— Ты поищи как следует, — лукаво улыбнулся он.

Снова напряг мозги и зрение, будучи уверенным, что если и упомянута где-то родина, то только в сносках или примечаниях к историческим текстам. Вот что-то про Алжир, кажется, про курдов, об американцах… Запрятанную в уголочек информацию вообще не понял…. Ага, это о пожаре в новом парижском районе… И тут в глаза бросилось слово, вроде родное, но как бы ставшее чужим в окружении французских. Майрик! По моему лицу Микаел понял, что поиск привел в родную гавань.

— Анри Верной снимает фильм «Майрик» по собственной книге.

А теперь переведу название фильма и — не удивляйтесь! — имя знаменитого французского режиссера: «Майрик» в переводе с армянского «мать», точнее и эмоциональнее — «мама», а Анри Верной — псевдоним Ашота Малакяна.

На следующий день мы поехали в Эпине, что неподалеку от французской столицы. Микаел неплохо знал режиссера, благо тот жил по соседству с его дочерью Ани, были у него и другие знакомые в съемочной группе, так что поездка туда обещала многое и, главное, встречу со звездами, занятыми в картине об армянской судьбе на чужбине. Семья кинорежиссера спаслась от геноцида во Франции, и эта дорога страданий стала сюжетным посохом двухсерийного фильма, потрясшего цивилизованный мир. Там, в ста километрах от Парижа, на пространстве искусства встретились мать и сын, два существа, пережившие ужасы жизни, однако сохранившие нежность и благородство.

Обстановка на съемках до того напоминала родную сторону, что французская речь актеров казалась закадровой. Будто Армению дублировали на звонкий французский язык.

Беседовал я с Анри Верноем, конечно же, на родном. Он сам его выбрал, предварительно извинившись за… несовершенство. В разговоре глаза мастера становились беспомощными, когда не могли подыскать словесный эквивалент нюансам собственных переживаний и раздумий. Выскажу, верно, спорную мысль, но кажется мне, что можно думать на одном языке, а страдать на другом.

— Из Турции мы попали в Грецию и, прожив там два года, переехали в Марсель. Я был лишен общения со сверстниками, рядом не было армян. Ну а для французов я был пустым местом. Никем. Помню себя играющим в мяч один на один со стеной во дворе. Ощущение невероятной тяжести от непосильной ноши под названием «одиночество» не покидало меня.

Паузы между съемками заполнены исповедью. Но всякий раз Анри Верной возвращается к той точке, на которой прервалась беседа. Разговор о нравственных поисках человека. Стало быть, о самой картине. Вот сняли кадр, он присел на стул, и размышления его воспринимаешь как иллюстрацию к изобразительному ряду.

— Каковы взаимоотношения Ашота Малакяна с Анри Верноем?

— Э-э, дружище, Ашот с Анри сблизились не сразу. Позже Верной вытеснил Малакяна и теперь независим. Независим — да, но можно ли забыть ту культуру, которую впитал с молоком матери? Я читаю, пишу по-армянски, если удается 2—3 дня кряду говорить на родном, то мой армянский становится ясным и гладким.

Французы знают о моем происхождении, ну а тот, кто не догадывался, узнает после этого фильма.

Монолог живой, эмоциональный. Мысль не топорщится складками, она зрела полуночной зрелостью.

— Отказаться от корней значит отказаться от самого себя. Чуждо. С пяти лет держал свечи в армянских церквах. А церковь не только вера, она и культура. Пел литургию, великого нашего Комитаса. И если я — сын церкви, то, следовательно, и сын армянской культуры. Между прочим, пасхальную сцену для этой ленты группа снимала в Эчмиадзине.

— Все-таки, мастер, творческая судьба к вам милостива, сотрудничали с Бельмондо, Фернанделем, Аленом Делоном, Омаром Шарифом, Клаудией Кардинале… Скажите, не мелькало ли желание пригласить для съемок популярных армянских артистов? Да и вообще, по совести, чем вы обязаны Франции и чем она вам обязана?

— Это разные вещи — Армения и Франция. Сложно объяснить, постараюсь.

Париж, естественно, культурный центр, может, даже культурный «пуп Земли». Обязан Франции второй культурой, которую обожаю. Однако — без умаления моей национальной культуры. Вообразите: прекрасно живу в обеих культурах! Они взаимодействуют без особых трений и тем самым взаимно дополняют.

Другой вопрос — приглашены ли на съемки актеры из Армении. Ну мы всегда так, непременно, чтобы свои были. Никогда специально не искал армян для ролей. Если попадались при отборе — радовался. Тем не менее с десяток соотечественников заняты в картине. Брал оператора, оказался хорошим профессионалом да еще фамилия Ованесян. Славно!

Он весело засмеялся, и мне почудилось, что Ашот Малакян лукаво подмигнул Анри Верною.

Как появилась идея картины «Майрик»?

Несколько раз по случаю Верной выступал по телевидению и в узком кругу с рассказами о матери, личными воспоминаниями. Они вызывали восторг у слушателей. И однажды Анри Труайя, с которым кинорежиссер накоротке, посоветовал ему изложить это на бумаге: «Такая книга обратит на себя больше внимания, нежели бомбы террористов».

Рассказы о матери сложились в сборник «Майрик». Автор предпослал ему подзаголовок «Рассказ», но это, скорее, жанровое обозначение. Написан он в 1985 году, переведен на десять языков и вышел общим тиражом 200 тысяч экземпляров. Армянский перевод книги издан в 1988-м в США, мне ее подарили в Нью-Йорке.

На обложке книги, ставшей бестселлером, портрет матери с маленьким Ашотом, еще не Анри, на коленях. Эта фотография с нансеновского паспорта, который вручался армянским беженцам начала прошлого столетия. С краю приписана дата: «1924, Афины». Очень грустный снимок.

— Фильм о моей семье, нашем народе. Это — долг перед матерью. — Мастер снова оседлал стул, но начал не с точки, а с нового абзаца. — Он обращен к молодому поколению соотечественников, познающих себя в громадном, плохо защищенном мире. Но я надеюсь, что картина станет другом и для французов, и для людей иного происхождения и вероисповедания. Другом для тех, кто любит, кому снятся мама и детство и чьи души распахнуты для сострадания к ближнему. Вообще к живому существу.

— Я обещал отцу рассказать о маме, — продолжает Анри Верной. — Вы понимаете меня? Вы знаете, что такое долг души? — Глаза становятся беспомощными. Видать, ищет равноценное армянское слово, чтобы высказать какую-то значимую мысль…

Как не понять! Достаточно придать небольшой полет воображению, чтобы увидеть черноглазого мальчугана, тонким голоском выводящего «Патараг». Мелодия поднимается под своды храма и там рассеивается, возвращаясь к тебе тихим и покойным, как бы божественным эхом. То душа воспряла и вернулась к человеку, но уже просветленной, но уже очищенной, но уже стершей с себя суету.

— Вы, наверное, понимаете меня, — произносит Анри Верной, и у меня впечатление, что обращается он к своему первому «я» — Ашоту Малакяну. — На роль мамы я пригласил Клауди, потому что она сохранила сладость матери и женщины. А героя-мальчика мы выбирали из почти 600 детей. Ни на что прежнее в моей работе эта картина не похожа! Армянскую музыку к фильму аранжировал композитор Жан-Клод Пти, автор музыки фильма «Сирано де Бержерак». Роль отца исполняет Омар Шариф, к слову, второй раз за свою артистическую карьеру сыгравший армянина: в первый раз он исполнил в итальянской ленте роль древнеармянского царя. Замечательная Натали Руссель предстанет в роли тетушки Гаяне, а другую тетушку играет обаятельная Изабел Садоян. Я пригласил гримеров из Голливуда, высококлассных французских специалистов. Это фильм моей жизни, и его следует уложить в два часа сорок минут. Монтаж для меня — что ампутация живого органа. Как рассказать о судьбе мамы длиною в 80 лет за неполные три часа? Каждый кадр — моя частица, пядь той народной стены, на которой отпечаталась трепещущая тень родной матери.

— Я погружен во французскую жизнь, однако всегда ощущаю себя частью моей первой родины. Свой я человек и в местной армянской общине. Иные мои соотечественники удручают, — вздыхает режиссер. — Мало читают, мало духовности. Как же так? На все четыре стороны — Париж! Остановиться в развитии, как сто лет назад? Ну! Они же права не имеют!

Открою вам тайну, впрочем, свою тайну: ненавижу тех, кто без устали повторяет: «Мы — маленький народ…» От подобного рефрена даже большой народ станет малым. Скулеж столь же скверен, как и самодовольство, самоудовлетворенность. Расти надо ввысь, безостановочно и постоянно! Иначе — конец, иначе — смерть.

Я стал невольным свидетелем сцены между Анри Верноем и Ашотом Малакяном: первый строго отчитывал второго. Этот гнев проистекал от великой любви к соплеменникам.

Один раз, когда я обратился к рядом стоящему другу «Микаел-джан», режиссер как-то встрепенулся:

— Джан! Какое прекрасное слово! Так только на Востоке люди обращаются друг к другу! Разве я могу сказать Бергману «джан»? Нет, увы. Или «Миттеран-джан», «Тэйлор-джан», «Бельмондо-джан», «Клаудиа-джан»? А вот Азнавуру могу — Шарль-джан…

Честно скажу, я старался вести разговор с маститым художником о вещах сугубо творческих. Грело ласковое французское солнышко, небо блистало удивительной голубизной. Вдруг Анри Верной слишком резко для своей комплекции и возраста вскочил со стула и захлопал в ладоши, что означало перерыв на обед. Совсем кстати я достал из портфеля бутылку карабахского коньяка «Гандзасар» и протянул ему. Он снова нацепил очки и прочитал этикетку: — О, карабахский? Действительно?

Я кивнул.

— А хороший?

— Немного жесткий.

— Это потому, что карабахский. Характер — в напитках.

Сказал и рассмеялся.

Обедали мы в каком-то кафе. Он живо обсуждал за обедом моменты съемки, в дальнем от него углу сидела Клаудиа Кардинале. Я украдкой поглядывал на нее, изучал, но не узнавал — седой парик изменил ее до неузнаваемости. Однако и в этой разочаровывающей мужское сердце неузнаваемости Анри Верной зрела сладость женщины и матери.

Прощаясь, великий мастер громко произнес:

— Джан!

Оно было обращено к нам, его гостям, равно как и к окружающим его артистам, а также далекоим Рязанову, Бергману, Шарифу, Стрейзанд, тысячам и тысячам европейцев и неевропейцев и особенно восточным поклонникам его таланта, и, не сомневайтесь, в первую очередь соплеменникам.

В первые дни нового года пришла скорбная весть о смерти кавалера ордена Почетного легиона, члена Французской академии художеств Анри Верноя — Ашота Малакяна… Я поставил свечку в память об усопшем в церкви св. Саркиса. Потом, когда она догорела, я догадался зажечь новую свечу, на сей раз нашим матерям, за упокой души и нетленную память.

Он умер, когда пережил весь трагизм дороги к самому себе. Невеселая догадка: самопознание приводит к быстрой самоисчерпанности. После ленты «Майрик» Верной не создал ничего значительного, хотя и прожил десять лет.

Целых десять лет после собственного эпилога к собственной жизни.

28.02.2002

[Nazel]

Оффтоп:детей Анри Верноя зовут Севан и Гаяне.Мода на заморские имена его не коснулась.

[gserj]

Разве русские когда–нибудь заикались построить общество без дурака? Без эксплуататоров и эксплуатируемых – да, без дурней – никогда.

В смысле? Сказка про Ивана - дурака? Edited April 19, 2008 by gserj

[Nazel]

Пули летят со всех сторон, за строками о конференции исламских государств и Карабаха видны тени целых континентов и забытых предков. А не придаем ли мы конфессиональному фактору слишком большое значение в межгосударственных отношениях?

И, конечно же, союз России с Арменией скреплен не в последнюю очередь на единой вере. В этом деле сыграли важную роль, думается, два момента: угроза пантюркизма, претендующего на регион аж до Урала с охватом, естественно, и республик, как нынче модно говорить, Центральной Азии и Северного и Южного Кавказа (сужу по заявлениям идеологов пантюркизма), – это, во–первых, и заодно ответ на твое риторическое – и тюрки должны жить вместе, но где, дескать. Во–вторых, когда Армения выбирала Россию, то, помимо прочего, руководствовалась соображениями большей продвинутости северной страны в цивилизованных вопросах. А вера – что? Если не совпадает – ну и ладно, а совпадает – так вообще хорошо. Я так думаю.

Глупо темнить в армяно–турецких вопросах. Я и не собираюсь. Потому и признаюсь, что в школе не задумывался, а может, и даже не догадывался, что мои одноклассники – дети разных народов. Что Саша Хоришко – украинец, а Сема Гуральник – еврей, что Галя Минаева – русская, а Ленька Пеев – болгарин. А вот что Халилов Мамед – азербайджанец, я знал уже в первом классе. Есть в этом вина моя или моего азербайджанского сверстника? И дальше в разрезе наших дней – есть ли вина современного турка в том, что в 1915 году руками их предков были истреблены полтора миллиона армян?

Вот в метро тебя с московской пропиской проверяли, а русского товарища из Ташкента – нет. Тебя это возмущает, меня тоже. А теперь представь, что только из–за цвета волос и разреза глаз тебя и полтора миллиона тебе подобных потопили в Средиземноморье, сгноили в пустынной Месопотамии, искромсали ятаганом у порога собственного дома или заживо сожгли в церквях.

Когда Чингисхан говорил о льве, то он имел в виду льва, а не шакала. Один такой по кличке Гитлер в августе 1939 года на совещании фашистской верхушки в Оберзальцбурге, призывая к уничтожению славян и евреев в Польше, заявил: "Кто же теперь, в наше время, помнит об истреблении армян в Турции". Это цитата из "Нью–Йорк таймс" за 24 ноября 1945 года (обрати внимание, Акрам, к русским не апеллирую).

По–моему, другие должны радоваться, а не обижаться, что более всего с друзьями не везло армянам и евреям. Нам к тому же не повезло и с врагами. Поясню. Немецкий канцлер Бранд преклонил колени перед памятью жертв варшавского гетто, и современная Германия выплачивает огромные штрафы израильскому государству. Способна ли Анкара на покаяние? Хочется верить, что способна, но не готова.

На днях ереванский коллега рассказал о встрече с турецкими журналистами в Анкаре: "Многие из них не отрицают факта геноцида вопреки официальной политике страны". 24 апреля текущего года в Ереван приехала делегация европейских турок, чтобы возложить венок к обелиску жертвам геноцида. В позапрошлом году в Стамбуле я нередко слышал слова сожаления по поводу нашей национальной трагедии. Покаяние зреет медленно. Гроздья гнева поспевают быстро. Жаль, что не наоборот.

Я не столь наивен, чтобы роптать на несправедливость мироустройства. Будь оно справедливым, навряд ли человечество получило гениальные жалобы Шекспира и Сервантеса. Фраза того англичанина о непостоянстве человеческих привязанностей и постоянстве национальных интересов объясняет если не все, то почти все в калейдоскопической смене партнеров на политической арене. Прочее – нелепая попытка законами физики растолковать химические процессы. Так или иначе.

Разговор у нас пошел горячий, друг мой, я бы сказал, местами с ожогами разных степеней. Иной раз в середине фразы осекаюсь: а обертон недовольства Османской империей начала прошлого столетия не будет ли воспринят с обидой туркофилами от Москвы и тем более до самых до окраин? Да вряд ли, вот ведь никому не пришло в голову обвинить Тиграна Петросяна в антисемитизме только за то, что отнял шахматную корону у Михаила Моисеевича Ботвинника. Мы же условились или говорить правду, или класть трубку.

Нынче затеяна великая стирка, и рекламная тетя Ася к ней не имеет никакого отношения. Маленькие люди гибли, не успев стать маленькими большими героями. Гибли тысячами, десятками, сотнями тысяч, миллионами. Геноциды начинаются из локальных этнических чисток, ничего общего не имеющих с самоочищением Этны – выбросом из чрева вулканического гнева не по расовому признаку, а по причине вполне земной, в смысле геологической. Быть может, дружище, самое опасное – это когда оценка народов для внутреннего пользования становится служебной установкой?

"Когда похороненный патруль уйдет и коршуны улетят. Приходит о мертвом взять отчет мудрых гиен отряд. За что он умер и как он жил – это им все равно. Добраться до мяса, костей и жил им надо, пока темно".

Это Киплинг, а перевел Константин Симонов, его родственник по духу. Хорошо получилось, потому что оба верили в восход солнца.

Искренне Иосиф 02.08.2001

[Nazel]

КТО НА СВЕТЕ ВСЕХ СТРАШНЕЕ?

Салам, друг Акрам!

Вот и мы, к вящему удовольствию маргиналов, встали у барьеров.

Но подожди стреляться, дай ответить и не забывай: праведные слова

обладают межконтинентальной убойной силой. А ты все пугаешь,

пугаешь. (Кстати, чем распускать руки, лучше научись в нарды

играть.) Зачем? Ну уродился бы я азербайджанцем, ну не писал бы о

великих, а только об искусстве чаепития, о философии мутамов, о

густом азиатском замесе знойной земли и раскаленного неба... И

еще, наверное, о том, что нефтяное богатство малость развращает

плоть и дух, делая их ленивыми, склонными к сибаритству. Прошу,

не заносись, брат, в желании взбить повыше фельетонную цену -

когда Армения мыла сапоги в трех морях, кое-кто нюхал курдюки

своих овец (это за "мотылька на заднице"). Но все смывают текучие

волны диалектики, и теперь кто даст руку на отрубление, что Гомер

не был вавилонским заложником-армянином, как уверяет Лукиан то ли

в шутку, то ли всерьез, что генерал, сужу по носу, де Голль - не

прямой потомок Николая Васильевича Гоголя? А с тебя магарыч, что

появился на свет не армянином! Кому это надо - печаль в глазах,

горбинка на носу, страдание в сердце. Нет выхода к морю... Да и

вообще нет выхода: география - национальная судьба. Я о географии

физической и экономической. Невольно думается, что в личности

коренится некая, то есть внутренняя, география, называемая иногда

региональным национализмом. Это как раз то, что бухарцы,

допустим, питают неприязнь к андижанцам, забайкальцы - к

москвичам, а нью-йоркцы о техасцах отзываются презрительно:

"пунцоворожие". Ты прав, когда нечего жрать, занимаешься

самоедством... красиво звучит, точнее же сказать - самопожиранием

внутри одного вида. Еще Шекспир невесело заметил в "Макбете":

"...Чем ближе нам По крови человек, тем больше алчет Он нашей

крови".

Не отсюда ли, если презреть классовость и жажду власти,

гражданские войны в США, России, европейских странах? Президент

наш роду карабахского, и все промахи моментально экстраполируются

на выходцев из этого края. Честное слово, я спокоен - пантюркизм

как нечто нездоровое и несбыточное выродится, но память о нем еще

надолго сохранит свою объединяющую роль. Как-то мне дали на

просмотр статью о знаменитом кардиологе Майкле Дебэки - Дибекяне.

В связи с операцией на сердце турецкого премьер-министра Турггута

Озала газета "Миллиет" 2 марта 1987 года писала, что Дебэки -

выходец из семьи ливанских армян и операция - "яркое

свидетельство дружбы турок и армян к нашей общей радости..."

Через день стамбульская газета "Хурриет" констатировала: "Озал -

должник врача-армянина". А первым поведал об армянстве

известнейший тележурналист Мехмет Биранд со слов самого Озала. Ты

думаешь, он хотел сделать приятное армянам? Слушай дальше. Статье

я поставил заголовок "Операция на сердце турка с извлечением

ненависти к армянам". И жестоко ошибся. Представляя печально

пересекающиеся параллели в биографии политических деятелей,

поведаю две схожие истории. Осенью 1916 года посол США в Турции

Моргентау стучался во все двери в надежде спасти чудом уцелевших

во время геноцида армян. Дошла очередь и до немецкого посла в

Османской империи Вангенгейма. Однако и у него он не встретил

поддержку - посол Германии высокопарно ответствовал на просьбу

коллеги: "Я не буду вмешиваться во внутренние дела Турции. Наша

единственная цель - победа". У порядочного человека эти слова

могли вызвать презрение. Такую реакцию Вангенгейм увидел и на

лице американца. И... схватился за сердце. Моргентау едва удержал

его от падения. Ровно через два дня Вангенгейм скончался. Есть

истории, которые повторяются многажды и всегда как трагедии.

Где-то ранней весной 93-го года вышеупомянутый Озал в

среднеазиатской поездке пальцем грозил непокорным армянам, обещая

привести их в чувство. Буквально через день, вернувшись в Анкару,

он приказал долго жить. Подтачивают сердце чрезмерная ненависть и

чрезмерное сострадание. В некотором роде лучшим лекарством от

разных болезней является пофигизм - в таблетках и капсулах, в

виде дошедших до нас фрагментов сочинений Диогена или призывов

гедонистов. Ненависть - из гнезда зла, сострадание - из гнезда

добра. Однажды великий француз стал свидетелем жестокого избиения

юноши и молчаливого наслаждения толпы этим зрелищем. А сам он

страдал: "Откуда это чувство, что человек, которого бьют, - наш

ближний, человек, которого убивают, - брат наш?" Безотносительно

от того, кого и где бьют, кого и где убивают, порядочные люди

солидарны с преследуемыми в Чечне, Иерусалиме, на Балканах, в

Северной Ирландии. За то и ты дорог мне, друг, что учился жить по

азбуке человечности. А Изабель Аджани (мавританка? курдянка?

тюрчанка? "Караван истории" уверяет, что она марокканка) - тема

для скрипки. Мы же с тобой пока то дуем в трубу, то бьем в

барабан.

Сердечно ИОСИФ.

P.S.

В Иране по просьбе верующих Акоп Овнатанян написал портрет

святого Али. "О, таким он являлся к нам во снах!" - воскликнули

заказчики, увидев готовый портрет, и в порыве благодарности

предложили художнику принять магометанство. "Али и мне снился

именно таким, но он не просил меня перейти в его веру", - нашелся

живописец. А Фрунзик действительно улыбается всем.

Кто на свете всех страшнее?

[Nazel]

Наверное, будет президентом

Незнакомец, проходя мимо дома Вартана Оганяна, вздрагивает от странных восклицаний хозяев:

— Путин, веди себя нормально! Ширак, чтоб ты пропал! Берите пример с Жака!

Думаете, разговорчики дурдома? Ну что вы, все это правда, лишь с небольшой натяжкой: близняшкам Жаку и Шираку всего-то месяц от роду, а вот старшему брату Путину — целых полтора года. Семья проходчика тоннеля Арпа — Севан Вартана Оганяна пополнилась двумя сыновьями сразу же после того, как Франция признала геноцид армян. В благодарность чета Оганянов из села Варденик нарекла родившихся Жаком и Шираком. А у Путина, нареченного в день рождения Торником, спустя полтора года стали проступать черты лица российского президента, и его переименовали. В этом смысле череда президентских имен началась с Владимира Владимировича, а французский его коллега только подхватил эстафету, распавшись именем и фамилией на двоих.

Если эта армянская семья намерена сделать традицией нарекать новорожденных звучными президентскими именами, то простор для творчества бесконечен. В запасе Туркменбаши, Гавел, Шредер... Конечно, наиболее перспективен американский президент, в чьем резерве целых три имени для оригинальной армянской семьи: Джордж, Буш и Младший. Но отец «президентов» отрицательно мотает головой: «Точка! Успеть бы троих на ноги поставить...»

И то верно. Что с того, что имя президентское? Надо, чтобы и судьба соответствовала.

[Nazel]

ПАХАНЫ НАЦИИ И ПАЦАНЫ ОТЕЧЕСТВА

В поисках утраченного пахана

Жил некогда в Армении совсем не плохой прозаик, симпатичный малый в молодости — Вано Сирадегян. Впрочем, он и сейчас жив, только в бегах. А если знакомого нет рядом, если он далеко-далеко, скажем, у аргентинских пастухов — гаучо, то разве его отсутствие — не то же, что полное исчезновение?

Этот начинающий писатель любил посиживать в редакционных буфетах за чашечкой кофе или стаканом сухого винца. Рассуждал о том, о сем, острил, на хорошеньких засматривался — нормально. Волна карабахского движения вознесла его на гребень. Он стал министром внутренних дел: раньше Вано интересовал внутренний мир героя, теперь — внутренние делишки антигероев. На этом посту он крупно проштрафился, санкционировав пару убийств, спланировав покушение...

Если хронологически, то, прежде чем окунуть руки в кровь, он стал паханом. Хронологически так вернее, но — психологическая неточность: не сама машина едет. Не сам стал Вано паханом, его сделали паханом тогдашний президент Тер-Петросян и десяток-другой пацанов отечества, безошибочно узнаваемых по какому-то лихорадочно-угодливому блеску в глазах, по не поддающемуся словесному описанию раболепному состоянию души, когда во вдохновенном восторге от личного подхалимажа готов тепло опи€сать собственные колени.

К министру льнули, министра славословили, министра возносили... Министра, но не человека! И этот недурственный прозаик, друживший с бокалом, возомнил себя паханом. Не ходил уже — шествовал, не говорил — изрекал голосом еле слышным, так что собеседник до красноты напрягался, стараясь не упустить ни словечка и удержать подольше в ушах слабый шелест интонации пахана.

Вы думаете, паханов рождает мама? Паханов рождают пацаны. Потому что для пацанвы жизнь без пахана — сплошная безотцовщина.

Экс-министр ВД и экс-мэр Еревана уже год в бегах. Интерпол его разыскивает. А пацанята что же? Да уж точно нашли себе нового пахана, это только чеховская Каштанка безутешно принюхивалась к чужим сапогам в поисках хозяина.

Тут оговоримся, пока не поздно: пацан — он пацан не в силу юного возраста или статуса начинающего негодяя. О нет! Я знаю пацанов с седыми висками, с морщинами вдоль и поперек физиономии, в редчайшие моменты задумчивости чем-то напоминающих восточных ашугов: со страшной концентрацией воли созерцают окрест, будто для того, чтобы потом воспеть струнами души. А на самом деле напряг — от мысли: что бы еще такое сделать, чтобы себе, во-первых, было хорошо, а другому, во-вторых, плохо.

Пацан — не возраст, пацан — не лексика. Пацан — миропонимание, -восприятие, -воззрение. И оно возможно только при единственном условии. О нем — чуть позже.

Пацанята учатся ползти

Подобно тому как короля играет свита, так и пахана играют пацаны. Их подбирают тщательно, точно в пажеский корпус, где столбом стоял основной вопрос — кто чей. Вообще домогающийся роли пахана, принцепса общества, поначалу окружает себя шустротой. Я знаком с журналистами-пацанами, денно и нощно озвучивающими мысли своего вожака. Если бы эти высказывания можно было конвертировать, то в совокупности они сложились бы в старую добрую двушку для телефона-автомата.

А пишущие братья, предающие огласке мнение первого лица, да так, чтобы никто не догадался о настоящем авторстве, стали просто неузнаваемы. Они хамят читателю, полагая, что острят, они говорят раздраженно и тем больше раздражаются, чем больше убеждаются в своей неубедительности. Как же без летописца с холодными наблюдениями чужого ума и чужому сердцу потрафляющими заметами?

Про пажеский корпус вспомнилось не случайно. На должности рекрутируются свои в доску (а что я нового сказал?). Буквально на днях у крытого рынка встретил немолодого соседа, собирающегося в дальний путь.

— А что мне тут делать? Пусть остаются те, у кого спина. — Конечно, «спина» он произнес как бы с прописной буквы.

Даже удивительно: столько памятников на древней земле армянской, однако памятник Спине до сих пор не воздвигнут. Думаете, частям тела не посвящаются монументы? Я сам видел памятник руке в центре Детройта. Рука, сжатая в кулак, — таков скромный памятник чемпиону мира по боксу детройтцу Джо Льюису. В камень воплотили силу плоти и духа. А протекционизм по сей день не увековечен, хотя материал на это дело под ногами валяется — ржавый металл.

Под рукой — длиннющий список дипломатов с расшифровкой против каждой фамилии: кто — чей. Обозначить его впору генеалогическим древом с пышными ответвлениями, шумящей листвой, где едва ли не всякий трепещущий листочек — чадо высокопоставленного чиновника, зять, племянник и еще черт-те кто. Отпочковавшись, эти листочки по осени ранней зрелости слетают с древа познания сладкой жизни, и ветер протекционизма уносит их к тридевятым царствам представлять библейскую страну. И они начинают такое представление, такое представление, что вам и не снилось.

В 1997 году в Ашхабаде армянский и туркменский президенты установили символический камень на том месте, где должно было быть построено посольство. Строили и строили... А когда построили, то первым делом из новостройки завился аппетитный дымок шашлыка. Вы думаете, армянские дипломаты, тоскуя по дыму Отечества, имитировали его (дым)? Почем знать... Но факт: вместо посольского здания теперь в туркменской столице дымит шашлычная. Согласитесь, на Востоке политику открытых дверей легче и проще проводить через шашлычную.

Скандал вокруг этого жареного факта развеялся быстро, как дым. Пошумели, повозмущались, чем-то там оправдывался глава внешнеполитического ведомства, потом прилетел в Ереван посол Арам Григорян и с пылу, с жару стал винить своего дипломатического подельника... А еще верительные грамоты вручал, когда приличествовало бы приятного аппетита желать.

В разное время в разных странах на дипломатическом поприще подвизались помощники тогдашнего президента Левона Тер-Петросяна, бывшего спикера Бабкена Араркцяна, их друзья, друзья их друзей, друзья тех, кто приходится другом их друзьям... И так до бесконечности. Паханат всевластвовал, простирая могучую длань над пацанами. Проблема отцов и детей перетекла в плоскость проблемы паханов и пацанов, где вовсе нет проблем. Точнее, эти проблемы решены тысячелетия назад некогда паханом полдревнего мира, первым царем государства Ахеменидов Киром Великим и владыкой Ассаргадоном, в чьем едином взоре Элам читал свою судьбу и чья речь законом звучала для Египа. Проблема двух «п» (пахано-пацаньи взаимоотношения), представьте себе, с той поры не прогрессировала, хотя и обрастала спецификой текущего момента. Ну, менялся лексический состав («мочить в сортире» — паханий неологизм, новое фразеологическое сращение), но не подходы. Они были и есть гибкие, как и сам статус двух «п», временами переливающийся из второго в первый. Умолкнем, Гоголь говорит, Николай Васильевич, о правителе канцелярии: «Прошу посмотреть на него, когда он сидит среди своих подчиненных, — да просто от страха и слова не выговоришь! гордость и благородство, и уж чего не выражает лицо его? Высматривает орлом, выступает плавно, мерно. Тот же самый орел, как только вышел из комнаты и приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит с бумагами под мышкой, что мочи нет. В обществе и на вечеринке, будь все небольшого чина, Прометей так и останется Прометеем, а чуть немного повыше его, с Прометеем сделается такое превращение, какое и Овидий не выдумает...»

Пацанячий визг без насилия — во всяком случае, видимого — переходит в паханий рык. Или в его имитацию. За примером на сей раз надо ходить далеко, аж в самый Лос-Анджелес, куда недавно перебрался бывший посол Республики Армения в РФ Гагик Шахбазян. Пару лет (с 97-го по 99-й) он изображал, будто представляет национальные интересы в Москве. В действительности этот титулованный сановник, по свидетельству газетных хроник, раздавал и продавал дипломатические карточки, гарантирующие иммунитет тем, у кого иммунодефицит по части статей Уголовного кодекса, дипномера для роскоши и средств передвижения криминальным авторитетам... Пацаны вились вокруг него в кабаках, в долженствующих быть солидными коридорах представительства случались и драки.

И что же — этого, извините, посла взашей прогнали от престола? Нет, наивный читатель: он переехал в Ереван министром сельского хозяйства. Правил, правда, недолго и по-быстрому умотал в Лос-Анджелес, где его ждал роскошный собственный особняк. Там уже отработал паханьи рулады, призывая по местному телевидению не инвестировать в армянскую экономику, ибо деньги непременно будут сворованы. Ереванская пресса негодовала по этому поводу, а по-моему, экс-посол и экс-аграрник прав: кому, как не ему, знать, как прикарманивают финансы. Или мы столь инфантильны, что допускаем исчерпанность казнокрадов и казнокрадства с отъездом одной персоны за океан?

Свеженький пример. Как сообщает независимая ереванская газета, практика продажи дипномеров нашим посольством в России продолжается. На днях в Ереване замечена шикарная иномарка с дипномером, выданным в Москве.

И это вписывается в атрибутику паханов нации и пацанов отечества — иномарки, желательно с тонированными стеклами или с вуалью на заднем и боковых стеклах и «рифмованными» номерами. Хмыри, мнящие себя благородными джентльменами, — лилипуты, выскакивающие из штанов в порыве стать Гулливером. «Чем больше я размышляю о недавнем или давно минувшем, — вздыхает мыслитель античности, — тем больше раскрывается предо мной всегда и во всем суетность дел человеческих». Боже, какими же мелкими пакостями и гнусными делами забита великая дистанция мировой истории!

Дорого мне письмо классика национальной литературы Ованеса Туманяна поэту Аветику Исаакяну (его высоко ценил Блок), жившему тогда в Венеции: «Говоришь, ежели времена подходящие, — скажи, приеду. Для нас таких подходящих времен не было и, быть может, не будет, но ты приезжай. Приедешь, увидишь, что край наш разрушен, народ наш перебит, оставшиеся в живых надломлены, ряды друзей и близких поредели. Увидишь, как много досталось на нашу с тобой долю из этого мирского океана горя, но приезжай».

В скобках

(При уровне грамотности населения Армении в 99% уровень бедности наших граждан составляет 55%, что соответствует примерному уровню бедности населения ряда африканских стран.

Эти данные взяты из годового отчета Программы развития ООН по Армении. Здесь же сообщается, что возраст трети всех безработных в республике ниже 30 лет).

Ползем, не отвлекаясь

Паханы нередко косят под учителя и изображают свои взаимоотношения с пацанами соответственно. Вот стоит перед Матенадараном, хранилищем древних рукописей, памятник создателю армянского письма Маштоцу. На коленях перед ним, Учителем, отрок, Ученик. Конечно, олицетворение высказывания из «Книги притчей Соломоновых»: «Познать мудрость и наставление, понять изречение разума. Юношам дать смышленость...»

А какова, мягко выражаясь, доморощенная мудрость паханов? Держись своих, не подведи клан. Представляете, если крошка-сын придет к такому отцу и спросит: что такое хорошо и что такое плохо? Впрочем, зачем ему задавать простодушные вопросы, когда одного взгляда на телеэкран достаточно, чтобы провести мысленно демаркационную линию между добром и злом. С трибуны Национального собрания частенько вещают депутаты — обладатели кличек. Да, да, кликух! Не тех, что приклеивают озорные одноклассники или дворовая ребятня, а тех кличек, коими нарекают в мире авторитетов, в пространстве, разграфленном не в линеечку, но в суровую клетку. И еще иные избранники электората (уместнее сказать — электорта, ибо голоса куплены за чечевичную похлебку), метящие в президенты, без зазрения совести выходят на публику в окружении пацанвы постарше и паханвы помладше и разговаривают через губу, а если сердятся, то растягивают слова угрожающе. Это они — отцы нации?! Это они — сыны Отечества?!

Петушитесь, черт с вами, но петушитесь на своем навозе.

Ненужное для неучей

Итак, что является питательной почвой для торжества двух «п»? Отсутствие диктатуры права, не работающие законы. Этой общественной болезни поставил диагноз еще Тацит. Он же дал рецепт излечения. Третья книга «Анналов». Короткая и важная цитата: «...Некоторые народы либо сразу, либо после того как им стали в тягость цари, предпочли управляться законами. Сначала, пока души людей были бесхитростными, — и законы были простыми; самые прославленные молвой — это составленные Миносом для критян, Ликургом для спартанцев и более многочисленные и сложные — написанные Солоном для афинян. У нас Ромул повелевал по своему усмотрению; затем Нума связал народ религиозными обрядами и божественным правом... но главным создателем законов, которым должны были подчиняться даже цари, был Сервий Туллий».

Нация без отца — сирота. Страна без закона обречена на поругание паханов и пацанов. Та же участь в краю беззаконий.

Паханы и пацаны прикрываются дураком — это им, им закон не писан. И пока не писан, они родину обдерут, как липку, народ разденут и голым в Африку пустят, покуда честной люд покорно будет чтить десять нравственных заповедей и терпеть во имя Отца, Сына и Святого Духа. У них молитва другая, про себя произносимая и самая кощунственно-сволочная из всех заклинаний: «Во имя Пахана, Пацана и дьявольского духа».

Не молитва, а клятва. Не Ганнибалова, а каннибальская.

Edited April 19, 2008 by Nazel

[Nazel]

Дружище Акрам!

Я бы назвал тебя младшим братом, и это соответствовало бы возрастной субординации и отвечало столь родственной нам восточной традиции. Но я знаю, что это такое, – армяне всю советскую власть ходили в младших (хорошо, не в меньших) братьях... Между тем братом во Христе были на семьсот лет старше русских, ибо крещены раньше. Ты помнишь солдатскую песню Александра Долуханяна? Я перескажу для тех, кто помоложе. Молодцеватого на вид солдатика спрашивают: как тебя зовут? "По–армянски – Ованес, а по–русски – Ваня!" – бодро отвечает рядовой. Доходит черед до грузина, парня зажигательного "по части женских глаз": "По–грузински я – Вано!" – бодро отвечает рядовой.

Пропоем дальше и процитируем побольше, поскольку о русском старшине, который "у нас фактически во всем передовой по части политической, по части боевой". На поставленный вопрос он отвечает степенно: "Я – Иван Иванович, или просто Ваня".

Налицо национальная табель о рангах – рядовой армянин, ефрейтор грузин и старшина Иван Иванович. Может, круг поющих и был бы расширен за счет, допустим, азербайджанца Вагифа, но какое воинское звание ему присвоить? Рядовой уже есть, он как бы навечно, уместно сказать, исторически закреплен за армянами, а выше – это, знаешь ли, конфликт по ту сторону Кавказского хребта.

Анекдот, честное слово. Вообще, сиюминутная целесообразность – не хочу грубого "конъюнктура" – порождает как меньшее зло неловкость и фальшь и как большее – кошмарный результат в социально–этнической сфере.

Вот ты вспоминаешь в письме о разговоре в эчмиадзинском католикосате – исламский фундаментализм, оберегающая нас православная длань Москвы... Я хорошо помню наш полуночный разговор в ереванском отеле и твое недоумение по поводу трактовки болезненных тем. Побоку все это! Ты ведь прекрасно знаешь, что всякими богами державы крупные и средней руки, которые пыжатся выглядеть супер, прикрывают пошлые геополитические аппетиты. Таковыми были Крестовые походы Средних веков, такова и сейчас война с гяурами. Иран обвиняется в исламском фундаментализме, но он ни разу не замечен ни в Чечне, ни в контактах с бен Ладеном. Напротив, замешано другое государство, вполне, представь себе, светское. Помоги разобраться, друг, почему пионеру христианства уютно с таким "фундаментальным" соседом, как Тегеран, но неуютно с Анкарой?

В 88–м я шел по Багдаду, и вдруг на моих глазах мужчина упал на колени. Намаз! Он смотрел на небо и говорил со своим богом – то ли каялся, то ли просил, то ли признавался в верности. А разве христиане молятся иначе? Они тоже обращены лицом к небу. Оно одно на всех. И когда правоверный на багдадской улице устремляет взор наверх, и раб божий где–нибудь в греческих Салониках шепчет молитву, глядя на небеса, не кажется ли тебе, брат, что глаза того и другого встречаются в высокой небесной сфере? Ну не дико ли в одном и том же мудром и счастливом небе искать спасения своей душе, а на земле – пускать друг другу кровь? Получается, что мы – одни, когда возносим очи, и совершенно другие, когда они потуплены долу.

Родина моя первой приняла христианство (полагаю, коньяк был принят несколько раньше как тост во славу Христа и во здравие человека), но разве выслуга лет в этих делах засчитывается? Да и небесная канцелярия – не Всемирный банк. Где–то я вычитал, что в ленинградском доме политкаторжан повидло выдавалось по полкилограмма, цареубийцам – по килограмму. Впрочем, если серьезно, Армения приняла веру христианскую не из корыстных соображений. Какая уж там корысть – бесконечное мытарство.

"Не отдали ли вы радость прошлому? Вы, как годы, убегаете в прошлое". (Стиль твой, замечу в скобках, как иглоукалывание: больно, остро и щекотно, зато целебно.)

Грустно читать. Я тебе прямо скажу: как посмотрю – и в прошлом–то особой радости не было. Самыми праздничными страницами истории древних народов считаются те, которые посвящены военным победам. Тогда новыми территориями прирастали. Ну был у нас период Великой Армении при Тигране Великом "от моря до моря". На колени поставили многих, Иудею осаждали и заполонили сто тысяч евреев и вывезли в страну араратскую – оказывается, евреям было что делать и там, где армяне. Потом пришел Помпей и восстановил статус–кво. Все. Далее – почти сплошная невезуха. К сведению: двенадцать столиц сменила Армения, Ереван – тринадцатая. Мы строили, враги сжигали. Давно живем на белом свете, и масштабы горя соответственные.

Так что, брат мой – друг мой, почти две тыщи лет в ожидании радости. Чего–чего, а уж терпения армянам не занимать. Сие лично меня не очень–то вдохновляет: ожиданиями жили мои предтечи еще до рождения Христова, ожиданиями живу и я. Не страна – зал ожидания.

Горько сознавать, что из самостоятельной главы в античной и средневековой истории мы помаленьку, потихоньку прячемся в сноски, в скобки, в примечания, кои набираются, по–старому выражаясь, нонпарелью, и для их чтения нужны сильно увеличительные стекла. Проще говоря, скоро нас невооруженным глазом и не заметят. Это, конечно, не некролог (понимаю, Акрам, что сильно огорчаю тебя, как–никак половина крови в твоих детях армянская – пусть не лучшая половина, но уж точно прекрасная), однако в этом жанре литаврам и фанфарам нет места.

Армения не одна в своем одиночестве. В стенограмме заседаний государств напротив малых стран стоит короткое слово – "молчание". На самом же деле эти маленькие страны что–то произносят, однако их не слышат.

Как странно, дружище! Одни молчат, а их молчанию внимают с глубоким почтением и страхом, а другие хоть и говорят, да толку–то. Цена им – ремарка "молчание". Пока без "минуты". Жить, стало быть, можно, стало быть, нишкни, Ованес, попридержи язык, и вообще тебя не спрашивают – иначе твоя та минута настанет.

Слушай, это я такой мрачный или же ты разделяешь мои грустные мысли? Скажи, не мнится ли тебе, что географическую карту мира прибили к планете грубыми гвоздями, совершенно не задумываясь, что дырки проделываются в чьей–то маленькой, но глубоко обожаемой родине, и этой родине, и ее обитателям больно. Так же ведь и Христа распяли – на кресте и гвоздями. За Слово... А карту прибивали не разбираючи – мусульманскую ли страну, буддийскую или христианскую пробивают железом. Религия, поверь, ни при чем – пацаны грубые, брат–джан.

Сердечно ИОСИФ, Ереван.

http://www.novayagazeta.ru/data/2001/45/23.html

Edited April 19, 2008 by Nazel

[Pandukht]

Разрез глаз и сердец.

Nazel-jan, ссылка не работает.

[Nazel]

Nazel-jan, ссылка не работает.

http://www.novayagazeta.ru/data/2001/45/23.html

[Nazel]

                Тост обжалованию не подлежит.

 

Отчего-то принято считать, что тост родился на востоке. Или там раньше других начали пить, или народ, утомленный солнцем, склонен к мудрствованиям: веревка - вервие простое. Быть может, причина лежит совершенно в иной плоскости - восточное вино склоняет к беседе неторопливой, к исповедальности, при которой крошечный зазор фортки создает эффект настежь распахнутой двери. Восток - дело тонкое для невосточных людей.

А тост родился на небесах!

"да будет свет... Да будет твердь среди воды..."

Первый распорядитель пира провозгласил их ровно шесть: во имя света, земли, воды, травы, зверья. И - человека.

За каждым тостом следовало деяние. Это потом пошли застольные монологи златоустов и изнуряющая болтовня краснобаев. Гейне сказал бы: за тучными коровами следуют тощие, за тощими - отсутствие мяса.

И все же пир без тостов, без хмельного потока искреннего сознания, что ни говорите, напоминает "соображение на троих" в глухой подворотне, если даже нас не трое, а десятеро и сидим мы за изысканно сервированным банкетным столом. Да потому что всякий акт, за исключением непроизвольного, требует мотивации.

За что пьем, братья? за предков. Встали, пожелали, помянули. За детишек - пусть растут. За женщин - пусть цветут. За сегодня - потому что оно сегодня, а не вчера и не завтра... Помаленьку формируется хорошее нравственное пространство, славное пространство, обставленное звенящими фужерами, густо-красным вином, полным тайных знаков судьбы. И над всем этим сияют глаза подобревших людей.

Ну почему бы не поднять бокал за доброту? вопрос "ты меня уважаешь?" неуместен. Конечно, за хачика вартановича, конечно, за вачика петросовича, конечно, за виктора филипповича, конечно, за егора владимировича... Ах, как же приятно, черт побери, когда тебя уважительно величают по имени-отчеству да еще хвалят, припоминая добрые деяния! разве устоишь?

не-е, не устоять. Чикатило, наверное, стал чикатило потому, что о нем никто ни разу не произнес теплого тоста. И этот подлец сальери мог бы отказаться от черного замысла, скажи ему вольфганг амадей приятный тост об опусах собутыльника. Вон леонид андреев рассказывает про пьяную язву гараську... Вспомните: однажды "городовой бляха ь 20" бергаматов взял да пригласил этого никчемного мозгляка гараську к себе домой разговляться. Хозяюшка встретила радушно:

"- кушайте, кушайте, - потчует марья. - Герасим... Как звать вас по батюшке?

- андреич.

- Кушайте, герасим андреич.

Гараська старается проглотить, давится и, бросив ложку, падает головой на стол... Из груди его вырывается снова тот жалобный и грубый вой...

- Ну чего вы, герасим андреич! перестаньте...

- По отчеству... Как родился, никто по отчеству... Не называл..."

А еще уверяют, что человеку нужен весь земной шар. Нет же, самая малость нужна - чтоб его по отчеству называли.

Вообще история мира и человечества вначале писалась устно. И, догадываюсь, сердцем, за столом, в жанре тоста. Застольный треп - это, знаете ли, тоже фольклор. Уже не говорю о преданиях, эпических песнях... Греческие рапсоды не в вокально-инструментальных ансамблях играли - за столом пели гимн жизни, слагали историю страны, обольщали красотой елены, учили, как делать шашлык, указывали на слабое место ахиллеса... Старейшины племен каким образом внушали другим свой жизненный опыт? ясно, что не в школе передового опыта.

Эпосы - воплощенные на бумаге предания и тосты

без милостивого застольного пожелания любой самый шикарный ресторан не более чем "ветерок", "минутка", привокзальная забегаловка. Душевное слово должно звучать за кружкой или бокалом - тогда другое дело, совсем другой разговор. Я когда-нибудь вернусь в лондон, чтобы произнести там тост. И вот почему.

В прошлом году в лондоне зарубежные соотечественники пригласили меня в паб, где за кружкой пенящегося напитка диккенс сочинял романы.

Что за нация эти англичане! галдеж в пабе стоял невероятный, гремела современная музыка, и ничегошеньки не напоминало о той поре. Кружку я выпил маленькими глотками, настраивая себя на диккенса, словно бы медитацией вызывая дух седой англии в буклях минувшего. Напрасны потуги - паб, несмотря на испещренные цитатами из диккенсовских романов стены, мало чем отличался от портовых итальянских забегаловок и одесских кабачков.

Да, здесь творил чарльз диккенс. За этим грубо сколоченным столом гнал стадо букв ироничный прозаик, они складывались в слова, в строки, выражая этот мир, что по-хмельному бушует рядом и возле, и тот мир, который за окнами, - мир, сотканный из сырого тумана, мир, где медленно движется свинцово-грязная вода широкой реки, мир мокрых набережных, крутых каменных ступенек, ведущих к неласковым волнам и взлетающих наверх, в антресоли аккуратненьких башенок, венчающих особняки. Я уже почти ощущал прерывистое дыхание немолодого прозаика, которого всего обуяло воображение, видел стройных длинноногих англичанок в чистых передничках и слышал циничный шепот докеров и мастеровых людей, зашедших пропустить пинту-другую пивка и согреть душу в разговорах никчемных и полных великого смысла.

Моросил дождь. Спрятав голову в воротник, я поспешил прочь. Напоследок оглянулся и крепко запечатлел в памяти паб - длинное трехэтажное заведение в веселых огнях, мачты кораблей на приколе, холодный железный мост, какие-то карликовые деревья - неуютные, странно остриженные, продрогшие под декабрьским дождем. И уже в машине поймал себя на желании вернуться назад - туда, чтобы усилием воли уловить в какофонии звуков нечто строго-гармоничное, потому прекрасное, диккенсовское. Чтобы произнести тост во славу и во здравие. Если б не было страсти и жажды общения мы захлебнулись бы от внутренних монологов.

Вглядитесь в знакомые холсты - какие разные выражения лиц у любительницы абсента и едоков картофеля! у первой мысль уже созрела, у вторых - только-только. Это не то что один пьет, другой закусывает. Тут иное, тут полет утонченного и оттого грустного ума и брожение мозгов, напряг головы. Разница!

как-то в звездном поселке бюракан на даче председателя правления нашего союза писателей отмечали приезд известного русского поэта. Хозяин поднял тост за него, сказал немало хороших слов, по памяти прочитал пару стихотворных строк гостя. Тот расслабился, потянулся к платку: "человеком себя чувствуешь за кавказским столом..." Каюсь, я еле сдержал циничный смешок - знаю ведь весь тост-банк, набор застольного комплиментария, кружащего голову заезжим гостям.

"Приезжай, - кричит в трубку мой гюмрийский приятель, - давненько друг друга не хвалили!"

пошлый тост - антитост. Великий итальянский шутник джузеппе джусти предостерегал: "так позаботимся, чтоб ни от слова не затошнило нас, ни от спиртного". А в ереване александр гитович воскликнул:

прибавь мне сил и выдумки

для тоста,

которым здесь блеснуть

не так-то просто.

Он не сомневался, что

"на склоне лет

мы сможем вспомнить пир

во всем его

языческом размахе -

свободу,

а не ханжеский трактир,

где втихомолку

пьянствуют монахи".

Как хорошо пил пушкин, как прекрасно озарялся за кувшинчиком вина омар хайям, и что за прелесть анакреонтические стихи! убрана суета мыслей, мелкая дрожь страстишек. Чувство крупное, сочное, живописное. Так и в ярком и мудром тосте - смысл велик, ощущения тонки и прозрачны. И при этом - подтекст ожидания, подтекст прощения грехов и, чтобы не обидно было, - со снисходительной иронией, но без ухмылочки и пучеглазого акцента. Случаются и розыгрыши, безобидные и совсем незлобивые. Не так понял? ничего, тамада поправит. Главное что? любить человека, тогда он тебе все простит.

Лукиан учил гермеса: "...Если бы лишить пирушки этих забав - обмана, шуток, поддразнивания и насмешек, то останется только пьянство, пресыщение и молчание - все вещи мрачные и безрадостные, весьма не подходящие к пирушке". Сочинение называется "прометей, или кавказ". Кавказ тут, хочется верить, не случаен.

Стол с обильным возлиянием и без, как говорили на руси, исполатьи - один разврат плоти и духа. Только - гараська, и ни разу - герасим андреич. Вот сидят хмыри, знай себе давят бутылку куркули - старатели спиртного, самоеды собственной печени... Разуй же глаза, посмотри окрест, скажи тост во здравие сотоварища - тогда ты человек и он человек. При прочих условиях вы - собутыльники... Давайте, чтоб в последний раз так пить, уходя в подпол души. Скучно, право. Лучше уж "ессентуки-16" в жанре назначения врача и во успокоение желудочно- кишечного тракта. (Вспомнил изящный и лаконичный тост милейшего профессора западова на банкете в ресторане гостиницы "националь" по случаю защиты докторской моего научного руководителя. Диссертация была о многонациональной печати, и профессор провозгласил: "предлагаю отныне переименовать гостиницу "националь" в "интернациональ".)

Пауза - тост, тост-осмысление, осознание собственного и чужого "я", себя в окружении и окружения в себе, рождение философии возвышенного и романтического духа. "Скажите, отец владимир, - спросил я давеча настоятеля православной церкви в ереване на приеме в американском посольстве, - как вы относитесь к столу, заставленному батареей бутылок?" "вино не грех, - ответил он словами апостола петра, - пьянство - грех".

...МНожество тостов высказано человечеством, но только один вошел в историю. Это "тост о пуле" оппозиционного французского публициста середины прошлого века феликса пиа. Появился он после убийства "рыжеволосым" принцем пьером бонапартом журналиста- республиканца. В очередную годовщину казни людовика xvi на банкет пригласили феликса пиа, но он отказался, так как скрывался от властей, и прислал "тост о пуле". Ничего подобного нет ни о топоре кромвеля, ни о мече александра невского или давида сасунского, ни о стреле телля и гильотине робеспьера. Траектория полета этого необычного тоста - разящая наповал; перечитывая его, ощущаешь жуткий свист свинца, не имеющий ничего общего со сладкозвучием, скажем, армянских тостов.

"Если твое назначение состоит в том, чтобы убивать, так уж убей еще раз, последний раз, во имя любви к человечеству.

Час настал!..

О, милая пуля! - взывает заочный тамада крамольно- демократического французского стола. - Ты можешь стать жизнью и смертью... Весь мир ждет тебя, надеется только на тебя.

Весь мир! потому что если шествует франция, шествует и весь мир! а стоит ей накрениться - и мир падает".

Террористы подчас становятся сентиментальными, благо жанр тоста к этому весьма располагает. Однако законы стола не позволяют перебивать тамаду.

"Милая пуля, пуля-помощница, подними наш дух! маленькая пуля человечества, освободи нас! каким образом? если ты не догадываешься сама, ты недостойна узнать это: оставайся опозоренной! если ты согласна, не нужно больше слез! от них сыреет порох. Бей прямо в цель! и не промахнись... А если попадешь в цель, не волнуйся, будь спокойна. Двести тысяч человек прокляли твое преступление, но двести миллионов благословят твою славу".

Оказывается, тирана можно расстрелять и словами. А вы все "будем", "будем".

Как же, будете...

 

[Nazel]

ХАЧИК НА ШЕЕ

 

Склонение армянского имени по падежам русской жизни

Земля расползается вширь, уверяют ученые, у нее появилось пузо, и глобус теперь должен быть вовсе не шарообразной формы, а несколько приплюснутый, ближе по форме к тыкве. Насчет тыквы не скажу, что же касается шестой части суши, то она для лиц определенной национальности стала принимать очертания сплошных углов. Не круг, не тыква, но многоугольник — фигура с множеством острых и обидных углов. Ставят туда лицом к стенке неугодных людей и неудобные народы. Забава такая, освященная традицией...

Именительный: кто? что? — ХАЧИК

В прямом переводе с армянского Хачик означает «крестик». Не детские крестики-нолики, а висящий на шее символ веры. В развернутом виде оно звучит как Хачатур — дающий, дарующий крест. В основе имени великого композитора лежит эта семантика, так что Арам Ильич Хачатурян, в чьем маскарадовском вальсе, возможно, кружилась бабушка или матерь скинхедская — от крест дарящих, от осеняющих крестом христианским.

Уместно вспомнить, что в знаменитой книге Джойса «Поминки по Финнегану», написанной как бы на нескольких языках, из армянского взяты два слова, одно из которых «хачкар» — «крест-камень». В вольном переводе на скинхедский — надгробие для Хачика. Тьфу.

Родительный: кого? чего? — ХАЧИКА

Европейские столицы перенаселены выходцами из бывших колоний. Тому объяснения дают политики, социологи, экономисты. Где-то я вычитал о синдроме детства — когда взрослого уже человека обижают, он нередко идет к родителям, бессознательно ища у них защиты. Помнится, лет десять назад знакомый биолог, получивший образование в московском вузе и достаточно долгое время проработавший в российских НИИ, без толку промаявшись в Ереване, махнул рукой: «Поеду-ка в Москву, там мои друзья, там меня поймут». Биолог был армянином, правда, русскоязычным. Он чувствовал белокаменную Москву ближе розовотуфового Еревана. Не тот ли самый синдром — искать защиту там, где привык ее находить? В столице некогда родины, помаленьку, пядь за пядью, заросшей травой забвения родственных отношений.

Конечно, сейчас произносить монологи о нерушимости и зажигать факелы дружбы — все равно что стрелять холостыми в воздух. А тезис о совместно пролитой крови на фронтах вслух произносить — почти пошлость. Вон бритоголовая братва высказалась в том духе, что, дескать, зря немцев не пустили в Сибирь — жидов не осталось бы.

Вообще Великая Отечественная для нерусских, но экс-советских давно уже обрела статус Второй мировой войны. Какая может быть Отечественная без Отечества? Празднование Дня Победы в этом году отразило изменения: речи и телевизионные картинки рисовали историю таким образом, будто с фашизмом расправились одни русские. Выходит, армяне, грузины, узбеки, казахи, азербайджанцы — короче, все остальные были наемниками. Теперь уже вряд ли кто утешит тех же старых армянских солдат — дедов этих самых хачиков.

А на что обижаться-то? Читая под чьим-нибудь некрологом подпись «Группа товарищей», я немедленно впадаю в депрессию. Как же так? Жил человек и за свою жизнь пожал сотни тысяч рук, миллион раз от души улыбался, километры прошествовал в похоронных процессиях, творил добро и, как говорят у нас, бросал в воду, не ожидая воздаяний, лечил чужих детишек, считая их своими, помогал другим строить, отстраиваться, перестраиваться, достраивать, устраиваться, поднимал тосты во здравие — а товарищей всего ничего, группа. Остальные, выходит, враги? Товарищей — группа, врагов — легион? Так?

Именованные числа несут в себе определенную философию. В РФ, говорят, около двух миллионов армян, из коих тысяч восемьсот в столице и примерно столько же на Кубани. И впрямь давненько осели на российских землях сородичи, аж со времен Петра Великого и Екатерины Второй. Эти самодержцы по-всякому поощряли переселение армян на юг не за красивые глаза, конечно: во-первых, трудолюбивы, а во-вторых, живой щит против извечного врага — Османской империи. Начинка бутерброда Россия — Турция.

Отсюда и началась многочастная симфония о единой вере, духовной близости, традиционно прорусской ориентации. Нечто серьезное и общее, разумеется, в наличии имеется, но подсолнух поворачивается к солнцу в хорошую погоду, а в непогоду, в ненастье он обращает взор в другую сторону, необязательно противоположную, может, даже вовнутрь.

Дательный: кому? чему? — ХАЧИКУ

Хачиков, фигурально выражаясь, распинают от Москвы до самых до окраин — в Красноармейске, Новосибирске, Краснодаре. Бить своих стратегических союзников (а у нас — российские базы и военный договор, и не первый день путь к сердцу республики проходит через министерство обороны) из Араратской долины нынче стало ксенофобской попсой. «В Москве быть армянином — как знак опасности, — уверяет председатель правления Московского национального армянского клуба Смбат Караханян. — На дню нам звонят полторы сотни армян, просят помощи, говорят, что их избивают и преследуют. За несколько месяцев произошло шесть убийств, к призывам о помощи милиция глуха и реагирует цинично».

Неужели и вправду товарищей — группа? И это — в России?

Винительный: кого? что? — ХАЧИКА

Они действительно существа нагловатые, нахрапистые, и тут нас самих доставали. Хачик для Хичкока.

Не думаю, что какой-либо народ может превозносить свою шваль. К тому же это бесстыдное племя удачливо, иной раз, быть может, именно в силу своего бесстыдства и неразборчивости в средствах достижения финансовых целей. Прибавьте к этому портрету и визг тормозов джипменов, и вопиющее бескультурье, и весь тот поведенческий спектр, возникающий при внезапной метаморфозе люмпена-неудачника в состоятельную единицу при бабках. Креста нет на подобном Хачике.

Вы что, рехнулись, считая сие чисто армянским явлением? У вас что, мало примеров из страны березового ситца? «Всякая торговля, — делились наблюдениями братья Гонкуры, — превращает человека в мошенника, — законного, если хотите, — но все же мошенника».

Расхожая истина: преступник не имеет национальности. Дурак тоже, поверьте. И Хлестаков безнационален, и Чичиков, и выродок Чикатило, и унтер Пришибеев, и скинхеды, кстати. Да, они не имеют национальности, однако ж имеют, хоть и разную, географическую прописку, но конкретную историческую родину: в одном случае — тюрьма, в другом — жестокое и злое сердце, в третьем — бритая и дурная голова, где резвятся юные черви многообещающего негодяя. А чьё Хачьё? Если уж гастролируют в российских городах — пусть там и найдут свою кару. Порядочный совершенно безразлично относится к тому, кто взял верх в бандитских разборках: русские выдавили чеченцев, армяне перестреляли своих противников — да хоть все наоборот!

Пропади они пропадом. Но когда с железными прутьями, битами… Но когда по заранее составленным по этническому признаку спискам… Но когда в подземном переходе юноше выкалывают глаз только за то, что его отец — армянин… А если бы еще ему передалась еврейская картавость мамы? Без двух остался бы.

В общем-то в нормальных государствах чужих не пускают, а допущенных сажают, если провинился. Чиновники же — что в России, что в Армении — ценят более всего водяные знаки внимания.

Судя по рассказам, милиция в авангарде этого почина. (Хотя какой же это почин! Перечитайте «Былое и думы» Герцена — своих благородных россиян не щадили). Легко догадаться, что движение скин-юнцов повышает курс водяных знаков особого внимания к лицам кавказской национальности. А бычки, бритоголовые иваны, не помнящие родства, громят могильные плиты теперь уже без разбору, бьют азербайджанцев на рынках, пускают в ход дубинки в подмосковных домах армянских семей. А постарше которые, властью облеченные, объявляют войну, грозя Грузии.

Верный признак серьезного нервного расстройства государственного организма — нетерпимость к чужим безотносительно к тому, в гостях они или у себя дома.

Творительный: кем? чем? — ХАЧИКОМ

Короче: криминальным хачикам объяви крестовый поход и тогда хачикизму придет конец? Даже если скинхедов считать молодой гвардией российского общества, малость сомневаюсь, что кремлевские власти наделили штурмовиков полномочиями наносить групповые удары по чужакам. Что за удовольствие уподобляться террористу Агдже, сочинявшему антиармянские стихи, которые не нравились даже турецким полицейским?

В конце концов не нравятся армяне — не смотри цветное телевидение, его изобрел Ованес Адамян, отвернись от холстов Айвазовского, покрой, наконец, матом матушку Суворова — она имела несчастье армянкой родиться; вас раздражают азербайджанцы — ну выключи Муслима Магомаева! И с грузинами не особенно церемонься — эка важность Вахтанг Кикабидзе или Нани Брегвадзе! Да и вообще весь Кавказ, черный-пречерный, смуглый-пресмуглый, нагловатый донельзя, не желающий никак смирить гордыню, произносящий длинные тосты вместо того, чтобы сразу хлопнуть, плеснуть в хайло, как в каменку, резко вскидывающий ноги и руки в танце — асса!

Туда ссылали умниц русских — поэтов, офицеров, необыкновенно совестливых людей. И они прикипали сердцем к этим могучим горам, крепким и работящим их обитателям. Подумать только!

Скажете, утрируем и педалируем не те ноты? Возражать не стану. Но сведение к абсурду связано с тем, что на кремлевском олимпе глухи к политкорректным суждениям, зато чутки к новоязу — гремучему языку плаката (а по вкусу — шашлык из свинства, эти факты, жаренные на кем-то нарочно подлитом масле).

Любо цитировать атамана Кубанского казачьего войска Владимира Громова: «Армяне отличаются живостью, предприимчивостью и активностью в бизнесе в отличие от русских, а на фоне общей бедности обилие армян в торговле и бизнесе воспринимается местным населением отрицательно». А русский промышленник Шустов стоял у истоков армянского коньяка — нормально. А армянские купцы помогали Шаляпину — нормально, ну ясно, нормально… Нет, спрячу-ка поглубже свою ракетницу из советского реквизита.

В длинной-предлинной летописи взаимосвязей двух народов сотворено много чего хорошего. Творительный падеж, пожалуй, работал на полную скорость.

Предложный: о ком? о чем? — о ХАЧИКЕ

Стоны Хачика мало кто всерьез воспринимает. В подмосковном Красноармейске люди в форме опоздали на пару часов: точность — вежливость милиции. Армянское посольство молчало целые сутки. Полагают, растерялись, а по-моему, выполняли установку официального Еревана. Да что там мидовские службисты — президенты держат рот на замке, будто в почетном карауле стоят. И как это удается в сплошь каменной Армении голову зарыть в песок?!

Не мое это иностранное дело упрекать российского президента: он хранил паузу в день геноцида армян — 24 апреля, когда Джордж Буш выражал сожаление; он безмолвствует, нежно глядя на экран, где плачут дети разных народов — о, великий шелковый Путин, молчание его далеко слышно…

Ереванские аналитики прикидывают и так и сяк — то на турецкий фашизм указывают, то глухо намекают на неких желающих перевести стрелки с себя на армян, то видят в этом проделки недругов, встревоженных сложением оси Тегеран — Ереван — Москва. А кто-то высказал вслух соображение, что, дескать, Кремль руками «красноармейцев» желает проучить Ереван за флирт с Западом, переросший в роман. Выражаются эти мнения, заметьте, с превеликим смущением, ибо их авторы — русскоязычные армяне, преданно, постоянно, ни разу и ни на йоту не уклонившиеся от ориентации на север. Что же касается радикальной оппозиции, то она потирает ручки: «Блеф — ваше военное союзничество!»

* * *

Национальная наша совесть великий классик Ованес Туманян отвечал поэту Аветику Исаакяну в Венецию: «Получил твое письмо. Говоришь, ежели времена подходящие, — скажи, приеду.

Не знаю, какие времена ты называешь подходящими, но я говорю тебе:

— Приезжай!

— Приезжай, Аво джан!

Для нас таких подходящих времен не было и, быть может, не будет, но ты приезжай.

Приедешь — увидишь, что край наш разрушен, народ наш перебит, оставшиеся в живых надломлены, ряды друзей и близких поредели. Увидишь, как много досталось на нашу с тобой долю из этого мирского океана горя, но приезжай.

Я знаю, что и там для тебя ничего подходящего нет — ни места, ни времени, ни среды, ни средств.

Наконец, ты, верно, соскучился по нашей земле и воде, по своим родным и друзьям.

…Ну так приезжай, Аво родной».

Грустно, честное слово.

Иосиф ВЕРДИЯН

19.08.2002

[Nazel]

И хлеб приелся, и зрелище постыло.

ИОСИФ ВЕРДИЯН, ЕРЕВАН.

Сегодня Конституционный суд Армении будет рассматривать иск

экс-кандидата в президенты, лидера Народной партии Степана

Демирчяна о признании результатов второго тура президентских

выборов недействительными.

Самое скучное на свете - хлеб без зрелища.

Самое грустное - зрелище без хлеба.

Президентские выборы в Армении - из второй категории, когда в

желудке пустовато, а душа трепещет, как платочек на ветру. От

пикантных лозунгов, громких обещаний, вскинутых в бойцовском раже

кулаков и грозящих суровой карой пальцев. Особенно странно это

видеть и слышать у стен "Матенадарана", хранилища древних

рукописей, в которых мудрость тысячелетий.

Ядро претендентов сложилось сплошь из бывших: экс-министр

иностранных дел, два бывших премьер-министра, мэр Еревана,

советник президента. За некоторыми из бывших тени также бывших -

экс-министр обороны, экс-министр доходов, экс-министр транспорта и

связи... Разница в том, что одни - просто прошедшее время, другие

- давно прошедшее.

Круг со временем сузился до девятки, трое из нее составляли

вполне реальную силу: действующий президент, лидер партии

"Национальное единение" Арташес Гегамян, просто сын бывшего

первого секретаря ЦК КП республики, бывшего спикера Национального

собрания, злодейски убитого во время теракта в 1999-м Карена

Демирчяна - Степан Демирчян. Остальные, похоже, вступили в борьбу,

чтобы себя показать и на других посмотреть. Один из претендентов

набрал всего... 854 голоса.

На финишной прямой Роберт Кочарян победил своего последнего

конкурента Степана Демирчяна с убедительным перевесом голосов:

67,5% против 32,5%. Выборы закончены, забудьте? Как бы не так.

Оппозиция обвиняет власти в подтасовках, грубых нарушениях

демократических процедур и практически ежедневно собирает народное

вече. А теперь спор переместился в зал КС.

Первым поздравил Кочаряна с победой российский президент. Потом

главы Франции, Китая, Ливана, Грузии... А до этого, то есть после

оглашения итогов голосования, наблюдательская миссия СНГ признала

выборы демократичными, легитимными, свободными. С точностью до

наоборот высказались представители ОБСЕ и парламентской ассамблеи

Совета Европы. Есть такая народная примета, которая в последнее

время все чаще находит подтверждение: если СНГ во главе с Россией

- за, то ОБСЕ и ПАСЕ, как правило, против. Армянские выборы не

стали исключением.

Главный критерий: свой - чужой.

Не поверите, но демаркация между Кочаряном и его соперником

проходила по линии Армения - Карабах. Не было у него и какой-либо

вразумительной программы национального развития, да и на митингах

сын большого родителя произносил короткие лозунговые прописи.

Теледебаты между Кочаряном и Демирчяном напоминали игру в одни

ворота, что, в общем-то, было неудивительно: первый как-никак

прошел управленческую школу в экстремальных карабахских условиях.

А второй... С младых ногтей стал директором завода - да и только.

Вообще, Кочаряна обвиняли не столько в том, что клановость

расцвела, что неразборчив в кадрах, а уличали в главном грехе -

карабахском происхождении. Он - пришлый, Демирчян - свой.

С подножия "Матенадарана" звучали голоса: "Ереванцы должны

голосовать за ереванца!" На что газета "Голос Армении" возразила

остроумной статьей, в которой напоминала, что цвет нации

формировался также, если не в основном, за пределами собственно

Армении: Мартирос Сарьян - из ростовских армян, Арам Хачатурян и

Тигран Петросян - из тифлисских, все Маршалы Советского Союза,

адмирал флота Исаков - карабахских корней. До чего дожили! Веками

племена складываются в нации. Обратный процесс протекает очень и

очень быстро.

О голосах - во весь голос.

Итак, по количеству голосов места распределились следующим

образом: за Кочаряна проголосовало свыше миллиона избирателей, за

соперника - чуть больше полумиллиона. Уже после первого раунда

выборов оппозиция забила тревогу - результаты фальсифицируются!

Если уж быть абсолютно точным, то она забила тревогу еще до

выборов. То ли себя страховала от поражения, то ли была

стопроцентно уверена в подтасовках.

После первого тура действующий президент признал, что нарушения

были допущены как в его пользу, так и в пользу оппозиции. "Я

признаю, - сказал он, - что в этом есть и моя вина. Во втором туре

мы не допустим каких-либо нарушений, и гораздо более жестким

образом. Мы не жалуемся по поводу допущенных оппозицией нарушений,

и знаете почему? Если проверить тщательнее на определенных

участках, то получится, что я уже прошел".

Кому - на запад, кому - в другую сторону.

Все пять лет президентства Кочаряну удавалось сочетать в своей

внешней политике баланс интересов России и США. Ласковый теленок

двух маток сосет. Однако за несколько месяцев до выборов в Ереван

зачастили высокие кремлевские гости, в Белокаменную поехал и

армянский президент. Телевизионные кадры, выступления глав

государств не оставляли сомнений: Армения повернулась лицом к

России. А тут еще слабинка проявилась в отношениях США -Турция, и

Буш пригрозил Анкаре признанием конгрессом геноцида армян.

Маленькая площадь еще в древнейшие времена была ареной

соперничества сверхдержав. Она переходила от Рима к Парфии, от

Парфии - к монголам, потом - к Византии, Османской империи... А в

ситуации, когда Грузия льнет к Вашингтону, а Азербайджан, сами

понимаете... В этой сложной ситуации Армения как гвоздь в

американском башмаке. В Араратской долине схлестнулись

геополитические интересы двух великих стран.

На итоги заключительного тура голосования Белый дом среагировал

весьма резко. По мнению ряда обозревателей, представитель

госдепартамента Ричард Баучер своим жестким заявлением дал понять

оппозиции, что Вашингтон с пониманием воспримет "обоснованные

протесты оппозиции". Чем же не мил США избранный президент?

Дело не в личности. За океаном хотели бы видеть у руля двух

конфликтующих стран - Армении и Азербайджана - слабых

руководителей, более уступчивых, податливых внешнему воздействию.

Один из крупных дипломатов, пожелавший остаться неизвестным, в

приватной беседе спрогнозировал, что для соблюдения паритета в

оценках режимов давление США на Армению будет продолжено аж до

самых сентябрьских выборов президента Азербайджана, который, по

определению, уже априорно нелегитимен, поскольку баллотируется на

третий срок, нарушая собственную Конституцию.

Впереди новые схватки.

Если бы выборы выиграл Демирчян, то парламентская победа

досталась бы Кочаряну и поддерживающим его партиям. А теперь...

А теперь митинги, обиженное племя громко протестует, шествует

по улицам, требует, призывает...

С таким политическим вдохновением оппозиция придет к выборам в

Национальное собрание, которые пройдут в конце мая. В случае ее

заметного успеха импичмента Кочаряну не миновать. Период бури и

натиска вступает в решающую фазу. Оппозиция перестроится, кто-то

отойдет, примкнут новые. Вне всякого сомнения, изменения

произойдут и в пропрезидентской конфигурации сил. Все эти

передислокации тяжело отражаются на общественном организме -

ссоры, потасовки, взаимные оскорбления, угрозы, митинговый ор. Нас

так мало, что даже и не знаем, как разделиться по разные стороны

баррикад. А баррикады-то сложены из пустых бочек злословия,

неверия, огульных обвинений. А вот за пазухой - настоящие

булыжники. Увесистые. Зримые.

Вспомним армянское присловье: у медведя семь песен, и все они о

груше. Так что дистанция до новых схваток будет отмечена яростной

борьбой. И вряд ли стоит оппонентам сделать ручкой: вы самое

слабое звено, прощайте! Вернее будет сказать: до встречи на

крутизне парламентских троп.

Edited April 20, 2008 by Nazel

[Nazel]

"И хлеб приелся, и зрелище постыло."

Такое ощущение,что ничего не меняется.

[Nazel]

                             Седые невесты.

 

В мире пышных монументов, возвышенных, как монологи трагедийных

героев, этот памятник - скромное молчание невест в восточном доме.

А оно так и есть: камень этот с тремя длиннокосыми девушками стоит

в Араратской долине и посвящен невестам, чьи женихи не вернулись с

Великой Отечественной. Застыли в базальте три скорбные фигуры, три

упрека проклятой войне. Три обиды на жизнь, отнявшую у них любовь.

Такое тихое, камерное воплощение великой темы - без панорамы

сражений, суровых и мужественных образов. Одна неизбывная грусть.

Пять лет село Далар, у околицы которого обессмертили красавиц

невестушек, ждало своих парней. И каждый год виноградари зарывали

в землю глиняный карас с вином нового урожая - солдатскую долю.

Приговаривали: вернутся ребята - откопаем и попируем на славу.

Ушли в землю карасы сорок первого - памятного, сорок второго -

рокового, сорок третьего - сталинградского, сорок четвертого -

предпобедного. Там вино бродило. Наливалось силы и крепости. А

солдатские невестушки счастливо рдели от думы, что хмельной поток

весело зальет свадебный стол.

И вот раскопали к весне виноградные лозы, ветки зазеленели, и

пришла радостная весть о победе, и составы пошли с запада на

восток - домой. Загуляло армянское село. Гуляло кряду семь дней и

семь ночей. Барабанщики отбили руки, щеки зурначей лопались от

напряжения. Народ валил на улицу и плясал там, и пел, и даже

древние старухи стягивали с головы темные платки, и, размахивая

ими, входили в круг, и клали руки на плечи мужчин, и немного

стыдливо и с неизъяснимым достоинством вспоминали пленительные

танцы своей молодости. Нет, не разучились они веселиться, но

научились прятать горе и надеяться. На то, что муж выйдет из

окружения - и не из такого окружения выходил; что сын, без вести

пропавший, непременно найдется - не из тех, чтоб вот просто так

запропаститься; что "погиб смертью храбрых" еще не значит погиб,

ибо не может погибнуть человек, если сам того не захочет.

А выходили на околицу часам этак к семи вечера, когда небо

начинало смуглеть. К моменту подъезжал автобус из райцентра -

"союзтранс" - и привозил пассажиров с тбилисского поезда. Расчет

был прост: с фронта возвращались преимущественно поездом из

Тбилиси, затем садились на автобус до Арташата, отсюда уже

упрашивали шофера подбросить до Далара. Случалось, победители не

дожидались рейсового автобуса и кто на полуторке, кто на

"студебекерах" добирались до села, где на въезде, у мркаванских

виноградников, разрывались зурначи и багрово краснела кожа на

сухих ладонях барабанщиков.

Семьдесят один даларец вернулся с того похода, семьдесят второй

прислал письмецо, где упоминались "Таганрог" и "Нина", и сельчане

поняли, что парень влюбился и остался в России: ну что ж, будет к

кому в гости ехать. А семьдесят третьего вообще не было. Семьдесят

третий погиб - лежит рядом с подбитым танком, или разбился в

горящем самолете, или скошен вражеской очередью. Не вернулся и

семьдесят четвертый, и пятый, и шестой, и седьмой, и восьмой, и

девятый, так же как не вернулись сто тридцать четыре молодцеватых

парня и крепких мужчин, которых, проводив летом 41-го,

недосчитались весной 45-го.

Гигантские глиняные карасы, до краев наполненные вином,

заговорили торжественными тостами, запели песнями гор и долин,

заголосили плачем матерей и вдов. Карасы же, истомившиеся в

ожидании хозяина, молчали. Содержимое "перерезвилось",

перебродило, переволновалось и налилось гневной скорбью. Эти

карасы остались захороненными в саду и унесли в землю горе, чтобы

помнила она, не забыла.

Три девушки по имени Карине, Заруи и Гаяне, как три цветка

Араратской долины, клонились под ветром печальных военных сводок и

вытягивались под солнцем побед. Они ждали суженых с фронта,

приберегая для ненаглядных и платки цветастые, точно поле

весеннее, и платье нарядное. Вместе шли по воду, неся на плече

кувшины. Тут, у родника, в простые слова нареченных вкладывали

великий смысл.

- Он никогда не называл меня "любимая", он любил повторять

"джана", - говорила Карине.

- А мне он сказал однажды: у тебя глаза такие большие и

лучистые, что распахни - в темноте книжку прочту, - смеялась Заруи.

- А мой все молчал, - вздыхала Гаяне. - И чего он молчал?

Небритые старики разгибали спины и подолгу смотрели вслед

невестушкам: "Хороша девка для моего сына!". А старухи и вовсе не

таились: повстречав у родника, они пускались в длинные разговоры,

по-свекровьи учили-поучали и наказывали ждать нареченных. Будто

могли и не ждать.

А деревня потихоньку отходила, но все еще не вернулись ни

семьдесят третий, ни четвертый, ни пятый...

Совершало солнце свой вечный круговорот. Густел лес. Парилась

земля. Дул ветер.

А три невесты, три пленительных созданья Араратской долины по

вечерам сходились у родника, припоминали жениховы обещания и

клятвы. И ждали, ждали, ждали женихов с фронта.

Село уже справляло чужие свадьбы. Весело надували щеки зурначи,

сухие ладони барабанщика трескались от звонких и гулких ударов. А

три чудо-цветка прекрасной долины, три стройных тополя армянской

земли, три неутешные ивы в ожидании сплетали-расплетали пышные

косы.

И однажды, как всегда, пошли девушки к роднику - да так и

застыли. Окаменели в памятнике. Журчит струя, стекая в базальтовый

треугольник.

Я поклонился этому памятнику зимой. Красивые косы были

припорошены снегом. Седые невесты. Но внезапно налетел ветер и

смахнул пушистый снег со скорбных фигур.

И словно бы три девушки у родника ожили и по-прежнему с

надеждой глядят на дорогу. Ждут.

Edited April 20, 2008 by Nazel

[Nazel]

Может,я излишне сентиментальна,но от "Седых невест" мороз по коже...и слезы...